Текст книги "Сила мысли, её контроль и культура"

Автор книги: Анни Безант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава седьмая

СОСРЕДОТОЧЕНИЕ

Немногому приходится уделять ученику, приступившему к тренировке своего ума, столько сил, как сосредоточению. В ранние периоды деятельности ума прогресс зависит от степени его подвижности, живости, восприимчивости, к впечатлениям, получаемым от чередующихся ощущений. В этот период гибкость составляет самое ценное качество и необходимым условием прогресса является внимание, постоянно обращенное на внешний мир. В этот период, когда ум собирает материалы для мышления, чрезмерная подвижность является его преимуществом, и в течение многих, многих жизней ум развивается, благодаря этой живости, возрастающей от упражнения. Внезапная остановка этой привычки разбегаться во все стороны, принуждение к сосредоточению внимания на одном каком-нибудь пункте – такая перемена, конечно, влечет за собой потрясение, и мысль порывисто мечется из стороны в сторону, подобно необъезженной лошади, впервые почувствовавшей удила. Мы видели, что ментальное тело принимает очертание объектов, на которые обращено наше внимание. Патанджали говорит о прекращении изменений мыслящего начала, т.е. об остановке этих вечно меняющихся воспроизведений предметов внешнего мира. Прекратить вечно меняющиеся превращения ментального тела и удержать его на одном определенном образе и составляет сосредоточение, поскольку оно касается формы. Постоянное направление внимания на эту форму, с тем, чтобы воспроизвести её в совершенстве внутри себя – есть сосредоточение, поскольку оно касается Познающего.

В сосредоточении сознание удерживается на одном образе, всё внимание Познающего направлено на одну точку без колебания и уклонения. Воля останавливает мысль, которая постоянно перебегала с одного предмета на другой, привлекаемая внешними предметами, и в быстрой последовательности – поочередно принимала их очертание; она её обуздывает и принуждает удержать одно определённое очертание, один образ, отстраняя от себя все другие впечатления, продолжающие действовать на неё.

Когда ум, таким образом, останавливается на одном очертании, и Познающий неуклонно его созерцает, то он получает гораздо более совершенное познание предмета, чем он мог бы приобрести от какого-нибудь словесного его описания. Например наше представление о картине или о пейзаже будет гораздо полнее, если мы их сами увидим, чем если бы мы только прочли о них или слышали бы их описание. И если мы сосредоточимся на таком описании, то картина воспроизведется в нашем ментальном теле и мы познаем её полнее, чем через просто словесное изображение. Слова – это символы вещей, а сосредоточение над основным контуром предмета, обрисованным словами, описывающими его, заполняет его всё большим и большим количеством деталей, по мере того, как сознание приходит в более близкое соприкосновение с описываемым предметом.

Не надо забывать, что сосредоточение не есть состояние пассивности, а напротив – это напряжённая и урегулированная деятельность. Оно, в мире ментальном, напоминает сокращение мускулов для прыжка в мире физическом, или сильное напряжение их с тем, чтобы выдержать длительный напор. И действительно, это умственное напряжение у начинающих всегда сопровождается и соответствующим физическим напряжением и за ним следует физическая усталость утомление мускулов, а не одной только нервной системы. Подобно тому, как внимательное рассматривание известного предмета дает нам возможность различить детали, незаметные при беглом взгляде, так и сосредоточение умственное позволяет нам изучить детали какой-нибудь идеи. А по мере возрастания напряженности сосредоточения, мы воспринимаем, в тот же промежуток времени гораздо больше, чем при обыкновенном мышлении; точно также, как человек бегущий увидет большее количество предметов в продолжении одной минуты, чем человек идущий размеренным шагом. Для того, чтобы шагом пройти мимо двадцати предметов, человек израсходует совершенно такое же количество мышечной энергии, как и тот, кто бежит мимо них, но более быстрое излияние энергии соответствует меньшему количеству времени, употребленному на пробег.

При начале сосредоточения приходится преодолевать два затруднения. Во-первых, надо достигнуть полного отрешения от впечатлений, всё время действующих на ум извне. Не надо позволять ментальному телу реагировать на эти соприкосновения и преодолеть его склонность отзываться на них, а это требует устремления внимания, отчасти, и на самый процесс сопротивления, но когда эта склонность реагировать будет преодолена, то и само сопротивление прекратится. Необходимо совершенное равновесие, не сопротивление, не подчинение, а твердое спокойствие, достаточно сильное для того, чтобы волны, идущие извне, не могли бы иметь никакого влияния, даже такого второстепенного, как сознание присутствия чего-то такого, чему нужно сопротивляться. Во-вторых, сам ум должен на некоторое время удерживать лишь один образ – объект сосредоточения; он должен не только не изменяться в ответ на внешние впечатления, но должен, кроме того, прекратить свою собственную внутреннюю деятельность, посредством которой он постоянно перетасовывает свое содержимое, размышляя над ним, устанавливая новые отношения и открывая скрытые сходства и различия. Теперь он должен устремить свое внимание на один лишь предмет, остановиться на нем одном. Ум, конечно, не прекращает своей деятельности, но мысль, направленная в узкое русло и имея тот же первоначальный импульс, опрокинет преграду. Отсюда и важность "заостренности" мысли, на которой постоянно настаивают учителя созерцания. Этим не прибавляется сила ума, но безмерно увеличивается его действенная мощь. Пар, расстилающийся в воздухе, не сдвинет с пути и комара, но если направить его в цилиндр, то тоже самое его количество приведет в движение поршень. Добиться этого внутреннего спокойствия ума гораздо труднее, чем просто отвлечь его от внешних впечатлений, т.к. здесь мы касаемся и жизни ума во всей её глубине и полноте. Повернуться спиной к внешнему миру легче, чем водворить спокойствие во внутреннем мире в виду того, что этот внутренний мир более отождествлен с "Я", и фактически для большинства людей на нынешней стадии эволюции и представляет "Я". Но сама попытка успокоить таким путем ум вскоре продвигает нас на шаг вперёд по пути развития нашего сознания; мы вскоре чувствуем, что повелитель и тот, кем повелевают, не могут быть одним и тем же и инстинктивно отождествляем себя с повелителем. "Я" успокою "мой" ум так говорит сознание, и оно чувствует, что ум принадлежит этому "Я", составляет его собственность. Это различие растет бессознательно и ученик скоро начинает сознавать некоторую двойственность, присутствие чего-то, что управляет и чего-то, чем управляют. Низший, конкретный ум определяется и "Я" ощущается, как имеющее большую силу, более ясную прозорливость, и развивается сознание, что это "Я" не зависит ни от тела, ни от ума. Таково первое утверждение, т.е. ощущение в нашем сознании истинной, бессмертной природы, интеллектуально уже признанной, как существующей; такое признание, собственно говоря и послужило уже импульсом для самого сосредоточения, получающего таким путем свою награду. По мере дальнейшего упражнения горизонт всё расширяется, однако как будто вовнутрь, а не наружу, во внутрь – безостановочно и беспредельно. Развивается способность распознания истины с первого же взгляда, но она является только тогда, когда ум, с его медленным процессом рассуждения, будет превзойден (Читатель не должен забывать, что слово "ум" употребляется в смысле "низшего разума" – ментального тела плюс манас).

Ведь "Я" есть выражение того "Эго", чья природа есть знание, и каждый раз, как оно приходит в соприкосновение с истиной, оно узнаёт правильность её вибраций, способных воспроизвестись в нем и правильность создаваемого ею образа, тогда как ложное вызывает искажённый, непропорциональный образ, самим своим отражением указывающий на своё происхождение. По мере того, как ум принимает всё более и более подчиненное положение, эта способность "Эго" утверждает своё превосходство и интуиция, аналогичная непосредственному зрению на физическом плане, заменяет собой рассудочность, которую можно, пожалуй, сравнить с чувством осязания на физическом плане.

В действительности эта аналогия более тесная, чем может показаться с первого взгляда. Интуиция развивается из рассудочности так же непосредственно и оставляя без изменения сущность природы, как и зрение развивается из осязания. Тут есть, конечно, большая разница в "способе", но это не должно ослеплять нас относительно правильной последовательности эволюции. Интуиция существа неразумного – это побуждение, рожденное желанием, и такая интуиция ниже, а не выше рассудочности.

Когда ум уже достиг способности сосредоточиваться на одном предмете и может сохранять в течение некоторого времени "заострённость", то следующей стадией будет отрешение от данного предмета, но с сохранением ума в том же положении напряжённого внимания, не останавливая его, однако, ни на чем. В этом состоянии ментальное тело не являет никакого образа; налицо только его собственное вещество, стойкое и неподвижное, не воспринимающее никакого впечатления и находящееся в состоянии совершенного покоя, подобно гладкому озеру. Такое состояние может продолжаться лишь очень короткое время, подобно "критическому состоянию" в химии – точке соприкосновения между двумя уже познанными и определёнными под-состояниями материи. Иначе говоря, сознание, при успокоении ментального тела, ускользает из него, достигает и проходит "центр Лайя", т.е. нейтральную точку соприкосновения между ментальным телом и телом причинности. Это прохождение сопровождается мимолетным обмороком или потерей сознания (неизбежное следствие исчезновения из него предметов сознания), за которым следует сознание на высшем плане. Исчезновение предметов сознания, принадлежащих низшим мирам, влечёт, таким образом, за собой появление предметов сознания в высших мирах. Тогда "Эго" может преобразовать ментальное тело согласно высоким видениям иных планов, которые он улавливает в минуту высшего подъёма и таким образом может низвести и распространить идеи, на которые иначе ментальное тело не могло бы отозваться. Таковы и вдохновенные идеи гениев, что вспыхивают подобно молнии в человеческом уме и ослепительным блеском озаряют целый мир. И сам человек, передающий их миру, едва ли может в своем обыкновенном ментальном состоянии рассказать, каким образом они его озарили; он лишь сознает, что каким то странным образом, что "сила, внутри меня гремящая, оживляет мои уста и руководит моей рукой".

СОЗНАНИЕ ЯВЛЯЕТСЯ ВСЮДУ, ГДЕ ЕСТЬ ПРЕДМЕТ,

НА КОТОРЫЙ ОНО МОЖЕТ ОТОЗВАТЬСЯ

В мире форм – каждая форма занимает определённое место и нельзя сказать если только можно так выразиться – что она находится на каком-нибудь месте, где её нет; т.е. форма, занимая известное место, находится ближе или дальше от других форм, тоже занимающих определённые места по отношению к её месту. Если она пожелала бы переменить своё место, она должна бы перейти некоторое промежуточное пространство. Это прохождение может быть быстрым или медленным, мгновенным, как вспышка молнии, или тихим, как ход черепахи, но, так или иначе, оно должно быть сделано и занимает известное время, долгое ли, или короткое. Для сознания же не существует пространства в этом смысле. Оно меняет своё состояние, а не место, охватывает много или мало, познаёт или не познаёт то, что не есть оно само, поскольку оно может отвечать на вибрации этих "Не-Я". Горизонт сознания увеличивается вместе с его восприимчивостью, т.е. с его способностью отзываться и воспроизводить вибрации. Здесь не может быть речи о перемещении, прохождении промежуточного пространства. Пространство принадлежит формам, которые больше всего действуют друг на друга, когда они близко находятся друг от друга и взаимодействие которых уменьшается по мере увеличения расстояния между ними.

Все те, кому удалось достигнуть сосредоточения, сами вновь открывают это несуществование пространства для сознания. Адепт может в своих границах познать всякий предмет, сосредоточиваясь на нем и расстояние совершенно не влияет на подобное сосредоточение. Он познаёт предмет, находящийся, скажем, на другой планете, не потому, что его астральное зрение действует подобно телескопу, но потому, что во внутреннем нашем мире вся вселенная сущность, как одна точка; такой человек достигает сердца жизни и видит в нем все вещи. В Упанишадах сказано, что внутри сердца есть малая камера, в которой находится "внутренний эфир", сопротяжённый пространству; это – Атма, Эго, бессмертное и беспечальное: "Внутри этой обители пребывают небо и земля; внутри этой обители пребывает огонь и воздух, солнце и луна, молния и звезды, все, существует и всё, что не существует в Этом (во вселенной)"*. Этот "внутренний эфир сердца" – древнее мистическое наименование тончайшей сущности Я, которое воистину едино и всепроникающе, так что тот, кто сознаёт Я – сознаёт и все точки вселенной. Наука говорит, что движение каждого тела здесь внизу влияет на отдаленнейшую из звезд, потому что все тела погружены и проникнуты насквозь эфиром, беспрерывной средой, все соединяющей и передающей все вибрации без всякого трения, следовательно, и без потери энергии, и на любое расстояние. Это относится к природе, взятой с точки зрения формы. Как естественно, следовательно, и сознанию – жизненной стороне природы, – тоже быть всепроникающим и всё соединяющим.

_______

* Чхандогья упанишада, VIII.1.3.

Мы чувствуем, что находимся "здесь", потому что получаем впечатления от предметов, окружающих нас. Если же сознание вибрирует так же сильно в ответ на вибрации "отдалённых", как и "близких" предметов, то и мы будем чувствовать себя пребывающими вместе с ними. Если сознание отзовется на происшествие на Марсе также сильно, как и на происшествие в нашей комнате, то между ними для сознания не будет никакой разницы и оно будет чувствовать себя "здесь" одинаково в обоих случаях. Тут вопрос не в месте, а лишь в степени эволюции восприимчивости. Познающий находится всюду, где на что-нибудь отзывается его сознание и возрастание его способности означает включение в его сознание всего того, на что он может отозваться, всего того, что входит в пределы его вибраций. Здесь опять-таки нам поможет аналогия с физическим миром. Наш глаз видит только те предметы, которые могут сообщить ему световые вибрации, а кроме них он ничего не видит. Он может отвечать только на известный объем вибраций; все же то, что лежит за пределом его, ниже или выше, для глаза темнота. Древняя герметическая аксиома "как на верху, так и внизу" служит для нас нитью в окружающем нас лабиринте ввиду того, что, изучая внизу отражение, мы можем познать кое что и о том предмете наверху, который отбрасывает это отражение.

Разница между способностью обладать сознанием во всяком месте и "восхождением" на высшие планы состоит в том, что в первом случае Джива независимо от того, заключена ли она в свои низшие проводники, или нет – сразу чувствует себя в присутствии "отдаленных" предметов, а во втором случае, облечённая в астральное и ментальное тела, или только в одно ментальное, она быстро переносится от одной точки к другой и сознает это перемещение. Гораздо более значительная разница заключается в том, что во втором случае Джива может очутиться среди множества предметов, которых она вовсе не понимает; в новом и удивительном мире, смущающем и озадачивающем её, тогда как в первом случае она понимает всё то, что видит и познаёт как жизнь, так и форму. При подобном изучении свет Единого Я проникает всё и приобретается просветлённое знание, которое никогда не может быть достигнуто путём пребывания хотя бы бесконечного числа веков среди необъятного разнообразия форм.

Сосредоточение – это средство, при помощи которого Джива избавляется от оков форм и приобретает мир. "Для того, кто без сосредоточения, нет и покоя мира", говорит Учитель*, т.к. мир свил себе гнездо на скале, возвышающейся над бушующими волнами форм.

_______

* Бхагавад-гита, II.66.

КАК СОСРЕДОТОЧИВАТЬСЯ

Поняв теорию сосредоточения, надо приступить к её практике. Для человека, имеющего в себе благоговение, задача значительно облегчается, потому что из предмета своего почитания он может сделать предмет созерцания и вследствие того, что его сердце будет сильно стремиться к этому предмету, и его ум будет на нем останавливаться, он охотно и без всякого усилия изобразит любимый образ, исключив так же легко все остальные представления. Ум, беспрестанно побуждается желанием, и неизменно служит орудием удовольствия. Он всегда ищет того, что доставляет удовольствие и всегда старается представить себе те образы, которые приносят ему счастье и исключит те, что причиняют ему страдания. Поэтому ум легко останавливается на любимом образе, привлекаемый к этому созерцанию испытываемым им удовольствием, и если его насильно оторвать от него, то он неоднократно будет возвращаться к этому образу. Набожный человек может очень быстро достигнуть значительной степени сосредоточения. Он будет размышлять о предмете своей молитвы, создавая в воображении, по возможности, ясную картину, образ этого объекта и затем сосредоточивая свой ум на этом образе, на мысли о Любимом. Таким образом, христианин размышляет о Христе, о Богородице, о своем Святом, об Ангеле-Хранителе; Индус – о Махешваре, Вишну, об Уме, о Шри Кришне; Буддист – о Будде, о Боддхисатве; Парс – об Ахура-Мазде, о Митре и т.д. Каждый из этих объектов вызывает благоговение верующего и то влечение, которое испытывает к ним сердце, заставит ум останавливаться на этом объекте, доставляющем счастье. Таким путем ум сосредоточивается с наименьшим усилием, с наименьшей тратой энергии. Для человека не благоговейного элемент влечения может быть всё таки использован, как вспомогательное средство, но в этом случае он должен будет остановиться на Идее, а не на Личности. При первых попытках к сосредоточению надо всегда пользоваться этим средством. Объект, привлекающий не набожных людей, всегда примет форму какой-нибудь глубокой идеи, какой-нибудь возвышенной проблемы; это и должно сделаться предметом сосредоточения, и ум должен быть твердо направлен на него. В этом случае притягательной силою явится умственный интерес, глубокая жажда знания, одна из сильнейших привязанностей человека. Другая, очень плодотворная форма сосредоточения для того, кто не чувствует влечения к какой-нибудь личности, как к предмету своего благоговения, состоит в том, чтобы избрать какую-нибудь добродетель и сосредоточиться на ней. Подобный объект созерцания может возбудить очень реальный вид благоговения, т.к. он взывает прямо к сердцу, возбуждая любовь к интеллектуальной и нравственной красоте. Добродетель должна быть представлена в уме в возможно полном виде, и после общего обзора всех её свойств ум должен остановиться на её существенной природе. Этот род сосредоточения имеет то большое вспомогательное преимущество, что по мере того, как ум формируется по образцу добродетели, повторяя её вибрации, эта добродетель сама постепенно становится частью характера и твердо внедряется в него. Это формирование ума действительно составляет акт само-создания, т.к. ум, по прошествии некоторого времени, сам собой принимает те формы, на которых он останавливался в своем сосредоточении, и эти формы становятся органами его обычного проявления. Воистину, правильно старинное изречение: "Человек есть создание мысли; о чем он думает в этой жизни, тем впоследствии он и становится"*.

_______

* Чхандогья упанишада, III.14.1.

Когда ум отвлекается от предмета своего сосредоточения, благоговейного или интеллектуального – а это будет случаться время от времени – то необходимо его возвращать обратно и направлять на его прежнюю цель. Сначала он, очень часто, незаметно отвлекается и человек вдруг замечает, что думает о чем-то совершенно постороннем, а не о настоящем предмете размышления. Это будет повторяться неоднократно и нужно терпеливо возвращать ум к его объекту; процесс этот утомителен и скучен, но нет иного метода для приобретения способности сосредоточения. Когда ум бессознательно отклонился от предмета своего сосредоточения, полезно и поучительно бывает заставить его возвратиться назад по тому пути, по которому он следовал в своих отклонениях. Этот процесс дает большую власть всаднику над его убегающим конем и уменьшает его стремление вырваться на волю.

Последовательное мышление, хотя и составляет первую ступень к сосредоточению, не тождественно, однако, с самим сосредоточением, т.к. в последовательном мышлении ум переходит от образа к образу, а не останавливается только на одном представлении. Но ввиду того, что этот способ легче сосредоточения, начинающий может воспользоваться им, для того, чтобы подготовить себя к более трудной задаче.

Для человека набожного очень часто полезно бывает избрать какую-нибудь сцену из жизни объекта его благоговения и живо представить её себе во всех подробностях в соответствующей обстановке. Таким образом ум постепенно утвердился в одном направлении и, наконец, может окончательно остановиться на центральной фигуре – объекте его благоговения. Когда сцена воспроизводится в уме, она сопровождается ощущением действительности и, таким образом, становится возможным войти в магнетическое соприкосновение с воспроизведением этой сцены на высшем плане, её вечно пребывающем снимком в космическом эфире, и таким путём достигнуть более глубокого познания её, чем то, которое могло бы дать какое либо описание. Таким же путем набожный человек может войти в магнетическое соприкосновение с объектом своего благоговения и через это непосредственное соприкосновение вступить с ним в общение более тесное, чем то возможно было бы иным путем. Поэтому что, как было уже раньше объяснено, сознание не заключено в физические ограничения пространства, а существует всюду, где пребывает предмет, который оно познает.

Однако, не надо забывать, что само сосредоточение представляет нечто иное, чем такое последовательное мышление и ум, в конце концов, должен научиться останавливаться на созерцании лишь одного предмета и, будучи неуклонно устремлен на него, не размышлять о нем, а так сказать, вдыхать, вбирая в себя всё его содержание.

Глава восьмая

ПРЕПЯТСТВИЯ К СОСРЕДОТОЧЕНИЮ

РАССЕЯННЫЕ УМЫ

Все те, кто начинают упражняться в сосредоточении, жалуются на то, что попытка сосредоточиться приводит ум в ещё большее беспокойство. До некоторой степени это верно, т.к. закон действия и противодействия функционирует и в данном случае, как всегда и везде, и давление, производимое на ум, влечёт за собой соответственное противодействие. Допуская это, мы всё же утверждаем, исследовать более внимательно этот вопрос, что это "нарастание" беспокойства в значительной степени лишь кажущееся.

Чувство такого нарастания происходит главным образом вследствие борьбы, внезапно завязавшейся между Эго, требующим устойчивости, и умом с свойственной ему подвижностью. В течение длинного ряда жизней Эго было захвачено умом в круговорот его быстрых движений, подобно человеку, постоянно носимому в пространстве на быстро вращающемся земном шаре. Он не сознает этого движения, не чувствует, что земля движется, т.к. он составляет часть её, движущуюся вместе с нею. Если бы он мог отделиться от земли и прекратить свое собственное движение, не будучи разнесённым вдребезги, тогда только он был бы в состоянии сознать, что земля движется с поражающей быстротой. Пока человек следует за каждым движением ума, он не может сознавать его беспрерывной и беспокойной деятельности, но когда он сам останавливается, прекращает движение, тогда он начинает чувствовать неустанную подвижность ума, которой он до сих пор подчинялся. Если начинающий знает это, он не придет в уныние, натолкнувшись в самом начале своих попыток на эти затруднения, но будет спокойно продолжать свою работу. Ведь это является лишь повторением опыта, испытанного Арджуной пять тысяч лет тому назад:

"Для этой Йоги, которая, как Ты сказал, достигается чрез равновесие, о убийца Мадху, я не вижу устойчивого начала, вследствие непрестанного беспокойства; т.к. ум истинно мятежен, о Кришна! Он – порывист, энергичен и его трудно покорить; полагаю, что его так же трудно обуздать, как и ветер". И до сих пор ещё верен ответ, указывающий единственный путь для успеха: "Немомненно, о Сильно-вооружённый, ум – трудно сдерживаем и беспокоен; но он может быть обуздан постоянным упражнением и беспристрастием"*

_______

* Бхагавад-гита, VI, 35-36.

Сдержанный таким образом ум нелегко выходит из своего равновесия под влиянием блуждающих мыслей, рассеиваемых другими умами и ищущих себе обиталища, постоянно бесцельно толпясь вокруг нас. Ум, привыкший к сосредоточению, всегда сохраняет известную положительность и нелегко поддаётся действию назойливых пришельцев. Все, занимающиеся воспитанием своего ума, должны находиться в состоянии неусыпной бдительности относительно тех мыслей, которые "приходят на ум" и должны делать между ними постоянный выбор. Отказ принять дурные мысли, быстрое их изгнание, если они уже вторгнулись и немедленное замещение дурной мысли хорошею противоположного характера, – вот работа, в которой ум через некоторое время так приспособляется, что вскоре действует уже автоматически, отталкивая дурное по собственному побуждению. Гармонические и ритмические вибрации отстраняют негармонические и неправильные; они отлетают от ритмически вибрирующей поверхности, как камень, толкнувшийся о быстро вращающееся колесо. Живя среди постоянного тока мыслей, хороших и дурных, мы должны развить в нашем уме способность выбирать так, чтобы хорошее притягивалось, а дурное отстранялось автоматически.

Ум подобен магниту, он привлекает и отталкивает, и характер его притяжений и отталкиваний может быть установлен нами самими. Если мы понаблюдаем за мыслями, которые приходят в наш ум, мы заметим, что они носят характер тех дум, которые мы обыкновенно в себе поощряем. Ум притягивает те мысли, которые соответствуют его нормальной деятельности. Но если мы в течение некоторого времени сознательно будем производить выбор, то ум станет скоро выбирать самостоятельно, следуя по уже начертанному пути; и таким образом дурные мысли не проникнут в ум, тогда как хорошие всегда найдут двери его открытыми.

Большинство людей слишком восприимчиво, но эта восприимчивость от слабости, а не от сознательного предоставления самого себя более возвышенным влияниям. Поэтому полезно изучить, каким образом мы можем сделать своё нормальное состояние позитивным и каким образом – негативным, в тех случаях, когда мы решаем, что оно должно быть таковым. Привычка к сосредоточению сама по себе способствует укреплению ума, так что он легко сможет контролировать и выбирать мысли из числа тех, что приходят к нему извне; выше уже было разъяснено, как можно научить ум автоматически отталкивать всё дурное. Но надо прибавить к сказанному, что когда дурная мысль проникает в ум, лучше не бороться непосредственно с ней, но воспользоваться тем обстоятельством, что ум одновременно может думать лишь об одном предмете и направить его немедленно на какую-нибудь возвышенную мысль, а дурная таким образом в силу необходимости окажется изгнанной.

Если мы боремся против чего-нибудь, то та самая сила, против которой мы боремся, производит соответственное противодействие и тем усложняет наш труд; между тем, как устремление ментального зрения на образ противоположного характера произведёт спокойное удаление первой из нашего кругозора.

Многие теряют целые годы в борьбе с нечистыми мыслями, между тем как спокойное занятие ума чистыми не оставило бы места для дурных; больше того, ум, привлекая к себе вещество, не отзывающееся на дурное, становится сам постепенно положительным и невосприимчивым к такого рода мыслям. Вот секрет правильной восприимчивости; ум отзывается на всё соответственное его составу; на всё, что носит одинаковый с ним характер. Мы делаем его положительным относительно дурного, отрицательным относительно хорошего тем, что приучаем себя самих думать хорошо, делая таким образом его вещество восприимчивым к хорошему и невосприимчивым к дурному. Мы должны думать о том, что желали бы воспринять и отказаться думать о том, чем не хотели бы проникнуться. Подобный ум привлекает к себе хорошие мысли из окружающего его океана мыслей, отталкивает дурные и, таким образом, становится всё чище и сильнее среди тех же самых условий, которые другого человека будут делать нечистым и слабым. Метод замещения одной мысли другою может быть использован с успехом в разных случаях. Если в уме появится неприязненная мысль о каком-нибудь человеке, она должна быть немедленно заменена мыслью о добродетели, которою обладает тот человек, или о каком-нибудь совершенном им хорошем поступке. Если ум обуреваем беспокойством, надо направить его на мысль о смысле жизни, о Благом Законе, "властно и кротко всё устрояющем". Если какая-нибудь особенно нежелательная мысль настойчиво вторгается, тогда важно пустить в ход и особое оружие; надо найти какой-нибудь стих или изречение, содержащие идею противоположного характера и каждый раз, когда досадная мысль прокрадывается в ум – повторять их и размышлять над ними. По прошествии недели или двух надоедливая мысль перестает беспокоить.

Хорошо всегда иметь наготове какую-нибудь высокую идею, ободряющее изречение, вдохновляющее на доблестную жизнь. Каждый день, прежде чем погрузиться в море житейских забот, мы должны снабдить ум этим щитом – доброю мыслью. Достаточно нескольких слов, взятых из Писания, (священного для нас), будучи повторены несколько раз рано утром, они запечатлятся в мозгу и неоднократно придут на ум в течение дня, так что он будет повторять их машинально, каждый раз, как он окажется незанятым.

ОПАСНОСТИ СОСРЕДОТОЧЕНИЯ

Существуют некоторые опасности, соединенные с упражнением в сосредоточении, о которых необходимо предупредить начинающих, потому что многие, из особенно ревностных, в своём желании пойти вперёд как можно дальше, идут слишком поспешно и вместо того, чтобы облегчить свою работу, создают себе преграды. Тело может пострадать вследствие неведения и небрежности упражняющегося.

Когда человек сосредоточивает ум, тело его принимает напряженное положение и он этого не замечает, это происходит бессознательно с его стороны. Это влияние ума на тело замечается во многих незначительных случаях; усилие вспомнить заставляет нас наморщить лоб, устремить глаза в одну точку, а брови насупить; напряженное внимание сопровождается пристальным взглядом, беспокойство – горячим, тревожным взглядом. В течение веков за работой ума всегда следовала работа тела, ум был всецело направлен на удовлетворение потребностей тела, через физические усилия последнего, и таким образом установилась эта ассоциация между ними, действующая автоматически.