Текст книги "Сейф за картиной Коровина"

Автор книги: Анна Князева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 12
Когда клиент не прав

В восемь тридцать вечера у двери раздался сигнал домофона.

– Я уже здесь, жду в машине. Только не удивляйся, я не одна.

Услыхав голос Насти, Дайнека подцепила рукой сумку и вышла из квартиры. Закрывая дверь, подумала, что необходимо настроить себя на доброжелательность. Ей не хотелось, чтобы эта поездка превратилась в мучение.

Стоял прохладный августовский вечер. Выйдя из подъезда, Дайнека посмотрела на затянутое облаками небо и подумала: хорошо бы пошел дождь.

Настя сидела в своей машине, выставив в открытую дверь ногу. В салоне играла музыка.

– Садись. Ты сегодня прекрасно выглядишь.

На заднем сиденье расположился мужчина. Не обратив на него внимания, Дайнека села вперед, рядом с Настей.

– Здравствуйте, Людмила, – за ее спиной раздался красивый переливчатый баритон.

– Здравствуйте. Мы с вами знакомы?

– Виделись однажды… – В голосе мужчины прозвучала интригующая недоговоренность.

Дайнека обернулась:

– Вилор?

– Запомнила…

– У тебя редкое имя.

– Я попросил Настеньку подвезти меня. Если ты не возражаешь, – поторопился объясниться молодой человек.

– Вилор хотел познакомиться с тобой! – выпалила вдруг Настя.

– Зачем? – Дайнека задала вопрос по существу.

– Прости, – Вилор снова вступил в разговор, чтобы сгладить бестактность «мачехи». – Настенька пошутила. Но мне действительно приятно увидеться с тобой еще раз. Понимаешь, вчера вечером оставил машину во дворе, а сегодня из четырех имевшихся колес у нее осталось два. Только те, что видны из окна моей квартиры. Весь день я пребывал в полной уверенности, что с машиной все в порядке, пока не позвонил сосед…

Вилор рассказывал не самую интересную историю из тех, что доводилось слышать Дайнеке, но она поймала себя на мысли, что он очень симпатичный парень. В нем было какое-то обаяние. Его хотелось дослушать.

– На удачу позвонил Насте, она как раз была в городе. Попросил подвезти. Мне нужно за город, в сторону вашей дачи.

Проезжая под аркой, Настя задела бампером жестяную урну. С облегчением Дайнека вздохнула лишь тогда, когда выехали на магистраль. Но не надолго: автомобиль юлил и дергался, и она едва сдерживала себя, чтобы не вцепиться в руль обеими руками. «Спокойно, так нельзя», – сказала себе Дайнека и, откинувшись на спинку сиденья, пожалела, что не села назад.

Машина неожиданно дернулась и едва не стукнула проезжавший справа белый лимузин.

– Срань с мотором! – нервно хрюкнула Настя и вывернула руль в другую сторону.

Дайнека прикрыла глаза и дала себе генеральную установку думать о чем-нибудь приятном. Вот только о приятном не думалось.

Наконец они заехали во двор старого дома, припарковали машину и вошли в солидную дверь с надписью на металлической табличке: «Ателье Надежды Раух».

Вилор остался в машине.

Их встретила администратор Ираида Самсоновна – красивая интеллигентная женщина, которая когда-то работала манекенщицей. В салоне висели увеличенные фотографии из модных журналов шестидесятых, на которых Ираида Самсоновна была еще молодой.

Дайнека хорошо знала, что попасть сюда с улицы – дело практически нереальное. Сама она пришла в ателье по рекомендации Елены Петровны Кузнецовой – сотрудницы отца, женщины, обладающей абсолютным вкусом и хорошими связями. Забирая сшитое здесь платье, Дайнека впервые поняла, что и в родном отечестве есть свои «Страдивариусы».

Однажды вместе с ней увязалась Настя-Здрастя, которую пришлось познакомить с Ираидой Самсоновной и с ее дочерью Надеждой – хозяйкой ателье, а заодно модельером, художником и центром этой маленькой вселенной. Именно благодаря ей небольшое помещение салона приобрело очарование, под воздействием которого рождалось абсолютное доверие к мастерству. Особую власть над посетительницами имела витрина с натуральными именными тканями, производившими впечатление раритетной экспозиции. Устойчивая зависимость возникала у искушенных дам с первого взгляда.

От заказчицы здесь требовалось только желание сшить красивую вещь. Остальное на себя брала Надежда Раух. Она практически не знала поражений, даже в случаях, когда дамские грезы существенно расходились с внешними возможностями. К тому же она была прекрасно информирована обо всем, что происходит в мире моды – дважды в год бывала на престижных показах в Милане, сама выбирала в Италии ткани и образцы откутюр, по которым училась вместе со своими мастерами. Придирчиво разбирая каждую деталь, она радовалась новым знаниям. Радовалась и… находила огрехи. И тогда с гордостью обращалась к своим закройщикам:

– Видите? Мы то же самое делаем лучше.

Надежда Раух жила жизнью своего ателье. И все об этом знали.

Ираида Самсоновна проводила гостей в салон. Она любезно поддерживала беседу, но Дайнека почувствовала напряжение и принужденность в ее словах. Раньше такого не замечала.

Когда в примерочную вошла Надежда, все прояснилось.

В ателье существовало правило, согласно которому хозяйка присутствовала только на приеме заказа. Промежуточные примерки проводили закройщики. И только в исключительных случаях Надежда выходила к клиенту в процессе пошива: когда клиент являлся личностью выдающейся или когда клиент был полное дерьмо. Именно в эту, вторую категорию и попала Настя-Здрастя.

Дайнеку бросило в холодный пот.

– Здравствуйте, Людочка, – сдержанно поздоровалась Надежда. – Давно вы к нам не заглядывали.

Дайнека промямлила что-то в ответ, понимая, в какое неблагодарное дело ввязалась – ей предстояло быть контролером во время примерки Настиного костюма.

Надежда Раух хорошо понимала, что происходит и для чего в примерочной третий человек. Но была сдержанна и доброжелательна.

Настя-Здрастя стояла перед зеркалом и оглядывала себя. На ней сейчас был элегантный шерстяной костюм темно-розового цвета. Какими-то невероятными усилиями портных из Насти удалось сделать женщину, имевшую вкус.

Дайнека расслабилась. Кажется, все хорошо, остается только одобрительно высказаться.

– Надеждочка Алексеевна, а вот здесь что-то… Вам не кажется?

Раух взглянула на спину, куда указывала Настя, вывернувшись всем телом назад, и пояснила:

– Эти заломы возникли от того, что вы сейчас повернулись. Встаньте прямо, и ничего не будет.

– А-а-а… – Чувствовалось, что Настя хочет сказать что-то еще.

Надежда испытующе заглянула ей в глаза:

– Вам что-то не нравится? Говорите, мы все поправим, как вы хотите.

– Ну, я не зна-а-аю. Что-то не так. Знаете, чего-то не хвата-а-а-ет… Скучно как-то. Я в нем как старуха. И юбку короче нужно. Вот так.

Дайнека опустила глаза и, не сдержавшись, съязвила:

– До лобка?

Надежда вздрогнула и улыбнулась. Настя серьезно посмотрела на «падчерицу» и переспросила:

– Ты думаешь, коротковато? – Затем, оглядев себя в зеркале, сказала: – Тогда сделайте на два сантиметра длиннее.

На том и остановились.

Снимая с себя костюм, Настя-Здрастя спросила:

– Надеждочка Алексеевна, а кусочков не осталось? Знаете, вдруг порву или еще чего случится…

Удивленно вперившись взглядом в Настино лицо, Раух выдохнула:

– Я спрошу.

И, попрощавшись, вышла.

– Я-а-а спро-о-о-шу-у-у… – передразнила ее Настя. – Почти три метра материи, а она поищет… Хоть на жилетку да сперла. Мымра!

Дайнека выскочила из примерочной и, попрощавшись с Ираидой Самсоновной, рванула к выходу. Ей был нужен воздух.

Выйдя на крыльцо, остановилась:

– Что ты делаешь?!

Вилор стоял посреди безлюдного двора, запрокинув назад голову, закрыв глаза и раскинув руки.

– Медитирую.

– И давно это у тебя? – с легкой иронией спросила Дайнека.

– Сама попробуй. Понравится, – не открывая глаз, ответил Вилор.

Дайнека послушно встала рядом и, закрыв глаза, запрокинула голову.

– Успокойся и ни о чем не думай… Представь, что взлетаешь вверх… и паришь…

Успокоиться – именно то, что ей сейчас нужно. Прохладный ветерок подхватил ее… И она ощутила блаженство – она летела.

– Полетели…

– Куда? – раздался с земли голос Насти-Здрасти.

– Домой, – с сожалением проговорила Дайнека, открывая глаза.

Встретилась взглядом с Вилором и вдруг подумала: «А может быть, он действительно только друг?»

Глава 13
На нервной почве

Взглянув на часы, Ольга перевернулась на другой бок и разрешила себе поспать еще полтора часа.

Как всегда, в половине шестого утра в коридоре зашаркали шлепанцы Ядвиги Калистратовны.

– Марсик… Марсик… Где ты, мой сладенький? А, вот ты где, баловник. Пойдем писать, несносный мальчишка.

Звякнула цепочка доисторического унитаза и долго еще дребезжала, качаясь и постукивая по стенке.

Ольга села в кровати.

– Хорошо, – сказала она себе, – раз уж проснулась, буду собираться. Как раз хватит времени, чтобы помыть голову.

По коридору навстречу ей шла Ядвига Калистратовна, похожая на лохматую девчонку, растрепавшуюся во сне. В одной руке она держала кота. Переваливаясь с боку на бок, размахивала им при ходьбе, как игрушкой. Кот, привыкший ко всему и давно смирившийся со своим зависимым положением, безвольно обвис, его лапы послушно взлетали и падали в согласии с каждым взмахом хозяйской руки.

Ядвига Калистратовна остановилась напротив Ольги и приняла боксерскую стойку:

– Оля, вы опять ночью были в уборной.

– Да.

– И опять не выключили свет. Я уже говорила вам, что моей пенсии не хватит…

Дальше Ольга не слушала, а думала о своем, о девичьем. Это был отработанный прием защиты, и она умело им пользовалась.

– Вы поняли меня, Оля?

– Да, – ответила та. – Скажите, сколько надо, я заплачу.

– Вы не слушали меня, Ольга! – Ядвига Калистратовна закатила глаза. – Я говорила о том, что вы опять сдвинули в уборной поддон, куда писает Марсик. Вы же знаете, что если поддон не на месте…

В мыслях Ольга была на кухне, раздумывая, что приготовить на завтрак. Она знала, что, даже если поддон оставался на месте, в коридоре в любой момент могла появиться лужа. Кот Марсик был виртуозом. Для него не существовало никаких преград в достижении намеченных целей. А цели он помечал часто. Попасть струей в цветочный горшок было делом чести. Но вершиной его цинизма и высшим проявлением мастерства являлась непременная вонючая лужица посреди парадного старухиного стола.

Любимым Ольгиным афоризмом была фраза из отечественного фильма «Окно в Париж»: «Ну, что, бабка, сейчас твоему коту яйца резать будем». Она ее успокаивала и мирила со зловонным мирком квартиры, пропитанной кошачьей мочой.

На примере своих подруг Ольга знала, что семейные отношения между свекровью и невесткой всегда полны драматизма и нередко выливаются в открытую вражду. При этом в ход идут словесные удары ниже пояса, грозные позы и страстные увещевания. К счастью, в ее случае дело обходилось небольшими стычками и быстрыми примирениями. Безуспешно пытаясь наладить доверительное общение с Ядвигой Калистратовной, Ольга в конце концов согласилась с бытующим мнением, что отношения между свекровью и невесткой принципиально не могут быть хорошими из-за вечной борьбы за монополию в сердце сына и мужа.

И даже постигшее их горе ничего не переменило. Сережа, муж Ольги и сын Ядвиги Калистратовны, уйдя однажды утром на работу, не вернулся ни в тот день, ни на следующий.

Вообще не вернулся. Никогда.

По их заявлению было возбуждено уголовное дело, но по-настоящему никто искать пропавшего мужчину и не собирался. Кроме Ольги.

Она устраивала сцены в отделении полиции, пыталась давать взятки, едва ли не на животе проползла весь маршрут, по которому в тот день прошел Сережа. Но след его так и не отыскался.

Потом началась бесконечная ходьба по ясновидящим, гадалкам и ворожеям…

Бывали такие минуты, когда Ольга, глядя на Ядвигу Калистратовну, думала, что та – единственный близкий ей человек.

– Господи, Оля, я так люблю дельфинов! – восклицала свекровь, глядя на экран телевизора.

А Ольге хотелось сказать: «Пожалуйста, полюбите меня, кроме вас, у меня никого не осталось…»

Но Ядвига Калистратовна любила дельфинов и кота Марсика.

Задумавшись, Ольга едва не забыла о том, что сегодня должна прийти на работу раньше, потому что у входа в офис ее будет ждать Дайнека, подруга Нины. Она побежала на кухню и поставила на плиту чайник, а потом отправилась в ванную мыть голову.

Дайнека проснулась рано. Не было и шести, когда она, открыв глаза, вспомнила, что сегодня понедельник, день, когда нужно явиться на собеседование к Владимиру Николаевичу Филонову, главе аудиторской фирмы «Карт Бланш». Ей предстояло доказать, что она сможет в течение месяца занимать должность секретаря на ресепшене.

Она долго стояла под душем, потом, собираясь, без конца подбегала к зеркалу. Наконец выбрала серый льняной костюм от знаменитого модельера, надела кремовые туфли-лодочки и внимательно осмотрела себя.

Несмотря на несвойственный ей наряд и предмет особой печали – прямую юбку, сама себе понравилась. Гладко зачесанные короткие волосы, никакой косметики, только розовая помада. Все просто.

– Хорошо… – сказала она, глядя на свое отражение, и направилась к двери.

На ходу положила в сумочку мобильник, блокнот и ручку. Отныне нужно будет записывать и анализировать все, что доведется узнать и увидеть в офисе, рассматривая работу как вылазку в стан врага.

В назначенное время, в 9.45, Дайнека ожидала Ольгу около двухэтажного особняка, расположенного неподалеку от Павелецкого вокзала. Здание постройки позапрошлого века было отреставрировано и окрашено в бирюзовый цвет. Белоснежные колонны, выступая вперед, указывали на исключительное положение особняка. На этой улице он был вне конкуренции.

Ольга прибежала, запыхавшись, и объяснила, что не в ее правилах опаздывать, но сегодня у нее все идет как-то не так. Она быстро повторила инструкции, которые уже давала ранее, и провела ее мимо охранника в глубь помещения.

Интерьер особняка был необычайно хорош. В нем господствовала та же благородная простота линий, что на фасаде. Строгая дорогая мебель занимала немного места и удивительно гармонировала с обликом дома. Столь же точно были подобраны и размещены экзотические растения, создававшие атмосферу комфорта. Высокие, наглухо закрытые окна хранили тишину для плодотворной работы сотрудников. При этом воздух в здании был свежим и прохладным, как на взморье, что особенно ощущалось после загазованного центра.

Все, что видела Дайнека, переходя из помещения в помещение, внушало доверие и убеждало в стабильности и солидности аудиторской фирмы.

Дайнека глубоко вздохнула и шагнула в кабинет, где решалась ее судьба на ближайший месяц. Под ногами оказался роскошный бордово-красный ковер ручной работы. Сделав несколько шагов, она почувствовала, что увязает в этом мягком плену.

– Здравствуйте, меня зовут Людмила Дайнека, – произнесла, как во сне, и стала медленно оседать вниз, теряя сознание.

В глазах потемнело. Последнее, что запомнилось, – испуганное лицо красивого немолодого мужчины, который, привстав со своего кресла, в ужасе смотрел на нее.

Очнувшись, Дайнека не сразу поняла, где находится. Она лежала на старинном резном диване, обитом парчой. Оглядевшись, увидела небольшое помещение, уставленное мебелью разных стилей и размеров. Напротив нее на фоне золотистых стен выделялись два инкрустированных шкафа со стеклянными дверцами. Рядом, за столиком на тонких ножках, сидел мужчина в белом халате. В ее ногах пристроилась Ольга. Когда она увидела, что Дайнека пришла в себя, озабоченность на ее лице сменилась радостной улыбкой. Она придвинулась и сказала:

– Теперь всем стану рассказывать, как правильно проходить собеседование.

– Я что-то не так сделала? – слабым голосом спросила Дайнека.

– Хороший вопрос! О-о-отличный вопрос! Как выяснилось, сделала то, что нужно: зашла в кабинет шефа, сказала свое имя и упала замертво.

Дайнека ужаснулась. Вспомнила, как шла по бордовому ковру, как… Господи! Что она наделала, упустила такой шанс!

Увидев ее реакцию, Ольга сменила тон:

– Он принял тебя. Ты получила работу. У Владимира Николаевича было такое лицо, будто это он виноват в том, что случилось с тобой. Да…

К Дайнеке склонился доктор:

– Вам не о чем беспокоиться. Вы просто переутомились или переволновались. Отдохнете, выспитесь – и придете в норму. Всего хорошего.

Открывая дверь, чтобы выйти, доктор сделал шаг в сторону и пропустил входящего мужчину. Им был Владимир Николаевич, или Воланд, как все его здесь называли. Это Дайнека еще помнила.

Ольга смущенно отошла.

Дайнека сделала попытку вскочить на ноги – ей показалось неудобным лежать в присутствии такого значительного человека. Отсюда, снизу, Воланд казался еще выше и внушительнее.

– Нет-нет! Уж лучше лежите! – Он решительно остановил ее.

Не подчиниться такому приказу было невозможно. Привыкший к неограниченной власти, Воланд умел повелевать. При этом его несомненная авторитарность, создававшая огромную дистанцию между ним и подчиненными, не имела ничего общего с так называемым произволом работодателя. Дайнека сразу почувствовала его неординарность и завораживающую силу личности. Всей своей внешностью, большой крепкой фигурой, волевым лицом и запоминающимся взглядом Владимир Николаевич ассоциировался с единственным точным словом – могучий. Дайнека успела разглядеть его темные, без седины, волосы и удивительные руки. Такие кисти она видела только у античных скульптур. Сколько поколений, национальностей и характеров слились в этом мощном человеке, похожем на потомка далекой избранной касты Азиатского континента…

– Вы меня очень напугали, Людмила.

– Простите, сама не знаю, как получилось…

– Вам уже известно, что вы приняты на работу?

– Да. Но ведь я…

Дайнека хотела возразить, что ничего не успела рассказать о себе, но Воланд ее перебил:

– Второго такого собеседования я не переживу. Завтра можете выходить на службу.

Попрощавшись, он вышел из комнаты.

Как будто в забытьи, Дайнека проговорила:

 
Могуч и телом, и умом.
Во взгляде хватком – жажда власти,
А в звуках гневной речи – гром,
Извергнутый вулканом страсти.
 

– Чьи это стихи?

– Мои…

Ольга недоверчиво покачала головой:

– Да ну? И когда ты их сочинила?

– Только что.

– Еще одна! Влюбилась, что ли?

– Да нет. Просто само собой получилось… на нервной почве…

Глава 14
Ночные раздумья

Напротив Дайнекиной двери на ступенях сидел Джамиль.

Сколько он так просидел? Этот вопрос возник сразу, как только Дайнека заметила его, поднявшись на этаж.

– Здравствуй, – сказал он, вставая на ноги. – Ты пряталась от меня?

– Нет. Мне нужно было о многом подумать.

– Пригласишь к себе?

– Заходи.

Джамиль шагнул в квартиру и осмотрелся.

– Ну вот, со второй попытки…

Дайнека первой прошла в комнату, села на диван и поймала себя на мысли, что не знает, о чем говорить. Она чувствовала себя неловко: было страшно не соответствовать тому высокому напряжению, которое возникло между ними в прошлую встречу…

Опасения оставили ее после того, как Джамиль приблизился к ней, взял за руки и, притянув к себе, обнял.

Дайнека с облегчением сказала себе:

«Ну вот я и дома…»

Лежа в постели, она думала, что постепенно все обретает смысл и занимает свои места. В углу, в кресле, посапывает пес Тишотка, который любит ее и с нетерпением ждет. Она ему нужна, и он ей нужен не меньше. Рядом лежит мужчина, который, кажется, любит ее.

Дайнека встала с постели, стараясь не разбудить Джамиля, и, пройдя несколько шагов по коридору, открыла дверь гостиной.

Дом затих. Она включила неяркий свет и опустилась на диван. Отыскала глазами карандашный портрет Нины. Вглядываясь в ее лицо, пыталась угадать, как складывалась жизнь подруги в последние месяцы, чем та жила, мучилась, кого любила.

– Почему тебя убили, Нина? – тихо спросила Дайнека.

Прислушиваясь к своим словам, подумала, правильнее спросить: «За что?»

Дайнека встала и включила музыку. Ей было необычайно хорошо, может быть, впервые за те годы, что прожила в этом доме.

«Странное дело, – продолжала рассуждать Дайнека, – живет себе человек спокойно, и вдруг несколько дней переворачивают, ломают его жизнь и все представления о том, что будет дальше».

Не отрывая взгляда от портрета, Дайнека все четче осознавала, что, не разобравшись в подробностях гибели Нины, не открыв главных фигурантов случившейся трагедии, она не сможет построить свой новый мир. Ей предстояло найти ответы на множество вопросов, преодолевая видимое и невидимое сопротивление и, быть может, ставя себя на грань смертельного риска.

Первым, о ком Дайнека подумала, приступая к анализу, был Виргилиус. Кто он? Какие у него могли быть причины убить Нину? Ее беременность, привязанность? Может быть.

Предположим, у него есть семья, возможно, взрослые дети… Дайнека возмущенно отмахнулась от этой версии. Думать, что Нина была способна шантажировать своего возлюбленного, мог только человек, который ее не знал.

Так что же тогда? Она вспомнила текст его последнего послания: «Нам необходимо срочно поговорить. Буду в девять вечера».

Значит, было о чем говорить, была какая-то проблема, которая требовала безотлагательного обсуждения. А срочно, как известно, обсуждаются только важные события или те, что случаются неожиданно.

И что дальше? Виргилиус пришел, состоялся серьезный разговор… И он ее убил? Почему?

И еще вопрос – почему все произошло так быстро? Он даже не прошел в комнату. Важные проблемы не обсуждаются в коридоре, впопыхах.

Дайнека поежилась. Получается, что он шел, заранее зная, что убьет.

Так, видимо, и было, он успел только убить…

Непонятно только одно: почему Виргилиус пришел позже назначенного времени. Ведь в послании говорилось о девяти часах вечера.

Но в девять он не пришел. Розовая Роза сказала, что Нина долго ждала у окна, и это «долго» продолжалось почти два часа.

Другой вариант: убийцей мог быть случайный человек, грабитель. Но в ту ночь, когда по Нининой квартире ходили чужие люди, полицейские, Аэлита Витальевна сказала, что ничего не пропало.

Дайнека вспомнила про Удава, который был во дворе, по словам той же Розовой Розы. Нина из окна смотрела во двор. Удав, наверное, наблюдал за ней. Зачем? Почему? Странный человек… Или страшный? Что, если Виргилиус нанял его или кого-то другого и нарочно не явился на свидание?

Да, это может послужить объяснением тому, что Виргилиус не пришел.

Тогда зачем он оставил такой явный след? Ведь не мог же предположить, что Нина забудет выключить компьютер и выйти из почты и что убийце представится удобный случай почистить почтовый ящик, уничтожив его с Ниной переписку. Как не мог предположить и то, что приятель Джамиля сумеет восстановить некоторые из уничтоженных писем.

Нет, что-то здесь не складывается…

Дайнека ясно понимала: если к убийству причастен Виргилиус, то, кем бы тот ни был, что-то в его планах вдруг резко переменилось. Настолько резко, что он был вынужден пренебречь своей безопасностью. Иначе не посылал бы Нине письмо, а позвонил бы или сказал при встрече, что придет вечером.

Быть может, Нина случайно узнала что-то, чего не должна была знать? Она работала в фирме, которой доверяют самые сокровенные финансовые тайны предприятия, банки и бог знает кто еще. Судя по всему, «Карт Бланш» работает только с солидными клиентами. Поэтому речь могла идти об огромных суммах или об информации, по сравнению с которой жизнь человеческая – ничто. Тогда убийцей мог быть кто-то из сотрудников «Карт Бланш». Или кто-нибудь из клиентов.

Причиной убийства также могло быть и безответное чувство. Жаль, что Дайнеке неизвестно о том, как закончились отношения Нины и Лехи. Она знала об их романе только то, что все было очень сложно. Отношения мучительные, без большой любви, но по-своему нежные. Могли они закончиться трагедией? Едва ли. Но отвергать эту версию преждевременно.

В памяти возник силуэт, который Дайнека заметила в ночь убийства в окне напротив. Розовая Роза сказала, что уже спала, значит, наблюдать за происходящим в квартире Нины мог только ее муж. И что двигало им? Простое любопытство или нечто большее?

И, наконец, «шкурный вопрос». Чем особенно ценным обладала Нина, за что ее могли убить?

Во-первых, несомненно, пятикомнатная квартира в центре Москвы, которую еще при жизни ей отписала Эльза Тимофеевна.

Что еще?

Дайнека знала, о чем могла идти речь.

– Неужели из-за этих камней? – Догадка привела ее в смятение. – Но ведь посвященных в эту тайну было только двое – Нина и я…

Девушка вдруг напряглась, услышав, как в замочной скважине провернулся ключ. От страха она не могла даже крикнуть. Потом поняла, что звук донесся от соседской двери.

Страх сменился облегчением, а потом любопытством. Дайнека посмотрела на часы – половина первого. Тихонько подобралась к своей двери и посмотрела в глазок. На лестничной площадке было абсолютно темно. Значит, кто-то предусмотрительно выкрутил лампочку. Оттуда раздавались негромкие голоса, переговаривались двое мужчин.

Зажмурив глаза, Дайнека рванула на себя дверь. Знала, что не простит себе, если не увидит, кто пришел в этот час в пустую квартиру.

Свет из прихожей хлынул на лестничную площадку.

– Здравствуйте, Семен Семеныч! – выпалила Дайнека.

Она ожидала увидеть кого угодно, только не отчима Нины. При жизни Эльзы Тимофеевны тот не посмел бы явиться сюда. Да и будь жива Нина, тоже. Увидеть его здесь в половине первого ночи было, по меньшей мере, странно.

– Здравствуйте, Людмила, – сказал папа Сема.

Свет бил в глаза, и он прикрыл их рукой. Рядом с ним стоял толстый мужчина маленького роста. В его руках была сумка, в какой обычно переносят рабочие инструменты.

Папа Сема был высоким, но субтильным мужчиной. Его длинная спина изгибалась вопросительным знаком, и казалось, он всегда имел позу просителя. Только однажды Дайнека видела его другим. И это была история, о которой она никогда не забудет.

– Что так поздно, Семен Семеныч? А где Аэлита Витальевна? – спросила девушка.

– Литочка уже спит, а мы вот тут с товарищем… Квартирку-то продавать придется… видимо… Дак мы посмотреть пришли. Конечно, продать-то мы ее сможем только через полгодика, но ведь время летит быстро. Я не хотел беспокоить Литочку, она, знаете ли, переживает. Сам взялся…

Семен Семеныч явно нервничал, говорил торопливо и как-то заискивающе. Дайнека заметила, как он, медленно перемещаясь, пытается прикрыть своего спутника. Но его тощего тела хватало ровно на половину толстяка.

Понимая, что больше сказать нечего, Дайнека вернулась домой. Закрыв дверь, снова уселась на диван и спросила себя: зачем папа Сема пришел в Нинину квартиру, да еще так поздно? Кто тот толстяк, которого он прикрыл от ее взгляда?

Бред какой-то!

И тем не менее ей стало ясно – это еще одна версия, какой бы дикой она ни казалась: папа Сема тоже мог убить Нину. Хотя бы для того, чтобы завладеть квартирой, цена которой исчислялась сотнями тысяч долларов.

Дайнека была уверена, про камни Семен Семеныч не знает. Надеялась, что не знает. А если знал, это тоже могло послужить поводом для убийства. Предположение было почти нереальным, но, вспоминая давнее происшествие, повторила слова, сказанные Джамилем в том странном сне: «Никогда нельзя быть уверенным в другом человеке».

Ей вспомнился случай, свидетелями которому были они с Ниной.

Он произошел в год их переезда в Москву. Отец много работал, Дайнека часто оставалась одна и так же часто бывала у Нины дома. Тогда еще была жива Эльза Тимофеевна. На самом деле она была прабабушкой Нины, ей было за девяносто, но та называла ее бабушкой.

Дайнека помнила Эльзу Тимофеевну всегда причесанной и хорошо одетой. Ее кружевные воротнички могли бы служить эталоном белого цвета. Еще одним атрибутом наряда была камея, приколотая под воротник у самой шеи.

После того как умер отец Нины, Аэлита Витальевна сошлась с Семеном Семеновичем. Очень скоро ни один семейный вопрос не решался без его участия. А спустя некоторое время все вопросы решались им единолично.

Однажды Семен Семеныч явился к старухе с тортом. Эльза Тимофеевна встретила его холодно, однако провела в гостиную и, не предложив чаю, спросила, чего он хочет.

Тогда Семен Семеныч рассказал о своих планах относительно ее квартиры. Речь шла о том, чтобы эту квартиру продать, а Эльза Тимофеевна вместе с Ниной должны переехать в трехкомнатную квартиру Аэлиты Витальевны в Кузьминках, где уже прижился сам Семен Семеныч.

Эльза Тимофеевна ответила отказом. Будучи женщиной умной и небоязливой, назвала его подлецом, прилипалой и низким человеком.

– Пошел вон, мерзавец! – закончила она, указывая на дверь.

При первых ее словах Семен Семеныч вскочил на ноги и дослушал стоя. Он выпрямился, лицо его исказилось, и это уже был другой человек: решительный, отчаянный и властный. Он замахнулся на старуху и закричал:

– Встать, сволочь!

Именно в тот момент вошли в комнату Нина с Дайнекой.

Эльза Тимофеевна сидела не шелохнувшись, с прямой спиной и вздернутым подбородком.

То был единственный раз, когда Семен Семеныч появился в этой квартире, он же – последний, до страшной ночи гибели Нины. И вот – сегодня…

Дайнека вспомнила то, о чем ей поведала Нина, и будто перенеслась в прошлое…

Прабабушка Нины, Эльза Тимофеевна, была женщиной удивительной. История ее жизни так же захватывающа, как и грустна.

Она родилась в Москве в самом начале прошлого столетия. Отец ее, Тимофей Федорович Крамской, профессор медицины, преподавал в университете, занимался наукой и успешно практиковал. По Москве ходили легенды о чудесных исцелениях больных, прооперированных им.

Он был женат на дочери золотопромышленника Терпигорьева, Настасье Никандровне, с которой познакомился уже будучи пятидесятилетним вдовцом. Ей в ту пору был лишь двадцать один год.

А женился Тимофей Федорович так.

Случилось Никандру Осиповичу Терпигорьеву заболеть, и он, покинув родной сибирский город, приехал вместе с женой и дочерью в Москву, где имел свой дом. Операция (а грыжу оперировал сам профессор Крамской) прошла благополучно. Постепенно знакомство золотопромышленника и профессора перешло в дружеское расположение с обеих сторон.

После перенесенной болезни некоторое время Никандр Осипович вместе с семьей оставался в Москве. Профессор часто бывал у них в доме – заходил отобедать или по необходимости осмотра своего пациента. Пользовал он и жену Терпигорьева, и его дочь.

Однажды, когда Тимофей Федорович осматривал занедужившую Настасью Никандровну, девушку в теле и при других внешних достоинствах, одолел их грешный соблазн. Профессор, как человек порядочный, в тот же день сделал предложение и немедля получил родительское благословение.

Состоялось венчание.

Довольные таким разрешением вопроса, Терпигорьевы уехали домой, на прииски. Дочь же их осталась жить в Москве, при муже-профессоре.

В назначенное время у них родилась дочь, первая и единственная. Назвали ее Элизой. От рождения у девочки были больные легкие, и в живых она оставалась только благодаря тому, что отец у нее был профессор медицины, а дед не ограничен в средствах. Редкий год ее не вывозили за границу лечиться и дышать морским воздухом. Чаще всего с ней выезжал отец. Матушка, располневшая к тому времени настолько, что и с кресла поднималась редко, предпочитала оставаться в своем доме, в Москве.