Текст книги "Обман"

Автор книги: Анна Бялко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Она действительно попыталась приподняться, я, то и дело поскальзываясь, как могла помогала ей, и в итоге ей удалось подняться и сесть, прислонившись спиной к машине и опираясь на правую руку. Я сидела возле неё на корточках.

– Что у вас болит? Руки, ноги – чувствуете что-нибудь?

Она снова покачала головой. Неуверенно провела левой рукой по телу, как бы проверяя, все ли на месте, потом подняла её и прижала ко лбу.

– Да нет… Все вроде ничего… Только вот голова кружится…

– Это конечно, вы упали, испугались. Это шок. Может быть, и ударились даже. Я смотрела, вроде не видно, но это не значит… Поедемте в больницу. Я знаю врача хорошего, я вас отвезу.

– Не надо больницу. Я сейчас встану.

– Тогда давайте я вас домой отвезу, но врача все равно надо вызвать. Вы где живёте?

Она подняла на меня совершенно больные глаза:

– Не знаю… Не помню.

Я слегка растерялась, но решила, что она ещё в шоке.

– Ничего страшного, сейчас успокоитесь немного, и все вспомнится. Давайте попробуем встать, я вас хоть в машину посажу, а то вы ещё и простудитесь тут в грязи.

Сказать, что мы перебрались в машину не без труда, значит не сказать ничего. Было скользко, обе мы вывозились в грязи и были мокрыми, руки скользили, ноги подкашивались, дверца не хотела открываться, а когда согласилась, сделала это не в ту сторону. В попытке усадить поудобнее я чуть не приложила свою жертву головой об крышу машины, но в конце концов мне удалось водворить её на пассажирское сиденье и пристегнуть для надёжности ремнём. Главное, сделав все это, я тут же стала жалеть, что не затащила её на заднее сиденье – там можно лечь и вообще удобнее. Но повторить свой атлетический подвиг я все равно бы уже не смогла.

Обходя машину, чтобы сесть за руль, я подобрала сумочку женщины, валявшуюся тут же в луже, отряхнула её как могла и, садясь, аккуратно положила ей на колени.

– Ну как, пришли немножко в себя?

Она повернула ко мне голову:

– Не знаю…

– Послушайте… Кстати, как вас зовут? А то неловко, знаете, как-то. Я Арина, а вы?

Снова это беспомощное выражение:

– Не помню. Честное слово, не помню…

Господи, это надо же. Я, конечно, в теории знала, что такое амнезия, то есть потеря памяти, и даже читала об этом какие-то околонаучные статьи, не говоря уже о том, что без случая амнезии не обходится теперь ни один мало-мальски уважающий себя сериал, но чтобы вот так, непосредственно рядом со мной… Да что там рядом – просто из-за меня! А главное, что мне-то теперь делать? Конечно, надо в больницу, но она не хочет, она же хоть и без памяти, но в своём уме и сознании, а мне её жалко, я и так виновата… Может, домой отвезти? Вальки нет. О, черт, там же домработница, будь она неладна! Ну и что, это мой дом, кого хочу, того и давлю. Но она может в милицию позвонить, нет, надо сперва Вальке…

Тут моя обеспамятевшая что-то сказала и неловко повернулась на сиденье, отчего её сумка съехала вбок и шлёпнулась на коробку передач между нами. Я подняла её, и тут меня осенило. Сумка! А там наверняка паспорт или хоть что-нибудь, из чего станет понятно, кто и откуда её хозяйка.

– Вот ваша сумка, вы не возражаете, если я погляжу, может, там документы есть?

Не возражает. Хорошо. Открываем, смотрим. Молнию заело, господи, ну и сумка, как люди с такими ходят, но это не твоё дело, так, кошелёк, носовой платок, ключи, кармашек на молнии… А вот и паспорт, ура!

Шмелёва Марина Михайловна. Так, год рождения… Надо же, на пять лет меня младше, а ведь и не скажешь. Место рождения… посёлок какой-то, паспорт выдан… г.Москвы, уже хорошо, регистрация по адресу… Шмитовский проезд, 15, квартира 9.

Так это совсем недалеко. Ещё, конечно, сообразить бы, где мы находимся. На Марину Михайловну в этом смысле рассчитывать явно не приходилось. Она сидела, снова закрыв глаза и опустив голову на плечо, и было полное впечатление, что только автомобильный ремень удерживает её в вертикальном положении. Хорошо, что догадалась застегнуть.

Я плохо ориентируюсь в городских улицах, но в критические минуты во мне просыпается какой-то загадочный древний инстинкт, зов предков или ещё что-то в этом роде. Я решительно рванула с места, развернулась и уже минут через пять снова оказалась на ненавистной площади Красного Балтийца, но уже в нужную сторону. А уж доехать оттуда до Пресни и найти Шмитовский проезд способна даже такая топографическая кретинка, как я.

Заехав во двор нужного дома и вычислив нужный подъезд, для чего пришлось открывать окно и высовываться чуть ли не до половины в попытке разглядеть номера квартир, я аккуратно запарковалась как можно ближе к подъезду. Выключив мотор, я тихонько потрясла свою жертву за плечо:

– Марин, Марина. Просыпайтесь, мы приехали домой.

Вздрогнув, она подняла голову и поглядела на меня непонимающими глазами. Ну, хоть против имени не возражает, уже кое-что. Может, все-таки придёт в себя потихоньку. Вот только кого она мне все время напоминает…

Отстегнув застёжку ремня, я наклонилась в её сторону, чтобы помочь высвободить её руку из ремённой петли. Прядь волос упала мне на лицо, я досадливо мотнула головой, отбрасывая её, и мой взгляд случайно упал на зеркало заднего вида. Прямо перед моими глазами, слегка искажённые в его выпуклой поверхности – зеркало у меня панорамное, – отражались наши склонённые друг к другу головы с одинаково встрёпанными белокурыми кудрями. Со второго взгляда я тихо охнула и сползла на своё сиденье, чувствуя, что тоже сейчас лишусь – нет, наверное, уже лишилась, – если не памяти, то рассудка. Почти наверняка.

Наши лица были похожи одно на другое как две капли воды.

С минутку я посидела спокойно, не шевелясь. Потом на всякий случай потёрла глаза и снова взглянула в зеркало. С водительского места было видно только моё лицо, да и то лишь верхняя часть. Моё лицо, точно. Глаза серые, ресницы ненакрашенные, нос, лоб. Щека запачканная, и когда только успела. Я отвернулась от зеркала и посмотрела на соседку. Нос, лоб. Глаза, правда, уже закрыты, но щека точно так же запачкана. Действительно мы так похожи, или мне померещилось?

Я обернулась назад и вытащила с заднего сиденья свою сумку, нашарила в ней зеркальце. Как следует посмотрела на себя, потом на Марину. Все было точно. Мы действительно были похожи, как родные сестры, и даже больше, если учесть, что как раз с родной-то сестрой нас спутать никак нельзя. И вообще она давно живёт в Америке. Хотя при чем тут моя сестра?

Я выдохнула, бросила сумку назад, закрыла глаза и попыталась собраться с мыслями. Ничего себе ситуация! Наехала на человека, задавила до состояния полной амнезии, да ещё в придачу оказывается, что из всех на свете умудрилась выбрать для этого своего двойника. Бывает же такое! Ведь кому рассказать – не поверят, прямо как в фантастическом романе.

И тут меня осенило. Вот же он, мой невероятный шанс! Полная смена образа жизни! Вот она, моя новая жизнь, сидит рядом со мной в беспамятстве. Переодеть её и подсунуть вместо меня. Она все равно ничего не помнит. Мити нет, Валька ничего не заметит. А самой стать Мариной Михайловной, простой скромной женщиной, и зажить просто и правильно с чистого листа.

Конечно, надо учесть, что я и сама-то была тогда в сильно нестабильном состоянии рассудка. Больше ничем эту дикую идею объяснить нельзя. Затяжная депрессия, алкоголь, авария, шок… В здравом уме со мной такого бы, наверное, не случилось.

А тут все выходило очень хорошо. Будто мне черт ворожил. Я собралась, сконцентрировалась, а потом, как заведённый автомат, приступила к выполнению этого безумного плана.

Снова взяв её сумку, я вытащила оттуда ключи, сунула их себе в карман, потом убрала её сумку в свою, вышла, обошла машину, аккуратно вытащила из машины Марину (почему-то это оказалось гораздо легче, чем её туда запихать), прислонила её к машине, захлопнула и заперла дверцы, обхватила свою жертву за талию и повела к подъезду.

Она была в странном, полусознательном состоянии. Идти сама почти не могла, но все-таки и не падала, ничего не спрашивала, не говорила. Мы, как сиамские близнецы, вошли в подъезд и стали не спеша подыматься по лестнице.

Дом был старый, пятиэтажный, не хрущевка, но недалеко от неё. Лифта не было. Девятая квартира оказалась на третьем этаже, и я все прокляла, пока допёрлась. И допёрла Марину. Но вот, наконец-то. Обшарпанная дерматиновая дверь с покосившейся девяткой наверху и двумя дырочками замков. Над верхней скважиной из-под дерматина торчали клочья ваты.

Прислонив Марину к косяку, я вытащила из кармана ключи. Их было три, причём один маленький, наверняка от почтового ящика. Из двух оставшихся я наугад сунула один в верхний замок. Он вошёл, не запнувшись, и я повернула его раз, другой. Дверь, всхлипнув, отворилась.

Схватив Марину и увлекая её за собой, я ступила в темноту, сделала шаг и чуть не налетела на стену. От испуга я охнула. Так, спокойно, остановись и дай глазам привыкнуть, не так уж тут и темно.

Действительно, уже через мгновение я смогла ориентироваться. Крошечная прихожая, вешалка, сразу направо дверь – наверное, кухня. А вон там, прямо, откуда идёт свет – комната.

Туда мы и направились. Небольшая комната, обои в полоску с цветочком. Трехстворчатый шкаф, раскладной диван с поднятой спинкой, подушки, телевизор, письменный стол у окна. Я тут же опустила Марину на диван, где она так и замерла, не шевелясь, полусидя-полулёжа. Я подсунула ей под бок подушку для надёжности и перевела дух. Все-таки тяжело быть сестрой милосердия. Хотя о каком милосердии я говорю…

Я сняла куртку, бросила её на тахту рядом с Мариной и пошла вымыть руки и чего-нибудь попить. Ванную я без проблем нашла рядом с кухней, там же находился и туалет. Вся квартира была крошечной, довольно потрёпанной, но аккуратной. Что называется, бедненько, но чистенько.

Марина жила одна. Я поняла это почти сразу, хотя, если пытаться объяснить, почему, навряд ли получится связно. Это было видно. Предметы на полочке в ванной, полотенца, халатик на двери… Невымытая чашка в раковине на кухне, маленькая кастрюлька на плите. Тогда я даже не успела оценить это своё открытие, просто восприняла его как должное в суматохе претворения своих идей. Осмысление придёт потом.

А тогда я быстро вымыла руки, оттёрла грязь с лица и попыталась, насколько можно, отчистить замызганные брюки. В этом я, конечно, не преуспела, в старой жизни пришлось бы выкинуть, а тут надо было обходиться тем, что есть.

Напившись на кухне из-под крана, я налила воды в чашку и отнесла в комнату.

Марина лежала в той же позе. Я села рядом, приподняла её голову и попыталась попоить. Она, не открывая глаза, сделала несколько глотков и снова уронила голову на подушку. Ладно. Я отставила чашку и собралась с мыслями.

Что я должна делать? Мне надо перевоплотиться в Марину, а её обратить в себя. Как это будет? Первым делом надо переодеться. Одеть на неё мои тряпки, дать ей мои документы, посадить в машину… Точно! А машину я разобью. Ну, не совсем, а немножко. Как будто я – то есть она – то есть нет, я – попала в аварию, ударилась и потеряла память. Этим все отлично объясняется.

А я вернусь сюда. А потом посмотрим, сейчас некогда о себе думать, надо с Мариной разобраться.

Я стянула с неё сапоги – простые резиновые дутики, расстегнула клетчатое пальтишко. Под ним обнаружились голубой самовязаный свитер и серая юбка. Так, свитер – сюда, юбку – туда, пальто пусть лежит, его все равно в последнюю очередь. Ну и грязное же оно. Ладно, может, найду на вешалке что-нибудь другое.

Пришёл черёд раздеваться самой. Я разулась, стянула через голову свой серый кашемировый свитер, сняла брюки. На коленках, конечно, так и остались мокрые пятна. Но делать нечего, авось, там, потом, в суёте никто не заметит.

Пришёл черёд белья. А его тоже надо? Я посмотрела, что было надето на Марине. Да. Надо. Её же в больнице разденут, и никто не поймёт, почему элегантная дама на дорогой машине носит такое… Я вдруг вспомнила, как бабушка учила меня, совсем маленькую, что бельё всегда должно быть красивым и чистым. «Но зачем, ба? – спрашивала я. – Его же никто не видит!» «А если ты под машину попадёшь?» – назидательно возражала мне бабушка… Марина явно не собиралась сегодня попадать под машину…

Я разделась – раздела нас обеих – совсем догола. Натянув на Марину свои кружевные трусики и маечку-тедди, я взяла в руки её бельё и содрогнулась. Нет. Не могу я надевать чужие, ещё тёплые трусы, даже ради спасения собственной жизни. Ничего, обойдусь совсем без белья. Это ненадолго, никто не увидит, а потом я тут что-нибудь найду.

Раздевая Марину, я заметила у неё на теле, по нижнему краю рёбер, здоровенный багровый синяк. Все-таки я её задела, и сильно так… Может, у неё не только голова, а что-нибудь внутри повреждено, а я тут со своими игрушками. Я замерла было и потянулась к телефону – звать скорую, но быстро одёрнула себя. Что ты изменишь? Наоборот, ради тебя Валька поставит на ноги лучших врачей в Москве, а вызовешь ты сейчас скорую, свезут её в районную морильню, что ей там, лучше будет? И не быстрее это нисколько. Надо одеваться скорей, и за дело.

Вязаный свитер страшно кусался на голое тело. Впрочем, и с юбкой было ничуть не лучше, она тоже была жёсткая. Внутренне передёрнувшись, я надела-таки Маринины колготки, мокрые насквозь.

Ладно, теперь займёмся ей. Свитер, брюки, носки. Интересно, а что будет с обувью, вдруг ей мои ботинки не налезут? У меня довольно маленький размер.

Но ботинки – чудо – налезли. Строго говоря, даже оказались чуть велики. Отлично, значит, и мне её вся обувь подойдёт. Уже проще.

Так, одежда. Теперь лицо. Бог с ней, с косметикой, но умыть надо. Я сходила в ванную, намочила полотенце и аккуратно протёрла Марине лоб и щеки. Во время этой процедуры она открыла глаза и уставилась на меня. Взгляд был грустным и одновременно жалобным. Я чуть не заплакала.

– Мариночка, ты подожди, потерпи, сейчас все будет хорошо, – забормотала я сбивчиво какую-то чушь, чтобы она не пугалась. Но вообще так нельзя. Ей и без того нехорошо. Надо её… Не знаю, успокоить как-то… Усыпить, что ли… Точно! Усыпить. Это ей будет только на пользу. Я даже где-то читала, что людей с мозговыми травмами специально держат на снотворных долгое время, пока не поправятся. Вот только чем…

И тут я вспомнила, что у меня в сумке должна валяться пачка снотворного с незапамятных времён. Я всегда плохо спала, после отъезда Мити совсем перестала, а в какой-то момент даже сходила к врачу и купила снотворное. Но мне от него было только хуже, спать не спала, а ходила, как сонная муха, выпила пачку, купила вторую и даже из сумки не вынула, так и таскаю… Вот бы нашлась…

И она действительно нашлась. Я вылущила две таблетки, снова схватила чашку с водой…

– Марин, давай выпьем. Это лекарство, глотай. Запивай водичкой.

Должно подействовать. Пускай спит. А то мне ещё с этой машиной возиться, пугать её опять. Между прочим, надо бы поторапливаться, а то народ с работы пойдёт, а я буду машину бить… Так, а что ещё осталось? Сапоги мне, вот они, надела, куртку на Марину, пальто… Грязное, ну да ладно.

Так, документы. Паспорт, права. Ключи от машины. Все в сумке. Вынуть Маринину сумку из своей, что ещё? Часы. Переодеть на неё мои часы. Возясь с часами, я заметила кольца. Вот ведь хорошо, что заметила. Я никогда и никуда не хожу без колец, у меня их четыре штуки. Обручальное, потом то, что Валя подарил на рождение Мити, с бриллиантом, старый бабушкин сапфир и последнее, самое любимое. Тоже Валькин подарок, на пятнадцатилетие свадьбы. Три переплетённых обруча из золота разных цветов, от Картье. Белое золото – дружба, жёлтое золото – мудрость, розовое – любовь… И где оно все? Только кольцо и осталось.

Может, оставить все-таки? Жалко. Как я без него буду? Хотя, конечно, Валька тогда поймёт, что что-то не так, он знает, что я кольца никогда не снимаю.

Скрепя сердце (или скрипя сердцем?), я сняла все свои кольца и надела Марине на пальцы. Обручальное еле налезло. Теперь точно все.

Я подняла Марину с дивана, вывела на площадку, захлопнула дверь. Снова став сиамскими близнецами, мы повторили весь наш путь, только в обратную сторону. Нельзя не отметить, что спускаться с третьего этажа с ношей гораздо приятнее.

Я снова усадила Марину в машину, пристегнула ремнём. Села сама, завела мотор и отправилась на поиски подходящего места для будущей аварии. Я решила, что лучше всего найти какое-нибудь дерево или столб, стоящий в безлюдном месте где-нибудь неподалёку, и въехать в него лобовым образом, по возможности своим, водительским краем. На небольшой скорости, чтоб только машину помять. Осталось найти этот самый столб.

Я никогда не думала, что у нас такая проблема со столбами. Все, которые мне встречались, были или за ограждением, или на возвышении, или во дворах. Не могу же я посреди двора со столбом бодаться! А далеко уезжать тоже не хотелось – обратно-то пешком возвращаться. Я уж совсем было отчаялась, но тут мне на глаза попался здоровенный забор, в нем широкие ворота, а за воротами стройка. Я тормознула и заглянула туда. Чудненько! Полное безлюдье, и везде навалены горы бетонных плит. Не столб, конечно, но что уж поделаешь.

Я быстренько въехала в ворота и огляделась уже более придирчиво. Вот отличная куча плит – высотой метра полтора, и угол торчит, острый такой. И как раз слева. То есть, конечно, правый угол тоже есть, но мне он не нужен. Интересно, с какого расстояния надо въезжать? Метров десять? Или это много. Лучше на глазок, как-то надёжнее выходит.

Я аккуратно дала задний ход, примерилась и выехала на пристрелянную позицию. Ну, все. В животе вдруг – впервые за все время дурацкой эскапады – зашевелился липкий комок страха. А если я не рассчитаю и убьюсь? Ну и что? Тебе будет уже все равно, и вообще ты – уже не ты, Волковицкая Арина Николаевна, а вовсе другая женщина, Марина Шмелёва. Интересно, что тогда все решат? Что я похитила Арину и не справилась с машиной?

«Гольфик», ты прости меня. Я постараюсь тебя поменьше покалечить. Я поглядела на угол ещё раз. Он казался до отвращения острым и безжалостным. На всякий случай я ещё подала на пару метров вперёд.

Ладно, хватит рассусоливать. А то я никогда не соберусь. Сейчас набегут какие-нибудь, начнут приставать. А что это вы тут делаете, гражданка?

Я сняла ногу с тормоза и поставила на газ. Машина тихо-тихо двинулась вперёд, я почему-то вспомнила, как однажды в аквапарке Митя уговорил меня съехать с высоченной водяной горки, как я, уже сдвинувшись с места и набирая скорость, вдруг увидела, какая она высокая и как мне страшно, и я уже не могу остановиться и никуда убежать. Тогда я закрыла глаза от страха, и это помогло. Я выдохнула, покрепче зажмурилась и вдавила ногу в пол…

Дзынь! Бах! Трр! Ой! Меня тряхнуло и ударило о руль. Я инстинктивно накрыла голову руками. Все было тихо. Наверное, кончилось. Быстро-то как. Я осторожно открыла один глаз. Сама жива, это точно. Марина сидела рядом и тоже вроде дышала. Я открыла второй глаз и посмотрела вперёд. Все получилось!

Левый край машины был смят в лепёшку. Фара разбилась, угол пропорол бампер и вмялся в радиатор. Капот вспучился и покоробился. Очень убедительно, по крайней мере изнутри.

Но любоваться творением рук своих было некогда. Я отстегнула ремни, открыла дверцу (её, кстати, почти не перекосило) и вылезла. Потом нырнула в машину и попыталась перетащить Марину на сиденье водителя.

Снотворное, очевидно, успело подействовать, потому что она совершенно ни на что не реагировала и была обмякшая, как тряпичная кукла. Я прислушалась – дыхание ровное, нащупала пульс – вроде нормальный, не частит, не пропадает. Тащить её было трудно, но в конце концов я справилась и усадила её как надо. Она тут же поникла и опустилась на руль. Очень убедительно.

Я вытащила Маринину сумку и захлопнула за собой дверцу. Все. Арина осталась там, внутри. А мне надо отсюда смываться.

Я огляделась. Вокруг по-прежнему не было ни души. День катился к вечеру, ранние сумерки грозили с минуты на минуту сгуститься в серьёзный вечер. Теперь надо вызвать сюда врачей и милицию.

Выбежав за ворота и отбежав по улице метров десять, я схватилась за сумку, нашаривая в ней телефон. Он никак не находился, это вечная история, когда надо, никогда мобильник в сумке не найдёшь. Стоп! Какой к черту мобильник, он же остался в м-о-е-й сумке, а это – Маринина. То есть теперь моя, конечно, но от этого не легче. А как же я позвоню?

Как все люди, из автомата. Вон, кстати, на углу и автомат. Я радостно подскочила к нему и снова замерла. Чем я буду звонить? Чем вообще из них звонят? Раньше были двушки, но это было очень давно, даже я помню, что потом ввели жетоны. У меня, конечно, никакого жетона нету. В отчаянии я уставилась на автомат и поняла, что ему жетоны и не нужны. На аппарате красовалась инструкция: «Вставьте карту… «

Бог ты мой, какую ещё карту? Жетон можно было бы выпросить у прохожих, но карту… Дожили, как в Париже начали по картам разговаривать. Я тупо продолжала читать бесполезную инструкцию, и вдруг, в конце… Бесплатно вызывается… Ура! Я, то есть Марина, то есть я, спасена.

– Але, скорая! Будьте добры, тут авария, машина врезалась в стену… Откуда я знаю, какой район. Адрес – Шмитовский проезд, дом я не знаю, это стройка, за забором, кирпичный такой высокий забор… Я просто мимо шла, не знаю ничего. Приезжайте, пожалуйста, я не валяю дурака. Шмитовский, да.

Поседеть можно, пока объяснишь. Надеюсь, все-таки приедут. Теперь ещё милиция осталась. А надо ли её? Может, ну на фиг… Нет, надо. А то вдруг скорая все-таки не приедет.

Но звонок в милицию почему-то дался мне легче. Изложив случившееся, я повесила трубку. Можно было бы уходить, но почему-то не хотелось. Лучше я дождусь хоть кого-нибудь, чтобы своими глазами увидеть, как Марину найдут.

Я гуляла по улице туда и сюда минут, наверное, сорок. Ничего себе, скорая помощь! Двадцать раз помрёшь. Ноги в мокрых колготках страшно замёрзли. Тоненькая юбочка не грела, да и пальтишко тоже, прямо сказать. Наконец мимо меня плавно проехал белый медицинский рафик с красным крестом. Поравнялся с забором, притормозил явно в поисках ворот и неспешно въехал на стройку. Слава Богу! Можно с чистой совестью отправляться домой.

На рысях, подгоняемая противным ветром, я довольно быстро дотрусила до дому. Почти даже не заблудилась, хоть и в темноте. Взобралась на третий этаж, подошла к знакомой двери, сунула руку в сумку за ключами.

Ключи не находились. Я раскрыла сумку пошире и покопалась поглубже. Нет. Я повернулась и стала внимательно рассматривать содержимое сумки в тусклом свете лампочки на площадке. Кошелёк, носовой платок, никаких ключей. Я сунула руки в карманы – тоже нету, да и не может их там быть, это ж не моё пальто, прошлый-то раз я эту дверь не в нем открывала.

Внутренне я уже все поняла, но разум отказывался признавать эту кошмарную догадку. Конечно же! Дверь я отпирала в своей куртке, ключи держала в руке, на мне висела Марина, и я сунула их в карман. Там они и лежат – на Марине, то есть Арине, то есть на мне. И вот найдут их там, и чего? Даже думать не хочется.

Оставалась ещё надежда, что я бросила ключи где-нибудь в прихожей. Это, конечно, чуть легче, но чисто умозрительно – в квартиру-то я все равно попасть не могу. То, что в принципе можно вызвать слесаря и взломать дверь – паспорт-то у меня есть, – мне тогда в голову не пришло, да я, наверное, тогда и не знала о таком общенародном способе. Идиотка! Так все рассчитать и так глупо вляпаться на первом же этапе. И главное, чего делать-то теперь?

Не знаю, сколько времени я проторчала под дверью с выражением тупого отчаяния на лице, но вдруг у меня за спиной раздался звук открываемой двери, шаркающие шаги, и чей-то голос позвал:

– Марин, ты чего тут застыла, или ночевать на площадке собралась?

Сперва я даже не среагировала, мало ли, кто тут с кем разговаривает. Вопрос повторили, и только тогда до меня дошло, что он, собственно, ко мне и обращён.

Я обернулась, как ужаленная. Передо мной стояла низенькая, какая-то вся такая кругленькая бабушка в непромокаемом пальто и платочке. Соседка! Господи, она же прекрасно знает Марину, но я-то её не знаю! Как её зовут, и вообще. Сейчас вляпаюсь.

Я промычала какое-то невнятное приветствие, но бабулька не очень прислушивалась.

– Господи, а что ж ты грязная такая? Да на тебе и лица нет! Случилось чего?

Тут в припадке мужества отчаяния меня снова посетило вдохновение, и я запинающимся голосом сбивчиво рассказала, как поскользнулась в темноте, упала в лужу, вся выгвоздалась и уронила ключи. Старушка сочувственно охала.

– И не говори, такая грязь у нас тут. Не убирают ни черта, уж ты, молодая, падаешь, а нам, старикам, хоть вообще не выходи. А чего ж не позвонила-то? Хорошо, я вышла, увидела тебя, а ну как разошлись бы? Ничо, счас дам тебе твои ключи.

Я снова и окончательно потеряла дар речи. Воистину, бог за сирот. Или, наоборот, вся преисподняя сегодня сговорилась мне помогать. Все просто, как апельсин: у соседки были мои ключи. Я в своих евроапартаментах совершенно забыла, как это бывает, я там и соседей-то толком не видела, не говоря уж о том, чтоб ключи кому-то отдать, а ведь и действительно, когда я была маленькой, мы тоже держали ключи у соседей – на всякий случай. Вот бы ещё узнать, как зовут спасительницу…

Словно услышав, бабулька отозвалась от своей двери:

– Ну и чего б ты делала без бабы Кати? То-то. Вот бери, раздевайся да заходи вечерком чай пить.

– Спасибо, баба Катя! – от всего сердца откликнулась я. – А с чаем, боюсь, не выйдет – устала я, да промёрзла, не заболеть бы. Я лучше завтра зайду. И к чаю чего-нибудь куплю – с меня причитается.

И что самое смешное – ни в одном ведь слове не соврала, ни тенью мысли не сфальшивила.

Я распрощалась с бабой Катей и вошла в новообретенные апартаменты, на сей раз уже полной хозяйкой. Радость от того, что ключи нашлись, ненадолго заслонила в моем сознании предыдущие страхи и сомненья, поэтому я довольно бодро нашарила на стене прихожей выключатель, разделась, сунула ноги в Маринины тапки и прошлёпала в кухню. Там я на волне эйфории зажгла плиту, поставила чайник и в ожидании, пока он вскипит, сунула нос в холодильник в поисках еды.

Не могу сказать, что поиски увенчались полным успехом. На узеньких полочках жили: небольшая кастрюлька с отварной вермишелью, начатая пачка бутербродного маргарина, плошка с чем-то белым, застывшим и липким на ощупь, наполовину пустая банка какого-то темно-красного варенья, плавленый заветренный сырок и два яйца. В морозилке отыскалась неначатая пачка готовых пельменей. Ни свежих овощей, ни сока, ни йогуртов, ни сыра с колбасой, не говоря уже о чем-нибудь существенном вроде мяса. Я разочарованно прикрыла дверцу. Придётся подождать с едой до завтра, сегодня нет сил идти в магазин, тем более неизвестно, в какой. Не могу я есть варёную вермишель с маргарином. Ни то, ни другое вообще есть нельзя.

Чайник не торопился закипать. Свистел себе нахально что-то под нос. Я потрогала его – он, похоже, даже не нагрелся толком. Почему люди до сих пор живут с такими чайниками? Электрический уже сто раз бы вскипел.

Я села за стол, опёрлась на руку и с тоской уставилась на чайник в надежде, что это его как-то ускорит. Внутри шевелилось какое-то странное, слегка сосущее, некомфортное чувство. Живот, что ли, от переживаний разболелся? Странно. Я вообще-то из тех, кто, что называется, родился с лужёным желудком. Или это я от страха? Тоже странно – чего уж сейчас-то бояться. Надо, кстати, пойти во владениях осмотреться. Сейчас и пойду, вот только чайку попью, да и съесть бы чего-нибудь не мешало…

Тут до меня дошло. Странное чувство в животе – да это же просто голод. Я действительно с утра ничего не ела, но в этом нет ничего для меня необычного, я всегда ем редко и очень мало, и не потому, что хочется, а для порядка. И уж точно не варёную лапшу. А голодные корчи – вообще какой-то нонсенс.

Но тут живот, возбуждённый, наверное, мыслями о еде, взвыл так злобно, что я чуть не рухнула с табуретки. Надо же, что творится. Есть захотелось. Не иначе, от нервов. Ну ладно, может быть, если сварить пяток пельменей, будет не так уж отвратительно…

Я начала было искать ёмкость для варки, но потом как представила, что пока вода закипит, да пока что сварится…

В духовке нашлась небольшая сковородочка, и через пять минут на ней в маргариновом жиру весело скворчала, поджариваясь, варёная вермишель. Чайник, смилостивившись, наконец закипел, пачка заварки обнаружилась в одной из двух навесных полок… Быт явно начинал налаживаться.

Но быт, как мне скоро пришлось убедиться, понятие растяжимое и безразмерное. После ужина я отправилась осваивать комнату, и тут мне пришлось столкнуться с проблемами посерьёзней.

Строго говоря, столкнуться – неверное определение. Проблемы рухнули на меня всею кучей и просто погребли под собой. Я поняла, что, в сущности, украла чужую жизнь, влезла в неё с потрохами, а что дальше делать – не имею ни малейшего представления.

Хорошо, и, Господи, как хорошо, что Марина жила одна! Я только сейчас осознала всю важность этого факта. Но кроме жизни, то есть непосредственно квартиры, существует масса других точек соприкосновения с окружающим миром, а я не то, что не знаю каких, но и представления не имею, где их искать.

Вот работа. Где-то она наверняка работает и не далее как завтра утром должна там появиться. То есть не она, а я должна. Допустим, я там не появлюсь, её, то есть меня, уволят, надо будет искать другую работу, а что я умею делать? То есть что умела делать Марина, и справлюсь ли с этим я, даже если каким-то чудом узнаю, что это за загадочная деятельность.

Интересно, а может, эта деятельность оставляет следы в быту? Вот, например, если взглянуть на книги вокруг моего, то есть Арининого, стола и кровати, довольно легко можно догадаться, чем я занимаюсь, хотя я вообще не работаю.

Вряд ли Марина имеет отношение к еде, судя по холодильнику. И вообще, наверное, у неё неважно с деньгами. Уже немного легче: во-первых, с такой работы не сразу выгонят, а во-вторых, будет не так жалко. Так, что ещё можно сообразить? Я наехала на неё среди дня, день сегодня будний. В сумке ничего делового не было – значит, не курьер. Может, конечно, она по сменам работает… Господи, а если на каком-нибудь заводе? Я ж с ума там сойду…

Да ты уже сошла, так что успокойся, терять тебе нечего. Лучше напрягись и ищи. Вот письменный стол, надо там посмотреть. Если у человека есть стол, что-то ведь он за ним делает.