Текст книги "Жадный Егор"

Автор книги: Анна Рожкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Егор Ильич в очередной раз загремел в больницу с анемией.

– Ну, что же вы, Егор Ильич? Я же вам в прошлый раз говорила: нужно хорошо питаться, побольше печени, говядины, вареные яйца. Вы диету соблюдали? – устало выговаривала врач.

– Соблюдал, душенька, соблюдал, – тряс сморщенной головенкой на тонкой шейке старик.

Егор Ильич лукавил, а попросту говоря, нагло врал. Последние несколько лет старик практически перешел на хлеб и воду. Егора Ильича душила жаба, любовно всхоленная и взлелеянная за долгие А начиналось все так невинно.

Егор Ильич, а тогда еще просто Егор, даже Егорка, упитанный, розовощекий мальчик, не желал делиться с другими детьми игрушками. Прижав к груди свои сокровища, он, насупившись, сидел на краю песочницы и исподлобья взирал на резвящихся детей.

– Егорка, поиграл бы с ребятами, – уговаривала мама сына, но Егорка лишь тряс кудряшками.

Тогда Егоркина жаба была еще совсем лягушкой, такой же маааленькой, как сам Егорка. Дальше они росли уже вместе, наперегонки.

Когда к Егорке и его маме приходили гости, Евдокии Егоровне приходилось прятать угощение, потому что сын сильно переживал и даже плакал, что приходится делиться и не все достанется только ему. Поэтому гостей мальчик не любил.

Однажды Евдокия Егоровна позвала в гости свою глубоко беременную подругу. Они пили на кухне чай, а Егорка пристально следил, чтобы подруга не съела ничего лишнего.

Евдокия Егоровна незаметно протягивала тете Свете под столом сладости. Но пятилетний Егорка, обладавший нюхом, как у собаки, а глазом, как у орла, заметил мамину хитрость и закатил самую настоящую истерику:

– Это она все съела, все мои конфеты, – орал мальчик, обличающе указывая крохотным пальчиком на большой тети Светин живот.

Егоркиной маме было очень стыдно, но сын никак не успокаивался. Тете Свете пришлось уйти:

– Это у него пройдет, – примирительно произнесла Евдокия Егоровна, провожая тетю Свету.

Когда Егорке было шесть, мама стала отпускать его во двор одного, то и дело поглядывая в окно. Накрапывал мелкий дождь, и мама с умилением смотрела сверху, как бегает по лужам полненький и ладненький Егорка в новых резиновых сапожках. Его красный капюшон мельтешил на площадке.

Дождь был не сильный и мама решила не давать Егорке еще и новый зонтик со смешными мышиными ушками. «Ребенку будет неудобно бегать с зонтом, еще потеряет», – подумала мама. Уходил Егорка без зонта, а пришел с зонтом, с тем самым, со смешными мышиными ушками.

Мама ахнула:

– Где взял?

Зареванный Егор никак не мог перестать заикаться, и маме пришлось напоить его водой, чтобы услышать объяснение. Оказывается, мимо проходила девочка с зонтом Егора, с тем самым, со смешными мышиными ушками. Такого мальчик стерпеть не смог и кинулся на девочку с криками:

– Отдай зонт, это мой.

Силы оказались неравны, и девочка ушла домой без зонта, а Егор – с зонтом. Мама кинулась на улицу, но девочки и след простыл. Зато теперь у Егора было два зонта со смешными мышиными ушками.

В семь лет Егор, как и все дети его возраста, пошел в школу. Учеба его волновала постольку поскольку. С первого урока он начинал донимать учительницу:

– Когда будут кормить?

– После третьего урока, – терпеливо объясняла учительница, – потерпи.

Егор не был голоден, просто он боялся, что придет последним и все самое вкусное разберут.

– Вы что, не кормите сына? – после первой четверти учительница не выдержала и вызвала в школу маму.

– Кормлю, конечно, – вспыхнула мама.

После школы мама каждый раз находила в карманах и портфеле Егорки распиханные заначки: то булку, то яблоко, то пирожок. Все, что Егор не съедал, он обязательно брал с собой. «Негоже добру пропадать», – рассуждал не по годам мудрый мальчик.

На восьмилетие Егора мама велела сыну позвать на день рождения друзей. Друзей у Егора не было, потому что с друзьями надо было делиться, а этого Егор не любил. Но позвал пару одноклассников, чтобы не расстраивать маму.

Мама испекла пирог и вынесла на стол. Егор стерпел, когда одноклассники съели по куску, но когда один из мальчиков потянулся за добавкой, именинник схватил угощение и унес на кухню, от греха подальше.

Пили закатанный мамой вишневый компот. Когда банка опустела, мама решила положить каждому мальчику по миске вишен. Заметив такое расточительство, Егор схватил банку в охапку и залез под стол. Вылез он, только когда гости разошлись.

Больше дней рождений мама не устраивала. Стыдно. Только не Егору. Он искренне не понимал, почему стихотворение Агнии Барто «Жадный Егор» всем казалось смешным.

Ой, какой стоит галдеж!

Пляшут комсомолки.

Так танцует молодежь,

Что не хочешь, да пойдешь

Танцевать на елке.

Тут поет веселый хор,

Здесь читают басни…

В стороне стоит Егор,

Толстый третьеклассник.

Первым он пришел на бал

В школьный клуб на елку.

Танцевать Егор не стал:

– Что плясать без толку?

Не глядит он на стрекоз

И на рыбок ярких.

У него один вопрос:

– Скоро будет Дед Мороз

Выдавать подарки?

Людям весело, смешно,

Все кричат: – Умора! —

Но Егор твердит одно:

– А подарки скоро?

Волк, и заяц, и медведь —

Все пришли на елку.

– А чего на них глазеть?

Хохотать без толку? —

Началось катанье с гор,

Не катается Егор:

– Покатаюсь в парке!

У него один вопрос:

– Скоро будет Дед Мороз

Выдавать подарки? —

Дед Мороз играет сбор:

– Вот подарки, дети! —

Первым выхватил Егор

Золотой пакетик.

В уголке присел на стул,

Свой подарок завернул

С толком, с расстановкой,

Завязал бечевкой.

А потом спросил опять:

– А на ёлке в парке

Завтра будут раздавать

Школьникам подарки?

Новый Год Егор любил именно из-за подарка.

– Кто будет выступать на празднике? – спрашивала учительница класс.

Егор первый тянул руку:

– А подарки будут?

Если нет, Егор тут же терял к празднику интерес, зато, если был подарок… Егор был готов выучить, выступить, сплясать. Лишь бы получить заветный приз. Егор рос и подарки стали интересовать его мало, он быстро переключился на деньги.

Мама это смекнула и начала выдавать Егору «плату» за хорошие оценки. Егор стал круглым отличником. У него тут же появилась коробочка, куда он складывал сэкономленные деньги.

– Сынок, ты бы копилку взял, вон, на шифоньере стоит, – как-то предложила мама.

Егор без всякого интереса взглянул на облупленную свинью.

– Нет, это не интересно, – протянул он.

У Егора была страсть к накопительству и пересчитыванию. Он всегда до копейки знал, сколько денег у него в коробочке.

– Егор, я взяла у тебя мелочь на хлеб, – порой говорила мама.

– Хорошо, только не забудь вернуть, – отвечал Егор.

Мама всегда возвращала, поэтому коробочку Егор не прятал. Доверял. После школы Егор решил поступать в педагогический. На историю.

– Почему история? – удивлялись школьные учителя. – Ты же вроде не интересовался историей.

– Мама так решила, – пожимал плечами Егор.

За все годы он не копейки не потратил из заветной коробочки.

– Сынок, а на что ты копишь? – поинтересовалась как-то мама.

Егор удивился вопросу:

– Ни на что, – подумав, произнес он.

«Зачем копить на что-то, если можно просто копить?»

Студенчество Егора пришлось на развал Советского Союза. Все эти путчи и другие события, потрясшие страну, Егора волновали мало. Но закрыли мамин завод, и она осталась без работы.

Егор подумал, подумал и пошел на рынок, помогать челночникам таскать тюки, раскладывать товар, выполнять разные мелкие поручения.

– Сынок, купи хлеба, – просила мама, делая заплатку на штанах сына: «Ничего, еще год поносит».

Егор, скрепя сердцем, приносил домой буханку.

– Егор, молоко закончилось.

Егор всегда покупал самое дешевое и всегда один пакет. Питались скудно, со стола сначала исчезли сладости, потом мясо, следом молочка. Мама варила щи на воде, заедали хлебом, после пили чай без сахара.

Оба сильно похудели. Мама все больше лежала, ни что сил не оставалось. Егора она жалела, стыдилась, что села мальчику на шею. Ей было невдомек, что большую часть заработанного Егор складывает все в ту же коробочку.

Коробочку Егор теперь прятал, от греха подальше. Мама не молодела, да и питание скудное сказывалось. Как-то утром не смогла встать с постели.

– Ма, ты чего? – заволновался Егор.

– Ничего, сынок, сейчас полежу, да встану. Беги на занятия, – Евдокия Егоровна потрепала Егора по непослушным кудрям.

– Ладно, – согласился сын.

Только за Егором закрылась дверь, Евдокия Егоровна разразилась слезами. Все было в этих слезах: и упрек бросившему ее с малым дитятем мужу, и светлая память рано оставившим этот мир родителям, и любовь к сыну, и нежелание быть обузой.

Егор вернулся поздно вечером, осторожно заглянул в комнату, мама мирно спала. «Ну, и слава богу». Егор запер дверь своей комнаты на ключ, достал заветную коробочку, пересчитал накопившуюся сумму.

После девальвации часть денег «сгорела», но Егору было все равно. Он и обесценившиеся деньги считал. Насладившись видом, аккуратно закрыл коробочку крышкой и убрал в укромное место.

Потом завалился на диван, закинул руки за голову и стал мечтать, что бы он на эти деньги купил. Утром он снова застал маму в постели:

– Ма, ты как? – забеспокоился Егор.

– Хорошо, сынок, – соврала она, – сынок, у тебя девушка есть?

Егора словно ударили под дых. Он покраснел, потом побледнел.

– Нет, – признался он, потупив глаза.

– Почему? Ты же такой видный молодой человек, – улыбнулась Евдокия Егоровна.

– Ладно, ма, мне пора, на занятия опаздываю, – Егор выскочил из комнаты, словно за ним черти гнались.

Евдокия Егоровна вздохнула, а Егор всю дорогу злился: «Сдались мне эти девушки, – рассуждал он. – Какой от них толк? Никакого, только растраты одни». Вечером Егор пришел пораньше с баранками, решил побаловать маму. Евдокию Егоровну он снова застал в постели.

– Ма, ты хоть вставала? – всерьез обеспокоился Егор.

– Вставала, сынок, совсем недавно прилегла, – снова солгала она.

– Ма, ты хоть ела что-нибудь?

Евдокия Егоровна покачала головой. Егор разогрел зеленый борщ, в котором сиротливо плавали несколько кусочков яйца, отрезал кусок хлеба потолще. Евдокия Егоровна сделала несколько глотков борща, от хлеба отказалась, обессиленно упала на подушку.

– Я вызову завтра врача, – сказал Егор, унося миску с едва тронутым борщом.

– Сынок, – позвала Евдокия Егоровна, – я чувствую, недолго мне осталось.

– Ма, ну что ты такое говоришь? – перебил Егор, но Евдокия Егоровна нетерпеливо продолжила:

– Внуков мне уже не понянчить, хочу хотя бы увидеть, что ты в надежных руках.

– Ма, – начал Егор.

– Иди, Егорушка, устала я, завтра поговорим.

Расстроенный Егор ушел в свою комнату и впервые в своей жизни изменил вечернему ритуалу: не пересчитал свои сбережения. Следующим утром на парах Егор слушал лектора вполуха, он внимательно приглядывался к претенденткам на его руку.

«Степанова слишком красивая, требовать много будет. Иванова слишком простая, стыдно другим показать. Свирская слишком толстая, есть много будет. Топчанова слишком худая, вдруг болеет чем. Краснова… а Краснова ничего». Жениться Егор, конечно, не планировал, но надо же уважить маму.

После занятий Егор помчался домой, с минуты на минуту должен был прийти врач. Врача Егор застал уже в коридоре, помог надеть пальто, проводил по лестнице вниз, донес чемоданчик.

– В больницу ее надо, полное обследование пройти.

– А как это сделать? – поинтересовался Егор.

– Ну, сейчас времена сложные, молодой человек, так просто в больницу не возьмут, сами понимаете… – врач многозначительно промолчал.

Егор тоже. Следующие несколько дней Егор разрывался между желанием помочь матери и не желанием платить деньги. На пятый день Егор решился.

Евдокия Егоровна совсем не вставала, только с большим трудом в туалет, не ела и почти все время находилась в забытьи. На шестой день Егор нашел доктора и договорился, чтобы мать положили в больницу.

– Но деньги потом, когда устроите, – Егор хотел оттянуть момент с оплатой как можно дальше.

Но больница не понадобилась. На седьмой день Евдокия Егоровна тихо скончалась. До пенсии она не дожила два года. Егор был безутешен, винил себя в смерти матери.

Похороны оказались делом затратным. Егор экономил, как мог. Купил самый дешевый гроб, тело выносили прямо из дома, место на кладбище дал город.

Пришли две мамины сослуживицы и три пожилые соседки. Посидели у гроба, повспоминали. Гроб с телом помогли вынести соседи. На кладбище ехали молча, только слышно было причитания соседок. Похоронили, отпевать не стали.

Все засобирались на поминки. Тут-то и оказалось, что поминки не предусмотрены. Женщины разозлились:

– Где это видано, чтобы поминок не было?

– Не по-человечески это, – причитали они по дороге домой.

Егор хранил гордое молчание. По дороге домой он заскочил в магазин и взял бутылку водки и банку соленых огурцов. Егор впервые в жизни попробовал водку. Глотку сразу же обожгло, на глазах выступили слезы. Он быстро закусил огурцом, уронил голову на руки и горько заплакал.

Егор оплакивал мать и заметно опустевшую коробочку. В квартире одному было одиноко, часто накатывала тоска. Однажды Егор спешил из института домой.

Был конец осени, ветер яростно сдувал с деревьев остатки листьев. Егор высоко поднял воротник, сунул руки в карманы. Куцое пальтишко не спасало от холода. Но Егору и в голову не приходило купить другое. В конце концов, можно пододеть теплый свитер.

Ему всего-то пять лет, почти новый, подумаешь, петля на манжете спустила, почти незаметно, если не приглядываться. Вдруг из кустов раздался жалобный писк: «Мяу». Егор равнодушно прошел мимо, даже не взглянув. «Мало ли в городе бездомных котов, каждому не поможешь».

Перед глазами встала печальная картина, очередной одинокий вечер перед телевизором или за конспектом. Шел последний год обучения, и Егор писал дипломную работу. Единственная радость – кубышка, но и та почти не пополнялась. Вся стипендия уходила на еду и проезд.

Егор остановился и вернулся к кустам, откуда раздавалось печальное «мяу». Котенок оказался совсем крохой, выглядел он жалко, дрожал крупной дрожью. Свалявшаяся шерсть походила на мохеровый шарф Егора, доставшийся еще от отца.

Шарф Егор берег и надевал только в лютые морозы. Котенок, почувствовав внимание, тут же прижался к видавшему виду ботинку Егора. Сердце молодого человека сжалось.

Он бережно поднял несчастное создание и сунул за отворот пальто. Котенок отогрелся и сидел тихо, боясь поверить своему счастью. До дома оставалась пара кварталов, Егор решил сэкономить и пойти из института пешком. Всю дорогу Егор вел диалог с жабой:

– Брось ты этого котенка, это же лишний рот, – настаивала жаба.

– Но он же совсем маленький и ест немного, – возражал Егор.

Тогда еще не было рекламы про «желудок с наперсток», поэтому жаба была особенно настойчива.

– Пока мало, он вырастет, – не унималась жаба.

Жаба почти победила, Егор распахнул отворот, чтобы вышвырнуть лишний рот обратно на улицу, но разомлевший котенок так мирно спал, что у Егора не поднялась рука.

Дома было тихо и темно, как всегда после смерти мамы. Никто не интересовался, как у Егора прошел день, что он ел и не замерз ли. Егор вздохнул, включил свет и вытащил из-за пазухи спящего котенка.

– Мяу, – запротестовал котенок.

На душе у Егора скребли кошки, вернее котенок, тот самый, который копошился у ног. Егор уже пожалел, что не послушал жабу. Первым делом он налил в миску молока, поставил на плиту кастрюлю с супом.

Пока грелся суп, Егор отнес своего подопечного в ванную. Под струей воды котенок имел совсем жалкий вид.

– Без слез не взглянешь, – после смерти мамы Егор приобрел привычку говорить сам с собой.

Затем Егор вытер питомца полотенцем и постелил ему старый половик в углу. Поев суп с хлебом и допив чай, он сел заниматься. Котенок не пожелал лежать на подстилке, он пришел к новому хозяину и прижался к ноге.

Егор взял его на колени, где малыш свернулся клубочком и задремал. Жаба молчала.

Летом Егор получил диплом. С армией Егору повезло. У него нашли… нет, не жабу… плоскостопие. Мурзик вырос, гигантом он не стал, но затраты на его корм все равно сильно беспокоили Егора.

Он никогда и подумать не мог, что небольшой кот может столько есть. На пропитании кота Егор тоже экономил, поэтому кот имел атлетическое телосложение и сверху походил формами на селедку.

Иногда он пропадал где-то днями, что не могло не радовать жабу. Зато, когда возвращался, ел за троих.

Получив заветную корочку, Егор тут же устроился по специальности в школу. Стипендия закончилась и пока Егора оформляли, пришлось к неудовольствию жабы пару раз нырнуть в кубышку. Желудки Егора и кота требовали пищи.

Перед Егором встала еще одна неразрешимая проблема: директор школы сказала, что у них принято, чтобы учителя ходили на занятия в костюме. Жаба чуть не упала в обморок.

Было лето, занятия в школе не начались, и Егор клятвенно пообещал директору приобрести костюм к началу учебного года. Домой он шел в расстроенных чувствах. Перед дверью, как назло крутился пропадавший несколько дней Мурзик.

– Явился? – спросил Егор, получив в ответ ожидаемое:

– Мяу.

На выходных Егор отправился на рынок в поисках костюма. Найти подходящий оказалось той еще задачей. При достаточно высоком росте Егор обладал чересчур худощавой комплекцией и многие костюмы, рассчитанные на его рост, сидели, как на корове седло.

Нашлось всего пара достойных, но продавцы заломили за них баснословные деньги. Войти в положение Егора и снизить цену они решительно отказались. В общем, домой Егор пришел потный, злой и без костюма.

Он еще не отошел от толкотни на рынке, переодеваний за занавеской и торга с наглыми продавцами, как за дверью раздалось характерное мяуканье. Егор решил не открывать и даже встал, чтобы прибавить звук на телевизоре. Через полчаса раздался звонок в дверь.

– Неужто Мурзик научился звонить? – по привычке спросил Егор вслух.

Звонил не Мурзик, а соседка, баба Шура, из соседней квартиры.

– Егор, кот пришел, мяукает, я уж думала, тебя дома нет, – прошамкала она.

Мурзик, воспользовавшись случаем, тут же просочился в квартиру.

– Спасибо, – сквозь зубы процедил Егор.

– Эх, Егор-Егор, жениться тебе пора. Поди, худо одному-то, – запричитала баба Шура.

И тут Егор, видимо, ошалев от одиночества, повел себя совсем несвойственно, он стал плакаться. Кому? Бабе Шуре. Вывалил на бедную старушку все свои горести, и про костюм не забыл добавить.

– Костюм? А, ну, пошли, – соседка решительно взяла Егора под локоток и повела к себе. – От моего Паши, царствие ему небесное, костюм остался. Он ведь незадолго до смерти похудел очень. Прям как ты стал. Мы ему костюм справили, а он и не носил его почти.

Старушка открыла дверь, на Егора пахнуло смесью старости, валокордина и валерьянки.

– Ты проходи, проходи, не стой. Он у меня в шкафу висит, как новенький. – Баба Шура, кряхтя, извлекла из недр шкафа черный кофр на вешалке. – Ты только глянь, – она бережно расстегнула кофр и вытащила на свет божий костюм.

Егор бабы Шуриного восхощения не разделял: костюм был цвета детской неожиданности и пах нафталином.

– Ты примерь, – поспешно произнесла соседка, увидев колебания Егора.

Костюм сел, как влитой. Егор придирчиво рассматривал себя в зеркале. Пиджак был двубортный, а брюки со стрелками заканчивались широкими отворотами.

– Такие разве еще носят? – сомневался Егор.

– А че не носят-то? Это ж классика. Ишь, че удумал, – хохотнула предприимчивая старушка. – Это ж натуральная шерсть, а щас че шьют-то, сплошная синьтетика, будь она неладна, тьфу ты, – произнесла баба Шура в сердцах.

Егор прикинул, что ничего дешевле он не найдет. К взаимному удовольствию скрепили сделку рукопожатием, и Егор унес приобретение домой. Так, с легкой руки бабы Шуры он стал обладателем почти нового костюма из настоящей шерсти.

Факт немодного фасона и неожиданного цвета с лихвой компенсировался ценой. Мурзик, видимо, почуял от обновки запах валерьянки и полез обнюхивать костюм. Егор снял кофр и повесил костюм на балкон, проветриваться. Оставалось потратиться на пару рубашек и новые носки.

Первого сентября Егор Ильич, двадцати двух лет от роду, предстал сначала перед учителями, а потом и пред очами учеников, которые оценили и цвет костюма, и двубортный пиджак с подплечниками, и широкие отвороты.

Классы новенькому по традиции дали самые трудные. Егор Ильич отчаянно потел в костюме из настоящей шерсти, пытаясь угомонить воспитанников. Постепенно втянулся, работал, правда, как и учился, без огонька. Постоянно ждал зарплату и в день выдачи стоял в окошко первым.

Кубышка полнилась, Егор Ильич радовался. Платили копейки, но запросы у Егора Ильича были невелики. Правда, ни коллеги, ни ученики Егора Ильича не любили. Коллеги за непонятную им закрытость и обособленность, ученики за сухость.

Так Егора Ильича и прозвали: Сухарь. В столовой Егора Ильича тоже не любили, но выражать свою неприязнь в открытую не решались: дочка поварихи училась у Егора Ильича в седьмом классе.

Егор Ильич в столовой еду не покупал: дорого. Приносил с собой в судочках суп, чтобы совсем уж не позориться, покупал стакан компота, хлеб можно было брать без ограничений, чем Егор Ильич и пользовался.

Жизнь текла размеренно и однообразно, дни сменялись ночами, за осенью шла зима, так незаметно утекли пять лет. Егора Ильича все устраивало. По вечерам он вел задушевные беседы с Мурзиком, смотрел телевизор, ложился спать в одно и то же время.

У Егора Ильича был день рождения. По такому случаю был куплен торт, а Мурзик получил двойную порцию «вискаса». Праздновал Егор Ильич в полном одиночестве, не считая кота. Спиртное он не употреблял, в еде был непривередлив. Съев кусочек торта отправился спать.

***

У Вали Потушковой по истории была твердая тройка, а по поведению красовалась жирная два. По этому поводу Егором Ильичом в школу были вызваны родители. Папа, солидный мужчина в малиновом пиджаке с широкой золотой цепью на шее, вошел в класс по-хозяйски, присел за парту.

– Я папа Вали Потушковой. Зачем вызывали?

Егор Ильич оробел.

– Так двойка у нее по поведению, – проблеял он.

– Исправим, правда ведь? – папа встал и фамильярно похлопал Егора Ильича по набитому ватой плечу.

– Конечно, конечно, – заверил учитель, подобострастно улыбнувшись.

На следующий день отец Вали зачем-то явился в столовую. Егор Ильич как раз собирался откушать-с и открывал свой судочек.

– Приятного аппетита, – широкая ладонь Потушкова легла на плечу Егора Ильича.

У того сразу пропал аппетит. После занятий Егора Ильича ждали у входа два молодчика и, подхватив несчастного под руки, почти поволокли к черному шестисотому мерседесу. Все произошло так быстро, что Егор Ильич, не успев опомниться, уже сидел внутри.

– Щас будут убивать, – догадался он и на всякий случай зажмурился.

– Егор, у меня к тебе серьезный разговор, – начал отец Вали Потушковой. – Ничего, что я на «ты»?

Егор Ильич понял, что убивать его не собираются, по крайней мере, пока, приоткрыл один глаз и энергично замотал головой.

– Ну, и хорошо. Думаю, мы с тобой поладим. Вася, вези нас в «Фазенду». «Убивать будут в «Фазенде», – догадался Егор Ильич и снова зажмурился, – и надо было мне этой Вале двойку влепить, – жалел он». – В общем, у меня к тебе дело. Я давно к тебе присматриваюсь, и ты мне нравишься, – заключил Потушков.

– Вы мне тоже, – проблеял Егор Ильич.

– Ну, мы же договорились на «ты». Какие между друзьями могут быть церемонии? Называй меня Вова, просто Вова, Вован, – хохотнул отец Вали.

«Когда это мы успели стать друзьями? – удивился Егор Ильич, но предусмотрительно промолчал».

– В общем, у меня к тебе дело, – продолжал Потушков. – Вернее, предложение, от которого ты не сможешь оказаться. «Откажешься тут, – с грустью думал Егор Ильич». – Ладно, все за столом расскажу. Какие могут быть дела на пустой желудок, правда ведь?

Егор Ильич боязливо кивнул и рискнул открыть глаза, только когда машина остановилась. Водитель открыл дверь и глазам Егора Ильича предстал шикарный ресторан. Он сроду в таких не бывал.

Слово «Фазенда» переливалось всеми цветами радуги. Потушков пропустил гостя внутрь и слегка подтолкнул, потому что Егор Ильич застыл в дверях, потеряв дар речи. Его ослепила роскошь, яркий свет, вкусные запахи.

Сели за стол, Потушову постоянно кто-то звонил, он говорил редко, по делу, а один раз вообще отошел и разговаривал минут десять. Егор Ильич ковырял пятое по счету блюдо, даже не догадываясь, чего от него хотел Потушков. Отвыкший от обильной еды желудок протестовал. Принесли водку.

– Давай выпьем, – поднял рюмку Потушков.

Отказываться было неприлично, Егор Ильич второй раз в жизни выпил водки и тут же зашелся кашлем, на глазах выступили слезы.

– В общем, я вот что хочу сказать. Я долго за тобой наблюдал, Егор. – У Егора Ильича похолодело внутри. – Ешь ты мало, живешь один.

– С котом, – осмелился возразить Егор Ильич.

– С котом, – на автомате повторил Валин отец. – В общем, что-то вроде святого.

– Да, ну, бросьте, какой из меня святой, – рассмеялся Егор Ильич.

Взгляд Потушкова не сулил ничего хорошего:

– Если я сказал святой, значит святой. Святой Егор. А че, звучит, – расхохотался Потушков. – Как там твоя фамилия?

– Жеребцов, – прохрипел Егор Ильич.

– Жеребцов не пойдет. Щас, обожди, – он снова куда-то отошел, с кем-то переговорил по телефону, – Будешь Журавлев. А? Звучит? Ну, Мишка, ну, стервец. – Ну, давай выпьем за это.

Пить Егору Ильичу не хотелось, отчаянно хотелось оказаться дома и забыть ресторан «Фазенда», как страшный сон. Он даже ущипнул себя под столом. Потушков никуда не делся, пришлось пить.

– В общем так, Егор Журавлев. Завтра напишешь заявление в своей школе. Не стрижешься и не бреешься. Учишь написанный Мишкой текст. У меня на тебя большие планы. Будешь получать столько, что тебе и не снилось.

Егор Ильич кивнул. Что ему оставалось? Как он оказался дома, он не помнил, всю ночь его выворачивало наизнанку, от слабости Егор Ильич то и дело проваливался в забытье. Придя в себя, начал учить текст.  Полный бред. Про какой-то рай на земле, блаженство и покой.

Вечером раздался звонок в дверь. Помятый Егор Ильич открыл. Перед ним стоял Потушков и щеголеватый молодой человек.

– Привет, Егор Журавлев. Ты как, бодрячком? – хохотнул Потушков. – Это Миша, он будет с тобой работать.

– Привет, – манерно произнес Миша и по-хозяйски зашел в квартиру, не разуваясь зашел в кухню, в обе комнаты, осмотрел санузел. – Ну и свинарник, – заключил он, поведя носом.

– Ладно, я вас оставлю, – Вован озабоченно посмотрел на «Ролекс», – разберетесь тут без меня. Егору Ильичу стало обидно за свинарник.

– Полегче, – предупредил он Мишу, когда Потушков ушел.

– Да ладно тебе, не обижайся, – протянул Миша. – Я же любя.

Через два месяца Егор Ильич был полностью готов: волосы отросли и закрывали уши, жиденькая бороденка «украшала» лицо.

– Вылитый Иисус, – хохотнул Вован. – Людям понравится.

Облаченный в белые одежды, Егор Ильич вышел на сцену. На него смотрело несколько сот пар глаз.

– Это пристрелочное выступление, – сказал Миша.

Егор Ильич понял его слова буквально: «Если он провалится, его пристрелят». У него не было выбора.

– Друзья, – начал он, воздев к небу руки, – сегодня вы познаете истину.

Слава настигла Егора Ильича: его книги, написанные талантливым Мишей, разлетались, как горячие пирожки, билеты на выступления Егора Журавлева раскупались за несколько месяцев до начала.

Егор Ильич не принадлежал сам себе, он колесил по стране с выступлениями, участвовал в книжных ярмарках, раздавал автографы. Мурзика в отсутствие хозяина кормила баба Шура.

Егор Ильич в редкие визиты боялся выходить из дома: на площадке дежурили экзальтированные барышни, которые при виде своего гуру тут же хлопались в обморок.  Кто-то от голода, кто-то от любви, а кто-то от всего вместе. Весь подъезд был исписан цитатами из книг Егора Журавлева.

Звезда Егора Ильича закатилась так же внезапно, как и появилась: Вавана Потушкова пристрелили на очередной бандитской разборке. Про Егора Журавлева постепенно забыли.

– Ты бы хоть ремонт тут сделал, – брезгливо произнес Миша, прощаясь.

В память о том времени у Егора Ильича осталось пару книг, белые одежды, длинные волосы с редкой бороденкой, круглая сумма в кубышке и пара преданных поклонниц. Они дружили, тортик в свой день рождения Егор Ильич теперь ел не один.

С балкона костюм из натуральной шерсти перекочевал в шкаф, а оттуда и на самого Егора Ильича. Сейчас Егору Ильичу 48, он по-прежнему работает учителем истории в школе №548. Мурзика не стало пять лет назад. Он прожил почтенных для кота 16 лет и умер на руках у хозяина.

Егор Ильич по выходным облачается в белые одежды и несет истину в местном клубе, где его слушают три с половиной домохозяйки и передают книги Егора Ильича друг другу. Егор Ильич следит, чтобы книги вернули, потому что их теперь ни в одном магазине не найти.

Он так впитал в себя написанные Мишей слова, что уверовал в свое особое предназначение. Пользуясь своим правом автора и забегая вперед, скажу, что Егор Ильич, несмотря на анемию, проживет долгие девяносто пять лет и скончается в тот год, когда Владимир Владимирович оставит президентское кресло.