Текст книги "Красивые, дерзкие, злые"

Автор книги: Анна и Сергей Литвиновы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

И Степа понял, что он пропал. Что он, как говорили в школе, втюрился. И вариантов у него только два: или драться из-за нее с бандитами, или выбросить ее вон из сердца: чем скорей, тем лучше.

– За рулем не пью, – накрыл Степан свой стакан ладонью.

Качок не настаивал – разлил водку четверым: себе, худосочному приятелю, Марусе и Пете.

– Ну, за знакомство, – опрокинул он стакан себе в рот.

Его примеру последовал худосочный.

Петя сделал несколько глотков и закусил «сникерсом».

Маруся к водке не притронулась. Пока ее бандитские приятели были заняты опрокидыванием граненых сосудов, она устремила свой ясный взор прямо на Степана и что-то прошептала одними губами, тщательно артикулируя слова. Петя сидел от девушки сбоку, видел ее в профиль, однако готов был поклясться, что она проговорила что-то вроде: «Спасите меня!» А может, у него глюки?

– Ну, к делу, пацаны, – заявил качок, – мы, в натуре, вашу тачку купить можем. Ща поглядим на нее, покатаемся – и к нотариусу.

– Сказал уже: не продается, – решительно помотал головой Степа.

– Да не «бэ», все будет по-честному!

– Она мне самому нужна, понял?

– И мне тоже, – поддержал товарища Петя. – Эта наша общая тачка.

– Как, мля, общая? А кто, в натуре, хозяин?

– Хозяин – он, – указал Степа на Петра. – А я езжу – по гендоверенности. Но платили за нее пополам.

– Я много за нее могу отбашлять. Три штуки баксов хочешь?

Качок достал из кармана куртки стопку сотенных зеленых купюр, перетянутых резиночкой. На три тысячи там вполне тянуло. Петя впервые в жизни видел столько долларов сразу. Гриню они в свое время купили за восемьсот «зеленых». Правда, и вложили с тех пор в нее, пусть по чуть-чуть, но в общей сложности те же три штуки «гринов».

– Я тебе сказал, – прямо в лицо качку уставился Степа, – машина не продается. Ни за какие деньги. Так что отвали.

«Сейчас будем драться», – отстраненно подумал Петя.

Степа сидит напротив качка. Значит, он, дай бог ему здоровья, возьмет его на себя.

Петя прикинул, как он будет мочить худоватого. Лучше всего встать и прямым в голову – чтобы тот вместе со стулом на бетонный пол навернулся. Только бы у братков с собой ни стволов, ни заточек не оказалось.

– Ладно, давай тогда еще выпьем, – потянулся бутылкой к стакану Степы качок.

– Говорю же тебе: не пью я за рулем.

– А ты и не будешь больше за рулем, – хохотнул стриженый. – Он теперь твою лохматку поведет, – кивнул он в сторону худосочного.

Однако лить насильно водку не стал, только сам хватанул добрых полстакана. И тут новая идея пришла ему в голову.

– А хочешь, мы твою железяку на нашу девку сменяем? Гля, какая маруха. Чистенькая, сисястая. Целка, наверное. Мы сами еще не пробовали. Только сняли. А тебе – только тебе и только за тачку – ее подарим.

– Я ее не хочу, – раздельно сказал Степан, и скулы его порозовели.

– Ну и хрен с тобой, – неожиданно миролюбиво промолвил мощный и обратился к своему напарнику: – Слышь, крысеныш, пошли отольем. А то я ща лопну.

– Пошли.

Оба встали и не спеша, вразвалочку отправились за железный павильон: насколько понял Петя, не столько по нужде, сколь для того, чтобы сговориться, что дальше творить с «терпилами» – а в том, что они со Степой типичные «терпилы», у «ново-русских», кажется, не было ни малейших сомнений.

Однако, едва бандиты скрылись за ларьком, Степан тут же вскочил на ноги. Его примеру без слов последовала девчонка, а за ней – Петя.

– Вперед! – Степа схватил девушку за руку. Та доверчиво вцепилась в его ладонь.

Парочка понеслась в сторону стоявшей на обочине Грини.

За ними поспешил Петр.

Через несколько мгновений они уже оказались внутри: Степа за рулем, Маруся – рядом с ним, а Петя, впервые в жизни, – на заднем сиденье.

Степа нажал на газ и бросил сцепление. Гриня много раз в своей жизни разгонялась изо всех сил, но тут словно чувствовала, что от ее талантов зависит не только судьба обоих хозяев и их милой новой подруги, но и собственное будущее. Машина понеслась вперед вихрем, метеором, болидом «Формулы-1». Не прошло и двадцати секунд, а стрелка спидометра зашкаливала за сто пятьдесят.

Петя оглянулся. Бандиты выскочили из-за шалмана. Но почему-то немедленно в погоню не бросились. Зачем-то смотрели растерянно вслед Грине, теряя драгоценные секунды. Бандитская «БМВ» сиротливо стояла на обочине.

– Безумству храбрых поем мы песню, – проговорил Степа, отрываясь от дороги и долгим ласковым взглядом озирая девушку. Петя хорошо знал этот взгляд. Когда друг делал стойку на очередную красотку, он становился не только смелым, безрассудным, но и нежным, и лиричным, и остроумным. – Мы благодарны, – продолжал он, подражая тону бортпроводника, – что для вашего полета вы выбрали нашу авиакомпанию.

– Как будто я могла выбрать «Эр франс»! – усмехнулась девчонка. Тембр ее голоса оказался низким, хрипловатым, очень сексуальным.

Степа хохотнул, оценив ее шутку. Петя – тоже.

А Степа уже вовсю начал кадриться – будто забыв все на свете: и то, откуда взялась девчонка, и то, что за ними возможна погоня.

– Мы, кстати, до сих пор не познакомились. Меня зовут Степан. А того парня с заднего сиденья кличут Петром. А ты действительно Маруся?

– Действительно.

– Может быть, Мария? Или Марина?

– Нет, Маруся, – упрямо помотала головой девчонка.

Степа перестроился и свернул направо – на бетонку, ведущую в сторону Черноголовки.

– Здесь они нас хрен найдут, – прокомментировал он. – А в Москву сможем вернуться по Щелчку. Или по Горьковской трассе. А может, не поедем в город, а покатаемся?

– Нет, с меня хватит, – покачала головой Маруся. – Я накаталась.

– Как скажешь.

– Подвезете меня домой?

– Естественно. Ты где живешь?

Дурной признак: Степа становился с девчонками таким бархатным, только когда влюблялся. Петя хорошо знал его.

– Как раз от Щелчка недалеко.

– Может, тогда сперва закинем домой того парня с заднего сиденья, а потом мы с тобой где-нибудь посидим?

Вот это нахальство! Петя аж крякнул:

– Эй, на мостике! Тише ход!

И девица тоже покачала головой:

– Не гони картину, Степа. То, что я, как дура, села в тачку к тем отмороженным, еще не дает тебе права... ну, ты понимаешь.

– Ладно, – кивнул Степка. Они разговаривали с девушкой так, словно никого, кроме них, не было в машине: никакого там Пети. И процитировал Ремарка: – «С тобой я буду ползти, как улитка, и гудеть, как сельский автобус».

Петр презрительно скривился: он был уверен, что бандитская девушка в цитату не врубится. Однако та мигом ответила:

– По вашему скоростному Карлу такого не скажешь. – А потом оглянулась на Петю – словно вовлекая его в общий разговор. – Эх вы, два товарища.

– Это не Карл, а Гриня, – возразил Степа.

– А мы на самом деле три товарища, – добавил с заднего сиденья Петя.

– А кто третий?

– Валька.

– Валька? А почему он не с вами?

– Потому что она сегодня работает. И еще Валентина терпеть не может бесполезных гонок.

– Валентина? Она?

– Ну да, да, она женщина, – не без злорадства пояснил Петя.

Однако Марусю этим не смутил.

– Вам повезло, мальчики, – хрипловато рассмеялась она, – раз вы можете считать женщину своим товарищем. – И лукаво подначила: – Или вы просто еще не выросли?

Гриня летела по бетонке. Ни единой машины не было вокруг. По бокам трассы золотились, желтели, алели леса.

Погоня отстала, и жизнь была прекрасна.

* * *

Валя на своей «шестерке» ехала в автосервис – они договорились там встретиться с Петром и Степаном.

Добираться до гаражей в последнее время стало целым приключением. Не повезло им, что боксы расположились на задах продуктового рынка. А нынче, в условиях капитализма, рынок (в смысле базар), считай, центр мира. И в будни-то в толпе новоявленных бизнесменов не протолкнешься, а по выходным дням торговля окончательно превращается в стихийное бедствие. Не поместившиеся внутри торгаши выплескиваются на улицу – и начинается полный дурдом. Особенно тяжко, если на машине едешь. Попробуй проберись по проезжей части, когда по обеим обочинам плотно угнездились коробейники (торговое место – перевернутый деревянный ящик, а товар – все, что угодно, от хлеба со спичками до подержанных кукол в линялых платьицах). И чуть не перед каждым продавцом, уже не на обочине, а на дороге, – плотная кучка, как теперь говорят, «потенциальных потребителей». Ясное дело, что машины – хотя дорога вроде для них и предназначена – в подобной обстановке становятся изгоями. Или иная ярая бабулька боковое зеркало тебе свернет, или авоськой по капоту шваркнут. Ну и злобных комментариев («Разъездились тут!») наслушаешься вдоволь. Поэтому неудивительно, что к вожделенным гаражам Валя подъехала не в самом радужном расположении духа. А тут еще и Петька со Степаном выглядят довольно странно...

Валя хоть и считалась «своим парнем», а настроение – особенно мужское – чувствовала по-женски тонко. Все оттенки просекала и, ежели сильный пол был не в духе, легко вычисляла, что тому причина: похмелье, голод, скука или же половая неудовлетворенность.

Сегодня Петр со Степаном смотрелись ошарашенными. Точно так же оба выглядели, когда первый раз в жизни на «шестисотом» «мерсе» прокатились. «Боже мой, неужели опять во что-то влипли?» – привычно разволновалась Валя. И немедленно потребовала объяснений:

– А ну колитесь: что стряслось?

Друзья и раскололись. Как предавались – вот негодяи, опять в Валино отсутствие! – всеобщей любимой забаве: бросили на скромной Грине вызов – и кому, аж настоящей «БМВ». Как без труда («Ты же, Валька, нашу ласточку знаешь!») выиграли гонку. Как бандюганы (а кто еще может ездить в иномарке?) уважительно разглядывали Гриню и хотели ее купить, а потом предложили Петру со Степаном выпить с ними водки на брудершафт...

До сего момента слушать рассказ друзей Вале было приятно – да что там, просто гордость ее переполняла: и за них, и за любимую победительницу, Гриню-«копейку». Однако то, что произошло дальше, не лезло, на Валин взгляд, ни в какие ворота.

В бандитской машине, оказывается, присутствовала девица. «Худенькая», видите ли, «большеглазая» и «скромная». В общем, по всем признакам – та еще мымра, иначе б с малиновыми пиджаками не ездила. И вот это «трогательное (как осмелился выразиться Степан) создание» попросило друзей о помощи. Навешало им термоядерной лапши на уши, что в бандюганской «боевой машине братвы» она очутилась случайно. Будто бы братки взялись ее до дома подвезти, а сами выехали за Кольцевую, а потом погнали в другую сторону, прочь из города! И ей, безвинной, ни за что пострадавшей овце, ничего не оставалось, как просить о помощи наших скромных героев...

Валя, пока слушала, просто кипела: это ж надо так заливать! Однако Петр со Степаном – наивные романтики! – россказни ушлой девицы приняли за чистую монету. И когда бандиты из «бэхи» дружно двинули от стола отлить – подхватили их спутницу, поместили на переднее сиденье Грини и стартанули прочь! Оставив братков с их недопитым «брудершафтом» и бумажкой в пять долларов на столе – что примерно соответствовало оплате половины счета.

– Они погнались за вами? – вздохнула Валя.

– Куда им! – самоуверенно хмыкнул Петр.

А Степан – встречаться с Валей взглядом он почему-то избегал – вздохнул:

– Нет. Гнаться не гнались. Но номер Грини, конечно, могли запомнить. Они ведь ее со всех сторон разглядывали...

«Супер», – едко подумала Валя. Но причитать не стала: давно усвоила, что «своему парню» – коим она и являлась – ахать не положено. Поэтому с напускным спокойствием спросила:

– Ну а это ваше трогательное создание? Ее вы куда дели?

– Марусю?

«Ах, она еще и Маруся!» – пронеслось в голове у Вали.

– Марусю мы к метро подвезли, к ближайшему.

«И, конечно же, взяли у нее телефончик. Чтобы узнать, благополучно ли девушка до дома добралась», – прочитала Валентина по виноватому лицу Степана. Но не упрекать же его! Что взять с мужиков – кобели, они и есть кобели. Павлины. Лишь бы хвосты распушать. Вырвали красавицу из лап бандитов. Детский сад – и только. Нет бы подумать о том, что у братков все гаишные базы данных куплены. И найти хозяев «копейки» по номеру машины для них плевое дело. Вот и трясись теперь, что Степку – а Гриня зарегистрирована на него – у подъезда по месту прописки подкараулят. И изобьют-изуродуют так, что никакая медицина (тем более нынешняя, уж Валя-то знала, что сейчас в больницах творится) не справится. Или, что тоже дико неприятно, одной машине отомстят – скажем, взорвут: Гриня-то в гараже отнюдь не круглые сутки стоит. А обувную коробку с тротилом засунуть под днище – задачка, тем более для бандюганов, – раз плюнуть...

Но самое, конечно, во всей этой истории худшее – Маруся. И то, что Степан, едва о ней заикнется, сразу принимает максимально идиотский вид. Неужели она, та самая большая любовь – ох, сколько лет Валя ее и ждала, и боялась! – настигла его именно сейчас? Да еще в лице какой-то бандитской прошмандовки?!

«Да нет. Не такой Степка дурак, – успокоила себя Валя. – Перебесится. Успокоится. Забудет».

И изобразила беспечный вид:

– Ну что, братцы-кролики? Насчет ваших приключений я все поняла. А у моей машины, между прочим, трамблер уже третий день чудит. Давайте посмотрим!

* * *

Этим субботним вечером, вернувшись домой, Валя чувствовала себя особенно одиноко. Кому приятно в законный выходной куковать в пустой, печальной квартире? Да еще и холодина, как назло: никаких шерстяных носков не напасешься, а вода в трубах, вместо того чтобы греть, только булькает и переливается. Что поделаешь – смутные времена, становление капитализма, да еще и октябрь... Старушки (возле подъезда, на скамейке, как и положено, существовал целый бабулькин клуб) уже раз пять по поводу холода в квартирах в «Вечернюю Москву» писали. Требовали призвать к ответу раздолбаев-коммунальщиков и лентяев-префектов. Только не те сейчас времена, когда письма в газеты помогают. С дубаком в доме ни одна газета не совладает. Одно спасение – допотопный, чуть ли не из маминого приданого, каминчик. В смысле, обогреватель. Электричества, конечно, кушает изрядно – но не помирать же теперь холодной смертью? Хотя, наверно, в связи с наставшим капитализмом скоро придется и на киловаттах экономить. Валя читала, что в Шотландии, например, энергия настолько дорогая, что население в ледяных квартирах зубами клацает, а обогреватели не включает, шиллинги, или что там у них, жмотит.

В общем, черт его разберет, этот капитализм... С одной стороны, конечно, здорово, что у нас теперь общество равных возможностей, свобода, валюта, демократия и прочие бла-бла-бла. А с другой... Так сложно жить стало. Так непредсказуемо. Так зыбко. И, что особенно горько, никто теперь не дает никаких гарантий. Ни в том, что новая меховая шапка продержится в твоем гардеробе хотя бы сезон – еще до Нового года с головы не сорвут. Ни в том, что с работы не попрут – без всяких, разумеется, выходных пособий. И никто, блин, ни за что не отвечает. Ни за досуг, ни за безопасность, ни за здоровье – живи как знаешь. Может, коммунисты и правы, когда на эти темы на митингах рьяно орут.

Валя ни на какие митинги, естественно, не ходила и претензий государству не предъявляла – в ее возрасте смешно, как-нибудь сама проживет, не пенсионерка, не хворая. Но обида – глубоко саднящая, тяжелая, горькая – у нее была. Не за себя, конечно, ей от правительства никаких милостей не надо, – за маму. Ведь погубили мамочку, уморили – и никто за это наказания не понес. И не понесет никогда...

Сколько Валя себя помнила, они с мамочкой всегда жили душа в душу. Дружили. Ни детские капризы единению не мешали, ни подростковые придури. И от того, что папы у нее не имелось, Валя не страдала – приняла на веру мамины слова, что «лучше вдвоем, чем алкаша в семье терпеть».

Мама была удивительным человеком, дочь ей даже завидовала – у самой-то никогда не получалось, чтоб в любой ситуации, пусть самой пиковой, даже голоса не повысить. А вот мама – не повышала. Вместо этого молчала, перебирала старенькие, еще прошлого века четки – они у Вали теперь на почетном месте, под стеклом серванта, лежат – и спокойно предлагала, каким именно образом выбираться из сложного положения. И, конечно, мамочка была самой доброй. Самой понимающей. Самой красивой. И всегда молодой – до того дня, когда она заболела.

Болезнь, воспаление почек, или, по медицинской терминологии, нефрит, мамуля долгое время считала пустяковой. Все пыталась «малой кровью» обойтись – диетой, гомеопатией, напитком из травы со смешным названием «пол-пала». От Валиных призывов лечь в больницу и раз и навсегда хорошо пролечиться отмахивалась: «Ну их, доченька, эти больницы, – сама же видишь, время сейчас какое. У них там, говорят, даже анальгина нет, с собой надо приносить, и инфекции всякие. Даже СПИД этот ужасный уже в Москве, говорят, появился, а одноразовых шприцев как не было, так и нет. Я уж как-нибудь дома полечусь, можно?»

Валя – не зверь же она! – и не настаивала. Тем более что и чувствовала себя мама вполне прилично, и выглядела свеженько, дочка только потом поняла, что постоянный румянец – это от повышенной температуры... Врачи, гады, тоже никакой тревоги не били – выписывали и выписывали разные дурацкие таблетки и в больницу маму класть не спешили. Участковая докторша обожала, как всегда, на бегу повторять, что домашняя обстановка вкупе с любящей дочерью – лучшие лекари...

Ну а когда маме стало совсем плохо и «Скорая» все-таки примчала ее сразу в реанимацию, оказалось, что уже слишком поздно.

«Острая почечная недостаточность, – объяснил Вале усталый доктор. – Ситуация, к сожалению, тяжелейшая. Практически безнадежная. Продукты распада из организма уже не выводятся...»

– Только не говорите мне, что ничего нельзя сделать, – вскинулась Валя.

– Отчего же нельзя? Можно, – пожал плечами врач. – Маме вашей гемодиализ нужен – то есть аппарат «искусственная почка». Два раза в неделю, часов на пять, подключать нужно...

– Так за чем дело стало? Подключайте! – потребовала Валентина.

– Не все так просто, – вздохнул доктор.

И популярно объяснил: «искусственная почка» – большой дефицит. Раньше, при социализме, на нее была просто очередь – огромная, но некоторым все же везло, дожидались. А сейчас экономика рыночная, и очередей больше нет. Зато и стоит единственный сеанс гемодиализа столько, что у Вали самой в пояснице закололо – от страха за маму. И от ужаса, что ей никогда не раздобыть таких денег...

– Но что же делать? – растерянно вымолвила она. – Если нечем платить – так и умирай? И государство наше – это спокойно допустит? Но ведь мама – она всю жизнь на него работала. И прописка у нее московская, и полис есть...

– Извините, девушка, – коротко вздохнул врач. – Но не я эти правила устанавливал. – И жестко добавил: – Решать, конечно, вам. Только предупреждаю: без гемодиализа ваша мама проживет от силы несколько дней.

– Какая подлость... – еле слышно прошептала Валя.

...На первый сеанс гемодиализа она наскребла почти без труда, просто выгребла по сусекам все свои заначки. На второй – тоже добыла, но уже с трудом. На третий – пришлось занимать. Ну а дальше деньги кончились. И Валя целый план действий составила. Из многих пунктов. Реальных, вряд ли возможных, а то и вовсе фантастических – например, написать в Минздрав, изложить ситуацию и попросить помощи. Или – найти банк, который бы дал долгосрочный кредит.

Из Минздрава, ясное дело, пришла отписка, в банках над Валей только посмеялись: «Мы и друзьям-то кредиты не даем, невыгодно – а тут вы, да еще и долгосрочный просите! Нереально...» А вот друзья – не девицы, конечно, от этих только сочувственных слов дождалась, а Степан с Петькой – ей реально помогли. Оплатили из своих средств целых три сеанса гемодиализа и даже обиделись, когда Валя начала обещать, что деньги им обязательно вернет. И еще Степан с Петром пообещали, если уж другого выхода не найдется, помочь ее «шестерку» продать: «Хотя она, конечно, у тебя развалина, за нее много не выручишь...»

Но окончательно, то есть навсегда, ей помог шеф. Григорий Олегович из «обналичковой» конторы – тогда, два года назад, они именовались еще не «Протоном», а чем-то не менее звучным, «Альфа-Центаврой», кажется.

Валя шефа, кстати, ни о чем и не просила – он ее сам вызвал. И потребовал объяснений: почему, мол, людей пугаешь? Являешься на работу бледная, рассеянная и несчастная? Она и объяснила – и, пока рассказывала, не удержалась, заплакала, шефу пришлось клетчатым платком из собственного кармана жертвовать...

А когда Валя замолчала, Олегович на пару минут задумался – и вдруг предложил:

– Что ж, девочка, могу тебя выручить. Благотворительностью, правда, заниматься не собираюсь. Не та у меня фирма, и не та у нас страна. Но, если хочешь, могу заключить с тобой сделку.

Сделка – это Валя поняла, к сожалению, слишком поздно, – оказалась грабительской. Но в момент, когда мамина жизнь, в полном смысле этого слова, находилась в ее руках, выбирать не приходилось. И Валя, не раздумывая, подписала все бумаги, которые подсунул ей шеф. Во-первых, что обязуется работать на Григория Олеговича в течение семи лет, не требуя повышения зарплаты. А во-вторых, естественно, долговую расписку. Причем сумма, указанная в ней, превышала реальное количество денег вдвое.

– Тут, милочка, ничего не поделаешь – проценты за кредит нынче высокие. Инфляция... – объяснил ей шеф.

«Какая он все-таки сволочь!» – мелькнуло у Вали. Но вслух пришлось говорить совсем иное:

– Конечно, Григорий Олегович, я понимаю. И заплачу вам, сколько скажете. Не волнуйтесь.

Валя понимала: она попала в кабалу. Что ж, ну и пусть. Зато у мамы появился наконец шанс. Она посветлела, повеселела, прибавила оптимизма – да и врачи заговорили о том, что самостоятельную работу почек, возможно, удастся восстановить...

– А нет – мы с тобой, мам, в Баден-Баден поедем, – болтала Валя. – Я слышала, там трансплантацию хорошо делают. Вот и устроим! Тем более что я, родная дочь, для тебя практически идеальный донор. Вот выбью в Минздраве квоту или спонсора найду, не звери ж одни кругом, – и сразу поедем! А ты от моей юной почки еще и сама помолодеешь!

Мамочка, конечно, не верила, что дочери – несмотря на всю ее самостоятельность – удастся выбить квоту или тем более обзавестись спонсором. Но она кивала и заверяла Валю, что все у них – обеих! – будет хорошо. И шутила:

– Еще и замуж с тобой, доченька, выйдем, как в сказке – в один день!

«В общем, одна, если можно так сказать, радость, – думала сейчас, по прошествии лет, Валя. – Мамочка моя умерла счастливой. И до последнего, кажется, верила, что она поправится, что я ее спасу. И, наверно, я действительно сделала все, что могла... Вот только как теперь побыстрее с Олеговичем рассчитаться?..»

Валя подошла к окну. На улице струился скучный октябрьский дождь, облаченные в дождевики собачники спешно волокли своих питомцев по домам... Вот, блин, погодка! Эх, будь мамочка жива, они бы сейчас по рюмочке кагора приняли, сидючи в креслах у обогревателя-камина. Сразу бы тепло стало, уютно. Может, ей одной выпить – кагор-то в баре есть? Нет, лучше не нужно. Не из-за потенциального алкоголизма – просто ведь еще грустнее после этой рюмочки станет. Лучше уж «забить мозги» более безопасным способом.

И Валя достала из секретера свой самый большой секрет. Незаконченную вышивку. Пошлого широкрылого ангелочка – она с ним уже два месяца билась.

Прихватила нитки с иголками, села в кресло и подумала: «Вот бы Петр со Степаном, если б увидели вышивку, сейчас посмеялись! Надо мной – «своим парнем»! Мигом бы в тургеневскую барышню переименовали!»

* * *

На следующий день, в воскресенье, погода вдруг наладилась. Дождь иссяк, небо заголубело, а воробьи чирикали столь беспечно, будто на носу не зима, а как минимум март. В эдакий солнечный, звонкий денек, ясное дело, и настроение совсем другое.

Валя с удовольствием выключила обогреватель – за ночь он так нагрел квартиру, что воздух стал словно в пустыне Сахаре, – и отправилась в кухню, баловать себя роскошным воскресным завтраком.

Сегодня из роскоши планировались киви со взбитыми сливками из баллончика. И то и другое закупалось в супермаркете, стоило изрядных денег и, в принципе, легко заменялось, скажем, на простецкие апельсины и сливки из картонной коробочки (взбить и миксером можно). Давно, конечно, пора взять себя в руки и не тратиться на ерунду, но только ведь «с желаниями женщины, – как говорит Степан, – не поспоришь». И что поделаешь, если именно пижонских киви с не менее пижонскими сливками хочется... Пусть не по карману, зато вкусно. И тонус после такого завтрака – не сравнить, как если б она тошнотины из соседнего продмага наелась.

Ну и день тоже обещал сложиться интересно. В первой половине, правда, придется по хозяйству покрутиться – как ни лень, а серванты-столы уже серые, столько пыли скопилось. И блузок стираных ни одной, а вечная черная водолазка, хоть и удобная, но уже надоела до чертиков.

Зато после обеда они с Петром и Степаном договорились встретиться в автосервисе. Сначала Валину машину доделать, а потом – в задней комнате пульку расписать. Безопасные для кошелька сто рубликов за вист, карты и пиво с вечными преферансными анекдотами (Петр их во множестве знал и даже почти не повторялся). Что может быть душевней для воскресного вечера? Ну а после, если силы останутся, можно будет и до окрестного бара добрести – там теперь разливное пиво продается, и местным жителям, то есть им, его почти не разбавляют. А по телику – спортивные трансляции, и сегодня – Валя не поленилась по программе кабельного телевидения посмотреть – к счастью, не футбол (надоело притворяться, будто ей этот бред с тупой беготней по полю интересен), а бокс. Тайсон с каким-то латиносом дерется.

...И Валин план исполнился в точности. Вернее, исполнялся – ровно до того момента, как расчертили пулю, и она даже успела сыграть семерную треф с вариантом на восемь, а на самом деле – у пацанов козыри развалились, и даже девять вышло, повезло Степке с Петром, что пасанули. В момент ехидных комментариев о «бабах-перестраховщицах» в дверь гаража (на всякий случай, по позднему времени, они заперлись – от бомжей и собак) вдруг застучали. Барабанили нагло, уверенно – бомжи, если вдруг приходят на водку клянчить, сроду так не стучат.

– Кого еще принесло? – возмутился Петр. И велел: – Сдавай, Степка. Отпирать не будем. Сервис закрыт.

– Может, пацаны подъехали? – предположил Степан.

Пацанами звались многочисленные соседи-одноклассники – редкостные, на Валин взгляд, халявщики. Все норовили или починиться «по-дружески», без оплаты и даже без очереди, или деньжат струсить с «господ бизнесменов», то бишь с Петра и Степки.

– Не. Пацаны обычно кодом стучат, – пожал плечами Петя. – «Спартак» – чем-пи-он!

– Тогда, значит, налоговая, – выдвинул новую версию Степан. – А что? Воскресенье, девять вечера – самое время для наезда.

– Да чтоб твой язык поганый отсох! – цыкнул на друга Петр.

А Валя предложила:

– Может, проще открыть? Сразу и посмотрим, кого черт принес!

– Открывай. Но если клиент – сама его чинить будешь, – пригрозил Петр.

– Ага, десять раз, – буркнула она.

Отложила карты, поднялась, прошла сквозь ремонтное помещение и широко распахнула дверь. Краем глаза заметила – Петр со Степаном, хоть и с легкостью отправили подругу «на амбразуру», а стоят за ее спиной, подстраховывают – действительно, мало ли кто темным осенним вечером на окраинный сервис припрется?

Но гость оказался мирным. Мужик, респектабельный – дорогой костюм, вызывающе чистые ботинки, тусклый блеск «Ролекса» на запястье, неслабый «меринок» на заднем плане. Не по-воскресному утомленное лицо и еле уловимый восточный акцент – хотя во внешности с виду никаких южных кровей. И, когда открыли ему, воскликнул «слава богу», а не «слава аллаху».

– Девушка, милая, вечер добрый, – это Вале, – мужики (Петру со Степаном), с машиной – совсем беда, выручайте, а?

– Закрыты мы, – буркнул Петр.

Гость ему, похоже, не глянулся – или просто не терпелось в преферанс доиграть?

Степан повел себя вежливей, но тоже выдал отлуп:

– Боюсь, не получится. Мы уже отключили все, подъемник обесточили. Поздно ведь!

– Да мне и не нужен подъемник! – вскинулся визитер. – Шиномонтировщик только! – И объяснил: – Засада натуральная: машину во дворе на полчаса оставил, вернулся: баллоны пробиты. И нет бы один – два. Что прикажете делать?!

– Такси вызывать, – фыркнул Петр.

– На «Запорожцах» ездить, чтоб народ «мериносами» не нервировать! – подхватил Степан.

– Да ладно вам, – заступилась за гостя Валя, – советчики! Ну вызовет он такси – а где машину-то оставит, в том же дворе? Ее за ночь вообще на запчасти разберут!

– Вот именно! – обрадовался ее поддержке мужик. И посетовал: – У вас тут такой райончик, гляжу, бандитский...

– А вы сами не из Монте-Карло, часом, будете? – поднял бровь Степан.

– Почти, – усмехнулся визитер. – Из Люберец. Ну? Беретесь? Отбашляю по двойному тарифу.

– Да сделаем, куда деваться, – вздохнула Валя. И, пока Петр со Степаном хмуро натягивали поверх цивильных одежек спецовки, светски предложила клиенту: – Хотите чаю? Кофе? Минералки?

Обычно-то клиентов напитками не баловали, но этот – все-таки на «Мерседесе» и платить по двойному обещал. Да и вообще, с богатыми людьми дружить полезно.

...Мужик на кофе, «да из рук прекрасной дамы», конечно же, согласился. И все полчаса, нужные для заклейки колес, они с Валей вели непринужденную беседу. Причем о себе поздний гость (он представился Виктором Михайловичем) рассказывал скупо – ну, бизнесмен (а как иначе, если на «мерине» ездит?), несколько фирм в Люберцах и свои интересы в Москве. Зато про их сервис расспрашивал пытливо и долго: «Нравитесь вы мне – молодые, бойкие, молодцы!» И про то, ИЧП у них или акционерное общество, спросил. И кто официальным владельцем числится. И в собственности гаражи или в аренде. Какие машины чаще всего чиниться приезжают. И даже – странный для владельца «Мерседеса» вопрос – есть ли у них в хозяйстве аппаратура для регулировки CO-CH?

– Зачем вам это? – все удивлялась Валя.

– Да говорю же, – с искренним восхищением ответствовал Виктор Михайлович, – нравитесь вы мне! Смотреть приятно – юные, а уже свое дело. Молодцы. Я-то в ваши годы еще шпаной по подворотням бегал...

– Ну, сейчас времена другие, – пожала плечами Валя. – Страна больших возможностей. Не будешь крутиться – не проживешь.

– Это точно, – с готовностью согласился гость.

И взглянул на нее, как показалось ей, с неожиданным сочувствием.

– ...А дед-то на тебя, Валюха, явно запал, – не преминул заявить Петр, когда гость отбыл на своем свежеотремонтированном «Мерседесе».