Текст книги "Убийца возвращается дважды"

Автор книги: Анна Князева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава 3. Страшная история

Утром следующего дня, придя на работу, Платонов открыл сейф, сгреб папки и за несколько приемов перенес их на стол. Сложив несколько папок в стопку, он взял ее в руки и направился к двери.

– Ты куда? – Войдя в кабинет, Анна сняла пальто и повесила его на рогатую вешалку.

– В архив.

– Положи папки на место.

– Но вы же сами распорядились их унести.

– Когда?

– Вчера вечером.

– Сегодня распоряжение отменяется. – Она подошла, порылась в папках и, отыскав нужную, положила на свой стол.

– Ну хорошо, а мне-то что теперь делать? – спросил Павел.

– Еще раз пересмотреть все дела.

– Еще раз?!

– Теперь действуем иначе.

– И как?

– Ориентируйся на дату – ноябрь тысяча девятьсот восемьдесят девятого, плюс-минус три года. Меня интересуют убийства, изнасилования, нападения на женщин и детей в областном центре и в области. Особое внимание обращай на преступления, совершенные неизвестными лицами, и на отсутствие мотива преступления.

– Ну, вы даете, Анна Сергеевна! – Павел обескураженно вскинул руки. – Выходит, снова здорово? Сами же сказали, что такие дела – невывозные.

– Бери и делай, что говорят. – Она уселась за стол, раскрыла папку и мрачно напомнила: – Кто из нас двоих руководитель аналитической группы?

– Вы, – обиженно ответил Платонов.

– Вот и выполняй.

– Хоть бы объяснили зачем.

– Потом объясню.

До самого обеда Платонов не сказал ей ни слова. В двенадцать он вышел из-за стола и натянул на себя куртку:

– Я на обед.

– Иди, – не поднимая головы, ответила Анна.

– Вам что-нибудь принести?

– Только кофе. – Она отстраненно посмотрела на него и уточнила: – Американо с одним кубиком сахара.

– Там сахар в пакетиках.

– Ну так возьми для меня один.

Минуты через две после ухода Платонова в кабинет деликатно постучали.

– Войдите! – крикнула Анна.

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула женская голова в меланжевой шляпке.

– Можно?

– Здравствуйте, Елена Васильевна! – Анна поднялась и вышла навстречу. – А я ожидала вас позже.

Колодяжная вошла в кабинет и замерла у порога.

– Я здесь с одиннадцати часов. Все думала, может, вы пораньше освободитесь. И вот ведь, пожалуйста…

– Снимайте ваше пальто, садитесь. – Анна указала на стул и села сама. – Должна заметить, с вашим делом есть кое-какие сложности…

– Вы мне отказываете? – от волнения Елена Васильевна привстала.

– Нет-нет, я не об этом. Просто не успела как следует изучить следственные материалы, и у меня появились вопросы.

– К бывшему следователю?

– Нет. К вам.

– Я много раз давала показания, – удивилась Колодяжная. – И первому следователю Казнову, царствие ему небесное, и тому, что был после него, и потом Ускову…

– Усков… – Анна покопалась в памяти и спросила: – Это тот следователь, что ходатайствовал о приостановке предварительного расследования?

– Григорий Кузьмич – последний, кто вел мамино дело, и это он отправил его в архив. Только не подумайте, что я с этим смирилась! Я писала заявления областному прокурору, начальнику областного следственного управления и в Москву.

– Требовали возобновления следствия?

Колодяжная кивнула:

– Да, каждый год. И каждый год получала отписки. Отказ в связи с неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого, отказ в связи с истечением срока давности, отказ в связи с тем, отказ в связи с этим… Две папки набралось.

– Срок давности нам не указ, – заметила Анна. – Расследовали дела и постарее. Проблема не в этом.

– А в чем? – встревоженно поинтересовалась Елена Васильевна.

– В деле не за что зацепиться. Фотографии места преступления из рук вон плохие. Нет ни подозреваемых, ни свидетелей…

– А как же я? Я – свидетель!

– Ну, хорошо. – Анна придвинула к себе исписанный блокнот и заглянула в него. – Пройдемся по основным вопросам, но прежде расскажите мне все, что запомнили.

– Может, лучше прочтете мои показания? В следственных материалах должен быть протокол.

– Лучше расскажите.

– Но вы же понимаете, прошло больше тридцати лет, – неуверенно промолвила Колодяжная.

– Понимаю.

– Кое-что я, возможно, забыла.

– И это я допускаю.

– Что-то могла напридумывать…

– А вот это вряд ли.

– Вы не понимаете… – Елена Васильевна провела по лицу ладонями, как будто умылась, и договорила с закрытыми глазами: – Все эти годы я только и делала, что переживала тот день снова и снова. Всякое лезло в голову. Могла ли я помешать убийце? Могла ли спасти маму? Конечно, могла… Всего-то и делов – выбежать на улицу и позвать на помощь. – Она сжала пальцы в кулаки и прижала к груди. – Это я не защитила ее, я не спасла!

– На момент совершения преступления вам было десять лет?

– Да, почти.

– Чем же вы могли ей помочь? – Анна взяла шариковую ручку и постучала колпачком по столешнице. – Если бы вы обнаружили себя, то поплатились бы жизнью.

– Мне очень тяжело! – Колодяжная схватилась за лицо и заплакала.

– Охотно вам верю. Принести воды?

– Нет, спасибо.

– Вернемся к нашим вопросам, – продолжила Анна. – Я читала протокол с вашими показаниями. Некоторые моменты мне непонятны и требуют пояснений.

– Все, что могу…

– В момент убийства матери вы были дома?

– Да, это же есть в моих показаниях.

– Опишите подробно свои действия.

– Я спала в своей комнате.

– Это ясно.

– Но потом проснулась.

– Что вас разбудило? Почему вы проснулись?

– Захотела пить и пошла на кухню.

– Та-а-ак… – протянула Анна.

– Спустилась по лестнице… Дом у нас двухэтажный, и моя спальня была на втором этаже.

– Спустились. Что дальше?

– Свернула в коридор и пришла на кухню. Оттуда услышала шум. Потом раздался мужской голос.

– Вы испугались?

– Нет, нисколько.

– Почему?

– Подумала, что к маме дядя Коля пришел.

Стерхова заглянула в записи и уточнила:

– Николай Гуляев, ее приятель?

– После смерти папы он часто к нам приходил. Чаще по вечерам, когда я уже засыпала.

– У них были близкие отношения? – спросила Анна и тут же покачала головой: – Впрочем, откуда вам знать, вы были ребенком.

– У них были близкие отношения, – с утвердительным кивком сказала Колодяжная. – Это я точно знаю.

– Простите?..

– Иногда взрослые даже не догадываются, как много о них знают дети.

– Готова с вами согласиться, – кивнула Анна.

– Когда я вспоминаю то время, сразу же представляю деревянные филенчатые двери, покрашенные белой краской. Одна из них, ведущая из коридора в мамину спальню, была застекленной. По чьей-то прихоти дверные стекла закрасили, и она ничем не отличалась от прочих. Когда приходил дядя Коля, мама запирала ту дверь на щеколду, но в уголке, у самого штапика[1]1
  Штапик – элемент филенчатой двери.


[Закрыть], краска облупилась, и на стекле возник прозрачный пятачок…

Анна догадалась:

– Через него вы подглядывали?

– Всего один раз, – поспешила заметить Колодяжная.

– Это как-то повлияло на ваше отношение к матери?

– Я ревновала. Тогда мне казалось, что она меня предала.

– Вернемся к той ночи, когда произошло убийство.

Елена Васильевна шмыгнула носом и продолжила:

– Я спустилась со второго этажа и свернула в коридор, чтобы пройти на кухню. – Она помолчала. – Наш коридор заслуживает того, чтобы о нем рассказать отдельно. Он был темным и длинным и начинался от самой входной двери. Через десять метров упирался в дверь туалета, поворачивал направо и через пять метров приводил на кухню.

– Оттуда вы услышали шум и мужской голос?

– Да. В то время я пила воду.

– Что было дальше?

– Подумав, что пришел дядя Коля, я отправилась назад, в свою комнату. А когда подошла к лестнице, услышала мамин крик.

– Откуда он доносился? – спросила Анна.

– Из спальни, она располагалась в конце коридора, у входной двери.

– И что вы сделали?

– Я подошла к двери, заглянула в облупившийся пятачок и увидела… – Елена Васильевна схватилась за горло и, скорчившись, выдавила из себя: – Простите…

Анна бросилась к кулеру, налила воды и принесла стакан Колодяжной:

– Пейте!

– Я сейчас… сейчас… – Спустя минуту женщина выпрямилась и подняла бледное лицо. – Простите. Когда я вспоминаю об этом, чувствую смертельный страх и будто цепенею.

– Мы можем прерваться.

– Нет-нет, – запротестовала Колодяжная. – Давайте продолжим сейчас, чтобы к этому больше не возвращаться. – Она выпила воды и, собравшись с силами, закончила: – Я заглянула в прозрачный пятачок на двери и увидела маму, которая ползла по окровавленному полу. На ней сидел мужчина. На моих глазах он перерезал ей горло ножом.

– Вы его узнали? – спросила Анна.

Елена Васильевна покачала головой:

– Нет, не узнала. Вы же читали протокол.

– Хочу услышать от вас. Возможно, это был Гуляев?

– Нет, не думаю… Помню лишь то, что видела капельки пота у него на лбу. Видела кончик его высунутого языка, когда он перерезал горло маме. Растрепанные волосы помню. Но только не лицо. – Елена Васильевна с отчаянием взглянула на Анну: – Думаете, так не бывает?

– Ну почему же.

– Вы мне не верите…

– Что было дальше?

– Дальше – темнота. Ничего не помню.

Анна недоверчиво поморщилась и напрямую высказала свои сомнения:

– Если бы вы потеряли сознание, преступник бы вас убил. В таких делах свидетелей убирают.

– Утром бабушка нашла меня в спальне на втором этаже.

– Это все?

– Пожалуй, да.

– Ну, что же, – сказала Анна. – Ничего нового я от вас не услышала.

Елена Васильевна вдруг тихо заговорила, как будто сама с собой:

– Мне часто снятся сны об этом. И в каждом сне все бывает по-разному. Теперь уж и не знаю, где сон, а где реальность. И только одно остается неизменным…

– Что?

– Страх и чувство вины.

Подумав, Анна спросила:

– Вас подвергали гипнозу?

– Не помню.

– Жаль, – огорчилась Стерхова, придвинула к ней блокнот и попросила: – Нарисуйте планировку первого этажа. – И, глядя, как неумело рисует Елена Васильевна, ткнула пальцем: – Дверь в спальню вплотную к входной двери?

– Да, очень близко.

– Теоретически, чтобы попасть туда с улицы, убийца должен был сделать всего пару шагов.

– Не больше. – Закончив рисовать, Елена Васильевна отложила ручку. – Вы можете прийти и сами все посмотреть.

– Простите, не поняла…

– Я приглашаю вас, приходите.

– Вы что же, и сейчас там живете?

– Мы с мужем сделали ремонт и кое-какую перепланировку, но, по большому счету, в доме все осталось так же, как прежде.

– Тогда обязательно приду и все посмотрю, – сказала Анна и поинтересовалась: – Вы не в курсе, жив ли Гуляев?

– Слышала, что живет на Качинских Дачах, в ста километрах отсюда.

– Адреса, конечно, не знаете?

– Нет. А зачем он вам?

– Хочу поговорить. Возможно, что-нибудь вспомнит.

– Я звонила, но он не захотел со мной разговаривать, – сказала Елена Васильевна. – Сказал, что не хочет возвращаться к этому делу. И это понятно, его тогда здорово потрепали.

– Номер телефона сохранили?

– Нужно поискать, но вряд ли найду.

Анна посмотрела в свои записи.

– У вашей матери были подруги? Помните кого-нибудь из них? Разумеется, тех, кто еще жив.

– Записывайте. – Колодяжная прикрыла глаза, будто припоминая. – Савельева Людмила…

– Видела протокол с ее показаниями. Сейчас ей за семьдесят. Жива ли?

– Жива. Ее дом неподалеку от нас, на улице Партизана Железняка.

– Номер дома? – Анна взялась за ручку.

– Тридцать восемь.

– В какой квартире проживает Савельева?

– Это частная застройка.

Стерхова записала адрес и задала следующий вопрос:

– Кто еще дружил с вашей матерью?

– Высоцкая, тетя Катя. Она давно переехала в Москву, жива или нет, не знаю.

– Отчество Высоцкой помните?

– Кажется, Николаевна. – Елена Васильевна резко выпрямилась и вдруг покачнулась. – Можно еще воды?

Анна во второй раз прошлась до кулера. Протянув ей стакан, спросила:

– Вам плохо?

– Нет, ничего…

– Давайте вызову «Скорую».

– Прошу вас, не надо!

– Как же вы доберетесь до дома?

– Внизу в машине ждет муж, он меня довезет. Могу я сейчас уйти?

– Да-да, пожалуйста!

Колодяжная встала и, едва волоча ноги, направилась к двери. Там она обернулась:

– Запишите мой телефон. Если буду нужна, звоните.

Глава 4. Беспросветный висяк

Никогда еще Анна не чувствовала такой неуверенности и не ждала неизбежного подвоха в работе. Ей казалось, за что сейчас ни возьмись – толку не будет.

Она поднялась из-за стола, взяла чистый стакан и до краев наполнила водой. Выпила, налила еще и снова выпила, будто оттягивая момент, когда ей нужно будет сесть за стол и продолжить работу.

И все же неизбежный момент настал, Анна открыла папку и в очередной раз просмотрела перечень содержащихся в ней документов. Она сосредоточилась на том, что было нужно. Нашла протокол осмотра места преступления, раскрыла свернутые вкладки и, не обращая внимания на схемы и фотографии, в очередной раз начала читать рукописный текст:

«Восьмое ноября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Осмотр начат в семь часов тридцать минут, окончен в десять часов сорок пять»…

– Три часа пятнадцать минут смотрели, а насмотрели с гулькин нос, – вслух прокомментировала Анна и продолжила читать документ:

«Дознаватель отдела дознания И. И. Казнов… В присутствии понятых…»

– Так… так… так… Это пропустим.

«Произвели осмотр места преступления – дом тридцать пять по улице Партизана Железняка и прилегающей территории. Здание дома белого цвета расположено вдоль улицы, территория не огороженная. Форма здания прямоугольная, имеется один вход. Подход к зданию просматривается с обеих сторон улицы. Дверь дома деревянная, коричневого цвета, имеет два врезных замка. При визуальном осмотре на двери с замками и дверной коробке видимых повреждений не обнаружено».

– А глазок? Был глазок? – Анна развернула вкладыш с таблицей и нашла фотографию двери. – Глазка не было. Значит, Панина могла открыть дверь любому, кто позвонил. Хотя, конечно, она имела возможность спросить…

«С внутренней стороны дверь имеет засов. Ригель засова находится в положении «открыто».

– Ну да… Иначе как бы зашел и вышел убийца…

«Коридор продолговатой формы, шириной полтора метра, длиной десять метров. Рядом с входной дверью, из коридора направо, дверь, через которую осуществляется вход в комнату, где найдено тело. Дверь остекленная, стекла с одной стороны закрашены краской».

– Все как рассказала Колодяжная…

«На внутренней стороне расположен шпингалет с ригелем в положении «открыто». На момент осмотра дверь была распахнута настежь».

– Закрыть ее было некогда, возможно, убийцу кто-то спугнул.

«Комната имеет прямоугольную форму, размер четыре метра на пять. В центре, на полу, находится труп женщины. Труп лежит лицом вниз, голова направлена к двери, ноги вытянуты по оси туловища. Левая рука согнута в локте, кисть руки вывернута ладонью вверх. Правая рука откинута в сторону ладонью вниз. Труп на ощупь холодный, на теле проступают трупные пятна. Женщина одета в светлую блузку, юбка поднята до уровня груди. Нижнее трикотажное белье белого цвета, трусы спущены к ступням ног…»

Анна прервала чтение и прикрыла глаза рукой. Со всей реальностью ей представилась картина, которую увидела десятилетняя девочка, и от этой мысли сбилось дыхание.

Через минуту она продолжила читать протокол:

«На вид женщине около тридцати пяти лет, рост сто шестьдесят, волосы темные, телосложение среднее. Глаза закрыты. На голове трупа со стороны лица имеются телесные повреждения, рот открыт, губы разбиты, слизистая преддверия рта сильно повреждена. На шее глубокая рана длиной двенадцать сантиметров».

Потрогав собственную шею, Анна прикинула, что разрез такой длины наполовину опоясывал шею некрупной женщины.

«Под трупом в области головы и шеи, груди и рук имеется лужа бурого цвета, жидкость похожа на кровь».

– Похожа на кровь. – Анна покачала головой. – Надо же, еще и сомневаются. Ну а что тут у вас с вещественными доказательствами?

«В правой от входа стене комнаты находится окно с двойной рамой. Шпингалеты на створках закрыты, окна заклеены бумажными полосами и утеплены ватой между рамами. Шторы на окне открыты, имеется тюлевая занавеска».

Сверившись с протоколом и убедившись, что территория дома не была огорожена, Анна по-думала, что при включенном свете с улицы комната хорошо просматривалась. Но был ли включен свет?

Она еще раз перечитала описание комнаты, но не нашла никаких упоминаний. Хотя, если подумать, ночью в темноте девочка не смогла бы рассмотреть капли пота на лице убийцы.

– Определенно, свет был включен.

Напрашивался вопрос: почему убийца не задернул шторы?

– Об этом нужно подумать.

«Далее, по часовой стрелке – слева от двери вдоль стены стоит разобранная полутораспальная кровать. В левом дальнем углу комнаты находится тумба, оклеенная текстурной бумагой «красное дерево». На полу у тумбы лежит нож с деревянной ручкой. На лезвии ножа следы бурой жидкости, похожей на кровь, длина лезвия двадцать пять сантиметров…»

– Ого! – присвистнула Анна. – Успел сбегать на кухню?

Она припомнила: по словам Елены Васильевны, от двери материнской спальни до кухни по коридору был один поворот и расстояние не меньше пятнадцати метров. Одно дело – проникнуть в дом, схватить женщину и затащить ее в ближайшую комнату, и совсем другое – для начала сбегать на кухню за ножом.

Смущал только один момент. Вместе с рукоятью нож имел такую длину, что убийца вряд ли принес его с собой.

– Где же правда?

«У противоположной входу стены стоит журнальный стол и два кресла. Под столом валяется пустая бутылка из темного стекла емкостью семьсот пятьдесят миллилитров, из которой ощущается винный запах. На бутылке путем изучения на просвет обнаружены следы, похожие на отпечатки пальцев. Копии следов изъяты с места преступления…»

Перелистав дело, Анна отыскала отчет о результатах сравнительного дактилоскопического анализа с именем обладателя «пальчиков». Им оказался Гуляев Николай Иванович, любовник Паниной.

– Интересно, как он выпутался из этой истории… – Анна отыскала протокол допроса Гуляева и с удовлетворением заметила: – Значит, все же был подозреваемым.

В «шапке» протокола она изучила личные данные Гуляева: образование среднее специальное, холост, детей нет. На момент убийства ему было тридцать. Разница в возрасте с Паниной составляла семь лет не в пользу последней. Согласно протоколу, Гуляев работал слесарем КИПиА на кирпичном заводе.

– Она была старше…

Анна пропустила графы о разъяснениях и правах, просмотрела краткую биографию и углубилась в чтение показаний:

«Седьмого ноября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, в период с двадцати часов вечера до восьми часов утра восьмого ноября я находился на дежурстве в ночную смену, что может подтвердить отдел пропусков и моя напарница по смене Савельева Л. М.».

Заметив имя подруги Паниной, которая жила по соседству с Колодяжной, Анна подумала, что хорошо бы с ней встретиться.

– Та-ак… А как ты открестился от пальчиков?

«Наличие моих отпечатков на бутылке могу объяснить тем, что шестого ноября я сам принес эту бутылку с вином в дом гражданки Паниной и выпил ее содержимое вместе с ней. Помимо этого, в доме имеются другие мои отпечатки пальцев, поскольку я часто его посещал».

– Ну, что же, вполне логично, – заметила Анна и, перелистнув протокол, нашла копию запроса следователя в отдел пропусков кирпичного завода.

К запросу был прикреплен ответ, в котором начальник отдела подтверждал слова Николая Гуляева. Та же информация содержалась в протоколе опроса сотрудницы кирпичного завода Савельевой: всю смену с восьми вечера до восьми часов утра Гуляев провел на рабочем месте в насосной станции.

– Так, а что у нас со временем смерти? – Анна отыскала заключение криминалиста.

«Ориентировочно смерть наступила в одиннадцать часов вечера».

Стало быть, у Гуляева было стопроцентное алиби. Вот почему он так легко отделался.

Анна еще раз пересмотрела фотографии с места преступления, особенно те, на которых имелся труп. Они были ужасными, как и все фотографии мертвецов. Но большинство снимков сделано так, как будто фотограф хотел что-то скрыть. Фото с ножом было затемнено до такой степени, что на нем едва различались черно-белые прямоугольники измерительной ленты.

Следующим документом, который взяла Анна, было постановление о признании и приобщении к уголовному делу вещественных доказательств. К документу была прикреплена квитанция о приеме вещественных доказательств на склад.

Среди перечисленных в списке предметов значился нож, пустая бутылка из-под вина, одежда и белье Паниной. Квитанцию Анна сфотографировала на телефон, чтобы при необходимости информация была под рукой.

Тем временем из коридора донеслись голоса и женский смех, дверь распахнулась, и в кабинет вошли Татьяна Краюшкина и Платонов, нагруженные тяжелыми папками.

Анна недовольно приподнялась со стула:

– Это еще зачем?

– После обеда мы встретились в вестибюле и, чтобы не идти порожняком, наведались в архив за новыми делами, – ответил Павел.

– Кто вас просил? Нам бы разобраться с тем, что имеем.

– Можем унести назад, – обиделась Татьяна Краюшкина.

– Оставьте, – махнула рукой Анна и многозначительно взглянула на Павла. – Платонов пусть продолжает работу по изучению следственных материалов. Для вас есть другое задание, нужно кое-кого разыскать.

– Записываю. – Краюшкина отложила папки и взялась за карандаш.

– Николай Гуляев и Екатерина Высоцкая. Гуляев предположительно проживает в населенном пункте под названием Качинские Дачи.

Татьяна кивнула:

– Знаю этот поселок, он в нашей области.

– Личные данные Гуляева найдете в протоколе допроса обвиняемого в том уголовном деле. – Анна указала на папку.

– Что по женщине?

– Высоцкая Екатерина Николаевна, год рождения неизвестен. Проживала в этом городе в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Потом, как говорят, переехала в Москву.

– Все поняла. – Краюшкина придвинула к себе папку с делом и раскрыла на перечне документов.

Павел заинтересованно сунул нос в разворот.

– Убийство гражданки Паниной неустановленным лицом? То самое дело? Неужели взяли его в работу?

– Нет, – ответила Анна.

– Но так ведь начали разработку.

– Пока не за что зацепиться.

Он предложил:

– Давайте я подключусь. Может, чем помогу.

– А ты и так помогаешь, – сказала Анна. – Скорее всего, преступник совершал похожие преступления, но их по недосмотру не объединили в общее производство. Так что ищи, Павел, ищи.

Заметив, что Стерхова направилась к двери, он поинтересовался:

– Уходите?

– К начальнику управления. Надо кое-что прояснить.