Текст книги "Ян"

Автор книги: Анна Гавальда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Ох, мамочки… Было горячо.

Разумеется, тогда я был слишком взволнован, чтобы анализировать свои мысли, и ограничился тем, что заново пробормотал свое предложение помочь.

– Ой, спасибо! Это так любезно!

Она обрадовалась и тут же стала стягивать с мужа пиджак так, словно это был атласный плащ.

С соблюдением всех необходимых церемоний, но вместе с тем все-таки легонько подталкивая мужа под зад.

Этакая Мэри Поппинс с напористостью Рокки Бальбоа.

Он чертыхнулся, снял запонки, отдал их одной из своих дочерей, другой вручил галстук-бабочку, затем закатал рукава рубашки (из такого тонкого хлопка, что его и впрямь очень хотелось погладить) и повернулся ко мне.

Совершенно круглый, как пробка, напоминавший медвежонка Мишку, он спускался по лестнице, держа по дочке в каждой руке, а я мысленно решал задачку по физике, пытаясь определить, как будет удобнее тащить шкаф: мне или ему идти впереди.

Ему.

Все оказалось не так уж и тяжело, но он, само собою, устроил целое представление, и его юные поклонницы были в полнейшем восторге.

На каждой ступеньке он выдавал сногсшибательные ругательства: «Святыми сосцами моей задницы! Ежкина участь! Тысяча миллионов фур членоцветий! Бельдюговая селедка! Ментенонский толчок! Показушное надувательство рогоносцев! Небесное дерьмище! Дьявольская тряхомундия, пластик твою за ногу!» – и так далее, одно другого краше…

При каждом его ругательстве девочки громко одергивали его, вздымая руки:

– ПАПА!

Я замыкал процессию и упивался происходящим, даром что тащил на себе весь шкаф.

«И что их ждет после такого детства? – спрашивал я сам себя. – Унылая жизнь или умение веселиться? Печеночные колики или дьявольский задор?»

Одному богу известно, как я люблю своих родителей, людей достойных, скромных и спокойных, но как бы я был им признателен, если бы со всей их заботливостью и вниманием они бы раскрыли мне этот секрет… Что счастье, оно прямо тут, за порогом, и что не надо бояться. Не надо бояться шуметь, быть счастливым, побеспокоить соседей и выругаться от души.

Не надо бояться жизни, будущего, кризиса да и всех прочих ларчиков Пандоры made in China[17]17
  Китайского производства (англ.).


[Закрыть], которыми нас так усердно пугали всякие старые дураки, еще более трусливые, чем мы сами, с тем чтобы отбить у нас всяческую охоту и весь барыш оставить себе.

Да, не исключено, что однажды эти девчушки разочаруются, не исключено, что на их долю выпало слишком много радостей и слишком рано, не исключено, что такой всемогущий коротышка-отец их подавляет, но между тем… между тем… какие прекрасные у них останутся воспоминания…

На лестничной площадке четвертого этажа приоткрыла дверь какая-то любопытная старушка.

– Мадам Бизо! Наконец-то! Вот наконец и мадам Бизо! – громогласно возвестил сосед. – Торговый дом Левитана имеет честь вам доставить буфет «Лазурная маркиза», который вы у нас заказали в апреле 1964 года! Смотрите, как он прекрасен… Пардон-пардон, чуть подвиньтесь, мадам Бизо, пропустите нас… Ну что? Куда вам его поставить?

Она была в ужасе. Я смеялся. Смеялся, хотя и пер на себе весь этот буфет да к тому же стукался об стены, потому что мой увалень сосед, сам того не замечая, регулярно меня придавливал. В конце концов я не выдержал:

– Так, оставьте, – велел я и взвалил шкаф себе на спину. – Я один донесу, так будет быстрее.

– Ах вы мошенник… Хотите один блистать в глазах моей женушки? Мсье желает покорить ее прекрасное сердце? Мсье щеголь, франт и… и пижон жаждет своего часа славы, ведь так?

Он еще не закончил свою тираду, а я уже был у их дверей.

В-пятых, микроволны

Я следовал указаниям его жены, пока он приводил себя в порядок, надевая обратно все то, что давеча снял, включая галстук-бабочку.

– Вот сюда, пожалуйста… В кухню… Ставьте около окна… Какой прекрасный буфет! Как я рада! Как будто я вырезала его из книжки про Мартину[18]18
  Серия иллюстрированных детских книжек про девочку Мартину (60 альбомов, выпущенных с 1954 по 2014 год бельгийским издательством Casterman) продается миллионными тиражами в тридцати с лишним странах мира (в разных странах героиню зовут по-разному). Автор текстов – Жильбер Делаэ (1923–1997), после его смерти – Жан-Луи Марлье, сын иллюстратора серии Марселя Марлье (1930–2011).


[Закрыть], не правда ли? Из той, где Мартина печет блины. Не хватает только Патапуфа[19]19
  Патапуф – собака Мартины.


[Закрыть]!

Стоило мне разогнуться, а сосед уже был тут как тут – с важным видом протягивал мне свою коротенькую ручку.

– Исаак. Исаак Моиз… Как египетский туроператор.

Я чуть было не расхохотался, но он был абсолютно серьезен. Возможно, таким образом он отмечал начало новой эры: на смену шутовству приходит дружба.

– Ян, – отвечаю я, выдерживая его взгляд. – Ян Каркарек.

– Вы бретонец?

– Бретонец.

– Добро пожаловать в наш дом, Ян. Чем я могу вас угостить в качестве благодарности за то удовольствие, что вы доставили Алис?

– Нет-нет, спасибо. Я спешу в кино.

Он уже держал в руке штопор и прямо-таки остолбенел, услышав мой отказ. Он чуть было не подавился.

Алис добродушно улыбалась. Кто-кто, а уж она точно простит мне этот первый неловкий шаг… Девчушки же, напротив, бросали на меня ужасные взгляды загнанных оленят: ну… ну… а как же тогда последний акт?

Часы на микроволновке показывали 20:37. Если добежать до метро, то я еще успею. Да, но… Но сейчас зима… И я голоден… И устал… Да и столько всего накопилось… Но мог ли я позволить себе испортить их компанию?

Мой бедный маленький мозг укротителя Вуф-Хуфов с задачей не справлялся: за эти десять минут я веселился больше, чем за последние десять месяцев своей жизни – и я говорю о «месяцах» только потому, что у меня все же еще осталась гордость, – и ведь все то, что так прельщало меня в этом фильме, а именно: ум, душевность, юмор – я получу, если не пойду его смотреть, в этом я был практически уверен.

Да, но фильм…

– Ян, друг мой, вам не стоит так долго думать, у вас от этого дурацкий вид.

20:38. Я улыбнулся.

Он поставил на место бутылку красного вина, которую недоверчиво разглядывал в тот момент, и мы с ним отправились в погреб.

На обратном пути я зашел к себе, чтобы сменить рубашку (Алис), оставить мой мобильный (Мелани) и захватить для малышек пару идиотских гаджетов из моих запасов. (Брелок для ключей, который, стоит его потерять, зовет тебя по имени непрерывно и с постепенно возрастающей громкостью, и если ты за это время не сходишь с ума, то в ярости бросаешь его об стену, как только найдешь.) (Запланированное устаревание, это так называется.)

Хе-хе… Их папочка по-другому теперь запоет…

В-шестых, бардак

Можно сказать: «Это все детали». Ну да, конечно… Но знаете, вовсе не обязательно прослушать несколько курсов в школе дизайна, чтоб признавать значение деталей. Самое потрясающее никогда не бросается в глаза, его нужно отыскивать взглядом, а все остальное…

Все остальное не так интересно.

Сущий пустяк, заставивший меня принять приглашение моего соседа зайти к ним в гости сегодня вечером, заключался не в том впечатлении, что произвела на меня звучность его речей, соответствовавшая колоритности его одежд, не в контрасте между холодом улицы и теплотой его рукопожатия, и, я уверен, не в том отвращении, что вызывала у меня перспектива поужинать очередным кебабом в одиночку, стоя на улице, и даже не в той подрывной работе, что шла у меня внутри, нет, меня заставило сдаться то, что, приглашая меня: «Чем я могу вас угостить в качестве благодарности за то удовольствие, что вы доставили Алис?», он назвал ее по имени, а не просто своей женой.

После того оглушительного скетча в старомодной брутальной и женоненавистнической манере а-ля Саша Гитри[20]20
  Гитри, Саша (полное имя: Alexandre Georges-Pierre Guitry, 1885–1957) – французский писатель, драматург, актер, режиссер и продюсер.


[Закрыть], что он выдал на лестнице две минуты назад, тот факт, что называть ее по имени для него естественнее, чем использовать этот… ну, в общем-то, собственнический ярлык, меня поразил.

Это мелочь, я согласен.

Однако я очень чувствителен к мелочам.

Другая деталь:

Когда я вернулся, дети сидели за столом. В кухне, где мы все собрались, царил шум и гам и полный тартарарам, и, по-моему, даже на полу валялись макаронные «ракушки».

– Идите в гостиную, вам там будет удобнее, и я к вам присоединюсь, как только они закончат, – предложила нам хозяйка дома.

– Держи-ка, – он протянул ей бокал вина, которое перед этим должным образом «проветрил», понюхал и придирчиво распробовал, – легкий руссан[21]21
  Руссан – сорт винограда.


[Закрыть] от Пьерро, скажешь потом, что ты о нем думаешь… Давайте, малышки, заканчивайте поскорее, потому что здесь присутствующий мсье Ян сказал мне, что у него… (делает заговорщицкое лицо, пучит глаза и интриганским шепотом выдает) есть для вас небольшой подарочек…

Когда мышки смеются между собой, должно быть, это звучит примерно так же.

Мы чокнулись над головами маленьких кумушек, которых такая новость угомонила, даже если подарочек (тяжелый вздох) судя по всему «действительно совсем небольшой», потому что «у него нет сумки». (Я впервые так близко общался с детьми и не знал, что у них настолько развита дедукция.)

Алис стояла у мойки и улыбаясь смотрела на меня, пока ее муж, сидя на табурете и прислонившись спиной к стене, чистил своим девочкам клементины и расспрашивал меня о моей жизни.

Одна половина меня с ролью справлялась («А они у вас и в горошек бывают? – веселилась она. – Вуф-Хуфы далматинцы?»), тогда как другая, внутренняя, обещала себе: «Я тоже… Я тоже, когда буду жить с женщиной, буду делать как он. Я не оставлю свою любимую на кухне одну с детьми. Я не буду поступать, как все прочие мужики, которых я знаю и которые уходят в гостиную наслаждаться покоем и общением между собой».

Это была другая деталь.

– О чем вы задумались, Ян? У вас такой мечтательный вид…

– Нет, нет… Ни о чем.

Я ни о чем не думал, просто вспомнил, что уже живу с женщиной.

* * *

От вина я становлюсь особенно восприимчивым и все впитываю как губка. Я ничего не ел с самого утра и чувствовал себя прекрасно. Немножко пьяным, потерявшим голову, веселым.

Я смотрел вокруг, наблюдал, задавал вопросы, учился. И здесь во мне просыпался тот самый любознательный сборщик информации, ни на что не годный дилетант.

… выцветшие золотые рыбки, увядающие ранункулюсы, тонкое стекло бокала, из которого я пил вино, стулья в стиле Наполеона III, большой стол из школьной столовой английского пансиона со столешницей темного дерева, почти черной, отполированной за два века бесчисленным множеством тарелок и рук, в общем гвалте требовательно стучавших оловянными приборами, о чем свидетельствовали маленькие углубления, вереницей тянувшиеся по всему периметру; девчушки, сидевшие на стопках каталогов Artcurial[22]22
  Artcurial Holding SA – французский аукционный дом.


[Закрыть], канделябры, в подтеках палевого воска похожие на плакучие ивы, люстра Поля Хеннингсена[23]23
  Хеннингсен, Поль (Poul Henningsen, 1894–1967) – датский писатель, архитектор, дизайнер, создатель знаменитых светильников, один из пионеров датского функционализма.


[Закрыть] с шикарной патиной и отломанной чешуйкой (или листом?), список предстоящих покупок, вынутые из рам картины позабытых и малоизвестных художников, никуда не годная бриошь на никуда не годной подделке под Шардена[24]24
  Шарден, Жан-Батист (полное имя: Jean Baptiste Simeon Chardin, 1699–1779) – французский живописец, известный своими работами в области натюрморта и жанровой живописи.


[Закрыть] и бессчетные пейзажи, брошенные, забытые, потерянные при передаче наследства, замеченные, спасенные и извлеченные Исааком на свет божий.

Более свежие рисунки, гравюры, очень красивые пастели, а также рисунки детей, прикрепленные магнитиками к холодильнику: загорающая луна, сердечки в виде кружочков и принцессы с огромными руками.

Фотографии из фотоавтомата, не утвержденные министерством внутренних дел. Фотки, на которых не было никого или же только, может быть, в правом нижнем углу торчал кусочек уха плюшевой игрушки… Извещения из школы, расписание занятий в бассейне, и снова на повестке дня вши. Заварочные чайники, старинные пиалушки, жестяные банки для чая. Чугунное литье, керамика, плетение, обточенное дерево. Лаковая посуда и маленькая бамбуковая сбивалка. Алисино увлечение керамикой. Раку-яки, костяной фарфор, синие и селадоновые глазури, фарфор и копченая керамика.

Она рассказывала мне о разных глазурях (такой стекловидный слой, которым покрывают изделие при запекании) (ну, в общем, что-то в этом роде) (она говорила быстро) (а я уже и сам к этому моменту «спекся»), о том, что японская керамика выглядят более кустарно, потому что всякие отметины, свидетельствующие о превосходстве природы над творениями рук человеческих (своими неправильностями и асимметрией обязанные духам земли, ветра, солнца, воды, дерева или же огня), считаются там признаком совершенства, а китайские чашки, наоборот, славятся своей симметричностью и невероятной гладкостью.

Обжиговые печи Ру, Джунь и Лонгуань. Вот эта чашка «с тончайшей стенкой», вот «бархатистая» глазурь, а эта «гладкая, как заячья шерстка». Настоящие сокровища эпохи Сун, а главное, счастье слушать рассказы о китайской цивилизации, а не о китайском импорте.

Остановившиеся ходики, птичьи черепа, разложенные на этажерке между пачкой шоколадного печенья и банками варенья, репродукция фотографии Жака-Анри Лартига[25]25
  Лартиг, Жак-Анри (Jacques-Henri Lartigue, 1894–1986) – французский фотограф и живописец.


[Закрыть], на которой запечатлена эта девушка, которая сто лет тому назад падала, смеясь и демонстрируя свои нижние юбки. Анонсы выставок, приглашения на вернисажи и дружеские записки от галеристов, умелых манипуляторов. «В самом деле, все деньги, что зарабатывает Исаак на продаже своих древностей, я отдаю ныне живущим артистам!» Косичка розового чеснока, эспелетский перец, пузатая айва, мумифицировавшийся гранат, засахаренный имбирь в серебряной дегустационной чашке, целая коллекция перцев, перец длинный, камбоджийский красный, индонезийский белый, пучки свежей мяты, кориандра, тимьяна и деревянные ложки.

Кошачья миска с сухим кормом в виде маленьких рыбок и кошачий хвост, задевавший мои лодыжки, переполненная помойка, чистые и грязные кухонные полотенца, кулинарные книги, рецепты Оливье Роллинже[26]26
  Роллинже, Оливье (Olivier Roellinger, 1955 г. р.) – знаменитый бретонский шеф-повар.


[Закрыть] и Мапи де Тулуз-Лотрек[27]27
  Тулуз-Лотрек, Мапи де (Mapie de Toulouse-Lautrec, 1901–1972) – французская журналистка, автор кулинарной рубрики в журнале Elle и нескольких популярных кулинарных книг.


[Закрыть], назначение диетолога, забытое между «Библией потрохов» и «Словарем французских сепажей», приглушенная музыка, карибское регги, корзинка миндальных орехов, которые Исаак колол и всем по очереди предлагал, свежий фруктовый вкус этого белого вина, особенно яркий после двух-трех миндалин, аромат клементинов и их потенциал: если правильно снять кожуру и налить в нее немножко оливкового масла, то получаются маленькие самодельные свечки, и остается только погасить свет, чтоб любоваться дрожанием этих светильников.

Зернистость их прозрачной оранжевой шкурки, запахи готовящейся еды, нотки кардамона, гвоздики, меда и соевого соуса, настаивающиеся на благоухании томящегося мяса, а когда наклоняешься, чтобы снова зажечь упрямую свечку, то от волос девчушек веет ромашкой…

Алебастровые серьги-капельки в ушах у Алис, крошечные старинные часики на ее руке, ее волосы, собранные на затылке в свободный шиньон, ее длинная шея. Трогательно выпирающая цепь позвонков, спускающаяся под воротник мужской рубашки с вышитой под правой грудью монограммой «И. М.», грубые джинсы, пряжка ремня (варварской, простой чеканки, в духе Торгала и Арисии[28]28
  Главные герои серии фэнтезийных комиксов Thorgal, основанной на скандинавской мифологии. Серия выходит с 1977 года.


[Закрыть]), ее манера держать бокал, прижимая его к губам, и улыбаться нам сквозь него, ее манера смеяться шуткам мужа и восхищение самого мужа тем, что ему по-прежнему удается смешить ее, что у него по-прежнему получается делать так, что она точно расхохочется без всякого удержу и так же глупо, как в тот первый раз, когда они познакомились – как раз об этом он мне сейчас и рассказывал – в отделе Rosy отошедшего ныне в мир иной магазина «Самаритэн», куда он пришел, сопровождая свою матушку, отчаявшуюся найти моделирующие трико своего размера, и где Алис в тот момент изучала немыслимые корсеты, рассчитывая впечатлить какого-то мужчину, но явно не его, и чтобы ее соблазнить, ему пришлось в оригинальной версии с субтитрами исполнить перед ней номер Софи Лорен из фильма «Чертовка в розовых колготах» [29]29
  В русском прокате фильм выходил под названием «Чертовка в розовом трико» (1960 г.), реж. Джордж Кьюкор.


[Закрыть], выскочив из примерочной, как черт из табакерки, в самых что ни на есть розовых колготах.

Только сейчас она ему призналась, что тогда, деликатно обождав, пока они удалятся, она снова без всякого зазрения совести принялась копаться в этом женском барахле и лишь у кассы сдулась: она уже не хотела реанимировать свои отношения с другим мужчиной, она хотела просто смеяться с этим толстеньким коротышкой в светлом льняном костюме, который на парижском идише общался со своей матушкой, а с ней заговорил на итальянском Альдо Маччоне[30]30
  Маччоне, Альдо (Aldo Maccione, 1935 г. р.) – итальянский актер.


[Закрыть]. Она хотела, чтобы он разыграл перед ней, как обещал, и «Босоногую крестьянку» [31]31
  «Босоногая крестьянка» – французское название фильма «Чочара» (1960 г.), реж. Витторио де Сика.


[Закрыть]и «Куколку гангстера» [32]32
  «Куколка гангстера» (1975 г.) – комедия реж. Джоржо Капитани с Софи Лорен и Марчелло Мастроянни в гл. ролях.


[Закрыть]. Никогда в своей жизни она ничего не хотела так сильно, так отчаянно. Она всюду их искала, бежала по улице и, догнав их уже на набережной Межисри, вся красная, запыхавшаяся, задыхающаяся, прямо перед витриной какой-то галдящей птичьей лавки, с ходу пригласила его поужинать вместе вечером того же дня. «Сыночек, сыночек, – забеспокоилась пожилая дама, – мы что-то забыли оплатить?» – «Нет, мама, нет. Не волнуйся. Просто эта девушка только что попросила у тебя моей руки» – «Ох! Ты меня напугал!» А она с сердцем, выскакивавшим из груди, смотрела им вслед, как они удалялись, идя под ручку, под насмешливый щебет десятков птиц.

Я воспрял, наслаждался и ликовал всеми фибрами своей души. И это не вино пьянило меня, а они. Эти двое. Вся эта взвинченность, эта игра между ними, то, как они все время перебивали друг друга, протягивали мне руки, словно стараясь втащить меня на борт, на борт своего корабля, чтобы смешить снова и снова. Мне очень все это нравилось. Я чувствовал себя куском мяса, вытащенным из морозилки на солнышко.

Я уж и забыл давно, что сам такой остроумный, восприимчивый, душевный и настолько достойный внимания. Да, я уже давно все это забыл. Или, быть может, никогда об этом не знал…

Я взрослел, молодел, таял от удовольствия.

Конечно, в какой-то момент я задумался о естественности происходящего. В моей голове возник вопрос о том, мое ли присутствие так их заводит и вдохновляет, или же они всегда такие, но ответ был понятен: ни я, ни алкоголь, какими бы возбудительными свойствами мы ни обладали, все же не имели особого значения, и то, что я там наблюдал, было обычной жизнью этих людей, их повседневностью, рутиной. Меня принимали радушно, но я был всего лишь желанным гостем, случайным зрителем, а завтра на этой кухне будут развлекаться ничуть не меньше.

Я только диву давался.

Я не знал, что можно так жить. Просто не знал. Я чувствовал себя бедняком, попавшим в гости к очень богатым людям, и, признаюсь, не только восторгался ими, но и ощущал некоторую грусть и зависть, поднимающиеся откуда-то из глубины души. Самую малость… Нечто, причиняющее боль… Я никогда бы не смог, вернее мне никогда бы не удалось все это выразить. Никогда. Все это было слишком неуловимо.

Слушая их и охотно поддерживая разговор, я восхищался и тем, как ловко их девчушки приноровились не высовываться, словно прячась за своеобразным зонтиком. Они уже давно просекли, что взрослые не столько интересуются ими, сколько заняты самими собой, и отгородились от них, чтобы не расстраиваться.

Они болтали между собой, хихикали, занимались друг дружкой, жили своей собственной жизнью и уже давно ушли из-за стола, когда Исаак – (бульк) «Быть тебе женатым в этом году!» [33]33
  Французская народная примета.


[Закрыть]– вылил в мой бокал остатки вина из первой бутылки (он выбрал три разные, две из них красного вина, которые он откупорил и снова заткнул пробками сразу, как только мы поднялись из погреба…), посмеиваясь в бороду и слушая наверное уже в тысячный раз окончание истории их знакомства.

Он принял тогда ее приглашение и не только развлекал ее весь вечер, но и смог взволновать и заинтриговать, позволил проводить себя до дома (идти до ее дома деликатность не позволяла, там за дверью прятался кандидат в рогоносцы) и неожиданно попрощался, встав на цыпочки, чтобы ее поцеловать.

«Алис, моя маленькая Алис… – заявил он ей, крепко сжимая ее длинные руки в своих коротеньких, – предпочитаю сразу вас предупредить: нам будет непросто… Мне сорок пять лет, я никогда не был женат и до сих пор живу с мамой… Но доверьтесь мне, в тот день, когда я вас ей представлю, у нас уже будет малыш, так что она будет слишком занята, выискивая у него мои черты, и не станет вас упрекать за то, что вы не еврейка». Она согнула колени, чтоб подставить ему вторую щеку, и все произошло именно так, как и предполагалось, вот только она даже много лет спустя, а именно сегодня вечером, так до сих пор и не пришла в себя! С насмешливым видом, сложив руки в замок, она разыгрывала передо мной эту безумную сцену, имитируя внезапную серьезность его голоса: «Алис… моя маленькая Алис… Нам будет непросто…» – и смеялась. До сих пор смеялась, вспоминая и чокаясь с нами в память об этом прекрасном безумстве.

Мадлен и Мизия – их имена я узнал, знакомясь с инструкцией (?) к моему подарку – кое-как меня оседлали и безмолвно принялись слушать.

– Значит так, нажимаете на эту кнопку… Вот на этот маленький ротик… И когда загорается зеленый огонек, говорите свое имя. Или все, что хотите, кстати… Придумывайте, что ваш брелок скажет вам, если вы его позовете. Например: «Мизия! Найди меня!» или «Мадлен! Я здесь!», а потом снова нажимаете на ту же самую кнопку, и если вы теряете брелок, то вам достаточно просто хлопнуть в ладоши, и он станет повторять вам то, что вы записали. Удобно, правда?

– И что дальше?

– Дальше… уф… дальше, я не знаю… Дальше вам остается только попробовать самостоятельно! Пусть каждая из вас запишет на брелок, что хочет, вы поменяетесь брелоками и спрячете их как можно лучше, и выиграет та, которая первой найдет свой!

(Эй, а я отлично умею обращаться с детьми, ага? Черт, даже не ожидал от себя такого.)

– Выиграет что?

– Ремня, – прорычал их отец, – ремня получит, два здоровенных шлепка по заднице.

Мышата запищали и бросились спасаться.

Уже не помню как, переходя от одного к другому, мы дошли в разговоре до обсуждения бразильской мебели 50-х и 60-х годов, до Кальдаша, Тенрейро, Сержиу Родригеша[34]34
  Кальдаш, Жозе Занин (Jose Zanine Caldas, 1919–2001); Тенрейро, Жоаким (Joachim Tenreiro, 1906–1992); Родригеш, Сержиу (Sergio Rodrigues, 1927 г. р.) – известнейшие бразильские дизайнеры ХХ века.


[Закрыть] и прочих, тем временем Исаак (все обо всех знавший, со всеми знакомый, никогда не говоривший банальностей, а главное, и это особенно вдохновляло, никогда не говоривший о деньгах, спекуляциях, рекордных продажах, не рассказывавший всех этих хвастливых историй, которые вечно портят любой разговор об искусстве в целом и дизайне в частности) передавал мне стаканы и тарелки, а я неловко складывал их в посудомоечную машину, как вдруг из глубины коридора до нас залпами донеслось «Пукалка-писилка» и «Пукалка-какалка», гнусавый металлический голос становился все громче, громче, громче И ЕЩЕ ГРОМЧЕ, пока не заполонил всю квартиру.

Scato, allegro, crescendo, vivacissimo[35]35
  Игра слов: в ряду музыкальных терминов, обозначающих характер и темп звучания музыки – аллегро, крещендо, вивачиссимо (живо, постепенно усиливая, очень быстро), – появляется созвучное stacсato (коротко, отрывисто) scato – приставка, обозначающая каловые массы.


[Закрыть]!

Брелоки, по всей видимости, были запрятаны на совесть, а маленькие бестии слишком развеселились, чтобы утруждать себя поисками.

Они хлопали в ладоши, дожидались ответа и покатывались со смеху, аплодируя снова и снова завидному упорству своих азиатских попугайчиков, которые тут же им отвечали, с каждым разом все громче и громче.

Алис хохотала, потому что ее дочки оказались такими же глупыми, как она сама, Исаак безутешно качал головой, потому что он был безутешен, он, единственный сын, принесенный в жертву, удерживаемый в этом девчачьем мире, а я не верил своим ушам: откуда в столь невинных созданиях, таких крохотных, с такими хрустальными голосочками, берется столько смеха, причем такого оглушительного?

* * *

Вопрос, останусь ли я с ними ужинать, даже не стоял. Точнее, мне его не задавали. Расстилая белую скатерть, Алис наклонилась в мою сторону (о-о-ох… звук прикосновения ее рук к льняной материи… вырез ее рубашки… и шелковистый покров ее лифчика… и… уф… ох, сердце мое… как же оно забилось…), и вот на эту самую скатерть Исаак поставил три тарелки с приборами, рассказывая мне о той Бразилии Оскара Нимейера[36]36
  Нимейер, Оскар (полное имя: Oscar Ribeiro de Almeida de Niemeyer Soares Filho; 1907–2012) – виднейший латиноамериканский архитектор XX века, один из основателей современной школы бразильской архитектуры.


[Закрыть], которую впервые увидел в 1976 году.

Он вспоминал собор, его размеры, акустику и явственное отсутствие там Бога, чересчур смущенного и затерянного в этом пространстве, искал хлеб, резал его, описывал Верховный суд и министров, спрашивал, ставить ли тарелки для супа, расстраивался, что я никогда не бывал на площади полковника Фабьена, предлагал меня туда сводить и доставал для меня чистую салфетку.

Я мог бы быть его сыном, раз уж все равно не был любовником его жены…

– Да вы устали, – неожиданно спохватился он. – А я вас тут достаю своими историями, да?

– Вовсе нет! Абсолютно не так! Совсем наоборот!

Я и правда тер глаза, но вовсе не потому, что хотел спать, а потому что хотел незаметно их утереть.

Не удалось.

К тому же, чем больше я их тер, тем сильнее у меня текли слезы.

Идиот.

Я шутил. Говорил, что это все от вина. Что у меня «морская» реакция на вино – соленая. Все дело в том, и это доказано, что пары гранита гложут душу, все дело в придорожных распятиях, в приношениях по обету, в сизигийных приливах… Знаменитая хандра Арморского побережья…

Конечно, никого я не обманывал. Просто я на тот момент окончательно разморозился и, заново обретя чувствительность, выдал излишки влаги, вот и все.

Ладно, ладно… Проехали. Поддался душевному порыву, с кем не бывает? Ох уж эта душа, этакий крохотный комочек где-то вот здесь… паразитка, которая вдруг всколыхнется, чтобы напомнить тебе, как мелко и мелочно ты живешь и как давно потерял себя в своих абсурдных и слишком больших для тебя мечтах. А те, с кем этого не бывает, просто смирились. Или даже лучше, куда лучше и удобнее: они никогда не чувствовали потребности оценить себя с точки зрения… ну, не знаю… просто оценить себя, посмотреть на себя со стороны. Как же я им завидовал, черт подери. И чем старше я становился, тем сильней мне казалось, что люди, они практически все такие, а вот со мной явно не все в порядке. Что это я занимаюсь беспочвенным самокопанием.

Хотя мне это совсем не свойственно, я уверен. Я не люблю жаловаться. Я не был таким в детстве. Суть в том, что я не знаю, что происходит в моей жизни… И я говорю не о жизни вообще, а именно о своей собственной. Мой возраст, моя никому не нужная молодость, мой никого не впечатляющий диплом, моя идиотская работа, шестьдесят баллов Мелани, фальшь ее губ, чмокающих пустоту, мои родители… Родители, которым я уже не осмеливаюсь звонить, родители, больше не осмеливающиеся звонить мне, родители, которые раньше всегда были рядом, а теперь все, чем они могут меня одарить, это их ненавязчивость.

Это ужасно.

Отступление:

Однажды, когда я сопровождал свою бабушку Сен-Ке на могилу ее сына (старшего брата моей мамы, последнего в семье рыбака, промышлявшего в море), она сказала мне, что счастье узнают по звуку, с которым оно уходит. Мне было тогда лет десять-одиннадцать, и у меня только что стащили мой нож и такелажный ключ, так что ее слова попали прямо в точку.

Так вот, с любовью все наоборот. Любовь распознается по тому бардаку, с которым связано ее появление. Взять, к примеру, меня: стоило только какому-то милому, веселому и образованному человеку, соседу по подъезду, которого я едва знаю, поставить передо мной стакан, тарелку, вилку и нож, и вот я уже разваливаюсь на части.

Словно этот тип отыскал тайную брешь в моей броне, вбил в нее клинышек, а теперь с кувалдой в руке преспокойно прогуливается вокруг.

Любовь.

Неожиданно я понял Алис. Понял, почему она запаниковала тогда, в тот первый день в «Самаритэн», когда, подняв голову, она подумала, что потеряла его навсегда. Я понял, почему она бросилась бежать, как сумасшедшая, и пристала к нему прямо на улице.

Она с такой силой схватила его за руку не потому, что хотела заставить его обернуться, а потому, что хотела за него уцепиться. И именно от этого ее жеста мне захотелось взвыть: держась за него, она чувствовала себя твердо стоящей на земле.

– Алис, малышка… Этот парень умирает с голоду…

– Девочкам завтра в школу, хорошо бы сначала их уложить спать, – закапризничала она.

В глубине квартиры мгновения тишины (когда происходила запись) сменялись чистым безумием («кто не спрятался, тот черт знает что такое» и прочие дебильные слоганы, эхом разносившиеся по саванне).

– Надо было в школу, – исправилась она, – ну да ладно, тогда за стол. Тыквенно-каштановый отведает супчик, позабудет о хандре бретонский наш голубчик, это лечит от тоски.

– На соске волоски.

Тихий ангел пролетел в сильном удручении.

– Ох, прошу вас, да не смотрите же вы так на меня. Я тоже имею право впадать в детство, разве нет?

Исаак подсказал, как пройти в ванную, и я отправился мыть руки.

За исключением детской спальни в конце коридора – оживленной комнаты в розовых тонах, в остальной части квартиры, во всяком случае, в той, которую я мог увидеть, совсем ничего не было. Ни ковров, ни мебели, ни ламп, ни занавесок, голые стены и абсолютная пустота.

Странное впечатление. Как будто вся жизнь на этой планете сосредоточилась на кухне.

– Вы собираетесь переезжать? – спросил я, разворачивая свою салфетку.

Нет, нет, это просто чтобы глаз отдыхал. У них был на юге большой деревенский дом – бывшая овчарня, они уезжали туда при малейшей возможности, и там все было забито всякими сентиментальными безделушками, но здесь, за порогом кухни, Исааку ничто не должно было напоминать о его работе.

– Спальня для девочек, кухня для всей семьи, диван, чтобы слушать музыку и кровать, чтоб заниматься любовью! – похвалился он.

Алис подтвердила, что ее это устраивает, она понимает, ей нравится. И что у нее зато потрясающая кровать. Огромная. Трансатлантическая.

(Трансатлантическая кровать…) (Эта женщина обладала удивительной способностью без всякой задней мысли эротизировать все подряд.) (Психологически это утомляло.) (В этимологическом смысле слова.) (Вызывало томление в чреслах.)

* * *

Мерцание свечей, бархатистость крем-супа, хлебный мякиш, тонкое мясное филе, дикий рис, чатни домашнего приготовления и это вино, вино, что согревает вас понемножку, наполняя жизнью и освобождая от вас самих, вино, которое… сцинтиграфирует вашу душу; все реже и тише раздаются голоса девчушек (по мнению их матери, этого следовало ожидать) (они старались не напоминать о себе, как раз считая, что о них все забыли) (думаете, такое возможно?) (чтобы такие маленькие девочки были уже настолько хитрыми?) (нет…) (да бросьте…) (еще немного иллюзий, мсье палач…), течение нашего разговора, наш смех, провокации, споры, разногласия и совпадения мнений, и я уже тогда понимал, что поутру ничего не вспомню (потому что мне будет, да нет, уже было слишком весело), но и не забуду ничего. Что этот вечер станет для меня вехой, своего рода рождеством Христовым. Что отныне моя жизнь будет делиться на до и после, а Алис и Исаак – все это осознавалось мною еще довольно смутно, но я уже точно это знал, и это единственное, в чем я тогда под благодатным воздействием алкоголя был абсолютно уверен – отныне стали для меня примером для подражания.

И мне было страшно.

Я уже чувствовал, что похмелье окажется невыносимым.

Перескакивая с одного на другое, с пятого на десятое, мы добрались до десерта, обсудили профессию Алис (учительница танцев) (ах, вот оно что…) (какое красивое у нее должно быть тело…), Майкла Джексона, Каролин Карлсон[37]37
  Карлсон, Каролин (Carolyn Carlson, 1943 г. р.) – американская танцовщица и хореограф финского происхождения, работающая преимущественно во Франции, основатель Международного фестиваля современного танца в рамках Венецианского биеннале современного искусства.


[Закрыть], Пину Бауш[38]38
  Бауш, Пина (полное имя: Philippine Bausch, 1940–2009) – немецкая танцовщица, один из самых знаменитых и провокационных европейских хореографов, коренным образом реформировавшая представления о современном балете.


[Закрыть], Доминика Мерси[39]39
  Мерси, Доминик (Dominique Mercy, 1950 г. р.) – французский танцовщик, хореограф, педагог, с 1974 года член труппы Пины Бауш, возглавивший труппу после смерти Пины.


[Закрыть], театры дю Шатле[40]40
  Театр дю Шатле – один из старейших музыкальных театров Парижа, основанный в 1862 году.


[Закрыть], Бродвейский, Жан-Вилара[41]41
  Вилар, Жан (Jean Vilar, 1912–1971) – французский актер театра и кино, режиссер, постановщик, директор театра, создатель Авиньонского театрального фестиваля. Имя Вилара носят несколько французских театров.


[Закрыть] в Сюрене и Стэнли Донена[42]42
  Донен, Стэнли (Stanley Donen, 1924 г. р.) – американский кинорежиссер, продюсер и хореограф, получивший на родине титул «короля голливудских мюзиклов».


[Закрыть] (я просил ее передать мне воду, соль, масло и черт знает что еще исключительно ради удовольствия видеть, как тянется ко мне ее рука), поговорили о ее маме, которая работала пианисткой в балетной школе и большую часть жизни смотрела, как «крысята» [43]43
  «Оперные крысята» («Petits rats de l’Opera») – шутливое прозвище, которым издавна называли учеников балетной школы при «Опера Гарнье».


[Закрыть]учатся летать, а в прошлом году умерла, сокрушаясь, что так «неловко» сыграла свою «последнюю фугу», об онкологии, о болезни в целом и об институте Гюстава Русси[44]44
  Институт Гюстава Русси – научно-исследовательский институт и медицинский онкологический центр, основанный в 1921 году как первый в Европе центр борьбы с раком, на сегодняшний день считается одним из лучших в мире.


[Закрыть], о всех этих бесценных врачах и медсестрах, о которых никогда не говорят, о том, сколько единиц жизни разом забирает у вас горе, о безоблачном счастье детских лет, которое никогда не было таким уж безоблачным, просто о счастье, о Боге, Его таинствах и противоречиях, о фильме, который я собирался посмотреть в тот вечер и той незабываемой сцене, когда родители решаются потерять из виду собственного сына, чтоб его не тяготили его сыновьи чувства, о моих родителях, о старинном автомобиле, который мой отец с любовью реставрировал вот уже более сорока лет, пообещав закончить ремонт к свадьбе моей сестры, о моей сестре, которая с тех пор уже развелась, и о ее дочери, моей племяннице, на чьи хрупкие плечики, покрытые татуировками, отныне возлагались самые большие надежды деда с его «Фиатом-Балиллой» [45]45
  «Фиат-Балилла», или «Фиат-508», автомобиль, выпускавшийся компанией «Фиат» с 1932 по 1937 год.


[Закрыть], украшенным белыми лентами, о нашем районе, о местных коммерсантах, о булочнице, которая плохо к нам относилась, а когда отворачивалась, на ее толстых булках частенько виднелись следы испачканных мукою рук, о школе, о музыке, с которой никогда не знакомят детей в том возрасте, когда она им так нужна и когда они могли бы учиться играючи, обо всем этом злополучии, о революциях, для которых нужна смелость (Алис рассказала, что они вместе с ее другом перкуссионистом раз в неделю ходят в детские сады и показывают малышам разные музыкальные инструменты: треугольники, маленькие гуиро[46]46
  Гуиро – латиноамериканский музыкальный инструмент, первоначально изготовлявшийся из плодов горлянки.


[Закрыть], маракасы[47]47
  Маракас – древнейший ударно-шумовой инструмент коренных жителей Антильских островов, разновидность погремушки.


[Закрыть]… и добавила, что в мире нет ничего более вдохновляющего, чем глаза малыша, неподвижно слушающего «шум дождя»); о теории Исаака, согласно которой вся жизнь, об этом стоило помнить, может зависеть от одной мушиной какашки – он понял это очень рано, когда ему было лет семь и его спрашивали, как правильно пишется его фамилия, по тому, как менялось все вокруг в зависимости от его ответа – с одной или с двумя точками над «i» [48]48
  Моиз – франц. Moïse: фамилия героя при написании с двумя точками над «i» омонимична во французском языке имени еврейского пророка Моисея, основоположника иудаизма. Написание одной точки над «i» полностью меняет произношение.


[Закрыть], о цинизме, об отстраненности и, наконец, о силе, которую дало ему это открытие, от точки… одна или две… для ребенка, это было головокружительно; о русских балетах, о Стравинском, о Дягилеве, о кошке, доставшейся им от их соседей с Юга, которая – мяуинг – даже мяукала с южным акцентом, о том, как печенье Chamonix нашего детства отличается от сегодняшнего – также, как печенье Figolu, и что? – то ли мы сами так изменились, то ли рецептура? – о Мансаре[49]49
  Мансар, Франсуа (François Mansart, 1598–1666) – архитектор, один из родоначальников французского классицизма.


[Закрыть], о принце де Лине[50]50
  Линь, Шарль-Жозеф де (полное имя: Charles-Joseph Lamoral, 7 ^e prince de Ligne, 1735–1814) – принц, фельдмаршал, дипломат, писатель.


[Закрыть], о краснодеревщиках и художественной ковке, о книгах издательства Vial[51]51
  Основанное в 1910 году Издательство Vial специализируется на прикладной литературе по художественным ремеслам.


[Закрыть], о Баухаузе[52]52
  Баухауз (Bauhaus Hochschule für Bau und Gestaltung – Высшая школа строительства и художественного конструирования) – учебное заведение, существовавшее в Германии с 1919 по 1933 год, а также художественное объединение, возникшее в рамках этого заведения, и соответствующее направление в архитектуре.


[Закрыть], о миниатюрном цирке Колдера[53]53
  Колдер, Александр (Alexander Calder, 1898–1976) – американский скульптор, прославившийся своими кинетическими скульптурами – так называемыми мобилями.


[Закрыть] и системе указателей в Берлинском метро.