Текст книги "Обернись! (СИ)"

Автор книги: Аноним Drewet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Drewet
Обернись!

Медленно падают холодные капли,

Строя озерца чёрной воды.

Клекот и цокот встревоженной цапли

Рвут на клочки серые космы...

День не предвещал чего-либо сверхъестественного, был обычен сверх меры и оттого скучен чрез веру. В шесть часов зазвенел будильник, насильно выдирая из пленительного и притягательного царства Морфея моих родителей. Проснулся и я, в очередной раз пострадав от своей чуткости и необъяснимой мнительности, к молчаливому моему удивлению, не раз спасавшей меня от попадания в неловкие ситуации, но вместе с тем, всё же больше доставлявшей мне беспокойств и нервных переживаний.

С трудом разлепив глаза, а затем включив телефон, я подслеповато попытался разглядеть цифры на маленьком экране. Когда же взгляд таки поймал ускользающее от меня время, я не мог не выпустить страдальческий вздох, ибо харю потоптать я мог бы ещё несколько часов, но увы и ах, этого не удастся. Заснуть мне уже не получится, как бы я ни старался, и какие бы силы не прикладывал, всё напрасно, как впрочем и всегда. Я привык, но приятного в этом, несмотря на многочисленные поиски и сеансы самокопания, найти не могу.

Пришлось вставать и идти в ванную, пока она ещё не занята. Мои родители отличаются в некоторой степени леностью и медлительностью, потому я уверен, что не раньше чем через 20 минут, они только спустятся вниз. Всё имеет привычку повторятся, и этот день, к моему глубочайшему сожалению, не обещает быть иным.

Прохладный душ принёс некоторую нотку облегчения и живости. Красные от недосыпа глаза слегка убавили в угрожающем колере, и теперь уже не могли вызвать панику у моих сердобольных родителей, но отделаться от расспросов мне, по всей видимости, не удастся.

Ещё раз умывшись и вымученно посмотрев в своё зеркальное отражение, и не найдя там чего-либо обнадеживающего, тихо вышел из ванной. И вовремя. По деревянным порожкам спускались родители, вяло переговариваясь и шушукаясь о всяких мелочах. Я поспешил скрыться в своей комнате, не горя особым желанием выслушивать причитания о моем неправильном образе жизни. Честное слово, я их понимаю, но раздражаться от этого я не перестану. Не люблю, когда мне указывают или акцентируют внимание на совершенных мной ошибках.

Прошло минут двадцать, пока мои родители совершали утренний моцион и готовили завтрак, и за это время я успел докончить брошенную вчера работу. Маленькая слоновая фигурка из дерева теперь гордо украшала моё мини Индийское ристалище. Осталось сделать самое главное и можно будет сполна насладится результатом долголетней работы. Но с рыцарем Эпиусом мне придётся повозиться, он должен получится не просто великолепным, живым. Живым он должен предстать перед своими врагами, будь то человеки, или твари какие, он обязан быть непоколебимым и внушительным. Нужно посетить школьную библиотеку...

Стук в дверь прервал ход моих мыслей. И дождавшись моего разрешения, в комнату вошла мама.

– Доброе утро, сынок. Пойдём кушать.

– Хорошо, мам. Сейчас спущусь.– не отрываясь от просмотра журнала, сказал я. Развернувшись, мама покинула мою комнату, тряхнув напоследок своими каштанными вихрями. Волосы у моей мамы были самыми что ни на есть роскошными. Как мне рассказал папа по секрету, первое, за что он полюбил мою маму, так это за её роскошное великолепие. И уже затем начал где отмычкой, а где словом ласковым открывать потаенные дверцы в нежном девичьем сердце. Мой отец такой романтик.

Захлопнув журнал с огромным печатным заголовком на пол лицевой страницы " Юный мастер на все руки" и надев мягкие тапочки, спустился вниз. Дом наш был двухэтажным с просторным, но запустелым чердаком, где за долгое время успело скопиться много всякого хлама. Я любил проводить там время, изредка отыскивая действительно интересные вещи, такие, например, как целехонький набор резаков по дереву, нашедший новое пристанище у меня в комнате и теперь используемый мной по назначению, и старенький, исцарапанный телескоп, редко применяемый мной из-за некоторых технических неполадок, вполне решаемых, но руки у меня так до этого и не доходят. Найденый мной набор пленил меня с потрохами, намертво завладев всем моим вниманием, из-за чего зачастую возникали проблемы и с учёбой, и с родителями, находившихся не в восторге от моей пылкой любви к всего лишь хобби. Споры и ссоры возникали чуть ли не на пустом месте, но всегда камнем преткновения был и есть мой любимый набор.

Так вот, дом. Жили мы в небольшом загородном коттедже, оставленном нам родителями моей мамы. Раньше этот дом принадлежал одной богатой фамилии, с глубокой, можно даже сказать, древней историей и просторным шкафом, полным скелетами. От всего рода остались рожки на ножки, то бишь наша семья и покинувшие задолго до моего рождения родовое имение родственники. Отношения у нас с ними не сахар, сразу после одного неприятного случая, когда на похороны бабушки и дедушки никто из родственников, акроме нас, не явился, несмотря на то, что каждый был проинформирован и даже обещал быть. Все последовавшие звонки игнорировались, а отношения и без того прохладные в одночасье стали ледяными. Хотели бы, приехали не спрашивая разрешения; и на 9, и на 40 день почтить память предков и проводить их в дальний путь пришли только мы, дочь, зять и внук.

Ступив на кухню, наткнулся взглядом на читающего газету отца. Чуть ли не полностью скрылся он за информационным полотном, и лишь кисти рук, да чёрная макушка были видны. На столе стояла яичница-глазунья и моя любимая кружка с моим именем, сейчас наполненная горячим кофе, о чем свидетельствуют клубы горячего пара, танцующие над чёрной поверхностью. Я уселся за стол и приступил к завтраку. Вскоре мама присоединилась к нам и кухню наполнили привычные звуки застолья. Стоило маме присесть, как отец свернул газету и отложил её в сторону. И первое, на что он обратил взгляд, так это на мои покрасневшие от недосыпа глаза. Реакция последовала незамедлительно, поджав тонкие губы он строго спросил меня:

– Опять до полночи сидел?!

– До часу всего, надо было доделать работу. – больше вопросов не последовало и все наконец занялись должным делом, приступили к завтраку. Я вяло ковырялся в яичнице, не в силах заставить себя засунуть в себя ещё один кусочек. Нет, готовка мамы была самой что ни на есть превосходной, всегда вкусной и до одури волшебно пахнущей, но изменить себе я не могу при все своём желании. Проблема лежит там откуда не ждали, каждый завтрак мой желудок бунтует, и любую пищу принимает с изрядной долей нехотения. И вскоре я уверился, что мой желудок просыпается только к обеду, а ближе к ночи начинает вести разгульный образ жизни, донимая меня позывами и завываниями.

Докончив завтрак и поблагодарив родителей, я отправился к себе, наверх, готовиться к школе. К слову, к ней у меня было своё отношение, и не сказать, что приятное. В школу я ходил чисто для галочки, по большей части, чтобы не расстраивать родителей. До сих пор дрожью и болью в ягодицах отдаются воспоминания о прогулянных уроках. Теперь я стараюсь если и прогуливать, то в меру и осторожно, чтобы моих родителей не оповещали и, следовательно, не снискать себе затем их недовольство.

Такое странное отношение к школе сложилось во многом благодаря скуки, которую я испытываю стоит мне ступить в эти своды детского хаоса. Разговоры одноклассников на тему компьютерных игр, шушуканья о прелестях наших представительниц, восторженные и яростные споры о спортивных матчах, беседы о всяких повседневных мелочах – всё это меня никогда не привлекало, как бы странно это ни показалось. Причиной тому может быть моё домашнее воспитание и образование вплоть до 14 лет, когда умерли бабушка и дедушка, и мне пришлось пойти в школу. Ожидания на интересное времяпровождение не оправдались.

Конечно мои родители не могли не воспрепятствовать решению старшего поколения на тему моего будущего, но получили отворот-поворот и наказ не пускать меня в, по их мнению, "дешевое коммерческое заведение с неясными целями, прикрытием которых служат невинные детские души". И должен сказать, я нисколько не пожалел тем, что за меня взялись бабушка и дедушка, лишив меня казалось бы традиционно привычной детской жизни. На самом деле, время, проведённое под указкой бабушки и кнутом дедушки было весьма интересным и полным на самые яркие моменты и запоминающиеся события. Я научился многому, школьная программа прошла легко и незаметно, благодаря превосходному учительскому таланту моих предков, всегда представлявшие занятие с интересным сопровождением и наглядным примером из практики. Я же, в свою очередь, был, я на это надеюсь, хорошим слушателем с отличной памятью, и талдычить мне одно и то же моим учителям не приходилось.

Потому неудивительно, что я всеми силами, правдами и кривдами пытаюсь сократить время моего там, в школе, пребывания. Мир школьный и весь остальной, куда входит всё не касающееся его, имеют для меня чёткую и жёсткую границу, единственным связующим звеном между которыми являются уроки. Воспоминания о школьных днях несмотря на мою отличную память не остаются у меня в памяти, по-просту слившись в один день, когда-то начавшийся и длившийся по сей миг.

Мои странности безусловно не понравились моим одноклассникам, и нередко я ловил на себе их взгляды, зачастую полные некоего презрения и какой-то жалости, будто я неизлечимо болен, аль чумной какой. Они пытались привить меня в своё общество, иногда и с применением силы, но всегда получали по мягким местам, и вскоре остановились на мысли, что меня лучше не трогать, а ещё лучше обходить по широкой дуге, едва увидев.

Мне на такое их поведение было плевать с высокой колокольни. Я всегда знал, чем себя занять и как скоротать время, и глупые детишки мне были не нужны от слова совсем. Я пытался отыскать в этом заведении интересных личностей, с кем можно было живо поговорить на интересующие нас темы, но таковых увы не находилось, все чаще попадались затянутые по уши в детские, нормированные дебри самородки, ни в какую не желающие совершенствоваться, всё больше и больше проводящие время в кругу тупеющих от вседозволенности и обилия игрушек детей.

Я скучаю по бабушке и дедушки, по нашим занятиям и живым беседам, изредка заканчивающихся отбитой до румяности и налитости задницы скорой на расправу бабушкой, не любящей когда с ней препираются и уж тем более оговариваются. По урокам конной езды с дедушкой, нашим бодрым скачкам по цветущей и немного забытой аллеи, ведущей в наш заповедник, где были собраны редкие виды животных и птиц, и не спрашивайте, как это удалось осуществить нашей семье, легче спать будет. На самом деле я и сам не знаю, но сколько бы я ни пытался, эта тайна ушла в могилу вместе с бабушкой и дедушкой, а родители, как бы странно это не звучало, не были проинформированы, да и по сути дела никогда этим не задумывались. Это мне всё неймёт и колет от любопытства в одном месте.

Одевшись и собрав все вещи в портфель, я спустился вниз. Отец уже был в прихожей и прощался с матерью. Ждали только меня.

Быстро зашнуровав кроссовки и выискав в зеркало выбивающихся из образа деталей, поспешил на выход, где меня терпеливо дожидался отец. Он всегда подвозил меня до школы, даже если до первого звонка было ещё несколько часов. Я просто любил сидеть один в скверике недалёко от школы и читать что-нибудь интересное, время за сим пролетало незаметно. Сегодняшний день исключением не является, до начала уроков есть ещё час и я планирую провести его за чтением руководства по созданию деревянных кукол. Пора переходить на что-нибудь серьёзное, в моих планах создать мини кукольный театр и пойти зарабатывать на площадь, давая карманные представления. Уверен отбоя от клиентов у меня не будет, потому что похожего дела я нигде у нас в городе не увидел, даже на сходках лавочников во время больших праздников.

– Я заберу тебя в три часа. – сказал отец, подъехав к школьным воротам. За всё время езды мы обмолвились всего парой слов, отчего и он и я испытывали некоторое чувство неловкости. Отец переживает, что не может найти общих тем для разговора, потому что почти не интересуется жизнью и интересами сына, мне же немного обидно, что он не поддерживает мои начинания, хотя бы в мыслях и взгляде. Только мама меня понимает и всегда интересуется, как продвигаются мои успехи. Это не может радовать.

Попрощавшись с отцом, я отправился в сквер, чтобы примоститься там на моей любимой лавочке. Но сегодня, по всей видимости, судьба подготовила мне сюрприз, ибо моя лавочка была уже занята, и это то в такую несусветную рань! На моей памяти такого ещё не случалось.

Под накренившейся веткой липы сидел пожилой мужчина и кормил гулькающих перед ним голубей. В левое бедро ему упиралось навершие трости в виде искусно вырезанного румяного яблочка. На голове мужчины покоилась шляпа-котелок, не часто встречаемая в наши дни на улицах и даже в магазинах, разве что в качестве детали костюмированного инвентаря для театральных представлений. На мясистых губах старика играла лёгкая, отеческая улыбка, часто играющая на устах отцов, приглядывающих за своими шалопаями.

Я уже хотел присесть на другой лавочке, как старик поднял голову и посмотрел на меня из под пол своей шляпы, и я словно заворожённый пошёл в его сторону, в конце концов присев на своей же лавке неподалёку от незнакомца. Мне было неловко и даже немного страшно, от осознания того факта, что своим телом я в тот момент не управлял. Мне хотелось сбежать, но двигаться я не мог, единственное, что мне было доступно, так это трястись и дрожать словно какой-то испуганный и зашуганный нюня, мне стало противно от самого себя за такую реакцию.

– Интересуетесь работами по дереву, молодой человек? – голос незнакомца отдавал некоторой ноток слащавости и наигранности. Мне ничего не оставалось, кроме как кивнуть, опустив голову как можно ниже, чтобы этот старик не видел мои испуганные глаза.

– Похвально, мало кто в вашем возрасте и поколении интересуется такого рода вещами, всё стрелялки, да дёрганье девочек за косички. Очень интересно, молодой человек. Вы чем то напоминаете мне мою внученьку, таким же усердием и исключительностью... – голос старика скатился в мечтательные дебри, но не надолго, уже вскоре он вернул себе и тон и манеру.

– А что вы всё молчите и молчите, юноша? Ах да, запамятовал. – то, что сковывало меня и мой язык, расслабило поводья и я не мог не упустить возможность вздохнуть свободно. Сердце билось как сумасшедшее, брасами разгоняя кровь по телу, но даже не смотря на это, уверен вид я имел бледный и до ужаса жалкий. Мысли о личности старика всё чаще и чаще начали скатываться к утверждению, что я умудрился нарваться на маньяка, да маньяка необычного, а самого что ни на есть искушённого в гипнозе и тому подобной полунаучной дребедени. От осознания своей участи и дальнейших нерадушных перспектив, душа моя не преминула упасть в пятки и сжаться в побитый и жалостливый комочек.

– Что вы хотите? – смог таки вымолвить я сквозь дрожащие губы. Убежать не выйдет, я всё ещё чувствую лёгкую скованность. А ведь день не предвещал чего-либо сверхъестественного, и он пока стоит на своём.

– Не волнуйтесь так, молодой человек. Я всего лишь хотел пригласить вас к себе, погостить некоторое время. Уверен, узнай вы, что вас ожидает, вы мигом позабудете о страхе и даже изъявите желание задержаться.

– Не думаю...

– Я всё таки настаиваю. – с кряхтеньем встав со скамьи, мужчина повернутся полубоком ко мне и протянул в приглашающем жесте руку. Его глаза странно поблескивали из под полы шляпы. Все инстинкты кричали мне не касаться его руки, но тело и не думало слушаться, безвольно прикоснувшись пальцами большой и шероховатой ладони. То, что произошло дальше, навсегда останется у меня в памяти. Почти все звуки исчезли, кроме стука моего сердца, сейчас медленного, словно в замедленной съёмке, по необъяснимым причинам. Мир лишился всех красок, погрузившись в непроглядную тьму, исчезла гравитация, пропало всё, что связывало меня с миром, единственное, что осталось неизменным, так это держащая меня ладонь, и притащившая меня сюда и тем не менее не позволявшая раствориться в этом месте без остатка. Это длилось всего миг, но я успел ужаснуться, проститься с жизнью, помолиться и чуть ли не уверовать. Однако и эта пытка закончилась, вернув меня в привычный, красочный и многогранный мир, правда место, где я очнулся, сквер совершенно не напоминало.

Лесная тропинка, теряющаяся меж деревьев. Я первей почувствовал, нежели увидел её. Осознал я себя сидящим на притоптанной траве, окружённый многовековыми деревьями с толстыми стволами, которые не иначе как только обойдя, измерить и осознать не получиться. Привычные лесной, дикой жизни звуки окружили и затопили меня, унося сознание в далекие и волшебные дали. Если бы. Много времени, чтобы вернуться к мысли о произошедшем, мне не понадобилось. Панически крутя головой, я встал с мягкой подстилки и начал искать того, кто меня сюда прихватил. Но ни единого намёка на присутствие мужчины я не смог обнаружить.

Место, где я очутился было поистине волшебным и редким, потому что такую красоту и естество в нашем городе, за городом и вообще в области чтобы увидеть, нужно поймать за хвост удачу и приложить немалые средства, и то не факт, что такое место действительно имеет быть. Но как бы ни была приятна и пленительно очаровывающее красота здешних мест, я не мог не забеспокоиться вопросами: что? как? и почему? И ответы по всей видимости мне придётся искать самому, вряд ли их принесут на блюдечке с голубой каемочкой.

Кое-как успокоившись и взяв себя в руки, я отправился туда, куда и всегда, вперёд, по ветвящейся меж деревьев тропинке. По примятой траве можно было понять, сколько человек прошло по ней, или же сколько по времени её использовали, хотя бы приблизительно. На ' дворе' во всю пахла весна, не смотря на то, что исчез я ровно тогда, когда листья на деревьях начинают желтеть и опадать. Строить догадки не вижу смысла, лишний раз наводить панику и отстреливать пачками нервные клетки. Прошлый встряс оказал большое влияние на меня, никогда бы не подумал, что могу расплакаться как девчонка при малейшей угрозы жизни, здоровью и психологическому состоянию. Конечно, оказаться в мерзких лапах маньяка может считаться оправданием, но мне от этого не легче. Увидь дедушка, в каком я был состоянии, и недели две мне было не сидеть на стуле и любой твёрдой поверхности из-за обширно отбытой задницы. И хорошо, что дед этого не видел, от стыда я бы провалился сквозь землю, так и не дав ему провести воспитательный урок.

А лес тем временем не спешил давать мне надежд на скорый выход, наоборот, становился всё темней и темней, до такой степени, что уже через десять метров видеть кроме сгущенной тьмы, было абсолютно нечего. Я уже начал чувствовать, как что-то неуловимое накидывает на меня свои сети, затылок закололо и по спине пробежал табун мурашек, заставив передернутся и скривиться. Я развернулся на подступах к, по всей видимости, очень не гостеприимному месту, и побежал в обратную сторону, кожей ощущая, как что-то противное и склизкое гладит по ней. Храбрись– не храбрись, а когда встречаешь что-то противоестественное, и до жути страшное будешь если не мочиться в штанишки, то уж обильно потеть само собой разумеется.

Так быстро бегать мне ещё не доводилось, даже когда дедушка натравил на меня своих собак, не разглядев меня в темноте и подумав, что я вор, крадущийся за наживой. Богу слава, что я успел спрятаться в сарае, прежде чем Граф вцепился бы мне в ногу. В тот вечер почти все отделались испугом, за исключением самого Графа, получившим по голове деревянной дверью. Столько укора я не видел пожалуй и во взгляде бабушки, когда опрокинул свадебный торт моих родителей. Да, я не могу не косячить, и ладно бы это, но всегда, когда я совершаю проступок, я делаю это 'вовремя и к месту', получая в последствии взгляды полные поражения и недоумения.

Тяжёлое дыхание рвётся сквозь зубы, лёгкие дрожат от напряжения. Уверен, я уже давно пробежал место своей посадки, но ощущение неправильности и щекотки в затылке всё ещё остаётся со мной, хоть и накал немного спал. Через десяток метров тропинка вильнула и врезалась в светлый, пустынный провал.

Наконец выход из этого леса показал себя во всей долгожданной красе, раскрывши широкие объятья. Радость наполнила меня до краев, на миг заглушив привычную за врем бега щекотку, даже боль в ушах из-за долгого бега немного притупилась. Десять, пять метров и наконец таки солнечные лучи беспрепятственно и лаского коснулись меня, напрочь отгоняя былые и ноющие переживания. Я не мог не улыбнуться.

– Как сказал небезызвестный ' Царь': Лепота!

А мир всё не перестаёт меня удивлять, с какой-то мстительной радостью подкидывая всё новые и новые открытия, посылая пламенные, полные ненавистной любви приветы. Лесная тропинка вывела меня в посеянное неизвестной культурой поле, простирающееся вдаль без следа и намёка на край. Ветер весело прогуливался меж невысоких растений, качая их из стороны в сторону, изредка переусердствуюя и в результате получая развеянных по ветру семян, что, впрочем, является обычным этапом в экосистеме, и надломанных стебельков десятков, а то и сотен мирно цветущих растений. Жизнь здесь буквально цветёт и пахнет, прям таки райский уголочек без следа цивилизации. Но стоило схлынуть эйфории от удачного выхода из опасного положения, как, не взирая на открытое пространство, имеющее гораздо больше преимуществ для одинокого путника, нежели узкая лесная тропинка, вытоптанная неизвестно кем, да к тому же ведущая в неизвестные и до жути опасные дебри. Здесь хоть появляется возможность застань опасность воочию, конечно, при условии, что она материальная, а не иллюзорная, бывшая таковой в лесу. Неизвестность пугает и вводит сумятицу в сознание и лишает большинства вариантов на спасение.

Я решил не спешить и подумать, куда сделать шаг: идти вперёд, по рыхлой, вспаханной почве неизвестно сколько времени, ибо куда ни кинь взгляд всюду простирается цветущая и плодоносящая плантация, без малейшего инородного пятнышка; вдоль кромки леса, в надежде выйти на людей, или же обратно, по проторённой чьими-то ножками тропе, напрямик к жаждущей и ждущей с распростертыми объятиями опасности. Вариантов немного, и все они насыщены изрядной долей риска и безосновательной надеждой.

Воротаться назад я посчитал самым проигрышным вариантом, оставалось всего два и... не люблю двойственность.

:: :: ::