Текст книги "Крылья страха"

Автор книги: Анна Данилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Послушай, по-моему, я тебе ясно сказала, что Нора подобрала этот клочок бумаги, возможно, и не в квартире Садовниковых, а, скажем, на улице или даже в машине, в которой находилась вся опергруппа. Вполне вероятно, что эта записка имеет отношение к какому-нибудь работнику прокуратуры. Так что ты лучше бы не торопилась с выводами…

– Послушай, Надя, а нельзя расспросить всех, кто находился в тот день рядом с Норой и у кого из кармана могла просто выпасть эта злосчастная бумажка? И тогда у меня одной головной болью станет меньше.

– Об этом надо говорить с самой Норой.

– Вот и поговори.

– Ладно, поддаюсь. Но ты почти ничего не съела.

– А ты мне поподробнее рассказывай про морги и вскрытия, глядишь, я совсем перестану есть. Хотя вообще-то мне наедаться сегодня нельзя, я приглашена на ужин в «Клест».

– «Клест»? Да это же самый шикарный ресторан в нашем городе! Везет некоторым!

Юля посмотрела на Щукину и тут же, представив себе зловоние, посреди которого произошло ее свидание с Чайкиным, почувствовала подкатывающуюся тошноту. Не хотела бы она иметь в любовниках этого Лешу.

* * *

Вернувшись в агентство, сытые и чуточку сонные Надя с Юлей, к своей великой радости, обнаружили там оголодавшего и заросшего бородой Шубина, пытавшегося соорудить себе сложный бутерброд из шпрот и вареного яйца с майонезом.

– Игорек, бедняжечка, – Щукина так просто повисла у него на шее и чуть ли не засучила ногами от счастья. – Ну наконец-то в нашей конторе появился хоть один настоящий мужчина.

– Мужчина? Тебе нужен мужчина? – отозвался с набитым ртом Шубин, ласково прижимаясь щекой к Наде и улыбаясь. – Я всегда готов.

– Нет, ты слышала, что говорит наш Игорек?

Похоже, и его черт попутал. Раньше он никогда не позволял себе таких разговорчиков.

– Да это же ты его и испортила! – расхохоталась Юля. – Ну, здравствуй, Игорек, ужасно рада, что ты вернулся. Надеюсь, съездил удачно?

– Порядок, – кивнул головой Шубин, отхлебывая из большой красной фарфоровой чашки кофе. – Крымов будет доволен. Снимки, видеозапись – все в ажуре. Деньги отработаны, а это значит, что мы с вами скоро получим зарплату.

– Шубин, у меня к тебе есть разговор. Я понимаю, конечно, что ты с дороги, что тебе сейчас надо «принять ванну и выпить чашечку кофе», но будет лучше, если я тебе все же расскажу, чем мы тут с Надей занимаемся пару дней, пока тебя не было, чтобы потом рассчитывать или НЕ рассчитывать на твою помощь.

– Звучит неплохо. У нас появились новые дела?

– Появились, да только Крымов ведет себя как-то странно. Смотри, уже три часа, а его до сих пор нет на работе. Он хоть звонил? – обратилась Юля к Щукиной.

– Нет, не звонил.

– Ну вы, ребята, даете. Шеф не звонит, а вы даже не удосужились съездить к нему и узнать, в чем дело. А вдруг ему стало плохо или на него напали?

– На него точно напали…

И Юля принялась вводить Игоря в курс дела. Деталей и подробностей оказалось так много, что на рассказ ушел почти целый час. Шубин слушал внимательно, время от времени делая пометки в своей записной книжке. Параллельно он просматривал заключения экспертов относительно нижнего белья, обнаруженного на месте преступления.

– Вы вот мне все уши прожужжали о том, что это убийство, – вдруг совершенно неожиданно сказал он, хитро сощурив глаза, – а я не исключаю того, что это было самоубийство. Я понимаю, конечно, что это звучит нелепо, мол, они молодые, красивые и богатые. Но все это чушь. Когда люди заходят в психологический тупик, то такие факторы, как молодость, красота и деньги, уже не имеют значения. Это так называемый высший пилотаж проявления чувств.

Юле показалось, что ей дали оплеуху, обвинив в том, что ей недоступен этот самый «высший пилотаж», раз она сразу же напрочь отмела версию самоубийства. Она сидела красная и чувствовала, как снова теряет внутренние силы: Шубин, на приезд которого она так рассчитывала, не поверил ей.

– Ты чего? – Он подошел к ней и положил руку ей на плечо. – Юлечка, ты расстроилась? Но почему? Я же не сказал, что не буду тебе помогать. Только было бы неплохо, если бы нас все же кто-нибудь попросил найти предполагаемого убийцу. Ты не поторопилась с выводами? Ведь результаты экспертизы будут готовы со дня на день.

– Вы думаете, что я буду ждать, когда Чайкин напишет заключение? Да у него на это уйдет два дня, не меньше. Я думаю, что надо просто позвонить ему, а потом подъехать и выяснить, о чем он собирается писать. Может, мне и этого будет достаточно, чтобы доказать вам, что никакое это не самоубийство.

– Ты не должна доказывать это НАМ, – живо отреагировал на ее слова Шубин. – Не лезь в бутылку, успокойся. Я прекрасно все понимаю. И то, что у тебя появился нормальный сыщицкий зуд, я только приветствую. Просто хочу посоветовать тебе быть несколько гибче, что ли, чтобы не делать скоропалительных выводов. Надо разрабатывать разные версии, а не зацикливаться на одной.

– Но я и не зацикливаюсь! – вспыхнула Юля. – Когда я разговаривала с подругами Лоры, то в первую очередь пыталась определить, способна ли она была вообще на такой поступок. Ведь подруги знают иногда куда больше, чем им следовало бы знать.

– Но они все, как одна, утверждают, что Лора не способна на подобное. Думаю, что это невозможно предугадать. Кроме того, налицо ее явное психическое расстройство. Уже тот факт, что она пришла к тебе и начала плести эту чушь про свою вторую жизнь и прочее, а потом, вынув кассету, и вовсе убежала, говорит о многом.

– Это, конечно, понятно. Но согласись, что не каждый день сталкиваешься с таким случаем. А теперь я расскажу тебе про исчезновение Риты Басе. Вчера я получила от ее матери тысячу долларов. – И Юля обстоятельно рассказала о семье Басе, о визите к ней Марты, о поездке с Крымовым на их бывшую дачу и, наконец, о смерти Германа Соболева.

– Так это была твоя инициатива относительно дачи? – Шубин даже языком прищелкнул – знак того, что он восхищен. – Отлично. Я бы не додумался.

– До чего не додумался-то? Ведь смерть Соболева может не иметь ничего общего с исчезновением Риты… Приехал парень к себе на дачу, ему стало плохо, и он умер. Ты ведь, Надюша, позвонишь, узнаешь, когда будут готовы результаты вскрытия Германа?

– Послушай, что-то слишком много ты на меня навешала. Я ведь так и сломаться могу.

– Не сломаешься, если будешь хорошо питаться и побольше находиться на свежем воздухе.

И все расхохотались, потому что Надя и так ела за двоих, а вот пройтись лишний раз пешком по городу не желала, жалась в переполненном транспорте, а иногда останавливала такси, даже если ей надо было пройти всего одну остановку.

Шубин, захлопнув записную книжку, куда он записывал сведения о Рите Басе, пообещал Юле навести справки о членах семьи Риты, ее классной руководительнице и Володе Сотникове.

– У меня уже появились некоторые мысли, но их надо проверить. Ты правильно сделала, что обратила внимание на неестественное «презрение», которое Рита якобы испытывала к мужчинам. Все это влияние матери, я в этом просто уверен. Надо бы покопаться в биографии ее мужа. Кстати, ты не знаешь, почему Рита носит фамилию бабушки, то есть материну девичью, а не фамилию отца?

– Не знаю, я даже как-то не задумалась об этом…

– Ну, я пошел. Спасибо за кофе. – Шубин приобнял Надю и, чмокнув Юлю, вышел из приемной.

– Послушай, он мне напоминает весеннее солнышко, – растроганно произнесла Надя, глядя на дверь, за которой скрылся Игорь. – Пришел и осветил все вокруг.

– Чем осветил-то, – засмеялась Юля, – лысиной своей, что ли?.. Надя, я вот Чайкину все расскажу, как ты неровно дышишь к шубинской лысине.

Они обе расхохотались.

– По-моему, я последнее время слишком часто смеюсь, – Юля перевела дух и успокоилась, смахивая слезинки с уголков глаз. – А радоваться-то в принципе нечему. Арсиньевич вел себя по-хамски, Крымов исчез. Давай-ка позвоним ему, что ли. Она придвинула к себе телефон и набрала номер Крымова. Услышав его голос, Юля от удивления чуть не выронила трубку:

– Так ты дома? Ты здоров?

– А… Это ты, птичка? – послышался щелчок и короткие гудки.

– Ничего не понимаю. Надя, у него был какой-то странный голос. Может, он действительно болен? Поеду-ка я к нему, навещу… Мало ли что.

Глава 7

Юля впервые видела Крымова пьяным. Хотя он и нашел в себе силы подойти к двери и открыть ее, по его лицу она поняла, что он ждал не ее, а свою актрису. О чем он, собственно, и сказал ей сразу же, едва только Юля переступила порог.

– Женя, что с тобой? Неужели ты напился из-за какой-то там вертихвостки?

Крымов сгреб ее в охапку и, дыша в лицо перегаром, со злостью проговорил:

– Она не вертихвостка, понятно?

– Отпусти меня.

– Она ХУЖЕ, чем вертихвостка. Она бросила меня. – И отпустил Юлю так резко, что она с трудом устояла на ногах. Юля едва не залепила ему пощечину, чтобы хотя бы таким образом отрезвить его.

– А ты думал, что только тебе позволено бросать девушек на каждом шагу? Теперь ты испытал на себе всю прелесть односторонней любви?

– Да что ты понимаешь, – он махнул рукой и поплелся в комнату. – Проходи. Правда, у меня не убрано.

Но это было слишком мягко сказано. Огромная квартира Крымова напоминала собой поле битвы.

– Не хватает потешного войска. Она что, привезла к тебе весь свой гардероб? – Юля смотрела на разбросанные по дивану и креслам женские вещи, косметику, какие-то щетки, флакончики, коробки, насадки для фена, домашние голубые тапочки, отороченные белоснежным лебяжьим Пухом…

– Я звонил ей с самого утра – ее нигде нет. Юле настолько неприятно было выслушивать это, что она прямиком направилась к выходу:

– Знаешь что, Крымов, я приехала сюда к тебе лишь затем, чтобы удостовериться, что ты жив и относительно здоров. Мне некогда выслушивать твои стенания по поводу того, что тебя бросила очередная любовница. У меня дел по горло. Кстати, вернулся Шубин и велел тебе передать, что у него все в порядке. Так что, уважаемый шеф, тебе ничего не остается, как только пересчитывать денежки. Бассы, как ты знаешь, нам тоже заплатили. Можешь спать спокойно – Какая же ты бессердечная, – тихо проронил Крымов и, взяв со стола бутылку коньяка, отпил прямо из горлышка. – Вообще-то вы все такие.

Уже в прихожей Юля вдруг остановилась, обратив внимание на яркий, в красных розах, атласный женский халат, висящий на вешалке. Судя по его длине, любовница Крымова была довольно высокой девицей. Понимая, что совершает почти преступление, Юля, воспользовавшись тем, что Крымов еще какое-то время оставался в комнате и не мог видеть ее, сорвала халат с вешалки, проворно свернула его и сунула в висевший здесь же, на крючке, большой пластиковый пакет. Минута – и она уже сбегала по лестнице вниз.

Уже в машине она попыталась найти объяснение своему дикому поступку. Зачем она похитила этот халат? Надя бы поняла ее. Ей просто хотелось более зримо ПРЕДСТАВИТЬ себе свою преемницу, женщину, которую страстно любил Крымов. Неужели мужчины так любят актрис за их яркость, смелость, оригинальность, умение одеваться, сексуальность, доступность, наконец?

Юля развернула халат и поднесла его к лицу, вдохнув горьковато-пряный аромат духов. Золотистый, в алых и розовых розах атлас изнутри оказался мягким и пушистым, как байка. Карманы. Что в них? Презервативы? Интересно, они пользовались презервативами или же считали это недостойным своих чувств?..

Она сунула руку в один карман и достала массивную янтарную заколку, в которой застрял длинный рыжий волос. Еще был носовой платок, довольно чистый, расшитый желто-синими незабудками. Все предметы показались Юле знакомыми, должно быть, она видела их в дорогих бутиках, которыми теперь был заполонен центр города.

В другом кармане оказался клочок бумаги. Держа его на ладони, Юля не верила своим глазам: это был точно такой же фрагмент исписанного тетрадного листа, который обнаружила прилипшим к своей подошве Нора. На обратной стороне, так же, как в первой записке, был виден телефонный номер Сырцова.

Юля быстро пробежала глазами текст: «Да вон же!.. Такое огромное! .. Ой, Г., оно идет прямо на нас. Оно… Это же… Да это таракан с какой-то штукой на спине!.. Это… Г.! Он без головы! Как же он ходит? Г.! Г., сделай что-нибудь!..»

«Чертовщина какая-то!»

Юля решила возвратиться в квартиру Крымова и вернуть халат. Свое любопытство она удовлетворила, подержав в руках вещь, принадлежащую сопернице. Что это, фетишизм? Какая глупость!

Просто ей хотелось ПОЧУВСТВОВАТЬ эту женщину и понять, наконец, почему Крымов предпочел именно ее и почему сейчас из-за нее страдает. Чем она так его приворожила? Телом? Душой? Тем, что у нее волосы пахнут коньяком, или потому что «у ее волос какой-то коньячный оттенок»? Но, с другой стороны, разве можно постичь что-либо по одной вещи? Навряд ли. Вот если бы их поместили в одну комнату и заперли, дав возможность посмотреть друг на друга, изучить, понять.

«Непонятности. Несуразица. Бессмыслица. Странная жутковатость. Болезнь. Путаница. Паутина. Причина. Следствие. Раздвоение личности. Хичкок. Кошмары. Психушка. Любовь. Смерть. Обнаженные тела. Белье, принадлежащее двум разным женщинам. Которые, в свою очередь, принадлежали одному и тому же мужчине. Возможно, что в ночь убийства. Я уверена, что это убийство. Девушка в розовом сарафане спала с Садовниковым, а в это время Лора была дома. Или нет: ее дома не было. Она пришла потом. И застала их в постели. Но девушка в розовом сарафане не могла вот так спокойно убить их. Разве что дождалась, когда они займутся любовью, чтобы выйти из укрытия и пристрелить обоих? А что, если ОНИ умерли до того, как их головы были прострелены пулями? Они выпили яду и уснули, а девушка в розовом сарафане, положив их на постели лицом друг к другу, инсценировала двойное самоубийство. Как в кино. Только вместо Катрин Денев была Лора, а вместо Омара Шерифа – Сергей Садовников?..»

Юля ехала на машине и, глядя на дождевые капли на ветровом стекле, пыталась оформить свои мысли в стройную систему. У нее ничего не получалось. Какая-то пестрая мешанина впечатлений, догадок, кажущихся причин.

Она притормозила, вдруг вспомнив, что уже вечер и что скоро наступит время встречи с Ломовым, а она не одета, не собрана. Резко развернув машину, она помчалась домой. К черту дела, у нее тоже есть право на личную жизнь!

Она приняла душ и довольно долго просидела перед зеркалом, занимаясь макияжем. Она не собиралась являться в ресторан в вечернем платье, это обязывало бы ко многому. Остановив свой выбор на красном облегающем платье, довольно строгом и почти глухом, не считая разреза, доходящего до самого начала бедер. Юля несколько раз провела щеткой по пышным, уложенным с помощью фена волосам и, придирчиво оглядев себя в зеркале, осталась вполне довольна своим видом. Теперь немного духов – и можно начинать жизнь с самого начала.

Когда-то точно с таким же трепетом она спешила на свидания к Земцову. Он тоже казался ей таинственным и необыкновенным. Но серые будни супружеской жизни с ее каждодневными ритуалами взаимных приветствий, обязанностей, семейными завтраками и ужинами, ожиданием, когда освободится ванная… Ее просто бесило, что Земцов бесстыдно занимает утром ванную так, словно она принадлежала только ему и только он мог себе позволить плескаться под душем больше часа, повизгивая и пофыркивая, доводя Юлю просто до бешенства. Щукина говорит, что это сказывалось отсутствие любви. Но разве может любовь существовать в строгих рамках замужества?

– Ни-ког-да! – Она отошла от туалетного столика, накинула на плечи черный бархатный жакет, прозрачный английский дождевик, взяла сумочку и, прихватив зонт, вышла из квартиры.

В подъезде она взглянула на часы: без четверти семь.

На лестнице ее окликнули:

– Юлия Александровна? – снизу, с первой ступеньки, на нее смотрел невысокий человек в сером костюме, с серым, незапоминающимся лицом. Хотя, возможно, это ей только показалось, поскольку в подъезде было темно – за окнами шумел осенний дождь.

– Да.

– Вас ждут. Мы подумали, что вам незачем ехать на своей машине…

– А вы, собственно, кто?

– Я – тень Ломова. Но если вас интересует мое имя, то меня зовут Вениамин. Павел Андреевич ждет вас в машине.

Юля несколько помедлила, но потом взяла себя в руки и, осторожно спускаясь в туфлях на высоких каблуках, решила все же довериться представителю своего поклонника. В конечном счете на улице шел дождь, Крымов пил в своей квартире из-за другой женщины, в морге лежали трупы Садовниковых, Надя занималась любовью с патологоанатомом, кожа которого была пропитана запахом разложения. Все вокруг было слишком мрачно и безысходно, чтобы отдавать себя на растерзание вечерней осенней тоске и отчаянию. Будь что будет!

* * *

Большая черная машина лоснилась от дождевой мороси в приглушенных матовых кругах света уличных фонарей.

Стоило Юле в сопровождении Вениамина, который держал над ее головой СВОЙ огромный мужской зонт, приблизиться к машине, как из нее вышел невысокий плотный господин во всем черном. У него был такой оттенок лица, что даже в полной темноте оно светилось бы бледным, мертвенным светом. Внимательные темные глаза осматривали Юлю, и от этого взгляда ей стало не по себе.

– Вы не представляете, как долго я ждал этого часа… – господин подошел к Юле вплотную, и она успела рассмотреть даже ворсинки его длинного черного пальто, нитяные переплетения золотистого, в растительных узорах кашне и даже треугольник кремового перламутрового галстука с дождевой каплей, напоминающей прозрачную булавочную головку. Тонкий цитрусовый аромат исходил от одежды потенциального любовника Юли. Глядя на это умное, с выразительными и крупными чертами лицо, она почему-то сразу почувствовала волнение… Он был очень сексуален, этот горбун. Секс сквозил в его взгляде, одежде, невероятно сутулой и уродливой фигуре, которую она успела разглядеть, когда он, повернувшись к ней, чтобы открыть дверцу, словно продемонстрировал свой горб.

– Прошу вас, – Ломов взял ее за руку и помог опуститься на заднее сиденье, после чего довольно резво обошел машину и, открыв противоположную дверцу, сел рядом с Юлей.

Вениамин, проверив, хорошо ли заперты все двери, занял свое место за рулем, и машина плавно тронулась с места и заскользила по густой от надвигающегося тумана улице в сторону церкви.

– Ты ведь не боишься меня? – Ломов смело взял ее руку в свою и сжал. Она обратила внимание на то, что его руки по-прежнему оставались в перчатках.

– Боюсь, конечно. Вы так скоро перешли на «ты», что меня это даже несколько шокировало.

– Но ведь ты хотела увидеть меня? Тебе нравилось, когда Щукина говорила тебе о том, что опять звонил твой поклонник или что-нибудь в этом роде…

– Вы прослушиваете наши разговоры? – Юле стало жарко, она вдруг поняла, что от этого человека можно ожидать чего угодно.

– Зачем? Я это просто знаю, поскольку знаю людей вообще.

– Вы знаете, чем закончится сегодняшний вечер?

– Конечно.

– Может быть, расскажете?

– Тебе понравится проводить со мной время, и ты расстанешься с чувством глубокого неудовлетворения.

– Вы собираетесь предложить поужинать улитками или сырыми морскими гребешками?

– Нет, об этом можешь не беспокоиться. Юля, ты не могла бы показать мне сейчас свои колени или хотя бы одно…

«Начинается…»

Она хотела возразить, сказать этому странному человеку, что не намерена раздеваться прямо в машине, что это пошло, мерзко и вообще непозволительно в первую минуту знакомства. Но вместо этого она распахнула полы своего дождевика, раздвинула складки платья по разрезу и обнажила до бедра колено, затянутое в прозрачный тонкий черный чулок.

– Ты в чулках, это просто восхитительно, – и Ломов, лишь сейчас буквально сорвав с руки тугую черную кожаную перчатку, просунул два пальца под платье уже в том месте, где начиналась кружевная резинка. – Я только дотронусь до твоей кожи и тотчас оставлю тебя в покое.

Юля чувствовала, как щеки ее начало пощипывать от прилившей к ним крови. За каких-нибудь несколько мгновений она возбудилась до предела. Такого с ней еще не бывало. Даже вчера, на даче Бассов, когда Крымов повалил ее на диван, она не испытала и тысячной доли этого приятнейшего из ощущений.

Она не заметила, как машина остановилась на углу Бахметьевской и Ильинской. Казалось, что путешествие по ее коленям длилось всего минуту, а на самом деле прошло не так уж и мало времени.

– Ты оделась именно так, как я хотел… – хрипловатый голос Павла Андреевича пробирал до мурашек. Он гипнотизировал ее всем, начиная с голоса и кончая редкими прикосновениями, когда в гардеробе он помогал Юле освободиться от длинного, похожего на прозрачный кокон, дождевика и даже от бархатного жакета.

– Оставайся в одном платье. Ты выглядишь изумительно.

Маленький зеркальный холл ресторана «Клест» – ресторана для редких и дорогих гостей – заполнился десятком женщин в красном:

Юля подивилась резкому контрасту тоненькой и высокой девушки, затянутой в красное платье, и поддерживающего ее под локоть горбуна в черном жуковом костюме – многократно повторенная картинка, которую она увидела в зеркалах.

– По-моему, мы неплохо смотримся, – услышала она голос над самым ухом, и горячая волна окатила все ее тело, начиная с предательски пылающих щек.

– Послушайте, откуда вы меня знаете? – спросила она уже в зале, где неразговорчивый метрдотель пригласил их занять кресла за столиком. Шелковые оранжевые круглые абажуры делали светильники, стоящие на столиках, похожими на светящиеся изнутри гигантские апельсины. Мягкое освещение сказалось и на цвете лица Павла Андреевича – теперь уже оно не казалось таким бледным и безжизненным. Круглая голова его с аккуратно подстриженными темными с проседью волосами, казалось, росла прямо из плеч, пренебрегая таким излишеством, как шея. Под глазами Ломова Юля заметила темноватые мешки, что придавало его лицу налет душевного страдания. «А может быть, просто больная печень?» Павел Андреевич гримасничал, суживая губы и втягивая щеки, и Юля решила, что это у него нервное.

– Мешочек из копченого лосося, цыпленка и лазанью. – Ломов, делая заказ, даже не смотрел на подобравшегося перед ним мальчика-официанта. – На десерт девушке землянику и шоколад.

Официант удалился, Павел Андреевич поднял глаза на Юлю:

– Ты слишком напряжена, расслабься. Ты хочешь узнать, почему ТЫ?

– Да. Откуда вы меня знаете, ведь я раньше вас никогда не видела.

– Ниоткуда. Увидел на улице, когда проезжал на машине мимо вашего агентства.

– И когда это было?

– Не важно. Увидел, и все. Навел справки, узнал твой домашний телефон и позвонил.

– И часто вы таким образом знакомитесь с девушками?

– Не задавай пошлых вопросов. В НАШЕМ случае это не имеет никакого значения. Меня тянет к тебе, и все. Мне бы не хотелось копаться в причинах, что-то искать… Это нам дано природой. Я не люблю рассуждений на эту тему. Мне бы хотелось, чтобы ты была моей. Хотя бы на час, на день, на месяц – на сколько пожелаешь. Вариантов контракта может быть бесчисленное множество. Я решаю твои проблемы, ты – мои.

– Но я не проститутка.

– Это не важно. Даже если бы ты и была ею, меня бы это не остановило. Меня вообще не интересует занятие женщины, если она привлекательна и я испытываю к ней влечение.

Он не умел красиво говорить. Он умел делать подарки, интриговать, шокировать.

– Вы хотите со мной встречаться? – Юля смотрела, как расставляет официант приборы на столике, и испытывала неловкость, причину которой еще не могла понять. Ей казалось, что она сидит голая посреди этого зала и десятки лиц обращены в ее сторону. Хотя на самом деле все окружающие их люди были заняты друг другом или поглощением вкусных блюд. На сцене готовились к началу музыкального номера: какая-то девица в блестящем зеленом, напоминающем шкуру змеи платье проверяла микрофон, пощелкивая по нему пальцем и произнося: «Раз, раз, раз».

– Да, разумеется.

– И что мы с вами будем делать? Ведь мы почти незнакомы!

– Мы будем привыкать друг к другу… – и Ломов первый раз за все это время улыбнулся. – Юлечка, почему ты не ешь? Ты должна хорошо питаться, следить за своим здоровьем и побольше бывать на свежем воздухе.

И все-таки он был странный. Она смотрела, как Ломов ест, как медленно отправляет в рот ломтики лосося, и пыталась определить, как же дальше будут развиваться их отношения и что может произойти в следующую минуту. А что, если он повезет ее к себе? Как будет он вести себя с ней? Всем своим необычным видом он вызывал в ней смешанное чувство страха, любопытства и сексуального волнения одновременно. Но что у них может быть общего? Она не могла представить себя в постели с этим огромным горбуном, как не могла представить его в обнаженном виде. Наверно, его тело сплошь покрыто густой шерстью. А как выглядит горб? Что это, дьявольский нарост или, как было у Караколя, – сложенные крылья?

Только навряд ли он поднимется в воздух. Он слишком грузен и неповоротлив для этого. Хотя, с другой стороны, двигается он довольно быстро.

* * *

За ужином говорили о Юлиной работе, Павел Андреевич активно интересовался причиной, заставившей молодую женщину заняться частным сыском. И тогда Юле пришлось изложить в общих чертах историю своего неудачного замужества.

– Я что-то не понял, почему же ты разошлась со своим Земцовым?

– Мы не любили, а потому постепенно стали надоедать друг другу. Это так нелепо. Так жаль потерянного времени. Но, в сущности, он был хорошим человеком… – Юля поняла, что это выпитое вино развязало ей язык и заставило заговорить о бывшем муже. А ведь, собираясь на свидание с Ломовым, она дала себе психологическую установку не болтать лишнего и придерживаться принципа, что чем меньше ему будет о ней известно, тем лучше.

– И где сейчас твой муж?

– Уехал куда-то. Кажется, к своим родителям. Мы не переписываемся.

– А твоя мама, она по-прежнему живет в Москве?

– Да, но откуда вам это известно?

– Просто знаю, и все.

Он был закрытым, как, впрочем, и подобает мужчине, старающемуся произвести впечатление на женщину.

Возвращались молча. Павел Андреевич крепко держал Юлю за руку, и его рука снова была в перчатке.

– Спасибо, – сказал он, провожая ее до самой квартиры и целуя ей руку. – А я приготовил тебе подарок.

И он достал из кармана коробочку, раскрыв которую, показал Юле золотые серьги в форме лилии.

– Но я не могу принять такой дорогой подарок. Мне бы не хотелось сразу же чувствовать себя обязанной. Ведь может случиться так, что отношения наши не сложатся.

– Юля, ты не должна говорить подобные вещи. Надевай серьги и думай обо мне.

Она приняла из его рук коробочку и, осторожно доставая по очереди одну серьгу за другой, принялась продевать их в уши, одновременно снимая те, которые были на ней раньше. Павел Андреевич в это время, опустившись перед ней на одно колено, приподнял подол платья…

…Когда она открыла глаза, его уже не было. Она стояла, прислонившись спиной к своей двери, и, тяжело дыша, смотрела себе под ноги. Того, чего она хотела, как выяснилось теперь, весь вечер, не произошло. Он ушел, не насытив ее.

Она долго не могла уснуть, ворочалась на кровати и, представляя себе вновь и вновь мужчину – крупного, тяжелого, с хриплым прерывистым дыханием совершающего в ней какие-то движения, – стонала от безысходности. И только к утру, стараясь изо всех сил думать о Рите Басе, Германе Соболеве и окровавленных трупах Садовниковых, угомонилась и уснула. Но стоило ей только погрузиться в блаженное забытье, как раздался звонок в дверь.

Она села на постели и, ничего не соображая, уставилась на дверь спальни. Звонок повторился. Затем еще и еще. К встрече с Ломовым она была УЖЕ не готова.

Она подошла к двери и посмотрела в «глазок». Это был Крымов.

– Открой, не бойся, я тебя не съем. Она открыла и впустила его в прихожую. На Крымове не было лица. Но он был трезв, чисто выбрит, и от него пахло одеколоном. «Протрезвел, принял душ и захотел снова стать человеком».

– Не прогоняй меня, пожалуйста. – Он опустился перед ней и принялся целовать ее колени, приподняв ночную рубашку. – Умоляю тебя, ничего не говори.

– Крымов, что ты делаешь… Ты пришел мне рассказать, как тебе тяжело без твоей актрисы?

Но Крымов, казалось, не слышал ее. Он прижался щекой к ее бедрам и ластился к ней, как вернувшийся домой блудный пес.

«Приди ты на час пораньше, получил бы все, что хотел».

Она подняла его и отвела на кухню.

Крымов плакал. На него было больно смотреть. Юля напоила его горячим чаем, но потом, сообразив, что он наверняка весь день ничего не ел, а только пил, достала из холодильника курицу и разогрела ее с рисом. От домашней горячей еды, от тепла и заботы, исходивших от Юли, Крымов начал постепенно приходить в себя. Когда же Юля налила ему коньяку, он посмотрел на нее благодарным взглядом и вдруг схватился за голову:

– Какой же я идиот! И чего я нашел в Полине? Она меня словно околдовала. Я, конечно, не сахар, всем много крови попортил, но такого, как с ней, у меня еще не было. Она ходила по мне, как по асфальту. Я как будто был болен, а теперь очнулся. Скажи, что ты простила меня.

– Простила. Но мы с тобой только друзья, и ты должен это прочно усвоить. И если ты думаешь, что после всего, что ты мне сейчас сказал, я растаю настолько, что позволю тебе больше, чем положено друзьям, то ты ошибаешься. И я хочу, чтобы ты это знал.

– Я не уверен, что у меня теперь вообще что-нибудь получится.

– Вот как? Это почему же?

– Мне сейчас хочется хорошенько выспаться, а потом взяться за дела. Признаюсь, что я вел себя как последняя скотина. Вы с ребятами пашете, а я только и думаю, что о деньгах. Со мной что-то происходит.

– Деньги портят людей, как правило. Но это не аксиома, и я надеюсь, что мы не перестанем быть людьми. Если ты в состоянии сейчас соображать, я введу тебя в курс дела.

– Конечно, говори!

– Мы должны искать Риту Басе. Время идет, а мы практически ничего не предпринимаем.

Они говорили почти до утра. Потом Юля постелила Крымову на диване в гостиной, а сама легла в спальне. И засыпая, она думала о том, что как было бы чудесно, если бы теперь у нее, кроме Нади и Игоря, появился еще и Крымов. Только вот как знать, надолго из его жизни ушла рыжая девушка с цветочным и таким летним и теплым именем Полина?

* * *

Она окончательно проснулась уже в морге. В машине же чуть ли не дремала.

Чайкин с удивлением воззрился на сверток, источающий резкий и в то же время приятный аромат чеснока.

– Это пряная свинина. Ты не удивляйся, что я вместе с водкой приношу тебе и закуску. Уверена, что в душе ты благодарен мне за это. И не надо делать удивленные глаза: нам платят хорошие деньги, чтобы мы работали. Так почему бы не заплатить и тебе за твою работу? – Юля говорила серьезно и тоном, не терпящим возражений. – И не комплексуй. Что касается моего настроения, то должна предупредить сразу: я просто не выспалась. Уноси все это в свою каморку, и давай поговорим с тобой о Лоре и Сергее.