Текст книги "Медовый заговор"
Автор книги: Анна Яковлева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Анна Яковлева
Медовый заговор
… Пятница в редакции информации началась с будничного светопреставления.
В коридоре стояла беготня, хлопали двери, перекрикиваясь, разъезжались на запись корреспонденты.
– Катя! Катерина! С тобой Аношин поедет! – донесся крик из кабинета главного редактора. – У него две записи сегодня. Забросишь его по пути, и договоритесь, назад тоже вместе приедете!
– Как на пожаре, – поморщилась Катя. С недовольным видом она вернулась к двери с табличкой «Главный редактор редакции информации Е. А. Соловьева» и остановилась в проеме. – Ленсанн, а где он?
– Начитывается в студии. Подожди его внизу.
Кивнув, Серикова понеслась к лифтам.
– Машину сразу отпустите, – снова заорала ей вдогонку Соловьева. – Степура ее ждет!
– Поняла! – отозвалась Катя уже от лифтов.
В шахте скрипнуло, кабина замерла, двери разъехались, и навстречу Катерине шагнула Ивона Петкова. Петкова была высокой и худой, Катерина – низенькой и упитанной. Вместе они смотрелись, как дуэт комиков Пат и Паташон.
– Привет! – Катя сделала стойку. – Ты мне на понедельник кадр сделаешь?
– Что-нибудь придумаю, – пообещала Петкова. Взгляд ее невольно задержался на Катином лице.
Катерина не обладала природной красотой, но была ухожена от макушки до пят. Брови идеальной формы, макияж продуман, волосы выкрашены в нужный тон. И все – брови, волосы, макияж, маленькие, обманчивой простоты сережки с кристаллами Swarovski – все в полном согласии и цветовой гармонии, холеное, как английский парк, все радовало взор.
– Давай, дорогая, – пропела Катя и лифт закрылся.
Сделав несколько звонков, Петкова направилась с визитом к главному редактору, «главвреду», как между собой журналисты называли руководство.
В кабинете главного стоял запах разогретого ксерокса, туалетной воды и кофе. За столом для совещаний, спиной к двери сидела выпускающий редактор Кузина.
Седая как лунь Соловьева трясла коротко остриженными кудрями:
– Тухляк. У нас новостная программа… О, Петкова! – Елена Александровна продемонстрировала в улыбке желтоватые крупные зубы.
Ивона не обольщалась: радовала главного редактора не сама по себе Ивона Петкова, а то, что от нее можно получить – кадр в понедельничный выпуск.
Как правило, понедельник страдал отсутствием полновесных новостей, темы для эфира высасывали из пальца. Каждый боевой штык был на счету.
– Я с понедельника в отпуске, – напомнила Ивона.
– Едешь куда-нибудь?
Ивона сморщила нос:
– Да здесь рядом, в дом отдыха «Белое озеро».
– Ну отдыхай, – разрешила Соловьева.
– Хорошего отпуска, – пожелала Кузина, и они обе потеряли к Ивоне интерес.
Сама она давно потеряла к себе интерес.
…Идея с домом отдыха принадлежала маме Капитолины, Евдокии Степановне. Евдокия Степановна работала сестрой-хозяйкой в «Белом озере».
И без подсказок Ивона понимала, что находится в состоянии скрытой истерики, в шаге от какого-нибудь маниакального психоза.
Год пролетел после расставания с Ильей, а болело так, будто все случилось вчера. Разрыв живой ткани не срастался, края не сходились, рана не заживала.
Расстаться-то с мужем Ивона рассталась, но продолжала видеться.
Виделась она с Ильей часто и не по своей воле: Илья работал журналистом в той же телерадиокомпании – вел на телевидении авторскую программу «Взгляд провинциала». Телевидение и радио находились в одном здании, только на разных этажах.
При полном попустительстве злодейки-судьбы Ивона сталкивалась с бывшим мужем в лифте, в коридорах компании, на общих собраниях и на «событиях». Особая подлость и унизительность состояла в том, что сталкивалась Ивона с Дружининым обязательно в те дни, когда выглядела хуже обычного – так ей казалось. И, конечно, после каждой мимолетной встречи и такого же мимолетного кивка Ивону начинало трясти, будто она взялась за оголенные провода. Становилось так худо, что впору лечь и умереть. Или вызвать бригаду психиатров.
Слухи о том, что у Дружинина появилась новая пассия, пронеслись над Ивоной с обжигающей силой самума. Вылезла неприглядная правда: она все еще на что-то надеялась…
Все сильнее хотелось сбежать от всех. Затеряться где-нибудь между Новой Зеландией и Гавайями, на одном из бесчисленных островов Французской Полинезии, вроде Нукуфоту или Нукутити (не путать с Нукутским районом Иркутской области).
Или завернуться в рубище и уйти в пустыню по следам раскаявшихся блудниц. Куда угодно, где нет тягучих глаз Ильи и его запаха – вербы и талого снега вперемешку с терпким мужским и таким родным. Этот запах Ивона вылавливала из всех запахов, как розыскная собака, и по-собачьи тосковала о нем.
Только по этой причине она поддалась на уговоры Евдокии Степановны отдохнуть в «Белом озере».
… Владельцу частной клиники диетологии «Древо жизни» Валерию Петровскому любой мог позавидовать. У Валерия все складывалось как нельзя лучше (тьфу, тьфу, тьфу!) Бизнес его процветал на зависть окружающим, деньги его любили, женщины тоже.
Как у всякого нормального человека, у Валерия Петровского была мечта. Мечтал Петровский о собственном благополучии, но никакого эгоизма в этом не видел: собственное благополучие Валерий напрямую связывал с клиникой «Древо жизни».
Получалось, что мечтал Валерий… о здоровье нации. Иными словами, Валерий Петровский ко всем своим достоинствам был еще и филантропом.
Прямо сейчас перед филантропом Петровским разворачивалась захватывающая перспектива, и в этой перспективе отчетливо проступал абрис флагманского корабля – его оздоровительной клиники «Древо жизни». Запахло иностранными инвестициями, элитной клиентурой и высокими доходами.
Именно он, Валерий Петровский, подготовил эту встречу, засеял поле, поливал, окучивал и удобрял его.
Совершенно не к месту совесть напомнила Валерию, что встреча на пленэре – плод коллективного труда.
Главным персонажем в деле была Фортуна. Отношения с Фортуной у Валерия Петровского были не такими доверительными, как у Сервия Туллия, по ночам она не проникала к нему в спальню, но с бизнесом помогала.
Андрей Маслаков, ныне чиновник в департаменте здравоохранения, Шурка Брусенская и сам Валерий были на подхвате у Фортуны.
Андрей представлял «административный ресурс», а Шурка… Собственно, Шурка была мозгом предприятия, идея и бизнес-план были ее заслугой.
После института Шурка раздобрела, подурнела, что никак не отразилось на ее мозгах. Скорее, наоборот. Это Шурка предложила Валерию долю в уставном капитале дома отдыха. Это в Шуркину светлую голову пришло название будущей клиники – «Lignum vitae». То же «Древо жизни», только на латыни, и звучит как песня.
Это Брусенская под «Белый аист» поделилась с Валерием мечтой о косметическом салоне.
Валерий сложил исходные данные, подкинул мысль о клиниках Маслакову. Маслаков заглотил наживку, жил с ней некоторое время, ходил на работу, делал с дочерью уроки, а потом родил дозревшую и оформившуюся идею:
– Валер, прости, но клиника диетологии – это вчерашний день. – Смягчая резкие слова, Андрей растянул губы в добродушной улыбке. – Сейчас клиенту подавай полный, так сказать, апгрейд. Косметология с диетологией – это хорошо, конечно, но маловато будет. Надо привлекать инвестиции. Выращивать экологически чистые продукты и травы, биодобавки выпускать. Может быть, взять землю в аренду, не знаю. База своя нужна, понимаешь? А это уже совсем другой уровень, согласись.
– Согласен, – промямлил Валерий, испытывая жгучую смесь зависти и ревности: у него мышление было линейным и плоским. И на подобные прозрения он способен не был. Так, обладал коммерческой жилкой, не более…
С этого времени Маслаков начал невидимую глазу работу – вербовку своего шефа Романа Заридзе.
Завербованный Заридзе привлек к проекту гражданина Израиля Михаила Борисовича Спасского. Все как-то стремительно завертелось, и вот они уже утюжат местность. Понятно, что без благосклонности Фортуны ничего бы у них не вышло.
Природа, кажется, тоже ходила в подпасках у Фортуны.
Вода в соседстве с камнями и соснами, воздух, кряканье уток – место было будто создано для помешанных на собственном здоровье ипохондриков. Отказаться от такого лакомого куска мог только идиот. Спасский идиотом не был.
– Боже мой, какая природа! – время от времени вздыхал Михаил Борисович.
– Биджо, наплюй на пыльные пальмы, возвращайся на Родину и наслаждайся природой, – поддел приятеля Заридзе.
При всей своей удачливости Петровский был суеверным, боялся порчи, приворотов и сглаза. Сейчас болезнь обострилась, и Валерию всюду мерещились конкуренты.
Шурка хоть и друг, и свой в доску парень, оруженосец, можно сказать, но слишком умная, и, сама того не осознавая, может оказаться главной конкуренткой.
Чтобы Александра не подлила мутной водицы в мельницу инвестиций, Петровский на время встречи нейтрализовал ее – отправил организовать выпивку, закуску и купить мясо для шашлыка.
Шашлык был коронным номером Заридзе. Роман Георгиевич никому не доверял готовить мясо на углях.
Асфальтовые дорожки объединяли территорию дома отдыха и вели к главной достопримечательности – к озеру.
У озера фланировали две особы, каких полно в доме отдыха, одна длинная, вторая низенькая. Обе не представляли опасности нарождающемуся бизнесу, и Валерий с напускной скукой во взгляде прошел мимо.
– Здравствуйте, Роман Георгиевич, – вдруг мяукнула длинная.
У Петровского под ложечкой засосало от неприятного предчувствия: приветствие Дылды дышало интригой.
Роман Георгиевич буркнул в ответ «Здравствуйте» и отвернулся. Было заметно, что встреча ему неприятна.
Какая-то сила заставила Петровского оглянуться вслед девицам. Дылда тоже оглянулась, и настороженность Валерия переросла в стойкую неприязнь.
Узнай Валерий, что Дылда считает себя полной неудачницей, он бы испугался еще больше! Ведь Дылда могла позавидовать его успехам, а зависть – самое мощное секретное оружие, равного которому пока не изобретено.
Деловая часть встречи подходила к концу, пора было кормить гостей, и Дылда понемногу стерлась из памяти Валерия.
От озера в сторону убегала неприметная тропинка. Мимо кустов малины, елок, плотных зарослей черемухи и осинок она выходила на песчаный мыс. Скрытый от глаз уголок пользовался успехом у постояльцев, искавших уединения. Туда и повел Валерий гостей.
На берегу обнаружилась потемневшая от времени деревянная беседка, накрытый стол и мангал с готовыми углями.
Ветер раскачивал торчащие из песка едко-желтые цветки очитка, пригибал сизые куртины колосняка, трепал концы силиконовой скатерти на столе. Остро пахло речной водой.
У стола в беседке суетилась Александра – Сашка сама любила поесть, и гостей умела накормить.
Нагулявший аппетит прохиндей Спасский принялся смущать Александру игривыми взглядами, пускать пузыри и слюни.
Петровский иронично хмыкнул: Шурка – женщина, которые «есть в русских селеньях», размер super size, на голову выше заезжего гостя и в два раза крупнее. Не иначе, Спасский заскучал в своих палестинах по экзотике.
Неожиданно Валерий разозлился на Спасского и едва сдержался, чтобы не наговорить ему гадостей. Остановило Валерия одно: все-таки за иноземным гостем стоял иностранный капитал.
Петровский перенес свое раздражение на Александру:
– Шур, ты уже иди, – шепнул он ей, – мы тут сами…
И выразительно показал глазами в сторону тропинки.
Сославшись на дела, Александра вскинула голову, с натянутой улыбкой простилась и, чувствуя лопатками заговор, покинула бивуак.
… Правду сказать, удалилось материальное тело Александры, а ментальное осталось на берегу. Там, на берегу озера даже вода потемнела, и воздух загустел от тайны.
Честно говоря, и материальное тело Александры ушло недалеко. Тайна посылала знаки, источала флюиды, потом натянулась поводком между Александрой и беседкой.
Что, если это будущий инветор новой клиники? Поможет ей Валерка или нет? Замолвит словечко о ней или побоится?
Забыв о приличиях, Шура попыталась обойти песчаный мыс с другой стороны и подобраться к берегу через заросли дикой малины, но не преуспела. Промочила ноги в заболоченном овражке, продрогла, искололась и порвала крепдешиновую юбку с воланами.
Время шло, Александра топталась в малиннике, мерзла и шмыгала носом. Всего каких-то сто метров, а ничего, ни словечка не слышно! Ну почему у нее нет подслушивающего устройства?! Или беспроводной видеокамеры для скрытого наблюдения. Или на худой конец высокочувствительного микрофона с похожей на тарелку антенной, какие показывают в кино. Со встроенным моноклем.
Подойти ближе и остаться незамеченной нечего и мечтать – с ее-то габаритами.
В какой-то момент Александре показалось, что она слышит свою фамилию, и в животе у нее стало холодно, как на экзамене. Она вытянула шею и подалась вперед, но так ничего и не различила в шепоте листьев, порывах ветра и вздохах озерной воды.
Ко всем ее неприятностям припустил дождик. Совершенно раздавленная Александра поплелась в дом отдыха, с каждым шагом ощущая, как натягивается поводок.
В кабинете, изнывая от тревоги, уставилась невидящим взглядом в монитор.
Погода окончательно испортилась, дождь припустил, в кабинете было стыло и холодно, но Александра горела как в огне. По большому счету, в данный момент ее мало интересовал дом отдыха «Белое озеро», в котором она работала заместителем директора, и карьера мало интересовала.
Одно желание владело Александрой: чтобы Валерий не забыл о ней. Даже не так: чтобы Валерий о ней думал, помнил о ней и заботился.
Если Петровский ее обманет, останется одно: камень на шею – и в омут. Классическая литература предлагала и другие варианты. Например, отравиться мышьяком. Или броситься под поезд. Пусть небогатый, но выбор.
Александра прикрыла веки. После некоторого колебания от мысли о поезде и мышьяке пришлось отказаться. Мышьяк можно достать только по рецепту. Железнодорожная станция в километре. И электричка, как назло, ходит только два раза в день: в десять утра и в семнадцать вечера. Расписание может не совпасть с настроением. А озеро под боком, в открытом доступе в любое время суток. Так что остается озеро.
Александра представила, как наденет жернов на шею, войдет в воду, станет тонуть, захлебнется, пойдет ко дну… Пролежит в воде несколько дней, разбухнет… Куда уж больше, и так сто с лишним килограммов. Ее выловят, с трудом опознают… Озеро тоже потеряло привлекательность.
Всю сознательную жизнь Александра Брусенская жила надеждой, и в этот раз сделала то же самое: стала надеяться изо всех сил.
Валерий не обманет!
Ее особый, собинный друг сдержит обещание, замолвит за нее словечко, и она займет кресло директора оздоровительного Центра.
…Едва подруги заняли двухместный номер на втором этаже дома отдыха, Капитолина выложила из неподъемной сумки гору бульварных романов.
У Ивоны зарябило в глазах: Нестерова, Вильмонт, Веденская, Анна Гавальда, Сесилия Ахерн и Джуд Деверо. Джуд и добила Ивону.
– А где Достоевский? – поддела она подругу.
– Достоевский? – Капа вытаращила глаза. – Спятила? Я, например, ищу утешение в книжке. А на Достоевского в трудную минуту нельзя положиться, он не утешает. Он наоборот, вгоняет в депрессию. Внушает тебе, что ты подлец, насекомое и тварь дрожащая.
Ивона смерила подругу критическим взглядом:
– Интересно, от чего ты ищешь утешение?
Капитолина судорожно пошарила в голове.
– От человеческой подлости, – нашлась она, – и вообще от жизни.
– Ты, Капа, исключение. Обычные люди в книжках ищут опыт духовных переживаний. Ты права, Достоевский не утешает, он меняет мировоззрение человека, – незаметно для себя стала заводиться Ивона. – Если я – тварь дрожащая, подлец и насекомое, значит, мне надо себя менять, чистить себя изнутри, становиться лучше. А если я белый и пушистый, то зачем мне меняться?
– Хорошо, что ты не Достоевский, – порадовалась не столько за подругу, сколько за себя Капа. Именно она стала первым и единственным читателем романов Ивоны Петковой.
Ивона сразу растеряла весь запал.
– Это точно, я не Достоевский. Я обыкновенная графоманка.
Как раз после развода Ивона и сбежала от действительности в свой первый роман, где правили вечная любовь и верность до гроба.
Роман был готов, и Ивона отправила рукопись в самое могущественное издательство страны.
Но и тут ей не повезло.
В ожидании ответа прошла зима, наступила весна, потом осень. Снова наступил январь, потом февраль…
Несколько раз Ивона звонила в редакцию этого издательства, интересовалась судьбой рукописи. Ее обнадеживали, говорили, что оценки у романа высокие, а рецензии положительные, но рукопись оставалась рукописью и никак не превращалась в книжку. Предпоследняя сладкоголосая редакторша посоветовала написать блок романов, которые стали бы «УТП» – уникальным торговым предложением!
«Как можно ставить в один ряд товары народного потребления и тексты романов?! Дичь какая-то!»,– недоумевала Ивона. Однако ее наперсница и подруга Капитолина резонно заметила, что романы – это тоже товар народного потребления.
– Ты пиши, как велено, создай это самое УТП,– утешала, как могла подругу сердобольная Капитолина.
Ивона доверилась интуиции Капы, написала еще два романа, один уникальней другого, отправила их в издательство и через время позвонила. Оказалось, что предыдущего редактора уже нет. Ивона разговаривала с новым, который ничего не знал об УТП. Рукописи отправились на новые рецензии, и все пошло по кругу…
– Петкова! Что за чушь ты несешь? – искренне возмутилась Капитолина. – Да ты, если хочешь знать, пишешь лучше многих и даже лучше этой Ахерн. – Капа потрясла первой попавшейся книжицей.
Это была неприкрытая грубая лесть. Ивона рассмеялась невеселым смехом:
– Спасибо, что не лучше Толстого.
Капитолина поняла, что хватила через край.
– Зря ты так! Одно могу тебе сказать: не бросай писать.
– Меня издадут посмертно?
– Тебя издадут еще при жизни. Будущее за литературой «для цыпочек», – не замедлила выдать Капа. – Знаешь, как по-английски будет «литература для цыпочек»? Чиклит, – учительским тоном изрекла она. В этот момент Капитолина собой любовалась. – Твои книжки утешают, дают надежду на счастье. Пиши! Надейся и верь!
На этот пропагандистский лозунг Ивона не стала отвечать.
– Холод какой, брр, – она передернула плечами.– Хочу домой.
– Не будь занудой, – попросила Капитолина. – Писателю полезно сменить обстановку. Может, ты встретишь здесь своего героя, и он вдохновит тебя на новый роман. Со счастливым концом.
Горячо любимые Ивоной открытые финалы подвергались Капитолиной беспощадной критике. Она отстаивала права читателей, требовала от автора конкретики и определенности: кольца, венца, букета невесты и теста на беременность с двумя полосками.
– Меня вполне устроит, если своего героя встретишь ты, – свернула препирательства Ивона. – Ладно, идем обедать.
…От прогулки по окрестностям «Белого озера» и знакомства с
близлежащими фермерскими хозяйствами у компаньонов разыгрался волчий аппетит.
Бутерброды с копченой красной рыбой, икрой, сервелатом и сыром были сметены в одну секунду.
Приняв по пятьдесят наркомовских, мужчины согрелись и рассупонились.
Нос у Заридзе покраснел, вдруг обнаружил себя акцент, незаметный по трезвым будням, а глаза затянулись птичьей пленкой
воспоминаний о далекой и прекрасной родине. Колдуя над мангалом, но затянул «Тбилисо».
– Друзья, с бизнес-планом я знаком, – бесцеремонно оборвал пение Михаил Борисович. – Место для клиники мне понравилось. Здание отличное, крепкое, строить ничего не надо, можно обойтись капитальным ремонтом. Со своей стороны я готов инвестировать в проект. Дело за вами. Давайте, партнеры, не затягивайте. Я ждать не буду.
– Что такое говоришь, генацвалэ? – накинулся на приятеля Заридзе. – Все сделаем, все в наших руках!
– Хоть завтра! – дружно закивали головами компаньоны.
Дом отдыха «Белое озеро» трансформировался в Беловежскую пущу, в совет в Филях, а сами партнеры в собственных глазах превратились в вершителей.
Открывшиеся горизонты как-то вдруг обесценили все, что имел Валерий.
Нетерпение и страсть, с которыми он открывал «Древо жизни», гордость за свое детище – все в одну секунду померкло. И доходы от клиники Валерию уже казались ничтожными, а выщербленная плитка на полу в холле только усиливала это ощущение.
Отлично! Тем охотней Валерий Андреевич Петровский отправится в большое плавание.
Осталось обсудить навигацию.
Будто подслушав мысли Петровского, Роман Георгиевич перешел к деталям:
– Кто будет руководить Центром? Есть достойный кандидат?
– Так вот же, – похлопал по плечу приятеля Маслаков,– готовый управляющий. Его идея, у него клиника, ему и руководить Центром.
Петровский мысленно возблагодарил небеса, а Заридзе покосился на тарелки с разоренной закуской и с самым кротким видом спросил:
– А хозяйка дома отдыха, как ее, Александра? Она здесь неплохо развернулась, а?
Страйк! Валерий чуть в ладоши не захлопал. И уже открыл рот, чтобы поддержать Заридзе.
Переменчивая планида в лице инвестора вдруг подмигнула Валерию карим семитским глазом. Изучая прозрачную жидкость в стопке, Спасский криво усмехнулся:
– Хорошая шутка.
– Почему? – не понял Заридзе.
Стараясь не выдать своих чувств, Валерий посмотрел на Спасского. «Хлебнем мы с этим субъектом», – мелькнула пророческая мысль.
– Рома, мы же говорим об оздоровительном Центре премиум-класса. Директор должен быть лицом Центра, – жестко произнес Михаил. – А как эта твоя Александра может быть лицом? Сам подумай. На вкус и цвет, как говорится, товарища нет. Но это же ходячая антиреклама. Просто черный пиар какой-то для Центра!
Заридзе все понял и поскучнел.
– Да понял я, понял,– промямлил Роман Георгиевич, стыдливо прикрывая пивной животик.
Петровский похолодел. Вот он, злобный оскал капитализма. В глаза тебе улыбаются, а за спиной гадости делают! Бедная Шурка.
Роман Георгиевич сфокусировал взгляд на восходящей звезде диетологии.
– А она уже знает об этом? – Он мотнул крупной головой в сторону зарослей, за которыми скрылась Брусенская.
Петровский совсем приуныл, соображая, как он станет выкручиваться перед Шуркой. Черт его дернул обещать ей место директора Центра!
– Честно сказать, нет, не знает.
– Ну так решай этот вопрос, – отбросил сантименты Заридзе.
– Мне кажется, не стоит торопиться, – задумчиво обронил Маслаков. – Успеем сказать, время еще есть.
Спасский улыбнулся крокодильей улыбкой:
– Смотрите сами.
…После безвкусного, но обильного обеда Капитолина предложила прогуляться.
– Жирок растрясем, – не подумав, сказала она.
Предложение вызвало у Ивоны улыбку. Если кому и нужно было растрясти жирок, так это самой Капе. У Ивоны не было ни грамма лишнего, а злые языки вообще называли ее «вешалкой», «доской» и «глистой».
Погода стояла дождливая. Столовая находилась в другом здании, идти приходилось через лес. Кроссовки и без того были мокрыми, и Ивона пробовала уклониться, но не преуспела.
– Пока дождя нет, пойдем, ну Ивка, ну чего ты как неродная, – нудела Капа, и Ивона покорилась: Капитолине было легче уступить, чем отказать.
Дойдя до озера, подруги подстелили пакеты и устроились на скамейке. Ивона слушала резкие крики чаек и по большей части молчала.
Капитолина кормила уток и по обыкновению вещала:
– Когда-то это был санаторий авиации, летчики поправляли здесь здоровье. Авиабаза недалеко отсюда была. Отец с мамой в этом санатории и познакомились. Потом авиация развалилась,
санаторий бросили, и если б Соломончик не подсуетился, уже бы руины остались. Все здесь на Соломончике держится. Соломончик – это директор, – просветила подругу Капа, отламывая от булки и
бросая куски в озеро. – Кстати, он вдовец, но дедок еще крепкий. Лет на пять хватит. А может, и дольше. Может, замуж за него пойти?
– А что, ты уже развелась с Ефимкиным?
Дмитрий Ефимкин был участковым и по совместительству мужем Капитолины. Они познакомились, когда у Капы украли сумку с удостоверением ТРК. В звании героя и спасителя участковый Ефимкин пребывал недолго – его быстро повысили до звания мужа.
Апологет патриархальных ценностей, Дмитрий принципиально не желал снимать угол, утверждал, что жена должна уживаться с его родителями. Аргументы, которые он приводил в пользу совместного проживания, выглядели весьма убедительно. «На какие шиши мы будем снимать жилье?», – задавал он здравый вопрос.
Капитолина не обладала здравомыслием мужа и не заглядывала так далеко. Она хотела быть женой и хозяйкой, но не желала быть невесткой. Не без оснований Капа считала, что свекровь подогревает ревность и недоверие единственного сына к жене, потому как сама не без греха. Известная истина: вор всех подозревает в воровстве, обманщику всюду мерещится ложь, а блуднице… Словом, отдельная жилплощадь Капитолине нужна была немедленно.
– Давай возьмем ипотеку,– умоляла она мужа.
– А ипотеку из каких шишей платить будем? – Отказы Ефимкина не отличались изобретательностью, так же как бегство Капитолины от мужа – оригинальностью.
В результате Ефимкин был низвергнут с высот с уничижительным ярлыком «бывший». Правда, расторгнуть брак Капитолина не спешила.
Капа легкомысленно пожала плечами:
– Вот как раз и подам на развод.
Стук каблуков по асфальту заставил Капу умолкнуть.
Прикрываясь зонтом, мимо неслась настоящая матрона, персонаж с наивного купеческого портрета: «бровьми союзна, губами чермлена, телом изобильна». Вся в сборках, воланах и рюшах. Старорежимная стрижка «под пуделя» на вьющихся волосах завершала образ.
Капитолина растянула рот в сладкой улыбке:
– Здравствуйте, Александра Даниловна!
– Капитолина, с приездом! Спешу, извини! – не останавливаясь, прокричала матрона. Сборки, воланы и рюши реяли, как флаги на празднике.
Ивона кивнула Александре и задержала взгляд на лице.
В первом приближении румяна оказались искусственными, но в целом Александра Даниловна источала здоровье и довольно легко несла свои килограммы.
– Это заместитель Соломончика, – просуфлировала подруга, когда зонт и рюши с воланами скрылись за елями.
– Она что, у грумера стрижется?
– Не знаю, у кого она стрижется, но Александра Даниловна тетка умная.
– Приберет к рукам она твоего Соломончика.
– Сейчас! – Капитолина и посмотрела покровительственным взглядом. Прозрачные серо-голубые глаза цветом напоминали склянку с водой в пасмурный день.
– Александра Даниловна у нас занята. У нее любовник есть. Между прочим, диетолог. У него своя клиника, «Древо жизни» называется.
– Что-то здесь не так, – поразмыслив, изрекла Ивона.
– Ты о чем?
– Ты не находишь странным, что у диетолога такая любовница? – поделилась сомнением Ивона.
Капа состроила гримасу:
– Может, ему худышки надоели в клинике, захотелось разнообразия! Может, он украинский хлопец, ему нужно, чтоб «бэрэшь в руки, маешь вещь».
Продолжать полемику Ивоне было лень. Она замерзла, губы у нее одеревенели, и хотелось только одного – поскорее попасть в номер.
Ивона зябко поежилась.
Под хмурым небом лениво мерцала стальным блеском озерная вода, затянутая клочьями тумана. Наступил штиль, ни один лист не шевелился. Птицы смолкли, прислушиваясь.
Еще никогда в жизни Ивона так остро не чувствовала свое одиночество.
Зачем она приехала сюда? Сменить обстановку? Лечить сердечные раны природой? Смешно. Притащила в дом отдыха свою хандру. Какая разница, где ты находишься, в провинциальном доме отдыха или на Ривьере, если в анамнезе и эпикризе у тебя стоит диагноз: неудачница. Аутсайдер. «Лузер»,– по выражению ее бывшего мужа.
Надо не обстановку менять, а себя. Только как??!
…Спасаясь от налетевшего пронизывающего ветра, Заридзе со Спасским ходко затрусили к парковке и нырнули в «ниссан» Маслакова.
Придерживая воротник куртки, Андрей обернулся к Валерию, щурясь от ветра, спросил:
– Валер, а что здесь делает Ивона Петкова?
– Кто-кто? – переспросил Валерий, хотя отлично расслышал странное имя и не менее странную фамилию.
– Ты что, не знаешь, кто такая Петкова? – В интонации Маслакова отчетливо слышалось осуждение.
Вопрос привел Петровского в полное замешательство.
– Не помню, – признался он, прислушиваясь к неприятному холоду в области солнечного сплетения. – Имя знакомое, но кто такая, не могу вспомнить.
– Счастливчик, – позавидовал Маслаков. – Это журналистка с регионального радио. Собкор «Радио России». Та еще сучка. Роет и роет под нашу «ФармРос. Везде ей подпольные цеха мерещатся. Если она расследование затеяла, мы в полной з…
Подобных выражений от чинуши-Маслакова Петровский не слышал с разгульных студенческих лет. Можно было списать подобную несдержанность на счет «Столичной», но Андрей не пил!
– Может, она в «Белом озере» просто отдыхает? – выдвинул неудачную версию Петровский. Настолько неудачную, что сам в нее не поверил.
Смело можно ручаться, что журналистка с таким имечком отдыхать не умеет. Она даже слов таких не знает. Единственное, что у нее отлично получается – портить жизнь окружающим.
– Лучше передбеть, чем недобдеть, – веско сказал Андрей. – И давай, собирай учредителей прямо в режиме сito. – Давно не практикующий врач, латынь Маслаков использовал для экспрессии.
Валерий изобразил внимание:
– Что требуется от учредителей?
– Надо, чтобы учредители проголосовали за ремонт и отправили в бессрочный отпуск коллектив.
Петровский решил, что он ослышался.
– Как – весь коллектив? А Шурка?
Маслаков хрюкнул:
– Ты ж слышал, что сказал Спасский: «ходячая антиреклама».
– И «черный пиар» для клиники, – завершил Петровский упавшим голосом.
– Ну вот! Ты сам все знаешь! Ну звони. – Маслаков торопливо встряхнул руку расстроенному приятелю и юркнул в «ниссан». Машина мигнула огнями и стала удаляться.
Некоторое время Валерий следил за красными огоньками. По мере того, как удалялся «ниссан», на душе становилось все пакостнее.
Петкова, учредители… Как-то все осложнилось, а Петровский очень не любил сложности.
Может, оставить все как есть? Пусть Маслаков впрягается в проект, если ему уж так хочется, доведет начатое до конца. Пусть Заридзе со товарищи засевают поля «зеленой аптекой». Пусть себе диетология сливается в объятиях с косметологией и фармакологией. А с него хватит и «Древа жизни»?
В этот исторический момент Валерий отчетливо осознал, что не постоит ни перед чем, лишь бы не допустить появления у себя под боком такого мощного конкурента.
Оздоровительный Центр – это еще куда ни шло. Но если Маслаков наладит с какой-нибудь швейцарской фирмой выпуск экологически чистых биологических добавок, – а он это сделает, – то пустит его по миру. Или Валерий Петровский станет одним из собственников «Lignum vitae», или новой клиники не будет вовсе. Оставалось надеяться, что убивать никого не придется.
…Шаркающей стариковской походкой Петровский притащился в кабинет к Брусенской. Рухнул в неудобное жесткое кресло под окном, закинул ногу на ногу. Взгляд его заскользил по лицу соратницы и подруги.
