Текст книги "Книга пустых жизней и не очень (СИ)"
Автор книги: Анна Князева
Жанр:
Рассказ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Любое совпадение этой истории с реальными обстоятельствами является случайным, поэтому после прочтения во всём советую придерживаться стандартов изучения социальных процессов общества Российской Федерации.
Наш Игорь в чёрном человек
Меня зовут Игорь Самочёрнов. Я, как и все русские, живу в Москве. Вообще не важно, кто в Российской Федерации где живёт – все москвичи. Просто в жизни все считают одинаково: кто-то чернорабочий, а кто-то царь. В жизни надо быть царём, потому что иначе люди сожрут тебя. Мне уже тридцать шесть, и я смог открыть собственное ИП, чем очень горд.
Я занимаюсь психиатрией и лечу сумасшедших. Раньше я уделял своей работе сердце, но потом понял, что эта болезнь неизлечима: пациенты не могли восстановить рассудок и всё равно делали странные вещи, поступая неадекватно.
Я знаю много историй, но все эти истории лишь о трагедии жизни, которую люди заканчивают суицидами. Людям смешно. Людям очень смешно, когда кто-то совершил самоубийство. Просто из-за презрения к слабости умершего.
Как и все, я мечтал быть президентом. В нашей стране все президенты, включая меня. Как личность я очень силён и никогда бы не позволил никому меня свести с ума.
Каждый день в хаосе безумия чужих мозгов я навожу порядок, который люди снова неизбежно разрушают. Все люди омерзительные и нездоровые твари, которых ждёт нелёгкая Судьба...
Москва. Лето. Огромный город, огромные возможности, которыми все чают свои маленькие дни бессмысленного труда на великих людей, что достигли вершин жизни. Москва – центра общественной травли, где все живут лишь днём будущей славы или успеха, зарабатывая деньги лишь на то, на что им хватит в чёрный день, плодя инфляцию.
Люди на практике работ понимают это: вся их жизнь идёт во имя удовлетворения потребностей богатого состоятельного населения, что хранит тайну создания средств массового производства и правит их жизнями.
Жизнь для людей никогда не существовала и все люди в религии открыто видели этот запрет на жизнь. Российская Федерация – страна запрета жить, в которой работал Игорь.
Он лечил каждый день просто прописывая нейролептические препараты разного действия и состава, не понимая, что это лишь корректировка работы рецепторов, а причина реакции не устраняется. Он не раз задумывался об этом: почему причина реакции не устраняется, если они сумасшедшие? Почему их всё больше и больше? И при этом он думал именно «их», а не «нас». То есть в сердце он относился к ним, как и всё общество: «Мне это не грозит, потому что я не такой слабый, как эти неудачники. Пусть пьют успокоительные и верят в то, что они инвалиды, потому что я боюсь даже понять, что это за хрень».
Его обыденность проходила в светлом кабинете местного небоскрёба богатой архитектуры современности. Ночью это здание мерцало огнями, подобно космосу, а днём оно было горой городских гигантов Москвы. Центр человеческой жизни во имя человека Москва, где в любви и заботе друг о друге каждый несчастен по-своему, но в молчании о сокровении выражает лишь престиж и процветание. Москва. Все там лучше людей, потому что они московские люди, а не провинциальные. Москва и только Москва. Красота России только здесь.
Люди не знали о том, что такое престиж города. Города как предприятия – больше денег урвал – лучше живёт население. Города – это ковчеги людей, где они скрываются от естественной среды в страхе смерти. Сегодня этот ковчег тебе друг, но, если ты не принял от него медленную и мучительную смерть, то он обернётся тебе чудовищем, что для тебя даже еды в себе не имеет. Этим прекрасны все города, даже наша родная Москва.
В этом небоскрёбе Игорь перебирал бумажки и ловил атмосферу своего интеллекта и престижа в поисках лекарства от болезни, о котором боялся даже узнать в реальности.
В один прекрасный день он проводил лечение пациентки, которая мучилась от болей и деградации поведения. Он, когда лечил её, не понимал, что происходит с человеком, потому что эмоционально даже понимать слабого человека не хотел, не считая её за слабость вообще человеком. Пациентка это чувствовала и боялась его – не более.
Каждый человек хранит своей обыденностью бесценный опыт. Опыт Игоря заключался в хищничестве во имя своего выживания на своих пациентах, которых он считал просто уродами.
Вечерами в этом офисе его угнетала даже красота обоев, освещение – всё угнетало, но стоило вспомнить крики своей пациентки в кабинете: «уйдите твари», как он начинал держаться.
Пациентка даже не задумалась применить какие-то средства вернуться в рассудок или просто послушать музыку, осознав, что не проходит звуковой сигнал в зоне рецептуральной реакции мозга на звук. Им было пофиг на поиск причины массового заболевания – лучше всем остаться овощами. Хоть потенциально, хоть прямо.
В жизни Игоря до самой смерти его обыденности ничего не понялось: он так и продолжал игнорировать всё вокруг, зарабатывая деньги за то, что прописывает людям обезболивающее. Нейролептик просто обезболивающее, что немного токсичней, либо много токсичней, чем остальные.
Но в каком состоянии жил сам Игорь? В безразличии и смирении с неизбежным вымиранием людей вокруг него, потому что он адекватный рассудком, а все остальные нет. То есть если бы он признал, что все здоровые, он бы просто сошёл с ума, так как рухнула бы точка его паразитизма.
Его не стоит осуждать, потому что осуждение должно строиться на цели общества. У нас в России дистрибуция и путь успеха без источника успеха. Все в нашей стране неадекватные.
Даже если кто-то счастлив, это непременно сменяется вышеописанным, потому что доволен человек никогда не будет стабильно. Все люди проживают жизнь одинаково. Описать просто: работа – деньги – развлечения – работа – работа – деньги – развлечения. Раньше была хотя бы любовь, стремление чему-то научиться, посмотреть на то, чем кто от кого отличается. Но сегодня победитель Игорь, который только продавал сумасшедшим нейролептики. Просто потому что многие вообще решили давно, что сумасшедшим быть просто проще в этом обществе.
И лишь один момент жизни радовал сердце психиатра: когда своей любовнице он при встрече говорил: «А-ха-ха-ха. Привет – широко улыбаясь, – Как твои дела, моя сестра?». Всё на этом необычное в его жизни просто меркло в безумии сумасшедших, что всюду его преследовали.
Если кто-то рассчитывает, что таким людям что-то потом будет плохое от Бога, успокойтесь. Ему ничего за эту жизнь не было. Он оставил детей и умер в старости, оставив им неплохое наследство. Нечего про него рассказывать: он работал всю жизнь только ради денег, а не ради результата для себя и общества.
Будет похоронен в Москве. Он был женат, и жена умерла на год раньше.
Отметим, что на работу клинического психиатра его так и не взяли по программе Судьбы, а он так об том мечтал, умерев с несбыточным ожиданием...
Агнец Ольга Каганович
Среди ночных мерцающих огней Москвы, где кроме огней ничего словно и нет почти всем довольная жила Ольга Каганович со своим любимым мужем.
Её дни были типичными днями русской женщины: уборка – дети – работа – зарплата – развлечение – обслуживание мужа в интиме. Всё. Больше у неё ни на что не было времени и сил – только это.
Естественно, вкруг неё было больше событий, чем она видела, но она этого не понимала. Она, просто существуя на автомате на высокой скорости делала обыденное для себя и вообще ничего даже видеть больше уже не хотела. Даже если бы у неё с мужем были конфликты, она бы в этом состоянии рассудка этого не заметила... Просто потому что в этой московской толпе её не существовало: она там потерялась, проживая одинаковые дни, часы минуты, словно электрон вращаясь по горизонтали.
В одну такую ночь она возвращалась из офиса очень поздно, закрывая год зимой и рядом с одним з мерцающих и прекрасных небоскрёбов Москвы, что есть священный символ третьего Рима, её настиг убийца.
Человек, что подходил к ней с ножом тоже так же был только электроном нашего атомарного центра: он верил, что убивает женщин во имя счастья России.
Женщина в красивом платье среди огней огромных небоскрёбов встретила чистую и спокойную смерть по воле Небес, в которые верили все русские люди. Одинокий мужчина смотрел на мёртвую женщину, шея которой продолжала кровоточить на асфальт, отдавая ароматы смрада в воздух, напоминающие больницу, где наши соотечественники презирают умирающее мясо своего вида.
После этого муж Ольги ненавидел упыря до конца своей жизни, не замечая, что: бросил работу; продал квартиру; запустил детей; стал похожим на него упырём в агрессивности к людям. Он только и делал, что в безумии опьянения злобой и высокой логикой своего рассудка пытался выяснить личность убийцы, но не мог: как не искал и не спрашивал очевидцев, ему никто ничего не говорил без удостоверения. Человек человеку волк лишь в сказке, потому что волки охотятся в команде и очень дружные.
Полиция продолжала предупреждать население столицы, что это не первый случай в Москве. Это тенденция светлых огней московского престижа.
А СМИ молчали и курили в стороне, боясь за репутацию и рейтинг...
Он продолжал расследование до тех пор, пока его несколько ребят-студентов не отрубили чем-то тяжёлым по голове, при этом избив до инвалидности.
Красота России! Красота державы! Красота людей!
Акция в Москве продолжалась: отмсти или будь отмщённым.
Верующая в людей
Ольга Левин всегда любила людей. Гуляя среди красных звёзд Московский куполов, она теребила свою одежду и наслаждалась собой. Её жизнь тоже была обычной до жути. Настолько обычной жизнью самки этого общества, то страшно было бы буддистам угроза так переродиться.
Работа в мечах и мечтах о красных кремлёвских куполах; заработная плата и дети; муж и жажда от его шовинизма побыстрее смерти. Обыденность мучила в немом молчании Ольгу, но не было никому ни капли её жаль не дольку.
Мука обыденности в обыденной уборке заставляла порой её плакать горько, а муж с неба и звезды не достал: сексуальную усладу только иногда давал.
Женщину гнобили даже дети, чья любовь для неё была страшнее смерти. Это просто следствие тенденции: устрашающая фаза российской коммерции. Она не знала на что их учить и решила просто по теченью их и пустить.
Но даже это сломалось в жизни женщины: её маму за что-то лишили пенсии. Семья была бедна до нищеты, а здесь законно отобрали и последние мечты.
И в результате среди конусов Кремлёвских крыш её ловит, усыпив нашатырём, плохиш. Пока она в отключке, он её эксплуатирует и тело бедное ни капли он в процессе не милует. Она с утра очнулась в трансе, испытывая омерзение в экстазе и пьяной фазе. Она взяла на кухне нож в гостинице и завершила жизни круг циклический без психиатрической клиники.
Любила Олечка людей, а они её – когда это взаимно, живут в Москве все хорошо.
Счастливые лишь те, кто умирал во сне – не зная боли, исчезая в синеве.
А москвичи так и живут средь куполов, считая, что завидует им всей страны народ.
@ – оставь свой след в истории людей: насилуй женщин ради смерти будущих детей.
На стене
Конфетный сладкий замок москвичи все знают; архитектуру его очень уважают.
Народ презрением слывёт ко мне; к Москве; к себе и к людям, всё поклоняясь Богу, правде, ложным судьям. Программа, смерть, садизм, еврей. Нам надо судьбы счастья поскорей! В молитвах люди просят у людей.
А где-то рядом с этим замком в старом здании убийцы были в пристальном внимании: им очень нравился герой, что к ним пришёл... и надо же! Он где-то пистолет нашёл!
Он помнил мёртвую жену и помнил свою смерть, а потому он всех убил, приняв от общества мучительную месть. Стрелял он в каждого и не жалел себя, чтобы в тюрьме не провести ни дня.
Какие тёмные и синие в Москве огни! И замки сладки и богаты дни.
И на стене в его квартире он оставил след: он фотографию повесил, как жены портрет.
И этой стенки память замечательного москвича никто не должен забывать, чтобы не встретить смерть Москвы от купола огня.
Никто вокруг не замечает рабство, считая, что живём мы все прекрасно. Работа – дом – работа и зарплата. И погадать необходимо, чтобы выпала хотя бы незнакомая нам карта.
Соборовский мост
В Москве есть маленький собор с мостом большущим и по нему мужчина брёл с красивым будущим.
Он так мечтал о славе Ватикана, не ведая исход религии капкана.
Мы предали свой вид и нам нельзя теперь рождаться, а то так можно расой всей инвалидами остаться.
Печали, вопли от потери данных: и кто кого убил, оставив маму дома пьяной.
О Ватикан, и о Москва-столица! А вам самим не хочется напиться?
Религия нужна, чтоб правила иерархии блюсти, чтоб след в истории оставить, скоротав обыденные дни.
.....ooooO..............
.....(....)...Ooooo...
........(.....(....)....
......._)......)../.....
................(_/......
В один прекрасный день он помолился Богу, почувствовав себя от этого убого. И в этот день от бесноватости миллионы спас людей, повесившись в покоях наш протоиерей.
Мораль сей басни такова: опомнись, жук! Испытывая крах жреца, ты знай, что сам себе ты друг. Всё, потому что чем природу покорять, ты должен был в себе человека для своей мечты спасать.
Все к смерти мы приговорены с рождения миром, но, чтобы зря родиться, делаем его вообще сортиром.
С ума все сходят от ошибки гена: кто убивает, а кто достигает живым тлена.
В Неведомом поклоне Небесам не ведают в Москве, что Рай-то далеко не там...
Путешественник
Он так мечтал о том заветном дне, когда он станет гражданином в чужой далекой и такой устойчивой стране. Он танком всех с пути сметал в карьере, тая надежду на удачу в своей вере. И день настал – достиг мечты мужчина, не понимая, что он к женщинам скотина.
Он агнцем с рогами продолжать в Америке пахать, а его рожу презирали все и даже тамошняя знать. И женщины плохие ему радостно давали, рассчитывая от него иметь всё то, о чём мечтали.
И в этих наслажденьях коротал обыденные дни, а за его спиной небесные просторы облака заполонили тёмные мечты.
И вот в Америке попробовал наркотик. Он жизнь пресёк свою, сорвав на себе дротик. Зарплаты нет, надежды нет и женщин. Он героином кончик как герой беспечный.
В один прекрасный день он не вернул свой долг и с этого пошёл его порок. И взял начало треш американского кино: «поймайте мёртвым только мне его!»
Опачки! И снова беготня: налево он, а прямо в центре ждёт его Судьба. Он умер от удара в голову братвы. Ведь так в Америке – сегодня я, а завтра ТЫ.
Инопланетное убийство
Работал он психологом и понимал мечты. Он к реализму всех толкал, реальность принимать в обыденности. Методика работала – больные возвращались к жизни. Светилой он прослыл, достигнув славы в отрасли леченья головы.
Однако мимо серых и зелёных крыш монастырей он верил в Будду, а не в святых людей. И чей-то смех неведомо над ним мелькал: ведь он не знал, что суицида его пациентов кто-то где-то ждал. А этот скот им объясняет столь понятно, что их рассудок и душа вернуться в этой жизни, а не потеряны столь безвозвратно.
На небесах был мор от этой мысли! Законы физики нарушишь – разорвёт страшнее гризли. Но на Земле все верили в Судьбу. Ведь лучше верить в Сатану, чем знать и следовать уму. И вот ему тот Дьявол отомстил: он его установочкой пространственной на атомы разбил. Но на Земле уверовали в Бога: не инопланетное нашествие всё это! Это всё убого! Ведь человек же мёртв от Бога гнева. При этом кто есть Бог – запретна тема.
Пространственная физика здесь просто космос, потолок! Всё только чтоб никто не знал о том, кто такой ... Бог...
Ну вот никак не может умереть человек, оставив в плоти зелёный мяса след... Даже при сифилисе красный, чёрный, розовый оттенок. Откуда там зелёный вылез тленок? Опять здесь дьявол? Кто же он такой? Так надо же узнать, чтобы забрать с собой!
Обыденная молитва
Мы физики особенны в молитве. Генетику мы знаем, пространственную модель Евклидову. Мы Бога зрим, как просто инопланетянина, а Рая глас мы зрим вокруг себя нечаянно.
И как-то раз во имя счастья надо было убить девушку одну, чтобы им вкусно, радостно, приятно было. И девушка обрадовалась даже: да тут любая смерть подобной русской жизни блаже.
Она подобно ведьме заживо смотрела Божий Суд: Сие есть в темени программа просто, что внедрила в гены нам зверьё, сквозь единого пространства тонкий пруд. Она смеялась дико просто над тем, что она Сатана за то, что к людям уважение с любовь хранила в сердце с дьяволом своим, что человеком в ней и был утерян насовсем. А после дьяволом она считала мир, которого боялся даже Небесей сортир.
Они пилу в пространстве им оставили, чтобы свои же муки Ада хоть чуть-чуть пожинали и в покое космоса планеты все оставили. Они не могут ныне даже нападать: без суицида надо боль чужую потреблять: распад, мучения – «я тварь. Да! Я точно тварь! Все твари мира мы! А дьяволы и Боги быть гурманами должны)))» – сказала ведьма в понимании того, что происходило, обжигая всё нутро.
Она не умерла – она жива осталась дальше.
О русский человек, не бойся смерти! Там нужно посидеть и знать: пространство помнит всё, что было раньше, сейчас и, в параллели, после смерти. Я оставляю записи святые, что Солнце знает, чтобы люди жили даже в старости младыми хотя бы сердцем в смерти удалыми.
Нас изуродовали всех лишив нас веры в нас, лишив святыни и лишив рассудка в тот же час. Нет сумасшествия, есть постепенно пьянь, блаженством что сменяется с утра, когда мы порознь и в ране до конца. У нас у всех есть раны – это слабость, но если мы сдадимся и убьём, то это больше гадость.
Куда бы не прижала жизнь, ты помни свято: пока есть небеса, ты дьявол Богу и твоё решение свято. Никто не виноват здесь на Земле – об этом помни. Не убивай руками – ты пространству лучше то напомни... и просто помечтай о Божьей смерти, оставив своим детям ремесло в конверте, чтоб если Бог им явится они уже и знали, что в космосе мы все в едином ареале.
Великий спор в природе человека с Богом, что для обоих завершается идиотизма роком. Чтоб победить ты сядь и пережди. Ты в ожидании живи и делай, созерцая муки, коротая дни. Ведь Бог живой и в злобе себя медленно прикончит сам. Ты просто знай ты здесь, а он сам на его планете – там.
Все одержимые вы знайте – этого нет. Вас космос пересекает, привидений нет. Он помнит всех и всё и возрождает дальше, там зло всё что вам свято – и родные ваши. Примите зло, свои грехи, болезни, падаль, гниль, чтобы разбить иллюзию, что вас окружает только грязь, говно и пыль. Вы этой пыли часть, едите вы отбросы, в говне выходите, работаете, любите живёте.
Любите свои семьи и детей. Нет рая, ад для нас спасенье жить естественней, быстрей.
А кто сам веровал в Высшие силы, вы знайте – они голограмму презрения в темени оставили вашей.
Они умирают там от нарушения здесь: не проявил если человек суицид, то генетически причина отсутствует умереть. Их технология основана на цепной реакции принципа: всё живое похоже и развивается эпицентрическим принципом.
Пресвятая Богородица
Все женщины равны в своей кончине – они живые пока нет с ними мужчины. Потом от рока издевательства они слабеют сердцем, моя им полы. Они становятся для развлечений плотью, и их считают шлюхами и мутью. Всё женщины равны в своём конце, но в разной степени мучений, вымирая вместе и в мечте.
Среди праздных архитектурных строений, полных разнообразных творчества настроений шла она, ища в Москве работу, мечтая о славе, признании, сквозь социальную рвоту. Она не чаяла конца Судьбы: в машину повязали, нашатырём закрыв дыхательные пути.
Продажа в рабыни в Америку светит – мечта русской женщина, работа и ожидание в успехе лишь собственной смерти. Среди небоскрёбов из белого кирпича она облаживала одного за другим не жалея себя. Настала пора венерической болезни, что даже в этом виде бизнеса есть потеря гордости, лести и чести.
И кто Богородице молится свято – вы знайте, что молитва от всех и ваше решение здесь не будет ясно и внятно. Ведь грех ей молиться особенно тем, что в собственных женщинах зрит только плотской услады стезю и их чрева тлен.
Её жутко били и истязали, чтобы до конца выжить выгоду из остатков её печали. И до смерти тело мертво оставалось в мучениях мути, без уважения даже самую малость. И завистью травля осталась в душе: «я хуже живу, чем те, кто в неба ушёл к другой далёкой звезде».
Однако ведь принцип Рая эпицентричен, а мир наш разумен и эгоистичен. Болезнь начала ускоренно развиваться у убийцы, который над ней издевался. Он пил яды дико, кричал в истерии, но всё перерастало только в ипохондрию. И сгнили глаза, и сгнили все нервы – остался он тленом с воспоминаниями райской небесной системы.
Ангел хранитель
Он жил не тужил в известном Раю, монарха местного любил и чтил, как им там завещано жену свою. Однако по космосу работорговля и, коль бесполезен – из тебя идеальная краска и кровля. Безотходное производство граждан там. О русские люди! Безусловно, служите им, Небесам! Давайте все тоже устроим переработку: возьмём умирающих бомжей и их тела используем в топке, а можно, как там: просто коробок взять и как Белоснежек всех их там в вакууме в воле умять, провести электричество, чтоб живые остались и ультразвуком чтобы им мысли внушались.
Эпицентрический принцип идеально сработает – эмоции коллективны и общество роботов уже давно свободно живёт – делайте! Это сработает!
Когда на планете вымирание пойдёт – не удивляйтесь, просто технология эта отдачу даёт. Звук тонкий в искажениях может плоть пересекать и всем рекомендую во всех случаях это знать.
Потом будет просто всё – надо изучать, как всё вымирает и куда дальше ДНК отправлять.
Лететь не нужно – рисуйте на плоти и тоже Богами будете в этой исторической рвоте.
Из темени в гены идёт информация – это изучите и будет у них дополнительная локация.
Служите Небу во имя вашего Ангела хранителя. У сумасшедших хозяина нету – это просто отдача в эмоциях приведённого в прошлой истории эпицентрического принципа.
Но что с ангелом стало? Поведаю вам – он в так и закончил, на небе служа небесам.
Боль умирающего человека
Презрением политый гнилью, я умираю мирской пылью. Вокруг царит кровавый дождь и даже Бог не смог бы мне помочь. Никто не узнает о смерти моей, а мне надо лишь умереть поскорей, чтоб боли отчаяния пресечь лютый цикл. Совершил суицид бы даже Перикл.
И смех от Небес раздаётся в дали – ты Рай не узришь, суицид соверши, но я умираю по природе своей – мне чуждо предательство смерти своей.
Мы все умираем в естественном цикле и здесь лишь грехи направляют сквозь болезней нас иглы во трубную гниль, что лежит в небесах, где всякий во вере испытывал крах. Всех страх угнетает – все Бога бояться и в этом утрашии предпочли лишь сношаться.
Бегут они в секс лишь Бога боясь: «Если я не сношаюсь, мне смертная казнь». Не знают они, что такое любовь – забыт человек и пролита кровь. И плоть не живёт, хоть всё это и мы – мы в душах у трупов обитаем в ночи. Мы психикой видим гниющую плоть, считая, что эго наше воскреснет в нас вновь, но там лишь цикличность: «Ты вернёшься сюда», а тот, кто был плотью вернулся сюда.
Таких было много и нас миллиарды. Деваться здесь некуда – лишь одевать бакенбарды. Умирая встаём и живём до конца, так как знать мы не можем, когда смерти настала пора. Не послушаться смерть? Вы поймите одно: вы лишь боли боитесь, потому что смерть ещё далеко.
И лежал я один, ожидая свой крах, только крах не настал сквозь убитый мной страх. Так я Бога познал – он был страхом моим, только умер он раньше, и я должен был с ним.
Песнь Ада
Я Богов убивал, только зная о том, что не Боги они, а лишь трупов говно. Не имел я оружие, я имел свою жизнь – шёл вперёд в суициде, говоря: «Чёрт бы с ним». В параллели Небес кто-то тоже так делал, потому что везде одна и та же проблема: как же жить, если ты не умеешь сам жить?
Вот и Ад вам открылся: по течению плыть. Нужно выход искать и принять лишь одно: просто люди убить могут даже друг друга и тебя самого.
Если даже тебя вновь толпа убивает, нужно просто принять, что чудес не бывает. Безразличие нужно к агрессивной толпе: они на чувствах играют, тобой питаясь извне. Нужно просто принять, что всем людям нужно лишь приятно чтоб было, а не сеять добро.
Ведь ни в ком нет добра, да и зло погибает. На покос ты добро, а во зле только Ад опять умирает.
Кто же делает это? Можно предположить, что тут принцип рассчитан и себя сначала мысленно надо гнобить. Что считаешь собой ты – то и гноби, потому что иначе потеряешь мечты.
А когда Бог умрёт – станешь просто свободен, но вот сделать мечтаемое ты всё равно не способен.
Потому что поддержки никто не окажет – или делай один, или стадо вообще в безразличии сляжет.
И Добро победило, но без зла его нет – ведь добро воскресила зла презренная смерть...
Осквернённый Ирмос
Осквернение святого – злодеяние, грех. Но как можно сквернить то, что свято не во грех? Святость есть направление светового потока, на котором построен крах священного рока. Злобный рок обстоятельств, когда стада толпа на другого напала, словно в жажде добра.
Пресекая пустыни это зрил этот мир, даже диву даваясь, что за био-сортир. Потому что вот это просто есть осквернение – ведь в природе зла нету. В этом суть угнетения.
Ты настрой толпу против этой самой толпы и откроешь свой ротик, посмотрев их мечты.
Они жаждут лишь плоти, разорвать и убить; они жаждут во рвоте денег вновь раздобыть, они жаждут обмана, чтоб иметь кусок хлеба, они ругаются пьяные, при смирении с небом; люди вновь совершенны в своей жажде убийства, только этот процесс просто не несёт в себе смысла.
Они молятся Богу лишь на смертном одре, а он вновь отвечает, чтоб подохли во тьме. Потому что при смерти они попадут в Рай, только Рай этот самый есть обманутый край.
Из пространства там кровь просто убрана с памяти, чтоб никто там не знал о потерянной грамоте. В этот край не стремись, если знаешь о Рае – ты построй лучше Рай в своём собственном крае, потому что ты зришь сам иное совсем. Этот Рай нужно строить, избегая проблем.
Только этот подход к ним всех вас приведёт – без проблем вы не знаете исторический ход.
Все бегут только в призму, где опасности нет. Оглянитесь вокруг: ими полон весь свет.
И куда не бега – это просто в тебе. Без победы убийцы люди сдохнут в «себе».
А убийца – феномен, что в природе отсутствует. Если всё так чудесно, почему вообще суициды присутствуют?
Суицид – это просто коллектива познание, где для любого отсутствует даже само покаяние. Это наши мечты, чтобы было всё это, а в реальной природе кроме смерти нет иного ответа. Так примите же смерть от природы своей – суицид вам лишь память в смерти прожитых дней.
Путешествие
Путешествовал я по священной Москве и увидел там купол, словно бывший в Кремле. Это церковь была– разноцветная дико, что аж режет глаза, пробуждая похоть и дикость. От неё отдавало всеми, кто не понравился, хотя клятву давали: «каждый нищий в помощь нашей нуждается».
Путешествовал я по священной Москве: там бомжей выгоняют, чтоб неведомо было людям о нищете.
И наследство закончится – всем останется жить лишь по собственным записям, а также о знаниях память хранить.
Я смотрел только церкви, что полны иллюзорного – ведь в молитвах и вере там нет вообще никого непокорного. А кому покоряются? Богу? Смерти? Судьбе?
Они даже не поняли, что Христоса не может быть в этой стране. Он на родине, верно, и смеётся над ними, что во собственной вере они видят только проблемы.
Им сигналы нужны, что полны лишь дурмана: им приятно становится, а в конце ничего кроме обмана. Потому что ломает от дурмана сего. Вы уж перетерпите – небо к смертным по вашему мнению очень добро.
Стопы бездны
Мусульманскую женщину изгнали в пустыню, мечтая о Москвы куполах и воде, она пересекала бездны твердыню. Она шла два часа и слегла от удара: где же бал их Аллах, когда их культура стала предвестием смертельного жара?
А вот правда об этом: он от них принял смерть. В Мусульманстве есть жертвы, что религии трансферт воздаёт, если в это поверить.
Но и женщина знала, что он мёртв в них во всех. И она умирала, сохранив свой конверт. Только этот конверт никому не достался – за предательство это он в природе остался.
И мучения в жажде описать даже сложно: словно заживо гнить, выживая как можно. Это участь бомжей, что снуются в Москве. А все люди смеются: докатились всё же. Опусти м и ц – получаем лишь боже. Боже праведный, ты бомжей убивай, а то тех, кто пашет трогать негоже. Ведь муки во смерти превосходят любое, то в ужастиках видно – лучше крови на завтрак не найти им в покое.
А они победят, не попав им на завтрак, потому что их крах не переживут Боги завтра.
Предложите же Богу вы пожить на Земле. Сильно вы удивитесь, как им страшно жить в народе извне.
Чем вы более жалки, тем сильнее ваш страх. Так воскресните призраком и пускайте всех в крах: эта праздность пройдёт, в них умрут паразиты, а то все мы уже полумёртвые словно гибриды.
Лучше сдохнуть в пустыне, но идти до конца, чем в самому претерпеть участь Московского русского гордого бомжа.
Потому что народ наш их заживо ест: мол на нас ты работал, так прими от нас смерть.
Богоподобие людей Москвы восхищает, а церковная власть это поощряет. Просто мясо отдайте, просто всё оторвите и плотью дальше в лес золото искать из городов уходите.
Потоп фараона в Москве
Законы повторения истории часто полны порочной аллегории: люди разорвут друг друга, защищая свои территории. Фиолетовые огни Москвы горели ярко и где-то там было действительно в обыденной скуке кому-то жарко. Он на Божьем Суде ответить им смог, что он греха не знал, но знал их порок.
Он политиком был, как и все был жесток, только знал он что он милосердней, чем Бог.
И его схоронили, проклятым посчитав. О нём плакал презренно мусульманский Аллах. Он жену свою бил, ему было приятно. Ей слова говорил о любви лицемерно понятно.
Лицемерие это – ваш культ личности, братцы. Чтобы не было этого, не обязательно в общении избегать фальши. Надо просто понять, то во всём вы похожи на друг своих братцев – и в тех же грехах вы тоже негожи.
Так разрушится зависть, так гордыня умрёт и поймёте вы сразу – окружает вас сброд. Они сброд потому что трусы просто во лжи: они просто подставят ради спасения даже мечты. Надо просто быть сильным и принять это тоже: что при выборе смерть лучше принять, чем повторять такую негожесть.