Текст книги "Одержимые сердца"
Автор книги: Анна Морион
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
– Черт, да что происходит с этим негодяем? – вырвалось у меня: тайна, окружавшая Брэндона Грейсона манила меня, как Сирена. И зачем только мне знать? Какая мне разница?
Оставь это, Мария. Оставь сейчас же.
– Я не уверен в своих догадках, но меня посещает мысль, что Брэндон влюблен не в секс со смертными, а в его власть над ними, – вдруг перевел тему Маркус.
– Что ж, это похоже на того Брэндона, которого я знаю, – хихикнула я. – И все же, хотелось бы узнать, кому же из наших не повезло стать объектом его вожделения. Нет, постой… Объектом его любви. Ха-ха! Так нелепо звучит, зная, что мы говорим о нем!
Очень хотелось. До спазм в разуме.
– Он не так уж плох, как кажется, – словно защищая честь лучшего друга, прохладным тоном сказал на это Маркус.
– Я и не говорю, что он плох. Я говорю, что трудно поверить в это удивительное событие. Он влюбился! Ха-ха! – парировала я.
Но на самом деле смешно мне не было. Мне было жаль.
– Ладно, оставим беднягу в покое, договорились? – натянутым тоном спросил Маркус, разворачивая свой автомобиль резко вправо. И только сейчас я заметила, что мы пробираемся сквозь плотный ряд машин, словно застывших в пробке.
– Черт… И куда только едут все эти идиоты? – тихо выругался Маркус, останавливая автомобиль за большим белым джипом. – Прекратите сигналить, ослы, это не поможет!
Но его слова были сказаны впустую: другие водители, смертные, сигналили так часто и громко, будто надеялись устранить пробку своим невероятным неуместным шумом. Надеялись, что пробка рассосется сама по себе, если они будут нажимать на кнопку сигнала каждую долю секунды.
Идиоты. Самое подходящее слово для таких смертных.
– Так мы едем в аэропорт? – только сейчас поинтересовалась я.
– Да, в Вацлава Гавела, – ответил мой собеседник, поглядывая в зеркало заднего вида, словно разыскивая пути побега из хаоса, окружающего нас.
– И что ты там забыл? – удивилась я.
– Не что, а кого. Брэндона.
Я недовольно вздохнула. Я не желала, не желала видеть этого вампира! Никогда!
– Ты привезешь его в замок? – спросила я, надеясь услышать «нет».
– Нет. Просто он уехал, забыв в замке свой айпод.
– Хочешь сказать, что мы едем в Вацлава Гавела лишь из-за этого пустяка?
– Для него потеря айпода – далеко не пустяк.
– Ах, да, забыла. Он же известный благотворитель и бизнесмен. – Я издала смешок.
Брэндон Грейсон. Благотворитель. Лицемер.
– Именно. А вот и он! – Маркус кивнул в сторону выхода из аэропорта.
Вот черт! И зачем только я потратила все это время на допрос Маркуса? Нужно было выпрыгнуть из автомобиля и бежать!
– Знаешь что, я, пожалуй, доберусь до ближайшего шопинг-центра. Только сейчас вспомнила, что забыла взять с собой мои любимые духи. – И, не дожидаясь ответа или удивленной реплики Маркуса, я поспешно покинула автомобиль и пошла прочь по узкой линии, пробивающейся между рядами разноцветных автомобилей.
Купить духи. Какая мерзкая причина. Но ничего другого придумать я не смогла. Мне нужно было сбежать, и я сделала это.
– Забрать тебя? – вдруг услышала я голос Маркуса.
– Да, пожалуй. Я буду в Палладиуме, – ответила я. Мои каблуки стучали об асфальт. – Найдешь меня там.
– Отлично, надеюсь, ты не потеряешься в океане флаконов с духами… Привет, рад снова видеть тебя, – вновь услышала я голос зятя.
– И я рад. Спасибо, что приехал. – Это был голос Брэндона Грейсона. Красивый. Низкий. Сексуальный.
Помимо своей воли, я обернулась. Мое тело предало меня.
Брэндон стоял у автомобиля Маркуса, слегка наклонившись к окну. На его губах играла улыбка. Обворожительная. Как и он сам. Черный костюм. Черные кожаные перчатки. Черные солнцезащитные очки. Элегантность воплоти.
Я смотрела на него, не дыша.
Мерзавец. Лицемер. Ненавижу его.
Резко развернувшись, я продолжила свой путь, отчаянно надеясь на то, что он не заметит моего негласного присутствия.
Он не заметил.
Довольно быстро дойдя до шопинг-центра и завернув в первый же магазин парфюмерии, я купила флакон моих любимых духов, нашла одинокий столик в небольшом, но уютном кафе, заказала чашку дорогого кофе, для виду, и погрузилась в свои мысли. Это чудо, что я успела захватить с собой сумочку с кредитными картами.
Я была взвинчена до предела. Зачем, черт побери, я прилетела? Не видела родителей, братьев и сестер? Хотела познакомиться с племянником? Наконец-то хоть недолго пообщаться с Мишей? Что я здесь делаю? Сижу в этом дурацком кафе, прячась, как крыса. От кого? Кто же та персона, от которой я скрываюсь, как низкая тварь?
Я сама.
Это я сижу здесь, среди галдящих, дурно пахнущих смертью людей. Это я сижу здесь в своем коротком праздничном платье. Это я – совершено одна. Без телефона. Без здравого смысла. Я и мои мысли.
Но что за недостойное поведение, Мария? Расправь плечи. Это всего лишь один день. Один чертов бесконечный день, и ты проживешь его, как до этого проживала десятилетия и века. Войны. Катастрофы. Один день, Мария, и ты будешь свободна…
– Я здесь.
Я вздрогнула.
Голос Маркуса донеся из гула тысяч голосов, спасая меня от духовного самоубийства.
– Иду, – едва слышно сказала я и покинула кафе. – Где ты?
– На стоянке.
– Быстро же вы пообщались, – тихо заметила я, шагая к эскалатору, ведущему к подземной трехъярусной стоянке.
– Он торопился. У него встреча в Лондоне.
– Вечно занятый благодетель. Смертные просто обязаны целовать его ботинки.
– Оставь это. Понять не могу, чем он тебе не нравится? – со смехом спросил Маркус.
– Почему он должен мне нравиться? – в свою очередь, усмехнулась я.
– Не должен, но, насколько я знаю, тебе он никогда не нравился.
– Ошибаешься. Я просто равнодушна к факту его существования.
Я нашла автомобиль Маркуса и села на заднее сидение.
Маркус усмехнулся и завел мотор.
– Пристегнись, пожалуйста, не хочу, чтоб меня оштрафовали, – сказал он.
Я молча исполнила его просьбу и всю дорогу до замка не отрывала взгляд от своего темно-красного флакона с духами. У меня не было желания разговаривать.
К счастью, Маркус словно понимал это, потому что за всю дорогу не проронил ни слова. А может, он догадался об истинной причине моего побега. Еще бы: я так настойчиво расспрашивала его о проклятом Грейсоне…
Где твой разум, Мария? Ведешь себя как сумасшедшая идиотка. Молчи. Всегда молчи и будь счастлива. Улыбка не должна сходить с твоих губ. Ты – свободна. Ты прекрасна. Жизни людей – твоя вотчина. Ты – жнец Смерти. Ее помощник. И ты не опустишься до того, что настойчиво навязывает тебе Жизнь.
***
Через полчаса после нашего возвращения в замок, пришло время раскрыть подарки, и, нужно сказать, малыш Седрик очень профессионально и быстро развернул всю ту кучу коробок, которую ему надарили. Кажется, этот маленький вампир – самый счастливый ребенок в мире. У него есть все, что лишь может пожелать и придумать мозг трехлетней разумной персоны. Мой подарок – маленький, но невероятно качественный и быстрый игрушечный вертолет тоже пришелся Седрику по вкусу, поэтому с момента знакомства, эта парочка не расставалась ни на миг: вертолет летал по замку, а Седрик бегал за ним с пультом дистанционного управления. Малыш просто сиял от счастья. Что ж, я была чрезвычайно довольна собой, потому что подарок его матери – коллекция разноцветных книг с польскими сказками, была забыта в тот же миг, как он, развернув коробку, почти мгновенно отбросил ее к горе уже открытых подарков. Никогда не забуду то острое чувство удовлетворения, когда лицо Маришки покрылось нескрываемым разочарованием при виде того, какая судьба настигла ее «выбранный с огромной любовью» подарок. Наши родители подарили внуку черную как смоль арабскую лошадь, которая, по их заверениям, ждала маленького, но гордого владельца в загородном коттедже Маришки и Маркуса. Конечно, же, Маришка тут же выразила сомнение, что «дарить ребенку взрослую лошадь – это опасно, почему не пони?», отчего все присутствующие, включая ее супруга, закатили глаза. Миша и Фредрик преподнесли племяннику синтезатор, выразив надежду, что скоро услышат произведения его собственного сочинения. Дорогие, напыщенные подарки. И лишь Седрик совершил нечто вопиюще волшебное – подарил племяннику мяч и обещание играть с ним в футбол, когда того пожелает малыш, и если Седрик-старший будет в зоне досягаемости (думаю, он имел в виду не отъезды, а нежелание выхода из своей меланхолии и одинокого добровольного заточения в своем мрачном мире).
Подводя итог: праздник удался.
Но вскоре, к счастью, пришло время расставаться. При прощании я подарила моей милой Мише красивое дорогое платье, которое заказала в лучшем ателье Торонто, по моему эскизу. Миша пришла в восторг, бросилась обнимать меня и в который раз напомнила мне о моем обещании приезжать на каждый ее День рождения.
«Ох, Миша, ты просто пользуешься моей любовью!» – пронеслось в моей голове. Но ее счастливые глаза тут же убили во мне всякие надежды на отговорки.
– И помни, что ты всегда можешь к нам приезжать, в любое время года и суток! – щебетала Миша, не выпуская меня из своих объятий. – Мы всегда тебе рады!
Я подавила смешок. О, да, Фредрик – уж точно. Наивная сестренка…
– А, может, мы сами прилетим к тебе в Торонто! – вдруг воскликнула Миша.
Я тут же отстранилась и бессильно улыбнулась: нет, только этого не хватало!
– Не думаю, что это – хорошая идея… У меня не будет свободного времени развлекать тебя, понимаешь? Я работаю сутками… – не зная, как убедительнее солгать, залепетала я.
От одной мысли, что Миша ненароком столкнется с одним из моих смертных «ухажеров», поджидающих меня дома и на работе, меня охватил ужас. Миша не должна знать. Это будет… Конец. Конец меня. Конец ее любви ко мне. Моя гибель. Нет.
– Ничего страшного! Мне хватит даже пару часов в день! Ведь Фредрик полетит со мной!
Фредрик прикрыл ладонью насмешливую улыбку.
– Миша… – Я схватила ее ладони и заглянула ей в глаза. – Не нужно лететь ко мне. Я сама прилечу к тебе. Честно. На неделю. Только ты и я. Договорились?
– Великолепная идея, Мария. Если ты прилетишь в декабре, когда я уеду навестить родителей, – это был бы идеальный визит, – сказал Фредрик. В его голосе явно прозвучала ирония, но, кажется, Миша не заметила ее, потому что тут же согласилась с его мнением.
Не знаю, почему, но моя младшая сестра не хотела замечать того, что я и ее супруг предпочитали не видеть друг друга. Это хорошо, черт побери, ведь, если мы заставим ее выбирать общество лишь одного из нас, она выберет Фредрика. Она любит его. Я не могу потерять ее. К счастью, Фредрик знал это, знал, как сильно я люблю Мишу. И он терпел это, галантно согласившись покинуть супругу на целую неделю, ведь я прекрасно понимала, что визит к родителям – это ложь.
Итак, я покинула Прагу, связанная обещаниями и прекрасным чувством свободы.
Этот день утомил меня. Столько эмоций. Слишком много для одного дня.
Прилетев в Торонто и забросив чемодан в квартиру, я поспешила в ближайший ночной клуб. Утром вышвырнула за дверь очередное смертное сердце.
Глава 4
Полночь.
Большая желтая луна освещает своим светом неспящий Торонто. Луна светит так ярко в эту ночь, что уличные фонари лишь бесполезно поблескивают своим электрическим мертвым светом. Есть только это бесконечное глубокое черное небо и эта луна.
Я наслаждаюсь одиночеством и этой живописной картиной. Мой широкий длинный балкон, к счастью, стал прекрасным местом для ночного созерцания. Я лежу на узкой софе. Мои босые ноги покоятся на большой твердой бархатной подушке. Комфорт. Уединение. Бутылка свежей крови. Хрустальный винный бокал. Идиллия. Я отрешилась от всех звуков. Ни голоса соседей, ни парочка в соседнем доме, смотрящая фильм ужасов, ни шум машин. Ничего. Тишина.
И в этой тишине ужасным страшным голосом кричат, визжат, не дают мне покоя мои мысли. Я не могу отделаться от них. Каждый раз, когда я желаю просто уйти от реальности, хоть на секунду, она врывается ко мне, нежданная, нелюбимая. Я ненавижу ее. Извечный непрошенный гость, перед которым любой спешит закрыть двери и не впускать его на порог. Но эта стерва выбивает дверь, ломает замки и врывается, заполняя собой все пространство. Она в моей голове. Она шепчет мне, что я несчастна. Она унижает меня. Меня, как личность. Меня, как женщину. Меня, как существо, обладающее высшим разумом на этой чертовой планете.
Я люблю жить. Но Жизнь ненавидит меня и превращает мое существование в вечный ад. Тот Ад, в который верят люди. Но люди получают его лишь после смерти. Я же – наказана при жизни. Уже восемь лет я живу в жадном, неистовом пламени. Я не чувствую физической боли. Это пламя уничтожает меня морально. А душа… Если она когда у меня и имелась, теперь ее точно нет. Она сгорела. Рассыпалась. Я горю и рассыпаюсь…
Я не должна была приезжать. В тот день.
Прага. Свадьба Маришки. Я захожу в огромный полутемный собор Святых Павла и Петра. Гости. Идеальные создания. Вампиры, как и я.
Вампирская свадьба. Повод достать из гардероба лучшее. Любимое. На мне – мое короткое красное платье. О, как я люблю его. Мои волосы распущены и свободно ниспадают до пояса, стыдливо прикрывая своей красотой обнаженность моей спины, которую дарит глубокий вырез платья. Красные туфли. Я неспешно занимаю место в первом ряду скамей, рядом с Мартином. Все прекрасны. Боги и богини на земле. Мама интересуется у Миши, познакомилась ли она с Седриком. Сам Седрик стоит у престола, рядом с пастором. Боже, как он величественен. Но его лицо отрешено, глаза опущены на пол. Его нет здесь. Он где-то далеко. Миша отвечает матери, что у нее нет никакого желания знакомиться с этим «угрюмым типом», и мама тут же одергивает ее, а затем вполголоса извиняется перед Морганами и гостями за неуместное поведение младшей дочери. Маркус быстрым шагом занимает свое место. Он взволнован и не скрывает это. Мартин шутливо говорит мне, что, видимо, тот, кто шил мое платье, явно сэкономил ткань, но оглушающий звук органа сводит на нет все разговоры и наполняет собой собор. Гости встают. Маришка, под руку с нашим отцом, проплывает к алтарю. Все так мило, что хочется саркастически улыбнуться и закатить глаза, но я сдерживаю себя. Не отрываю взгляд от Седрика…
– Моя прекрасная соседка скучает?
Голос моего соседа-плейбоя заставил меня вздрогнуть.
– Знаешь, Трой, я обязательно закажу непроницаемый черный настил на мой балкон, чтобы ты больше не смел совать свой нос на мою территорию, – скучающим тоном сказала я и сделала глоток из бокала с кровью. Все равно Трой ничего не поймет. Я могу пить кровь у него перед носом, но и тогда этот тупоголовый миллионер не распознает, что в бокале у меня – совсем не красное вино.
– Хочешь сказать, что ты просто так, без какой-либо цели, лежишь на своем открытом балконе, в одном лишь сексуальном нижнем белье? – томно ответил мне Трой.
Я посмотрела на него: его похотливый взгляд ласкал мое прекрасное белое тело.
– Это не нижнее белье, Трой. Это – халат, – спокойно заметила я.
Черный шелковый халат. Распахнутый. Под ним – красное шелковое белье.
– Когда ты, наконец, пригласишь меня к себе? Надоело быть всего лишь слушателем.
– Если я захочу переспать с тобой, то обязательно сообщу тебе об этом. Но, боюсь, этого никогда не случится – ты не в моем вкусе, мальчик, – устало сказала я. – А теперь пошел вон и оставь меня в покое, иначе, я рассержусь.
Как он надоел, этот идиот. Каждый раз, когда я прохожу мимо, он облизывается, как самовлюбленный, заласканный кот.
– Оставить тебя в покое? – ехидно улыбнулся он. – Мария, ты сама понимаешь, что сама этого хочешь. И я всегда в твоем распоряжении.
– Да, да, знаю. Это все? Спокойной ночи, Трой.
– Спокойной ночи, тигрица.
«Сучка» – пробормотал он, не зная, что я слышу его.
– Еще какая, – с кривой улыбкой сказала на это я.
На миг его лицо посерьезнело, но затем, уверенный в том, что я прокомментировала его «тигрицу», он подмигнул мне и ушел, громко захлопнув дверь на балкон за своей спиной.
«Нужно съезжать из этого сумасшедшего дома. Все было бы прекрасно, если бы не соседи… А может, купить дом, где-нибудь в провинции? Но так, чтоб недалеко от Торонто… Черт, эти мерзкие людишки везде! Куда от них спрятаться?» – с тоской подумала я, пригубив бокал крови.
***
Люди. Они везде. Стояли, раскрыв рты, глазея на нас. В тот день.
– Прошу прощения, миссис Мрочек. Я ужасно опоздал.
Я поворачиваю голову вправо.
На меня смотрит он.
Брэндон Грейсон.
«Как же я ненавижу тебя!» – проносится в моей голове.
Он чарующе улыбается, а затем его внимание целиком и полностью поглощает свадебный процесс.
А я стою, еле скрывая мелкую дрожь отвращения и ненависти. С чувством, будто меня окунули в ванну дерьма и заставили быть здесь, в этом чертовом костеле, быть посмешищем. Я ничего не вижу, ничего не слышу и не чувствую. Желаю лишь одно – убраться отсюда подальше. Выбежать из костела с криками отвращения. Кричать о том, как я ненавижу этого сукиного сына. Кричать так громко, чтобы заглушить своим криком ропот мира. Но я смиренно остаюсь на своем месте до самого конца свадебной церемонии. Я слаба. Нет, меня просто больше нет. Меня нет.
***
– Мне очень нравится этот снимок, но тот турист испортил все, что можно было испортить. – Я раздраженно вздохнула, показывая моей модели тот самый испорченный снимок.
Чертов незнакомец, в ярко-желтой куртке, нежданно-негаданно появился в кадре в тот самый момент, когда я нажала на кнопку. И теперь позади прекрасной Айсы отчетливым уродливым пятном желтела его чертова куртка. Но, заметив, что его присутствие явно портит нашу фотосессию, злополучный турист поспешил скрыться.
– Мне очень жаль, но тебе придется еще раз принять тут же позу на том же месте. – Я взглянула на девушку. – Прости, я знаю, что тебе холодно, но это очень важно.
Айса. Девятнадцатилетняя исландка. Красивая и высокая. Именно та медсестра, о съемке которой я мечтала с тех пор, как впервые увидела ее в кафе ее маленького родного города. Я тут же познакомилась с ней, взяла ее данные и, с ее позволения, сделала пару снимков ее прекрасного белого лица. Ее белые волосы, брови и ресницы – совершенно белые, как снег. Но белы не так, как у альбиносов. Ее красота – само воплощение Севера, его красоты и мощи. Именно так, по-моему, должна выглядеть неподражаемая скандинавская богиня красоты Фрея, которая переродилась в облике волшебной юной Айсы. Сегодня я снимала ее на фоне угрюмого, полного больших острых камней океанского берега. Темно-синие, почти черные волны врезались в эти камни и разбивались ледяным дождем позади моей современной Фреи. Сумерки. На девушке – полупрозрачное черное платье, которое почти сливается с окружающей его мрачной темной красотой этого места. Белоснежная кожа едва-едва пробивается из-под ткани платья, а волосы словно застыли в воздухе, подчиняясь ветру. Айса воплощает собой одинокого призрака, древнего духа, Фрею, спустившуюся на землю в поисках покоя.
Шесть градусов тепла. Мне жаль Айсу.
Но эта девушка превзошла все мои ожидания и стойко выдержала все мои требования, холод и ледяные брызги океана. Она была так послушна и кротка, что я дала себе слово не убивать ее. Айса слишком прекрасна, слишком возвышенна. Даже для меня. Особенно для меня.
После съемок, я торопливо укутала это небесное создание в теплый плед, усадила ее в машину, и мы поехали к ее дому, где я передала Айсу в руки ее беспокойных родителей. Меня пригласили на ужин, но я отказалась, сославшись на уже купленные билеты в Лондон, где у меня была назначена следующая съемка и интервью с одним из известнейших английских журналов репортажной фотографии «Colour world». Для этого я купила билеты за три дня до встречи с главным редактором, чтобы успеть распечатать свои лучшие фото. Ведь, несмотря на то, что я снимала моделей, в свободное время я снимала мир. Простых смертных. В аэропортах. На перронах. В метро. На улице и в кафе. Детей и стариков. Красивых и не очень. Уродливых. Калек. Саму Жизнь во всем ее противоречивом многообразии. Но и Смерть. Три года назад мне удалось запечатлеть ее. В Торонто. Парень прыгнул под прибывающий поезд. И я сделала это: самоубийца остался висеть в воздухе, прямо по центру огромного железного носа поезда. Не понимающий, что происходит, машинист, нахмуривший густые брови, безмолвно смотрит вперед. За секунду до того, как поезд раздавит, разнесет на куски тело самоубийцы. Открытий в ужасе рот девушки, протягивающей руки к тому, что решил покончить с Жизнью. Наверное, его девушка. Теперь неофициальная вдова. Лучший снимок, сделанный мною за все годы моего увлечения фотографией.
***
– Я впечатлен, мисс Мрочек. Для ваших фотографий нужно открыть независимую выставку, – сказал главный редактор Бернар Аттик. Он выглядел весьма внушительно.
Мы сидели в его большом светлом от четырех больших настольных ламп кабинете, обставленном со вкусом, но слегка тронутом беспорядком. На черном деревянном столе редактора ютились десятки папок, открытый ноутбук, множество листов, писем, а на самом краю притаилась маленькая белая чашка с кофе. Одно неверное движение локтя – и она упадет на голый паркет и рассыплется на куски. Но, кажется, главный редактор так привык иметь ту самую чашку именно на том месте, что за ее сохранность я не волновалась.
Мистер Аттик был профессионалом. И я уважала его. Я уважаю совсем немногих людей. Но его нюх, чутье и вкус – были выше всяких похвал. Правда, фамилия у него забавная. Но это даже мило.
– Правда? – скромно отозвалась я, прекрасно понимая, почему он так впечатлен.
– Да… Ваши фотографии… Я никогда не видел ничего подобного. И вы ведь занимаетесь модельными съемками? – Бернар рассматривал мои фотографии уже по второму кругу. – Вот эта. Просто волшебна.
Я взглянула на фото: ах да, случайный снимок в маленьком кафе Ливерпуля. Маленький мальчик незаметно кормит толстого коротконого пса вареной сосиской, в то время как мать мальчика сидит за столиком и сосредоточенно красит тушью ресницы. Рот женщины широко приоткрыт, словно это помогало ей в ее занятии. Черно-белый снимок. Начало двухтысячных.
– Мило, очень мило. Так что скажете? – пробормотал Бернар, все еще созерцая каждую деталь фотографии.
– На что? – переспросила я, терпеливо ожидая, пока восторг мистера главного редактора уляжется и начнет работать его мозг.
– На выставку.
– Вы не шутите? – изумилась я. Вот это поворот! Своя выставка в Лондоне!
– Ваши работы чертовски хороши, мисс Мрочек, и я не желаю, чтобы вы шли искать признания в другой журнал.
– Я вся ваша, мистер Аттик, – шутливо сказала на это я. – В какие сроки?
– Пока что наша галерея занята выставкой Наяды Оливецкой. На тему отцов и детей. Знакомы с ее работами?
– Еще бы! Насколько я знаю, она признана самым влиятельным фотографом Восточной Европы.
– Ее выставка завершается через две недели. Оформление вашей займет около недели.
– Значит, три недели ожидания. Не так уж плохо!
– Но мне нужно показать ваши работы нашему спонсору. За ним будет последнее решение, – вдруг сказал мистер Аттик.
Я усмехнулась. Черт. Так всегда – только успеешь обрадоваться, как твою радость убивают всего одной фразой.
– И кто же ваш спонсор? – поинтересовалась я. – Тот же, кто спонсирует Наяду Оливецкую? Тогда у него отличный вкус. Кстати, не подскажете, где я могу встретить саму Наяду… – И в этот момент в моей сумочке громко зазвонил смартфон. – Черт, прошу прощения. – Я вытащила смартфон из сумки. – Я отлучусь на минуту, это важный звонок.
– Не стесняйте себя, мисс Мрочек, – благодушно улыбнулся Бернар.
Я улыбнулась в ответ и вышла в коридор.
– Да, мам, привет, – тихо сказала я в трубку. – Я сейчас занята, это срочно?
– О, прости, не хотела беспокоить тебя. Просто ты не звонишь, а я хочу знать, как дела у моей девочки.
– Дела у твоей девочки лучше не бывает. Я в Лондоне, и главный редактор «Colour world» хочет организовать выставку моих работ! – с ноткой счастья в голосе сказала я.
– Вот это да! Мои поздравления! И когда? Я и папа обязательно прилетим на открытие!
– Это здорово. Но давай пообщаемся позже, я перезвоню, как буду свободна.
– Да, конечно. Но это прекрасная новость! Поздравляю!
– Спасибо. Созвонимся позже.
– Да. Целую.
Я улыбнулась. Нет сомнений – сейчас мама обзвонит всех родственников.
Вернувшись в кабинет мистера Аттика, я застала последнего за составлением контракта.
– Я созвонился с нашим спонсором. Он приедет через пару часов, чтобы ознакомиться с вашими работами. – Мистер Аттик широко улыбнулся. – Но, между нами, мисс Мрочек, я абсолютно уверен в позитивном решении.
– Было бы восхитительно, – тоже улыбнулась я, все же недовольная, что мои работы нуждаются в одобрении какого-то смертного.
– Поэтому, если вы не против, я попрошу вас оставить ваши фотографии до вечера, а в шесть часов вы сможете забрать их.
– Что ж, если таковы условия вашего спонсора, то, конечно, я приду за ними позже.
– Я в свою очередь обещаю, что все ваши тридцать снимков будут в целости и сохранности. И, естественно, я был бы рад и доволен сотрудничать с вами, мисс Мрочек.
Мы пожали друг другу руки, и мистер Аттик вдруг сконфуженно улыбнулся.
– О, прошу простить мою оплошность! Мне следовало заказать для вас кофе или чай…
– Нет, что вы… Мне не холодно, поверьте, – поспешила перебить его я.
Он по-джентльменски посчитал, что холод моих рук – дело, как ни банально, холода.
Милый смертный, не поспоришь. Таких мало.
– До свидания, мистер Аттик, я зайду в шесть. – Я забрала свою сумку и шерстяной кардиган и направилась к двери.
– До вечера, мисс Мрочек.
Впереди меня ожидали три часа ожидания, а возвращаться в отель мне не хотелось. Я поймала такси и отправилась на выставку Наяды Оливецкой. Вдоволь надышавшись ароматом репортажной фотографии, которую я бы назвала «социальной», так как работы этого молдавского фотографа отражали в себе быт и конфликт поколений, и, представив, как именно я оформлю свою выставку, я вернулась в офис «Colour world», чтобы узнать свой приговор.
– Ваши работы пришлись ему по вкусу. Поздравляю. – Мистер Аттик улыбнулся, но я заметила, что он явно что-то скрывал, и это что-то доставляло ему душевный дискомфорт.
– Что ж, я рада. Значит, самое время подписывать контакт? – спросила я. – Но вы чем-то встревожены. Видимо, при ознакомлении с моими работами у вашего спонсора возникли какие-то вопросы?
Моя прямота не смутила Бернара. Еще бы – он двадцать семь лет проработал в этом журнале, на посту главного редактора и повидал многое.
– Нет, все прошло гладко. Ему очень понравились ваши работы. Это правда. Но он согласен организовать вашу выставку лишь при одном маленьком, я бы сказал, ничтожном условии.
– Что за условие? – нахмурилась я.
– Он желает купить одну из ваших работ, и с условием, что вы больше никогда ее нигде не опубликуете. Все варианты, все файлы.
– Хм, интересное условие! – усмехнулась я. Это мне даже льстило. – Ему так понравилась моя работа?
– Когда он дошел до этой фотографии, то рассматривал ее минуты три. Обычно, он просматривает каждую работу секунд за десять.
– Какая именно фотография? – Меня съедало любопытство.
– Вот эта. – Мистер Аттик протянул мне фотографию. – Она не будет объектом выставки.
А 4. Девушка, ждущая трамвая. Десять лет назад. Один из не самых благополучных районов Праги. Признаться, не самая моя любимая работа. Я сфотографировала эту девушку случайно, потому что меня восхитили ее длинные густые волосы, слегка растрепавшиеся от ветра. Была осень, и эта девушка была одета в длинное черное пальто. Руки спрятаны в карманах. Выразительные карие глаза прищурены. Хм. И этот снимок настолько поразил «великого и ужасного» спонсора, что он готов был выкупить на него все права?
– Если ему так нравится это фотография, я не могу лишить человека радости обладания ею, – серьезным тоном, но с ироний, сказала я. – Так, как вы сказали, имя вашего спонсора?
– Мистер Брэндон Грейсон.
Мой рот приоткрылся, но из него не вылетело ни звука. Я впала в ступор.
– Вот как. – После долгой паузы все же выдавила я.
– Все в порядке? – слегка обеспокоенным тоном спросил мистер Аттик.
– Да. Просто… Я знакома с ним. Это один из друзей моей семьи. Не знала, что он занимается выставками, – непринужденно сказала я. – И давно?
– Это будет седьмая. Мистер Грейсон очень щедр и поддерживает молодые таланты. Такие, как вы, мисс Мрочек.
Я усмехнулась. Про себя. Назвать меня молодой мог бы только смертный.
– Я польщена. Так что насчет контракта? Если мы все выяснили, и я готова отдать все права и все файлы на эту работу, я готова поставить свою подпись и поехать в отель, – улыбнулась я.
Все прошло без лишних слов. Контракт был подписан. Официальная дата открытия выставки была назначена на десятое октября.
Сев с такси и приказав отвезти меня в отель, я набрала номер Маркуса.
– Мне нужен номер Брэндона. Это срочно, – коротко сказала я.
Да, у меня не было номера Брэндона. Никогда даже не представляла, что буду иметь с ним дело.
Маркус, к счастью, без лишних вопросов, прислал мне номер, и я тут же набрала его. Мои пальцы делали это сами, вне зависимости от моего желания никогда не общаться с Грейсоном. Я ненавижу его.
Но мне нужно было знать. Зачем ему понадобилась эта фотография. Ведь он прекрасно знал, что ее автор – я.
– Брэндон Грейсон. – Я услышала его красивый низкий голос.
– Зачем тебе эта фотография? – пытаясь изобразить шутливый тон, спросила я.
Видимо, он усмехнулся. Я это чувствовала.
– Это ты, Мария. Должен признать, ты – отличный фотограф.
– Это я знаю. Так зачем тебе эта фотография?
– Ты подписала контракт?
– Да.
– Я не обязан отчитываться перед тобой.
– А я не обязана продавать ее тебе. – Его спокойный равнодушный тон обжигал меня.
– Ты уже это сделала.
– Но я все еще не огласила сумму.
– Ты права, самое время.
Я отчаянно не хотела продавать ему свою фотографию. Нет, черт побери, нет!
– И сколько ты дашь за нее?
– Твой вопрос некорректен. Ты автор – и это твое право назначать цену.
– Тогда я хочу за нее… Скажем, миллион. – Я нарочно назвала эту высокую цифру. Вряд ли он захочет покупать за такие деньги какую-то маленькую фотографию.
– Достойная сумма для достойной работы, – как ни в чем не бывало, сказал на это Брэндон.
– Ты шутишь? – вырвалось у меня.
– Это окончательная цена?
– Тебе так нужна эта фотография?! – не смогла удержаться я.
– Нужна? Нет. Но мне нравится ее эстетика.
– Тогда я не продаю ее.
– Поздно. Ты подписала контракт. Ты обязана продать ее мне.
– Знаешь, что, Брэндон? Я продам тебе свою работу, но лишь потому, что мне, черт подери, нужна эта выставка! А ты мерзавец, каких мир не видел!
Он рассмеялся.
