Текст книги "Роспись по телу"

Автор книги: Анна Данилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– А какой именно шрам, он тебе не говорил?

– Нет. Но я увидела рисунок этого шрама, когда пришел Гамлет. К тому времени Михаил Семенович был уже мертв. Он лежал в спальне на полу, а я от страха не знала, что делать… Пришел Гамлет и сказал, что тот конверт, который лежит на подносе, приготовлен для него. Что в нем деньги за работу, я их даже видела. Обыкновенные наши деньги, пухлая пачка, перетянутая резинкой, а сверху пачки – листок.

– И что на этом листке? Какой рисунок? – не выдержала Гел.

– Хочешь, я сама тебе скажу, что на этом листке было? – вдруг предложила Земцова, достала из сумки блокнот и ручкой нарисовала «IN». – Похоже?

– Да, похоже, – удивилась Женя. – Но откуда ты знаешь?

– Этот листок мы нашли у Гамлета в записной книжке.

– Я вспомнила, – вдруг сказала Рейс, – он сказал, что я – «пятая по счету»… Это точно. Я словно сейчас слышу его голос… А как его убили? Кто? За что?

– Его отравили. Он при тебе доставал деньги из конверта?

– Да, достал, посмотрел и обратно положил. Сказал еще, что в инструкции не сказано, чтобы он со мной делился…

– То есть все деньги забрал себе.

– Да.

– Дело в том, что именно эти деньги-то и были отравлены, причем очень сильным ядом. И если бы он вдруг с тобой поделился, то не деньгами, а… смертью… – вздохнула Земцова. – Ну и в историю вы влипли. Чертовщина какая-то. И как это вас угораздило встретиться с одним и тем же человеком?

– Так ведь он жил как раз напротив биржи, на Московской, – напомнила Земцовой Гел. – Я думаю, он просто пас таких вот неудачниц, как мы…

– Может, и пас, да только внимание свое обращал лишь на красивых девушек, – заметила Юля. – Стало быть, ему было не все равно, с кем работать…

– Работать? – удивилась Женя. – И это ты называешь работой?

Юля поняла, что проговорилась. В руках ее все еще находился блокнот. Она пометила себе: осмотреть помещение биржи на предмет подслушивающих устройств…

– А ты Марину Смирнову не знаешь? – снова двинулась напролом Гел.

Юля усмехнулась. Ей не нравилось, что расследование постепенно превратилось в хаотичное метание из стороны в сторону. Стройный ход ее мыслей постоянно разбивался об эмоциональные всплески и дурь Гел.

– Гел, я думаю, Жене нужно отдохнуть. Мы и так вывалили ей на голову целую кучу неприятных новостей. Ты, наверное, забыла, по какой причине она здесь оказалась? Пожалуйста, оставь нас наедине, мне необходимо поговорить с ней…

Обиженная Гел, шурша платьем, вышла из палаты.

– Она красивая, – вслед ей произнесла Женя, и по щеке ее потекла слеза. – Честное слово, лучше бы мы родились уродинами!

– Женя, кто были те люди, которые так поступили с тобой? Ты их знаешь? Ты будешь что-то предпринимать? Писать заявление? Там, в коридоре, сидит один человек из прокуратуры. Он ждет, когда ты согласишься принять его.

– Пусть уходит, – жестко ответила Рейс. – Я ничего не буду писать. Все это бесполезно. Эти люди – правительственные чиновники. Это не бандиты, не садисты, это обыкновенные зажравшиеся мужики, которые решили, что им позволено все. И я когда-нибудь, когда почувствую в себе силы, сама отомщу им.

– Хочешь почувствовать себя героиней киношного романа? Ты не веришь в наше правосудие?

– Нет, не верю. А еще – я боюсь их. Ведь после того, как они все это со мной сделали, я могла бы сразу обратиться в милицию. Но я же не сделала этого…

– Почему?

– Да потому, что я сама частично виновата… – и она, глотая слезы, рассказала о Корнетове, не называя его имени. – Понимаешь теперь, почему я поехала с ним? Я же думала, что за мной приехали совсем по другой причине…

– Ты приходила тогда ко мне?

– Да, хотела посоветоваться, навести справки об этом Михаиле Семеновиче. Уж слишком большие деньги он мне дарил. Все в долларах. Я не привыкла к таким суммам. Не знала, как относиться к таким щедрым подаркам. Теперь-то я точно знаю, что бы ты мне посоветовала.

– И что же? – удивилась Юля.

– Как что? Не встречаться с ним.

– Не скажи. Мужчинами не стоит разбрасываться, тем более такими щедрыми… К тому же ведь мы так ничего и не узнали о Бахрахе. Что он за человек? Откуда у него деньги? Ведь формально он просто пенсионер, и все… Так что еще неизвестно, что бы я тебе ответила. Это сейчас, когда я знаю о шрамах, о том, что эти шрамы были необходимым атрибутом всех девушек, с которыми он встречался, мне становится понятным, что вы имели дело не с простым пенсионером, а, возможно, извращенцем, больным психически человеком или же мошенником, который использовал эти шрамы, как носители информации…

– Информации?

– Конечно. Ты знала Катю Уткину?

– Нет.

– Она тоже встречалась с Михаилом Семеновичем, а несколько дней тому назад ее зарезали в собственной квартире. Хотя официально она проживала в Москве, как и Гел…

– В Москве? Гел живет в Москве?

– Да. И у Гел, и у Кати Уткиной – шрамы. Похожие, но в то же время разные. Состоящие из двух символов. И судя по тому, что Гамлета убили, ты должна была замыкать эту цепочку, как я теперь понимаю, из пяти звеньев. Ведь он сказал, что ты пятая?Раз его убили, значит, замыкающая,понимаешь? Вот и получается, – Юля снова открыла блокнот, – что вас было всего пятеро. Катя Уткина, Гел, ты – это пока три звена. Значит, остается найти еще двух девушек. И я уверена, что у них тоже по конверту. А у тебя нет конверта и фотографии. Так?

– Так… – Женя ничего не понимала. Глаза ее закрывались. Она была очень утомлена такой долгой беседой.

– Извини, что мы взяли тебя штурмом… Отдыхай. Я буду навещать тебя.

И Юля, думая о своем, вышла из палаты. В коридоре к ней подбежала Гел.

– Ну что, узнала что-нибудь еще?

– Ты хочешь поприсутствовать на похоронах своего благодетеля? Может, увидишь там кого?

– Даже не знаю, – сразу поостыла Гел. – А это необходимо?

– Думаю, что нам всем это будет полезно. А вдруг ты увидишь других знакомых девушек… с биржи?

– Хорошо, я согласна. А как Москва?

– После похорон полетим в Москву. Я думаю, что тебя уже ищут в «Черной лангусте»…

Гел побледнела.

23. Поминальный ужин

На похоронах Михаила Семеновича Бахраха собралось человек тридцать. Юля Земцова, организовавшая и оплатившая похороны, а также поминки в студенческой столовой, расположенной неподалеку от улицы Ипподромной, где в одном из складских помещений располагалась маленькая макаронная фабрика, директором которой числился Бахрах, чувствовала себя героиней дешевого водевиля, разыгрывавшегося в большом и сонном провинциальном городе. Какие-то серые, невзрачные личности ошивались на кладбище в надежде попасть на бесплатный поминальный обед, кто-то толкал заупокойную речь, вспоминая «честного труженика, добропорядочного гражданина» Михаила Семеновича, проработавшего всю свою жизнь на каком-то мукомольном заводе, затем овощехранилище и где-то еще, Юля даже не запомнила. Люди, собравшиеся возле могилы Бахраха, представляли собой самый настоящий сброд. А ведь она, зная, какими деньгами ворочал Бахрах, надеялась встретить здесь сытую, номенклатурную элиту. Слушая куцые речи, она отметила про себя, что людям о покойнике-то и сказать нечего. Рядом с гробом отца стоял Дмитрий. Он был явно не в себе, и Юля подумала, что он принял с утра какие-то мощные успокоительные таблетки.

Кроме Шубина, Гел и Дмитрия, из знакомых была еще Женя Рейс, которая сама попросила взять ее на кладбище. Она жаловалась, что больничная обстановка действует ей на нервы, что ее мучает бессонница и что ей необходимо как-то развеяться.

– Женя, но кладбище – это не театр и не дискотека, – попробовала возразить ей Юля, но, поймав затравленный взгляд Рейс, поняла, что та просто-напросто боится оставаться в больнице одна, зная, что и Гел, и все (под всеми подразумевались Земцова и Шубин – те, кто мог бы защитить ее от убийцы, который охотился «за девушками Бахраха») на кладбище.

– Ты боишься оставаться одна?

– Конечно, боюсь. Я же нормальный человек.

Под конец траурной церемонии на кладбище появился еще один человек – Герман. Судя по тому, что он почти все оставшееся время жался к Дмитрию, у всех создалось впечатление, что они – друзья и что этот красивый белокурый молодой человек пришел поддержать Дмитрия и, если понадобится, оказать ему помощь. Сам же Дмитрий к присутствию Германа отнесся более чем равнодушно. Он стоял, тупо уставившись в могилу, куда опускали гроб с телом его отца, и, казалось, недоумевал, как он тут вообще очутился и какое отношение он имеет к тому, что здесь сейчас происходит.

Стало душно, все вокруг потемнело, и хлынул ливень. После жары и горячего степного ветра дождь всем принес облегчение. Он словно очистил от пошлого серого налета всю траурную церемонию, скомканную, нелепую, посвященную скорее предстоящему поминальному обеду, нежели памяти усопшего.

Юля попросила Шубина проследить за тем, как будут проходить поминки, чтобы вовремя обслуживали приходящих, а сама вместе с Дмитрием, Гел и Женей Рейс отправилась в ресторан «Охотничий», где для них был заказан отдельный кабинет. Все то время, что они были на кладбище, Юля посматривала в сторону Гел, пытаясь прочесть в ее глазах ту реакцию, которую должен был вызвать своим присутствием Дмитрий, – человек с фотографии. Но Гел словно не замечала его. Словно ослепла… Объяснений этому могло быть несколько. Первое: Гел не узнала в Дмитрии парня с фотографии. Второе: она узнала, но предпочла скрыть это от Юли, чтобы действовать в одиночку. Третье: узнала, но, разозлившись на Юлю за то, что та скрывала от нее Дмитрия, делала вид, что не узнала. Четвертое: она что-то поняла, чего не могла понять Земцова, и успокоилась, решив, что ничто не угрожает ее жизни. Может, они были знакомы в свое время? А что, если Гел вообще все это придумала и пришла ко мне, чтобы чужими руками убрать, скажем, ту же Рейс?..

– Кем был ваш отец? – вдруг спросила Гел в машине, обращаясь к похожему на манекен бесчувственному Дмитрию. Тот, повернув к ней свою голову, украшенную крестообразными наклейками из пластыря и синяками, пожал плечами:

– А черт его знает… Он всем занимался.

– Как это всем?

– А так. Вы что, были знакомы с ним?

Они не могут так играть. Они не были прежде знакомы. Гел сейчас или узнает его, или уже узнала и ждет подходящего момента, чтобы сказать мне об этом…

– Нет, просто я помогаю Юле. Мне очень жаль, что ваш отец умер. В гробу он выглядел совсем молодым.

Гел была безжалостна. Быть может, она заранее мстила Дмитрию за все свои страхи. Ведь вместо монстра, который должен был приехать к ней в Москву с тем, чтобы убить ее, она видела перед собой полное ничтожество, слабого человека, тряпку. И вот этой самой тряпке она должна была передать конверт. Но зачем?

– Звонила какая-то Смирнова, – подыграла ей Юля, немного успокоившись, что Гел – не оборотень, что она прежняя Гел, которая так нравилась ей и которой она доверилась с первой же минуты знакомства. – Марина Смирнова.

– Куда звонила? – бесцветным голосом спросил Дмитрий скорее из вежливости, чем из любопытства. – Какая еще Смирнова?

– Тебе звонила, когда я тебе перевязку делала, а ты разозлился, что больно, и ушел в ванную сдирать бинты, – лгала Юля. – Спрашивала, когда похороны Михаила Семеновича.

– Не знаю я никакой Смирновой. Наверняка какая-нибудь знакомая отца, у него их знаешь сколько было…

Разговор не клеился. Гел нашла в темноте руку Юли и сжала: мол, я с тобой.

Женя Рейс всю дорогу молчала, глядя в окно на ливень. Лицо ее было серым, глаза ввалились.

В баре их встретила разряженная в пестрое пышное короткое платье Лолита.

– Привет честной компании! А я беременная!

И тут Женя Рейс захохотала. Она так громко и заразительно смеялась, что ее смех подхватила Гел. Они прямо-таки тряслись от хохота. Но Юля-то сразу поняла, что это скорее истерика, чем здоровый смех. Дмитрий же махнул рукой в сторону Ло, после чего многозначительно покрутил пальцем у виска.

– Вы не верите мне? – Лолита выпятила живот и тоже расхохоталась. – Во! А куда вы дели Германа? Он же был с вами?

Юля только сейчас поняла, что они потеряли из виду Германа. А ведь он был всю дорогу рядом с Дмитрием.

– В столовую, наверное, поехал. Должен же кто-нибудь проследить, чтобы повара и официантки не растащили все продукты, – высказала она свое предположение.

– А жаль, он первым должен был узнать о том, что у него скоро будет ребенок.

– Лолита, что ты такое несешь… – Юля отвела ее в сторону. – Послушай, у Дмитрия умер отец, мы приехали с кладбища, а ты тут устраиваешь цирк. Тебе не стыдно?

– Это не цирк! У меня задержка, – простодушно ответила Ло и покачала головой, словно укоряя Земцову в черствости. – У твоего гитараста никогда денег нет, поэтому я с ним не спала, а вот у Германа были, поэтому и ребенок его.

– Так, все. С меня хватит… Гел, Женя, поехали ко мне. У меня больше сил нет оставаться в этом сумасшедшем доме.

Она хотела сказать пару слов и в адрес Дмитрия, но того уже не было, он наверняка ушел в свою каморку и теперь будет если не играть на гитаре, то пить водку. Но это уже ее не касается. И теперь ее личная жизнь никоим образом не пересечется с интересами следствия. С этого момента Дмитрий будет интересовать ее исключительно как мужчина с фотографии, не больше.

– Девочки, – говорила Земцова уже в машине, обращаясь к Жене и Гел. – Вы не представляете, каким был Дмитрий, когда я встретила его в первый раз. Красивый, с одухотворенной внешностью, галантный, нежный…

– Он и сейчас очень красив, и лицо его не менее одухотворенное, – вдруг заметила Рейс, и ее меланхоличный голос придал фразе особую значимость. – А ресницы…

– Дело не в ресницах… – раздраженно ответила Юля, потому что ее перебили. – Я потратила на него кучу времени, мне даже казалось, что я любила его, а на самом деле получается, что я связалась с шизофреником.

– Шизофрения – сложный диагноз, – произнесла Гел со знанием дела. – Все мы немного шизики, но у него болезнь явно прогрессирует…

– Гел, больше ты ничего не хочешь мне сказать?

– А зачем, когда и так все ясно? – раздраженно отозвалась Гел, которая прекрасно понимала, что имеет в виду Земцова.

– Девочки, о чем вы? – спросила Женя. – Что случилось?

– Ты сразу узнала его?

– Сразу.

– И что подумала? – Юля смотрела на дорогу, но видела перед собой разрытую могилу, стоящего на самом краю Дмитрия и держащего его под локоть Германа. Волосы Германа развевались на ветру, и она подумала еще тогда, что этот высокий и стройный юноша вносит в картину общей запущенности и смертельной тоски ноту романтизма и настоящего трагизма. Она тряхнула головой, прогоняя наваждение.

– Подумала, что ты морочила мне голову все это время.

– Правильно. А знаешь почему?

– Знаю. Во-первых, потому что я сразу не рассказала тебе обо всем, что связано с этой фотографией, а во-вторых, потому, что ты, как только увидела меня и этот снимок, связала нас в один узел с этим шизиком, ведь так?

– Так, – призналась Юля. – Прости меня, Гел.

– Остановите машину, я выйду, – подала голос Женя. – Я так больше не могу. Куда мы едем, и что меня ждет? У вас какие-то свои дела, вы меня ни во что не посвящаете. Я боюсь, я смертельно боюсь. Я не знаю, что вообще вокруг меня происходит. Убили Уткину, Гамлета, умер Бахрах, а вы говорите о какой-то фотографии, и я ничего не понимаю… Если вы не доверяете мне, так и скажите. У меня и так нервы на пределе. Я больше вашего вляпалась в дерьмо, по самые уши. И если бы у меня был пулемет, расстреляла бы всех, кто сгубил мне жизнь… Я всегда хорошо училась, была пай-девочкой, – рыдала она, свернувшись в клубок. – Я выучилась на архитектора, много работала, брала даже работу на дом и вдруг встретила этого страшного человека, который все перевернул в моей жизни…

– Ты любила его? – спросила Гел.

– Да, любила… Я жить без него не могла. Думала только о нем. Я была похожа на сумасшедшую… А он постоянно лгал мне, обещал жениться, и я верила, представляете? О чем бы он меня ни попросил – я исполняла любое его желание. Даже покупала цветы на день рождения его жены, потому что у меня, оказывается, хороший вкус… А однажды я сидела с его ребенком у него дома, пока они с женой ездили в больницу – ей делали аборт… То есть я полдня провела в его квартире, где каждая вещь носила в себе частицу его жизни, его жены, его любви к ней. Я кормила кашей его сына – плод их любви. Я видела их спальню и кровать… У нее в изголовье я увидела цветы, понимаете? А у меня в изголовье сердечные капли… Я долго терпела, несколько лет, и вся моя любовь проходила в его кабинете, то в кресле, то на столе, то на полу, на жесткой ковровой дорожке… И я не выдержала… Бросила его. И ушла. Сказала, что теперь буду жить своей жизнью. Так что он сделал? Подговорил своих дружков, и меня нигде не брали на работу! У меня довольно узкий профиль, а в нашем городе не так много проектных организаций… Словом, я оказалась без работы, без денег, на бирже… Тут-то меня и подобрал Бахрах. Вы можете мне, конечно, не поверить, но я даже в нем попыталась увидеть человека, настоящего мужчину…

– Женя, родная, успокойся, ну что такое ты говоришь? – Гел нежно обняла ее и прижала к себе, стала гладить по голове, как маленькую.

– У меня тоже был мужчина, который постоянно лгал мне, как Жене, – сказала Юля.

– И что же с ним стало? Женился?

– Да дело даже не в этом… Он сейчас далеко, и мне кажется, что между нами все кончено, но, когда он звонит мне ночью из Парижа, я понимаю, что между нами до сих пор натянута и бьется живая, полная крови и любви жилка… Я не могу это объяснить…

– А Шубин? Разве ты не с ним? – спросила Гел прямо, словно озвучила очевидный факт. – Он мужчина сильный, любит тебя, это сразу видно…

– Шубин? – встрепенулась Юля, словно ее застукали с поличным. – Он живет с Наташей, Женя знает…

– Он тебя любит, – Женя подняла голову и тяжело вздохнула. – Вот так всегда: ты любишь его, а он – другую… Наташа все знает.

– Что она знает?

– Что Игорь не любит ее. Но и бросить его не может. Тоже страдает.

– Тогда не надо любить, – сказала Гел. – И все встанет на свои места. Или же нужно научиться управлять своей любовью, направлять ее на того человека, который подходит тебе, который не подлец, не предатель.

Юля поймала в зеркале лицо Жени Рейс и увидела, что та улыбается над наивностью Гел.

– Девочки, бог с ними, с мужчинами. У меня есть вино, посидим, обсудим все… – Юля вдруг почувствовала, что находится среди близких ей людей. – Расслабимся, помянем вашего Бахраха, а потом и наметим план действий…

В кармане проснулся и залился тонкой трелью телефон.

– Юля? Слушай меня внимательно, – говорил Шубин в трубку. – Герман только что вылетел в Москву, я проследил за ним до самого аэропорта, ты слышишь меня?

– Слышу…

Она почувствовала, как за спиной ее притихла Гел и затаила дыхание Женя Рейс.

24. Охота на гел

На столе среди бокалов с вином и тарелками с закуской были разложены карточки – четыре штуки. По числу девушек – подставных фигур, как предполагала Земцова, работавших на Михаила Семеновича. Из них заполнены рисунками шрамов только три:

1) Гел – «5U» или «5И»; адрес в Москве: Софийская набережная, д. 18, кв. 3;

2) Катя Уткина – «ZА» или «2А»; адрес в Москве: Садово-Сухаревская, 28, кв. 81;

3) Женя Рейс – «1N» или «IN», без московского адреса…

На четвертой карточке было проставлено «Марина Смирнова» и адрес: «Москва, Большая Масловка, дом 25, квартира 263».

Комнату заполнил свободный и сильный голос великолепной Далиды. Гел, Женя Рейс и Земцова сидели за столом и ломали голову над карточками. За окном шел дождь, и янтарный свет, струящийся из всех светильников гостиной, заливал их головы и спины.

– Будем рассуждать логически, – говорила Земцова, рисуя в своем блокноте очередную схему отношений между Бахрахом и его подопечными. – Если у тебя, Гел, помимо конверта с адресом была фотография, то такая же фотография могла быть и у Кати Уткиной, и у Жени, если бы она согласилась работать с Бахрахом… То есть, другими словами, если Михаил Семенович решил оставить своему сыну, наследнику Дмитрию Бахраху, предположим, сундук с золотом и место, где он хранится, он зашифровал с помощью пяти знаков – шрамов, то каждая из девушек должна иметь при себе не только конверт с адресом следующей по логической цепочке девушки, но и фотографию того, кому они должны были вручить этот конверт. Правильно? Пусть девушек зовут: «А», «Б», «В», «Г» и «Д». Бахрах умирает, и его друг Роман Георгиевич, следуя договоренности, приносит Дмитрию конверт, в котором написана всего лишь одна фраза: «Найди „А“ там-то и там-то». Дмитрий разыскивает «А», и эта девушка отдает ему в руки еще один конверт, где сообщаются имя и адрес уже следующей девушки «Б». Если Дмитрий придет к «Б», а у нее не будет его фотографии, то никакого следующего конверта с информацией о третьей девушке он не получит – его же должны узнать, – значит, и у нее должна быть его фотография. Таким образом, он по цепочке встречается с девушкой «В» и наконец приходит к «Г» и «Д». Теперь у него, помимо конверта, который ему вручил нотариус, еще пять конвертов. Незадачливый Бахрах-младший в погоне за последним конвертом, в котором он надеется найти то, что укажет ему дорогу непосредственно к наследству, будет страшно разочарован, когда в последнем конверте он увидит чистый листок, а то и вовсе не будет пятого конверта. Пятая девушка «Д» (возможно, это должна была быть ты, Женя) наверняка окажется без конверта. Зачем конверт, когда на ней все заканчивается, обрывается, ведь она – последнее звено в цепи. Тем более что весь смысл этой головоломки заключается в том, чтобы Дмитрий увидел шрамы! И сложил их!

– Насколько я поняла, Дмитрий – не тот мужчина, чтобы в первую же встречу уложить девушку в койку, а потому у него нет ни единого шанса увидеть шрам…

– У него же и в мыслях ничего подобного не будет, – подхватила Гел. – Значит, твой гитарист будет слепо следовать адресам, которые найдет в конвертах в надежде открыть, как ты говоришь, последний конверт… А если его не будет, он не то что будет разочарован, он будет взбешен, он будет в ярости, а потому скорее запьет, чем пойдет по второму кругу, чтобы попытаться встретиться с нами, девушками, еще раз…

– Гел, но ты же – стриптизерша… – напомнила ей Юля. – И перваядевушка. Твой шрам увидеть легко.

– Вот именно, стриптизерша, – подала голос Женя, внимательно слушавшая подруг, – а это значит, что для того, чтобы увидеть твой шрам, тебя вовсе необязательно укладывать, как ты говоришь, в койку. Дмитрий, приехав в Москву и разыскав бар «Черная лангуста», первым делом увидел бы тебя, Гел, на сцене, раздевающуюся…

– И увидел бы шрам, ты хочешь сказать? Ну и что с того?

– А то, – продолжала Рейс, – что Бахрах, зная о том, что тебе нравится твоя работа и что ты еще долгое время сможешь продержаться на сцене, всю ставку сделал как раз на тебя. И первой девушкой, которую должен был увидеть Дмитрий, должна была быть именно ты, Гел. Поэтому-то он и взял с тебя слово, что ты никогда не покинешь «Черную лангусту».

– Хорошо, – согласилась Гел. – Предположим, мы с ним увиделись. Он вошел в бар, где я танцевала на сцене, подошел к бармену и спросил, где можно найти Гел, и тот показал ему на меня. Он нашел бы способ познакомиться со мной. Я бы узнала его по фотографии. Что дальше?

– Ты отдала бы ему конверт, – подсказала Земцова.

– Правильно. Ведь это было бы именно то, чего я ждала и одновременно боялась больше всего. С одной стороны, получается, что я выполнила свою часть контракта и теперь свободна. Но с другой – я как будто бы уже и не нужна, а потому меня могут убрать, как лишнего свидетеля каких-то махинаций, к которым я имею самое прямое отношение, поскольку на документах проставлены мои подписи… Хотя на самом деле я далека от всего этого…

– Твои действия, Гел?

– Я бы сбежала. Через третьих лиц продала бы квартиру и исчезла бы из поля зрения Бахраха. Думаю, что то же самое сделали бы и остальные девушки.

– А как же тогда все те дела, вся документация, где вы проставляли свои подписи? Выходит, Бахрах был готов к тому, чтобы потерять вас всех, пятерых, в одночасье? – размышляла Юля. – Или как?

– Убили Катю Уткину, Гамлета, – напомнила Рейс. – Разве это ни о чем не говорит? Разве это не означает, что мы все пятеро, не считая Гамлета и остальных, тех, кто был посвящен в эту игру, должны умереть? Поэтому-то я и боюсь, поэтому-то Гел и сбежала из Москвы… На нас началась охота. Яд в конверте хирурга, это что – совпадение? А смерть Уткиной – тоже случайность?

– Но ведь и Бахрах тоже умер, – сказала Земцова. – А Дмитрия избил какой-то неизвестный, который хотел узнать, что в том письме, которое принес ему Роман Георгиевич.

– Значит, о существовании письма или наследства знает кто-то еще…

– Но в Москву-то первым рванул Герман, – осторожно вставила Гел. – И уже завтра утром он придет в «Черную лангусту» и будет искать меня, Гел!

– И не он один… Тот человек, который избил Дмитрия, тоже ищет Гел, но только не в «Черной лангусте», а в «Черном мангусте»…

– Но как узнал о Гел Герман и какое он вообще отношение имеет к этому письму и Бахраху? – удивилась Рейс.

– Абсолютно никакого. Помнишь Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев»? Там отец Федор подслушал о бриллиантах, спрятанных в стул, и отправился на поиски мебельного гарнитура. Вот так и Герман. Он мог увидеть, как Роман Георгиевич вручает Дмитрию конверт и как тот рвет его и бросает в корзину…

– Ему необязательно было это видеть. Дмитрий мог сам ему об этом рассказать. А Герман, не будь дураком и прикинув, что такой человек, как Бахрах, вряд ли станет посылать единственному сыну бессмысленное послание, решил сам, своими глазами прочесть это письмо. Нашел его в мусорном ведре, собрал по кусочкам, прочел, пораскинул мозгами, да и отправился в Москву искать меня… – всплеснула руками Гел. – И теперь за мной охотятся уже два человека.

– Бессмысленная охота… Да и охотники слишком разные… Я вот что думаю, девочки, – сказала Юля. – Если Герман отправился в Москву вслепую, ничего не зная ни о Гел, ни о планах Бахраха относительно своего сына, то тот, другой, знает побольше нас с вами. И мне кажется, что Дмитрий знает этого человека…

– Откуда такое предположение?

– Интуиция подсказывает. И разве не странно, что Дмитрия избили, а никто из администрации ресторана, ни Герман, ни эта рыжая девица, не вызвал милицию? Значит, он сам не захотел этого…

– Или этот человек ему пригрозил.

– Подождите… У него же есть особая примета. Как же я сразу не вспомнила?! Фиолетовое родимое пятно в пол-лица. Так мне, во всяком случае, сказала Лолита, – воскликнула Юля.

– Фиолетовое пятно? Но я тоже где-то уже видела родимое пятно, – нахмурилась Гел. – Ну конечно! Человек на лестнице – когда я спускалась из квартиры Михаила Семеновича. Это было в тот день, когда я прилетела из Москвы и обнаружила Бахраха мертвым в его квартире… Точно! Это был высокий человек, в годах, какой-то неприбранный и с огромным пятном на щеке. У него в руках еще был пакет с вишней. Вишня рассыпалась, потому что я налетела на этого человека. И чуть не сбила его с ног. После этого мы вместе собирали вишни на ступенях.

Юля задумалась. Она не верила в такие совпадения: человек с родимым пятном избивает Дмитрия, и человек же с родимым пятном поднимается по лестнице в сторону квартиры, где лежит покойный Бахрах… И если это настоящий преступник, то зачем же ему рисоваться с этим пятном? Да еще с вишней…

– Пятно может быть ненастоящим… – предположила она. – А вот если мы найдем тот пакет из-под вишни, а на нем сохранились отпечатки пальцев человека с пятном, да если еще окажется, что отпечатки… Вот это да! Девочки, вы оставайтесь здесь и ждите меня, а я сейчас позвоню Шубину и попрошу его, чтобы он отвез меня в тот дом, где жил Михаил Семенович. Гел, как выглядел пакет?

– Обыкновенный, коричневый, из плотной бумаги…

В передней раздался звонок. Все испуганно переглянулись. Юля первая пришла в себя и подошла к двери.

– Кто там? – спросила она, боясь заглянуть в глазок и знаками показывая Гел и Жене, чтобы они прижались к стене. – Кто там, я спрашиваю?

– Это я, открывайте… Открывайте, я вам говорю! – послышался жалобный и в то же время злой женский голос. – Я знаю, что вы там… вдвоем!

Юля распахнула дверь и увидела рыдающую Наташу Зиму.

– Вторую ночь… Вторую ночь он уже проводит с тобой…

Наташа подалась вперед, но, увидев Женю Рейс и Гел, растерянно остановилась.

– А Шубин где? С вами? Игорь!

– Его нет здесь, успокойся. Хочешь выпить чего-нибудь? – Юле стало не по себе. Ведь приди Наташа прошлой ночью, сцены было бы не избежать.

Наташа вытерла слезы и прислонилась к стене. Щеки ее пылали от стыда. Она поняла, что уж этого скандального визита Земцова ей точно не простит.

– Нет, спасибо… – прошептала она. – Я, пожалуй, пойду… Я хотела только сказать, что звонил Олег Хмара… Его выпустили под залог… Он хочет встретиться с тобой…