Текст книги "Загадка театральной премьеры"

Автор книги: Анна Устинова

Соавторы: Антон Иванов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава IV
По мотивам Шекспира

Быстро раздевшись в гардеробе, ребята устремились в тесный зрительный зал. Оказалось, что в проходах сидеть не придется. Благородные Прошечкины отвели десятому «Б» целый ряд. Это обстоятельство повергло Мою Длину в новый приступ восторга.

– Такая крутая премьера, а нам – весь ряд! – воскликнула она.

Десятый «Б» шумно расселся по местам. Женька с Наташкой Турундаевской устроились вместе с ребятами.

– Я не заметил, – повернулся Женька к Олегу, – буфет тут есть?

– Начинается, – трагически закатила глаза Катя. – Ты, Женечка, интересно, хоть когда-нибудь о еде забываешь?

– Иногда забываю, – обезоруживающе улыбнулся тот. – Но в театре во время антракта сходить в буфет – это святое дело.

– Вот именно, – горячо поддержал Марат Ахметов. И, повернувшись к Олегу, добавил: – Так есть тут буфет?

– Буфет-то есть, – откликнулся мальчик в очках. – Только, – заглянул он в программку, которую успел приобрести по дороге в зал, – вынужден вас огорчить: антракта не будет.

– Как это не будет? – возмутился Марат Ахметов. – Спектакль без антракта? Что же, нам так и придется все время в зале торчать?

– Именно, – ухмыльнулся Олег.

– Безобразие! – возмутился друг Марата Ахметова и его соратник по секции бокса, Боря Савушкин.

– Во! – взвился на ноги Женька. – Если так, я пошел. А то через семь минут начнется, и тогда я не успею.

– Что начнется, куда ты не успеешь? – проворчал Темыч.

– В буфет! – проорал на весь зрительный зал долговязый мальчик. – Мне обязательно нужно пожрать.

И он, щедро отдавливая ноги одноклассникам, ринулся из середины ряда к проходу.

– Васильев, стой! Ты куда? – пытался остановить его Андрей Станиславович.

– В буфет, – бодро сообщил тот. – Вам и Светлане Сергеевне что-нибудь принести?

– Не надо, – отрезал классный руководитель. – Лучше вернись и сядь на место.

– Да я быстро, – откликнулся Женька и исчез в дверях.

– По-моему, Женечка на спектакль не успеет, – шепнула Катя на ухо Тане.

– Успеет, – возразила светловолосая девочка. – Тут же Наташка осталась.

С последним звонком в зал, сжимая в руке огромный пакет, влетел Женька. Еще раз пройдясь по ногам одноклассников, он с размаха плюхнулся на свое место.

– Отличный буфет! – воскликнул он. – А главное, я успел. Там были классные булочки. Я всем купил. И еще – много чипсов.

В это время погас свет. По темному залу поплыла приглушенная таинственная мелодия. Занавес начал медленно раздвигаться. Публика замерла в ожидании. Женьке тоже стало интересно. Он даже на время забыл о своих съестных припасах. Тоскливая мелодия звучала все отчетливее и громче. Занавес открылся, обнажив абсолютно голую сцену. Лишь в глубине ее виднелось нечто, смахивающее на шведскую стенку из физкультурного зала.

– Во, лопухи! – перекрыв мелодию, воскликнул Марат Ахметов. – Декорации забыли!

Зал отреагировал на эту реплику неоднозначно. Кто-то засмеялся, другие возмущенно зашикали, а Андрей Станиславович, поймав взгляд Марата, грозно потряс кулаком.

– Слушай ты, «новый русский»! – прошипела Моя Длина на ухо Ахметову. – Не показывай свою серость. Это не декорации забыли, а такой художественный замысел.

– Ну, извини, – не стал спорить Марат. – Могла и раньше предупредить.

– Ты хоть больше не выступай, – посоветовала Школьникова.

– Очень надо, – ответил Ахметов и начал следить за происходящим на сцене.

Музыка смолкла. На авансцене возник актер в костюме шута. Правда, это был другой шут. Не тот, что стоял у входа в театр.

– Нет повестей печальнее на свете! – торжественно провозгласил новый шут и с достоинством удалился.

Зал восторженно зааплодировал.

– Класс, – сказала Школьникова.

Катя и Таня дипломатично промолчали. Действие пока не особенно их захватило. Аплодисменты смолкли. Зал погрузился в гробовую тишину. Тут Женька решил угостить Наташку и других ребят булочками. Однако булочки лежали на дне пластикового пакета. Чтобы извлечь их на свет, нужно было вытащить пакеты с чипсами. По зрительному залу разнесся громкий шорох и хруст. Публика возмущенно зашикала.

– Я не виноват, что эти пакеты такие громкие, – начал оправдываться долговязый мальчик.

Тут он наконец справился с задачей и громко добавил:

– Налетай, Наташка! И остальные – тоже! Все налетели. Шиканье в зале усилилось. На сцену тем временем выпорхнуло эфирное создание в розовом платье и что-то запело тоненьким голосом. Слов никто из ребят разобрать не смог. А, может, их вовсе не было.

– Это что же, выходит, опера? – громко спросил Марат Ахметов.

Олег уткнулся в программку и весьма долго ее изучал. К эфирному созданию, которое, по всей видимости, олицетворяло Джульетту, вприпрыжку подбежал стройный юноша.

– Это что же, Ромео? – осведомилась Моя Длина у Тани и Кати.

– Больше, пожалуй, некому быть, – чуть подумав, ответила Катя.

Молодые люди какое-то время пели хором, затем закружились в вальсе.

– Насчет оперы тут ничего не сказано, – наконец поднял глаза от программки Олег.

– А насчет балета? – фыркнула Катя. – По-моему, это первый бал Наташи Ростовой.

– А, по-моему, это просто полная чушь, – пробрюзжал Темыч. – Только зря с людей деньги берут.

Ближайшие к ребятам соседи опять возмущенно зашикали.

– Спокойно, граждане, мы больше не будем, – заверил негодующую публику Пашков.

Марат, не отрываясь, глядел на сцену. Затем, перегнувшись через Женьку и Наташку, спросил у Олега:

– Слушай, взгляни в программке. Как эту, на сцене, зовут?

– Джульетта. Тебе ведь уже говорили, – откликнулся тот.

– Да не у Шекспира, а в жизни, – продолжал Марат. – Девчонка-то ничего.

– Валькирия Прошечкина, – удовлетворил его любопытство Олег.

– Травка зеленая, вот это имечко! – воскликнула Моя Длина.

– Тише! Тише! – послышалось со всех сторон.

– Поняли, – вновь выступил в роли миротворца Лешка Пашков.

– Имя как имя, – ничуть не удивился Ахметов. – Главное, девочка – класс.

– Маратик запал на Валькирию, – не замедлила с очередной колкостью Катя. – Кстати, она что, родственница режиссера?

– Родная дочь, – откликнулся Олег.

– Маратик, боюсь, тебе тут не светит, – обратилась к нему Катя.

– Это еще почему? – возмутился Ахметов.

– У тебя с духовной жизнью туго, – продолжала с издевкой Катя.

– Почему туго? – сильней прежнего возмутился Марат. – У моего предка денег полно. Он любую духовность купит. А вот у предков Валькирии, – указал он на аскетически оформленную сцену, – со спонсорами явная беда. Видишь? Ни на что, кроме костюмов, не хватило.

Катя и Таня резко опустили головы. Их разбирал смех. Ромео с Джульеттой наконец завершили танец. Теперь они одновременно читали свои монологи. Разобрать слова по-прежнему не представлялось возможным. Затем на сцене подули ветры. Ромео и Джульетта крайне изящно позволили увлечь себя со сцены потокам воздуха. После чего зал и сцена погрузились в кромешную тьму. На какое-то время воцарилась гробовая тишина. Потом раздался выразительный хруст. Это Женька наконец-то занялся чипсами.

Олег невольно втянул голову в плечи. Ему казалось, что на десятый «Б» сейчас обрушится гнев всего остального зала. Возможно, этим бы все и кончилось. Однако со сцены крайне вовремя раздались оглушительные раскаты грома. Сверкнуло несколько молний. После чего сцену залил сумрачный свет, и все увидели три темные фигуры, висевшие на шведской стенке.

Покачиваясь из стороны сторону, фигуры хором завыли.

– Олег, – перегнулся к нему Пашков через Катю и Таню.

– Тебе чего? – не понял мальчик в очках.

– Танька, пожалуйста, поменяйся со мной на минутку местами, – с мольбою взглянул на светловолосую девочку Лешка. – Мне надо срочно сказать Олегу одну важную вещь.

Таня, пожав плечами, пересела.

– Слушай, Олег, – едва оказавшись рядом, зашептал Лешка. – Это те же самые поют.

– Какие те же самые? – уставился на него друг.

– Ну, как у меня в башке, – уточнил Лешка.

– По-моему, тебе лечиться надо, – покрутил пальцем возле виска Олег.

– Ничего мне не надо, – оскорбленно проговорил Лешка. – Я точно тебе, Олег, говорю: те, у меня в башке, так же выли. Один в один. И слов тоже невозможно было разобрать.

Олег хотел сказать Лешке, что они эту тему обсудят после, но тут на сцену в сопровождении свиты величественно вплыла, шурша черным шелковым платьем, Наташкина мама.

– В бутике «Валентино» брала, – внимательно пригляделась к платью Моя Длина. – Мы туда с матерью заезжали неделю назад, и оно там висело. А ты, Маратик, говоришь, что спонсоров нет.

– Так на костюмы небось хватило, а на остальное нет, – хранил полную невозмутимость Марат.

Женька все это время жевал чипсы, одновременно любуясь профилем Наташки. Происходящее на сцене привлекло внимание долговязого мальчика лишь после того, как три темные фигуры на шведской стенке завыли с угрожающей силой. Тут Женьке и предстала во всем великолепии Инга Турундаевская. Поэтому, резко ткнув Наташку в бок, Женька провозгласил:

– Твоя мама пришла.

– Да она уж давно на сцене, – равнодушно откликнулась девочка

– А до нашего Женечки все доходит как до жирафа, – фыркнула Катя.

Женька хотел обидеться, однако на сцене развернулись бурные события, заставившие его на время позабыть обо всем личном.

Чуть поодаль от леди Макбет и висевших на шведской стенке ведьм расположилась живописная парочка. Существо мужского пола Марат Ахметов немедленно нарек «мужиком в короне». Катя, Таня, Олег, Темыч и еще несколько наиболее просвещенных учеников десятого «Б» узнали в сем мужике короля Клавдия из «Гамлета». А в его напарнице королеву Гертруду, которую изображала Людмила Прошечкина. Король непрестанно обращался к Прошечкиной с одной и той же фразой: «Не пей вина, Гертруда». Поэтому легко было догадаться, что Генрих Прошечкин включил в свой «синтез Шекспира» не только «Ромео и Джульетту» с «Макбетом», но и трагедию о принце датском.

Люда Прошечкина была встречена бурными рукоплесканиями зрительного зала. Будто воодушевившись таким приемом, Гертруда схватила за руку Клавдия, и они исполнили совместный танец с ведьмами из «Макбета», которые ради такого случая даже решились расстаться со шведской стенкой. Хореографическая композиция являла собой нечто среднее между брейк-дансом, украинским гопаком и лезгинкой. Что, по-видимому, должно было символизировать международное значение творчества великого Шекспира.

Прыгая и танцуя вприпрыжку, ведьмы продолжали истошно завывать.

– Ну, точно! – вновь склонился Пашков к уху Олега. – Именно это я позавчера и слышал.

– Не мог ты этого слышать, – отозвался мальчик в очках. – Мы же на премьере. Значит, до сегодняшнего вечера спектакля не было и в помине.

– То-то и оно, – озадаченно произнес Лешка. – Хотя, – вдруг посетила его новая мысль, – может, у них как раз позавчера была генеральная репетиция?

– Но ведь не у тебя же в квартире, – резонно заметил Олег.

– А если Сашков приборчик передавал сигналы прямо из этого театра ко мне? – предположил Пашков.

– Слушайте, молодые люди, – постучал по спине Пашкова пожилой мужчина, сидевший сзади. – Вы, между прочим, в театре и лично мне мешаете.

– Извините, пожалуйста, – обернулся к нему Лешка.

– После обсудим, – шепнул ему Олег. – Иначе нас отсюда скоро выведут.

И оба друга вместе с классом продолжали смотреть спектакль. Гертруда, Клавдий, ведьмы, а также Ромео с Джульеттой, вдоволь навывшись, натанцевавшись, а также наоравшись до хрипоты: «Не пей вина, Гертруда!» – кажется, решили взять некоторую паузу. Люда Прошечкина тяжело дышала. Видимо, интернациональный танец изрядно ее утомил.

Теперь место на авансцене заняла Инга Турундаевская. Глядя в зал, она принялась читать один из монологов леди Макбет:

… Мы с беззащитным королем поступим

Как захотим, свалив на пьяниц слуг

Ответственность за наше преступленье.

Едва она произнесла последнее слово, как Гертруда, сделав наконец щедрый глоток из невесть откуда возникшего у нее в руках кубка, упала. Ее примеру последовал король Клавдий. На сцене возникли двое мужчин в спецовках. Грубо схватив Гертруду и короля, служители утащили их за кулисы. Зал вновь огласился рукоплесканиями.

Леди Макбет, выждав, пока аплодисменты иссякнут, с трагическим видом объявила:

Нет повести печальнее на свете,

Чем повесть о Ромео и Джульетте!

Ромео и Джульетта отреагировали на мрачное заявление Инги Турундаевской весьма неадекватно. Они взялись за руки, спрыгнули со сцены и, заливисто хохоча, понеслись вприпрыжку по зрительному залу.

– Так, ребята. Вы меня пропустите, – неожиданно стал протискиваться к проходу Марат Ахметов.

– Куда тебя несет? – вцепился в него Боря Савушкин.

– Отстань, Савка, погоди, – вырвался из его объятий Марат. – У меня тут личный интерес наметился.

– Маратик запал на Джульетту, – громко сказала Моя Длина.

– Молодые люди, предупреждаю в последний раз, – раздался стон пожилого мужчины из заднего ряда. Десятый «Б» явно мешал ему наслаждаться высоким искусством Прошечкиных.

Андрей Станиславович тоже заметил маневры Ахметова.

– Ты куда, Марат? – полюбопытствовал он, когда тот проносился на всех парах мимо них со Светланой.

– Мне вот так надо, – провел ребром ладони по горлу Ахметов.

Тут он достиг наконец прохода и понесся следом за порядком опередившими его Ромео и Джульеттой. Те, с удивлением заметив, что их преследуют, прибавили темп. Ахметов тоже поддал жару. Недаром же он был спортсменом.

Теперь десятый «Б» уже не смотрел на сцену. Тщетно Инга Турундаевская выкрикивала со сцены зловещие пророчества. Десятый «Б» это не волновало. Ребята были сейчас целиком и полностью захвачены кроссом с препятствиями, который развернулся в зрительном зале. Препятствия олицетворяли зрители, сидевшие в проходах. Иным из них досталось на полную катушку. Сперва их попирали ногами Ромео и Джульетта, а потом здоровяк Марат Ахметов. Правда, Марат потом утверждал, что через большинство зрителей перепрыгивал. Иначе, по его словам, ситуация сложилась бы гораздо хуже.

Зрители, оказавшиеся, на свою беду, в проходе, придерживались иной точки зрения и то и дело возмущенно вскрикивали. Та же часть публики, которая сидела на нормальных местах, восторженно рукоплескала и восхищалась оригинальностью замысла Прошечкиных. Ибо импровизированный и спонтанный забег Ахметова представлялся им частью спектакля.

Наконец, достигнув выхода, Ромео и Джульетта скрылись за шторами из тяжелого бархата.

Марат, взревев, как раненый тур: «Валькирия! Валькирия! Постойте!» – тоже исчез из вида десятого «Б».

– По-моему, наш класс снова оказался на высоте, – прокомментировала его действия Катя.

– Чует мое сердце, спокойно мы из этого театра не уйдем, – тоном пророка изрек маленький щуплый Темыч.

– Молчи, зануда, – шикнула на него Катя.

Однако и она чувствовала, что Темыч, пожалуй, прав. В воздухе витала ощутимая тревога. Так как Марат исчез и пока больше не появлялся, ребята, чтобы скоротать время, снова сосредоточились на спектакле. Впрочем, они уже настолько отвлеклись от и без того запутанного сюжета Генриха Прошечкина, что разгадать смысл происходящего не могли. Теперь в глубине сцены метались какие-то странные личности с черными косматыми бородами. При этом Инга Турундаевская продолжала выразительно произносить очередной монолог леди Макбет.

– Молодец, тетя Инга, – влюбленно глядя на Наташку, восхищался Женька.

– А по-моему, полнейший бред, – вяло пожала плечами та. – Чего моя мать на такое клюнула?

– Она клюнула, потому что театр модный, – с уверенностью проговорила Моя Длина. – А бред – это значит оригинально. Чем бредовей, тем оригинальней. Чем оригинальней, тем больше скандал. А скандал – это бесплатная реклама. Так что, Наташка, у твоей матери был абсолютно правильный расчет.

– Ну, это ее проблемы, – с высокомерным видом отмахнулась Наташка. – А я на этот бред пошла только из-за Женьки.

Долговязый мальчик зарделся и стал от избытка чувств хрустеть остатками чипсов.

– Ребята, а кто знает, что это за типы? – указал он пальцем на бородатых мужиков, которые продолжали суетиться на сцене.

– По-моему, это из Шекспира, – задумчиво произнесла Катя.

– Больше напоминает русские народные сказки, – подхватила Таня.

– Ну, да, – с нарочито серьезным видом добавила Катя. – Видно, наличие этих персонажей олицетворяет тесную взаимосвязь английской и русской литературы.

Компания с Большой Спасской засмеялась.

– По-моему, Катька, ты готовый театральный критик, – сказал Олег. – Может, тебе стоит вместо Темыча в Литературный институт поступить?

Во тьме послышалось обиженное сопение Темыча. Затем один из бородатых мужиков громко запел что-то по-английски на мотив русской народной песни «По диким степям Забайкалья».

Сверху на сцену начали, словно ангелы, спускаться Ромео с Джульеттой. Однако до конца они так и не опустились, а вместо этого стали порхать, как две гигантские бабочки.

– А я вот думаю, что с ними будет, если лонжи вдруг оборвутся? – кровожадно изрек маленький Темыч.

– Типун тебе на язык, – ужаснулась Таня.

– Безобразие, – разворчался Темыч. – Брать такие деньги за такое дурацкое представление.

– Можно подумать, что ты, микроспора, хоть копейку за билет выложил, – вмешалась Моя Длина. – Пошел на халяву, вот и сиди.

– Ну, как тут все развивается? – возник в конце ряда Марат Ахметов. – А, ну пропустите, – начал он протискиваться к. Компании с Большой Спасской.

Вскоре он плюхнулся рядом с Моей Длиной.

– Ну, Марат, познакомился? – пристал к нему Лешка.

– Ушла, – махнул рукой тот.

– Вон она, твоя цыпа, порхает, – воздела указательный палец Моя Длина.

Какое-то время Марат завороженно следил за полетом Валькирии Прошечкиной. Затем сообщил Пашкову:

– Ничего. Скоро я с ней познакомлюсь.

– Да ты ведь ее не догнал, – счел своим долгом напомнить Пашков.

– Как говорит мой предок, в любви и в бизнесе самое главное – упорство и натиск, – сообщил Марат.

– Твоему предку виднее, – ответил Пашков.

Отец Марата, Хамитяй Хамзяевич Ахметов, еще несколько лет назад работал носильщиком на Курском вокзале. Затем ему удалось сделать какую-то не совсем ясную, но поистине головокружительную карьеру. Теперь Ахметов-старший даже на родительские собрания в две тысячи первую школу подкатывал на собственном «Роллс-Ройсе», который сопровождал джип с личной охраной. Кроме того, поговаривали, что у Хамитяя Хамзяевича был теперь остров в Тихом океане и множество другой недвижимости как в России, так и за рубежом…

Спектакль продолжался. На сцене по-преж нему порхали, плясали, пели и произносили монологи. В явный диалог никто из актеров упорно не вступал. Видимо, это не укладывалось в концепцию Генриха Прошечкина. Десятый «Б» начал откровенно скучать. Даже Андрей Станиславович и Светлана Сергеевна тихо завели какой-то свой разговор.

Правда, среди остальной публики находилось немало фанатов российского концептуального авангарда. Они постоянно хлопали. А порою с восторженными придыханиями отмечали «несомненные художественные находки режиссера».

Вдруг десятый «Б» с изумлением заметил, что на сцену из-за кулис вышел новый персонаж, который явно не имел никакого отношения к спектаклю Прошечкиных. Впрочем, остальная публика этого не поняла. И с прежним восторгом наблюдала за развитием «тонкого современного концептуального замысла». Ребятам же, равно как и Андрею со Светланой, было чему удивиться. Они хорошо знали вновь прибывшего. Человек с испещренным глубокими шрамами лицом служил у Хамитяя Хамзяевича Ахметова в должности старшего охранника. Звали его Олесь Убейволк. И тот, кто хоть один раз с ним сталкивался, знал: этот шутить не любит.

Правда, сейчас суровый охранник выглядел весьма экзотично. Он нежно нес в руках огромную корзину цветов.

– Видели? – с гордостью обратился к одноклассникам Марат. – Это мой сюрприз.

Ребята немо взирали на сцену. Каждый из десятого «Б» отчетливо ощущал: сейчас что-то произойдет.

Актеры на сцене, похоже, в свою очередь, удивились. Однако на всякий случай продолжали спектакль. Бородатые мужики завели новую песню на английском языке. Ведьмы, очередной раз взвыв, окружили мужественного охранника и, словно ведя хоровод, постарались потеснить чужеродное тело за кулисы. Однако они не на того напали.

Мужественный Убейволк, переживший гибель двух предыдущих хозяев, вышедший почти невредимым из множества схваток с врагами и двух взрывов, четыре раза побывавший в реанимации, совершенно не собирался уступать каким-то ведьмам. Грозно пробормотав: «Ну вы чего вообще, в натуре?» – он состроил зверскую рожу и попер напролом.

Ведьмы дрогнули. Зал бурно зааплодировал. А пожилой мужчина, сидевший позади ребят, воскликнул:

– Ай да Прошечкин! Какое современное прочтение тени отца Гамлета!

Десятый «Б» напряженно следил за дальнейшим развитием событий. Бурные аплодисменты несколько смутили Олеся Убейволка. Тем не менее он целеустремленно дошел до края сцены и, глянув прямым мужественным взором в зал, утробным басом осведомился:

– Где здесь Джульетта Валькириевна?

Джульетта, как раз находившаяся в полете над охранником, зашлась в истерическом хохоте. Олесь с завидной реакцией поднял голову и мрачно изрек:

– Не вижу ничего смешного.

Зал снова бурно захлопал. По мнению большинства присутствующих, новаторство Генриха Прошечкина превзошло все самые смелые ожидания. А влиятельный критик Венидиктов, занимавший почетное место в маленькой боковой ложе вместе с тещей Генриха Прошечкина, родителями Олега и двумя депутатами Государственной Думы, которые ведали вопросами национальной культуры, уже сочинял в голове завтрашнюю статью. Суть ее заключалась в том, что великий Шекспир – это гений на все времена. И, как блестяще доказал Прошечкин, проблемы, поднятые в творчестве великого английского драматурга эпохи Возрождения, вполне актуальны для современной российской действительности.

Представитель современной российской действительности в лице Убейволка тем временем обратился к Джульетте:

– Я тут вам цветы…

Валькирия зашлась в новом приступе хохота.

– Не понял, – посуровел лицом Олесь.

Один из бородатых мужиков вдруг выхватил из-за пояса огромный старинный бутафорский пистолет и, направив его на охранника, закричал поставленным голосом:

Исчезни с глаз долой,

О, юных душ губитель!

Реакция опытного Убейволка была молниеносной. Метнув корзину с цветами прямиком в руки Гертруде, он выхватил из кобуры пистолет и, сделав предупредительный выстрел в воздух, оглушительно рявкнул:

– Всем лицом вниз на землю!

Актеры повиновались. Все, кроме Гертруды и коварного короля-отравителя Клавдия. Эти двое упали раньше, сбитые с ног корзиной, которую Убейволк, по-видимому, метнул слишком сильно и резко. Что касается Ромео с Джульеттой, то они при всем горячем желании не могли исполнить приказ старшего охранника, ибо болтались в воздухе на лонжах. Кроме того, когда Убейволк произвел предупредительный выстрел, шальная пуля пролетела над головой у Джульетты, и она от страха лишилась чувств.

Увидав это, Марат с воплями: «Ты чего, отмороженный?» – рванул по чужим ногам к сцене.

– Ахметов! – ринулся следом Андрей Станиславович.

– Андрюша! Сиди! – пыталась урезонить его Светлана Сергеевна.

– Это ты сиди, – бросил уже на ходу классный руководитель. – Будешь следить за остальными.

Сказано это было очень вовремя. Ибо десятый «Б» уже был готов в едином порыве броситься на помощь Марату. Однако изящная Светлана Сергеевна крикнула:

– Всем оставаться на своих местах!

Ребята зароптали, но повиновались.

Марат первым вспрыгнул на сцену. Убейволк продолжал удерживать актеров в лежачем положении.

Служитель, державший за кулисами лонжу, от ужаса разжал руки. Ромео низринулся с высоты вниз. Правда, на свою удачу, он упал не на голые доски, а на одного из бородатых мужиков, который смягчил удар.

Этот маневр был воспринят залом как очередной режиссерский изыск Прошечкина. Джульетта продолжала висеть. Марат подскочил к Олесю:

– Спрячь пушку, дурак! Ты же в театре.

– А мне что театр, что не театр, – не хотел подчиняться охранник. – Я приставлен за вашу жизнь отвечать.

Марат хотел выдвинуть новые аргументы против «пушки», но тут в дело вмешался Андрей Станиславович. Выбив пистолет из рук у зазевавшегося Олеся, он повалил того на сцену. По залу пронесся восторженный рев. Публика по-прежнему пребывала в полной уверенности, что все развивается согласно замыслу режиссера. Десятый «Б» подобной уверенности не испытывал. Ребята были убеждены в обратном. Что, однако, не мешало им тоже реветь от восторга. Ибо с каждой секундой схватки ребятам делалось все ясней: их Андрей Станиславович побеждает охранника.

– Молодец, Андрюша! – стоя аплодировала Моя Длина. – Знай, Убейволк, наших!

И тут занавес резко закрылся.