Текст книги "Танцующая саламандра"

Автор книги: Анна Ольховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 18

Так что если хочешь обидеть кошку – назови ее Присциллой.

– И нечего дуться! – сообщила я в пространство – потому что для личной беседы с Кошамбой мне пришлось бы встать… э-э-э… ну, поза такая, имеющая общее название с любимой закуской к пиву, – ведь обиженная кошка спряталась под кровать. – Сама виновата! Я ведь тебя по-хорошему просила? Просила. А реакция была? Не было. Только слюни на пододеяльнике!

Реакции не было и в этот раз. Нет, я вовсе не ожидала, что Кошамба развяжет дискуссию на тему взаимоотношений человека и венца творения – кошки. Но могла бы вылезти, потереться о ноги, мяукнуть ласково.

Однако под кроватью было тихо. Даже демонстративного гавканья, означавшего, что кошка вылизывается – любимое проявление игнора, – не было слышно.

Говорю же – вздорная стала наша пушистая дева, нервная.

– Ну ладно, посиди еще там, накопи побольше обиды, – я поднялась с кровати и направилась к ванной комнате. – Только не забывай – все наши беды из-за них. Из-за мужиков.

Теплый ливень душа смывал с меня остатки сна, но смыть тревогу, копившуюся с момента похищения Венцеслава, ему не удавалось. Да и сложно было оставаться спокойной в доме, перешедшем на военное положение – в поместье Кульчицких сейчас был сконцентрирован почти весь списочный состав трех служб безопасности: самого Кульчицкого, Мартина и Игоря Дмитриевича Климко, отца Моники.

Генералом объединенной армии стал Дворкин – для Александра дело и так давно уже перестало быть только служебным, но когда у него из-под носа похитили Венцеслава, бывший агент «Моссада» воспринял это как личный вызов.

Охрана поместья всегда была на высочайшем уровне – недаром ведь рептилоиды устроили засаду на дороге, не рискнув атаковать открыто, но теперь уровень стал вообще запредельным. Круглосуточное дежурство, контроль периметра, снайперы на крыше, вход только по пропускам, подписанным лично Дворкиным, тщательнейший досмотр каждого входящего без исключения. Жители деревни, примыкавшей к поместью, – староверы, перевезенные когда-то Кульчицким всем кагалом из Сибири, где местные власти не давали людям жить и работать так, как им хочется, – тоже обыскивались, а еще они получили именные пропуска. И восприняли это спокойно, потому что искренне переживали за «барина».

Так деревенские звали Венцеслава. Они вообще словно задержались веке так в восемнадцатом-девятнадцатом. В их избах (именно избах, сложенных из бревен) не было электричества и газового отопления, только керосиновые лампы и свечи, топили дровами. Одежду шили в основном из самодельных тканей, из выращенного ими же льна, хотя и фабричными шелками и ситцами не брезговали, и обувь кое-какую покупали.

Но в целом деревня напоминала киношную декорацию. Именно так я ее восприняла, когда увидела впервые. Но позже выяснилось, что это все настоящее. И нравы там нафталинно-посконные, реальный домострой. Они бы и детей не учили, но тут уж Венцеслав настоял, и пришлось посылать малышей в «бесовскую» школу.

Правда, только до девятого класса – полное среднее образование местные ребятишки за редким исключением не получали. Девушек рано выдавали замуж, парни помогали родителям по хозяйству. Если кто-то непокорность проявит – пороли неслухов нещадно.

А Марфу, приемную мать Павла и биологическую мать Сигизмунда, едва не забили насмерть – она сбежала когда-то от родительского гнета в Москву и даже поступила в институт, но потом что-то с ней произошло (что именно – Марфа никогда никому не рассказывала), и она вернулась в деревню. С огромным животом, на сносях, как говорится.

Причем возвращаться Марфа не собиралась, ее привез Дворкин, случайно встретивший девушку в Москве. И именно благодаря его контролю – Александр считал себя ответственным за судьбу Марфы – не случилось страшного. Уж больно разгневан был отец Марфы – такого позора в их семье еще не случалось!

Так Марфа и попала в поместье, где беременную девушку готовили в няньки и кормилицы для будущего наследника.

А потом случилось то, что случилось. И Марфа стала матерью для несчастного уродца, которого Магдалена велела прикопать где-нибудь в лесу…

Теперь наша Марфа – самая уважаемая женщина в деревне. Но живет она в доме Кульчицких, сблизиться с родней у нее так и не получилось, слишком сильна оказалась обида. Нет, Марфа общалась и со старенькими уже родителями, и с семьями братьев и сестер, но… словно отдавая долг.

А самым близким человеком для нее стал Павел. И, насколько мы поняли, Дворкин. Официально Марфа и Александр женаты не были, они вообще старались не афишировать свои отношения, но разве что-то можно скрыть в тесном мирке поместья!

И сейчас Александр особенно нуждался в поддержке близкого человека – все видели, как ему тяжело, но на людях он держался…

Я однажды случайно увидела их вдвоем с Марфой, они сидели в беседке. О чем говорили и говорили ли вообще – не знаю, я была довольно далеко и торопливо прошла мимо, чтобы не смущать. Но мне достаточно было той позы, в которой застыли эти два немолодых уже человека: Александр нежно обнимал свою женщину, прижавшись лицом к ее шее, а она поглаживала его по плечам и рукам, что-то тихо приговаривая. И лицо ее буквально светилось любовью, сопереживанием, лаской.

Вот только глаза Марфы были потухшими, подернутыми пеплом боли и страдания.

Потому что ее Павел, ее Павлушка, ее любимый сынок был сейчас где-то далеко, в лапах «змеюк проклятых». А изначальной причиной всей этой цепи трагических событий стал ее родной сын, Сигизмунд.

В общем, в поместье сейчас было, мягко говоря, невесело. Хотелось, чтобы суд над Сигизмундом состоялся как можно быстрее, чтобы можно было выбраться из-под домашнего ареста, поехать в Москву, тоже принять участие в поисках Павла и Венцеслава.

Но дату заседания все переносили, напряжение и нервозность все нарастали.

И сейчас я больше всего опасалась за душевное здоровье Моники – ее подвижная психика казалась миной замедленного действия.

Тогда, несколько дней назад, когда Моника как бы «очнулась», мы все больше всего опасались реакции девушки на рассказ о случившемся за время ее «ментального отсутствия». Но Марфа, услышав от Моники слова любви в адрес Павла, мгновенно прониклась к ней материнскими чувствами и взяла девушку под свою опеку. Она провела с Моникой тогда весь день, поила ее целебными отварами, что-то нашептывала-наговаривала, а потом осталась ночевать в комнате девушки.

И все это время просила всех не пытаться контактировать с Моникой, даже отца с матерью. Что было воспринято Элеонорой довольно болезненно, но она подчинилась – женщина до сих пор винила себя в кошмаре, который пришлось пережить ее дочери. Ведь именно она сочла когда-то Сигизмунда Кульчицкого подходящей партией для дочери банкира Моники Климко…

Наверное, за время целительного уединения Марфа рассказала Монике обо всем, что произошло. Потому что на следующий день, когда девушка спустилась к обеду, она уже была в курсе событий. И реагировала правильно – скучала, тосковала, даже иногда плакала, но не зацикливалась, не переходила в болезненное состояние.

Игорь Дмитриевич и Элеонора были искренне благодарны Марфе, хотя Элеоноре – я видела – было все же чуточку обидно видеть, что ее дочка сейчас тянется больше к простой деревенской женщине, чем к ней. Но, надо отдать Элеоноре должное, она старалась держать эмоции под контролем, потому что главным сейчас было душевное здоровье Моники.

Но я замечала еще одно – все-таки изначально Элеонора была моей подопечной, мы познакомились, когда женщина пришла на прием ко мне, как к психологу.

И я замечала, как мимолетно, подсознательно она морщится, когда Моника говорит о Павле, о своей любви к нему, о том, как скучает, как ждет, как хочет быть только с ним всегда и везде…

Даже не морщится, нет, просто по лицу Элеоноры словно тень пробегает, а в глазах появляется жесткое неприятие даже некоей мысли.

Мысли о том, что ее умная, добрая, нежная, очень красивая дочь, мечта любого здорового полноценного мужчины, может связать свою жизнь с генетическим уродом…

Глава 19

Даже сквозь шум льющейся воды до меня долетали странные заунывные звуки, но я не спешила выключить воду и мокрой ланью ломануться из ванной.

Ну хорошо, хорошо, допустим, не такой уж и ланью, но на антилопе я настаиваю! Бегемотиха и носорожиха категорически не приветствуются!

Собственно, я никакой встревоженной представительнице животного мира уподобиться не спешила, чтобы мчаться на выручку другой представительнице того же мира, вредной и капризной. Подождет, нечего было королеву в изгнании изображать!

Потому что ныла Кошамба, я этот писклявый тембр, совершенно не подходящий ее внушительному внешнему облику, из тысяч узнаю. Небось на улицу просится.

Кошка была на редкость упряма в этот раз, обычно она довольно терпеливо ждет, пока я выйду из ванной и выпущу ее на волю. Но сейчас все то время, пока я вытиралась, причесывалась, одевалась, завывания не прекращались.

А потом дверь в ванную подверглась нападению – ее атаковали снаружи! Кошка разгонялась и билась в дверь с монотонностью кузнечного молота.

– Кошамба, ты с ума сошла?!

Буммммм!

– Прекрати немедленно!

Буммммм!

– Ну погоди, – я торопливо застегивала пуговицы на блузке, – сейчас ты у меня получишь! Совсем разбаловалась, бесстыдница! Что за спешка?! Пива ты вроде на ночь не пила, можно и потерпеть!

Буммммм!

Да что такое с ней сегодня?

Я открыла дверь и посторонилась, опасаясь оказаться кеглей, сбитой пушистым шаром. Но Кошамба, как и все представительницы ее рода, обладала не только шестым, но и седьмым с восьмым чувствами, она, похоже, уловила момент открытия двери и никакой атаки не случилось.

– Ага, испугалась! – мстительно хохотнула я, выходя из комнаты. – Знаешь, что получишь вразумляющий пендель… Кошамба? Да что с тобой сегодня!

Кошка стояла на подоконнике на задних лапах, передними опершись на стекло, и неотрывно всматривалась куда-то в даль. Услышав мой голос, она обернулась и снова закричала – громко, настойчиво, нетерпеливо.

«Выпусти же меня, наконец!»

Как-то так.

Что-то не очень похоже на обычное желание всласть покопаться в песке. Неужели…

– Кошамба, – я подошла к входной двери и распахнула ее, – уж не Карпов ли наш загулявший на горизонте замаячил?

Услышав имя своего кавалера, кошка издала странный фыркающий звук, который – вот честное слово! – был очень похож на «наконец-то сообразила!», спрыгнула с подоконника и пулей пронеслась мимо меня.

– Где же твоя женская гордость? – крикнула я ей вслед. – Мужик шлялся невесть где почти три недели, ни письма, ни эсэмэски, ни звонка по телефону! Ты должна гордо игнорировать гуляку, а не нестись к нему, подхватив юбки!

– Варя, ты кого это воспитываешь?

Я невольно вздрогнула – нервы ни к черту все-таки! – и обернулась:

– Привет, Моника! Ты чего подкрадываешься?

– Ничего я не подкрадываюсь, – улыбнулась девушка. – Просто ты так вопила, что тут рота солдат могла промаршировать, ты бы не услышала.

– Я не вопила, я пыталась напомнить одной хвостатой особе о наличии таких женских качеств, как гордость и достоинство!

– А что случилось? Заневестилась Кошамба, пошла личную жизнь устраивать?

– Именно туда она и пошла, только состояние невесты тут ни при чем – кавалер ее, похоже, объявился.

– Какой еще кавалер? – озадаченно вскинула брови Моника. – Разве у кошек бывают постоянные коты?

Ах да, она ведь не знает ничего о кошачьем семействе! Как-то не пришлось к слову рассказать, не до того было.

– У некоторых бывают. Пойдем, прогуляемся перед завтраком, я тебе расскажу про Атоса Карпова и Присциллу-Кошамбу.

День выдался не самый подходящий для прогулок – конец сентября все-таки, дожди и серое небо все чаще. Вот и сегодня было пасмурно и прохладно, но хотя бы без дождя.

Так что мы даже в беседке немного посидели, в той, где я видела Марфу и Александра. И я рассказала Монике все-все про наших котов. В том числе и то, что именно Атос Карпов привел моих родителей к последней жертве Гизмо [6]6
  См. роман Анны Ольховской «Драконовское наслаждение».


[Закрыть]. Правда, теперь Карина Эшли (она же Катерина Сиволапова) ничего знать об этом не хочет, очень быстро забыв, что из-за нее едва не погибли мои мама и папа. И выступать в качестве свидетельницы обвинения на судебном процессе Сигизмунда Кульчицкого не будет. Магдалена, видимо, подобрала для накрашенного ротика Сиволаповой-Эшли денежную затычку нужного размера. Ну и фиг с ней, обойдемся.

– Надо же! – мечтательно улыбнулась Моника. – У Павла даже кот такой же верный и честный, как и его хозяин! Вот, – улыбка на лице девушки сменилась грустью, – кот вернулся, а Арлекино…

Она всхлипнула раз, другой, губы задрожали, глаза моментально подернулись влагой. Этого еще не хватало!

Надо срочно ее отвлечь, а заодно – увлечь в сторону дома, где передать с рук на руки Марфе, пусть чаем успокоительным напоит свою будущую невестку.

– И Павел, Арлекино твой, вернется, вот увидишь! – я поднялась и потянула за собой Монику. – Вместе с отцом и вернется, и мы вам такую свадьбу забабахаем – небеса вздрогнут! Ты будешь самая красивая и самая счастливая невеста в мире, потому что иметь рядом такого человека, как Павел, – редкая удача. Вряд ли хотя бы один мужчина на этой планете относился к своей любимой так нежно, трепетно и самозабвенно, как твой Арлекино!

– Правда? – ну вот, и снова глазки засияли! – А как же Мартин? Разве он иначе к тебе относится?

Мартин! Да, Мартин реально самый лучший в мире мужчина, но для меня. Сейчас эту тему развивать не будем.

– Иначе, конечно!

– Неправда! Я, да и не только я, все остальные тоже видят, как он на тебя смотрит! Ну да, он выглядит очень холодным и жестким…

И не только выглядит, он такой и есть. С чужими.

– …но когда Мартин рядом с тобой, он такой… такой домашний!

– Все так, Моника, но не забывай – Мартин Пименов сам по себе один из самых желанных женихов в России, да и не только в России. Недостатка в женском внимании он не испытывал никогда. Чего не скажешь о Павле… И для него твоя любовь – неожиданный подарок судьбы. Он и мечтать о таком не мог.

– Потому что дурачок, – нежно улыбнулась Моника. – Да он самый-пресамый красивый, мама просто ничего не понимает! Разве можно его сравнить с каким-то Шипуновым!

– Погоди-погоди, – я задержала девушку за руку у самой двери, – какой еще Шипунов? О чем ты?

– Ай! – небрежно отмахнулась Моника. – Мама вчера разговор завела – познакомилась на днях с Максимом Шипуновым, помощником думского депутата Ламина. И столько дифирамбов за единицу времени я еще ни в чей адрес не слышала: и красавец редкий, и умница, и перспективный, и вообще – вот такого зятя она всегда и мечтала иметь!

Понятно. Вчера как раз супруги Климко нас навещали, и Элеонора решила попытаться – а вдруг получится?

– Ну и что ты маме на это сказала?

– Нахамила, если честно, – не очень покаянно вздохнула Моника. – Сказала, что если она мечтала, то пусть сама своего Шипунова и имеет.

– А Игорь Дмитриевич что на это?

– А он рассмеялся. А мама на него обиделась. А папа сказал, что поделом ей – нам никакой Шипунов не нужен, у нас Павел есть. И подмигнул мне.

– Замечательный у тебя папа!

– Да, классный.

Глава 20

Завтракали, как, впрочем, и обедали, и ужинали в поместье Кульчицких в просторной кухне.

Разумеется, столь плебейская привычка укоренилась здесь в отсутствие Магдалены. И после появления гостей, то есть нас с Моникой, в доме. Хотя поначалу Венцеслав по мере сил старался соблюдать заведенный годами порядок, принимая пищу в строго определенное время, в столовой, за застеленным белоснежной скатертью столом.

Но постепенно порядок становился все более беспорядочным – похищение Павла выматывало души всем обитателям дома. И вскоре прием пищи сместился в помещение приготовления этой самой пищи. И тогда, когда удобно по времени.

Но я лично предпочитала есть не разогретые в микроволновке, а свежеприготовленные блюда. Особенно утром, когда на завтрак часто пекли блинчики и оладьи. Разве можно сравнить разогретый блинчик с дышащим свежим жаром?

Сегодня на масленичный аромат подтянулись почти все обитатели дома, и гости – Игорь Дмитриевич и Элеонора – тоже.

Но самое непривычное – Дворкин тоже сидел за большим столом, примериваясь к большущей горке блинов.

Непривычное – потому что Александр с того дня, когда рептилии выкрали Венцеслава, толком не ел и не пил, сутками пропадая в Москве. Он сделал ставку на единственный след, который мог привести к змеиному логову, пафосный такой, чванливый и бездушный след – Магдалену.

Потому что всем давно было ясно – дамочка действует заодно с рептилиями.

И если раньше за ней следили, но без особого усердия, то теперь Магдалена находилась под плотнейшим колпаком, ее «пасли» круглосуточно, телефон прослушивался, в квартире тоже установили жучки.

Но до сих пор нужного результата это не приносило – Магдалена моталась в СИЗО к своему дорогому Гизмо, к адвокату сынульки, в клинику пластической хирургии, где ей залатали подкорректированную Кошамбой физиономию, на фитнес, к косметологу, в магазины…

И нигде ни разу не была замечена хоть с кем-то похожим на тех уродливых типов, что были тогда возле лечебницы. Уж очень специфическая у них внешность, таких ни с кем не перепутаешь, если хотя бы раз видел и знаешь, кто они. Просто так, в толпе, особого внимания не обратишь – просто не очень красивые, тощие и несуразно длинные люди. Если не знать…

Но пока ничего, вернее, никого подобного рядом с Магдаленой не видели. И продавщицы в магазинах, и косметологи, и адвокат – они все были людьми.

Поэтому Дворкин продолжал следить. И не спать сутками. И не есть толком – тоже. И так не отличавшийся крупными формами, невысокий и жилистый, Александр в итоге совсем высох, превратившись в угрюмую мумию, фанатично посверкивавшую темными глазами.

И вот – сидит за столом, о чем-то оживленно беседует с Климко, не забывая при этом с аппетитом уплетать очередной блинчик. Неужели…

Видимо, Моника подумала о том же, потому что она просияла и, подбежав к Дворкину, вцепилась в его плечо:

– Дядя Саша, вы… вы нашли Павла?! Где он? Что с ним?

– Монюшка, – ласково улыбнулась Марфа (я заметила, как Элеонора невольно поморщилась, услышав столь простонародную интерпретацию имени своей дочери), – что ж ты его трясешь так? Он же толком и слова сказать не сможет, язык не откусив!

– Ой, извините, – забавно смутилась девушка. – Я нечаянно! Просто…

– Очень даже чаянно, – улыбнулся Игорь Дмитриевич. – Я бы даже сказал – отчаянно чаянно! Вряд ли кто еще так ждал новостей о Павле, да, дочка?

Он подмигнул полыхнувшей щеками Монике, а Элеонора опустила взгляд, пряча недовольство.

– Так что там с Арле… С Пашей? – Моника замерла сусликом, ожидающе глядя на Дворкина. – Вы ведь уже знаете, где он?

– Пока нет, – покачал головой главный секьюрити, но, увидев, как моментально погасли глаза девушки, заторопился: – Но мы засекли первый контакт Магдалены с рептилоидами! Вернее, они и раньше контактировали, но мы этого не замечали.

– То есть как? – высокомерно изогнула бровь Элеонора. – Что у вас за профессионалы в службе безопасности? Я же говорила тебе, – она повернулась к мужу, – надо было наших ребят больше задействовать, у нас настоящие, а не дутые профи!

– Элеонора, помолчи, – страдальчески скривился Игорь Дмитриевич. – Не говори, если не знаешь. Мои парни тоже участвуют в слежке за Магдаленой. И дело не в том, что кто-то утратил бдительность!

– А в чем же тогда?

– А в том, уважаемая Элеонора Кирилловна, – невозмутимо продолжил Дворкин, – что косметолог, к которой регулярно ходит мадам Кульчицкая, на самом деле выглядит совершенно иначе.

– То есть как? Что это значит? Парик надевает, что ли? Или гримируется? Так ведь не мне вам напоминать, – снова перешла на высокомерный тон Элеонора, – что у рептилий очень специфический скелет, замаскировать который невозможно!

А все-таки она очень изменилась с того момента, как нашлась ее дочь. Ко мне на прием пришла совершенно раздавленная горем и чувством собственной вины женщина, которой очень хотелось помочь. Казалась, Элеонора осознала свои ошибки и готова была все отдать, лишь бы снова увидеть дочку.

Когда Моника нашлась, женщина поначалу действительно была искренне благодарна всем, кто был причастен к спасению ее девочки. И Павлу в том числе.

Ровно до тех пор, пока не узнала о любви своей дочери к этому – по мнению Элеоноры – мутанту.

И теперь все сильнее и сильнее начали проявляться прежние черты характера: властность, высокомерие, капризность.

– Элеонора! – на этот раз в голосе Игоря Дмитриевича звякнул металл. – Прекрати молоть ерунду!

– Ты как со мной разговариваешь?! – мгновенно оседлала коня супруга. – Что ты себе позволяешь в присутствии посторонних?

– Мама, перестань! – топнула ногой Моника. – Во-первых, ты мешаешь дяде Саше рассказывать, а во-вторых – посторонних здесь нет! Дядя Саша, – она прикоснулась к плечу невозмутимо жующего блинчик секьюрити, – так что там вы узнали?

– А то, что – не знаю, каким уж образом, – но косметолог Магдалены умудряется кардинально менять облик, вплоть до телосложения. Обычно она выглядит стройной высокой дамой средних лет, совсем не тощей, а вполне аппетитной. И лицо у нее круглое, и нос курносый, и глаза большие и голубые. А голоса мы ее толком и не слышали – они с Магдаленой во время сеансов почти не разговаривают. Но вчера Магдалена явно сорвалась – она заговорила с косметологом о Гизмо!

Александр замолчал и торжествующе обвел взглядом всех присутствующих, приглашая разделить прорыв.

– Ну и что? – снова плеснула сарказма Элеонора. – Что в этом такого уж особенного? Я тоже со своей косметичкой проблемами делюсь!

– Прямо вот туда заглядываете и делитесь? – не выдержала я. – Как тип в старой притче, что в ямку про ослиные уши кричал?

– Куда это туда? – не въехала моя бывшая клиентка.

– В косметичку, – невинно похлопала глазами я. – Сумочка такая, в которой тушь для ресниц хранится, тени для век и прочая охотничья амуниция.

Игорь Дмитриевич фыркнул, сдерживая салфеткой смех, а Элеонора мгновенно добавила в палитру алой краски возмущения:

– Варвара, что за хиханьки! От вас я такого не ожидала! Вы же дипломированный психолог, а несете, простите, полную ерунду!

– Допустим, дорогая, что сегодня именно ты у нас в ударе, – Игорь Дмитриевич еще улыбался, но глаза стали жесткими. – Я уже жалею, что взял тебя с собой. Сначала ты трепала нервы Монике, сватая ей какого-то хлыща…

– И вовсе не хлыща, а…

– Помолчи! А теперь ты окончательно перешла все границы, не давая Александру Лазаревичу и слова сказать по существу дела. Мне кажется, ты специально мучаешь нашу дочь, которой не терпится узнать новости!

– Я не…

– Еще одно слово, дорогая, и больше ты сюда не приедешь! – Элеонора возмущенно сверкнула глазами, но рот захлопнула и сосредоточилась на блинчике. – Так-то лучше. Продолжайте, Александр, больше вам никто не помешает. Что там с Магдаленой?

– Благодарю, – усмехнулся Дворкин. – С Магдаленой все в порядке. Но она очень нервничает из-за надвигающегося суда. Насколько я понял из ее претензии, высказанной косметологу, рептилоиды обещали уладить вопрос с Гизмо, помочь ему избежать длительного отпуска в местах, обильно заросших лесом. То есть либо устранить свидетелей – тут облом вышел, либо помочь Гизмо сбежать. И последний вариант они, учитывая их возможности, вполне могли провернуть. Но, похоже, даже и не пытаются это сделать. Именно это и высказала госпожа Кульчицкая безобидной женщине-косметологу, причем на повышенных тонах. А безобидная женщина-косметолог – тоже на повышенных тонах – порекомендовала клиентке закрыть рот и не забывать, где та находится. Причем дикция дамочки окончательно развеяла все сомнения. Она – рептилия. Так что теперь именно за ней ведется плотная слежка. И скоро мы установим, где она бывает.

– И там должен находиться Паша? – обрадованно засияла глазами Моника.

– В лучшем случае.

– А… а в худшем?

– Да не волнуйся ты! – ласково улыбнулся Дворкин. – Теперь мы ухватили змею за хвост, и она от нас не уйдет! Найдем и Венцеслава, и Павла!

– Ох, не знаю, Саша, – покачала головой Марфа. – Если все так, как ты рассказываешь, с той бабой змеиной, то она мОрок наводить умеет.

– Что наводить?

– Морок. То есть ты видишь то, что змей хочет, а не то, что на самом деле. Об этом в наших сказках про Змея Горыныча говорится…

– Ну давайте теперь всем сказкам начнем верить! – снова не удержала язык за зубами Элеонора. – Мало ли что…

Договорить ей не дал звонок мобильного телефона.

Телефона Дворкина.