Текст книги "Своенравная наследница"

Автор книги: Анна Тереза Сэдлиер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Анна Тереза Сэдлиер
Своенравная наследница

© И. Нечаева. Перевод, 2020

© А. Власова. Иллюстрации, 2020

© АО «ЭНАС-КНИГА», 2020

* * *

Предисловие от издательства

Канадская писательница Анна Тереза Сэдлиер (1854-1932) получила в наследство от родителей талант и жизненное призвание. Оба они имели прямое отношение к издательскому делу. Ее отец, Джеймс Сэдлиер, руководил в Монреале издательским домом, а мать, Мэри Энн Сэдлиер, писала популярные романы. Сэдлиеры перебрались в Новый Свет из Ирландии. В дальнейшем они боролись за сохранение ирландской культуры и традиций среди своих земляков на Американском континенте.

Анна Тереза Сэдлиер училась в школе при католическом монастыре Вилла Мария в Монреале, а затем продолжила образование в семинарии Святого креста. Она рано начала работать как журналистка, публиковала в периодической прессе статьи, стихотворения, короткие рассказы, переводы с французского, итальянского и немецкого языков.

В Монреале писательница жила до 1903 года, а затем переехала к сестре в Оттаву и помогала растить племянников. Своей семьи Анна Тереза не создала, она посвятила жизнь творчеству и благотворительности, много путешествовала. Ее перу принадлежат около 24 романов для юношества, кроме того, она оставила по себе добрую память среди католиков Канады как активная участница многих благотворительных организаций.

Повесть «Своенравная наследница» (Wayward Winifred) была опубликована в крупном нью-йоркском издательстве «Бензингер Бразерс» на пике популярности Анны Терезы Сэдлиер в 1905 году. В жанровом отношении это повесть-путешествие, повесть-приключение. Она рассказывает о судьбе девочки, которая выросла в одном из самых красивых мест Европы – в ирландском графстве Уиклоу. Уинифред принадлежит к старинному знатному роду, но при этом растет на попечении слепой няни и полубезумного учителя, который бродит по холмам в странной одежде. Уинифред предоставлена самой себе, она дерзкая, шаловливая девочка, и вся округа стонет от ее проказ. Неслучайно девочку прозвали Своенравной Уинифред.

Повествование ведется от первого лица, и мы без труда узнаём в «леди из Америки» писательницу Анну Терезу Сэдлиер. Заинтересовавшись судьбой необычного ребенка, она прикладывает все усилия, чтобы открыть тайну ее происхождения и сделать девочку по-настоящему счастливой.

Глава I. Первая встреча

Наверняка кто-то из читателей слышал о долине реки Даргл. Мальчики и девочки, может быть, ничего не знают о ней, но бабушки и дедушки слышали, наверное, что есть такой горный поток в Ирландии, который прокладывает себе путь по крутым каменистым горам, падает с обрыва и разливается по долине невиданной красоты. Ущелья там поросли гигантскими деревьями – некоторые из них сплетаются ветвями наверху, образуя полог из зелени, любовно укрывающий реку.

И вот на таком дереве, на высокой ветке я увидела тонкую изящную фигурку, отличающуюся почти пугающей красотой. Вначале я удивилась, а потом испугалась. Так я впервые повстречалась со Своенравной Уинифред. Ножки у нее были как у горной козочки, и вся фигурка – гибкая и сильная. Я стояла и смотрела на нее, не решаясь заговорить: как бы она не упала с этой высоты. Она посмотрела на меня ясными синими глазами и заговорила:

– Вы – леди из Америки?

Я ответила, что это действительно так, и наступила долгая пауза. Путешествуя по Европе, я совмещала приятное с полезным. Путевые заметки впоследствии превращались в журнальные статьи, которые хорошо оплачивались нью-йоркскими издателями.

Девочка внимательно изучала меня, и я, в свою очередь, задала вопрос:

– Ради всего святого, дитя, как ты туда забралась? Ты разве не понимаешь, что в любое мгновение можешь свалиться в воду?

– Вода мне не повредит, даже если я упаду, – ответила Уинифред, глядя вниз, – мы с ней старые друзья. В хорошую погоду я прихожу сюда каждый день.

– Твоя матушка знает, что ты сюда ходишь? – спросила я строго.

Странная улыбка промелькнула по лицу девочки, и она ответила мне с коротким смешком:

– Ах, так вы не знаете? Я сирота из замка.

– Из замка? – переспросила я.

Я уже начала думать, что это создание было волшебным духом, которые, как мне говорили, в глубокой древности облюбовали Ирландию.

– Да, – подтвердила она, – из замка.

– Из Пауэрскорта? – я подумала, что она имеет в виду огромное живописное поместье, которым приезжали полюбоваться все путешественники, попадающие в Даргл.

– Из Пауэрскорта? – вскричала она с великолепным высокомерием в голосе. – Сразу видно, что вы из Америки. Замок, в котором я живу, был построен за сотни лет до того, как появились все эти Пауэрскорты.

Такое заявление поставило меня в тупик. Какой замок она имеет в виду? Я не слыхала, чтобы в округе были какие-то замки, а ведь вдоль и поперек изучила новейший путеводитель.

– Если вы как-нибудь пойдете со мной, – сообщила она, – я покажу вам свой замок, и бабушка будет очень рада вас видеть.

Она говорила с таким видом, как будто на самом деле была принцессой, приглашающей меня посетить королевский чертог.

– А где он находится? – спросила я.

– Замок? – переспросила она. – Высоко-высоко в горах. В Америке, наверное, нет гор?

Я заверила ее, что есть.

– В таком случае, – гордо объявила она, – если вы умеете ходить по горам и не боитесь крутых дорог, я отведу вас туда. Когда-нибудь.

– Завтра? – предложила я.

– Нет, завтра я иду в Тулатуку.

– Где это?

– Далеко отсюда.

– Ты идешь одна?

– Нет, не одна, – ответила она, весело засмеявшись, – но я не скажу, с кем.

Ее уклончивость меня раззадорила.

– Я и не спрашиваю. Уверяю тебя, милое дитя, я не имею ни малейшего желания злоупотреблять твоим доверием.

– О таких, как мой спутник, не говорят, – сказала она, пожав плечами, – бабушка считает, что он из тех людей, с которыми лучше не иметь дела.

– И тем не менее ты собираешься идти в сомнительной компании в это место с нелепым названием? – спросила я с невольным укором.

Она вздернула подбородок.

– Мой спутник кажется мне подходящей компанией. От кого еще я могла бы узнать о Тулатуке? Он охотно рассказывает мне обо всем, что знает сам.

– Ты странный ребенок, – заметила я.

Она посмотрела на меня удивленно и даже обиженно.

– И в чем же я странная?

– Я хочу сказать, что ты сильно отличаешься от сверстников.

Ее изменчивое лицо погрустнело.

– Вы же видите: я одинока, – сказала она. – Я живу наверху в замке.

Это признание показалось мне жалобным и трогательным, и я взглянула на девочку с новым интересом.

– Может быть, ты захочешь дружить со мной? – предложила я.

– Я редко завожу дружбу с незнакомцами, – и в ее голосе проскользнуло прежнее высокомерие, – но вы, пожалуй, мне нравитесь.

– Очень хорошо. Тогда давай заключим договор о дружбе. И в качестве первых плодов нашего соглашения предлагаю выбрать день, когда я пойду с тобой в замок и познакомлюсь с твоей… родственницей.

Что-то в моих словах поразило ее, и она снова рассмеялась.

– Вот увидите, вы сразу полюбите мою бабушку.

– В таком случае у вас семейный дар, – ответила я, – нравиться людям с первого взгляда.

– Семейный? – фыркнула она насмешливо. – Не важно. Вы увидите все своими глазами. Через два дня, когда я вернусь из Тулатуки.

С этими словами она ловко спустилась с дерева, легко перепрыгивая с ветки на ветку. Среди густой зелени девочка походила на лесную нимфу. Изящно помахав мне на прощание, она упорхнула в ближнюю рощицу и скрылась из виду.

Я стояла, зачарованная, и все ждала, не вернется ли это странное создание. Признаюсь, свободная речь и яркая внешность девочки меня поразили. Она действительно казалась существом из иного мира.

Я шла домой, погрузившись в мечтания, чему способствовала яркая красота холмов, и слушая, как река бормочет мрачные сказки Эрин[1]1
  Э́рин – самоназвание Ирландии (примеч. пер).


[Закрыть]. Мне очень хотелось узнать, что такое Тулатука и с кем отправилась туда моя новая знакомая. Сам воздух Ирландии словно пробуждал грезы. Мне не верилось, что всего месяц назад я гуляла по Бродвею[2]2
  Бродве́й – самая длинная улица Манхэттена в Нью-Йорке.


[Закрыть], любуясь блестящими витринами «Тиффани»[3]3
  «Ти́ффани» – знаменитая ювелирная компания.


[Закрыть], лениво оглядывая толпы прохожих и прокладывая себе путь в отель по Пятой авеню[4]4
  Пятая авеню́ – одна из самых знаменитых, респектабельных и дорогих улиц мира, находится в центре Манхэттена.


[Закрыть]. Но все свои размышления мне пришлось оставить при себе, по крайней мере до визита в замок, которого я ожидала с большим нетерпением. Может быть, этот замок – всего лишь выдумка, создание чувствительного детского воображения? Я собиралась удовлетворить свое любопытство при первой возможности.

Вечером я застала хозяина гостиницы одного. Переделав все дневные труды, он сидел с трубкой во рту на скамье у входа в дом. Его неподвижное лицо с крупным красным носом было украшено рыжей взлохмаченной шевелюрой. Я пыталась разговорить его и не могла понять, почему он неохотно отвечает на вопросы.

– Замок? Точно, есть там наверху замок. Чудное старое местечко.

– Кому он сейчас принадлежит?

– Кому принадлежит? – неуверенно ответил хозяин, пожевав губами. – Да сложно сказать. Пожалуй, что самой мисс Уинифред.

– Что же она, благородного происхождения? – спросила я.

– Сложно сказать, – снова уклончиво ответил он, – кто говорит да, а кто и нет.

Тут крылась какая-то тайна, которую я пообещала себе открыть во что бы то ни стало.

– Может быть, вы хотя бы скажете мне, что такое Тулатука?

Хозяин поглядел на меня почти испуганно.

– Да благословит нас всех Господь! – воскликнул он. – И с чего же, мэм, вам вздумалось такие вопросы задавать?

– Что вам не нравится в моих вопросах? – настаивала я. – Мне интересно всё, чем Ирландия отличается от Америки. У нас – паровые гудки и рев заводов, у вас – легенды и поэзия. Мне показалось, что Тулатука имеет прямое отношение к старинным преданиям, поэтому и спрашиваю.

Хозяин, по всей видимости, не получал удовольствия от нашей беседы, потому что ответил сухо и коротко:

– Тулатука – это сам дьявол, принявший облик дикой лошади, и горе тому, кто сядет ей на спину!

– Но девочка говорила, что собирается туда поехать. Вряд ли она имела в виду, что собирается к лошади! – заметила я.

– Нет, мэм. Она говорила о диком, заброшенном месте, где текут водопады, – ответил хозяин, – и которое названо по имени той твари, о которой я толкую.

– Неужели!

– Да, мэм. Рассказывают, в том месте с Тулатукой повстречался один портной. Он шел в аббатство с выполненным заказом, нес новую, только что сшитую сутану[5]5
  Сута́на – длинная темная одежда католических священников и монахов.


[Закрыть]. В недобрый час он услышал цокот копыт и оседланную черную тварь, у которой из ноздрей выходило пламя. Темные чары заставили его взобраться на спину дьявольскому отродью, и Тулатука бросился вместе с всадником со скалы. Вот с тех пор это место так у нас называют.

Хозяин немного колебался, рассказывая эту историю, как будто сам не верил в нее, но поддерживал общепризнанную легенду, которая привлекала путешественников в эти живописные места.

– Но там очень красиво, мэм, это точно. Сходите туда как-нибудь при случае.

– Хорошо, – ответила я, – но сначала мне было бы интересно увидеть замок и женщину, которая там живет.

– Не ближний свет, – заметил хозяин, – впрочем, погода хорошая, так что прогуляетесь с удовольствием.

– Расстояние меня не пугает ни в малейшей степени, – заявила я, – Уинифред обещала за мной зайти через день-другой.

– Надеюсь, мэм, она не превратится в болотный огонек и не бросит вас в болоте, – сказал он без улыбки.

Тут его позвали, и я не успела расспросить, что он имел в виду. Судя по его тону, он пострадал от проказ моей новой знакомой. Я улыбнулась, представив, как девочка в танце заводит его в болото… Интересно, какую шутку она сыграла с хладнокровным, как статуя, хозяином гостиницы?

Глава II. В замке

Ясным утром хозяин сообщил мне, что Своенравная Уинифред ждет.

– Почему ее так называют? – спросила я.

– Да понимаете, мэм, очень уж она чудно себя ведет! Проще закрепить булавкой пух на чертополохе или вырвать перо из ласточкина крыла на лету, чем сообразить, что еще она выкинет. – Он огляделся с опаской, как будто боялся, что нас подслушают, потом подошел поближе и шепотом продолжил: – Ходят слухи, что с девочкой не все ладно. Вам стоит это знать, раз уж вы пойдете с ней в замок. Она в свои годы знает столько, что детям знать не положено, ведет себя, прямо скажем, безрассудно. Шальная она какая-то, никакого сладу с ней нет. И знакомства водит подозрительные.

– А кто ее родители?

– Вы, мэм, меня уже об этом спрашивали, но это долгая история. Поговаривают, что Своенравная Уинифред вообще не человеческий ребенок. Конечно, это больше старики говорят, у которых с головой уже не очень, – добавил он, как будто устыдившись.

– Кто же о ней заботится?

– Кто? Да, честно говоря, она сама о себе заботится, – ответил хозяин, безнадежно махнув рукой.

– Она же не может жить одна? У нее есть бабушка, насколько я понимаю.

Хозяин поглядел на меня с недоумением.

– Девочка живет с миссис Мэхен, вы сами с ней познакомитесь. Но поторопитесь, мэм, Уинифред ждет вас внизу, она рвет и мечет от нетерпения. Ей скоро наскучит это занятие, и тогда она примется за мою гостиницу. Не знаю, какую каверзу она замыслит в следующий раз, так что мне нужно спуститься к ней.

– Скажите, что я уже иду, – крикнула я ему вслед.

Спускаясь по лестнице, я выглянула в окно и увидела Уинифред, которая сидела на ветке старой сирени и болтала ногами. Хозяин гостиницы беседовал с ней, высунувшись из окна нижнего этажа.

– Спускайтесь, мисс Уинифред! Ну будьте умницей! Вы же свалитесь – изгородь мою помнете.

Я тем временем вышла на улицу. Девочка увидела меня и с нежным смехом спрыгнула вниз. С дерева на меня обрушился ливень из душистых сиреневых лепестков.

– Прошу прощения, – сказала она, на секунду став серьезной, – я не хотела нанести никакого урона вашей шляпке, она очень красивая.

Говоря это, она разглядывала мой головной убор, купленный в дорогом магазине на Пятой авеню. Шляпка была неброской, скромного фасона и неяркого цвета. Я с удивлением отметила про себя, что у девочки хороший вкус.

Она подобрала с земли синий крестьянский плащ и закуталась в него с ног до головы. Сейчас такую одежду уже почти не носят в Ирландии, хотя она кажется мне не только вполне благопристойной, но и красивой. Уинифред не надела капюшон, ее стриженые густые темные волосы завивались колечками вокруг шеи.

– Мы идем? – спросила я.

– Да, если вы готовы.

И мы отправились в путь. Поначалу мы шли живописными тропинками, любуясь по дороге цветущими примулами и ранними фиалками. Кругом живые изгороди белели от весенних цветов. Ароматный ветерок, который в Ирландии свежее и чище, чем где бы то ни было, чуть шевелил нежную зелень листвы. Жаворонки и дрозды хором исполняли гимн наступившему дню. Но постепенно пейзаж вокруг становился все угрюмее, перед нами поднялись скалы, а внизу открывались ущелья, вызывающие невольный трепет.

Я шла по крутой тропке вслед за девочкой, которая шла уверенно, как горная козочка. Иногда она заговаривала со мной, и в голосе ее звучал мягкий певучий акцент. Куда подевалось ее высокомерие? Она вела себя застенчиво и сдержанно, отвечала на мои вопросы односложно и коротко предупреждала о возможных опасностях пути. Наконец за поворотом тропинки мы увидели полуразрушенную древнюю цитадель[6]6
  Цитаде́ль – замок.


[Закрыть]. Крыша местами обвалилась, но крепостные стены были нетронуты, и донжон[7]7
  Донжо́н – главная башня, самое защищенное и неприступное место в замке.


[Закрыть] стремился к небу, бросая вызов самому времени.

Ворота в замок были закрыты, дорожка к ним поросла травой. Девочка провела меня в обход по узкой тропинке. Мы подошли к низкой двери в самой толстой части стены. Ее добротная кладка хорошо сохранилась, возможно потому, что явно относилась к более поздним постройкам. В этой части замка стены и крыша уцелели, и когда моя проводница молча пошла вперед по мрачному проходу, мне стало не по себе.

К счастью, мы скоро вышли в большую квадратную комнату, обставленную на манер обычной крестьянской кухни. Лишь высокие потолки, каменные стены и старинный витраж в окне напоминал, что мы находимся в замке. В очаге горел торф, над плитой пел чайник, рядом стояла деревянная скамья, а с потолочных балок свешивались по ирландскому обычаю вязки сушеной рыбы и даже копченый окорок. Простая домашняя обстановка не вязалась с угрюмым видом средневековых развалин, слишком она была обыкновенной. Здесь царили обычная жизнь и домашний уют. У огня сидела старуха, державшаяся очень прямо. Она не двигалась. Хотя ее лицо было обращено к нам, она не подала виду, что заметила нас, и не ответила на мое приветствие.

На ней было простое темно-серое платье из грубой материи, вероятно домотканой, но выглядела она очень опрятно. На груди у нее был приколот белоснежный платок, а большой чепец с оборками бросал тень на изнуренное лицо с резкими чертами. Из-под оборок выбилась прядь седых волос. Широко раскрытые тускло-серые глаза остановились на мне, как будто изучая, и я невольно поёжилась. Впервые мне пришло в голову, что я не знаю, почему эта странная девочка решила привести меня сюда. Все мои страхи исчезли, когда старуха открыла рот и сказала:

– Мисс Уинифред, здравствуйте. Это ведь вы?

Голос ее был таким ласковым и нежным, что я сразу почувствовала расположение к этой пожилой женщине, которая на первый взгляд больше походила на фигуру из камня, чем на живое существо.

– Да, бабушка, и я кое-кого с собой привела, – ответила девочка.

По лицу старухи промелькнула тревога.

– Чужого человека? – нерешительно спросила она.

– Да, милая бабушка. Это леди из Америки.

На этот раз старуха зашевелилась, снова устремив взгляд на меня и выпрямившись еще сильнее.

– Я путешествую по Ирландии. Остановилась неподалеку в гостинице, – вставила я, – и случайно повстречала вашу внучку.

– Она мне не внучка! – прервала меня старуха, торопливо и почти сердито. – Мисс Уинифред мне не внучка!

– Извините, пожалуйста, я не знала, – неловко извинилась я, – мне показалось, что она назвала вас бабушкой.

– Это просто местный обычай, сударыня. Всех пожилых женщин у нас называют бабушками.

Тревожная складка между бровями моей собеседницы разгладилась, и старуха заговорила вежливо, как все ирландские крестьяне.

– Мисс Уинифред, золотце, пусть леди сядет, усадите ее в кресло. Может, она желает стакан свежего молока после долгой прогулки?

Я с благодарностью приняла угощение – во-первых, чтобы стать на дружескую ногу с новыми знакомыми, а во-вторых, мне и правда хотелось пить. Молоко принесла босая краснощекая девочка примерно одних лет с Уинифред, которая, судя по всему, работала здесь в услужении, выполняла большую часть черной работы. Впоследствии я узнала, что Уинифред под настроение и сама доила корову, отгоняла ее домой с пастбища, собирала торф для очага, несмотря на все возражения старушки.

Многое удивляло меня в этом жилище: и необычайное почтение, с которым старуха обращалась к девочке, и неожиданный уют этого убежища в сердце полуразрушенного замка, и загадочное выражение лица старухи, словно глядящей прямо перед собой в пустоту. Только одну из этих тайн я разгадала во время первого визита.

Я с аппетитом подкрепила силы молоком с традиционным овсяным хлебом, разговаривая со старухой. Уинифред молча стояла в тени у окна, как будто задумавшись.

– Америка далеко отсюда, – задумчиво сказала старуха, – за океаном. Говорят, это прекрасная страна, богатая и изобильная.

– Это правда прекрасная страна, – мягко сказала я, – но не все там живут богато и счастливо, многие живут и умирают в нищете.

– Что вы говорите! – воскликнула старуха. – А как же наши ирландские девушки и юноши, которые отправились туда на поиски счастья?

– Думаю, чтобы добиться желаемого, им придется много работать. Дорога к успеху везде тяжела, – ответила я.

– Как вы правы, мэм, как правы, – вздохнула старуха, – это закон жизни, и мудр Господь, что установил его.

– Я знаю человека, который разбогател, не работая, – убежденно произнесла Уинифред.

Старуха поспешно перебила девочку.

– Золотце, ты помнишь, что он не разрешает называть его имени? Это небезопасно.

Уинифред молча отвернулась к окну, и мне оставалось лишь терзаться от любопытства. О чем говорит эта девочка? Кому в бедной ирландской глуши удалось разбогатеть, тем более внезапно? Вставая, я попросила разрешения навестить их еще раз.

– Может быть, вы хотите осмотреть замок? – спросила старуха.

– Он не предназначен для туристов! – отрезала Уинифред. – Это частное владение!

– Господи помоги, – пробормотала старуха себе под нос, но вслух сказала спокойно и уважительно: – Мисс Уинифред, дорогая, вы не хуже меня знаете, что любой замок в стране, пусть даже в нем живет сама королева, теперь открыт для путешественников.

– Этот замок ни для кого не открыт, – повторила Уинифред, выпрямляясь во весь рост, и добавила, обращаясь ко мне: – Но раз вы из Америки и хотите его осмотреть, я вам все покажу.

Я заверила, что очень хочу осмотреть замок, и попросила разрешения прийти сюда еще раз.

– О нем рассказывают всякие истории, мэм, вам, наверное, будет интересно их послушать, – добавила старуха, стремясь загладить резкость девочки.

– О да, для этого я и приехала в Ирландию! – ответила я и, уже выходя, добавила: – День сегодня отличный. Вам стоит выйти на улицу, миссис Мэхен, чтобы взглянуть, как чудесно играет солнце на горных вершинах.

Уинифред бросилась ко мне, побагровев.

– Как вам не стыдно! – закричала она.

Я в растерянности повернулась к старухе. Криво усмехнувшись, та объяснила негодование девочки:

– Я совершенно ослепла, мэм, и уже давно. Мне никогда не увидеть солнца. Никогда. Но мне приятно знать, что оно светит.

Так разрешилась одна из тайн. Я еще раз посмотрела на спокойное, мирное лицо старухи, поразившись собственной недогадливости. Широко открытые пустые глаза яснее ясного говорили сами за себя.

– Простите, пожалуйста. Я не знала. Вы сможете меня простить?

– Здесь нечего прощать и не о чем жалеть, – ответила она, и улыбка осветила ее лицо, как солнечный луч. – Слава Богу за все! Я сижу здесь во тьме уже восемь лет, и все это время славлю Его, счастливая, как жаворонок.

Острая жалость смешалась в моем сердце с восхищением.

– К тому же, мэм, – добавила старуха, – я хорошо помню, как солнце играет со скалами, заливая их золотыми лучами, как выглядят деревья в цвету. Я живу в Уиклоу[8]8
  Уи́клоу – графство на востоке Ирландии.


[Закрыть] с тех пор, как была девчонкой. Нет здесь ни кустика, ни травинки, ни цветочка, которых бы старая Мэхен не помнила с былых времен.

Я заметила, что ясные глаза Уинифред наполнились слезами, ее живое лицо отражало все ее чувства, словно зеркало. Я поняла также, что она еще не простила мне промаха. Я мягко сказала, что нам лучше уйти, и девочка не возражала. На обратном пути между нами повисло неловкое молчание. Мы долго шли, ни слова не сказав друг другу, пока я не решилась заговорить:

– Как же мила эта старуха!

– Вы имеете в виду бабушку? – быстро спросила Уинифред. – Да, она красивая… вот как Даргл!

И она указала на долину реки перед нами. И сегодня я закрываю глаза и вижу этот ослепительно прекрасный вид. Ярко-зеленая долина, прозрачный поток струится в ущелье, словно посреди земного рая, роскошное поместье Пауэрскорт к востоку, и надо всем этим – молчаливые вечные горы, залитые золотом солнечного света.

– Славьте Господа, горы и все холмы… – невольно пробормотала я и замолчала, почувствовав взгляд темных глаз Уинифред. Она смотрела на меня вопросительно.

– Это строка из благодарственного гимна, который часто поют в церкви, – объяснила я. – Ты никогда его не слышала?

Уинифред покачала головой.

– В нашей церкви редко поют, – сказала она, – разве что простые короткие гимны. Не то что в былые времена, когда рядом с замком было большое аббатство и туда приходили паломники.

Она замолчала, по-видимому не собираясь продолжать беседу, а поскольку деревня уже виднелась вдалеке, она вдруг остановилась, помахала мне на прощание рукой и побежала к мосту через речку.

– До свидания! – крикнула она. – И не забудьте в следующий раз, что бабушка слепая.