Текст книги "Эшелон сумрака"
Автор книги: Анна Цой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Всё было губительно сложно. Как сложно было мне осознавать, что я ушла под покровом ночи, словно вор или какой-нибудь зачарованный странник, пробегающий по своим странниковым делам. Я сбегала к свободе и выбору собственного сердца, теряя то, что никогда и не было моим, и приобретая то, что было моим всегда.
– Интересные строки, – послышалось откуда-то снизу, – только слишком короткие.
Я даже вскрикнуть не смогла, застыв на месте и, кажется, не дыша. Тем временем мужчина из вагона продолжил:
– Как ты попала на крышу? – он хмыкнул.
У него был удивительный голос мужчины двадцати пяти – тридцати лет, от которого меня ещё сильнее пробрало мурашками, а в голове стало пусто, как в подобную этой ночь. Потому что это был главный лорд Эшелона сумрака!
Тот самый из столовой. Теперь он был ближе и не смешивался с шёпотом солдат, потому и казался для меня немного другим. Более глубоким и насыщенным. А так же пряным – я успела запомнить это слово, и оно в моей голове стояло в другой стороне пресности и обыденности.
На ноги я вскочила в мановение ока, немного поскользнувшись на влажной от росы крыше и припустив к заветному люку, пока никто меня не догнал. Сердце колотилось как сумасшедшее, ноги успели замёрзнуть от холода железной крыши, а сама я молила бога, лишь бы за мной не было погони, иначе я не просто могла остаться на ближайшем перроне, а лишиться головы, только за нахождение на вагоне господина.
У люка я совсем забыла о ботинках, из-за чего они полетели вниз, стукаясь о лестницу, но не будя никого – стук колес привычно перекрывал другие звуки. Сама я скользнула в вагон, уже понимая, что меня накажут. Разве лорд не станет говорить про меня своим солдатам, я в какой-то мере поступила бесчестно – никто не должен приближаться к господам настолько близко, а тем более мешать им своим пением или… не отвечать на прямой вопрос. Тем более, все говорили, что женщин он не любит, что было ещё печальнее.
Обуваться я не стала, только собрав ботинки и припустив дальше по вагонам в спальню. Была вероятность, что придя в женский вагон, никто не сможет понять, кто был на крыше, если я уже буду лежать и притворяться, что сплю. А потому я прокралась мимо храпящих мужчин, еле открыла последнюю дверь в спальню и аккуратно закрыла её, не желая потревожить сон остальных, после чего забралась на свою кровать, сжала пальцами заветную и спасительную пружину и зажмурила глаза.
Сердце колотилось даже в веках, закрывающих мои глаза, в висках и в пальцах, стискивающих пружину кровати.
Но за мной никто так и не пришёл – я просыпалась от каждого шороха и вновь погружалась в сон, несмотря на то, что успокоиться так и не смогла. Утро же началось с необычного.
***
Необычным это утро стало от того, что лорд пришёл в нашу столовую на завтрак. Один из самых первых – офицеров ещё не было видно, а он уже открыл дверь, как и в прошлый раз прошагал до стола, только теперь выбрав самый близкий к кухне, опустился за него и отдал приказ:
– Кофе, – тон его был будто насмешливый, какой-то немного воодушевленный и будто предвкушающий.
В этот раз я так же не смогла увидеть лица, по большей части из-за того, что Веста стояла прямо напротив меня, сверлила хмурым непонимающим взглядом дверь и словно не могла отойти от удивления.
Моё сердце в этот момент почти выпрыгивало из груди, силясь понять, что именно делать сейчас мне. Но я смогла лишь подойти к ней вплотную и спросить шёпотом, чтобы не дай бог мужчина не услышал мой голос:
– Что такое кофе? – он был хриплым от страха, и это в какой-то мере помогло ей отойти от того состояния, в котором она прибывала.
– Это не нам, Луш, – она вновь вернулась к своим делам, – у нас здесь такого и в помине не сыщешь! – она было наклонилась к большой чугунной сковороде, чтобы помешать соус, но вскинула голову к стене напротив, – никогда не приходил за все семь лет, а тут… и чего только стряслось? Дык и не вставал так рано… чего удумал? – её взгляд взметнулся к застывшей мне, – Лушка, мечтательница чёртова! Работать кто будет?!
Я впопыхах кивнула ей, приняла «заказ» от подавальщиков и отдала нужные им блюда.
Весь завтрак прошел без происшествий, только лорд задержался дольше остальных, будто ожидая чего-то. В какой-то момент в моё окошечко напахнуло чем-то горьковато-древесным, будто… запах жженых желудей? Веста пояснила всё одним непонятным словом «Кофе» и больше не заговорила со мной за всё утро. А я ходила в непонимании, пару раз чуть не опрокинув поднос с едой – повариха оба раза взглянула на меня осуждающе, но промолчала, чем вогнала в ещё больший трепет.
В обед всё повторилось, только теперь он приказал принести ему какое-то блюдо из меню и «Вино», на которое женщина тоже махнула рукой, мол «у нас такого нету». Про этот напиток я слышала от мужчин из… моего бывшего места ж-жизни. Все они говорили про то, что это очень вкусный, можно сказать, «сок», от которого пьянеешь так же, как от самогона, но только его пьют обычно аристократки, а не… лорды. Он же пил его уже второй раз, потому что на подносе после его ухода вновь остался красивый бокал с красной жидкостью на донышке.
Запах вина и кофе мне не понравился. Но очень нравился и интересовал тот, кто их пил. Я не могла понять, как могут быть у мужчины настолько длинные волосы, да ещё и такие светлые. Там, где я жила, все были темноволосыми. Когда я ехала сюда, то заметила пару людей с такими, как у меня и даже светлее, но… никогда не видела настолько светлых, будто холодных, но не седых. Может у него была какая-то краска для этого? Мы с сестрой иногда толкли листья лавсонии или индигоферы, когда хотели покрасить волосы. Но найти их было очень сложно, а краситься очень долго и трудоемко, из-за чего сестра баловаться перестала быстро, но иногда посылала меня искать их, чтобы за деньги красить других. Выходило не так красиво, как без краски, однако у лорда было совсем по-другому. Да и никакие листья не смогли бы сделать его таким. Словно настоящим.
А ещё красивым и загадочным.
Он был для меня, как принц из сказки, только живой и вместе с тем восхитительно недостижимый. Наверное, в этом и был весь смысл такой ещё пока лёгкой влюбленности – я могла придумать себе каждую его черту, часто меняя её на другую, потому что лорд в моём воображении обрастал чертами тех, кого я видела ежедневно. Новые лица и подмеченные мной милые черты делали его разным, иногда невозможным, но неизменно красивым.
Так прошёл целый день, под вечер которого я решила, что не стану рисковать и подниматься на крышу поезда, тайком видя в мыслях сказочный исход, когда уже мой прекрасный принц входит в кухню, говорит мне, что я зря убежала вчера и теперь я могу… дальше мои представления останавливались, потому что для свадьбы и любви было еще слишком рано, а для обычных разговоров слишком просто.
– Лушка, – у самого раздаточного окошка на корточках сидел Уил, – все уже разошлись – не несись ты, – сказал на мой поспешный вид, – у меня к тебе кхм… другое мм-м… это, – он замялся и будто не мог подобрать слова, которыми хотел объясниться, – не хочешь выпить после отбоя? Джеки с Нюркой уже согласились, а я припас… кое что с прошлой остановки и… пойдешь?
Я сперва опешила и с непониманием заглянула в его глаза, но смогла только выдавить:
– Я? Я не…
– Мери разрешила! – подхватил моё сомнение он и попытался его унести, – сказала не шуметь и утром работать, как всегда, иначе уши надерёт. А мы и не хотели напиваться – так, побаловаться, да поговорить!
Мне казался странным сам факт, что зовут именно меня, а не кого-то другого. И это было замечательно, потому что друзей у меня никогда не было, и… я понимала, что буду только мешать им своим задумчивым и немного опасливым видом. Я не была похожа на них всех – тогда чего добивался Уил? Стал добрым и мягким в последние дни. Мне от этого было больше непонятно, чем радостно.
– Лушка, заканчивай языком чесать! Тебя ждет посуда! – отвлекла меня Веста.
Я кивнула ей, бросила неуверенную улыбку мужчине и бросилась делать, что велено.
– Ты подумай, если что! Захочешь – придёшь! – махнул он мне вдогонку, пока я наклонялась к большому тазу с мыльной водой.
– А-ну, брысь! Охальник! – повариха ударила полотенцем по окошечку, по звуку парень упал где-то в столовой.
Джеки за стеной засмеялся.
– Даже в мысли не бери! – женщина подошла ко мне, наклонилась и прошипела, – останешься с пузом одна на платформе! Ничего доброго он тебе не сделает, дурочка. Только поиграет, да выбросит! А Мери чего? Совсем распустила их! Пойду скажу ей, что лупить их надо! Сам вымахал, а умом так и остался крохой!
Она продолжила ворчать, расхаживая своей привычной хромотой по кухне.
Говорить ей что-то, как и идти «выпивать» я не стала – бегом пронеслась по вагонам, опережая остальных, забралась на свою кровать и отвернулась к стене. Мои мысли никак не могли отпустить те слова лорда вчера ночью.
«Интересные строки, – послышалось откуда-то снизу, – только слишком короткие.»
Он не стал кричать или говорить о том, что я не должна там находиться. Не стал говорить, что я мешаю ему своим пением, или же что песня у меня вышла кривая. А сказал «слишком короткие». Может, мне стоило остаться и… смогла бы я спеть ему что-то длиннее?
Через два часа после отбоя пришла Нюра. Мне показалось, что она была пьяна и немного всхлипывала, однако это могли быть мои очередные фантазии, потому что Веста сказала, что мужчины могут сделать мне только плохое. В моей голове они стали совсем чудовищами, разве что не превратившись во что-то мохнатое и с клыками.
Я едва сомкнула глаза перед самым подъёмом, но под торопящие слова Мери поднялась и добрела до кухни. Где провела целый день ожидания его прихода. Я не знала зачем ждала. Никто не позволил бы мне заговорить с самим хозяином Эшелона, я бы никогда не решилась выйти к нему и сознаться, а он так и не пришёл. Ни утром, ни в обед. Я уже собиралась идти спать после ужина, гонимая Вестой в женский вагон, как дверь неожиданно отворилась, послышались мерные шаги, и на ближний к окошечку стол сел лорд. Столовая была уже пуста, двое помощниц, кроме меня, были отпущены, и мы с поварихой остались одни. Даже подавальщики ушли!
– М-милорд, я сейчас позову… – начала было Веста прямо через стену, но была остановлена властным:
– Не стоит, – до меня донесся стук бокала по столу, – я не задержусь.
Мы переглянулись с ней и продолжили стоять, даже позабыв о том, что у нас оставались дела.
– Вопрос, – вновь пробирающий до костей голос, – если прачки после дневной смены не способны от усталости передвигать ногами, не то что кхм… петь, уборщицы разделены посменно, и попасть на крышу не могут категорически, то остается только… кухня. Интересно, сколько работниц самого юного возраста записаны в вашем журнале на данный момент? – он усмехнулся, а я покрылась мурашками, – я отвечу: две. Вернемся к вопросу: Шага или Луана?
Я даже дышать перестала, различая в глазах поварихи осознание, что это я. Шага точно не стала бы лезть в подобное. Она не из тех, кто будет делать что-то опасное или идти против правил.
– К…крыша, милорд? – вопросила Веста, – мне стоит найти и наказать провинившуюся?
Хмурый взгляд на меня и поджатые с укором губы.
– Они здесь? – усмехнулся мужчина.
– Только одна, ваше превосходительство, – судорожно сглотнула она.
Я в этот момент не смогла бы даже сдвинуться с места.
– Пусть передаст второй, что крыша для неё открыта и безопасна, – очередной смешок и глоток вина, – если в «передаче» есть необходимость.
Он поднялся с места, оставил бокал на столе и двинулся к выходу.
– Как прикажете, милорд, – поспешно сказала ему Веста, всё так же глядя на меня в упор.
А после хлопка тяжёлой двери неожиданно кивнула мне, поджала губы и выдохнула. Её руки забегали по переднику, нещадно комкая последний, а ноги донесли её до табуретки, на которую она практически завалилась. Её седые брови съехались в одну, говоря мне о том, что ничего хорошего ждать не придётся. Так и вышло.
– Видала я глупость, Лушка. Но такую! – она всплеснула руками, разглядывая мои обкусанные губы и обветренное от сквозняка лицо, – какой чёрт потянул тебя на эту крышу? А? – она облокотилась на стол и положила голову в собственные ладони, – не ходи туда. Как есть говорю, не ходи. Лорд, конечно ж, лучше всяких простых дураков, да кто ж будет потом разбираться? Аль накажет, аль… сама себя накажешь. Не глупая ты, Лушка. Должна понимать, что не пойдешь, так не поймет он кто тогда был. А копаться и совсем не станет. Неужто хочешь быть обиженной?
И столько смысла она вкладывала в это последнее слово, что оно мне показалось самым важным. А сколько мольбы я читала в её глазах? Столько сам Всезнающий не видел за всё время!
– Я не пойду, – сказала ей я.
Честно и открыто. Так же честно, как была я правдива, когда рассказывала всем свою историю. Так же честно, как солнце восходит на западе, а луна на юге.
– Шагай спать, – прошептала она мне, – и забудь про этот проклятый люк.
Я даже опешила, вмиг поняв, что не одна заметила его.
– Ты… – начала было я, но была перебита её тихим и нерешительным:
– Всего один раз, – тяжелый вздох, – заглянула и попалась на глаза старой управляющей. А после наказания повзрослела – изменилась и выросла из девичьего платья. За семь то лет.
Она опустила взгляд к полу.
– А его голос нет. Не раз слышала его в столовой, – уголки её губ дернулись вниз, – отвечала только через стену, когда спрашивали. Но он не сменился за все эти годы. Не постарел, как я. Ни на год.
Я сделала шаг к ней, но остановилась.
– Ты видела его лицо? – из горла вырвался лишь шёпот, – хоть раз?
Она помотала головой в отрицании.
– Маску со стороны, да плащ тёмный, – взгляд на меня, – как и все. Так что не лезь в печь, если не уверена, что не сгоришь, Лу. Иди спать.
Я кивнула ей и снова подошла к двери.
Голос не постарел? За семь лет? Возможно ли это? Неужели и в самом деле проклятье? Но если… она не решилась подняться, то значит и не слышал он её голоса. А мой слышал. И звал ещё. Не знаю, смогла бы я вообще говорить с ним, если я даже сейчас струсила сказать ему, что это я.
Шаги по пустому вагону и я застыла. Замерла напротив того самого люка. А вдруг меня там ждет наказание? Веста права, говоря, что лорд не знает, кто именно из нас с Шагой был на крыше. Значит я могла сделать только хуже, или наоборот – я могла поговорить с самим лордом Эшелона сумрака!
Но я боялась. Потому и прошла мимо, почти побежав в следующий вагон. Слишком страшно было решиться на что-то подобное, пусть даже впереди могло быть самое настоящее волшебство. Потому что… хоть одна низшая слуга могла похвастаться приглашением на разговор от самого лорда?
Глава 4
Спать я легла с тяжёлой головой и зажатой меж пальцев пружиной. Иногда мне казалось, что я способна вырвать её с корнем, а иногда, как сейчас, что она является моей последней ниткой с реальностью.
Реальность мне не нравилась. Каждый лучик её солнца был не таким ярким, как он представлялся в моей голове. Каждое её движение ветра не несло той свежести, что могли принести мои мысли. Но я верила в её изменения. Видела то, как меняется она уже сейчас – ступив в железное нутро поезда мир приобрёл краски, даря мне свежий воздух с невозможным ранее сменяющимся видом из окна и с новым днём, шагающим в новое будущее.
Вот только последующие три были тягучими и липкими, как мёд, добавляемый Вестой в очередной пирог, как мои мысли, остановившие свой бег только на одном слове. «Крыша» и больше ничего.
Мне казалось, что я теряю огромный шанс обрести мир в душе. Пусть он и был призрачным, словно этот самый поезд в начале моего пути, однако различимый и ясный, как полярная звезда на закате.
Меня удерживал страх, но манила неизвестность.
И я поддалась ей – на четвёртую ночь после того, как лорд пришёл в солдатскую столовую, я вновь поднялась на крышу Эшелона. Ботинки в этот раз снимать я не стала: мы быстро двигались на север, из-за чего все эти дни за окнами лил дождь, а вечером начинался легкий мороз – вода покрывалась корочкой льда, и на утро везде была изморозь. Я подумала об этом, когда накидывала на плечи собственное старое платье, потому что других вещей у меня не было, а ветер здесь ещё с прошлого раза запомнился мне своей силой.
Ботинки скользили подошвами, почти не цепляясь за зазубрины крыши, но я всё равно упрямо шагала в сторону того самого вагона, в тайне надеясь, что он будет в нём. Сколько вагонов принадлежат лорду, я не знала, как не знала на каком именно я сидела в прошлый раз. Вполне возможно это была столовая с тяжёлым дубовым столом и кривыми резными ножками или спальня с большой кроватью и кучей накидок на деревянных перилах, или даже гостиная с кучей мягких обитых бархатом кресел. Я бы хотела хоть раз побывать в такой обстановке, которую описывала мама на полях нашей с ней книги. Могла ли она видеть это своими глазами, или же прочитала в других своих книгах, однако я верила её словам и представляла себе всё очень красивым, обязательно красным, с золотыми вышивками и удивительной мягкостью тканей и мебели. Разве стал бы богатый аристократ жить в такой же тёмной деревянной лачуге со старой скрипучей лавкой, кажущейся обшарпанной, даже когда она только выбелена печью и земляным полом? Нет. У его жилища должны быть тканевые приятные стены, деревянный пол из досточек и может быть даже стекло на окнах, как в некоторых здешних.
Ветер трепал укутанные в ткань второго платья волосы, я шла, прикрываясь рукой от его потоков, и мерила шагами длину поезда – это помогало отвлечься от переживаний. Я умела считать до десяти: увидела номера страниц и слышала их звучание от нашего старосты, но этого было удивительно мало, чтобы пройти даже половину поезда. Этого было мало, даже чтобы пройти один вагон!
Вновь те две железные трубки, которые, как оказалось, тянулись по всем вагонам, что были в самой середине Эшелона. Я села на одну из них, подобрав под себя ноги и обняв их руками. От этого стало заметно теплее и комфортнее, словно теперь я была защищена от всего на свете. Было бы здорово, если бы на самом деле всё так и было.
Новая песня. Длинная, да? В моём арсенале таких было немало. Я любила их так же, как всевозможные истории.
Говорила мне бабка лютая,
Коромыслом от злости гнутая:
– Не дремить тебе в люльке дитятка,
Не белить тебе пряжи вытканной, —
Царевать тебе – под заборами!
Целовать тебе, внучка, – ворона.
Ровно облако побелела я:
Вынимайте рубашку белую,
Жеребка не гоните чёрного,
Не поите попа соборного,
Вы кладите меня под яблоней,
Без моления, да без ладана.
Поясной поклон, благодарствие
За совет да за милость царскую,
За карманы твои порожние
Да за песни твои острожные,
За позор пополам со смутою, —
За любовь за твою за лютую.
Как ударит соборный колокол —
Сволокут меня черти волоком,
Я за чаркой, с тобою роспитой,
Говорила, скажу и Господу, —
Что любила тебя, мальчоночка,
Пуще славы и пуще солнышка.
(Прим. автора: стихотворение Марины Цветаевой «Говорила мне бабка лютая»)
Это была простая песня. Не такая аристократичная, какой казалась мне прошлая. Её пела мне бабушка, когда я была маленькой. В моей памяти они всегда лились именно её голосом. Ему я и хотела вторить. Могла ли? Сложный вопрос.
– Твоему голосу не подходят такие песни, – раздался голос снизу, – прошлая была мелодичнее. Не думаешь?
Я дёрнулась, попытавшись подскочить на ноги, но поскользнулась и впилась обожженными льдом пальцами в крышу. Это принесло свет в мои мысли.
Безопасность. Он же обещал её мне тогда. А если я уже пришла, то и смысла бежать нет.
– Вы меня накажете? – всё, что я смогла произнести.
Достаточно тихо и неуверенно. Но именно этот вопрос существовал в моей голове сейчас.
Господин услышал, будто даже со смехом ответив:
– Накажу? Это лишнее. Поёшь ты красиво, а мне удивительным образом нечем заняться ближайшие… несколько лет.
Между нами повисла тишина. Я сидела и следила за своим колотящимся сердцем и одновременно думала обо всех слухах о нём.
– И всё же, как твое имя? – мягкий вопрос от лорда.
Не заставляющий меня отвечать, однако… именно так я себя чувствовала. Кто вообще мог дать мне право не ответить ему?
– Я…я… милорд… я не… – я практически забыла, как выдыхать, не зная куда деться от его вопроса.
Чем спровоцировала его приглушенный смех.
– Хорошо, – сдался он, кажется, с улыбкой на губах, – никаких имен.
Я выдохнула.
– Насчёт стихотворения, то однозначно первое, – он был задумчив.
Я немного подалась вперед, словно желая увидеть его или быть ближе.
– Потому что оно не подошло к моему голосу? – руки сжали второй металлический «поручень».
Пальцы вмиг заледенели, но убирать их я не стремилась.
– Потому что оно не подходит к тебе, – странный ответ.
Откуда бы он мог знать, что подходит мне, а что нет? Не скажу, что он ошибся, потому что первое мне и в самом деле было ближе, но…
– А что тогда подходит вам, господин? – поинтересовалась я.
Я рисковала. Он мог сейчас разозлиться и сказать мне, что вопросы от меня точно не требуют его ответа, однако до меня вновь донеслась усмешка.
– Стихи и песни в общем не про меня, – спокойный, но насыщенный тон, – может скрипка. В аккомпанементе фортепиано. Но что-то однозначно спокойное.
Я кивнула, будто бы для себя самой. И погрузилась в мысли. Больше всего интересовали названия. То, что это были музыкальные инструменты, было понятно, но вот что они из себя представляли…
И это восхищало. Новые красиво звучащие слова, словно из другого мира. Я бы хотела спросить, есть ли у него часто мелькающий у аристократов белоснежный носовой платок и пуговицы. Хоть одна то должна быть!
– А… а я представляю вас как что-то грозное и… впечатляющее! – я едва не захлебнулась собственным восторгом, – может барабаны или…
Даже вскочила на ноги, всплеснув руками и распахнув глаза, со счастьем рассматривая потемневший ночной мир, проносящийся мимо. Или это я проносилась мимо него?
– Барабаны?! – его удивление читалось даже в холодном воздухе, – барабаны, – повторил он уже спокойно, но с сомнением, – потому что раньше их использовали военные?
Потому что я не знала больше ни одного инструмента, кроме несчастных барабанов – вот какой должен быть мой ответ. Я даже не знала, кто и когда их использует. Только слышала, как говорил о них муж сестры, когда ещё была дома.
Я стушевалась, ощущая, как с лица сползает улыбка, а после села на всё тот же поручень.
– Да, наверное, – шепнула неуверенно.
Он почувствовал мое сомнение сразу же:
– Меня впечатлило твое воодушевление, – его слова буквально улыбались, – однако, ты более юна, чем я предполагал, – теперь тон стал суров и надменен, – это даже к лучшему.
На минуту мы оба окунулись в молчание, прежде чем его прервала я сама:
– Мне семнадцать, милорд, – вновь солгала я.
Снизу послышался его тихий смех.
– Замечательная цифра для лжи, – насмешливый тон, – ты назвала её же, когда устраивалась сюда?
Я поджала губы.
– Нет, господин, – я неожиданно вспомнила с кем разговариваю, – меня не спрашивали вовсе.
– Не спрашивали? – его голос стал суровым и немного злым, – тебе меньше пятнадцати, – «догадался» он.
Я мотнула головой.
– Мне больше, милорд, – в кои то веки не соврала я.
Он, кажется, вновь подобрел и расслабился.
– Намного? – будто ленивый вопрос с присущей ему насмешливой манерой.
– На два года, – сообщила ему я.
Почему-то мне хотелось уподобиться ему в смехе. Наверное, из-за того, что это даже близко правдой не было, однако увидь он меня, то подумал бы над этой цифрой.
– Как скажешь, – не поверил он мне ни на каплю.
Но спорить не стал.
– Ты умеешь играть на каком-нибудь инструменте? – задумчивый вопрос от мужчины.
Вновь мотнула головой и опомнилась.
– Нет, господин, – процедила я.
Я хотела сейчас увидеть его выражение лица, чтобы узнать, хмурится ли он или вновь надсмехается. Смотреть на милую, широкую, кривую, растянутую, весёлую, живую, лучистую улыбку. Любую. Даже злую или надменную, принижающую. Но я могла лишь смотреть на тёмное беззвездное небо, прижимать к себе тощие колени и кутаться в ткань платья, спасаясь от пробирающего тело холода.
– Умеешь петь такие песни, но никогда даже не садилась за фортепиано? – удивился он, – ты дворянка? – интересующееся, а после поспешное, – постой. Какая ты дворянка, если тебе не больше пятнадцати, и ты… сбежала из дома? – прямой вопрос.
Но ответить на него мне было тяжело.
– Да, господин, – я выдохнула густой пар изо рта.
– Это чувствуется, – прохладное, – мы уже отъехали далеко от поместья твоего отца. Вернуть тебя возможно только на почтовой карете. До первой остановки могу выделить тебе офицерскую комнату – но не более.
Я дождалась нескольких секунд, чтобы не дай бог не перебить его, а после почти с мольбой сказала:
– Не надо, пожалуйста! Я не дворянка, господин! Устроилась работать сюда, а не…
– Знаешь в чём основное отличие между крестьянами и такими, как ты? – спросил он, только ответа не требовал совсем, – речь. Ни одна девушка низшего сословия не способна выразиться так, как делаешь это ты.
Бабушка. Так всегда говорила она. А она была травницей. Потому и научилась разговаривать с дворянами, часто приезжающими к ней за новыми настойками. Мама с отцом погибли, когда я ещё была младенцем, а старшая сестра входила в юношеский возраст. Она не поддавалась бабушкиному обучению, потому и выскочила замуж по-деревенски в четырнадцать, почти попав под заключение со своим мужем. Их спас ребёнок. Первый.
Когда я уезжала, а точнее убегала – их было уже четверо, и она была вновь на сносях. Я же радовалась, что бабушка не увидела этого кошмара, в который они превратили её дом, а после и тот, который не достроили сами.
– Меня никто не станет искать, – просипела я, – и у меня нет права занимать офицерскую комнату. Как и отнимать ваше время, господин. Простите.
Я поднялась на ноги, шагнула в сторону люка и остановилась от его последующих слов:
– Ты можешь остаться здесь ещё, – будто бы поспешное.
Что никак не вязалось с его статусом и манерой. Это удивило меня, потому я села обратно.
– Как пожелаете, господин, – я растерла ладони, немного подув на них как оказалось холодным воздухом.
Мне показалось, что он кивнул. Даже представила это. Почему-то в темном плаще и с маской на лице, как говорила тогда Веста.
– Если ты не дворянка, то кто тогда? Аристократка? Маловероятно – представления у тебя забавные, но не надменные, – он задумался, – если только из какой-нибудь далекой провинции.
Его точно интересовало моё происхождение, и это было странным. Может, только для меня?
– Вы поднимаете меня, а нужно низвергать, – рассмеялась я, – я даже не жила в городе никогда.
Тут он совсем замолчал, скорее всего обдумывая мои слова.
– Хочешь назваться деревенской крестьянкой? – насмешливые слова, – ты определенно лгунья. Зачем, правда…
Я поджала губы и задрала голову к небу, отчего с макушки слетела ткань и мне пришлось возвращать её обратно.
– Вы первый, кому я не лгала, – сообщила лорду.
– Ни разу? – усмешка.
Я улыбнулась.
– Только про возраст, милорд, – не выдержала я.
Он рассмеялся вслед за мной.
– Ты ещё слишком юна, чтобы понимать смысл подобных вещей, – обыденным тоном почти без эмоций.
Мне хотелось сказать ему, насколько сильно он ошибается. Но он был прав в какой-то степени – я была достаточно взрослой, чтобы понимать смысл сокрытия возраста.
– Стараешься выглядеть взрослее, как делают дети, – будто самому себе произнес он, а после поинтересовался, – тебя не обижают здесь?
Говорил он именно так, как говорил бы с ребенком. Такой «юной» меня ещё никто не считал.
– Нет, милорд. Все замечательно.
– Ты когда-нибудь была на Зимней ярмарке? – решил уйти от темы он.
– А сколько лет вам, господин? – позволила себе дерзость я.
Всё потому, что он относился ко мне снисходительно, будто нашёл себе маленькую девочку-куклу, над которой можно было только мило надменничать.
Тишина отрезвила, и я вновь поежилась, понимая, что сейчас мне уж точно влетит. И не только за слова, но и за то, что посмела находиться здесь так долго.
– В десять раз больше, чем тебе, – холодные слова.
Я расцепила пальцы и попыталась разглядеть на них его возраст. Это… ещё десять, кроме тех, что были у меня?
– Это… немного, – решила сказать ему, – голос у вас очень молодой, – а после палец в небо, – вам двадцать пять?
Кажется, я не попала, потому что он промолчал.
– Немного? Ты не умеешь считать? – задумчивое, – или для тебя это большая цифра?
Я замешкалась.
– Тридцать, господин? – мне казалось, что старше он точно не мог быть.
Иначе, как бы он имел такие прекрасные волосы и такой красивый голос?
До меня донесся его тяжелый вздох.
– Вероятно, про мой возраст ты узнаешь в тот момент, когда я узнаю твой, – вновь насмешливое.
Я нахмурилась, не понимая смысла его слов.
– Можем обменяться сейчас, – какой-то теплый смех от лорда.
Мое лицо тоже посетила улыбка.
– Если вы мне прикажете, то я…
– Нет, – остановил мои торопливые слова он, – в таком случае это должно остаться тайной.
Я довольно кивнула.
– Тебя пропустят в спальню? Уже поздно, – поинтересовался он.
Я замешкалась.
– Да, конечно! Но… мне стоит пойти спать сейчас, – я поджала губы, не зная, как спросить его.
– Иди, – отпустил меня лорд, – я буду ждать тебя завтра ночью.
Я почти подпрыгнула от той радости, которую дали мне его слова. Потому поднялась быстро и с целой кучей счастья в сердце.
– В…вы придете на завтрак в… столовую? – неуверенно спросила у него.
Волнение при этом завладело всем моим существом.
– А ты будешь там? – насмешливый вопрос.
Но не давящий на меня.
– Да, милорд, – поспешно сказала я.
– Тогда тебе следует ждать, – милое настолько, что я зажмурила глаза и едва ли не полетела вниз – в последнюю секунду удержалась за один из поручней.
Тем самым заглянув вниз и увидев толстую ставню, подобную тем, что были во всех вагонах. Я даже не могла сказать – стоял лорд у окна или сидел рядом, для этого мне нужно было бы упасть на землю или заглянуть под ставню, стоя на ней.
– Я буду ждать, – шепнула я.
А после побежала озябшими ногами в старых ботинках не по размеру к концу поезда. Там меня ждала постель с уже полюбившейся пружиной, теплота вагона и мои собственные мысли, впервые за долгое время наполненные счастьем. А ещё воодушевление, потому что завтра меня вновь ждало чудо. Ещё волшебнее того, что случилось сейчас.
***
Новый день был подобен первому, что я пробыла здесь. Я вскочила на ноги самая первая, улыбнулась кивнувшей мне Мери и галопом пронеслась по вагонам. Волосы я прибирала уже на кухне, где за мной сурово наблюдала Веста, начавшая сверлить мое лицо взглядом, стоило мне открыть уже привычно тяжёлую дверь кухни.
