Текст книги "Ледяное ложе для брачной ночи"

Автор книги: Анна Данилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

9

В полночь по проспекту Кирова прогуливались два милиционера. Рядом с рестораном «Европа» группа людей что-то оживленно обсуждала, кружась вокруг тумбы с афишами.

Было тепло, из окон второго этажа, где находился банкетный зал ресторана, доносились веселая музыка, пьяные крики. В воздухе пахло горячей едой и ароматом высаженных на клумбах цветов. Сверкали витрины дорогих магазинов, шли, обнявшись, парочки, над городом сверкали крупные июньские звезды.

– Человек умер, – сказал кто-то из толпы, собравшейся перед рестораном. Милиционеры переглянулись.

– Это чья территория? – спросил тот, что постарше, армянского типа молодой парень с крупным носом, обросшим прыщами. – Твоя или моя?

– Да вроде твоя, – ответил младший, совсем еще паренек, жиденький, светленький, конопатый, с лицом, напоминающим масленичный блин. – Мы уже пересекли границу наших районов.

– Меня дома жена ждет, два дня назад из Анапы вернулась, очень ждет, понимаешь?

– Понимаю, но район твой.

Так, перебрасываясь важными только для них обоих фразами, они подошли к распростертому на асфальте телу. Это был мужчина, лежавший лицом вниз, голова его была обернута полиэтиленом.

– И давно он здесь лежит? – спросил старший у одного из хорошо одетых людей, с любопытством глазеющих на мертвеца.

– Его пьяный дворник притащил, думал, что он тоже пьяный. Вот только непонятно, говорит, кто надел на него пакет. Говорит еще, что нашел его во дворе ресторана, возле мусорных баков.

– А где этот дворник-то? – спросил младший милиционер. – Куда подевался?

– Ушел. Долго матерился, а потом ушел. Сказал, что не дело это – молодых мужчин сваливать возле мусорных баков, словно они – мебель.

Вскоре выяснилось, что труп обступили посетители ресторана, вышедшие подышать воздухом, да так и оставшиеся на улице, завороженные зрелищем.

– Надо бы перевернуть его, слышь, генерал, – сказал кто-то из толпы. – Я где-то видел эту джинсовую куртку и эти желтые ботинки. Мне кажется, это художник, Илья, он каждый день сидит здесь, неподалеку от ресторана, на стуле, и рисует портреты прохожих. Но прежде чем опознать, я хотел бы увидеть лицо этого человека.

– Надо бы группу вызвать, – сказал младший старшему. – Это же твой район.

– Если я вызову группу, то вернусь домой только под утро, ты понимаешь или нет? У тебя жена есть?

Они говорили почти шепотом, отойдя на несколько шагов от трупа.

– Нет у меня жены. Но это твой район, Аркадий.

– Сашок, давай поговорим с тобой, как мужчина с мужчиной…

Они переговаривались до тех пор, пока к ресторану не подошла девушка в форме. Увидев препирающихся милиционеров и отлично понимая, что происходит, она достала телефон и набрала два номера, после чего опустилась перед трупом на колени и покачала головой.

– Вот черт! И как раз в мое дежурство. Эй, Аркадий, Саша! Вы спросили, каким образом здесь оказался труп?

Аркадий, услышав голос своей напарницы, резко повернулся. Теперь он точно появится дома не раньше утра!

– Да, это точно Карлуша, художник.

– А я смотрю, ботинки знакомые. Он же был таким большим оригиналом, только у него могли быть такие ботинки, да и куртку я его узнал. И что с ним такое? Удушили? Почему на голове пакет?

– А вдруг он жив? Я тоже сначала подумал, что это Илья Карлов, художник, но он вроде бы такой интеллигентный человек, никогда ни с кем не конфликтовал, свое место на проспекте он заработал, да его весь город знает!

– А эти менты? Вы видели, как они спорили, на чьей территории находится труп? Никто не хочет работать. Не будь свидетелей, они бы до утра перетаскивали тело из одного района в другой.

– А вдруг он жив?

– Да успокойся ты, мертвый он. Видишь, как лежит, так живые не лежат, нога вывернута, словно сломана. Он закоченел уже. Надо же, погиб на рабочем месте…

– Ничего подобного! Его дворник или сторож сюда приволок. Пьяный ужасно. Тащил и приговаривал, что мужчин и так мало, а тут кто-то взял и выбросил мужика на помойку.

– А эта, в форме, сразу определила, на чьей территории труп. Видишь, засуетилась, позвонила кому надо.

– Ну что, мужики, пойдем выпьем, что ли, за упокой души Ильи Карлова? Я был знаком с ним лично. Он неплохой портрет мой нарисовал, правда, я там получился неестественно красивым. Ни одной морщинки нет! Хороший мужик был…

– Интересно, кто его убил?

Марк вышел из ванной, на ходу приглаживая мокрые волнистые волосы.

– Чаю – и спать, – сказала Рита, протягивая ему щетку. – Марк, какие же у тебя красивые волосы… Любая женщина бы позавидовала.

– Да я и сам вроде бы ничего.

На столе промурлыкал телефон.

– Хотел пораньше спать лечь, – пробормотал Марк. – Садовников слушает. Лев, ты? Знаешь, который час? И что? Что случилось?

Рита смотрела, как меняется выражение лица Марка. Она уже поняла, что произошло что-то серьезное, раз Марка потревожили в столь поздний час.

– Хорошо, Лева, я еду. Да знаю я, знаю, конечно, как проехать к «Европе»: по улице Яблочкова. Въеду как раз во двор. Где, говоришь, его нашли? Возле мусорных баков? И как же он оказался на проспекте? Дворник? Вот идиоты! Фильмов, что ли, не смотрят, книг не читают, не понимают, что тело нельзя трогать до приезда милиции!

Рита поставила на стол чайник, села за стол, скрестив руки.

– Расстроилась? – Марк потрепал ее по плечу.

– Да нет. Просто не хочется одной ложиться. Я и так целыми днями одна.

– Я понимаю. Но что делать?

– Надо ехать. Что там? Убийство? Рядом с «Европой»?

– А ты откуда знаешь? Хотя… Я же сам сказал про «Европу». Да. Лева сказал, что там труп нашли. Мужчина. Предположительно художник Илья Карлов.

– Карлуша? – Рита даже привстала. – Господи! Да что же это такое? Всех моих знакомых постепенно убивают! Я отлично его знала. Совершенно безобидный человек.

– А на голове трупа угадай, что?

– Неужели полиэтиленовый пакет? Марк?!

– Да, Рита. И это-то расстроило меня больше всего. Пакет – это уже почерк. Это уже серия. Сначала Прусаков, потом Пьянков, теперь, как ты говоришь, Карлуша. Может, конечно, и не он, но посетители ресторана узнали его по желтым ботинкам.

– Он, – покачала головой Рита. – Он ужасно гордился своими желтыми ботинками, всем рассказывал, что купил их в Нью-Йорке.

– Он был женат?

– Нет, что ты.

– Почему? Он «голубой»?

– Ты не так понял. С ориентацией у него было все в порядке. Просто он был таким… странным. Словом, не всякая женщина согласилась бы жить с ним. Он был чрезвычайно общительным, чрезвычайно разговорчивым, чрезвычайно талантливым.

– С кем он жил?

– Мать его давно умерла, лет пятнадцать назад. У него квартира неподалеку от цирка, прямо в центре. Кажется, еще какая-то недвижимость имеется. А вот дачу он продал, купил машину. Словом, не бедствовал, но и состоятельным его назвать было сложно. Он любил ездить и все, что зарабатывал, тратил на путешествия. Марк, может, все-таки это не он?

– Посмотрим.

– Ты позвонишь мне, когда выяснится окончательно личность убитого? Кстати, а как его убили?

– Понятия не имею.

– Значит, отравили. Раз Прусакова отравили, то и Карлушу тоже. Марк…

– Что, Рита?

– Мне страшно.

Она подошла, Марк погладил ее по голове, как маленькую, поцеловал в губы.

– Это я во всем виноват. Если бы не моя работа, тебе бы никогда не было страшно. А я не должен был тебе рассказывать о своих делах.

– Не говори так.

– Все, Рита, я должен идти. Если тебе в самом деле страшно, позвони маме или сестре, пусть они приедут.

– Нет, все нормально.

Она проводила его до двери. Была ночь, все нормальные люди, подумалось ей, ложились спать, а Марк…

Зазвонил телефон, Рита, вздрогнув, подошла и взяла трубку.

– Рита? Это я, твоя любимая сестра Ната. Как дела? Как твой драгоценный живот?

– Карлушу убили… кажется.

– Карлушу? Да ты что?! – Ната на другом конце провода осмысливала информацию. В свое время Илья Карлов пытался ухаживать за ней, и Рита отлично знала эту историю, закончившуюся ничем. – Ната бросила Илью до того, как их платонические отношения перешли в другую стадию.

– Если хочешь, приезжай. Марк поехал на место преступления, на проспект.

– Ты извини, Ритуля, но я не могу. Я сейчас не дома, в гостях. И не скоро освобожусь. Но если тебе не по себе, если ты нервничаешь… Марк, говоришь, ушел? Мог бы и отпуск взять месяцев на девять, как раз на время твоей беременности.

– Ты все шутишь.

– Я выпила немного. Рита, я могу позвонить маме и попросить ее приехать к тебе.

– У меня тоже есть телефон, – вздохнула Рита. – Нет, ничего такого не нужно. Со мной все в порядке. Просто Карлушу жалко. Ты не знаешь, с кем он жил, может, женился? А то я Марку сказала, что он был один.

– И правильно сказала. Во всяком случае, я не слышала, чтобы он женился. Были у него, конечно, женщины. Причем красивые. Я их не видела, просто как-то разговорились с подругой, она мне кое-что о нем рассказала. Ты же знала его, видела. С одной стороны, он был человеком серьезным, но с другой – какой-то он странный был, одевался смешно. Одни его желтые ботинки чего стоили!

– Знаешь, вот жил человек, жил, творил, много рисовал, а когда умер, все запомнили его по желтым ботинкам. Пройдет много лет, и когда кто-нибудь вспомнит его, то непременно скажет: вы помните Карлушу, того, что стоял на проспекте Кирова в желтых ботинках?

– Извини, Рита, я тебе потом позвоню.

В трубке послышались гудки. Рита поняла, что ее сестра явно не одна и не может говорить, потому что рядом с ней, причем совсем близко, очередной мужчина.

…Она уже засыпала, когда позвонил Марк. Он сказал, что убитый – действительно Илья Карлов. После его звонка позвонила мама.

– Рита, девочка моя, надеюсь, ты еще не спишь?

– Нет, что ты, мама. – Она посмотрела на часы, они показывали половину второго. Вероятно, мать мучилась бессонницей, а потому воспринимала ночь как единственно подходящее время для звонков своей беременной дочери.

– Как ты? Как протекает беременность?

– Все нормально.

– Я знаю, что беременные много едят, поэтому считаю нужным предупредить – не набирай слишком много лишних килограммов. Я понимаю, тебе трудно определить, какие из этих килограммов лишние, а какие нет.

Рита слушала ее, с трудом сдерживая зевоту. И все равно была ей благодарна, что она пусть и ночью, но все равно подумала о ней, позвонила, беспокоится.

– Я что тебе звоню-то? – очнулась Ксения Илларионовна. – Когда родится ребенок, вам придется изменить ваш образ жизни. Надеюсь, вы с Марком это понимаете?

– Мама, это ты к чему? Хочешь, чтобы Марк уволился? – усмехнулась она, понимая, что говорит глупость, но эта глупость почему-то доставляет ей радость. Марк будет всегда дома – это немыслимое и нереальное счастье.

– Что ты, Рита, твой Марк – настоящий мужчина, и ты знаешь, как я его уважаю. Он – на своем месте. И именно такие люди, ответственные, порядочные и сильные, нужны в прокуратуре.

– Он и мне нужен, – заметила Рита.

– Я имела в виду совершенно другое. Вот вы сейчас живете в городе, из мастерской твоей поднимаются пары красок, растворителей. Особенно это будет ощутимо летом, когда в город придет жара. Так вот. Я подумала и решила, что вам просто необходимо иметь дачу. Хорошую. Загородный дом со всеми удобствами, на Волге, понятное дело, но и не очень далеко от города. Где-нибудь в Пристанном.

– Отличная мысль, – сказала Рита машинально, даже не успев проникнуться новой идеей. Ее воображение нарисовало красивый дачный поселок прямо на берегу Волги, где она как-то раз гостила у одних своих знакомых. Но применительно к своей жизни она его пока еще не увидела. – Я подумаю, мама.

– Ты еще только будешь думать, а я уже все придумала и даже подыскала вам дом, – после небольшой паузы сказала Ксения Илларионовна.

– Ты серьезно? И что это за дом?

– Настоящий дворец! Трехэтажный, на берегу, с большим садом. Понимаешь, хозяин разорился и теперь спешно все распродает. Я тебе сразу скажу – дом из красного кирпича, а я знаю, что тебе не нравится красный кирпич.

– Да кому он нравится? – Рита нахмурилась. Дом никак не вырисовывался в ее воображении. Она видела только стену из красного кирпича с белыми соляными разводами.

– Но это же не так важно, его всегда можно оштукатурить, придать ему любой оттенок. Я бы на твоем месте предпочла бледно-желтый или белый, с коричневыми рамами.

– Мама, я все поняла. Я подумаю.

– Ты не думай, а записывай телефон и адрес. Завтра или буквально на днях вам с Марком необходимо будет связаться с женой этого предпринимателя и поехать, посмотреть на дом. Я сказала ей, что мы наверняка купим его. Понимаю, я поспешила, но мне важно было, чтобы у нее в голове отложилось, что свой дом она уже почти продала. Рита, прошу тебя, отнесись ко всему, что я только что тебе сказала, серьезно! Появится малыш, и у тебя уже не будет времени на подобные поездки, и ты рано или поздно поручишь это дело мне. Поверь мне, летом на даче, на Волге – это будет самая настоящая райская жизнь. И чтобы ты не подумала, что я присмотрела этот дом в надежде, что сама буду там жить, оговорюсь сразу – я очень ценю твою независимость и желание жить самостоятельно, а потому мы уже купили дом в Усть-Курдюме, тоже приличное место, только дом, понятное дело, поскромнее. Это большой деревенский дом, он требует ремонта, там даже вода не проведена, зато какой сад!

– Я помогу тебе с ремонтом, мама.

Вот теперь наконец-то все встало на свои места. И этот ночной звонок – не что иное, как способ намекнуть дочери о том, что время от времени не мешало бы вспомнить и о матери.

– Мам, ты могла бы мне прямо сказать: мол, нужны деньги. Когда я тебе отказывала?

– Но я у тебя ничего не просила! Ой, Ритуля, забыла сказать тебе самое главное. В четверг приезжает одна моя приятельница из Туниса. Она там отдыхает. Так вот, она позвонила мне и сказала, что хочет к своему юбилею купить у тебя натюрморт с лимонами.

– А ты уверена, что я его уже закончила?

– Судя по срокам – примерно неделю назад. Когда я видела его последний раз, он был почти готов.

– Ты удивительная. Хорошо, я подумаю.

– Да тут и думать нечего! Оля – богатая тетка, заплатит сколько нужно. Они с мужем в свое время неплохо заработали на…

– Мам, все. Меня это не интересует. И вообще, я хочу спать.

– А который час, детка? Наверное, уже одиннадцать? Сейчас посмотрю. Бог мой, да уже два часа! Прости меня, Рита, я, наверное, разбудила тебя. Прости свою старую мать! Да, хотела тебе еще сказать – у нашей Натки новое увлечение. Такая неугомонная…

– А как же Леша Гох, они же собирались пожениться!

– А они и поженятся, просто его сейчас нет в городе, – понизив голос, сказала мама. – Вот Натка и закрутила очередной роман.

– Главное, чтобы Леша ничего не узнал. Он, конечно, и сам не подарок…

– Главное, чтобы вы купили этот дом в Пристанном. Ладно, детка, извини. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, мама.

Рита выключила телефон, надела халат и отправилась на кухню. Сна уже не было. Дом. В Пристанном. Здесь есть о чем подумать. И сразу же мысленно она нарисовала себе не только дом с садом, но и этюдник, стоящий на залитой солнцем веранде, и розовые кусты по краям дорожки, ведущей к реке. Потом откуда ни возьмись появился малыш с белой панаме. Он сидел на лужайке перед домом и держал в руках красное яблоко.

10

Растрепанная голова Миры лежала на плече Караваева, рука ее – на его теплом шелковистом животе, нога – на его ноге. Мире не хотелось шевелиться. Словно она, часть какого-то сложного организма, прежде ампутированная, теперь нашла место, откуда была вырвана с корнем и вот теперь снова вошла в него и пустила корни, быстро, неимоверно быстро срастаясь – по́ра в по́ру, заполняя все пустоты, сливаясь со своей половиной.

Она так и не поняла, какая сила заставила ее открыть ему дверь. Он буквально ворвался к ней, схватил за руку и потащил за собой, на ходу говоря какие-то очень важные слова, и это были даже не извинения, а так – констатация фактов: я не знаю, что там за труп, хочу у тебя спросить; меня ночью, когда я ходил за сигаретами, сбила машина, пьяная девица привезла меня к себе за город; я мог бы обмануть тебя, чтобы ты не слышала ничего об этой женщине, но она все равно всплывет, я должен буду отдать ей машину; мы никогда не должны лгать друг другу, так вот, мы теперь – муж и жена, и ты должна верить мне, а я – тебе, все плохое, что ты думала обо мне, пока рыдала здесь, забудь как страшный сон, мы вместе должны думать, как выкарабкиваться из этой ситуации; у меня есть друг, его зовут Марк, он поможет, но и от трупа избавиться мы тоже не можем, отвезти его, к примеру, и закопать в лесу – нельзя, ты все поняла?

Он сорвал с нее одежду, повалил на кровать, и вот теперь она лежала в его объятиях и спрашивала себя, как так могло случиться, что она моментально забыла все свои сомнения, страхи, обиды и что теперь, когда они вместе, даже эта история с трупом приобрела какой-то гротескный характер.

Караваев спал. Мира понимала, что и он тоже успокоился. Пыталась представить себя на его месте: очнулся в чужом доме, с разбитой головой, рядом – какая-то пьяная девица (она нисколько не сомневалась в том, что он говорит чистую правду), утверждает: в том, что она напилась, – вина мужчин, она вообще ненавидит мужчин… Что подумал Дмитрий, когда вспомнил, где и при каких обстоятельствах он оставил свою жену? Это, по ее мнению, было еще более травматичным, чем сотрясение мозга. Сотрясение души. Они оба оказались в сложной ситуации. Но она почему-то с самого начала во всем, что случилось, обвиняла исключительно его (ведь это была его квартира, его кровать, на которой лежал труп) и даже мысли не могла допустить, что с ним самим могло что-то случиться.

Если бы он только знал, как страстно еще недавно она мечтала о разводе, о свободе, о том, чтобы никогда в жизни больше не видеть его!

Она медленно повернула голову и поцеловала теплую шерстяную грудь Караваева. Он был такой красивый, нежный, что ей захотелось прижаться к нему еще крепче.

– Мира, – произнес он, не открывая глаз. – Ты шампанское пила?

– Какое еще шампанское?

– Там, в ванной, стоит ящик с шампанским.

– Да, я видела, и что? Ты хочешь сказать, что я в твое отсутствие напилась? Что не хватает одной бутылки?

– Отлично. Значит, и ты тоже заметила? Значит, так, Мира. Запомни хорошенько: все, что я когда-нибудь скажу тебе или сделаю, будет исключительно из любви к тебе. И не надо напрягаться, слушая мои странные вопросы. Ничего такого мне и в голову не пришло – что ты напилась. Глупости какие! Просто у нас в доме – труп. И я отмечаю все странности, детали, понимаешь? Я поставил туда шампанское, чтобы мы с тобой искупались в нем, просто так, чтобы повеселиться, понимаешь? Возможно, это и не самая лучшая выдумка. Но дело-то не в этом. Кто-то выпил шампанское. Одну бутылку. Тот, кто, возможно, и убил этого брюнета. Могу себе представить, как же ты испугалась! Но ты должна забыть об этом. Я тебе приказываю. Мало ли какие идиоты водятся на этом свете? Я все думаю: кто и как проник в мой дом? У кого были ключи? А ключи есть у Ольги Ивановны, моей домработницы.

– Помню-помню, ты говорил.

– Но она прекрасно знала, что, приготовив все необходимое, прибрав в квартире, она не должна была появляться там до моего особого распоряжения. Я не хотел, чтобы она нам мешала. К тому же я не был уверен, что ты захочешь, чтобы она осталась. Словом, я решил предоставить право решать, нужна ли она нам или нет, тебе, хозяйке. Так что ключи были только у нее. Больше – ни у кого. У меня не было женщин, которым я бы давал ключи от своей квартиры; ни родственников, ни друзей, которые могли бы в мое отсутствие пользоваться моей квартирой. Я терпеть этого не могу. Вот и получается, что надо срочно встретиться с Ольгой Ивановной, причем до того, как ее станут допрашивать. А допрашивать начнут, как только я встречусь с Марком и он приедет ко мне. Мира, как это ни тяжело, но придется сейчас вставать. Поверь мне, я бы лежал так с тобой до самой смерти.

Он поднялся на локте, поцеловал Миру сначала в губы, потом по очереди – каждую грудь.

– Знаешь, мне и самому еще не верится, что ты стала моей женой. И как это я так быстро уговорил тебя, ума не приложу! Хотя ум здесь как раз и ни при чем. Я обожаю тебя, люблю, ты – самое лучшее, что есть у меня в жизни.

– Кофе сварить?

– Вари. Надо бы и перекусить, потому что день у нас будет бешеный. Я бы мог, конечно, оставить тебя дома, чтобы не вмешивать в это дело. Но, поверь, мы должны быть предельно откровенны с Марком. Он должен знать все от начала и до конца. Здесь важно все – время, когда мы вернулись домой после ресторана, все, понимаешь? К тому же, может, кто-то опознает труп, и мы тогда хотя бы будем знать, что это за фрукт. Ты его точно никогда прежде не видела?

– Думаю, что нет.

Мира встала, быстро, все еще продолжая стесняться Караваева, оделась.

– Ты не должна стесняться меня, понятно? Привыкай.

– Я привыкну. – Она густо покраснела. – Ты кофе пьешь с молоком или без?

И вдруг она вспомнила то, о чем хотела спросить:

– Послушай. Та ночь… Я была в ванной, а ты постучал в дверь и спросил еще меня, жива я или нет. А потом произнес слово… Такое слово, похожее на «мимо».

– Я сказал тебе: «Я за сигаретами, мигом…»

Она кивнула головой, а потом переспросила:

– Так ты пьешь кофе с молоком или без?

Мира слышала, как он разговаривал с Садовниковым. И понимала, что, судя по тому, как происходил разговор, Марк действительно был его хорошим знакомым – Дмитрий разговаривал с ним просто, даже спокойно, словно речь шла о предстоящей рыбалке, а не обнаруженном в его собственной квартире, да еще и в брачную ночь, трупе.

– Мира, он сказал, чтобы мы ехали туда, он скоро появится вместе со своей следственной группой. Ты как, не боишься?

– Дима, я постараюсь не бояться, ты же рядом.

– Если почувствуешь, что тебе плохо, сразу же говори мне. У тебя есть какие-нибудь капли, таблетки? Пойми: нам надо через это пройти. Возможно, первое время нам придется пожить у тебя. Но чем скорее мы избавимся от этого трупа, чем скорее приведем в порядок спальню, тем быстрее ты успокоишься. Труп – это всего лишь мертвый человек, который совершенно не опасен. Сама знаешь – живые люди куда опаснее. Ведь именно живой человек убил этого брюнета. Ладно, спасибо за завтрак. Поехали.

– Хорошо бы этого трупа там уже не было. – Караваев крепко держал Миру за руку, когда они выходили из лифта.

На площадке уже стояли люди, среди них – Марк Садовников. Мужчины обменялись рукопожатиями.

– Представляешь, Марк, открываем дверь, а там – никого, – нервно пошутил Караваев.

Мира вошла в квартиру последней. Ей хотелось зажмуриться. Судя по голосам и репликам, которые доносились до нее, труп был еще там.

Она села в кухне возле окна и замерла в ожидании каких-то новостей. Мужчины ходили по квартире, курили, делали свою работу: фотографировали, снимали отпечатки пальцев, осматривали каждый предмет, даже что-то нюхали. Потом все собрались в передней, она слышала, как Дмитрий объясняет им, что этот костюм и рубашка – не его и что он вчера просто не обратил на это внимания. Выходит, мужская одежда висела в передней, на вешалке. Странно, подумалось Мире, что этот мужчина раздевался не в спальне.

К ней заглянул Караваев.

– Получается, что у него было здесь вроде бы свидание. Его никто не раздевал, он сам разделся. Он был с женщиной. Кто-то устраивал в моей квартире, на моей постели, свидание! И это при том, что Ольга Ивановна постелила нам с тобой – ну сама понимаешь, брачная ночь же – новое белье. И какие-то поганцы ложились на него. И шампанское они выпили, вот только стаканов не нашли. Я позвонил Ольге Ивановне, она скоро приедет. Ты как, ничего?

– Ничего, не переживай. Знаешь, я бы куда больше переживала, если бы в твоей спальне нашли труп женщины.

– Понимаю. – Он поцеловал ее и вышел.

Ольга Ивановна Шкребец, женщина средних лет, светловолосая, очень приятной наружности, была страшно напугана, когда Дмитрий рассказал ей о том, что произошло.

– У вас ключи не пропадали?

– Нет! Упаси боже! Я одна живу, никто не знает, где именно я работаю, что у меня есть ключи от квартиры. Дима, что же теперь будет?

– Допросят вас, вот и все. Это не смертельно.

В кухню пришел Марк, попросил Ольгу Ивановну ответить, все ли в квартире так, как она оставляла прежде, чем покинуть ее.

– Да вы поймите, я не просто убиралась, это была генеральная уборка, я же понимала, что молодожены сразу после ресторана приедут сюда, я все приготовила: салаты в холодильнике, мясо, торт… Постель им постелила. А получается, я все это сделала неизвестно для кого?

Она с хозяйским видом открыла холодильник и ахнула.

– Смотрите, салаты трогали, еду трогали… ели! Вот сволочи! – воскликнула она в сердцах. – А если закусывали, то, значит, и пили. Стойте! Где фужеры? Я специально оставляла здесь, на видном месте, фужеры. Золотые, очень красивые.

Она быстрым шагом направилась в комнату и там, в горке, увидела весь набор золотых фужеров.

– Конечно, они не золотые, это я так просто их называю из-за широкой золотой каймы. Но я точно помню, что оставляла два фужера на столе в кухне. Я стол не стала накрывать, Дима мне сказал, что вообще ничего не надо, так, просто, чтобы в доме было что перекусить. Но я все равно приготовила. Смотрите, шесть фужеров. Четыре стоят ножками вверх, как я их ставлю, чтобы внутрь не попадала пыль, понимаю – некрасиво, зато чисто. А эти – последние два – ножками вниз, как все обычно ставят. Значит, те, кто пил… А что пили-то?

– Шампанское, – предположил Караваев. – Одной бутылки не хватает.

– Это экспертиза покажет, – заметил Марк.

– Я и говорю, что те, что пили шампанское, потом помыли после себя посуду. Только никак не пойму… Если мужчина лежит в постели голый, то, значит, здесь была женщина?

– Необязательно, – буркнул Марк. – Всякое в жизни бывает. В кармане пиджака мы нашли документы на имя Бориса Михайловича Концовника. Вам это имя ни о чем не говорит?

– Нет, – сказали хором Мира, Караваев и Ольга Ивановна.

– Скажите, Ольга Ивановна, кто мог позаимствовать у вас ключи от этой квартиры?

– Никто, – убитым голосом ответила домработница. Она побледнела. – Говорю же: одна живу, ключи у меня всегда с собой, в сумке. Никогда и ничего у меня из этой квартиры сроду не пропадало. Ни денег, ничего такого.

– А кто у вас бывает дома? Может, соседка какая, родственники?

– Нет, конечно, бывают у меня гости, подружки и соседки, не без этого. Есть у меня и племянница, Лида, но она бывает у меня крайне редко, а сейчас вообще вышла замуж за очень хорошего человека, она беременна. Я уж так рада за нее… Она сроду бы не взяла у меня ничего. Я и так ей всегда помогала, пока она не встретила своего Колю. И деньгами, и продуктами. Она, в свою очередь, на даче мне помогала, когда оставалось что-то с огорода, мы продавали, я ей тоже денежку давала. С кавалерами своими, знаю, она иногда встречалась в моей квартире, меня-то целыми днями дома нет. Поэтому Лиду можете даже и не спрашивать, она разволнуется, а ей сейчас нельзя волноваться.

– Дима, а что твои ключи? У тебя не пропадали? – спросил Марк.

– Нет. Они всегда при мне.

– А запасные есть?

– Кстати… Есть. В сейфе. Я сейчас проверю. А то мы накинулись на Ольгу Ивановну! Может, мой сейф уже давно вскрыли?

Караваев бросился в спальню, где возле тела продолжал работать судмедэксперт. Стараясь не смотреть на труп, который с минуты на минуту должны были вынести на носилках из квартиры, Дмитрий открыл сейф, вмонтированный в стену позади шкафа, включил подсветку и внимательно осмотрел содержимое. Вернулся в кухню, где и сообщил Марку, что все на месте: и ключи, и документы, и деньги.

– Мы поработали с отпечатками пальцев на окнах, подоконнике. Хотя не думаю, что в квартиру могли влезть через окно. Дима, мы взяли из ванной полотенца. Может, на них что обнаружим.

Мира закрыла лицо руками.

– Я мылась там, – прошептала она, боясь посмотреть в лицо Марку. – Я долго мылась, в это время Дима-то как раз и вышел из дома. Уж лучше бы я не…

– Правильно, лучше бы осталась натуральной, такой, как ты есть, – попробовал пошутить Караваев. – И тогда бы мне не пришлось идти за сигаретами.

– Подожди, Дима, ты же, помнится, бросил курить? У тебя в квартире не чувствуется, что здесь живет курящий человек.

– Бросил. Да вот только разволновался: женился все-таки. Но сигареты, как ты понимаешь, мне так и не удалось купить.

Судя по тому, как строилась беседа Дмитрия с Марком, Мира поняла, что Караваев уже успел рассказать следователю о том, где и с кем он провел ночь. Волна ревности подкатила к самому горлу Миры. Может, все-таки не стоит супругам рассказывать друг другу всю правду, до конца? Уж лучше бы он солгал, придумал бы какую-нибудь историю, где не было бы места красивой пьяной девице. Хотя – а если бы она потом заявилась? Да за теми же ключами от машины? Каким образом Дмитрий объяснял бы, кто она и зачем пришла? Нет, конечно, он прав, они не должны скрывать друг от друга ничего.

– Ты только ее не тронь, ладно, Герань эту? Я тебя прошу. Она и так на грани, пьет как сапожник. Молодая совсем. Я пообещал ей, что расскажу, в случае если меня остановят на дороге, что якобы я очнулся в ее дачном поселке, и она подобрала меня, притащила к себе в дом. Вроде как спасла меня.

– Но я все равно должен буду с ней встретиться, – заупрямился Марк.

– Марк, ты мне друг или кто? Или ты не веришь мне и хочешь проверить алиби?

– А вдруг все это было подстроено – твой наезд? Тебе это не приходило в голову? Дима, у меня работа такая – все проверять и перепроверять. И здесь не должно быть никаких обид. Единственное, что я тебе обещаю, это не привлекать ее за этот самый наезд. Но что это за Гортензия, кто ее муж – я просто обязан выяснить.

В передней произошло какое-то движение: выносили труп.

– После того как твои люди уйдут, мы можем все помыть, прибрать и жить здесь? Или как? – спросил Караваев Марка.

– Когда все закончим, конечно, вы можете здесь делать все, что хотите. Для нас главное – найти улики. Но пока еще мы ничего не нашли. Разве что эти фужеры. Кстати, мы их забираем, вполне возможно, что, вытирая, убийца мог оставить на них свои пальчики.

– Вы нашли одежду убитого, документы. Как, ты говоришь, его звали, этого любовника, мать его? Фамилия у него какая-то странная. Не запоминающаяся.

– Концовник Борис Михайлович.

Марк вышел из кухни, Ольга Ивановна пошла следом, Мира осталась наедине с Караваевым.

– Мира, у меня к тебе деловое предложение. Понимаю, что тебе будет трудно его принять, но все же выслушай. Как ты отнесешься к тому, что я отправлю тебя в деревню к своей сестре? Понимаешь, все-таки убийство. Все, что ты знала, мы рассказали. Не думаю, что ты еще понадобишься следствию. Я очень переживаю за тебя. Ты не смотри, что я такой спокойный, я тоже волнуюсь, но больше всего – за тебя. Ты пережила стресс. И неизвестно, что еще может последовать за этим убийством. Возможно, убийца находится где-то рядом. Я еще не совсем осознал, что произошло и как вообще могло такое случиться, что в моем доме кого-то убили, но твердо знаю одно: я не могу рисковать тобой, Мира. Я слишком люблю тебя, понимаешь? Ты можешь, конечно, отказаться.