Текст книги "Знакомьтесь, Муся. (СИ)"

Автор книги: Анна Семироль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Знакомьтесь, Муся.Анна СемирольСказка про Мусю

Муся просто красавица. У неё густые волнистые светлые волосы и тёмные восточные глаза. Муся носит платья, не скрывающие круглых розовых коленок, и заплетает роскошную гриву в длинные толстые косы. Ей чуть больше двадцати и она одна на всём белом свете.

Муся любит Вивальди, красный чай, незаметно рисовать тонким карандашиком на обоях в коридоре и нанизывать землянику на соломинки. Зимой Муся катается на лыжах – выгуливает серебристо-серую курточку, полосатый шарфик тропических расцветок и любимые зелёные варежки; осенью Муся собирает в сквере яркие листья и прикрепляет их булавочками к стене в спальне; летом носится по двору с лейкой и спасает от жары нехитрые цветы на газоне и пару грустных кудлатых дворняжек. Весной Муся грустит, часто ходит в театр и носит на голове старомодный, но очень милый синий беретик. Она улыбается, когда ей неловко и стесняется своей улыбки, потому что кто-то сказал, что у неё при этом нос картошкой. Наврал, конечно, но Мусю легко смутить – она скромница и весьма тонкокожа.

Муся живёт одна и по вечерам сидит на подоконнике – смотрит в окно на засыпающий город и представляет себе, чем живут проходящие по улице люди. Людям всё равно, что о них думает какая-то Муся, а Муся думает о людях гораздо лучше, чем они того порой заслуживают.

На Мусиной кухне живут цикламены и кофе в кадке. Цикламены любят Мусю и цветут, чтобы доказать это. А кофе маленький и скромный, ему хочется цвести и радовать Мусю плодами, но он слишком юн, увы… Муся любит их всех. И улыбается им. Когда пасмурно – гораздо чаще, чтобы хоть немного заменить солнышко.

По ночам Мусе снится музыка. Музыка берёт её за руки и говорит, что Муся прекрасна. И что если бы у музыки было тело, она стала бы самым лучшим из мужчин и женилась на Мусе без промедлений. Муся улыбается в ответ и просыпается в пять утра в маленькой кровати под одеялом с самодельным лоскутным пододеяльником. Лоскутков много, и к каждому пришит маленький цветок. Муся ночует под цветочным одеялом.

Муся любит молоко и грустит, когда денег хватает только на белый холёный батон. Молоко можно пить горячим, холодным, с мёдом, с пряниками, с мюсли, с плюшками… а батон крошится. Муся чистит картошку и поёт про не растущих в огороде друзей. Картофельная шкурка вьётся весёлым серпантином.

Муся боится мечтать о любви. Первый раз ей было больно, от второго и третьего удовольствия тоже не было никакого, а на четвёртый раз парень сообщил ей, что нашёл себе более подходящий вариант. Муся не пишет стихов, потому что верит в то, что всё изложенное на бумаге где-то воплощается. Свои неприятности она рассказывает бегущей из крана холодной воде. Вода согревается, когда Муся поёт в душе.

 У Муси есть ракушка с пленным морем. Иногда они разговаривают друг с другом. Муся говорит, что обязательно съездит на юг и выпустит море на волю, а море вздыхает в ответ, потому что знает: Мусе в жизни не заработать на поездку «на юга»... но всё равно море надеется. Муся странная: она всех может заставить поверить в сказку. Даже себя.

Муся водит трамвай и по утрам подрабатывает дворником. Хватает на то, чтобы оплатить квартирку и нехитро покушать. Над Мусей смеются знакомые, но ей нравится то, что она делает, потому что она ко всем делам подходит так, что у окружающих тут же поднимается настроение. Жаль, что практически никому нет до этого дела…

Муся просто живёт. Следит за порядком в маленьком бестолковом городе. Под её чутким надзором сменяют друг друга день и ночь, идут дожди и снег, светит солнышко и прилетают весной птицы. В Мусином дворе всегда безупречно чисто, а пассажиры её трамвая никогда никуда не опаздывают. Муся тщательно хранит свой маленький секрет: хочешь быть счастливой – незаметно делай счастливыми других.

И мир теплом отзовётся.

12.07.2005г.

Влюблённая Муся

Розовый персидский цикламен, кофе в кадке и октябрьский ветер сидели на подоконнике в кухне и наблюдали, как Муся метёт двор.

– Что-то не так, – качнул тремя яркими бутонами цикламен, – Она уже третий день не танцует. И слишком часто смотрит на небо.

– Может, она боится дождя? – робко спросил юный кофе.

– Нет, – громыхнул жестяным подоконником ветер, – Это же Муся! Она ничего не боится. Ей нечего бояться, её все любят. Но то, что она не танцует – факт. А мне так нравится вальсировать с ней листопадом…

Кофе взглянул на фигурку любимой хозяйки – такую маленькую с высоты седьмого этажа – и незаметно вздохнул. Что-то было явно не так. Вот и собаки почувствовали: подбежали к Мусе, приветливо виляя хвостами, и в последний момент остановились в двух шагах.

– Она забыла печенье, – с укоризной заметил ветер.

– Да и молоко вчера не купила, – пробурчал из недр кухни холодильник.

– Муся не растяпа! – испугался кофе.

– Может, она заболела? – предположил цикламен.

Ветер спихнул с подоконника излишне любопытную галку, устроился поудобнее и предложил:

– Давайте за ней понаблюдаем. Надо разобраться и придумать, как помочь. Вы следите за ней дома, я беру на себя улицы. Ну, полечу поговорю с Мусиным трамваем.

Трамвай, как ни странно, ничего такого в поведении любимой вагоновожатой не заметил. Может, оно и правильно – работа есть работа, и когда водишь трамвай, тебе не до странностей – надо быть внимательной. Ветер побродил по городу, теряясь в подворотнях догадок, и вернулся в знакомый двор.

Муся смотрела в небо. Высоко в закатных лучах таяли лёгкие перья облаков, октябрьский воздух был настоян на горечи осенних костров и тихих звонах колокольцев далёких синичек в сквере. Ветер покружился по двору, сгоняя в кучу разбежавшиеся опавшие листья (ах, Муся! Где ж ты витаешь, смотри, сколько нападало!), немного помялся поодаль, и на цыпочках подойдя к застывшей Мусе, решительно заглянул ей в глаза.

И увидел корабли. Они парили высоко-высоко, в сиреневых сумерках где-то среди серебряных бликов едва намеченных облаков и меланхоличных отблесков первых вечерних звёзд. Большие, лёгкие, крылатые корабли со вздымающимися парусами беззвучно шли в осенней выси, и кроны деревьев качались золотыми волнами, клонясь перед призрачной воздушной флотилией…

Ветер задел выбившуюся из-под беретика светлую прядь, Муся вздрогнула, сморгнула и принялась торопливо мести двор, пряча взгляд – как будто провинившаяся перед всеми. Растерянно захлопав крыльями, потрясённый увиденным ветер улетел под крышу до утра.

– Муся влюблена, – поведал дома синий беретик.

Кофе заплакал бы, если умел. Цикламены потускнели бутонами. Ракушка с шумящим далёким пленным морем примолкла и задумалась о своём. Всем сразу стало как-то странно и почти одиноко. Только одеяло обняло покрепче спящую Мусю, и подушка нежно потёрлась о Мусину щёку. Девушка безмятежно улыбалась плывущим сквозь сон кораблям…

А назавтра надела лучшее платье, достала самые красивые свои туфельки, заплела золотистый водопад роскошных волос в две аккуратные косы, облачилась в плащик, покрутилась перед старинным прабабушкиным зеркалом, поправляя беретик, и вышла в осеннее холодное утро. Любопытный октябрьский ветер долго-долго шёл за Мусей по набережной, переулками, двориками… и потерял её в толпе у метро.

Муся ехала в вагоне и улыбалась своим воспоминаниям: четыре дня назад она зашла в торговый центр – там на первом этаже в супермаркете она обычно покупала молоко и уходила, но в этот раз она из супермаркета зачем-то поднялась на эскалаторе на третий этаж, где располагалась картинная галерея. И среди огромного числа полотен увидела её – ту самую картину, ставшую для неё одной-единственной.

Маленький дворик, окружённый скромными пятиэтажками с плоскими крышами, устремившими в небо щёточки антенн. Играющие в сиреневых сумерках дети и щенки. Тёплый жёлтый свет в окошках домов. Большеглазые смешные кошки на крышах. И высоко-высоко – крылатые корабли, что увидел удивлённый ветер в Мусиных влажно блестящих глазах несколько дней спустя…

– Вам нравится картина? – вежливо обратился к потрясённой Мусе смотритель галереи.

Муся скромно кивнула, улыбнулась и покраснела. Картина завораживала её, тянула к себе, звала тихим серебряным перезвоном корабельных крыльев. Отчаянно трепыхалось маленькое Мусино сердечко, теряя частичку себя безвозвратно. Летела на грейпфрутовый свет распахнутых окон белая бабочка простой души.

– Купите её, – предложил смотритель.

– Нет-нет, что вы! – испуганно воскликнула Муся, – Ею нельзя владеть. Она же… живая. Смотрите: она светится. Прислушайтесь: она поёт… Ею можно только восхищаться…

Смотритель пожал плечами и ушёл. Муся провела наедине с картиной целый час и ушла, чтобы вернуться через день и попросить хозяина галереи принять её на работу – хотя бы уборщицей. Хозяин протянул Мусе листок бумаги, велел написать резюме и прийти через два дня.

Муся ехала в метро и думала о том, что так она сможет видеть свою картину каждый день и общаться с ней подолгу…

Галерейщик окинул Мусю равнодушным взглядом и сказал:

– У Вас нет высшего образования. К сожалению, я вынужден Вам отказать. До свидания.

Молча роняя слёзы в синий беретик, Муся прошла к выходу, на секунду задержавшись возле любимого полотна и оставив на полу яркий кленовый листочек. Картина потускнела красками, у летучих кораблей приспустились паруса, свет в оконцах стал тоскливо-стеаринового цвета. В тот же день картину продали какой-то эпатажной даме.

Муся дома пила невкусный чай с вчерашним батоном, капали в чашку с ромашками редкие слезинки. Октябрьский ветер бился в окно, отчаянно лепил на стекло записки на кленовых листьях. Кофе дрожал пожелтевшими листочками. Муся крошила батон на клеёнчатую скатерть.

Распахнулась форточка, на круглые розовые коленки упал истрёпанный рыжий лист. Среди тонких прожилок Муся разобрала написанное небрежным от волнения почерком: «Не плачь! Я знаю, как помочь! Дождись рассвета, пожалуйста!»… И ветер за окном стих.

А поутру выглянув в окошко, Муся увидела в небе над городом величественные крылатые корабли. Они плыли по розово-сиреневому морю, созданные из нежных перьев серебряных облаков, и измученный, но гордый октябрьский ветер раздувал паруса из узорчатых осенних листьев. Солнце заливало маленький Мусин дворик светом золотисто-розового грейпфрута.

Забыв про плащ и синий беретик, босая и простоволосая Муся выбежала на крышу, где обнял её такой тёплый и взволнованный ветер. И в широко распахнутых тёмных глазах ветер увидел плещущееся безбрежным морем восторга настоящее счастье.

9-10.10.05г.

Муся и лев

Под ногами простужено хлюпали носами мелкие лужицы. Март заигрывал с кисточками на шарфе. Муся не спеша шла домой, покачивая в руке пакет с неизменным молоком и крендельками с корицей. Думалось о бабушкином дне рождения и о том, что подарком будет связанная крючком нежная кофточка.

Потом на чистом небосклоне откуда-то появилась маленькое, нехорошее облачко. Муся остановилась и прислушалась. Да, кто-то плачет. Иначе откуда нехорошим облачкам взяться в такой прекрасный мартовский вечер…

За мусорным баком сидел лев. Самый настоящий, только мокрый и крылья мятые. Лев всхлипывал и глаза обиженно прятал. Ему не нравился любопытный март, путающийся в гриве, ему досаждали холодные лужи и любопытные кошки, хихикающие над кисточкой его хвоста. Лев был ничей. А это неправильно. Ничей лев – это несправедливо. Это печально и не по-весеннему.

Муся подумала, что лев не такой уж большой. И в её комнатке поместится.

– Пойдёшь со мной? – спросила она и смутилась.

Лев взглянул на девушку печальными синими глазами, еле заметно кивнул и вдруг покраснел. Муся улыбнулась, смутилась ещё сильнее и чтобы скрыть смущение, позвенела в кармане ключами. Ключи думали о своём и отозвались ля-минором.

Пропуская льва, подъездная дверь скрипуче сетовала, что лев наследит на лестнице, что крылья у него линяют, и вообще все кошки ужасно пахнут. Муся вздохнула незаметно и притворилась, что не расслышала. Лев из последних сил сделал царственный вид и негромко рыкнул на жалобщицу. Дверь испуганно захлопнулась и не скрипела после этого целых полтора часа.

В прихожей лев чинно уселся на коврик, как и положено всякому благовоспитанному льву, никогда не проходящему дальше прихожей без особого на то приглашения. Муся скинула ботинки и побежала на кухню.

– Подожди совсем чуть-чуть, я молока погрею… – разнёсся по квартире звонкий взволнованный голосок хозяйки.

– У нас гости, – шёпотом сообщила Муся цикламену и кофе, погромыхивая в шкафчике кастрюлями. – Это лев. Настоящий.

Кофе обморочно покачнулся, цикламен испуганно выпустил белый бутон вместо розового. Муся ободряюще улыбнулась им, и они немного успокоились. Знали же, что их любят и ни на кого не променяют.

– Проходи в кухню! – крикнула Муся льву, – Я сейчас соображу что-нибудь покушать!

Стараясь не царапать когтями старенький линолеум, лев чинно прошествовал на голос. Квартира напряжённо созерцала его цветочными глазками обоев и отблесками окон. «Чего только Муся не приводит домой», – вздохнуло про себя цветочное одеяло. И оказалось совершенно неправо: никого Муся прежде домой не приводила.

Вместо блюдца девушка налила льву молоко в единственную свою салатницу. Лев любил мясо, но вежливость не позволила ему отказаться от молока. Вежливость, голос и что-то ещё… Он опустошил салатницу в пять аккуратных глотков и слизнул с усов белые капельки. Муся смотрела на него очарованно. Лев смущённо ссутулился, сложил поплотнее забрызганные грязью крылья и сказал:

– Не смотри на меня так, пожалуйста. А то мне хочется превратиться в черепаху и спрятаться внутрь себя.

Мусины щёки опять вспыхнули багрянцем, она вспомнила про незаконченное вязание, предложила льву осваиваться в доме самостоятельно, извинилась и удрала на подоконник в спальню, где увлечённо стучала спицами, довязывая рукав кофточки. Неудивительно, что рукав вышел на семь сантиметров длиннее своего собрата.

Лев попытался устроиться под столом, но стол был против того, чтобы под него лезли с не ахти какими чистыми крыльями. В коридоре было неуютно и темно, и лев в отчаянии заглянул в спальню. Стемнело, и спальню освящал мягкий грейпфрутовый свет маленького ночника. Муся задумчиво разглядывала плывущие по стене крылатые корабли.

– Кто это нарисовал? – поинтересовался лев, чтобы просто завязать разговор. Цари зверей не интересовались живописью.

– Это октябрьский ветер, – улыбнулась Муся, – он очень старался…

– Красиво, – лаконично восхитился лев и устроился на пороге, стараясь занять минимум места с максимумом удобства для себя.

– Проходи, – спохватилась девушка, – Тут ковёр на полу.

– У меня перья грязные… – стыдливо признался лев.

В ванной царь зверей еле разместился. Муся долго и весело оттирала его мочалкой, каждое пёрышко отмывала шампунем, тщательно возилась с пышной гривой. Лев смешно фыркал и ловил пастью мыльные пузыри, а Муся задорно смеялась. Расшалившись, хищник лизнул Мусину круглую розовую коленку, девушка взвизгнула и свалилась в ванну. Старенькое платьишко промокло до нитки, растрепалась толстая коса. Брызги, визги, смех…

До поздней ночи лев сушил расправленные крылья (не белые и не чёрные. Серые – очень красивые. Муся почему-то вспоминала море, когда смотрела на них), а девушка, устроившись верхом на широкой сильной спине хищника, прядь за прядью расчёсывала львиную гриву, превращая её из спутанной в роскошную. Лев с удивлением обнаружил в себе желание стать котёнком и гонять по комнате Мусин клубок, но приходилось лежать смирно. Для Муси же общение со львом рождало в душе невероятный восторг. Так счастливы бывают лишь маленькие дети и может быть, влюблённые. Хотелось вплести в львиную гриву сотню разноцветных ленточек и долго-долго им восхищаться… но останавливала мысль, что цари зверей лишены сентиментальности…

Ночью Муся долго не могла уснуть. Смотрела на свернувшегося клубком на ковре у кровати льва и молча улыбалась своим мыслям. Очень хотелось потрогать пальчиком крылья… но она боялась разбудить его. Лев тоже не спал: думал о том, какие у Муси ласковые руки. Хотелось прикоснуться носом к узкой ладошке… но вдруг это разбудит девушку… Лишь под утро оба забылись одинаково-ярким, радужным сном.

На работу девушка уходила на цыпочках. Молча поцеловала кофе и цикламен, погрозила пальчиком холодильнику (будь умницей! Не ворчи!), и тенью выскользнула за дверь. Спящий лев напоминал что-то героическо-эпическое. Не хватало только сердито сдвинутых бровей и грозного рыка. Этой мысли Муся улыбалась весь свой рабочий день. Трамвай, который она водила, перехватил её думку и решил во что бы то не стало научиться рычать, а не трезвонить.

А дома Мусю ожидал сюрприз: лев сидел под столом и плакал.

– Ты что? – перепугалась девушка, – Что случилось?

– Что-то в глаз попало… – пробормотал царь зверей неловко и смахнул слёзы кисточкой хвоста, – Только и всего.

Ему стыдно было признаваться Мусе, что не найдя её утром и оставшись в пустой квартире, он очень испугался. «Я же не волк, и не медведь, не хорь и не лисица… я же всего лишь лев. Ну мало ли, что случится может…» – всхлипывал он. Но об этом знали только кофе и цикламен, промолчавшие из чувства такта.

– А… можно я буду помогать тебе на работе? – спросил лев, пока Муся вытирала ему платочком уголки заплаканных глаз.

Так и повелось. Муся мела двор, а лев чинно прогуливался по двору и обеспечивал порядок, а иногда позволял детям покататься на себе верхом. В трамвае он сидел рядом с Мусей и выглядывал в вагон всякий раз, как кто-нибудь отказывался платить за проезд. Естественно, нежелающие тут же платили. И ещё и извинялись перед кондуктором. По дороге с работы лев чинно вёз девушку на своей спине, гордо выпячивая грудь и рыча на изредка попадающийся по пути нетрезвый люд. Они вместе гуляли в парке, ходили на рынок за мясом и молоком и иногда сидели вечерами на крыше. А по ночам лев примерно спал на ковре около кровати Муси… но однажды не выдержал, осторожно стянул спящую девушку с постели и устроил у себя под крылом. Муся спала, как в колыбели, и улыбалась во сне. Лев нежно дышал ей в светлую макушку и про себя учился мурлыкать. Вслух стеснялся – не царское это дело.

Так прошла весна. Вместе встретили лето. На выходные уходили в луга и валялись в душистых травах. Муся плела льву венки из ромашек, а царь зверей охотился на кроликов. Правда, ради Муси не одного не поймал… Смотрели на облака, лев щекотал Мусину щёку усами, а Муся львиный нос травинками. Собирали ароматную землянику – Муся в ведёрко из-под мороженого, лев – в рот. Купались в речке – лев переплывал её запросто, везя довольную девушку на спине, а Муся следила, чтобы крылья царя зверей не намокли.

Потом зарядили дожди. И лев загрустил. Всё реже он ходил с Мусей на работу и всё больше времени проводил на балконе, глядя в небо. И наступил тот день, когда он сказал Мусе:

– Мне придётся тебя покинуть.

– Разве тебе плохо со мной? – растерялась Муся.

– Нет. Но ты не львица… – подумав, ответил царь зверей.

Муся ссутулилась и ушла на кухню жарить котлеты. В ту ночь она и лев снова спали порознь. Под цветочным одеялом было непривычно холодно.

На рассвете лев улетел, так и не сумев заставить себя разбудить Мусю, чтобы попрощаться.

Муся плакала. Двор занесло листьями, залило дождями. Трамвай простудился и стал звенеть еле слышно. Подъездная дверь снова начала скрипеть и жаловаться на всё что угодно. Октябрьский ветер бродил где-то далеко. Всё чаще кисло молоко и оставался несъеденным ужин. И куда-то пропал румянец с Мусиных щёк.

Однажды вечером Муся пришла домой поздно – шла домой по аллее, и ей показалось, что сейчас должно что-то произойти. Стояла, долго-долго ждала, в небо темнеющее смотрела – не произошло. Шла домой, прятала невыплаканные слёзы.

У подъезда сидел её лев. Похудевший, грязный-прегрязный, но точно – её, Муси, любимый лев. Девушка остановилась поодаль, комкая в руках беретик. Щёки стали мокрыми и горячими.

– Ты… – еле слышно выговорила она – что-то мешало, ворочаясь в груди, – Ты шарф не взял… простудишься же… Ну как же ты…

Лев молча шагнул вперёд, аккуратно и настойчиво подтолкнул застывшую Мусю к дому.

Подъездная дверь пропустила их беззвучно. И закрылась за ними сама крепко-накрепко. С твёрдым намерением «вот этого нахального бродягу никуда без Мусеньки не выпускать» больше. А бродяга и не собирался никуда.

Зачем какие-то львицы, когда где-то тебя ждёт Муся…

27 мая 2006 года.