Текст книги "Роман без последней страницы"

Автор книги: Анна Князева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 14
Флешбэк № 3

Деревня Чистовитое

ноябрь 1943 года

Гулять начали после вечерней дойки, когда бабы вернулись с фермы. В контору пришли только взрослые. Туда, где пили самогонку, детей не пускали. Когда сели за стол, к конторе сбежалась вся детвора. Те, кто принес табуретки, смотрели в окна, другие толпились в дверях, а кто побойчее спрятались в конторских сенях. Детям ничего не давали. Если все начнут тащить со стола, что останется на гулянку?

Большинство баб пришли в чем работали: в длинных юбках и кофтах. Поверх кофты – фуфайка, на голове – тонкий платок, в таких ходили даже в морозы.

Лучше всех была одета Верка Ехременкова – в зеленом переливчатом платье и в блестящих галошах на босу ногу. Бабы по углам обсуждали ее мать. Та, хоть и прикинулась скромницей, на дочку сильно потратилась. Вот куда медок колхозный пошел…

Первую выпили натощак. Председатель Андрей Макарович встал и поднял железную кружку:

– Ну, бабоньки, за победу…

Он пил не так, как пили мужики в их деревне. Мужики – как? Хлоп – и готово. А этот – по глоточку. Возьмет в руку стакан и тянет целый час. Тянет и покачивается. Бабы говорили: как тряпку сосет. Поэтому – «с него вся деревня смеялась» – так говорили.

Было ему лет сорок. Никто не знал, откуда он взялся, поставили председателем, когда мужики ушли на войну. Ни отец, ни мать Савицкого в деревне не жили. На фронт его не забрали, он имел бронь. В колхозе судачили, если бронь – значит, больной. А как поняли, что Андрей Макарович здоров, решили, что он очень нужный в хозяйстве.

С утра председатель всегда был в конюшне. Туда к нему шли на поклон. Одной дай коня сено из лесу привезти. Другой – с пашни солому. Одет он был так же, как все: штопаные, в заплатках портки и фуфайка. Шапка хоть и кроличья, сшитая как попало из грубой шкурки.

Кролей в деревне держали только для шкур. С голоду помирали, но мяса кроличьего не ели. Считалось, лучше съесть мышь или крысу. А шкурки, как яйца и масло, сдавали по налогу в район.

Веселье за столом прибывало с каждым стаканом. Выпили бабоньки, зарумянились, сделались веселыми, озорными, а покуражиться не с кем. Петрушу Кустова в деревне за мужика не считали. Рядом с Андреем Макаровичем сидела его жена Нюрка Милкова. Они хоть и жили вместе, расписаны не были. Нюрка болела туберкулезом и сильно кашляла. Поблажек на работе ей никто не давал. Работала как все и пила наравне с мужем. А как запьянела – первой пошла плясать. Гармонист Мишка, тринадцати лет от роду, разом завел частушечную. Нюрка вышла на середину, топнула сапогом, подбоченилась и затянула пронзительным голосом:

 
Гармонист у нас один.
Гармонисту мы дадим.
Гармонисту надо дать.
Веселей будет играть!
 

Из-за столов повылезли молодухи. Сначала, будто стесняясь, выталкивали друг друга вперед. Потом стали неумело плясать: топали по полу, кто калошами, кто туфлями, кто сапогами. По очереди выскакивали в центр и выкрикивали, выплясывали частушку. На Обмолотках пели одни и те же – озорные да матерщинные.

 
Я иду, она стирает
Белу комбинацию.
Завалил ее в канавку,
Сделал операцию!
 

Манька не решалась выйти из-за стола, сидела на лавке рядом с мужем и со свекровью. Петруша ел за троих и только изредка поглядывал на пляшущих баб. Кустиха крепко выпила и, навалившись на стол, подпевала глухим, как из бочки, голосом.

Нюрка Милкова топала и топала сапогами. Рядом с ней блестящей зеленой змейкой крутилась Верка Ехременкова. Председатель смотрел на нее поверх кружки и потихоньку тянул самогон. Верка запела:

 
Голубо на голубо,
Зелено на зеленое.
Вся семейка боева.
В кого же я смиренная.
 

Андрей Макарович поставил кружку, выдохнул. Орлом вышел в круг и ну хлопать то по одному сапогу, то по другому, раззадоривая себя каким-то особым, лихим притопом. К нему бросилась Верка – красивая, бойкая, легкая. У Нюрки Милковой перекосилось лицо. Пляшет, ревность свою не показывает, но она все равно частушкой наружу вырвалась:

 
Говорила баба деду:
Не сиди за хатою,
Сукой буду, ухвачу
С-за угла лопатою.
 

Андрей Макарович подхватил Верку и закружил так, что у нее и ноги и душа от пола оторвались…

Нюрка бросилась к столу, схватила неполную четверть и жахнула мужа по голове. Бабы вокруг него заорали и вмиг разбежались. Андрей Макарович как стоял, так во весь рост и хлопнулся о пол.

Нюрка вцепилась в Веркины волосы и стала тянуть ее вниз. Никто не собирался их разнимать, бабы сгрудились посмотреть, кто кого одолеет: чахоточная Нюрка или молодая Ехременкова.

Верка визжала, извивалась и била кулаками куда придется. Не выпуская ее волос, Нюрка уцепилась за вырез Веркиного платья и дернула. Зеленые пуговки, как горох, запрыгали по полу. Из Веркиных глаз брызнули слезы.

В это время очухался председатель. Встал, схватил дерущихся баб и растащил их в разные стороны. Верка ревела в голос, одной рукой держала разорванное на груди платье, другой подбирала свои пуговки.

Нюрка Милкова куражливо улыбнулась, подняла руки над головой, стала топать и плавно покачивать бедрами. Гармонист заиграл Подгорну. Девки, не сговариваясь, разделились на пары и стали ходить, здоровкаться и кланяться, встречаясь друг с другом.

 
Ты подгорна, ты подгорна,
Широкая улица,
Почему, скажи, подгорна,
Сердце так волнуется?
 

Манька прела в фуфайке и ни в какую не хотела идти в круг. Петруша разинул рот и столкнул жену с лавки. Кустиха тоже встала и тяжелым шагом направилась следом. Пока Манечка танцевала, свекровь кружила вокруг нее будто коршун. Потом стащила с невестки фуфайку и бросила в угол.

– Вот, сыночек Петрушенька, смотри, кого взял! – заголосила она. – Глядите и вы, люди добрые, на позор! Нагуляла наша невестушка сраму! Принесла в подоле окаянная!

Манька обхватила живот руками. Всем, кто стоял рядом, и тем, кто сидел за столом, было видно, как он вздымается под старенькой кофтой.

– Осрамила на всю деревню! – Кустиха ударила ее по спине. – Иди, проклятая, откуда пришла!

Манька бросилась к двери и выбежала во двор. Все кинулись вслед за ней. Нюрка Милкова, жена председателя, – первой. Догнала Маньку, схватила ее за шиворот и вдруг отцепилась. Добрела кое-как до соснового пня, повалилась на него, из ее рта хлынула кровь. Тут подоспели бабы. На их глазах Нюрка и кончилась.

Верка Ехременкова склонилась и заглянула ей в лицо.

– Топала сильно… Наверное, легкое оторвалось.

Глава 15
Кто-то другой

– Не спишь?

Дайнека открыла глаз и пока не знала, что ответить по телефону.

– Спрашиваю, не спишь?

– Кто это? – хрипло спросила она.

– Але! Ты там чего?

– Нина?

– Я.

– А сколько сейчас времени?

– Двенадцать часов дня. Можно зайти?

– В каком смысле?

– В смысле – к тебе.

– А где ты?

Нина помолчала, потом велела:

– Короче, дверь открывай.

Дайнека встала с кровати и босиком вышла в прихожую. Открыла дверь и отступила.

– Спишь? – Нина вошла в прихожую.

– Имею право. Сессию, слава богу, сдала.

– Я даже домой не зашла. Сразу к тебе. Слышала? Убийцу нашли, он работал в той же съемочной группе. И чего мужику не жилось? Ее убил, а потом и себя.

– Ты откуда знаешь?

– Вера Ивановна рассказала.

– Она все еще собирает подписи?

– Нет. Сосредоточилась на убийстве. Кажется, это ее занимает.

– Посидишь?

– Пожрать что-нибудь есть? – Нина прошла в кухню и сунула нос в холодильник. – Да-а-а-а…

– Могу сварить вареники.

– Против бабулиных котлет – не потянет. – Нина достала пакет молока. – Можно?

Дайнека подала чистую кружку. Нина вылила туда молоко и подошла к окну.

– Гуляют вон…

– Кто? – поинтересовалась Дайнека и тоже посмотрела в окно.

– Светка с бабкой из шестого подъезда.

– Старухой в инвалидной коляске?

– Ее внучка у нас учится. На курс младше меня.

– В первый раз вижу, чтобы они гуляли, обычно старуха сидит на балконе.

– Живут только вдвоем, Светка учится и работает, когда ей гулять?

– Представляешь, – Дайнека облокотилась на подоконник и грустно сказала: – Сидит бабка одна в инвалидном кресле…

– Светка говорит: целый день она у окна. Всех соседей знает в лицо, и кто где живет. – Нина выпила молока. – Пойду. Бабуля там беспокоится.

– Вот всегда так. Лучше бы не будила.

– Жизнь проспишь. Спасибо мне скажи.

В дверь позвонили.

– Кто это? – с интересом спросила Нина и первой прошла к двери. Заглянула в глазок. – Молодой и красивый… – Она улыбнулась. – Не проспишь! Беру свои слова обратно. – Открыла дверь, впустила Сергея, кокетливо улыбнулась: – Это не вы давеча за фартучком приходили?

– Я… – стушевался Сергей.

– Реквизит не только здесь выдают, – заметила Нина.

– У вас мы одолжили «Ригонду».

Она понизила голос:

– Послушай, можешь этот гроб с музыкой куда-нибудь увезти?

В этот момент на лестничной площадке раздался старушечий голос:

– Нина, это ты?

– Я, бабуля! Иду, иду… – Она сделала большие глаза, приложила палец к губам и побежала домой.

Дайнека захлопнула дверь. Обернулась к Сергею.

– Уже знаешь?

– Потому и пришел.

– Что ты по этому поводу думаешь?

– Фигня какая-то получается. Никто в это не верит. Лидия Полежаева и Юра Цыбин… Полный абсурд!

– Думаешь, они не могли?

– Он-то мог, да она бы не стала. – Сергей в запале спросил: – Видела его?

– Видела. Но у него нашли ключ от квартиры. – Дайнека прищурилась. – Помнишь, я говорила, что третий ключ находится у преступника?

– Получается, ты права.

– С Тихоновым ты говорил?

– Говорил.

– Что он сказал?

– Тебе это не понравится.

– Ну? – Дайнека придвинулась к нему.

– Запасной ключ лежал в тумбочке в кабинете. Мы проверили – там его нет.

Она ненадолго задумалась.

– Значит, убийца забрал ключ номер два из тумбочки и сделал дубликат (номер три). Второй отдал Полежаевой, третий оставил себе. Все, как я и предполагала. – И Дайнека оценивающим взглядом окинула Сергея.

– Что? – спросил он.

– Ну-ка, выйди.

– Это еще почему? – заволновался Сергей. – Что я такого сказал?

– Выйди за дверь! – приказала она.

Он выскочил на площадку, не понимая, что происходит.

– Замри! – Дайнека хлопнула дверью. Через минуту открыла и торжественно объявила: – Это не Цыбин!

– Ну ты даешь! – Сергей расслабился. – Я думал, что ты меня прогнала.

– Я смотрела в глазок. Тот мужик, которого я видела ночью, – выше, чем ты. Какой у тебя рост?

– Метр восемьдесят три.

– А у Цыбина?

– Метр семьдесят, может, и меньше… Он худенький, поэтому казался ниже.

– А тот был плотный и выше тебя.

– Что же получается?

– Там был кто-то другой.

– При чем же здесь Цыбин?

– Ни при чем.

Сергей посмотрел себе под ноги:

– Думаю, ты все должна рассказать следователю.

– Рассказать, что я видела убийцу со спины? Это вряд ли Крюкову поможет. – Дайнека на Сергея посмотрела очень серьезно. – Знаешь, где жил Цыбин?

– Знаю, не раз бывал у него дома.

– Нужно поговорить с его женой. Можешь это устроить?

Он недоверчиво улыбнулся.

– С чего ты взяла, что она захочет с тобой говорить?

– Попробовать-то можем?

– Попробовать можем, но только после Юриных похорон.

– Некогда ждать, – заявила Дайнека.

– Знаешь, кого ты мне все время напоминаешь?

– Ну?..

– Навозную муху.

– Почему? – Это сравнение выбило Дайнеку из колеи. – Почему навозную муху?

– Такая же настырная и все время жужжишь.

Глава 16
Он не мог

Сергей повез Дайнеку в своей машине. Вдове Юрия Цыбина они решили предварительно не звонить, боялись, что откажет. Решили заявиться «нежданчиком». Такой циничный поступок могли оправдать только деньги, которые собрали члены съемочной группы на похороны.

– Ее зовут Оля, – сказал Сергей, остановив машину во дворе дома на проспекте Маршала Жукова. – Прошу тебя, деликатней.

Дайнека кивнула, хоть и не представляла, как начнет разговор. Одной рукой протянуть деньги, а другой взять вдову за горло: скажи все как есть.

«Ужас…» – Поднимаясь по лестнице, она умирала от страха.

Дверь квартиры была не заперта. В нее постоянно входили и из нее выходили какие-то люди.

Увидев знакомого, Сергей схватил его за руку.

– Похороны когда?

– Завтра.

– Оля там?

– В спальне. Тебе зачем?

– Наши деньги собрали, хотим ей немного помочь.

– Вы молодцы, – одобрил мужчина и стал спускаться по лестнице.

Сергей и Дайнека зашли в квартиру. Это была двухкомнатная хрущевка. В большой комнате скопилось много людей, по всей вероятности – родственников. В маленькой, куда вместились только кровать и стул, у окна сидела худая женщина в черном.

– Оля, – окликнул ее Сергей.

Женщина повернула голову и посмотрела сначала на него, потом на Дайнеку.

– Юры нет…

– Знаю, – Сергей приблизился к ней. – Олечка, наши попросили меня передать. – Он сунул в ее руку свернутые купюры.

– Зачем? – безразлично спросила она.

– Так принято.

– Это твоя девушка? – Вопрос прозвучал формально, однако он явился поводом для знакомства.

– Ее зовут Дайнека.

– Странное имя, – бесцветно проронила вдова.

– Если хотите, называйте меня Людмилой. Дайнека – моя фамилия. – Она была готова на все, чтобы хоть немного облегчить страдания Ольги.

– Мне все равно – пусть будет Дайнека.

– Оля, – снова сказал Сергей. – Она хочет поговорить.

– О чем?

– О Юре.

– Вы тоже думаете, что это он убил? – Казалось, на самом деле ей все равно, что они думают.

– Нет, – твердо заявила Дайнека.

– Нет?

– Я уверена, что ваш муж ни при чем.

В глазах Ольги блеснула надежда, тем не менее она проронила:

– У дома, где убили ту женщину, видели нашу машину…

– И это неудивительно – он там бывал по работе, – объяснила Дайнека.

– У него нет алиби…

– При чем здесь алиби, когда его нет в живых.

– В кармане нашли ключ… – сказала вдова.

– И здесь я спрошу, – Дайнека приблизилась, немного понизив голос: – Ваш муж ничего не рассказывал про то, откуда он взялся?

– Нет, ничего. Я никогда не видела у него этого ключа.

– Может быть, вы заметили что-нибудь необычное в его поведении в последнее время?

– Заметила. – Ольга подняла глаза полные слез. – У Юры был неоперабильный рак. Он боролся как мог, а продюсер в это время дал объявление об освободившейся вакансии режиссера по монтажу.

Сергей и Дайнека переглянулись.

– Юрий знал об этом? – тихо спросил Сергей.

– Знал. Это его и убило.

Дайнека опустилась на стул.

– Оля, расскажите, как все случилось.

– Я ждала его дома. Он позвонил, сказал, что еще на студии, велел мне ложиться спать. Я заснула. Утром, когда проснулась, его все еще не было. – Ольга приложила руку к груди. – У меня, знаете, сердце сразу почуяло. Я побежала в гараж. Здесь близко – две остановки, на улице Народного Ополчения. – Она страдальчески поморщилась. – По дороге вспомнила, что забыла ключи. Вернулась, опять побежала. В общем, когда я открыла дверь, сразу увидела Юру.

– Дверь была заперта?

– Да. Гаражный ключ висел на гвозде. Юра всегда так делал. Закроется изнутри, а ключ – на гвоздь, чтоб не терялся.

– Что было потом?

– Ноги у меня подломились, и я упала. Потом позвонила.

– Кому?

– Леше.

– Кто это?

– Алексей Петрович, его близкий друг.

– Родионов? – вмешался Сергей.

– Да, ты его знаешь.

– И что он?

– Приехал в гараж.

– Потом?

– Я не знаю… Все делал он.

– Ключ от чужой квартиры при вас обнаружили?

– Да. Когда приехали полицейские, Алексей сразу ключ опознал. Я даже не поняла, о чем идет речь. И когда мне сказали, что Юра и Полежаева… – Ольга уткнулась в ладони и зарыдала.

– Он не мог! – сердито заявила Дайнека.

Ольга подняла заплаканное лицо и зло выкрикнула:

– Мне плевать, мог или не мог! Юры больше нет!

В комнату забежали испуганные родственники.

Дайнека и Сергей попрощались и ушли восвояси.

Глава 17
Остроглазая наблюдательница

Из кухни долетел сквознячок.

«Светка форточку не закрыла».

Анастасия Петровна дотянулась до спинки кровати, сняла шаль и, накинув ее на плечи, расправила между поясницей и спинкой инвалидной коляски. Руками крутанула колеса и покатилась на кухню. Там взяла в углу швабру и толкнула форточку ручкой.

Вернулась в спальню, остановила коляску у балконной двери. Отсюда весь двор был виден как на ладони. Возле арки курили киношники. Из зашторенного автобуса выпорхнула актриса со старомодной прической, в простеньком платье, и засеменила туфельками по льду.

Кто-то из курильщиков выбросил сигарету и кинулся к подъездной двери. Распахнул ее, дождался, пока девушка проскользит через двор. В подъезд они отправились вместе. Анастасия Петровна перевела взгляд на окно второго этажа того же подъезда. Через минуту они там появились, обнялись и замерли в поцелуе.

Мужчины, что курили под аркой, направились вслед за ними. Один открыл дверь, взял камень и подложил, чтобы подъезд остался открытым, после чего все вошли внутрь. Двое из окна тихо исчезли.

В нем по очереди промелькнули все, кто зашел в подъезд. Через минуту из входной двери выглянула старуха, пнула камень ногой и захлопнула ее.

Анастасия Петровна знала эту старуху. Много раз видела во дворе и в окнах квартиры первого этажа, где раньше была дворницкая.

Из арки вышла знакомая девочка и направилась к тому же подъезду. На вид ей было лет шестнадцать-семнадцать. Невысокая, худенькая, в куртке и джинсах. Девочка жила одна в огромной квартире на втором этаже. Иногда там появлялся взрослый мужчина, похоже, ее отец. Часто забегала подруга, что жила по соседству.

Девочка вошла в подъезд, мелькнула в лестничном окне и скоро зажгла свет у себя дома. Анастасия Петровна перевела взгляд чуть выше. На третьем этаже снимали кино. Вокруг овального стола ходил мужчина, по углам комнаты стояли две камеры, за ними – два оператора. Анастасия Петровна взглянула левее. В импровизированной гримерной было темно…

Так она сидела, обозревая чужую жизнь. Подмечала то, что не замечали другие, потому что это было единственное развлечение, доступное ей в силу болезни, возраста. Она видела, как и для чего живут люди, что они делают, отчего страдают и почему действуют так, а не иначе.

Анастасия Петровна смотрела в окна гримерки и думала о том, что в мире есть дикие твари, которые терзают друг друга безо всяких причин. Их ареал – как трясина, осушить которую невозможно. Так ей подсказывал жизненный опыт. Но врожденная порядочность и честность склоняли ее к неосторожному шагу.

Она подняла трубку и набрала номер.

– Алло… дежурная часть? Говорит Галкина Анастасия Петровна. Мне нужно сообщить важную информацию. Я видела в окнах третьего этажа, где убили артистку…

Ее перебили.

– Вам нужно прийти и написать заявление.

Выслушав, она пояснила:

– Не могу. Я – инвалид.

В трубке замолчали, видимо решая, что с этим делать.

– Вы примете мое сообщение? – спросила Анастасия Петровна, однако услышала короткие гудки.

Минут через тридцать Анастасия Петровна решила, что лучше бы ей промолчать, а потому постаралась скорее забыть обо всем.

Глава 18
Никому не нужно

Сергей позвонил вечером.

– Послушай. Я кое-что вспомнил.

– Ты насчет убийства?

– Может быть, во всяком случае мне это кажется подозрительным.

– Ну?

– Пару недель назад мы снимали за городом, и я видел, как Полежаева села в машину к Потопаеву.

– И что в этом странного? Может, он подбросил ее до метро.

– Точно – нет. Она сама приехала на машине. – Сергей заговорил тише: – Закончился последний съемочный день, и у меня было много работы. Я отвлекся, часа через три снова посмотрел на машину, они все еще там сидели.

– Может, они беседовали о роли. О какой-нибудь сверхзадаче или, как там по Станиславскому…

Сергей иронически усмехнулся:

– Это вряд ли.

– Почему?

– Я хорошо знаю ее и его.

– И ты считаешь…

– …если подумать, он тоже мог.

– Что ж теперь делать?

– Попробуй понаблюдать, вдруг узнаешь в нем того мужика.

– Сережа, тот был в верхней одежде, стоял ко мне спиной, я видела его в глазок.

– Сегодня, если хочешь, можешь прийти на площадку.

Мысль о том, что снова придется туда идти, ее не обрадовала. Дайнека еще в прошлый раз поняла, что съемки – это рутинный процесс, который не имеет ничего общего с искусством. Стоять тихо в углу, ничего не видеть и контролировать работу желудка она может и дома.

– Ты идешь? – снова спросил Сергей.

– Да, – вздохнув, ответила она.

Когда поднялась на третий этаж, увидела, как двое парней оклеивают фронтальную поверхность лифтовой шахты и двери кабины липкой пленкой, разрисованной под красное дерево.

– Что они делают? – поинтересовалась Дайнека.

– Лифт декорируют, – ответил Сергей.

– Это я понимаю. Но для чего?

– В восьмидесятых не было лифтов, покрашенных зеленой масляной краской.

Она огорчилась.

– Ну почему все вокруг меняется только к худшему?

На съемочной площадке ее встретили как свою.

– Здравствуй! – сказал Потопаев.

Дайнека вспомнила, что он любит молоденьких. На ум сразу пришло, что она достаточно молода и может стать объектом его интереса.

– Здравствуйте.

– Если хочешь, садись на стул у входной двери, – предложил режиссер. – Оттуда все будет видно.

– Спасибо, – Дайнека прошла к стулу и села. Прислушалась, не бурчит ли в животе. В нем не бурчало, однако надеяться на него было нельзя.

– Посиди… я скоро, – сказал Сергей и вышел за дверь.

Звукорежиссер, как и в прошлый раз, сложил руки коробочкой:

– Тихо!

– Мотор! Начали! Съемка! – выкрикнул режиссер.

С того места, где сидела Дайнека, были видны спина оператора, часть его камеры и пианист, который сидел на диване.

– Не смогу забыть ее никогда… – произнес он.

– Я помогу тебе. – Справа появилась брюнетка, отдаленно напоминавшая Полежаеву.

Приглядевшись, Дайнека отметила, что копия значительно хуже оригинала.

– Та женщина не оценила тебя!

«Эта точно оценит», – мысленно съехидничала Дайнека.

Пианист немедленно с ней согласился:

– Кажется, я начинаю к тебе привыкать.

До поцелуя у них не дошло, потому что из смежной комнаты выскочила дочь пианиста.

– Папа! Как кстати, что ты дома! – Ее голос звучал жизнерадостней, чем обычно.

– Разреши тебе представить… – невнятно промямлил он.

– Ты не один? – спросила дочь.

– Это моя коллега по жюри на конкурсе пианистов.

– Здравствуйте! – Вслед за дочерью появился ее приятель.

– Ты не одна? – спросил пианист.

– Как ты здесь оказался? – спросила копия Полежаевой у приятеля дочери пианиста.

– Не ожидал тебя здесь увидеть, – мрачно заметил тот.

– Вы – тот музыкант, за которого просила моя дочь? – Пианист спросил с подозрением.

Копия Полежаевой ткнула пальцем в приятеля дочери пианиста.

– Он не музыкант, он – мерзавец!

Это категоричное заявление могло бы прозвучать убедительно, если бы за окном не сработала автомобильная сигнализация.

– Стоп! – Михаил Потопаев вскочил с кресла, вбежал в комнату и, распахнув окно, заорал:

– Заткните свою хреновину!

«Импульсивный человек, – подумала Дайнека. – В запале способен на многое. Хотя в случае с Полежаевой убийство было спланированным».

Между тем режиссер повернулся к актерам.

– Где темперамент?! Где ваша страсть?! Мычите, как коровы недойные. Этот, – он ткнул в пианиста, – собирается переспать с ней. – Он кивнул на копию Полежаевой. – Она уже спит с любовником его дочери, из-за которого он пошел на подлог результатов конкурса. Как вы не понимаете?! Именно теперь все открылось! А у вас мухи на лету мрут!

Дайнека смотрела в его спину, следила за энергичной жестикуляцией, пытаясь уловить хоть что-то, напоминавшее человека, которого она видела ночью. В какой-то момент ей показалось, что сходство есть.

Отыскав глазами звукорежиссера и оценив его комплекцию, она сравнила ее с телосложением Михаила. Не получилось: звукорежиссер Максим сидел за пультом у мониторов как приклеенный.

Потопаев прислушался к тишине, потом крикнул:

– Приготовились!

Когда он выбежал из комнаты и сел в свое кресло у мониторов, прозвучала команда:

– Тихо!

Потом:

– Мотор! Начали! Съемка!

Дайнека забеспокоилась: в ее животе что-то булькнуло. Испугавшись, что станет виновницей еще одной остановки съемочного процесса, она осторожно встала и юркнула в кабинет. Беззвучно прикрыла дверь и уже собралась облегченно выдохнуть, как вдруг почувствовала, что тут кроме нее еще кто-то есть. Она обернулась.

У стола, привалившись спиной к стене, стоял Тихонов.

Дайнека спросила:

– Что вы здесь делаете?

Тот сжал губы, а потом с сарказмом произнес:

– Я здесь некоторым образом проживаю.

Она смутилась.

– Знаю. Я имела в виду, что вы делаете в этой комнате?

– А где же мне еще быть? Там повсюду снимают.

– Понимаю, – кивнула Дайнека. – Вы хотите что-то забрать.

Тихонов вдруг занервничал, сел в кресло и выдвинул ящик письменного стола.

– Видите ли, я – хозяин этой квартиры и могу бывать здесь, когда захочу.

– Конечно-конечно, – миролюбиво согласилась она. – Знаете, я прочла вашу книгу.

– Неужели? – В его глазах что-то мелькнуло, не то усмешка, не то недоверие.

– Честное слово! Осталось дочитать всего пять страниц.

– Понравилось?

Дайнека не ожидала, что классик заинтересуется ее мнением. Она стала придумывать, что бы ему сказать. Уловив паузу, Тихонов усмехнулся:

– Вот видите, никому теперь это не нужно.

– Нужно! – Дайнека сказала это чуть громче, чем следовало.

– Тише… – напомнил хозяин. – Там – съемка.

– Нужно, – убежденно повторила она. – Хорошие книги всем нужны.

– А вы считаете, что «Земная правда» хорошая книга?

– Хорошая, только…

– Только что?

– Немного приглаженная. Там у вас председатель такой правильный. Колхозники слишком сознательные.

– Ну, положим, не все.

– В основном, – пояснила Дайнека.

– Время было такое, – вздохнул Тихонов. – Если бы я описал все, как было на самом деле, рукопись осталась бы в этом кабинете.

– Вот и мой папа так же сказал.

– Про рукопись? – удивился Тихонов.

– Про роман. Он сказал, что время было другое, тогда только так и надо было писать.

– Ну, как надо – об этом никто не знал. Писали как умели. – Тихонов поднял голову. – Ваш отец читал мою книгу?

– Проходил ее в школе.

– Ах да… Люди его возраста ее проходили. – Слово «проходили» он произнес с сардонической интонацией.

Дайнека сообщила не слишком уверенно:

– Папа сказал, она ему очень понравилась.

– Никому это не нужно.

В прихожей крикнули:

– Снято!

В дверь заглянул Сергей:

– Вот ты где! – Заметив Тихонова, он спросил: – Вы еще здесь?

– Уже ухожу. – Писатель встал с кресла. – Вы нашли второй ключ?

– Нет.

– Советую его отыскать. Ваши люди ведут себя слишком раскованно. Мы не договаривались, что они будут шарить по тумбочкам и здесь ночевать.

– Виноват, – Сергей потупил глаза. – Мы все вам возместим.

– Будьте любезны, – проронил Тихонов и вышел из комнаты.