Текст книги "Зверь (СИ)"

Автор книги: Анна Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Нет, она не была такой даже в семнадцать. Даже с Трэвисом Хартом в их первую ночь, когда у него тряслись поджилки, а она, закатывая глаза от стыда и досады, руководила процессом. Пара страстных курортных романов не счёт – там главенствовали желания тела, а сердце оставалось наглухо запечатанным. Это было глупо и безнадёжно вот так влюбиться, когда вся жизнь летела под откос, будто слетевший с рельс скоростной состав. Наверное, это всё, что ей осталось посреди сплошного мрака, где надежда найти брата с каждым днём становилась всё призрачней.

Они оказались в центре событий сразу же, как ступили в рыжий круг света уличных фонарей, окружавших площадку. Бишопа втянули в карточную игру за соседним столом, и Эллен прибилась к Эйдану Хиллу, окружённому вальщиками и стремительно пустеющими ящиками пива.

– Шаманское зелье. Это наш Хэнк гонит, – пожилой бородач плеснул в кружку мутно-белой жидкости из простой стеклянной бутылки без этикеток и подвинул ей.

– Кто?

– Генри. Нильсен. Ну, шериф – этот чёртов законник. Он ведь у нас потомок вождей, – усмехнулся вальщик. – Пробирает до костей, а? – он ткнул в бок своего соседа по распитию. Тот корчился, закрывая лицо ладонями и пытаясь вдохнуть воздуха – «зелье» оказалось очень крепко.

– Брага обыкновенная, нашёл зелье тоже мне, – выплюнул он, наспех запивая огонь в глотке пивом.

– Я не буду это пить. С меня достаточно приходов и откровений. – Барр решительно отодвинула кружку, но от бутылки пива и куска мяса, истекающего жиром, не отказалась.

Казалось, к ней уже привыкли. Не было шуточек, сальных взглядов и гадких улыбочек – она была под защитой Хилла и Бишопа, против которого, по всей видимости, идти никто не решался. Они напоминали ей стаю, где были вожаки и подранки, которых нужно было учить и поучать, и в этом почти первобытном мире женская эмансипация не стоила ни цента. Здесь не работали ни законы, ни правила, ни права, только личный кодекс чести – Эллен не представляла, как сложилась бы её судьба, встреть она в лесу вместо Бишопа кого-то другого.

От собственной беспомощности становилось тошно и страшно. Этот грубо обтёсанный мир не был её миром, она была здесь чужой. Та жуткая женщина в городе была права – приезжать не стоило. Стоило гнуть свою линию до конца, похоронить брата вместе с родителями и не позволять ему воскресать. Все зацепки вели в тупик. Воздух, пропитанный смолой и дымом, отдавал стойким запахом безнадёжности. В этой глухой тишине – без связи, без шума улиц, без гомона толпы – пришлось многое о себе переосмыслить. Эта тишина намертво вгрызлась в мозги и даже после отъезда не покинет её, оставшись в ушах глухим звоном и сейчас, среди смеха, звуков музыки и пьяной болтовни, в голове зияла дыра. Она не знала, как принимать себя такой – бесцельной, беспомощной, разбитой.

– Что вы имели в виду? – Бишоп, скинув карты, снова оказался рядом.

– Что? – Эллен слишком погрузилась в хмурые мысли и не поняла вопроса.

– Я про приходы и откровения.

Даже находясь в компании других людей, поглощённый азартной игрой, Адам не пропустил мимо ушей ни одного сказанного ею слова – он будто зорко следил за тем, как бы кто её не обидел. Он напомнил ей тех сторожевых псов, которых она наблюдала этим вечером обманчиво спокойными – собаки сыто спали, но стоило им почуять хотя бы намёк на опасность, они мгновенно вытягивали шеи, готовые вскочить и броситься в бой за территорию. Эллен, разогретая алкоголем, решилась сказать ему о том, о чём собиралась никогда больше не вспоминать.

– Мне брат померещился в часовне.

Она решительно отвергала всё иррациональное, стыдила и высмеивала тех, кто верит в потустороннее, но это явление объяснить не могла. Эллен заставляла себя верить в то, что разум под давлением страха и стресса выдал галлюцинацию, но что-то всё равно не давало покоя. Лицо Адама помрачнело после её слов. Он замолчал, а ей ведь так хотелось, чтобы он убедил её в том, что она права. Бишоп со всей серьезностью отнесся к её словам, сводя на нет весь её шаткий настрой.

– Там опасно находиться. В любой момент может пол обвалится или крыша, – глухо произнёс он, незаметно уводя её под локоть на улицу, подальше от любопытных, пьяных глаз.

 Эллен посмотрела на него. Его взгляд вновь был рассеян, словно он мучительно что-то обдумывал, как тогда в машине. Отчего каждая её фраза, каждое её действие вызывали у него такой странный отклик? Как же хотелось влезть в его голову и понять, что же там происходит. Досадно – она не могла задать ему вопрос в лоб, опасаясь снова промахнуться.

– Похоже, я собрала все ваши местные достопримечательности, – Эллен горько усмехнулась, проматывая в памяти свои злоключения. – Знаете, Адам, вы меня гоните, все меня гонят, но я никак не могу отсюда выбраться. Чертов бермудский треугольник этот ваш Форт-Келли.

– Я знаю, к вам относятся настороженно. Люди не любят перемен. Особенно здешние. Таков местный менталитет, если можно так сказать.

– Вы не такой, как они.

– Вы совсем меня не знаете, Эллен, – грустно улыбнулся Бишоп, посмотрев вдаль, поверх колючей, местами выломанной проволоки, обвивающей серый, глухой забор.

Они неспешно прогуливались плечом к плечу. Початые бутылки с пивом стукались друг об друга, когда их руки случайно соприкасались при ходьбе. Эллен не любила алкоголь. Вместо расслабления и веселья на неё всегда накатывала необъяснимая тоска, заставлявшая её искать уединения подальше от шумных приятелей. Наверное, именно в эти моменты все внутренние установки начинали трещать по швам, обнажая всю её голую суть – жестокая эгоистка, которая предпочла строить карьеру вместо того, чтобы строить человеческие отношения, в первую очередь со своей семьёй. Сколько раз горечь утраты сменялась на злобу – появившись из ниоткуда и исчезнув в никуда, Натаниэль отнял у неё семью. Как же иной раз ей хотелось спросить с него за всё, если бы он только мог отвечать за свои поступки. «Это было хорошо обдуманным его решением», – Барр вспомнила слова детектива Дэлино, и всё стало ещё непонятнее. Ей хотелось, чтобы Дэлино ошибался, иначе брату просто не найдётся оправдания. Можно ли испытывать такой коктейль чувств к человеку, который давно превратился в призрака? Почему безразличное спокойствие оказалось всего лишь ширмой, за которой прятались тоска и одиночество?

– Вы ещё чувствуете что-нибудь к своей невесте? – Эллен хотела знать, испытывает ли Адам похожие чувства. Любит ли он всё ещё ту, из-за которой навечно закрыл путь к себе в душу.

– Да, – тихо ответил он.

Внутри словно что-то оборвалось, Эллен ощутила, как её повело в сторону, будто она спьянела после нескольких глотков. Лучший мужчина, которого она встречала в жизни, оказался занят и ей никогда уже не доказать, что она может быть не хуже той, навсегда оставшейся идеальной в его памяти. Горечь пива разъедала пищевод, а горечь мыслей травила разум, Эллен невольно отставала и отходила в сторону, потому что идти рядом с ним так близко было невыносимо. Между ними ничего не может быть, у них разные дороги и совместное будущее для таких, как они – утопия, сказка для маленьких, наивных девочек. Она рано или поздно уедет, а Бишоп похоронит себя среди пней и древесины, потому что так решил, но отчего-то душа требовала чуда.

– Вину, – спустя мучительно долгие секунды Адам уточнил природу своих чувств, и у Эллен немного отлегло от сердца. – Я не остановил её в тот день. Я совершил много ошибок. В том числе то, что позволил зайти этим отношениям так далеко. И всё это стоило ей жизни. Я всегда буду винить себя.

Наверное, это был самый длинный и самый откровенный ответ за всё время их короткого знакомства так, что у Эллен перехватило дух. Он был скрытен, будто окруженный бетонным забором с колючей проволокой, как окружён им был сам Форт-Келли. Каждая сказанная им фраза вызывала лишь больше вопросов, которые Барр не решалась задать. Медленно делать подкоп или лезть наверх, рискуя получить разряд тока – Эллен не знала, зачем ей это нужно. Она считала дни до отъезда, она знала, что эта крепкая привязанность станет рвать ей душу и заставит страдать, но всё равно тянулась за ним, будто заколдованная. Она ненавидела этот чёртов город за то, что отнял её семью, а взамен дал мужчину, который вдруг стал слишком много для неё значить.

– Понимаю. Я бросила своих родных в тяжелое для них время. Я не представляла, что их может не стать в один момент, – отозвалась она, пряча взгляд. Алкогольная депрессия нагнала её и здесь – в носу закололо, а слёзы кусали уголки глаз, грозя устроить потоп, который вовсе не хотелось демонстрировать.

– У вас есть шанс искупить вину, когда найдете брата. Эй? – он повернулся к ней и аккуратно подцепил пальцами подбородок, заставляя её поднять голову и посмотреть ему в глаза. Эллен смутилась и замерла – это было неожиданно, она не знала, как реагировать на такой интимный жест. – Я вас расстроил?

– Отсоси, медведь!

Эллен и Бишоп одновременно повернулись назад. Под навесом пьяный в стельку Марти смеялся, кричал и делал неприличные жесты в сторону леса. Остальные рабочие недовольно переговаривались, кто-то пытался его угомонить и затащить обратно за стол. Когда один из вальщиков грубо схватил Марти за руку, он неловко вывернулся, случайно ударив того по лицу.

– Дайте мне ружьё, я его застрелю. Шкуру отошлю домой, пусть у порога положат. Идиоты.

В воздухе веяло дракой. Бишоп бросился в гущу событий и вытащил мальчишку за шиворот из захмелевшей, агрессивной толпы.

– Не стоит так, – спокойно, но твёрдо произнёс он, глядя Марти прямо в глаза. Адам нависал над ним с высоты своего немалого роста, словно глыба, которая вот-вот рухнет ему на голову. Парень начал терять запал и оттого стал ещё борзее и громче.

– И ты туда же, Бишоп? Я думал, ты нормальный мужик. Вы тут все чокнутые? Это просто тупое животное! Тупое животное!

– Тео, отведи Эллен домой, – Адам сказал кому-то в толпу. – Кажется, ей нездоровится. Я сам тут разберусь.

Она смотрела, как Бишоп потащил его к воротам КПП, периодически встряхивая, когда тот начинал сопротивляться, как Хилл успокаивал особо нервных, терпеливо им что-то объясняя.

– Это он из-за Джо. Расстроился парень, напугался.

Рядом с ней перешёптывались двое рабочих. Навострив уши Барр ловила разрозненные обрывки разговоров и пыталась понять, отчего дружная с виду посиделка едва не превратилась в грандиозное побоище.

– Да все тут на измене, если честно. Когда мы выносили Джо из леса, знаешь, что он бормотал? «Зверь вернулся, зверь вернулся, зверь вернулся».

Не удержавшись, она посмотрела на их лица. Двое матёрых бородачей были всерьёз напуганы, словно мальчишки, насмотревшиеся на ночь фильмов ужасов. Это было нелепо, странно и страшно, будто этот страх передавался по воздуху вирусом, впитывался через кожу и проникал в лёгкие вместе с воздухом. Эллен отчаянно сопротивлялась всеобщей тихой панике. Взывая к здравому смыслу, она едва не спросила их «Чего вы несёте?», но удержалась – разжечь новый конфликт и случайно получить на орехи в очередной потасовке она не хотела.

От толпы отделился пожилой мужчина и взял Эллен под руку.

– Теодор Фишер. Для вас, милая леди, просто Тео, – он увёл её подальше от толпы, в сторону жилых блоков так быстро, что она не успела вставить ни слова. Называть его Тео уместнее было лет пятьдесят назад, но, несмотря на весьма преклонный возраст, фельдшер держался бодро.

– Стоит беспокоиться? – Эллен кивнула в сторону взбудораженных вальщиков.

Эллен почувствовала, как по телу прошла крупная дрожь, несмотря на то, что она отчаянно пыталась бодриться. «Зверь вернулся» – от этой странной фразы за милю несло тихим, подавленным ужасом. Те двое мужчин были абсолютно серьёзны и собраны, будто на них надвигалась стихия, от которой нет спасения, лишь смирение с неотвратимой участью. Всё это казалось нереальным. Обрывки мыслей метались в голове, складываясь в нелепые догадки, озноб бежал вдоль позвоночного столба, заставляя Эллен против воли передёргивать плечами. Гомон напуганной, хмурой толпы лез в уши мерным гулом, вызывая приступ тошноты, лишь ровный голос Фишера держал её на плаву, не позволяя скатиться в панику. Они боятся медведей – единственный похожий на правду вывод, который сумел сделать взбаламученный чужими страхами разум. Значит, хищники представляют реальную угрозу. Они – не просто буквы в старых газетных выпусках. Значит, Натаниэль тоже мог пострадать из-за них.

Мысль о том, что брат может быть давно мёртв, взрезала брюшину приступом острой боли. Хотелось вызвать сюда спасательный отряд и немедленно прочесать каждый гектар этого проклятого леса, вырвать с корнем каждый чёртов кустарник, чтобы убедить себя в обратном. Проблема лишь в том, что все её доводы, как и доводы родителей, для полиции не значили ровным счётом ничего. Опасения и предчувствия к делу не пришить, ведь даже записка Натаниэля не стала поводом для возобновления дела. Сама же Барр не могла ничего, только беспомощно вариться в котле собственных переживаний.

– Я здесь уже очень давно работаю и, поверьте мне, это не самое худшее из того, что здесь уже бывало. Языки почешут и разойдутся, не переживайте.

– И как давно вы здесь?

– С самого основания. Я работал на военной базе. Да, вот такой я старый, – Фишер усмехнулся. Барр украдкой взглянула на него.

Она прикинула в уме цифры. Сколько ему? Должно быть восемьдесят или даже больше. Для его возраста у него была удивительно прямая осанка и твёрдая, уверенная походка. На висках было чуть меньше волос, чем на остальной голове – казалось, он всё ещё обривался по старой привычке. Возраст выдавали лишь выцветшие светлые глаза и сухая, обветренная кожа, изрезанная глубокими морщинами.

– То есть, вы – военврач?

– Так точно. Я вышел в отставку, когда моя часть уехала с Форт-Келли.

– А вы решили остаться здесь? С вашей квалификацией и на более низкой должности? – воскликнула Барр, разведя руками. – Да что же всех так тянет сюда?!

– Удивительный воздух здесь, – улыбнулся Фишер. – Наверное, в нём причина.

– Здесь никаких испытаний не проводили? Например, связанных с галлюциногенами, – спросила Эллен, вспомнила ещё одну из своих нелепых теорий, когда они переступили порог его таунхауса.

– О Боже, с чего вы решили, милая Эллен? – он рассмеялся, жестом приглашая её пройти наверх по лестнице.

– Пальцем в небо, – Барр невозмутимо пожала плечами.

В гостиной Фишера было светло и чисто. Стеллажи с медицинской литературой высились до самого потолка и были забиты до отказа, у окна стоял старый, деревянный секретер, который мог бы неплохо уйти на винтажной барахолке, сразу за дверью виднелась кушетка, накрытая чистой, белой простыней. Эллен, скинув куртку, села на неё и приняла из рук Фишера простой электронный градусник.

– Нет, что вы? Подобные испытания запрещены ещё со времен Женевского протокола, – Фельдшер набросил на плечи белый халат и, вооружившись фонариком-ручкой, сел напротив неё на табурет.

– Ну, это же не значит, что их действительно не проводили?

– Ох уж эти теории заговора, – Фишер покачал головой. Он ощупал ей лимфоузлы, осмотрел горло, глаза и ладони, снял показания с термометра.– Идите-ка домой, Эллен. Вам нужно хорошенько выспаться и больше не переохлаждаться. Завтра станет лучше.

Фишер открыл ящик, вынул банку с мутно белой микстурой и сел за секретер, чтобы выписать схему приёма лекарства.

– Я ищу брата. Я здесь только за этим, каким бы чудесным ни был здешний воздух, – говоря эти слова, она думала не о воздухе. Она думала о Бишопе. О том, как неумолимо они сближались и как отталкивались, словно магниты с одинаковыми полярностями. Неправильно, не вовремя и неотвратимо – Бишоп, как и сам этот проклятый город, забирал у неё разум и терзал душу, словно ей не хватало переживаний, которые она приволокла с собой. Воистину беда не приходит одна, но как же чертовски она устала бороться сама с собой.

– Я уже давал показания Генри, и они ничем не помогли ему, увы. Даже если я и видел вашего брата, то не знаю, куда он направился после.

Эллен промолчала. Наскоро простившись с Фишером и отказавшись от его сопровождения, она отправилась к себе. Сон не шёл, несмотря на то, что в доме действительно стало жарко, как и обещал Бишоп. Произошедшее не давало покоя, разрозненные мысли превратились в груду металла, раскинутую по подушке – Эллен никак не могла улечься, не могла найти удобное положение.

Прежде чем выпить лекарство, она изучила состав на этикетке – обыкновенное жаропонижающее, противовирусное и седативное в сиропе, одно из самых популярных, современных лекарств в нормальных аптеках. Опасаться было нечего. Она выпила положенное количество микстуры залпом, как алкогольный шот. Эффект появился скоро. Через полчаса Эллен ожидаемо потянуло в сон.

========== Глава 9 ==========

Она проснулась в полдень, сварила кофе и выглянула в окно. Небо затянула белая рябь облаков. Срывалась снежная крупа, мерно шурша по железному откосу окна и скапливаясь в белоснежные шапки – подгоняемые ветром, они закручивались в маленькие вихри и ползли змейками по утоптанной земле. Медикаментозный сон не помог прояснить разум, Эллен туго соображала и не могла решить, как распланировать день. Вырваться в город, понадоедать шерифу, пытаясь заставить его оторвать зад от стула и поскорее достать ей дела, наведаться в архив и досмотреть еще две коробки пыльных бесполезных бумаг, пройти по домам с фотографией брата, напоминавшей скорее чёрную кляксу, чем изображение лица – всё это казалось бесполезной тратой сил и времени. От неё словно что-то ускользало, она не могла выбрать верное направление. Сосредоточиться не получалось. Эллен будто упрямо пыталась пробить стену, вместо того, чтобы поискать дверь.

Вчерашний разговор между двумя рабочими не выходил у неё из головы. «Зверь возвращается», – вдруг вспомнились слова женщины, к которой её угораздило сунуться затемно в поисках комнаты. Эллен вспомнила и то, что заставило её испытать тогда холодный, липкий ужас, сродни тому, что висел в воздухе вчера вечером. Бесплотная тень брата, призрак, ощущение чужого присутствия и чьё-то дыхание ей в затылок – чем больше проходило времени, тем бледнее становились воспоминания, но ощущения отчего-то становились острее. Одно событие накладывалось на другое, чужие слова повторяли друг друга и разум против воли выстраивал ассоциативные ряды. Версия с озверевшим медведем-людоедом теряла состоятельность. Здесь было что-то ещё.

К зданию администрации подъехала «Тахо» Эйдана и возле неё стали скапливаться рабочие. Смена, похоже, так и не начиналась. Ею овладела странное чувство тревоги, словно вчерашняя потасовка имела последствия. Наспех одевшись, Эллен поспешила вниз.

– Может, он сбежал?

– Куда? Пустой, в глухих лесах? Марти не идиот.

Она вертела головой, стараясь зацепить нить разговора, блуждала взглядом от одного говорившего к другому.

– Может, он заблудился? Совсем в стельку был.

К воротам подъехал «Форд» Бишопа. Он привёз с собой шерифа. Адам вышел, сам открыл шлагбаум и въехал на территорию, не снижая шоссейной скорости. Люди замолчали, словно ждали от него решающего слова.

– В городе его нет.

Этой ночью Адам явно не был дома. На нём была вчерашняя одежда, его суровое, усталое лицо заросло тёмной щетиной, глаза запали, а губы сжались в строгую, тонкую линию. Он говорил так, будто каждое слово давалось ему с трудом, а за плотно сжатыми зубами таилась полыхающая ярость. Казалось, он варился в собственной злости, удерживая её внутри на коротком поводке. Эллен не хотела бы оказаться слишком близко рядом с ним таким – именно сейчас вместо привычного умиротворения Адам Бишоп внушал опасность.

– Так, давай сначала, Сэм, – Хилл кивнул охраннику, который всегда дежурил на КПП. Сегодня он покинул своё рабочее место ради срочного собрания и готовился повторить всё, что видел ещё раз специально для шерифа.

– В общем, они с Бишопом вышли за ворота, Бишоп его как следует тряхнул и что-то сказал ему. Бишоп вернулся на территорию, а Марти поднялся ко мне, стрельнул сигарету и ушел. В лес. Сказал, прогуляется. И всё.

Нильсен молча кивал головой, принимая показания. Народ сбивался в кучки и тихонько переговаривался. Люди ещё не успели отойти от случая с Джо, теперь же лесопилке грозило очередное происшествие. Под удар попал ещё один рабочий. Мечтательный паренёк, который здоровался с Эллен каждое утро и казался ей таким же молодым и порывистым, каким когда-то был Натаниэль.

– Бишоп, что ты ему такого сказал, что он удрал через бурелом в одной рубашке?

 – усмехнулся Сэм. Адам промолчал, но взглянул на него так, что, кажется, надолго отбил у него желание зубоскалить.

 Эллен не могла представить Бишопа настолько разъярённым. Казалось, поднеси к нему спичку, и он взорвётся, похоронив под обломками и лесопилку, и городок. Он стоял позади всех, прислонившись спиной к боковине машины, словно погонщик, следивший, чтобы стадо не разбрелось, и выглядел почти безучастным. Прячась за спинами вальщиков, Эллен напрасно пыталась поймать фокус его взгляда – до Адама было не достучаться.

– Нужно прочесать лес, пока не стемнело, – решительно сказал Нильсен. Эйдан поддержал его молчаливым кивком головы.

– Я тоже пойду.

Все обернулись на звук её голоса, но никто не произнёс ни слова. Никто не стал её отговаривать, цокать языком и закатывать глаза, скептично хмыкать или напоминать ей, что она сама без пяти минут дама в беде. Тревога за жизнь мальчишки сплотила всех и напомнила, что перед угрозой гибели все равны.

– Нет, – глухо отозвался Адам.

– Я не спрашивала разрешения.

Бишоп полоснул её злым взглядом исподлобья так, что она невольно сделала шаг назад. Барр испугалась. То впечатление, которое она составила о нём в момент первой встречи, неумолимо стиралось, являя ей другого Адама Бишопа. Этого Адама Бишопа хотелось обходить по большому радиусу и никогда не вступать с ним в диалог, а уж тем более в спор, что она собственно и сделала, минуя все доводы рассудка. Здесь словно у каждого было двойное дно, всё вокруг было двулико и обманчиво. Эллен не знала, на кого действительно можно положиться, не оглядываясь в поисках подставы, ведь даже себе она уже не верила.

– Пусть идёт. Лишние глаза и уши не помешают, – шериф примирительно хлопнул Бишопа по плечу. С ним Адам отчего-то спорить не стал.

Её это не касалось. Её вообще не должно волновать то, что происходило в Форт-Келли кроме того, что случилось здесь с её братом, но тревога против воли заполняла каждую клеточку организма. Казалось, надвигается нечто ужасное, и в этой безотчётной панике не было места здравому смыслу. Она испытала на собственной шкуре, что значит остаться один на один с глухим, распростёртым на многие-многие мили лесом, без шанса на спасение. Отчаянно хотелось делать хоть что-то, лишь бы разогнать этот липкий морок всеобщего страха, который сгущался над её головой, словно грозовые тучи.

Мысли о Нэйте обрушились на неё с новой силой. Что, если он исчез так же, как исчез Марти? Тогда почему его никто не искал и почему все, даже шериф, утверждают, что никогда о нём не слышали? Вопросы сводили её с ума. Возможно, выйдя за пределы лесопилки, она станет на шаг ближе к разгадке, а может, рано или поздно её имя пополнит список пропавших без вести, если она не угомонится. Несмотря на это, сдавать назад Эллен не собиралась.

– Полчаса нам всем на сборы. Встречаемся на этом месте, – сказал Хилл. Рабочие разбрелись по своим домам.

 Перед рейдом в лес Эллен зашла в дом, чтобы переодеться. Открыв чемодан, она поняла, как много в нем лишнего: лак для волос, две пары туфель на каблуках, косметичка, противозачаточные, которые она принимала скорее по привычке, чем по необходимости – всё это казалось теперь балластом, воспоминанием о прошлой жизни в цивилизованном мире, где все эти вещи считались необходимостью. На самом дне нашлись плотные леггинсы и вязаная лыжная шапка, которая валялась там с незапамятных времен на всякий случай. Это было хоть что-то. У склада на неё набросили безразмерный, тёплый пуховик – в нём Барр казалась себе шаром на тонких ножках.

– Рации дальше двух миль не бьют. Далеко друг от друга не отходим, из поля зрения не пропадаем.

Хилл раздавал вальщикам несколько старых раций, похожих на большие, уродливые коробки с антеннами, одну на троих, когда она вышла из дома и направилась к месту сбора. Эйдан громко проводил инструктаж, Нильсен и Бишоп стояли чуть позади основной группы и о чём-то переговаривались. Повернув голову в их сторону, Эллен внимательно вслушалась – она старалась уловить любые обрывки информации, так или иначе связанные с исчезновением Марти.

– Нужно было затащить его в дом и запереть за ключ. Чёрт побери, – сквозь стиснутые зубы выругался Адам.

– Сынок, выдохни. Здесь полно народу, – шериф опасливо огляделся по сторонам. Эллен немедленно опустила взгляд вниз, чтобы не выдать себя.

– Теряем время.

– Успеем, ты и так на пределе.

– Не успеем, ты отлично это понимаешь.

Эти двое, казалось, знали больше, чем остальные. В этих обглоданных, вырванных из контекста фразах сложно было разобраться. Фантазия, разогретая чужим, вязким, как болото, ужасом, выдавала теорию за теорией, а доверие к Бишопу неумолимо превращалось в иллюзию. За этим безупречным фасадом таился ворох тайн и недосказанностей, и кто знает, что ещё он скрывает за ним. Она ни черта не в безопасности: ни с ним, ни с шерифом – казалось бы, представителем закона, ни с кем-либо ещё из этого трижды проклятого городка.

– Надеюсь, девяносто пятый не повторится, – произнёс кто-то из рабочих, проходя мимо Эллен и закрывая ей обзор. Другой в ответ ему упомянул две тысячи тринадцатый.

Эти же даты были напечатаны в последнем вышедшем номере газеты Форт-Келли, о них говорилось в последнем расследовании журналиста Пола Моррисона, покончившего с собой. Исчезновения могли быть связаны – и так казалось не ей одной.

Шериф и Бишоп заметили, что она смотрит на них. Адам замолк, мазнул по ней бесцветным, усталым взглядом и направился в сторону КПП. За ним потянулись остальные.

– Держитесь меня, Эллен, – сказал Нильсен, легонько прихватывая её под локоть и уводя вслед за остальными.

– Всё нормально? – она кивнула в сторону Бишопа. Он отвязывал собак.

– Адам полночи искал мальчишку.

Эллен молча кивнула. Ответ казался вполне исчерпывающим, кроме того, что Бишоп оказался одним из тех немногих, кто не боялся выходить на улицу с наступлением темноты, вопреки всем местным, так глубоко укоренившимся поверьям.

Они вошли в лес. Адам коротко свистнул и собаки умчались в чащу. Переглянувшись с шерифом, он ушёл вперёд вслед за ними. Его широкая спина скрылась за плотным частоколом деревьев – приказ не пропадать из поля зрения на него, видимо, не распространялся тоже.

Эллен оглянулась назад. Высокий бетонный забор с колючей проволокой исчез за густой хвойной массой, одинаковой во все стороны. Эллен зябко пожала плечами. Как можно здесь ориентироваться? Как можно жить здесь и не задыхаться от паники, день за днём натыкаясь на эти безмолвные стены древесных стволов? Эхо чужих разговоров отскакивало от них, дробилось на три и возвращалось, сделав круг. Так создавалась иллюзия присутствия, ведь никого, кроме Нильсена, она толком не видела.

– Внимательно смотрите под ноги, Эллен, – предупредил её шериф ровно за минуту до того, как она неловко споткнулась о торчащий из земли корень. Он придержал её за руку, не позволив упасть.

– Спасибо, – она резко дёрнула рукой, отстраняясь от его цепкого прикосновения. Шериф слишком больно схватил её за локоть. – Скажите мне честно, что мы ищем? Труп? Или есть надежда, что он ещё жив? У вас ведь это не впервые, так?

Эллен не надеялась, что шериф Нильсен выложит перед ней всё. Она рассчитывала, что её осведомлённость заставит его стушеваться и выдать себя, тогда она поймёт – лгут ей или нет.

– Всегда есть надежда на лучший исход, – уклончиво ответил шериф, ничуть не изменившись в лице.

– Почему вы не сказали мне об убийствах, которые расследовал ваш журналист? Вы должны были сделать это в первую очередь.

– Это были несчастные случаи, Эллен. Версия об убийствах не подтвердилась.

Своим напором и тоном следователя на допросе Барр надеялась залезть шерифу под шкуру. Он мог разозлиться, сослаться на тайну следствия, срок давности которого еще не вышел, сказать, что задавать вопросы – его работа, но Нильсен был абсолютно спокоен. Он говорил с ней тихо, ровно и чуть снисходительно, словно успокаивал капризного ребёнка.

 – А почему не огорошил вас сразу? Как бы вы себя чувствовали, узнай об этом в первый же день? Зачем отнимать у вас надежду на лучший исход? – он повторил сам себя, подтверждая свою неизменную точку зрения в этом вопросе. Эллен больше не находила аргументов. – Ведь имени вашего брата не было в списке погибших?

– Не было, – согласилась Барр. Она поняла его тонкий намёк – смерти в Форт-Келли её совершенно не касались, и лезть ей туда не стоило.

– Что за зверь? Это какой-то новый агрессивный вид? – Барр решилась зайти с другой стороны и поняла, что не прогадала. Местный фольклор, казалось, был его излюбленной темой для беседы.

– Знаете, Эллен, есть одна легенда, – шериф глубоко вздохнул и посмотрел куда-то в небо, словно пытался подобрать подходящие слова. – Однажды воин племени Навахо увидел дочь шамана соседнего, недружественного племени. Она собирала в лесу целебные травы и забралась слишком далеко от дома. Храбрый воин отвел её назад, не испугавшись гнева врагов. Она назвала своё имя. Муна. И в душе воина расцвела весна.

 Каждый вечер Муна сбегала в лес, где тайно встречалась с ним, пока однажды шаман не проследил за ней. В гневе он заговорил воина, и тот превратился в медведя. Его изгнали из родного племени из страха. Он скитался по лесу, не в силах угомонить страдания человеческой души, запертой в теле зверя. Но Муна не оставила его. Её любовь оказалась так сильна, что заговор шамана ослаб, и воин становился человеком, как только заходило солнце. Вскоре Муна понесла. Она как могла скрывала это от отца, а в день, когда их дитя должно было родится на свет, Муна бежала из племени. Когда храбрый воин нашёл её, она едва дышала, сжимая в объятиях новорождённого сына. Он был слишком большим и сильным, и, рождаясь, забрал у матери жизнь. Никто не смог ей помочь, и воин в гневе вырезал всё её племя.

Последним своим вздохом шаман проклял весь его род. Пока лето сменяется осенью, а зима весной, ни один его потомок не сможет жить среди людей, ни один его потомок не познает истинной любви женщины, и судьба их – быть отвергнутыми человеческим родом. Он назвал сына Керук, что на языке Навахо означает медведь, и он стал первым, кто обуздал свою способность оборачиваться.