Текст книги "Любовь считает до трех"

Автор книги: Анна и Сергей Литвиновы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Ну надо же! – недоверчиво произнес Алексей.

Он жадно, почти не скрываясь, уставился на дальний столик. И вот уж неуемный фотограф, кажется, тут же начал прикидывать, с какого ракурса обоих Дементьевых можно сфотографировать…

– Может быть, подойти поздороваться? – задумчиво произнесла Ася. – Или не стоит?

– Почему нет? – пожал плечами Лешка. – Подойди. – И гордо добавил: – Выглядишь ты шикарно. Пусть увидят, какое сокровище они потеряли!

– Да ну, с ними тетки. Жены, наверно. – Ася продолжала рассматривать компанию за дальним столиком. – И еще какие-то родственники…

И вдруг она снова осеклась.

– Что, Асенька? – опять насторожился Леша.

И Ася взяла себя в руки и сообщила:

– А еще, видишь? Такой интеллигентный старичок, на профессора похож? С бородой, рыжей, как мандарины?

– Вижу, – кивнул Леша. – Борода действительно знатная. Красит он ее, что ли?

– Так вот, с этим старичком я тоже однажды познакомилась. Причем при довольно странных обстоятельствах.

– Это при каких?

И Ася выдохнула:

– Он со мной тогда, в кафе под Воронежем, рядом сидел.

– Когда тебе страшный сон приснился? Про тебя и Диму? – уточнил Алексей. Ася ему о том кошмаре давно рассказала.

– Ну да. И я только теперь начинаю понимать…

Ася вскочила и, забыв про Лешика, бросилась к столику у входа.

Оба Дементьевых – и молодой, и старший – узнали ее мгновенно.

– Акимушкина… – пробормотал Дима.

– Асенька… – тепло улыбнулся его отец. – Вот это встреча! Ты тоже отдыхаешь здесь, в Вальдемоссе?

– Да, – выдохнула Ася. И зачем-то добавила, слегка приукрасив правду: – У меня здесь свой дом.

Сопровождавшие дамы тут же начали буравить Асю ревнивыми взглядами, а Дементьев-папаша немедленно скомандовал:

– Ну, так давай быстро перебирайся к нам, вместе поужинаем. Николай Петрович, будьте любезны, уступите даме свой стул…

«Старичок из Воронежа» повиновался. Асиного взгляда он избегал.

– Ну что ты смутилась, Асенька? – продолжал шуметь Дементьев-старший. – Садись же, рассказывай, как ты, что ты, я чертовски рад тебя видеть!

Ася вдруг решилась.

– Так вас зовут Николай Петрович? – обратилась она к старичку. – Могу я вас попросить на два слова? У меня к вам очень короткий разговор.

– Извольте, – проговорил старичок, метнув на старшего Дементьева одновременно и вопросительный, и умоляющий взгляд. От Аси не укрылось, как тот в ответ развел руками.

Они вместе с огненнобородым старичком вышли из кондиционированной прохлады ресторана в душновато-пряный вечер, на улочку, сплошь уставленную цветами в горшках.

– Скажите… – спросила Ася, избегая взгляда рыжебородого, – десять лет назад, в том кафе под Воронежем… мы ведь встретились с вами не случайно?

Старикашка не отвечал, вид у него был весьма виноватый, однако из-за спины Ася услышала густой бас:

– Далеко не случайно.

Она обернулась. Это был Дементьев-папа.

Он раскатисто, на всю улицу, расхохотался:

– Ты умная женщина, Асенька. И сама все уже давно поняла, ведь правда?

– Кем вы работаете, Николай Петрович? – тихо спросила Ася старичка.

Тот снова промолчал, и снова за него ответил Дементьев-старший:

– Николай Петрович – один из самых известных в стране экстрасенсов. И еще – он талантливейший гипнотизер. И, конечно, в том кафе Николай Петрович был по моей просьбе. От самой Москвы за тобой ехал. Ну и, извини, внушил тебе там кое-какие полезные мысли…

– Но зачем? – удивленно обратилась к Дементьеву-отцу Ася. – Зачем вы так хотели нас с Димой развести? За жилплощадь свою, что ли, боялись?

– И за жилплощадь, и за породу, – не чинясь, признался Димин отец. И галантно добавил: – Впрочем, теперь я понял, что ошибался. Выглядишь ты изумительно.

– Спасибо за запоздалое признание, – усмехнулась Ася.

– И сейчас, – радушно пророкотал старший Дементьев, – когда мы расставили все точки над i, предлагаю тебе вернуться в ресторан и отобедать вместе.

Когда они вошли в зал, ее Лешик сидел за своим столиком весь напряженный, взволнованный. Кажется, еще минута, и он бросится на выручку своей принцессе. Ася издалека улыбнулась и помахала ему: мол, все в порядке. Столик Дементьевых стоял ближе к входу. Папаня под руку подвел ее к нему. Дмитрий вскочил, засуетился:

– Давай, Асенька, проходи. Садись вот тут, рядом с папой…

Ася машинально отметила, что выглядит ее бывший «прекрасный принц» на твердую троечку – фигура оплыла, взгляд потухший, рот вялый… Да и спутница у него далеко не фонтан: типичная стервозина. Наверняка из Димочки веревки вьет, да еще ему и изменяет.

– Спасибо, Дима, я лучше вернусь к себе, – покачала головой Ася. – А вам отдельное спасибо, – поклонилась она Дементьеву-старшему. – Вы на самом деле даже не представляете, как много тогда, под Воронежем, для меня сделали.

– О чем она говорит, па? – непонимающе поднял брови Дима.

– Не твое дело, – привычно отмахнулся от него Дементьев-старший.

И Димка покорно, как десять лет назад, замолк.

– Вы ни в коем случае ни в чем не ошиблись, – задумчиво сказала Ася. Лукаво улыбнулась и добавила: – Я очень счастлива, что обошлась… без вашей благородной породы. До свидания.

Она отвернулась от семейства Дементьевых и, улыбаясь, пошла сквозь ресторанный зал к своему улыбающемуся в ответ Лешику.

Седьмая скорость

Москва, улица Первого Мая. 26 декабря, 19.15. (Через шесть часов после события)

Она была чертовски красива и слегка напугана.

Прямая и напряженная спина. Осторожный перестук каблучков по темному мерзлому двору. Стройная, даже скорее хрупкая фигурка в коротком норковом полушубке. Узкие брючки обтягивают соблазнительную попу и длинные ножки. Роскошные волосы колышутся в такт напряженным шагам. В волосах путаются редкие снежинки – они вспыхивают в молочном свете фонаря, словно бриллианты.

Я на секунду обомлел и тут же понял, что если не догоню ее сейчас, немедленно, то девушка уйдет, скроется во тьме подъезда – и тогда поминай ее как звали, ищи-свищи. Я бросился по направлению к ней: остановить, заговорить, пошутить…

Когда до ее спины оставалось не более десяти метров, я с изумлением осознал, что, оказывается, не один я интересуюсь ею.

Из припаркованной машины вынырнули массивные тени – двое мужчин. Тени загородили девушке дорогу. В отдаленном свете фонаря были видны бугры их кожаных плеч, стриженые затылки. Эти двое, похоже, не собирались морочить ей голову всякими глупостями вроде изящного разговора. Один из братков молча сгреб девушку в охапку. Второй, сопя, зашел сзади и принялся заламывать ей руки. Она не успела даже вскрикнуть, только молча вырывалась из рук подонков.

Какого черта, мысленно возмутился я. Так обращаться с моей девушкой – я уже думал о ней как о своей…

Ни секунды не раздумывая, я подбежал к ним сзади. Никто из троих – ни насильники, ни жертва – не заметил моего приближения. Я разбежался, прыгнул и ударил того братка, что ломал ей руки, ногой по печени. Тот ахнул, глубоко вдохнул воздух и стал медленно валиться на асфальт лицом вперед.

Девушка почувствовала, что его хватка ослабла, рванулась и отпрыгнула в сторону. Бугристый кент повалился на землю, крепко приложился башкой о стылый асфальт и замер. Второй браток растерянно уставился на меня. Он силился понять, кто я такой и почему вдруг здесь оказался. По его лицу было заметно, как туго проворачиваются в его мозгу шарики-ролики. Я бросился на него, но инстинкты качка сработали быстрей, чем его соображалка. Он отскочил, выхватил из бокового кармана пистолет и наставил на меня.

Дело принимало скверный оборот. Девушка стояла где-то в стороне. Она прерывисто дышала и, кажется, готовилась зареветь. Подбитый мной браток без чувств валялся на земле. Дуло пистолета второго брито-кожаного уставилось прямо на меня. Оружие – это уж чересчур. Дырка в башке – слишком дорогая плата даже за такую куколку.

И неоткуда ждать помощи. Совсем рядом уютно светились окна старого трехэтажного дома, кое-где мерцая гирляндами елок. И жильцам за занавесками сейчас совсем не до нас – они заняты вечерними сериалами и рассуждениями о встрече Нового года.

– Ты, мля, кто? – просипел браток в мой адрес.

– Конь в пальто, – любезно ответил я и бросил ему в лицо то единственное, что было у меня в руках – барсетку с документами, а сам отскочил в сторону.

Грохнул выстрел, первая пуля прошла мимо, но пистолет гориллы дернулся вслед за мной. Вторым выстрелом он бы достал меня, но тут произошло непредвиденное. Раздался негромкий хлопок, и мой кожаный убийца стал оседать на асфальт.

Я повернул голову и с изумлением увидел, что девушка обеими руками держит пистолет!

«Она только что выстрелила в гориллу», – сообразил я. Ничего себе, хрупкое, изящное создание! Откуда у нее оружие?!

Руки девушки с зажатым в них пистолетом заходили ходуном. Лицо исказила гримаса ужаса.

– О господи, – прошептала она, – что я наделала!

На груди упавшего братка расплывалось кровавое пятно.

– Ты, кажется, его убила, – любезно пояснил я.

В окнах дома все-таки начали появляться абрисы голов. Любопытствующие граждане вглядывались в полутемный двор. Я, кажется, слишком плохо думал о них. Конечно, никто не вмешается, но милицию они могут вызвать.

– Погнали! – Я схватил незнакомку за рукав шубки.

– Куда?! – рывком высвободилась она.

– Хочешь в ментуру?!

Она не ответила, и я потащил ее за собой. Девушка нехотя покорилась.

– Да спрячь ты наконец пистолет! – прикрикнул я на нее.

Она покорно засунула оружие в сумочку. Я тянул ее за собой. Девчонка, кажется, была в шоке.

Мы подбежали к моей «восьмерке». Я открыл перед ней пассажирскую дверь, почти впихнул ее в кабину.

Сам сел за руль, завел мотор. «Восьмерка» с визгом шин сорвалась с места.

Будем надеяться, что в зимнем сумраке жильцы не разглядели ее номера.

Москва, Косинская улица. 29 декабря, 19.35. (6 часов 20 минут после события)

На глухой окраинной улице не оказалось вечерних пробок, и я несся во весь опор.

Девушка на пассажирском сиденье съежилась и неподвижно глядела прямо перед собой. По ее лицу скользил свет от придорожных фонарей, сменялся сумраком и снова светом.

– Куда мы едем? – наконец спросила она.

– Ко мне.

Она промолчала, переваривая сообщение. Мы проезжали пост ГАИ при выезде на Кольцевую.

– Как тебя зовут? – спросил я только для того, чтобы она не сидела перед гаишниками с таким оцепенелым видом.

Толстый майор в валенках с галошами пошел было к моей машине, даже жезл приподнял, но тут она улыбнулась и кокетливо ответила:

– Меня зовут Лия.

Я притормозил у поста, но гаишник передумал и махнул мне жезлом: проезжай, мол.

Я вылетел на Кольцевую и прибавил газу.

– А ты кто? – спросила она.

– Зовут меня Василием. Или Васей. Как тебе больше нравится.

– Нет, я не про это. Почему ты там, во дворе, оказался?

– Гулял, – пожал я плечами.

– А зачем меня стал спасать?

– Понравилась ты мне. Вот я и решил познакомиться.

Я искоса глянул на нее и, раз уж переходил в этот момент на пятую передачу, положил заодно ей руку на колено.

– Но-но, – она стряхнула мою ладонь, – полегче.

– Как скажешь.

Она ненадолго задумалась, а потом проговорила, очень сухо и внятно:

– Хорошо, я поеду к тебе. Но это ничего не значит. Абсолютно ничего. И если ты питаешь в отношении меня какие-то иллюзии, останови машину, я выйду.

– Как скажешь, – покорно повторил я, пожав плечами.

Девушки часто любят выступать на тему «я не такая». Даже, как оказалось, убийцы… Интересно, в какое дерьмо я вляпался по ее милости?

Подмосковье, город Люберцы. Сутками ранее – 28 декабря, 20.00. (За восемнадцать часов до события)

– Товар уже лежит у него в сейфе, – сказал лысый босс.

В его кабинете в подмосковном особняке сидели четверо: молодой вертлявый парень – ординарец, шестерка, гонец по особым поручениям (его звали Гера); мужик с брутальным умным лицом, похожий на Де Ниро, а также двое волкодавов – накачанных, бритых, не рассуждающих. Босс с Герой попивали виски, «Де Ниро» ограничился колой. Бритые от выпивки отказались.

– Товар будет в сейфе до завтрашнего вечера, – продолжил лысый босс. – Потом его увезут. Когда конкретно увезут и каким маршрутом – узнать не удалось. Так что у нас имеется один шанс его взять – завтра. Ты готов? – обратился он к «Де Ниро».

– Всегда готов, – ухмыльнулся тот, спокойно выдержав немигающий взгляд босса.

– Тогда слушай сюда. Значит, товар в сейфе у ихнего главного в кабинете. Ключ от сейфа лежит у него в столе.

– Где кабинет?

– На втором этаже. Охрана – двое ментов внизу с «калашами». В час менты по очереди идут в столовку. Остается один. Я думаю, вы с ним договоритесь.

Босс усмехнулся.

– Дальше. За постом имеется стальная дверь на лестницу, открывается картой. Карта – вот она.

Главарь бросил «Де Ниро» через стол пластиковую карту. Тот взял, повертел ее в руках.

– Дверь на втором этаже открывается этой же картой. Больше никакой охраны нет. Только секретутка, он и сейф.

– Значит, пойдем завтра в обед, – заметил «Де Ниро».

– Да, – кивнул босс. – И имей в виду: товар у них левый. И если вы его возьмете и свалите – они заяву в ментовку делать не будут. Скажут: гоп-стоп был, а взять ничего не взяли. И менты искать товар не будут – только они сами. Но если вас повяжут во время дела, то… Сам понимаешь…

«Де Ниро» сунул пластиковую карту в карман, молча встал.

– А ты водилу нашел? – остановил его главный вопросом.

Тот кивнул.

– Кто?

– Он лучший. Самый лучший.

Москва, проезд Шокальского. 29 декабря, 20.10. (Прошло семь часов и десять минут после события)

Когда мы вошли ко мне домой (две комнаты в девятиэтажке), Лия немедленно, даже не разувшись и не сняв шубки, осмотрела квартиру. Прошлась поочередно по кухне, спальне, гостиной. Она кружила по комнатам, словно рысь: высматривая, вынюхивая, сопоставляя. Даже заглянула в ванную и туалет. Когда не обнаружила ни засады, ни других мужчин или женщин, маленько расслабилась. Пружинка, всю дорогу будто дрожавшая внутри ее, слегка разжалась. Она скинула полушубок, сапожки. Прошла в гостиную и со вздохом опустилась на диван.

Я понял, как должен действовать. Пошел на кухню, смешал коктейль – старое доброе «северное сияние»: две части шампанского, одна – коньяку. Коль скоро я ради нее рисковал жизнью, то хотел получить за это вознаграждение.

Когда я вернулся в гостиную, она сидела на диване, поджав под себя ноги.

– Выпей, – я протянул ей бронебойное «северное сияние». – Тебе надо расслабиться.

Она покорно взяла бокал, сделала три больших глотка.

– Зачем, – кокетливо улыбнулась, – ты хочешь, чтобы я расслабилась?

Я пожал плечами:

– Похоже, у тебя сегодня был тяжелый день.

И отхлебнул из своего бокала – я пил чистый коньяк.

– Тебе тоже досталось, – хихикнула она.

Безотказное «северное сияние» начинало действовать. Лия разрозовелась и на глазах из стальной превращалась в пластилиновую.

– Да, слегка, – согласился я.

– Ну и видок у тебя был, – засмеялась она, – когда я этого типа подстрелила…

– Ты что, все время с собой пистолет таскаешь? – спросил я.

– Нет, сегодня первый раз в жизни, – заверила Лия.

Я плюхнулся на диван рядом с нею. Она залпом допила умопомрачительный коктейль. Я свой коньяк – тоже.

– Вот видишь, первый раз в жизни взяла оружие, – снова хихикнула Лия, – и оно мне сразу пригодилось.

Я потянулся ее обнять. На этот раз она не сопротивлялась.

– Умм, вот как? – прошептала она. – А ты уверен, что хочешь со мной связываться?..

Я поцеловал ее.

– Может, я влюбился в тебя с первого взгляда.

На пол рухнул ее пустой бокал – загромыхал, но не разбился.

– Погоди, – она высвободилась из моих объятий. – Я пойду в ванную. – И понизила голос до интимного шепота: – А ты пока можешь приготовить постель.

– Полотенце на крючке чистое. Я как знал, что ты сегодня придешь ко мне.

Она выскользнула из комнаты.

Я не бросился, словно сексуальный маньяк, сразу готовить для нас кроватку. Когда из ванной донеслось шипение душа, я надел перчатки и залез в ее сумочку. Надо же знать наверняка, с кем имею дело.

Первым делом достал связку ключей, паспорт, права и читательский билет в Историческую библиотеку. И никакого, разумеется, разрешения на ношение оружия.

Я открыл документы. Девушка и в самом деле звалась Лией – точнее, Лилией Григорьевной Алябьевой, двадцати пяти лет от роду. Не замужем, детей нет, прописана в Москве, на улице Первого Мая.

Права выданы семь лет назад. Документов на машину почему-то нет. Мобильного телефона – тоже.

Я вытряхнул на диван остальное содержимое сумочки. Помада и пудра от Диора, расческа, кошелек, гормональные таблетки. Будем надеяться, что сегодня она не забудет их принять.

И еще в сумочке был пистолет. Старый добрый «ПМ» – пистолет Макарова. Его рукоятка почему-то была вся перепачкана землей.

Я осторожно взял его в руки, выщелкнул обойму. Проверил.

В обойме не хватало не одной, а пяти пуль.

И тут вода в ванной стихла.

Я судорожно покидал все содержимое сумочки обратно. Снял перчатки и зашвырнул их под диван. В тот самый момент, когда я распрямился, она появилась на пороге: завернутая в полотенце, босая, дьявольски соблазнительная.

Я сделал к ней два шага и заключил ее в свои объятия.

Полотенце упало на пол.

Москва, Остоженка. 29 декабря, 13.15. (Через десять минут после события)

«Вау-вау-вау!!!» – доносился оглушительный звук сирен. Две милицейские машины, «десятка» и «Крайслер», неслись друг за другом по старой тихой Остоженке по направлению к Садовому, разгоняя чинный поток автомобилей и привлекая внимание прохожих. Автомобили шли на пределе, но впереди них, против движения, с гибельной скоростью, ловко, в последнюю секунду уворачиваясь от встречных машин, летел «Марк IV».

Вот он проскочил на красный на пересечении с Еропкинским переулком – сворачивающий из переулка «Мерседес» едва не впоролся ему в бок, завизжал тормозами, остановился в пяти сантиметрах… А когда маневр «Марка» постаралась повторить милицейская «десятка», то, несмотря на квакающую сирену, ментов не пропустил «Хаммер». Он врезался прямо им в бок, отшвырнул «десятку» на тротуар. Следующая «ПМГ» чудом миновала завал и понеслась вдогонку за «Марком», а тот уже огибал, опять же по встречной, пробку на мосту через Садовое кольцо.

На спуске с моста в лоб ему едва не впилился новенький «Ниссан» – убегающий «Марк» чудом увильнул от него, а потом по широкой дуге, бешено сигналя и подрезая попутный поток, стал смещаться в крайний правый ряд. По такой же траектории пошел следом и милицейский «Крайслер». Он чиркнул бортом о новенькую «БМВ», отлетел, выровнялся, не остановился, задел встречный «Гольф», но все-таки каким-то чудом вырулил к подножию моста.

А «Марк» в это время резко, с помощью разворота (задымились покрышки!), свернул направо под «кирпич» и понесся, отчаянно сигналя, по односторонней улочке к Садовому кольцу. Милиционеры вырулили туда же, но это был их последний успех. «Газель», несущаяся навстречу, врубилась в «Крайслер», раздался глухой удар, а потом скрежет рвущегося металла и звон разбитого стекла.

Москва, проезд Шокальского. 30 декабря, 7.40. (Спустя 20 часов 35 минут после события)

…Раздался глухой удар, скрежет рвущегося металла, звон разбитого стекла – и Лия в ужасе дернулась и проснулась.

Она лежала в незнакомой постели, заботливо укутанная, вся в поту. Место рядом с ней оказалось пустым. Из кухни доносилось завывание кофемолки. И тут она вспомнила все вчерашние сутки. Утро, день и вечер были ужасными, а вот то, что происходило дальше, в квартире ее спасителя… И квартира, и ее хозяин оказались совсем неплохи. Вася был заботливым, нежным и в то же время каким-то… несгибаемым, что ли.

Лия выскользнула из-под одеяла, накинула на себя его рубашку – в качестве халатика она пришлась ей как раз впору. В коридоре первым делом глянула на себя в зеркало: все в порядке. Никакой косметики, а румянец шикарный, и глаза горят, и волосы спутаны с небрежной элегантностью. Да и Васина рубашка ей идет.

Лия думала незаметно прокрасться в ванную, но Василий выглянул из кухни, радостно проорал:

– О, проснулась! С добрым утром! Иди кофе пить!

Он тоже выглядел что надо: красивый, рослый, мускулистый. Мышцы так и перекатываются под фартучком на голое тело. И глаза у него тоже сверкают.

Нет, здоровый секс еще никому в этой жизни не вредил.

Плюс сваренный Васей кофе пахнул очень соблазнительно.

На кухне Лию ждала яичница с ветчиной, и толстый ломоть хлеба с маслом, и свежевыжатый апельсиновый сок. И даже тарелка геркулесовой каши.

– Ой, Васечка, какой ты хозяйственный, сколько всего наготовил! Но я в жизни столько не съем…

– Тебе надо восстанавливать силы, – безапелляционно отрезал Вася. – Так что лопай!

Запахи съестного щекотали ноздри, уютно лопотал телевизор со своим утренним «брекфест-шоу», а ела она последний раз сутки назад. И Лия уселась за стол и принялась, как Вася изящно выразился, именно лопать. Наворачивать и яичницу, и хлеб с маслом, и сок, и кофе.

– Ой, как вкусно все! – протянула она, утолив первый голод. И лукаво спросила: – Ты, наверно, поваром работаешь?

– Нет, но для хороших людей готовить люблю.

– Значит, тогда ты каратист.

– Нет, на фирме служу. Импорт-экспорт, то-се. А ты?

– А что – я? – строго посмотрела она на него. – Какая разница, где я работаю?

– Да никакой, – смешался он, – просто интересуюсь, идешь ты сегодня на работу или нет.

– Захочу – пойду, захочу – не пойду. Я человек свободной профессии.

– То есть? – слегка напрягся Василий.

– Ты, может, будешь смеяться, но я модельер.

– Да? – удивился Васечка. – Это что, мода теперь у модельеров такая: пистолеты в сумочках таскать?

– Это не мода, – поморщилась она. – Это долгая история.

– Расскажешь?

– Не сейчас.

– А когда?

Лия не ответила, глянула на экран телевизора – и окаменела. Кадры, которые демонстрировал проклятый «ящик», были странно знакомы. Двор, трехэтажные дома, распростертое на земле недвижимое тело…

– Звук!! – отчаянно закричала она.

– Чего? – оторвался Васечка от кофе.

Она, не дожидаясь, пока он сообразит, бросилась делать звук громче.

– …вчера, – зарокотал телевизор, – во дворе дома номер пятнадцать по улице Первого Мая произошло убийство.

Камера зафиксировала лежащего на асфальте вчерашнего кожаного насильника. Затем – как труп в мешке заталкивают на носилках в машину. Стоят любопытствующие соседки.

– Я услышала у нас во дворе выстрел, – говорила в камеру женщина в пальто, наброшенном поверх халата, – потом еще один, выглянула из окна, а он уже лежит на земле. И второй рядом с ним. А двое каких-то со двора побежали.

– Двое? – уточнил за кадром корреспондент.

– Да, двое их было. Одна из них – женщина.

– Женщина?

– Да. Скорее девушка. Я ее, кажется, узнала. Она живет в нашем доме.

План на экране сменился, и по двору заходили в свете фонарей, фонариков и фар люди в гражданском и милицейском.

Голос за кадром бесстрастно прокомментировал:

– По документам убитый является старшим лейтенантом милиции, оперуполномоченным восемьдесят первого отделения Аркадием Гуртовым…

– О господи, – протянул, разинув рот, Васечка.

Москва, Остоженка. 29 декабря, 13.05. (Событие)

Воровато оглянувшись, в мощную деревянную дверь особняка проскальзывают трое: первым идет «Де Ниро», следом – двое тех культуристов, что были вчера на совещании в особняке в Люберцах.

Дверь за ними закрывается.

Долгую минуту ничего не происходит. Воробьи нервно тусуются на дереве. Лениво летят снежинки. Тянется поток машин. Из магазина напротив выходит мужчина в трениках, пальто и тапочках на босу ногу. В руках он тащит бутылку водки.

Вдруг из-за дверей особняка доносится выстрел. Потом – другой, третий. Потом вдруг – автоматная очередь: та-та-та-та-та!

Испуганная стая воробьев вспархивает со своего дерева.

Мужчина в трениках вздрагивает и чуть не упускает свою бутылку водки. Матерится, крестится и боком-боком уходит в переулок.

Трусящая по тротуару кошка порскает в сторону подвала.

И снова наступает тишина. И ничего не происходит. И длится томительное ожидание.

Так проходит несколько минут. В переулке все успокаивается. Воробьи садятся обратно на дерево и начинают свой ор. По Остоженке текут машины. Скользят редкие прохожие.

Вдруг дверь особняка с грохотом распахивается. На пороге первым появляется «Де Ниро». В одной руке у него – стального цвета чемоданчик. В другой – пистолет. Следом вываливается еще один – бритоголовый. Он тащит, обняв за талию, друга – второго культуриста.

Второй весь в крови. Голова его запрокидывается. Ноги заплетаются. Он еле идет.

«Де Ниро» оборачивается и кричит первому кожаному:

– Брось его!

Тот упрямо мотает головой.

– Брось, он не жилец!

Первый кожаный, упорно сжав губы, все-таки тяжело спускает своего брата–братка по ступенькам и волочет к машине.

Тогда «Де Ниро» оборачивается и стреляет раненому прямо в голову. Удар пули отбрасывает его на тротуар.

Первый кожаный ошеломленно кричит:

– Что ты делаешь?!

– Едем, едем, едем! – в азарте кричит ему «Де Ниро» и скрывается вместе с чемоданчиком внутри машины.

Первый кожаный словно нехотя, бросив прощальный взгляд на лежащее на тротуаре тело, усаживается в автомобиль.

И в этот момент издалека начинают доноситься сирены милицейских автомобилей: вау-вау-вау!

30 декабря. 8.05. Москва, проезд Шокальского. (Спустя 20 часов 45 минут после события)

Лия сидела на моей кухне – поникшая, вся съежившаяся, вжавшаяся в спинку стула.

– Да, круто ты попала, – резюмировал я.

Она вся ощетинилась:

– А ты? Ты не попал?

– И я – тоже, – не стал спорить я.

Лия вдруг расплакалась. Она рыдала как девчонка, навзрыд, всхлипывая. Я подошел к ней и обнял за плечи. Она уткнулась носом в мой живот. Я успокаивающе похлопывал ее по плечу.

Наконец она отплакалась. Я дал ей носовой платок.

– Вася, – пробормотала она. – Васенька! Что мне делать?!

– Для начала ты можешь пожить у меня, – радушно предложил я.

– Для начала?! – зло выкрикнула она. – Это сколько? День? Два? Неделю?

– Сколько надо, столько живи. Хоть всю жизнь.

– Да? – язвительно проговорила Лия. – Просидеть всю жизнь здесь, у тебя дома? И каждый раз вздрагивать от звонков в дверь? Спасибо, конечно…

– Можно сбежать, – предложил я.

– Куда?!

– За границу.

– Как? Меня пограничники тормознут.

– А почему бы не сделать тебе новый паспорт? На чужое имя?

Ее лицо вспыхнуло надеждой.

– А ты сможешь?

– Не знаю, – пожал я плечами, – но попробую. В Москве сейчас все можно. Были б деньги.

– Деньги будут, – серьезно кивнула она.

– Я думаю, тут нужны большие деньги.

– Это все равно. Я заплачу.

– Тогда я узнаю, что можно сделать. Прямо сегодня.

– О, Вася! Я тебе буду так благодарна! Иди ко мне.

– Мне пора на работу.

– Ничего, опоздаешь на полчасика, – промурлыкала Лия и притянула меня к себе.

Москва, Сретенка. 30 декабря, 15.00. (26 часов после события)

С утра я закрылся в своем кабинете и стал названивать по всем возможным номерам, выстраивая цепочки к делателям фальшивых загранпаспортов. Не знаю, сколько я в точности обзвонил человек – двадцать, тридцать или сорок, – но ближе к обеду меня вывели на некоего Степаныча. Мне сказали, что он – может. Я позвонил ему и по недомолвкам в трубке понял, что Степаныч действительно сможет (если, конечно, не кинет). Мы договорились встретиться с ним в полчетвертого в «Макдоналдсе», в торговом центре у метро «Сухаревская».

Все утро я боролся с желанием позвонить домой – поговорить с Лией. Нет, не для того, чтобы проверить: не сбежала ли она. Просто хотелось услышать ее голос. И вот теперь у меня появился повод. Я позвонил условным сигналом: выждал четыре гудка и нажал «отбой», а потом набрал номер снова.

– Да-а? – пропел в трубке ее голос, и на сердце у меня потеплело.

– Что делаешь? – глупо спросил я.

– Смотрю «ящик». Бразильский сериал.

– Тебе срочно надо сфотографироваться на загранпаспорт.

– Да-а?! Вот здорово!

– В верхнем ящике на кухне есть запасные ключи от квартиры. Сходи к метро и снимись в автомате. Только на маршрутку не садись, иди пешком.

– Йес, сэр! – В ее голосе слышалось ликование.

Я двинулся на встречу со Степанычем.

Москва, Сухаревка. 30 декабря, 15.30. (26 часов 30 минут после события)

Степаныч оказался огромным седым мужиком, супертяжеловесом. Биг-мак в его руке казался круассанчиком. Как он, интересно, со столь приметной внешностью занимается тайным бизнесом?

– Когда тебе нужна ксива? – спросил он, с упоением перемалывая канадский бутерброд.

– Чем скорей, тем лучше.

– За срочность – наценка.

– Сколько?

Он не ответил, разворачивая своими пальцами-сардельками новый гамбургер.

– Виза тоже нужна? – промычал он, откусывая огромный кусок сандвича.

– Да. Лучше – «шенген».

– Все вместе – десять зеленых кусков. Аванс – пятьдесят процентов, остальное – при получении.

– А документы надежные?

– Тебе, сынок, – усмехнулся он, – придется поверить мне на слово.

Москва, Воробьевы горы. 22 декабря, 01.00. (За семь с половиной суток до события)

Москва осталась где-то далеко внизу, у подножия Воробьевых гор. Там, в городе, все было как обычно: темноту ночи прорезают скучные фонари, мигают бесполезные витрины, а трепетные снежинки мгновенно превращаются в унылую хлябь. А здесь, наверху, особый мир – присыпанный свежим, сладким на вкус снегом. Мир оголтелый, жестокий, безбашенный. И дьявольски привлекательный.

Тот самый немолодой человек, похожий на Де Ниро, знал здесь немногих. Но чувствовал себя лучше, чем дома.

…Сегодня на площадке на Воробьевых горах собрались стрит-рэйсеры. Юноши щеголяли на оттюнингованных «восьмерках» и «девятках». Господа приезжали на дорогих, почти что гоночных «Субару» и «бэхах». Встречались и дамочки, в основном – дочки столичных богатеев. Девочкам нравилось заявляться сюда на новеньких, только что подаренных автомобильчиках. Вариться в котле, полном настоящих мужчин. Они даже готовы были подставлять бока своих лакированных машинок под хищные бамперы мощных гоночных тачек.

Нынешняя ночь – предрождественская, пахнущая морозцем – обещала стать изумительной, хотя «Де Ниро» и не был уверен – хочется ли ему сегодня ездить. Иногда хватало просто смотреть. Смотреть, как мозгляк на разлапистой «восьмерочке» отчаянно пытается войти в поворот – и заканчивает гонку, расквасив машинный нос о бордюр. Как страстно, почти касаясь боками, мчатся бок о бок два автомобиля совокупной ценой под полмиллиона долларов… Риск, спору нет, всегда удовольствие. Но с такой работой, как у него, бывает чертовски приятно всего лишь наблюдать, как рискуют другие.

– Хай, ты гоняться сегодня будешь? – обратился к нему один из завсегдатаев.

– Посмотрю. – «Де Ниро» пожал плечами и перевел взгляд на площадь, где в ожидании старта толпились машины.

– Ага, посмотри, – ухмыльнулся его знакомый. – Вон, видишь, рыжая ржавчина? Тоже погоняться решила…

«Де Ниро» перевел взгляд на распорядителя, дающего старт очередному раунду гонки, и с трудом удержался от усмешки.