Текст книги "Клуб Демиургов (СИ)"
Автор книги: Анна Веневитинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
========== Глава 1 ==========
Выйдя из тёмного подъезда, Костя невольно зажмурился. Солнце уже скрылось за домами, но стёкла верхних этажей ещё светились ослепительными огненными бликами. С началом октября осень потихоньку начала вступать в свои права, и тротуары засыпало пожухлой кленовой листвой. День выдался тёплым, но влажным. В автобусе Костя слышал, что на завтра обещали дождь, хотя сам не смотрел телевизора уже несколько недель.
– Ты думаешь, что они придут?
– Эти-то?! – Костина спутница посмотрела на него недоумённым взглядом. – Конечно придут! У них же на лбу всё написано! Обеим за шестьдесят, делать нефига, вяжут друг другу носки и в ящик пялятся.
– Лен, как у тебя всё ловко получается! С каждого подъезда по овце! А то и больше!
– Так учись! Какие твои годы, юноша?! – Лена посмотрела на часы. – Ой! Уже половина седьмого! Мне мелкую из сада забирать! Последний подъезд пройдёшь без меня. При напролом, побольше цитат и Библию наготове держи.
Она чмокнула своего новоиспечённого брата в щёку и, не говоря больше ни слова, поспешила в сторону трамвайной остановки.
Глядя ей вслед, Костя думал не о своих природных застенчивости и косноязычии, а о том, что уже четвёртые сутки он обходится без сигарет, что это сущий ад и что, наконец-то, он остался без присмотра своего пастыря. Но скверная мыслишка разбилась о гранит духовной стойкости, так и не успев родиться. В конце концов, он порвал со своим прошлым, и совершенствовать святость в страхе Божьем, очищая плоть и дух от всяческой скверны, теперь его наиважнейшая задача.
Обход подъезда Лена всегда начинала с первого этажа, а лестничной клетки – по часовой стрелке. Костя решил всё сделать наоборот. Поднявшись на последний этаж, он позвонил в первую квартиру справа от лифта.
– Опять твои собутыльники, мать их ети! – прокуренный женский бас из-за двери звучал угрожающе. – Кто?!
За тётку стало неловко. Ты к ней с Господом, с Писанием, а она сквернословит, в бездуховном невежестве своём, и ещё чего доброго ментов вызовет. Заурчало в животе, и мурашки побежали по коже. Захотелось убежать или спрятаться за толстую трубу мусоропровода.
– Простите, а знаете ли вы, какое имя самое великое во вселенной?
Костя понимал, что фраза прозвучала не очень авторитетно, но отступать не собирался.
– Гена!
«Гена?! Странный вариант ответа…»
– Гена, тут снова эти кришнаиты сраные! Поди, разберись! Хоть какая-то польза от козла пьяного! Налил бельма, придурок!
Появившийся на пороге Геннадий еле держался на ногах, но вид имел устрашающий. Из всей одежды на нём были лишь розовые семейные трусы в белый цветочек, а богатырские плечи и волосатую грудь сплошь покрывали татуировки.
– Что, Харе Кришна, раму тебе начистить?
– Я не Кришна!
Наверное, так отвечать было глупо, но ничего более подходящего в голову не пришло.
– Да мне пох!
Геннадий качнулся в Костину сторону, обдав того струёй застарелого перегара и, чтобы не потерять равновесие, схватил молодого человека за нос. Спустя мгновение они уже вместе кубарем катились по лестнице. Возле мусоропровода Косте удалось первым оказаться на ногах, и он со всей прыти бросился наутёк. Пробежав этажа четыре, он не вписался в поворот, ударился лбом о стенку и, кажется, даже на мгновение потерял сознание.
Сатана подстерегает праведников на каждом шагу, путь духовного совершенствования тернист и опасен, и если усомнишься, если отступишься, то навсегда попадёшь в лапы Врага. Отдышавшись, Костя позвонил в первую же попавшуюся квартиру.
Ничего не спросив, дверь открыла молодая женщина в платье изумрудного цвета.
– Простите, а знаете ли вы… какое… имя… – глядя на неё, Костя узнавал знакомые черты. – Женя?!
Сердце сжалось в груди и отказывалось верить глазам. Рыжие волосы, зелёные глаза, лёгкая дрожь в руках и едва заметный румянец на бледных щеках – такой Женька была в свои последние дни, такой он её запомнил на всю жизнь.
В ответ женщина лишь близоруко прищурилась, и наваждение схлынуло.
«Нет! Этого не может быть!»
Женьке было лишь двадцать, а этой… Открывшей дверь женщине на вид было около тридцати, а скорее всего даже больше.
– Простите… я ошибся… обознался…
Он развернулся и, сдерживая слёзы, ступил на лестницу.
– Проходите, молодой человек, мы Вас заждались.
Вздрогнув, Костя обернулся. Её взгляд прожигал насквозь, требуя повиновения. Голос бархатист и вкрадчив, в словах ни намёка на приказ. Но словно чьи-то властные руки схватили юношу за плечи и толкнули внутрь.
Квартира оказалась типичной «трёшкой», хоть и уставленной сплошь антикварной мебелью. Старинные книги в шкафах, гобелены на стенах. Женщина провела гостя в дальнюю комнату и молча указала на диван. Костя робко присел на его краешек.
На огромном круглом столе, стоявшем посреди, причудливом узором пестрели карты Таро. Рисунок на них был таким ярким, что Косте показалось, будто они живые.
Хозяйка села в кресло и склонилась над раскладом. Помолчав некоторое время, она улыбнулась.
– Да, юноша, всё очень запутано. У вас выпадают только старшие арканы.
– Это вы мне гадаете?!
– А кому?! Не себе же! Про себя я всё знаю.
– Но у меня нет денег.
– Это я тоже знаю! – ещё несколько мгновений её взгляд был прикован к размалёванным картонкам. – Перевёрнутый Отшельник… Тяжелая утрата, жестокость к себе. Башня тоже перевёрнута. Шок и пробуждение. Пришло время собирать осколки. Кстати, у вас лоб в кровь разбит. Вы подрались?
– А вы не слышали?
– Что я должна была слышать? – женщина пожала плечами и вновь погрузилась в изучение расклада. – Шут в прямом положении…
Между тем, Костя вытер кровь ладонью, завороженно глядя на странную хозяйку странной квартиры.
– Шут в прямом положении может означать как легкомыслие, так и шанс, который выпадает только раз в жизни. Но это, – она бросила задумчивый взгляд на свои часики, – мы скоро спросим у него самого. И, наконец, Верховная жрица… – словно о чём-то вспомнив, женщина встрепенулась. – Когда вы звонили мне в дверь… Вы, кажется, хотели о чём-то меня спросить?
– Да… – Косте почему-то стало неловко, он покраснел и отвёл взгляд.
– Что именно?
– Я хотел спросить, какое имя… самое великое во вселенной.
На мгновение Константину показалось, что лицо женщины остекленело. Взгляд из ледяного сделался свинцовым, румянец на щеках исчез, и несколько долгих секунд она смотрела на него не отрываясь.
– Бедный мой мальчик! – испуганно прошептала она. – Ты ведь действительно хочешь это знать…
========== Глава 2 ==========
Сначала умолкли ходики на стене. Надсадно крякнув в последний раз, они наполнили комнату пружинистым эхом и провалились в небытие. Звуки вечернего города меркли постепенно, словно крики удаляющейся птичьей стаи. Зловещая тишина каменела, становясь хрупкой, и вскоре брызнула незнакомым отрывистым баритоном.
– Женечка, гоните его в шею! Вы же видите – молокосос не дозрел!
Голос принадлежал долговязому мужчине в чёрном смокинге, на левой груди которого золотом было вышито изображение шута, точь-в-точь такое же, как и на карте, сулящей невероятные шансы. Точно перепутав эпохи, этот джентльмен, казалось, заявился сюда прямо с приёма у королевы Виктории. Опираясь на тяжелую трость с костяным набалдашником, в другой руке он сжимал чёрный цилиндр и пару лайковых белых перчаток.
Мгновение назад в проёме двери его ещё не было. Теперь же он нервно поигрывал головным убором, всем видом демонстрируя крайнее недовольство.
– Антон, вы же знаете наш устав! – женщина устало повернулась к незнакомцу. – Тот, кто сумел войти в эту дверь, уйти отсюда может только по собственной воле.
Её действительно звали Евгенией! От вновь нахлынувших чувств защипало в глазах. Костя вжался в диван, боясь вот-вот расплакаться.
– Устав! – мужчина скривился. – Как будто не мы его писали! Талантливый щенок! – он кивнул на Костю. – Эту бы энергию, да на пользу обществу! Вы его художества видели?!
– Мне больше делать нечего?!
Бросив перчатки и цилиндр на диван, этот хамоватый денди бесцеремонно выдернул из Костиного кармана потрёпанную Библию. Открыв её где-то в самом начале, он, юродствуя и кривляясь, принялся зачитывать.
– «Я Господь, Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других богов перед лицом Моим. Не делай себе кумира и никакого изображения…» – умолкнув, Антон глумливо улыбнулся. – Хорошенькое дельце получается! Угнал у фараона стадо скота, налепил им своё клеймо на… – он осёкся и слегка покраснел. – Шестьсот тысяч голов, между прочим. В особо крупных…
– Не преувеличивайте, Антон!
– Я преувеличиваю?! – мужчина небрежно швырнул Библию на стол перед Женей. – Да он сам об этом на каждом углу трубит. Да ещё выдаёт это за великий гуманизм!
– Он ещё очень молод, – внешне женщина оставалась спокойной, но по её недоброму прищуру становилось понятно, что терпение она теряет, – юности свойственно…
– Ага, молод! Вот когда прыщи сойдут, вот тогда и поговорим! – с этими словами Антон опустился в кресло посреди комнаты. Как и когда оно там появилось, этого Костя не заметил. – Кроме того, он отрёкся.
– Когда это я отрёкся?!
Мужчина не удостоил Костю ответом и даже не посмотрел в его сторону. Увлечённая перепалкой, Женя тоже перестала его замечать.
– Тош, отрекаясь от имени, мы не всегда…
– Жень, вот только не начинай! Формулу отречения, в отличие от устава, придумали не мы!
– Но тебя при этом не было!
Перейдя на «ты», эти двое стали напоминать парочку сварливых супругов. Тучи сгущались, назревал семейный скандал. Костя вжался в диван ещё сильнее, опасаясь, что скоро в ход пойдёт посуда и прочая кухонная утварь.
– Был, не был… Твоё ли это дело, Светлоокая?! Я буду возражать!
– Себя лучше вспомни! Кто родного брата тиграм скормил? Не ты ли, о мудрейший?!
– Ой, да ладно! Были, знаешь ли, сомнения, что он родной. Сама-то! Опостылевшего муженька со свету сжила! Потом ещё слезами крокодильими заливалась!
– Ты же знаешь, меня насильно за него выдали.
– Тебя?! Насильно?! Посмотрел бы я на того, кто тебя… Жень, оставь эти сказочки своим экзальтированным почитателям! Нашла кому мозг пудрить, право слово!
Выдержав паузу, Женя тяжело вздохнула.
– Тош, я тебе про то и говорю. У всех грехи молодости.
– Грехи молодости?! Мы, по крайней мере, гомиков тысячами не истребляли и горящей серой их не поливали! Это не политкорректно! А эти его дешёвые театральные трюки?! Этот горящий куст и прочая дребедень?! Выбешивает ведь, Жень! Вы-бе-ши-ва-ет! Ты как хочешь, а я буду возражать!
– Вы сумасшедшие или у вас секта? – Костя и сам не понял, что заставило его подать голос, видимо, праведный гнев, накопившийся за время диалога этих двух неуравновешенных придурков.
– Жень, ты слышала?! У нас секта! – Антон захохотал. – Чья бы корова…
Мужчина смотрел на Костю с нескрываемым презрением, но без угрозы. Это обнадёживало, и молодого человека понесло.
– Вот вы богохульствуете, поносите Господа, а ведь Иегова всё видит и слышит…
– Мы от тебя и не прячемся, сопляк!
– …и гореть вам… в этой, как её? – слово, как назло, вылетело из головы. – В гигиене огненной!
На краткий миг в комнате стало совсем тихо. Тугою струной дребезжало безмолвие, пока наконец не лопнуло. Вспомнив о чём-то неотложном, встрепенулись настенные ходики, и протяжным лязгом громыхнули троллейбусы за окном.
– Простите, молодой человек, меня, кажется, подвёл мой слух… – говорила Женя медленно, речь давалась ей с большим трудом. – Где мы будем гореть?
Правильно говорит Ленка – Писание нужно знать наизусть. Костя и сам уже понял, что сморозил глупость, но язык повиноваться отказывался.
– В гигиене… огненной…
– Да!.. Да!.. – Антон подпёр подбородок ладонью и глядел на юношу, пожалуй, даже сочувственно. – Эка тебя, малец, этой девкой шандарахнуло! И была бы девка стоящая! Так… Финтифлюшка…
Костя вскочил на ноги, яростно сжав кулаки.
– Вы! Вы!
– Жень, он меня бить собрался, – Антон продолжил глумиться. – У тебя есть, где спрятаться? Сундучок какой-нибудь? Или ты меня защитишь, ежели чего?!
– Вы не смеете так говорить! Вы её не знали!
– Как же! Не знал! Ещё как знал! Она мне такие позы показывала, что и описать стыдно…
– Антон! Прекрати!
Женя попыталась урезонить мерзавца, но было уже поздно. Слёзы потекли ручьём, заставив Костю броситься вон.
– Эй, птенчик! – Голос Антона звенел досадой. Казалось, он был расстроен, что всё закончилось так быстро. – Книжонку забыл!
– Будь ты проклят! – прошипел Костя, вырывая из его рук Библию. – Козёл вонючий!
Кое-как засунув книгу обратно в карман, он выскочил в прихожую и со всей силы дёрнул на себя ручку входной двери.
Однако громко хлопнуть дверью не получилось.
========== Глава 3 ==========
Треснувшись головой о ступеньку, Костя понял, что по-прежнему катится по лестнице в обнимку с Геннадием. Видение зеленоглазой ворожеи, едва мелькнув, растворилось в едком перегаре. Возле мусоропровода юноше удалось первым оказаться на ногах, и он со всей прыти бросился наутёк. Пробежав этажа четыре, он не вписался в поворот, ударился лбом о стенку и на мгновение отключился. А когда очнулся, то увидел перед собой перекошенное рыло пьяного мордоворота.
– Подымайся, Ратха-ятра, я с тобой ещё не закончил!
Тяжело покачиваясь, верзила схватил молодого человека за шиворот, приподнял в воздух и занёс кулак для удара. Мир завалился на бок, а краски его померкли – Костя проламывал затылком чью-то входную дверь, уже в который раз теряя сознание.
Громко хлопнуть дверью не получилось, не получилось даже выскочить на лестничную клетку. Столкнувшись с кем-то у входа, Костя отскочил, как мячик, и растянулся на полу всё той же прихожей.
– Смотри, куда прёшь, босота!
Поправив розу в лацкане модного блейзера, Геннадий недовольно оскалился. Это был именно он, только выглядел совсем иначе и пахло от него не сивухой, а дорогим коньяком. От ужаса Костя свернулся в клубок, прикрыв голову руками. Однако никакой агрессии этот гоблин больше не проявлял. Застряв у зеркала в ажурной раме, он потерял к юноше всяческий интерес.
– Генаха! – раскрыв другу объятья, Антон небрежно переступил через съёжившегося Костю. – Сколько лет?!
– Тосан! – Геннадий тоже был искренне рад. – Давненько мы с тобой за рюмкой не сиживали! Прыткий, однако, салабон! – он кивнул в сторону Кости. – Чуть меня с ног не сшиб!
– Вы что, сегодня сговорились?! Женечку насильно замуж выдают, тебя – пушистые щенята с ног сбивают!
– Господа, вы с ума сошли?! – как в прихожей появилась Евгения, никто не заметил. – Что вы с ним сделали?! Он же ещё ребёнок!
– Женя, я тоже рад тебя видеть, – Геннадий был обижен и по-детски насупился. – Никто его не трогал! Сам под ногами путается!
Тем временем женщина наклонилась к Косте, пристально всмотрелась в его глаза и провела раскрытой ладонью у лба. Боль моментально прошла, лишь чуть больше стала кружиться голова.
– Мальчики, он в беспамятстве, – Женя разогнулась и бессильно уронила руки. – Совсем плох…
– Что значит «в беспамятстве»?
– А то и значит, Тоша. Не помнит он ничего. И считает себя этим… как они себя называют? Человеки?
Вся троица растерянно переглянулась.
– Не, как-то по-другому, – Геннадий задумчиво почесал затылок. – «Человеки» звучит слишком уныло.
– Зато человек – это звучит гордо! – В присутствии Евгении юноша заметно осмелел. – Всякий человек есть творец своей судьбы! Человек создан не для того, чтобы влачить цепи, человек создан для счастья, как птица для полёта!.. – Афоризмы слетали с языка один за другим. Костя и не подозревал, что в нём сокрыт такой кладезь мудрости. – Уважать человека, как самого себя, и поступать с ним…
– Надо же! Конфуция вспомнил! – Антон прыснул. – Ты бы про это помнил, когда…
– Тоша, помолчи! – Женя гневно сверкнула глазами. – Тащите его обратно на диван, ребята.
Костю трясло в ознобе, голова шла кругом. Без посторонней помощи он не смог бы сделать и шага. Однако, когда Геннадий взял его подмышки, юноша попытался вырваться.
– Не надо! Я сам!
Вновь рухнув на пол, он окончательно смирился со своей участью и, как оказался на диване, даже не заметил.
– Ген, ну ты ей скажи! Было ведь отречение?! – вальяжно развалившись в своём кресле, Антон мусолил во рту сигару. – Модальность субъективного, разумеется, ноуменальна, но при этом нельзя забывать о дискретности экзистенциального и нетождественности универсума самому себе.
Мучительно переваривая сказанное, Геннадий задумался, но вскоре отрицательно мотнул головой.
– Нет, Тош, не было, – Гена сидел в соседнем кресле и отстукивал по подлокотнику ритм какого-то марша. – Любая идеальная субстанция обладает виртуальной сущностью. Это ты у кого хош спроси!
– Но он ведь сказал: «Я – не Кришна».
– Во-первых, в несознанке. А во-вторых, при чём здесь это?
– Сами вы в несознанке! – Костя попытался встрять в учёный диспут. – Дурдом на выезде!
– Заткнитесь, юноша! – как и прежде, Антон даже не посмотрел в его сторону. – Гена, единосущность подразумевает множественность дефиниций, не мне тебе об этом рассказывать. Отречение от одной из них неизбежно приводит к коррозии всей семантической цепи…
Гена захохотал.
– Тош, из Кришны такой же единосущный, как и из нас с тобой. Ты прежде, чем философию разводить, матчасть бы выучил…
– Было! – Женя, отрешённо рассматривавшая карты на столе, вдруг вскинула голову и зловещим взглядом обвела присутствующих. – Было отречение, но… не сейчас. Вы посмотрите, как его трясёт! Возница не сдержал своих лошадей, колеса вращаются вспять, и континуум вот-вот начнёт трансмутировать… Башня разрушена, пришло время собирать осколки…
– Так выпить ему принеси, – в голосе Антона появилось что-то вроде сострадания. – Да и нам не помешает.
Евгения решительно встала.
– Гена, тебе как всегда?
– Да, на мухоморах, если можно.
– Тебе, Тош?
– Чистенького, ты ж знаешь, я бодяжить не люблю.
– Вам, молодой человек?
– А кола есть?
– Школота! – Антон скривился. – Ты б ещё молочка попросил.
– Кстати, Антон, а это идея! – Женю осенила какая-то мысль. – И как я сама не додумалась?!
Она быстро куда-то исчезла, но вскоре вернулась, неся на подносе четыре разноцветных бокала, наполненных какой-то жидкостью. Желтовато-белёсый напиток слегка дымился и нежно пах одуванчиками. Однако сомнения у Кости оставались.
– Это алкоголь? Или наркотик какой-то?
– Ещё какой! – Гена дружелюбно подмигнул. – Пей, босота, не боись!
Костя аккуратно пригубил, потом сделал глоток, потом ещё… Пить эту жидкость хотелось не переставая, и он не заметил, как его бокал опустел.
– Женечка, – Антон, залпом проглотивший свою порцию, картинно закатил глаза. – Где ты достаёшь такую тинктуру?! Это же просто феерия какая-то!
Собственно, больше Костя ничего не слышал. Огненным вихрем его сносило в запредельную даль. Туда, где не было ничего, что помешало бы его тоске и отчаянию.
Туда, где совсем ничего не было.
========== Глава 4 ==========
Томная нега безмятежности поглотила Костю без остатка. Истончав в ней, подобно кусочку сахара в горячем чае, он погрузился в блаженную дрёму – сон без видений, глубокий и крепкий. Ласковый ветерок трепал стропы его гамака, плеск волн шептал колыбельную.
Это был даже не сон. Точно укутавшись пуховым одеялом, Костя сам превратился в одеяло, стал каждой его пушинкой, его теплом и его мягкостью.
Мириады частиц, готовых разлететься лохматыми хлопьями, до поры помалкивали. Но вот, сквозь тугую пелену забытья, стали прорываться чужеродные звуки.
Серёга из третьей группы беспрерывно шмыгал носом, кто-то на задних рядах уронил учебник. Словно бредя ночью в уборную, шаркал ногами профессор Суходоев, бубня абракадабру, смысл которой едва ли был доступен ему самому.
– Сингулярности присущи парадоксальное стремление нуля к бесконечности и, наоборот, бесконечности к нулю. Впрочем, имманентные свойства и того и другого изучены довольно слабо, чтобы с уверенностью говорить о парадоксальности их тождественности. Нас же, в первую очередь, интересует не трансформация нуля в бесконечность, а становление единицы, как основы всего сущего.
Косте сделалось невыносимо скучно. Думать о сингулярности не хотелось. Хотелось вновь окунуться в блаженство, истлевая и растворяясь в нём.
«Что я тут делаю?! – недоумевал юноша. – Лабы же только третьей парой…»
Но мысли, слова и желания – всё это было потом, а сначала была скука. Убогая лекционная скука, превращающая его сияющий чертог в грязный сельский гараж с ржавым мотоциклом, липкими пятнами мазута на полу да паутиной по углам.
Время уплотняется, превращаясь в звук. Глухой хлопок рвёт в клочья небытие, и разлетаются прочь непоседы-пушинки, оставляя за собой лишь тьму и пустоту.
– От босота! И кто их только учит?! – Геннадий был искренне раздосадован. – Надо было сперва яйцо сотворить, а уж потом кокон рвать!
– Ну ты, Ген, скажешь тоже! – Антон продолжал глумиться. – Где он, а где яйца?!
– Мальчики, не мешайте! Он справится!
Их голоса звучали где-то совсем рядом. Костя словно и не покидал заколдованной квартиры с её чокнутыми обитателями. Они шушукались за спиной, невпопад советовали, отвлекая и мешая сосредоточиться. Антон усердствовал с особым рвением, не упуская случая всласть покуражиться.
– Как же! Он скоро весь на бозоны изойдёт, а ты говоришь – справится! Прав Гена, сложно без яиц. Кокон-то он порвал, а суперсимметрия всё ещё не нарушена, и спинорная хиральность не возобладала.
– Точняк, Тосан! Херачит мальца! Не по-детски херачит!
Все мысли куда-то разом испарились. Звенящая тишь больно давила на уши, кромешный мрак ослеплял. Костя рассыпался мелкими брызгами и падал – сразу во все стороны.
Остатками воли цепляясь за что попало, он вдруг ощутил, как по шершавому ничто уже ползёт крохотная росинка, ещё не мысли, но уже предмыслия.
«Зеркало! Я сотворю зеркало! Отразившись в нём, я обрету бытие, и тогда…»
– Зеркало?! Очень нужная вещь! Особенно в темноте!
– Тош, прекрати!
– Женечка, ты же видишь, толку ноль! Дай нам с Геной хотя бы повеселиться!
«Нет! Я сотворю гладь и твердь! Опершись о твердь, я отражусь в глади!»
– Тьфу, школота! – Антон хмыкнул. – Если успеешь отразиться, то, может, и обопрёшься. Но, похоже, нам тебя снова из осколков склеивать.
Уязвлённое самолюбие закипало. Капелька ползла всё быстрее. Шипя и перекатываясь как на горячей сковородке, она набухала и, наконец, превратилась в тоненький стремительный ручеёк.
«Я… Я… Я отражусь во всём! Я стану светом, и тьма не сможет объять его!»
– Придурок, а твердь-то тебе тогда зачем?!
Вспарывая мглу, сверкнула молния. Раскаты грома разогнали тишь по углам. И то, что когда-то было робким комочком, уже шумело потоками неистового ливня.
– Зря ты, Тош! – от изумления Геннадий даже икнул. – Козырно пацан выкрутился!
– Ага! Именно, что выкрутился!
Пустота наполнилась грохотом и шелестом, тенями и бликами, но самое главное – мыслями.
– Cogito ergo sum! – торжественно прошептала Евгения. – Мыслю, следовательно, существую!
Тьма выпала густым осадком, из бездны её можно было черпать половником. Однако и светлее не стало.
«Я отражусь во всём! И в тверди, и в бездне, и на небесах, и на земле! Тьма станет моей тенью, звёзды станут моими глашатаями, Луна и Солнце – моими подручными и первыми свидетелями. Я есть высший порядок, начало и конец, движение и покой. Всё станет моим образом и подобием, хаос отступит, подчинившись замыслу и промыслу, подчинившись мне!»
Светила вспыхнули, наполняя вселенную красками. Однако, когда, искрясь и бормоча несусветную околесицу, мимо пробежала человеческая задница на страусиных ножках, Костя понял, что сотворил что-то не то.
– Успокойся, мальчик мой! Успокойся и сосредоточься, всё ещё только начинается.
– Сопельки ему ещё вытри! Жень, откуда столько симпатии к этому недоноску?! Я ревную!
Плакать хотелось навзрыд. А мир всё наполнялся бессвязным лязгом и скрежетом. Рычание немыслимых чудищ сотрясало твердь, и, подобно дирижаблям, парили над гладью их грузные тени.
– Ну же, птенчик! Воображение включи!
Антон почти кричал, но его голос был едва различим в царившем вокруг хаосе.
«Музыка! Она свяжет воедино ткань бытия! Она изгонит уродливых монстров на край мироздания, в мрачные пределы ночных кошмаров! Ибо нет ничего прекраснее музыки! И в ней я пребуду во веки веков!»
Где-то запели лютня и арфа. Косте вдруг подумалось, что музыку нужно было сотворить с самого начала. Отражаться в музыке куда проще, чем в зеркале, и уж точно приятнее, чем в глади и тверди.
Журчание ручья и трели жаворонка ласкали слух, прохлада тенистого сада опьяняла блаженством. Костя шёл по тропинке, наслаждаясь своим творением, которое было чудесно. Но, будучи совершенным, оно оставалось никому не нужным, а наслаждаться в одиночестве было тоскливо. Костя смотрел на дело рук своих, и его сердце обливалось кровью.
«Один в целом мире! И этот мир некому подарить!»
– Состояние стабильно тяжёлое, – встревоженный голос Евгении внезапно прозвучал совсем близко. – Жалко его, совсем ещё мальчишка…
– Вот такие юнцы с крыш и прыгают, – Антон тяжело вздохнул. – На нашу голову.
– Его сбросили, Антон Дмитриевич, у него…
– Это пускай полиция разбирается, а вы, Женечка, ноотропил ему повторите.
========== Глава 5 ==========
Сбросив свою раздавленную скорлупу на больничную койку, душа неприкаянно болталась под потолком. Снизу она напоминала диковинный иероглиф, начертанный тонкими струйками тумана и оттого едва различимый. Временами надпись совсем терялась на фоне грязной побелки, и тогда лишь лёгкий сквознячок из мутных, но назойливых мыслей напоминал Косте, что его душа всё ещё здесь.
В палате резко пахло спиртом и хлоркой – среди таких миазмов душе было тоскливо, она давно улетела бы прочь, но выходы стерегла очень серьёзного вида лягушка.
Пупырчатое земноводное размеры имело невеликие, однако его бдительность сомнений не вызывала.
Впрочем, Косте было на всё это плевать: и на вдруг заметавшуюся из угла в угол душу, и на хлопочущую с какими-то склянками Женечку, и даже на Ленку, взахлёб рыдающую у него на груди.
– Костенька, родненький, ты только не помирай! – жалобно причитала она. – Я вот тебе яблочков принесла! Ты же любишь мочёные яблочки!
«Вот ведь дура! – мозги скрипели, как мельничные жернова. – И зачем в райских кущах мочёные яблоки?!»
По правде говоря, райские кущи его тоже мало заботили. По задворкам сонного разума блуждало нечто важное, но у Кости никак не получалось за это ухватиться. То ли забыл он что-то, то ли недоделал.
Вот только что именно?
– И пирожков напекла! С капустой! – продолжала надрываться Ленка. – Ты же любишь пирожки с капустой!
– Девушка, он вас не слышит, – Антон степенно поправил очки, – глубокая кома, знаете ли.
Белый халат слегка изменил его облик, но манеры остались прежними. Стоя у окна, он небрежно вертел в руках фонендоскоп и отстранённо наблюдал за происходящим. На Ленку Антон смотрел с сочувствием, но недобро – как Понтий Пилат на Марию Магдалину.
– Доктор, он ведь не умрёт?! Правда?! – Ленка без конца шмыгала носом. – Ведь не умрёт?!
– Детка, не говорите глупостей, – Антон изобразил подобие улыбки, – мы все умрём. Или, как сказал старина Цицерон, homini necesse est mori.
– Кто?!
– Цицерон. Непререкаемый авторитет в области медицины.
Смысл латинского изречения доползал до рассудка медленно, но, когда это свершилось, Костю словно бы ударило током.
«Хомочка! Хомо! Я забыл сотворить человека!»
От осознания роковой ошибки резко похолодело в груди и едкой теменью заволокло глаза.
***
Мрак наступал стремительно и неудержимо. Всего мгновения хватило, чтобы треснули и обвалились все девять небес, а Негасимое Пламя захлебнулось копотью. Неистово и беспощадно мрак выжигал вселенную, пока не остался в ней один только затхлый смрад.
Рухнули престолы и начала, окаменели потоки, высь опрокинулась в бездну – сущее смирилось с владычеством тьмы.
И лишь Янтарная Твердыня отважилась на мятеж.
Но велико было могущество тьмы, слишком неравными – силы, и мизерными – шансы на успех. Костя воочию видел, как падали в пропасть поверженные Архонты Света, как ломались о скалы их хрупкие крылья и как мириадами брызг разлеталась по миру их жгучая золотистая кровь.
Костя словно бы сражался вместе с ними и вместе погибал, обильно увлажняя землю своими яростью и болью – своим первородным правом возвыситься над Тьмой – тем самым, от которого он сам же потом отрекся.
Но где? Когда?..
Всего мгновение потребовалось Костиной душе, чтобы белоснежным вихрем умчаться в вентиляционную трубу, и даже бдительная лягуха не успела ничего предпринять.
***
– Эй, птенчик, ты там не уснул ли? – окрик Антона заставил Костю встрепенуться. – Светило головку не напекло?
Открыв глаза, он обнаружил себя лежащим на морском песочке в одних плавках. Рядом валялось пластмассовое ведёрко, совочек да разбухшая от влаги тетрадка с конспектами. Судя по изрытому на многие метры пляжу и тоннам вывернутого песка, работа была проделана огромная, но бесполезная – нужной глины Костя так и не нашёл.
Антон стоял над обрывом, скрестив руки на груди, и как только Костя подал признаки жизни, тут же потерял к нему видимый интерес. Он вновь облачился в привычный фрак, а вместо фонендоскопа в его руке возникла курительная трубка. Устремив задумчивый взгляд в морские просторы, Антон продолжал разговаривать, но уже словно бы сам с собой.
– Солнце у него фиолетовое, надо же! – он скептически покачал головой. – О вкусах, конечно, не спорят… Хотя вкусы эти, прямо скажем, плебейские.
Неподалеку, на перламутровой травке, деловито копошился Геннадий. Он успел изловить какую-то зверюгу и теперь налаживал мангал. Добытая дичь подозрительно напоминала давешнюю лягушку, но выглядела заметно крупнее. Поймав Костин взгляд, Гена недовольно скривился.
– Эх, босота! Накосячил ты! Вечно за вами подчищать нужно! Ты на кой-хрен двоих таких чудищ сотворил, а?!
– Как?! – вопрос застал Костю врасплох. – Каждой твари по паре…
– Каждой твари по паре, – гнусаво передразнил громила, – Левиафаны, они ж бессмертные… Расплодились бы и всех других пожрали.
– Так это левиафан?
– Левиафаниха. Самочку пришлось мочкануть, ты уж прости…
– А почему самочку?
– По кочану! – Гена в сердцах сплюнул. – Нет, прав Тосан! И чему вас только в ваших институтах учат?! А вдруг она уже того-с?! Отлавливай потом их мелюзгу по всей ойкумене!
Костя почувствовал, как наливается краской его лицо. Если он лажает даже в таких мелочах, то с идеей сотворить человека можно навсегда проститься.
Да ещё Антон этот под руку брюзжит.
– М-да… Метрика неевклидова, в квантовой структуре полный дисбаланс… И зачем ему понадобился тринадцатый кварк?
