Текст книги "Комната смеха"

Автор книги: Анна Данилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 13

В эту ночь они не говорили об Эмме. Хотя Анна чувствовала, что Вадим хочет ее о чем-то спросить, но не решается, боится, видимо, испортить вечер. Они пили вино, а потом, прижавшись друг к другу, крепко спали, отдыхая каждый от своих мыслей и проблем. Утром Вадим долго не мог уйти от нее, он словно прирос к ее телу. Говорил на ухо нежные слова, целовал ее и ласкал, как если бы прощался с ней навсегда.

– Ну говори, я же знаю, что ты хочешь спросить меня про нее, – сказала она, вытягиваясь на постели, как кошка, и показывая ему красивую полную грудь и соблазнительные линии бедер. – Тем более что ведь это я все затеяла…

– Но зачем? Зачем ты, именно ты все это и затеяла? – спросил Вадим, целуя ее в ладонь.

– Я за здравый смысл, понимаешь? Пусть это мелочь – это платье… Но все равно, она не могла его надеть, понимаешь? Вот поэтому-то я и пришла к тебе, чтобы сказать об этом. Согласна, это был импульсивный поступок. Но он был. Значит, кому-то там, – она махнула рукой вверх, – было угодно, чтобы я это сделала. Представь себе, что к тебе приходит человек и говорит, что я вышла замуж за Алексея. Ты бы поверил?

– Ты? За Алексея, которого ты ненавидишь?..

– Ну да! Что, удивительно, да? Вот и я удивилась, потому что хорошо знаю свою сестру.

– А за что ты так ненавидишь зятя?

– Не могу сказать, что я его ненавижу. Скорее, не уважаю. Но и к нему у меня двойственное чувство. С одной стороны, я его презираю, а с другой – жалею и не могу бросить. Знаешь, между прочим, в тот день, когда он получил вторую посылку, он приезжал ко мне. Ты был у меня, мы были в комнате… Словом, у Алексея был ключ Эммы от моей квартиры… Помнишь, кто-то настойчиво звонил в дверь, я еще сказала тебе, что это, наверное, соседка. А потом хлопнула дверь. Мы были слишком увлечены друг другом… А ведь это Алексей открыл дверь своим ключом, вернее, ключом Эммы, и вошел в квартиру. Заглянул, я думаю, в комнату, увидел нас и ушел, хлопнув дверью. Позже, когда тебя уже не было, он заявился и набросился на меня с упреками. Как это я посмела быть с мужчиной, когда у меня умерла сестра… И все в таком духе. Я с трудом объяснила ему, что жизнь не остановилась… Мне был неприятен этот разговор. Но потом, когда он мне рассказал, зачем, собственно, приехал, и показал мне пакет с бельем Эммы, я поняла его и простила. Согласись, все это просто чудовищно… Ты будешь искать того, кто отправляет эти посылки?

– Да, конечно.

– Ты лжешь мне. У тебя, как я понимаю, и без того много работы. Думаешь, я ничего не знаю? Ведь я тоже смотрю криминальную хронику… Кроме того, тебе позвонили ночью, и я подслушала, как ты говорил по своему мобильнику… Еще одна «асфальтовая девушка»?

– Да… Мне давно уже пора быть на работе, а я все еще здесь… Прикипел я к тебе, не могу оторваться… У тебя есть фотография?

– Какая еще фотография?

– Твоя, конечно. Я бы хотел иметь ее и, когда мне захочется, смотреть на тебя…

– Какой ты смешной! Конечно, есть… – Анна выскользнула из постели, накинула розовый халатик и выдвинула верхний ящик комода. Достала небольшой фотоальбом и вынула из-под прозрачной пленки фотокарточку, протянула Вадиму: – Вот, держи. Дарю тебе на память.

На снимке Вадим увидел Анну, сидящую на подлокотнике кресла. На ней было синее платье.

– Не понял… Эта пряжка от пояса… пуговицы… Вы что, заказали себе одинаковые платья? Или я спутал?

– Нет, ты очень внимательный. Это действительно то самое синее платье. Этот снимок сделан как раз в тот вечер, когда я была в гостях у Эммы с Алексеем. Сначала, как я тебе уже рассказывала, она примерила платье и, увидев пятна, расстроилась и сказала, что больше никогда не наденет его, но потом его надела я… И оказалось, что мне оно идет еще больше, чем Эмме. Я предложила ей продать его… – Анна пожала плечами. – Быть может, я не такая брезгливая… Словом, я предложила ей это, но она отговорила меня… Но поскольку платье это было на мне, я попросила, чтобы Эмма сфотографировала меня в нем. Думаю, если бы Эмма не погибла, я бы заказала себе точно такое же, но у другой портнихи… Словом, такая вот история этого снимка… Не правда ли, мы с сестрой были очень похожи?

Но Вадим, похоже, не услышал этого. Поцеловав Анну на прощанье, он спрятал фотографию в карман, выпил чашку кофе и ушел, пообещав позвонить.

Едва за ним закрылась дверь, Анна достала из шкафа пакет с бельем Эммы и вытряхнула содержимое на постель. Спрятала полиэтиленовый мешок и надорванный с одной стороны большой и плотный пакет из оберточной почтовой бумаги под кровать, чтобы ничто не напоминало ей о том, что эти вещи кем-то присланы. И взглянула на разбросанные по кровати прозрачные женские вещички так, как если бы их сбросила с себя сама Эмма перед тем, как отправиться в ванную. Сколько раз так бывало, когда она приходила к сестре с ночевкой и перед сном принимала ванну. Свои вещи, белье она вот так же разбрасывала по кровати и вообще чувствовала себя здесь, у Анны, как у себя дома. Они близко общались, доверяя друг другу самое сокровенное, и понимали друг друга без слов. Анна, овдовев, жила одна, постепенно продавая доставшиеся ей от мужа, человека очень состоятельного, драгоценности и тратя сбережения. Работать нигде не хотела, однако время от времени вязала на заказ свитера. И никто из окружавших ее людей не знал, что в последние два года ее полностью содержала сестра. В сущности, именно этот факт и составлял самую большую тайну, которая тщательно скрывалась от всех, особенно от Алексея. Ему, по мнению сестер, вовсе не обязательно было знать, в какой степени Анна зависит от Эммы материально. Все началось в один прекрасный вечер, когда Эмма приехала к сестре чрезмерно возбужденная, веселая и, не скрывая своей радости, сообщила ей, что теперь ее жизнь изменится. Что работа, которая прежде приносила ей лишь разочарование и отнимала фактически все время, теперь будет приносить хороший и стабильный доход. «Мы получили заказ, американцы хотят, чтобы мы работали на них. Зарплату теперь я буду получать в валюте…» Сестры «обмыли» эту удачу, распив бутылку хорошего вина, после чего Эмма, сославшись на усталость и желание как можно скорее поделиться новостью с мужем, уехала, оставив Анне сто долларов. «Это тебе, и не смей отказываться. Мы с тобой сестры и должны друг другу помогать… Купишь себе новые туфли или меховую шапку…» После этого Эмма стала чаще ночевать у Анны. Но приезжала всегда поздно, а иногда даже под утро. Говорила, что работы было много, а сроки поджимали… Верила ли Анна сестре? Конечно, нет. Уж слишком счастливой и довольной выглядела Эмма после трудного и продолжительного рабочего дня. Глаза ее сияли и выдавали ее с головой. У нее был кто-то, кто любил ее и кого любила она, и этот кто-то щедро оделял ее подарками и деньгами. Но вот почему Эмма до самой смерти так и не раскрыла тайну своей второй, параллельной жизни и не назвала имя своего любовника, Анна не поняла. Хотя предположить можно было только одно: она боялась сестру как соперницу. Это никогда не произносилось вслух, но Анна всегда чувствовала это. Больше того, Эмма не раз проговаривалась, что ей было бы больно, если бы она узнала, что самый близкий ей человек завел роман с ее мужем. Конечно, она говорила это так, как если бы речь шла о ком-то другом, в принципе. Но Анна понимала по-своему, конкретно: я не хотела бы, чтобы ты, моя сестра, спала с моим мужем. И это при том, что Эмма знала, какие чувства Анна испытывает к Алексею, и что ни за какие деньги она бы не согласилась стать любовницей зятя. Вероятно, в Эмме было сильно развито чувство собственницы. Муж, Алексей, принадлежал ей полностью и являл собой, по сути, основу ее супружеской жизни. Пусть у них не было детей, но был муж, человек, который держал дом, заботился о том, чтобы в нем был порядок, чтобы им двоим в этом доме было спокойно и комфортно. Пусть он не зарабатывал больших денег, но все равно считался главой семьи, и Эмма всячески старалась культивировать в нем это чувство хозяина. Быть может, таким образом она старалась усыпить его бдительность и приглушить вспышки ревности. Конечно, ей повезло в том плане, что кто-то неизвестный, имеющий прямое отношение к институту, возможно, кто-то из руководства, умело прикрывал ее отсутствие, поэтому в течение почти двух лет Алексей так ничего и не заподозрил. Это было удивительно, фантастично, но было! И вот теперь, когда Эммы не стало, Анна с горечью поняла, что сестра если и делилась с ней какими-то своими интимными тайнами, то связаны они были именно с Алексеем, с ее супружеской жизнью. И ни слова за целых два года о любовнике! В отличие от Анны, которая могла в подробностях рассказать сестре о мужчине, с которым в данный момент встречалась. Хотя было время, когда Эмма пыталась заморочить голову и Анне, рассказывая о каких-то биологических опытах, неожиданных результатах экспериментов, и в такие минуты Анна ловила себя на мысли, что Эмма, в первую очередь, играет сама с собой! Словно она сама хочет поверить в то, что существуют как бы две жизни: одна, где у Эммы, кроме мужа, никого нет, где есть место хорошо оплачиваемой любимой работе, и другая, заполненная тайными встречами с состоятельным любовником…

И было еще кое-что, что порой умиляло Анну и в чем она была уверена: желая поделиться с сестрой своими сокровенными тайнами, касающимися ее отношений с любовником, Эмма вместо того, чтобы назвать его имя и расставить наконец все по своим местам, представляла дело таким образом, будто бы все это происходило с мужем, Алексеем. И это при том, что днем раньше, предположим, она рассказывала о муже совершенно другие, неприглядные вещи.

Бывали периоды, когда Эмма была нервна и чем-то сильно раздражена. Анна относила это к длительному отсутствию возлюбленного сестры. Иногда ей казалось, что Эмма все понимает, знает о том, что Анна догадывается об истинном положении вещей, и ценит ее выдержку. Другая сестра на месте Анны давно бы уже задала прямой вопрос и постаралась разговорить Эмму, вызвать ее на откровенность. Но Анна рассуждала так: раз сестра по каким-то своим причинам не желает раскрываться, значит, пусть все и остается как есть. Какое право она имеет вмешиваться в жизнь пусть и родной сестры, если та не хочет этого? К тому же Эмма содержала ее!

Анне не хотелось думать о сестре плохо, однако она не могла не догадываться, что Эмма хотя бы с помощью денег покупала ее понимание и молчание.

Настроение ее от этих мыслей испортилось. Она села на кровати и вдруг отчетливо поняла, что же так мучило ее все эти последние дни. Вадим! Точнее, его недоверчивый взгляд, который она поначалу объясняла определенной мужской робостью, неуверенностью. Теперь она поняла, что он испытывает к ней, вероятно, двоякое чувство… С одной стороны, она нравится ему как женщина, но с другой – он, возможно, в чем-то подозревает ее! Зачем именно она все это затеяла? Но разве она смогла бы объяснить точными словами импульсивный поступок, связанный с навязчивым желанием выяснить, каким образом погибла ее сестра и что предшествовало тому, что она в вечернем платье и в туфлях на высоких каблуках отправилась в холодный, замерзший сад укрывать розы… С кем она разговаривала перед смертью?.. Хотя, возможно, истинным мотивом обращения в органы было и еще одно, не менее навязчивое желание попытаться выяснить, кто же эти два года был любовником сестры. Про себя она думала, что он, этот таинственный мужчина, пусть и косвенным образом, но все же связан с трагедией Эммы. Ведь в этом синем платье, которое наверняка шилось для него, она могла, поступившись принципами, отправиться к нему на свидание. А мужу сказала, чтобы он не ждал ее к ужину, потому что она поехала на дачу.

И что же получилось в результате? Вадим делает вид, что хочет выяснить, кто посылает Алексею эти страшные посылки, а на самом деле просто тянет время и старается использовать его для встреч с Анной. Видимо, он не считает нужным искать того, кто пытается свести с ума несчастного вдовца. Но все же: какой смысл в этих посылках? Пусть даже предположить, что Алексей через какое-то время станет психически нездоров. Что дальше? Кому это на руку? Из каких побуждений люди творят подобное зло? Что движет ими: ненависть, желание отомстить? Или же все гораздо проще: отправитель – сумасшедший? Но в любом случае он должен быть вхож в круг знакомых Алексея и Эммы и бывать у них. Ведь каким-то образом он заполучил себе вещи Эммы!

Она встала и подошла к окну. Шел мокрый снег, медленно, уныло, и падал на серый асфальт. Асфальт. «Асфальтовые девушки». Какой-то маньяк насилует и убивает девушек. Мало того, что убивает, он еще и выбрасывает их из окна квартиры, где произошло убийство. Еще один сумасшедший. Только более опасный, более страшный…

Анна повернулась к зеркалу, и слабая улыбка осветила ее лицо: я не так молода, чтобы кто-то пожелал изнасиловать и убить меня. Но разве это можно назвать утешением?..

Глава 14

– Погибшую звали Вера Кулик. Ей двадцать один год. Студентка консерватории, вокалистка. Квартира, в которой произошло убийство, принадлежит Галине Викторовне Утешиной, тоже пенсионерке. Причем эта Утешина последний год живет на две квартиры: у себя и у дочери, сидит с маленькой внучкой. То есть квартира ее надолго остается без присмотра. Следов взлома не обнаружено, как и в двух предыдущих квартирах на Татарской и Бахрушина. Напрашивается вывод, что у преступника были ключи от всех трех квартир…

Вадим слушал Васильева и думал: мало того, что у убийцы были ключи от всех квартир, которые он использовал для своих гнусных целей, так он еще и отлично знал время, когда эти квартиры пустуют. Значит, он следил за пенсионерками и подгадывал, когда лучше всего прийти, чтобы не столкнуться с ними в их же собственных жилищах. На это требуется время и терпение. Если бы эти три женщины, к примеру, ходили к одному врачу, который принимает строго по расписанию, то было бы проще вычислить человека, который мог бы быть в курсе этих посещений. Он мог быть и сам пациентом этого врача или что-нибудь в этом роде. Но пенсионерки хоть и жили в одном районе (улицы Татарская, Бахрушина и Озерковская набережная тянутся параллельно друг другу), но каждая из них отсутствовала по своей причине. Одна гостила у сестры в Одинцово, другая ходила к врачу, третья на три дня отправилась к дочери и внучке. Между собой эти женщины незнакомы. И все три производят впечатление порядочных людей. Но как убийца мог узнать об их образе жизни, привычках? Кто больше других имеет дело с пенсионерами? Социальные работники – раз, почтальоны – два, врачи – три…

– Я назначил всем трем – Ванеевой Виктории Владимировне, что живет на Татарской, Тихоновой Людмиле Борисовне с улицы Бахрушина и Утешиной Галине Викторовне с Озерковской набережной – сегодня на три часа. Надо бы устроить им очную ставку, посмотреть, как они будут себя вести, о чем говорить… – сказал Васильев, заметно раздражаясь от того, что Гарманов почти не слушает его. Он не понимал, как это можно не слушать и делать вид, что слушаешь, когда ему, Гарманову, можно сказать, на блюдечке приносят важную информацию. Когда за него делают всю черную работу. Петр Васильев злился, но, с другой стороны, не переставал восхищаться Вадимом, его способностью все же улавливать все самое главное и делать свои, часто очень нестандартные, оригинальные выводы.

– Дело в том, что при всей внешней порядочности этих женщин они могли из нужды или просто элементарного желания подзаработать к пенсии сдавать свои квартиры на время! – вдруг сказал Гарманов и сразу же оживился, как шахматист, сделавший удачный ход. – Я слышал, многие так делают. Но обычно, конечно, они сдают свои квартиры постоянным парам. Что стоит пенсионерке на полдня уехать к какой-нибудь своей приятельнице и переждать там определенное время, получив за это рублей пятьсот, а то и тысячу. Она приезжает домой, а на столе уже приготовлены деньги… или же она берет вперед, так надежнее… Да я и сам на старости лет сдавал бы свой угол любовникам. Вот только правду эти старушки – божьи одуванчики никогда не скажут. Посуди сам, зачем им связываться с милицией, прокуратурой, когда речь идет о таких громких убийствах? К тому же они не могут не понимать, что в случае, если они только откроют рот и назовут имя человека, которому они сдавали свою квартиру, им самим грозит смерть. Поэтому, когда они придут сегодня сюда, ты подготовься к этому заранее, запасись корвалолом, валидолом или нитроглицерином. Эти старушки будут стоять до последнего. Представь себе, что с ними будет, если они признаются в том, что сдавали квартиру убийце. Во-первых, позор на весь двор, на весь дом… А для большинства людей такого возраста это целая трагедия, поскольку они очень дорожат общественным мнением. Во-вторых, страх, что их привлекут как соучастников. Они, как правило, не знают законов и смертельно боятся последствий… А в-третьих, страх непосредственно перед убийцей. Зачем им ввязываться в эти истории, когда можно спокойно все отрицать? Так что там с Верой Кулик? Молодая, подающая надежды певица?

– Да. Все, что я о ней выяснил, ничего, конечно, не проясняет. Вера была девушка веселого нрава, с ней было легко и весело. Все ее подружки ревмя ревут, говорят, что Вера не могла пойти с чужим незнакомым парнем домой. При всей ее веселости она была человеком осторожным и предусмотрительным. Сама родом из Калуги, но благодаря своей общительности сумела окружить себя целой компанией друзей, преимущественно музыкантов. Снимала квартиру неподалеку от консерватории. Вернее, их шестеро снимало квартиру, шесть девушек… Я разговаривал с ними и понял, что все они любили Веру, уважали ее за мягкий нрав и доброту. Она умела сглаживать конфликты и была в своей среде как мама…

– У нее были деньги?

– Были. Ее родители занимаются медом. Но она всегда охотно давала в долг, входила в положение…

– Слушай, каких девок убивают! Басова, к примеру, тоже веселой была, хохотушкой… Убийца будто специально таких ищет, словно его раздражает смех… Но это я так, к слову… Петрович, дело Майер закрыто, ты знаешь. Но я хотел попросить тебя все же навести о ней справки. Выяснить, где конкретно и кем она работала, чем занималась, кто ее окружал. Список сослуживцев, знакомых с адресами и телефонами. Возможно, что это был не несчастный случай, что ее убили, и это убийство связано не с ее личной жизнью, как это может показаться на первый взгляд, а с профессиональной деятельностью. Сделай это для меня.

– Тебе не дают покоя эти дурацкие посылки? Или ты запал на ее сестру? Если ты хочешь знать мое мнение, то я в первую очередь заподозрил бы именно ее. Думаю, они не поделили мужика. А все эти разговоры о том, что она не любила мужа, – это так, для отвода глаз. Да и деньги, я думаю, были не у Эммы, а у ее мужа, и Анна, которой ты так веришь, нарочно напустила тумана, чтобы запутать тебя окончательно, кто и сколько зарабатывал, чтобы представить Тарасова в самом неприглядном свете… Она же стерва, это видно без очков.

– Кто, Анна?

– Да, представь себе. И я буду рад помочь тебе разобраться в этом. Терпеть не могу стерв. Они опасны, как гиены. Так что будь осторожен…

Вадим в душе согласился с ним, чувствуя, как все больше и больше увязает в этой истории и как крепко теперь зависит от женщины. Анна притягивала его к себе, завораживала какой-то таинственностью, недосказанностью или даже тем обманом, который сквозил в ее словах при упоминании о погибшей сестре. Что касается стервозности, то и этого в Анне хватало с избытком. Чувствовалось, что это матерая хищница, сильная и изворотливая, которую не взять голыми руками. Такой женщине ничего не стоит обратить любовь мужчины к ней в свое оружие. И, несмотря на все это, вспоминая ее, Вадим приходил в приятное возбуждение и хотел вновь и вновь слышать о ней, пусть даже самое неприглядное, таящее в себе опасность. Ему хотелось обладать именно такой женщиной.

Поговорив с Васильевым, Вадим прямо из прокуратуры решил отправиться на дачу Эммы. Было самое время встретиться и поговорить с ее соседями. По дороге позвонил Валентине. Телефон не отвечал. Вспомнив, какое сегодня число, он догадался, что она может быть у Басовых, и позвонил туда. К счастью, Валентину тотчас позвали к телефону.

– Это я. Как ты?

– Басю хороним, – услышал он приглушенный голос Валентины и понял, что она не может говорить.

– Я только хотел выяснить, где ты и что с тобой. Ты извини, что я ночью сорвался. Работа.

– У тебя хорошая работа, – услышал он неожиданно. – Раз кормят на убой…

Она упрекала его. Даже перед лицом смерти не смогла промолчать и не кольнуть.

– Не злись. Сегодня ночую с тобой. Точно. Я хотел спросить, ты поедешь на похороны?

– Да, обязательно. Хотя видеть, как Баську опускают в могилу…

– Вот и я о том же… Предлагаю тебе проститься с ней сейчас и поехать со мной в лес. Чистый воздух и тишина – вот что тебе нужно. Я готов заехать за тобой. Тем более что мне сейчас как раз нужно проведать одну дачку… Майерши, помнишь?

– Помню.

– Ну как? Согласна?

– Приезжай… Думаю, успеешь…

Он едва успел – похоронная церемония приблизилась к концу. Бравые ребята из похоронного бюро шустро сновали в гуще траурной процессии, распределяя людей по автобусам, подсказывая убитой горем матери, как себя вести и что следует делать. Во дворе дома, где жила Бася, собралось много зевак. Вадим, увидев заплаканную Валентину, подошел вместе с ней к Зое Петровне и выразил соболезнования.

– Моя фамилия Гарманов, я занимаюсь делом вашей дочери и очень переживаю за Валентину, – сказал он искренне. – Думаю, ей не следует ехать на кладбище.

– Конечно, пусть она останется с вами, а вы проводите ее домой… Она приехала к нам ночью, сама не своя от страха… Бедная девочка, как же много ей пришлось пережить…

Басова хорошо держалась в отличие от сына, Германа, лицо которого опухло от слез.

Вадим посадил Валентину к себе в машину и дал ей большой носовой платок.

– Успокойся и вытри слезы. Сейчас я привезу тебя в лес, и ты немного придешь в себя.

– Ты думаешь, я не понимаю, что у тебя есть женщина и ты не знаешь, как мне об этом сказать, – всхлипнула не то по инерции, не то из жалости к себе Валентина и шумно высморкалась. – Сбежать от меня ночью, отказавшись от вкусной еды? Да кто тебе поверит, что ты помчался на работу? Ты должен быть честен со мной хотя бы для того, чтобы во мне не развивались комплексы. Ты думаешь, так приятно быть жертвой или очередной мишенью для убийцы? Я не знаю, сколько времени мне понадобится для того, чтобы по-настоящему прийти в себя и жить нормальной жизнью, но пока я еще не готова к этому. И что мне твой лес? Разве ты не понимаешь, что сейчас я все, абсолютно все воспринимаю в несколько искаженном, мрачном свете, и в лесу под каждым кустом мне будут мерещиться трупы?!

– Да что такое ты говоришь? Какие еще трупы?

– Маньяк продолжает убивать, он дееспособен настолько, что отдает себе отчет в действиях. Мало того, что у него цель – поиздеваться и убить, так он еще разрабатывает план, похищает ключи или, что еще хуже, договаривается с хозяйкой квартиры, где не сегодня завтра будет совершено очередное убийство.

– Успокойся. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

– В день похорон Баськи?

– Постарайся об этом не думать. Мы вот сейчас едем на дачу Эммы Майер, помнишь, я тебе о ней рассказывал?

– Конечно, помню. Это та самая женщина, которая отправилась на дачу в вечернем платье и которая терпеть не могла мужа?

– А откуда тебе известно, что она терпеть не могла мужа?

– Видимо, откуда-то знаю… – ушла она от ответа. – И что мы будем делать на этой даче? Искать вещественные доказательства? Но ведь это же был несчастный случай.

– Тебе вот кажется, что только ты одна такая несчастная и тебя мучают страхи. А на самом деле кругом много людей, испытывающих и не такие страхи… Взять, к примеру, Алексея, вдовца… – И Вадим, сгущая краски, принялся рассказывать Валентине о необычных посылках, получаемых вдовцом от неизвестного лица.

На какое-то время этот рассказ отвлек Валентину от своих проблем.

– Это личные счеты. Кто-то, у кого не все в порядке с головой, но кто имеет зуб на этого Алексея, решил таким экзотическим образом отомстить ему за что-то.

– В том-то и дело, что никто не знает, за что именно.

– А ты думаешь, сам Алексей кому-нибудь признается в истинной причине таких поступков? Людям свойственно многое скрывать из своей жизни. Но мне кажется, что эти посылки и желание насолить вдовцу связаны прежде всего с его погибшей женой. Возможно, кто-то, кто сильно любил ее, в ее смерти винит мужа. Даже если тот виноват косвенно. Ну, предположим, это он, по мнению того, кто это делает, должен был в тот день поехать на дачу и укрыть розы.

– Думаешь, этого достаточно, чтобы так изводить человека?

– Больных много.

Машина свернула с основной трассы и запетляла по узкой, но гладкой и ухоженной асфальтовой дороге вдоль хвойных зарослей, чуть присыпанных ноябрьским снегом. Когда из-за деревьев показалась красная остроконечная черепичная крыша двухэтажного дома, Вадим притормозил возле массивных ворот и заглушил мотор.

– Это их дача? – спросила Валентина.

– Нет, это дача их соседей. И, как видишь, они здесь живут: из печки дым идет, окна освещены… Да и дорожки расчищены, видно, что за воротами недавно машина стояла. Значит, так: хозяйку зовут Тамара. Тамара Седова. Пойдем?

Валентина первая заметила на калитке кнопку звонка. Вадим позвонил. И через несколько секунд вспыхнули светом окна веранды, за занавесками мелькнул силуэт. Дверь открылась, и они увидели высокую худую женщину в джинсах и свитере.

– Мужа нет, – заявила она с порога, выпуская изо рта облачко пара. – И не скоро будет.

– Да вообще-то мы не к мужу, а к вам, – сказал Вадим и достал удостоверение. – Следователь прокуратуры по особо важным делам Гарманов Вадим Александрович.

– Следователь? – удивилась соседка. – Что-нибудь случилось?

Она внимательно прочитала все, что было написано в удостоверении, и вернула его Вадиму.

– Я хотел бы расспросить вас о вашей соседке, точнее, соседях по даче – Эмме и Алексее…

– Об Эмме? Разве вы не знаете? Она же умерла!

– Да, поэтому-то я здесь…

– Неужели убийство? Проходите, пожалуйста.

Она распахнула дверь, и Вадим с Валентиной прошли в теплый уютный дом, где пахло горячим молоком и сосной. В большой комнате полыхал камин. На столе, купаясь в оранжевых бликах, стояла желтая стеклянная ваза с нарциссами.

– Как у вас здесь хорошо. Теперь понятно, почему вы остаетесь тут даже на зиму, – сказал Вадим, подходя к камину и протягивая руки к огню. – Вас, кажется, зовут Тамарой?

– Да. Откуда вам известно?

– Алексей сказал. Вы хорошо знали свою соседку?

– Эмму? – Тамара подставила к столу стулья, приглашая незваных гостей присесть. – Да как вам сказать… Мы, конечно, общались, особенно по выходным, когда наши мужья засиживались на свежем воздухе за бутылочкой… Эмма была очень приятной в общении женщиной, с ней можно было поговорить на любую тему. Исключение составляло, пожалуй, только одно: это ее личная жизнь. Так, если не присматриваться и не обращать внимания на какие-то мелочи, которые не сразу бросаются в глаза, то можно было сказать, что это хорошая, гармоничная пара. Но на самом деле Эмма, как мне думается, не была счастлива в браке. Она не уважала своего мужа, хотя внешне оказывала ему подобающие знаки внимания и никогда не старалась представить его в невыгодном свете. Она была с ним ласкова, нежна, но отчего-то чувствовалось, что все это неискренне, что она словно бы отбывает какую-то повинность, находясь рядом с мужем. Я знала одну женщину, которая в этом походила на Эмму. У нее была своя история… Словом, она не могла бросить мужа, потому что была очень обязана ему. Так и жила без любви, из жалости…

– Может, у Эммы кто-то был?

– Не знаю. Если и был, то она никогда об этом не говорила и не намекала. Хотя мы не были с ней в столь доверительных отношениях, чтобы она мне рассказывала о чем-то таком… Но у такой женщины должен был быть мужчина, другой мужчина… Не знаю, как это объяснить…

– Она была порочна, вы хотите сказать?

– Нет, что вы! – замахала руками Тамара и достала сигареты. – Если хотите, вот сигареты, пепельница… Курите. Порочна?! Нет, я не то хотела сказать. Просто она была очень красива, и было в ней что-то притягательное для мужчин. Во всяком случае, моему мужу она всегда нравилась. Думаю, ей ничего не стоило бы соблазнить его. Но скажите мне, почему вас заинтересовала ее смерть? Разве это был не несчастный случай?

– Тамара, у вас есть розы?

– Розы? Да, конечно, а что?

– Вы укрываете их на зиму?

– Разумеется. Я многое укрываю, а как же иначе?

– А Эмма? Она следила за своим садом, ухаживала за ним? Разбиралась, когда и что надо укрывать, поливать, окучивать?

– Нет. Всем руководил Алексей. Но Эмма могла подолгу возиться на грядках, полоть, что-то делать. Она не была бездельницей, но и страсти особой к земле не испытывала. Думаю, в первую очередь ей нравилось просто проводить время на свежем воздухе, она любила подолгу спать в саду, в тени деревьев. Эмма вообще была натура романтическая, возвышенная, однако не старалась выпячивать это. Ей хотелось, чтобы о ней думали, будто она такая же, как все. Но и я, и мой муж, мы понимали, что она более чувствительная, что ли, более подвержена страстям…

– Вы что-нибудь знали о ее работе? Где она работала и кем?

– Знала только, что она биолог, работает в каком-то институте и получает неплохие деньги. Знаете, мы чужих денег не считаем.

– Понятно. Так что же с розами? Вы не знаете, она так и не успела укрыть розы?

– Это не по ее части. Я сама видела, как розы укрывал Леша, ее муж. Это было еще за неделю до смерти Эммочки.

– Значит, она ехала сюда вовсе не из-за роз?

– Понятия не имею. Но осенью, когда холодно, ей здесь как будто делать нечего… Тем более одной.

– Скажите, Тамара, вы когда-нибудь видели на ней такое красивое темно-синее платье… совсем новое…

– Вот сколько знаю Эмму, она всегда приезжала на дачу во всем простом – джинсах и куртке. Летом в джинсовых шортах и майке. Я ни разу не видела ее в красивом женственном платье. Даже когда мы собирались за столом, она всегда надевала что-то, повторюсь, простое, без затей. Но ей, знаете ли, все шло. Я даже как-то сказала Алексею, мол, твоя жена, даже если наденет на себя мешковину, все равно будет выглядеть как королева. Да-да, именно так я ему и сказала.

– А Алексей? Может, у него кто-то был?