Текст книги "Филе женщины в винном соусе"
Автор книги: Анна Дубчак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
И, как правило, все события, свидетельницей которых она как бы случайно оказывалась, не имели к ней лично никакого отношения.
И вдруг теперь этот Антон с его исчезновением. Кто эта женщина, с которой он был в супермаркете? Почему за ним пришли к ней, к Наталии Валерьевне Ореховой? Неужели он действительно так любил ее, что никто, кроме нее, не мог стать причиной его ухода из дому?
…Она играла меланхолию в ее чистом виде, но тревожные диссонансы уже подбирались из нижнего регистра, чтобы смазать эту роскошную трапезу сочных звуков и откровенных настроений…
Глава 4
АВТОМОБИЛЬНАЯ КАТАСТРОФА
Она увидела Антона, занимающегося любовью с незнакомой ей женщиной. Наталия открыла глаза. Все сохранилось. Нет, не так. Она увидела женщину, занимающуюся любовью с Антоном. В супермаркете она показалась намного старше: около сорока. А вот в постели ей можно было дать не больше тридцати – настолько прекрасно она двигалась и настолько одухотворенно было ее нежное, с румянцем, лицо и эти глаза, которые она то широко раскрывала, то зажмуривалась, как девочка, увидевшая что-то непонятное или запретное… Антон же напоминал звереныша, которому дали вина и который, не зная, куда теперь направить свою веселую энергию, тыкался влажным носом в живот своей более опытной подруги, надеясь там утолить свой голод… На самом же деле чувствовалось, что он проделывает эти вещи не в первый раз, но едва сдерживается от соблазна открыть для себя нечто совершенное новое, неизведанное.
Не в силах дальше «подглядывать», Наталия откинулась назад и замерла. Мелодия стихла. В кабинете стало как обычно. За окном, сквозь кружевной, голубоватый от лунного света тюль, сыпал и сыпал снег. Где-то теперь Антон?
Любопытство толкнуло ее снова взять несколько аккордов. И она увидела нечто совершенно страшное. Дымящиеся обломки белой машины наполнили комнату запахом гари, жар от пылающего металла обжигал щеки. Кто-то сдавленно стонал. И вдруг от машины отделилась фигура, очень странная, похожая на кентавра. Или нет, просто кто-то пытался вытащить из готового взорваться автомобиля – если он еще не взорвался, Наталии было трудно это определить – человека. Потом подбежали еще какие-то люди. Крупный план – высокий, внушительных размеров, мужчина несет на руках кого-то в зеленой куртке, из кармана которой выглядывает и вот-вот упадет вязаная пестрая шапочка.
Наталия уже не помнила, как выбежала из квартиры. «Эта ночь, похоже, никогда не кончится». Вывела машину и поехала по пустынным улицам в сторону злополучного супермаркета, словно только там находился источник всех несчастий…
А куда дальше? Как узнать, в какую сторону поехал белый «мерседес»? Вот она, витрина с разноцветными огоньками. Они так весело переливаются, словно насмехаясь над трагедией, разыгравшейся где-то совсем рядом. Постояв некоторое время в нерешительности и не зная, в какую сторону ей ехать, Наталия вдруг услышала вой сирен. Мимо нее по магистрали промчалась «скорая». За ней – эскорт из милицейских машин. Она развернулась и поехала за «скорой». И не ошиблась. Уже через полчаса она находилась в холле ортопедической клиники и ждала, что скажет ей хирург, оперировавший Антона. Она увидела своего бывшего ученика второй раз за эту ночь, когда юношу выносили на носилках из машины. Судя по его одежде, никаких страшных повреждений не было – на курточке не было ни капли крови. Наталия очень удивилась, когда сестра, к которой она намертво пристала с просьбой рассказать «что-нибудь о мальчике, моем ученике», сказала, что он «чудом остался совершенно целехонек», не считая глубокой раны на ноге, которую ему «сейчас быстро зашьют». Наталия прождала почти час, прежде чем ей позволили войти в палату, где лежал Антон. Он был в сознании и очень удивился, увидев в больнице свою бывшую учительницу. Выглядел он испуганным, был очень бледен, а под глазами залегли фиолетовые круги. Вьющиеся темные волосы влажными кольцами прилипли к вискам. Черные глаза были полны ужаса и выражали немой вопрос.
– Антон, ты как? – Наталия, забыв о существовании своей второй натуры, коснулась губами почти белой щеки Антона и схватила его за руку.
– Где она? – спросил он так, словно Наталия была посвящена во все его интимные тайны.
– Я не знаю, Антошенька. Если хочешь, я спрошу.
– Да, это очень важно.
– Ты мне скажи, как это случилось?
– Мы ехали, а потом на дорогу вышел мужчина… Она затормозила, и в эту минуту раздался удар… Она закричала…
– Ты хочешь сказать, что вы сбили человека?
– Говорю же, не знаю… Спросите, пожалуйста, Наталия Валерьевна, где она?
– Хорошо, успокойся. – Наталия ободряюще улыбнулась ему и вышла из палаты. Отыскав знакомую медсестру, она спросила ее про спутницу Антона. Но та ей ответила, что на месте аварии был найден только мальчик. Ничего не понимая, Наталия возвратилась к Антону.
– Они сказали, что, кроме тебя, там никого не было.
– Они ее не нашли? Но ведь такого не может быть!
– Ты отдыхай, а я поеду в ГАИ и попытаюсь что-нибудь узнать про нее. Ты мне хотя бы скажи, о ком я должна спрашивать? У нее есть имя, фамилия? Я же не знаю, о ком ты говоришь. Ты был с мамой или…
Антон отвернулся к стене, и она увидела, как он вытер глаза.
– Ее зовут Нина. Фамилия Лискина.
– Она твоя тетя?
Мальчик промолчал.
Наталия на цыпочках вышла из палаты. Мысль о том, что она снова ввязывается в какую-то авантюру, не давала покоя. Но уже в машине, мчась на запрещенной в городе скорости под сто километров, она почему-то подумала о том, что письмо, которое ей показывал не так давно Рыжебородый, то есть Матвей, брат Антона, было адресовано не бывшей учительнице фортепиано, Наталии Валерьевне Ореховой, а скорее всего Нине. И что Антон сейчас переживает один из блаженнейших и мучительных периодов своей жизни – первую (скажем так, физическую) любовь. Как он отреагировал на то, что его пассию не нашли на месте катастрофы! Разве это не красноречиво доказывает его сильное чувство к этой женщине? Бедный мальчик.
В ГАИ с ней никто не собирался разговаривать, пока она не сказала, что является родной сестрой пострадавшего Антона Лискина. В результате расспросов (а в ГАИ не любят отвечать на вопросы, у них принято задавать их) Наталии удалось узнать, что в машине действительно никого, кроме парнишки, не было. Она возвращалась в больницу со странным чувством невыполненного долга: что она теперь скажет Антону? И она решила пока не показываться ему на глаза. Пусть поспит. Ему наверняка сделали успокоительные уколы. Остановившись, она включила в салоне свет и достала свою записную книжку. Адреса и телефоны учеников составляли 80 процентов содержания. Открыв страницу на букве «Л», она без труда нашла то, что искала, и поехала к Лискиным. Возможно, что они еще ничего не знают… Ей открыла мама Антона, женщина с приятной внешностью; лицо у нее было заспанное и очень испуганное. Кутаясь в теплый домашний халат, она некоторое время отупело смотрела на стоящую на пороге Наталию, пока не пришла в себя.
– Извините. Я так крепко спала. Вы ведь Наталия Валерьевна? Что-нибудь с Антоном?
– Скажите, но почему вы связываете вашего сына с моим именем? Что за идиотские фантазии! – не удержавшись, возмутилась Наталия.
– Вы и сами знаете почему… – Мама Антона, проснувшись окончательно, наконец разобралась, что к чему, и теперь смотрела на посетительницу не иначе как с презрением. – Вскружили мальчишке голову, а сами… Как вам не стыдно?
– Я не видела Антона пять лет. И уверена, что Матвей, ваш родственник, не далее как сегодня, буквально несколько часов назад, сказал вам об этом.
– Матвей? Он что, был у вас?
– Послушайте, это уже ваши взаимоотношения, ваши проблемы, наконец.
– Тогда зачем же вы пришли, да еще в такое время? – В эту минуту из комнаты показался и сам Матвей. В халате до пят, глаза сощурены…
– Что здесь происходит? Почему ты не спишь?
– Вы что, тоже здесь живете? – удивилась Наталия.
– А где же еще прикажете жить моему мужу? – с вызовом произнесла мама Антона. Наталия вспомнила даже, как ее зовут: Елена Дмитриевна. – Так что такое случилось, почему вы здесь?
– Ваш Антон попал в автомобильную катастрофу. Но он жив, – поспешила добавить Наталия. – У него лишь немного повреждена голень. Рану зашили, так что не переживайте.
– Антон попал в автомобильную катастрофу? – Матвей схватился за голову. Видно, он тоже крепко спал, прежде чем его разбудили. – И где он теперь?
– В ортопедической клинике, палата номер три. Но он сейчас наверняка спит.
– Вы что, были там?
– Да, я совершенно случайно оказалась в тех краях… – Она внимательно посмотрела Матвею в глаза. – А вы не знаете, кто такая Нина… Лискина?
Елена Дмитриевна, совершенно придя в себя, пожала плечами:
– Как кто? Сестра моя. А при чем здесь она?
– А где она живет?
– Да вам-то это зачем?
– Дело в том, что Антон был в машине вместе с вашей сестрой. Ведь белый «мерседес» – ee!
– Да. Вернее, ее мужа. Вы хотите сказать, что Антон был в машине с Ниной? Интересно, где это она его нашла? Мы же просто с ног сбились, а она нашла его и тут же устроила аварию. Впрочем, это на нее похоже.
Елена Дмитриевна разочаровывала Наталию с каждой минутой все больше и больше. Матвей включил свет, и она увидела каждую морщинку, каждую складочку на лице и шее этой женщины, которая напоминала ей теперь старую тряпичную куклу. Глаза ее смотрели с недоверием, и оттого с ней меньше всего хотелось разговаривать.
– Так вы мне скажете, где она живет? – У Наталии кончалось терпение.
– Зачем это вам?
– Если вы на самом деле ее сестра, то почему же до сих пор не спросили меня, что с ней? Жива ли она?
– Да, действительно… Хотя я и так знаю, что с Ниной никогда ничего не произойдет. Так что с ней?
– Ее вообще не нашли. Ни следа. Словно ее там и не было, хотя Антон утверждает, что был именно с ней. Вы же и сами только что сказали, что белый «мерседес» принадлежит вашей сестре. Я хочу съездить к ней и поговорить…
– Крымская, девятнадцать, квартира шесть. Матвей, собирайся живо, поедем к Антону… Так какая, говорите, палата?
– Я вас подвезу. – Прежде чем выйти, Наталия еще раз бросила взгляд на эту странную пару, один из которых выдавал себя за брата Антона, и усмехнулась: «Чего ради-то? Подумаешь, разница в возрасте!»
В машине Елена Дмитриевна несла какую-то чушь о своей сестре, называла ее почему-то росомахой, разгильдяйкой, помешанной на деньгах и сексе, и совершенно, казалось бы, не брала в расчет то, что рядом находится в общем-то посторонний человек в лице бывшей учительницы ее сына.
– Вы пойдете с нами? – спросила Елена Дмитриевна, когда они остановились возле входа в больницу.
– Нет, я уже была у него. Уверена, что он сейчас спит. Я навещу его, быть может, утром.
– Подождите. – Матвей, молчавший всю дорогу, вдруг взял Наталию за локоть и отвел в сторону. – Вы извините нас… Особенно Лену… У нее довольно сложные отношения со своей сестрой. А что касается нашего с вами разговора, то прошу прощения. После ваших слов мне многое стало понятным… Скорее всего Нина и прятала у себя Антона. Она проповедует несколько другой образ жизни, чем тот, которого стараемся придерживаться мы. Она более свободолюбивый и раскованный человек. Но она-то может себе это позволить, у нее несравненно более высокий уровень жизни – ее муж является директором одного из коммерческих банков, – а мы – нет, поэтому Антон всегда тянулся к ней – словом, к тому, о чем я только что вам сказал…
– А вас не насторожило, что на месте аварии этой самой Нины не оказалось? – задумчиво спросила Наталия, все больше и больше увлекаясь этой историей. Мысль о том, что завтра (вернее, уже сегодня) рано вставать, чтобы идти в музыкальную школу, почему-то не приходила ей в голову. Не дождавшись ответа от Матвея и мысленно простив его за то, что он наговорил ей в полночь у нее дома, она попрощалась с ним (Елена Дмитриевна уже скрылась за дверями больницы) и поехала на Крымскую.
Глава 5
НИНА
Она долгое время боялась открыть глаза. Ее острое обоняние отметило посторонние запахи, а это означало, что она не дома. Но тогда где? Вот уже в течение семи лет она вставала и ложилась в одной и той же квартире, в своей спальне и знала все ароматы и запахи, присущие именно этой пространственной нише. Она никогда не ночевала ни у друзей, ни в гостиницах, предпочитая всему свою комнату, где только и могла чувствовать себя в полном комфорте. Ее спальня соседствовала с ванной комнатой, которую она не променяла бы ни на какие блага мира. Там было все оборудовано специально для нее. Об этом позаботился Глеб. Она вдруг вспомнила, как она отказала ему в последний раз. Она видела выражение его лица и понимала, что делает ему больно, но мысль о том, что ей предстоит провести ночь в объятиях совершенно неуправляемого, молодого и горячего любовника, не позволила ей выполнить свой супружеский долг. Глеб пошел спать к себе в кабинет, вежливо пожелав им обоим – жене и племяннику, который «почему-то» вот уже несколько дней жил у них и, похоже, не собирался уходить, – «спокойной ночи». Антон должен был спать в комнате для гостей, соседствующей с супружеской спальней Глеба и Нины. Они оба потеряли голову – Нина и Антон. И теперь уже никто не смог бы с точностью сказать, кто явился инициатором этой страшной для Глеба, да и для любого другого нормального человека, измены, этого сексуального (не более) партнерства неопытного, но очень откровенного в своих желаниях подростка с взрослой, уверенной в себе и страстной женщиной. Они сблизились совершенно случайно на дне рождения матери Антона, Лены, когда все гости танцевали в большой комнате, а Нина зашла в комнату племянника, чтобы попросить у него таблетку от головной боли. Она и раньше бывала здесь, но никогда не решалась спросить, почему все стены в его комнате завешаны большими фотографиями его бывшей учительницы музыки, Наталии Валерьевны. Вроде бы и так все ясно. А в тот вечер почему-то спросила.
– Мне нравилось, когда она приходила сюда, – сказал, не вставая с дивана, Антон, который до прихода своей тети смотрел телевизор. Он даже не повернул головы в ее сторону, словно ее приход сюда совершенно ничего не означал. «А ведь он мог хотя бы подняться в знак уважения или просто ради приличия», – мелькнуло тогда у Нины, но она внешне этого никак не выказала и просто села рядом с племянником, касаясь его своим боком.
– И что же в ней было такого особенного? – не унималась она. Выпитое вино сделало ее разговорчивой. Ноги стали почему-то ватными, голова приятно кружилась. Если бы она выкурила сейчас хоть одну сигарету, то непременно упала бы.
– Когда она приходила, то садилась вон там, справа от меня, – он махнул рукой в сторону закрытого теперь пианино, – очень красиво закидывала ногу на ногу и когда наклонялась ко мне, то я мог видеть вырез ее блузки, а за ним – грудь.
– Ну и как, красивая у нее грудь?
– Красивая. Небольшая, но очень красивая. Минут за пять до ее прихода я всегда поджидал ее у окна, смотрел, как она перебегает улицу, потом останавливается перед домом и оглядывается, чтобы никто не увидел, как она застегивается на все пуговицы, как закалывает или стягивает в узел свои волосы… Особенно мне нравилось, когда она приходила с дождя… Тогда в ее волосах примерно с час, ровно столько, сколько шел урок, держался запах мокрых листьев, воды и, как мне казалось, реки… – Больше говорить он уже не мог: рука женщины, сидящей рядом, опустилась к нему на колено. Антон вздрогнул всем телом, а потом почувствовал, как к щекам прихлынула кровь и запульсировала в висках, в мочках ушей, в кончиках пальцев и других, более нежных местах.
– Можно я вас поцелую? Вы же все равно пьяная, – неожиданно сказал он и наконец соизволил повернуться к ней.
…Вспомнив все это, она забыла все свои страхи и открыла глаза. Первое, что она увидела, – это была одежда, ее одежда, от которой и исходил этот странный запах жженой шерсти. Красный свитер, черные брюки – все это висело на спинке кровати, металлической старой кровати, которую она терпеть не могла и скорее умерла бы, чем легла на такое скрипучее и мерзкое ложе. Комната, в которой она находилась, являлась, судя по всему, спальней, дачной спальней. Потому что пахло здесь еще мышами, сушеными яблоками и всем тем, чем пахнет в нежилых в это время года дачах. Неистребимый дух запустения и близкого присутствия леса или поля. Даже зимой. Быть может, этот запах издают подвешенные к потолку засохшие букеты полевых ромашек и клевера? Стены были оклеены желтыми, в цветочек, обоями, окна занавешены дешевыми тюлевыми занавесками цвета топленого молока. Круглый стол, пара старинных венских стульев с выгнутой спинкой и низкий топчан, покрытый куском красного вытертого плюша. «Боже, как же я здесь оказалась?» У нее волосы на голове зашевелились, когда она услышала шаги. Кто-то медленно приближался к двери… Она закрыла глаза и съежилась под одеялом. И только тогда поняла, что лежит голая. Запах паленого вдруг заставил напрячься память, и она вспомнила заснеженную трассу, автомобиль, мчащийся ей навстречу, и человека, метнувшегося прямо им наперерез… Авария. Антон. Боже, что с ним? Шаги между тем становились все ближе и ближе.
– Кто там? – крикнула она, не в силах и дальше слышать эти невыносимые шаркающие звуки. – Дайте мне мою одежду!
Ручка двери повернулась. Раздался отвратительный, полный сарказма и насмешки скрип. Наконец на пороге возник человек.
– Кто вы? – Ее начало трясти от страха, хотя мужчина оказался довольно-таки красивым и молодым. Он смотрел на нее ясными голубыми глазами и даже улыбался.
– Вы пришли в себя? – спросил он и присел на краешек постели. – Как самочувствие?
– Где я?
– На даче, разве вы еще не заметили вид из окна? – Она повернула голову и увидела в щели между занавесками спокойный зимний пейзаж с полоской леса и ровной поляной посередине.
– Как я здесь оказалась? Верните мне мое белье.
– Зачем оно вам? – все так же улыбаясь, спросил мужчина. «Ненормальный», – пронеслось у нее в голове.
– Я вспомнила, что попала в автомобильную катастрофу. Вы не знаете, что стало с моим племянником? Где он? И почему я здесь, у вас на даче?
– Пусть это вас больше не беспокоит. Я создам вам все условия. Вы не будете ни в чем нуждаться. Успокойтесь.
– Мне надо срочно домой. Меня разыскивает муж.
– Сейчас я вас покормлю.
– Но я не хочу есть.
– Зато я хочу увидеть, как вы едите. Вы очень красивая, знаете? Как вас зовут?
– Эсмеральда, – мрачно отозвалась она и натянула одеяло до самого носа. «Этот идиот убьет меня». И вдруг ей стало все ясно. Ее просто похитили. Этот мужик ехал мимо, увидел, в каком беспомощном состоянии находятся они с Антоном, и, узнав ее, жену директора банка («Нечего было показываться на презентациях и в казино!»), решил сделать на этом деньги. Потребует у Глеба выкуп, как в дешевом детективе. Как же теперь выкарабкиваться?
– Вас зовут не Эсмеральда, – донеслось до нее откуда-то издалека. Она очнулась. Сильно ломило затылок. Наверное, она все-таки пострадала в аварии. – Скажите ваше настоящее имя.
– Это вам ни к чему. Верните мне мою одежду и дайте возможность вернуться домой. Мой муж отблагодарит вас, если вы будете добры ко мне. – Она говорила и чувствовала, что слова ее разбиваются о глухую стену непонимания. Казалось бы, что такого особенного она сказала, что он смотрит на нее как на привидение. Очень странный взгляд. – Не смотрите на меня так.
– Как так?
– Вот так, как вы смотрите. У вас нехороший взгляд, вам никто этого не говорил?
– Мне много кто говорил неприятные вещи. Ну и что ж с того? Каждый человек индивидуален. Так я принесу вам поесть, хорошо? Правда, могу предложить только одни консервы, но вам необходимо подкрепиться.
Он ушел и через несколько минут вернулся с подносом, на котором стояла тарелка, наполненная разогретой фасолью с мясом, стакан крепкого чая и нарезанная ломтиками городская булка. Еще там была ложка и блюдце с треугольничками консервированного ананаса. Она решила про себя, что он прав относительно того, что ей надо подкрепиться. Поэтому на время постаралась забыть о том, в какой странной ситуации оказалась, и, закутавшись в одеяло, принялась за еду. Мужчина вышел из комнаты, потом через какое-то время вернулся, сел прямо перед ней, и когда она подняла глаза, то увидела, что он тоже совершенно голый, а в руках у него смычок, которым он собирался играть на возникшей неизвестно откуда виолончели. Она чуть не поперхнулась и затрясла головой, словно прогоняя наваждение – это зрелище было более чем странным, – на что мужчина лишь удовлетворенно хмыкнул и коснулся смычком струн… Она поела и отодвинула от себя стул с подносом. «Пока он играет, я успею схватить свитер и брюки и выбежать из комнаты», – подумала она. Но мужчина, словно прочитав ее мысли, отставил от себя инструмент и прислонил его к стене.
– Вам понравилось, как я играю?
– Не знаю, я не разбираюсь в такой музыке. Спросите что-нибудь полегче.
– Тогда ложись, – сказал он вдруг уже изменившимся голосом. – Ложись. Теперь у тебя появились силы, а они тебе сейчас пригодятся.
Так вот что было у него на уме!
– Не прикасайтесь ко мне, – прошептала она, только сейчас заметив, как напрягся его орган. – Отпустите меня… Мой муж убьет вас… Не подходи ко мне, скотина!..
Но он оказался сильным, без труда подмял ее под себя и, схватив одной рукой сразу два ее запястья над головой и с силой сжав их, ногой раздвинул ее ноги и при помощи свободной руки прижал ее колено к матрацу.
– Будешь молчать – дольше проживешь, – тяжело дыша, проговорил он, двигаясь внутри ее. – Представь, что я твой любимый мужчина, ну… Расслабься, а то мне придется тебя ударить…
Она зажмурилась и изо всех сил вонзилась зубами ему в плечо…
Она не помнила, сколько прошло времени. В ушах стоял гул. Это ее мучитель снова играл на виолончели. В комнате было жарко от пылающей газовой печи. Она лежала на постели уже без одеяла. Руки ее были привязаны к каретке, а ноги, слегка раздвинутые, стягивали ремни, намертво прикрученные к нижней планке кровати. Она знала, что пройдет какое-то время и он, закончив играть, развяжет ей ноги только для того, чтобы снова совершить этот скотский акт. А потом опять привяжет ее к кровати.
– Тебе нравится, как я играю?
Она отвернулась к стене, чувствуя, что теперь никогда занятие сексом не принесет ей радости и удовольствия. Этот урод все сделал для того, чтобы она больше не подпустила к себе ни одного мужчину. Но самое ужасное было, когда он подходил к ней, возбужденный своими собственными фантазиями и тем зрелищем, которое сам себе устроил, и, не отвязывая ни ее рук, ни ног, заставлял ее делать еще более чудовищные вещи.
– Видишь, как удобно, так тебе не понадобятся ни руки, ни ноги. Только не ленись и делай то, что говорят.
И снова звучала музыка… Наступила ночь. Он унес виолончель из комнаты. Вернулся, развязал женщину и, убедившись в том, что она мертва, завернул ее в одеяло вместе с одеждой, вынес из дому, погрузил в машину и повез в город. За несколько километров до поста ГАИ, притормозив возле железнодорожного переезда, вышел из машины, достал свой страшный груз из багажника и положил его на обочину дороги. Затем вернулся, выкурил сигарету и поехал навстречу сверкающему огнями ночному городу.
