Текст книги "Приключения Мурзилки и маленьких человечков (сборник)"

Автор книги: Анна Хвольсон

Соавторы: Анна Хвольсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 37 страниц)

2

Когда знаменитый русский анархист Михаил Бакунин[30]30
  Бакунин Михаил Александрович (1814–1876) – идеолог анархизма.


[Закрыть] посетил Италию, он заехал и в провинцию Романья, известную своими бунтами и восстаниями. Там народ держал в руках ножи и ружья не реже, чем серпы и плуги. Поэтому провозвестника революции и нового социального порядка встретили восторженно. Особенно бурно аплодировал русскому гостю крепко сбитый, черноволосый малый с солдатскими усами и огромными ручищами, который кричал «Браво!» почище поклонников оперного тенора в «Ла Скала». На вопрос Бакунина, кто этот славный итальянец, ему ответили: «Местный кузнец Алессандро Муссолини».

Не очень-то разбираясь в идеях Бакунина, но вдохновленный его намерениями разрушить старый мир, Алессандро Муссолини смешал анархизм с антиклерикализмом, добавил начатки социализма и создал в родной деревне ячейку Первого Интернационала. Полиция не замедлила вмешаться: кузнеца-революционера обвинили в «склонности к бандитизму, а также в хранении оружия в целях подрывной деятельности» и на полгода упрятали за решетку. Тюремный университет только увеличил революционный пыл Алессандро Муссолини. Школу он не кончил, но начал писать политические статьи, где бакунинских цитат было больше, чем собственных мыслей. Особую страсть деревенский кузнец-самоучка питал к политическим дебатам, на которые к нему собирались все, кто считал, что понимает толк в политике, и умел выпить! Без крепкого вина какие могут быть дебаты!

В 1882 году двадцатисемилетний Алессандро Муссолини женился на двадцатитрехлетней сельской учительнице Розе Мальтони. Как и он, Роза была крепко сбита и такая же черноволосая. На смуглом лице сверкали глубоко посаженные глаза. Ее не портила даже квадратная челюсть, которую унаследовал от нее старший сын. Сильная и решительная, синьора Муссолини не верила в политику. Она верила в Бога. Алессандро повесил на почетное место портрет Гарибальди[31]31
  Гарибальди Джузеппе (1807–1882) – национальный герой Италии, вождь народно-освободительного движения за независимость Италии.


[Закрыть], а Роза – икону святой Девы Марии.

Старший сын родился 29 июля 1883 года в два часа пополудни, под звон деревенских колоколов: было воскресенье. Отец дал ему три имени: Бенито – в честь мексиканского революционера, а Амилькаре и Андреа – в честь итальянских революционеров. Мать новорожденного Бенито Амилькаре Андреа согласилась с революционными именами, но при условии, что ее первенца будут крестить в той же церкви, где они с Алессандро венчались.

Отец Бенито водил его в кузницу и в таверну, где собирались местные социалисты. «Не верь священникам и богачам, – учил сына отец-атеист и бедняк, – они нарочно болтают, что все социалисты – фантазеры, и что они только хотят ограбить других, и что всех их надо посадить в тюрьму и повесить…». Отец любил читать сыну политические книги, из которых тот не понимал ни слова. А мать водила Бенито в церковь.

Церковь Бенито любил за гнетущее величие, таинство ритуала и символику украшений, но свечи и звуки органа нагоняли на него необъяснимую тоску, а от запаха ладана он однажды потерял сознание. То ли дело, когда мать велела ждать ее во дворе! Он влезал на старый дуб и со злорадным удовольствием швырял желудями в прихожан, выходивших с молитвы.

И революционному учению, и религиозной проповеди Бенито определенно предпочитал разбой. «Я был отважным молодым пиратом», – написал он позднее о себе, а друзья детства о нем говорили, что он отчаянный и мстительный хулиган, носит в кармане нож и пускает его в ход не моргнув глазом. Один раз он целый день затачивал камень, которым потом бил по голове задевшего его мальчишку, пока тот не остался лежать в луже крови.

К насилию Бенито привык с детства. Отец лупил его за непослушание чем попало – кнутом, ремнем, тяжеленными кулаками. И хотя материнскими стараниями Бенито рано научился читать, драки занимали его больше книг. Подростком он был упрямым, угрюмым и замкнутым. Бродил в одиночку по горам, по лесу, часами сидел на берегу реки и воровал рыбу из чужих сетей. У своего изголовья держал прирученную сову, и, когда просыпался среди ночи, немигающий совиный глаз его успокаивал.

Через два года после Бенито в семье Муссолини родился второй сын Арнальдо, а еще через три – дочь Эдвиге. Жили Муссолини бедно в трех комнатушках полуразвалившегося двухэтажного дома, который в деревне ехидно называли дворцом. В одной комнате размещалась начальная школа синьоры Муссолини, а во время летних каникул там был склад пшеницы, которую отец перемалывал на домашней молотилке. Дети спали на кухне. На столе не всегда бывала еда, а в печке – огонь. Занятый революционными делами, отец почти забросил кузницу, а все, что ему удавалось заработать, тратил на свою любовницу. Учительского жалованья матери не хватало. Единственное богатство в доме составляли восемь льняных простынь – приданое синьоры Муссолини, которым она гордилась.

Когда непослушному старшему сыну исполнилось девять лет, мать настояла на том, чтобы отправить его в католическую школу при монастыре. В день отъезда Бенито поссорился с приятелем и хотел его ударить, но промахнулся и угодил кулаком прямо в стену. Сидя на телеге, запряженной ослом, он плакал от боли в руке, а не оттого, что расставался с домом.

Школу и монахов Бенито сразу возненавидел. Из всех школьных предметов его занимала только история Древнего Рима. Его непрестанно наказывали за непослушание. «Муссолини, – сказал ему один монах, – твоя душа черна, как ад. Покайся в грехах, пока не поздно. Покайся, не то мы тебя выгоним».

Много лет Бенито не мог забыть, какое унижение он испытывал в школе из-за того, что был из бедной семьи. Отцовская репутация мятежника лишь ухудшала отношение к нему.

С классным наставником у Бенито тоже сразу началась война: наставник ударил его линейкой, а он швырнул в того чернильницей. Словом, по окончании второго года обучения Бенито выгнали из школы. Чуть позже его приняли в другую школу, на сей раз светскую, где директором был брат знаменитого итальянского поэта Кардуччи[32]32
  Кардуччи Джозуе (1835–1907) – итальянский поэт, лауреат Нобелевской премии (1906).


[Закрыть], но вскоре Бенито решили и оттуда исключить за поножовщину. Однако ввиду незаурядного интереса, который непокорный ученик проявлял к истории Древнего Рима, директор дал ему возможность закончить школу и получить аттестат зрелости. С этим аттестатом Бенито Муссолини стал учителем начальной школы в родной деревне, и его стали уважительно называть «учитель».

На широком бледном лице Бенито горели сверлящие черные глаза, густые брови и черные усы придавали ему мужественный вид, а небрежно повязанный черный галстук и широкополая черная шляпа довершали облик ученого человека. Муссолини нравилось считать себя поэтом и революционером. Но к революции этот доморощенный, как и его отец, социалист все-таки был куда как ближе, чем к поэзии, хотя он и увлекся декламацией и читал во весь голос лирические и патриотические стихи Кардуччи. А вскоре состоялось и его первое публичное выступление. Директор школы попросил Бенито сказать речь на вечере в память недавно скончавшегося Джузеппе Верди[33]33
  Верди Джузеппе (1813–1901) – итальянский композитор.


[Закрыть], которого оплакивала вся Италия. Готовясь к выступлению, Бенито запер дверь в свою комнату и начал громко читать написанный текст, пока перепуганная мать не спросила через дверь: «Сынок, что с тобой? Ты что, с ума сошел?»

– Совсем нет. Даже наоборот, – ответил Бенито. – Наступит день, когда я удивлю весь мир и передо мной будет дрожать вся Италия, ты уж поверь мне.

На вечере, посвященном Верди, молодой Муссолини, поднявшись на трибуну, говорил не столько о таланте великого итальянского композитора, сколько о его политической деятельности, об участии в первом правительстве нового итальянского королевства и о борьбе покойного за улучшение условий жизни низших слоев общества. Бенито Муссолини осудил объединение нации, которое, по его словам, породило буржуазное государство во главе с корыстолюбивым правящим классом, тогда как Италии нужна революция.

На следующий день официальный орган итальянской социалистической партии ежедневная газета «Аванти!»[34]34
  «Аванти» (итал.) – «Вперед».


[Закрыть] опубликовала короткую заметку своего корреспондента из провинции: «Вчера в городском театре учитель товарищ Муссолини произнес речь в память о Верди, встреченную бурными аплодисментами».

Так 2 февраля 1901 года в печати впервые появилось имя Бенито Муссолини.

Отец мог гордиться старшим сыном, которому в канун 1 Мая доверили выкопать из подвала металлический ящик со спрятанным от полиции огромным красным знаменем. Теперь Бенито на равных спорил о политике с отцовскими дружками, а им было все труднее возражать на красноречивые доводы сына кузнеца. Кстати, сам кузнец, воспитавший в сыне любовь к пролетариату и ненависть к буржуазии, стал уже содержателем постоялого двора, а потом и городским головой, что не мешало его первенцу называть себя «сыном бедняка».

Любовные похождения молодого Бенито были не совсем обычными. Еще школьником он посещал местный бордель и влюбился в проститутку. По всей вероятности, в борделе он и заразился сифилисом. Потом внимание Муссолини привлекла «бедная, но хорошо сложенная» Вирджиния, с которой он познакомился на танцах. Он подробно описал, как изнасиловал «бедную девушку», которая рыдала и укоряла его за то, что он опорочил ее честь. «Может, и опорочил, – заметил Муссолини, – да честь-то не больно велика». Потом синьор учитель нашел себе хорошенькую крестьянку двадцати лет, с которой «делал все что хотел» да еще и нещадно бил. Однажды из ревности он даже пырнул ее ножом в бедро.

Педагогическая карьера синьора учителя прервалась через четыре месяца после того, как началась: в июле 1902 года он без гроша в кармане, но с кривым арабским ножом за поясом и с латунным медальоном с профилем Карла Маркса на шее пересек на поезде швейцарскую границу. Из Лозанны он написал родителям, что нашел хорошую работу.

На самом деле Бенито Муссолини, которому через три недели должно было исполниться восемнадцать лет, просто-напросто сбежал от призыва в армию.

3

Вдохновителями итальянского социализма были Андреа Коста[35]35
  Коста Андреа (1851–1910) – основатель итальянской социалистической партии.


[Закрыть] (в честь которого назвали Бенито Муссолини) и Филиппо Турати[36]36
  Турати Филиппо (1857–1932) – один из руководителей итальянской социалистической партии.


[Закрыть]. Они сумели увлечь за собой десятки тысяч рабочих индустриального севера страны, прежде всего Турина и Милана.

Но кроме социализма Косту и Турати связывала русская еврейка Анна Кулишова[37]37
  Кулишова Анна (1853–1925) – одна из руководителей итальянской социалистической партии.


[Закрыть], урожденная Розенштейн. Народница, она бежала от царской полиции в Швейцарию, где изучала медицину, перестала быть народницей и стала марксисткой. В Женеве она встретила красавца Андреа Косту, сошлась с ним и родила от него дочь. Вскоре они расстались, и Кулишова почти сразу же стала любовницей Филиппо Турати, с которым она и прожила почти сорок лет.

Социалистические убеждения, распространяясь по Италии, захватывали и рабочих, и средний класс. В 1892 году в Милане была основана итальянская рабочая партия, в которую в первый же год вступили сто двадцать тысяч человек. Как сказал Турати: «Каждый, кто не был бездельником, стал социалистом». «Даже я, – призналась позднее Маргарита, – пятнадцатилетняя девушка, жившая в обеспеченной семье клерикально-консервативного толка, стала социалисткой. Это был социализм, направленный против меркантильных интересов общества»[38]38
  «Даже я… меркантильных интересов общества» – Маргарита Царфатти, «Жизнь Бенито Муссолини» (англ.), «Торнтон Баттеруорт», Лондон, 1926, стр. 155 (все последующие цитаты М. Царфатти из этой книги).


[Закрыть].

К тому времени, когда Маргарита встретила своего профессора из Флоренции, рабочая партия уже была переименована в социалистическую, а ее руководящий центр находился в миланских апартаментах Кулишовой и Турати, основавших партийный журнал «Социальная критика». Анна Кулишова возглавила борьбу за права женщин, вдохновив своим примером многих итальянок, увлеченных социализмом. Среди них оказалась и Маргарита Грассини.

Маргарита писала, что Кулишова была «романтической и завораживающей личностью. Она стала позднее душой итальянского социализма и оказала огромное, хоть и скрытое, влияние на жизнь страны…»[39]39
  …«романтической и завораживающей… жизнь страны…» – там же, стр. 20, 170–171.


[Закрыть].

Маргарита читала книги по политэкономии и теории социализма и, как она говорила, уверовала в социализм, потому что для нее в нем объединились идеалы с философскими обоснованиями, и он стал разновидностью «гуманной религии». Воспитанная на романтизме, Маргарита подсознательно уходила от грубой материалистической основы социализма и видела в нем не только орудие борьбы против всеобщей несправедливости, но и духовное начало.

В тот год, когда Маргарита переписывалась с флорентийским профессором, она, как-то выходя из театра, встретила Чезаре Царфатти – молодого адвоката, приходившегося ей каким-то дальним родственником. Он был старше Маргариты на четырнадцать лет, родился тоже в Венеции в еврейской семье, где было тринадцать детей, и, судя по фамилии[40]40
  …судя по фамилии… – фамилия Царфатти происходит от Царфат (ивр.) – Франция.


[Закрыть], семья происходила из Франции, откуда в начале четырнадцатого столетия евреи бежали в Италию от преследований короля Филиппа IV. Многие предки Чезаре были раввинами, а один – Иосеф бен Шмуэль Царфатти, живший в начале шестнадцатого века, – еще и настолько выдающимся врачом, что по особому постановлению венецианского Сената его освободили от унизительной обязанности носить желтую шляпу. Отец Чезаре был адвокатом, представлявшим в Венеции английские торговые компании. Чезаре тоже окончил юридический факультет Падуанского университета, на котором учились дед и отец Маргариты.

Синьор Грассини, сопровождавший дочь в тот вечер, когда она встретила Чезаре Царфатти, косо посмотрел на молодого адвоката, который после оживленной беседы с Маргаритой галантно поцеловал ей руку и пообещал вскоре нанести визит.

Чезаре Царфатти был высоким, склонным к полноте жгучим брюнетом с высоким лбом, черными глазами и пышными усами. Его округлое лицо дышало спокойствием и уравновешенностью, а доброта и тонкий юмор выгодно отличали его от других Маргаритиных кавалеров.

Маргарита была польщена вниманием Чезаре Царфатти. К тому же, не в пример флорентийскому профессору, он отнесся к ней как к равной, не пытался ни учить ее, ни менять ее взгляды. Чезаре же был очарован красотой и умом Маргариты. Ради нее он был готов изменить свои взгляды.

В юности Чезаре был крайне правым монархистом, потом поддерживал партию, предлагавшую умеренные социальные реформы, а ко времени встречи с Маргаритой присоединился к республиканской партии, которая проповедовала антимонархические идеи. Маргарита заявила, что никогда не выйдет замуж за человека, который не социалист, и Чезаре согласился стать социалистом. Маргарита усмотрела в такой податливости залог того, что с ним она обретет свободу и вопреки нормам, принятым в тогдашнем высшем свете, сможет бороться не только за идеалы социализма, но и за полное равноправие женщин.

Амедео Грассини категорически воспротивился браку дочери с Чезаре Царфатти: она еще слишком молода, да и разница в возрасте шокирующая. А карьера адвоката Царфатти – совсем не то, что синьор Грассини прочил для будущего мужа Маргариты. Когда же синьор Грассини узнал, что Чезаре – сторонник социализма, он и от дома ему отказал. Маргарита начала встречаться с Чезаре у своей старшей, уже замужней сестры.

Через три года Маргарите исполнилось восемнадцать лет, она стала совершеннолетней и заявила, что выходит замуж за Чезаре Царфатти с отцовским благословением или без него. Амедео Грассини еще продолжал упорствовать, но по настоянию жены согласился на этот брак и дал щедрое приданое в 200 тысяч лир. Он чуть ли не на коленях умолял Маргариту, чтобы у нее была «хупа»[41]41
  Хупа (ивр.) – букв. укрепленный на четырех шестах бархатный балдахин; религиозная церемония бракосочетания.


[Закрыть]. Но Маргарита не согласилась. Бедный синьор Грассини нашел утешение хоть в том, что Маргарита согласилась выйти замуж, а не начала просто жить с Чезаре Царфатти, как большинство просоциалистически настроенных пар, считавших брак пережитком буржуазного общества, поддерживающим женское бесправие.

Маргарита Грассини и Чезаре Царфатти поженились в 1898 году. Свадьба состоялась во дворце семьи Грассини, куда Маргарита уже никогда больше не вернулась.

Медовый месяц молодожены провели в Швейцарии и во Франции. Обожавшая горные прогулки, Маргарита упорно тащила за собой своего не слишком спортивного мужа, подтрунивая над его одышкой. В Париже она с легкостью поднялась пешком на Эйфелеву башню, а Чезаре поехал на лифте. Они проводили много часов в галереях Монмартра, где Маргарита впервые увидела оригиналы Сезанна[42]42
  Сезанн Поль (1839–1906) – французский художник.


[Закрыть], открыла для себя Тулуз-Лотрека[43]43
  Тулуз-Лотрек Анри (1864–1901) – французский художник.


[Закрыть] и купила серию его литографий, в которых Лотрек обессмертил парижских проституток. Этими литографиями Маргарита дорожила всю жизнь и говорила, что она была первой в Италии, кто оценил Лотрека.

Вернувшись в Венецию, молодожены поселились недалеко от собора Св. Марка в доме, который им подарил синьор Грассини. У Чезаре была своя адвокатская контора. Постепенно он приобрел репутацию блестящего защитника и талантливого оратора, чему немало способствовал его бархатный баритон.

В конце девятнадцатого столетия, когда среднее жалованье в Италии составляло менее тысячи лир в год, а хорошее место в театре стоило одну лиру, Маргарита с мужем роскошно жили на его доходы. Поэтому Чезаре мог позволить себе брать дела преимущественно знакомых социалистов, которые платили ему символическую сумму, а то и вовсе не платили. Чезаре надеялся, что такой подбор клиентов обеспечит ему поддержку социалистической партии, когда он решит баллотироваться в парламент. Супруги Царфатти вступили в местную социалистическую ячейку, а вскоре и возглавили ее. С Чезаре рука об руку работал его старый друг и коллега Элиа Мусатти, тоже родившийся в еврейской семье, но отец Элиа, который был в прошлом партнером отца Маргариты, отрекся от сына, когда тот стал социалистом. Элиа Мусатти основал еженедельную газету «Новое столетие», постоянными авторами которой стали Маргарита и Чезаре. Большинство Маргаритиных статей было об изящных искусствах, хотя попадались и статьи на злобу дня. Она стала профессиональным критиком.

Правительство обратило внимание на политическую неблагонадежность адвоката Царфатти, и он попал под полицейский надзор. А городские власти Венеции, признавая за Чезаре репутацию одного из лучших адвокатов, сочли его, к ужасу отца Маргариты, «опасным человеком, оппортунистом без всяких убеждений, движимым одним только желанием занять высокий пост».

Но никакие неприятности Чезаре не могли сравниться с тем горем, которое постигло Маргариту. В возрасте пятидесяти лет неожиданно скончалась ее мать, будучи в отъезде. Когда гроб с телом прибыл на железнодорожную станцию, вместе с семьей Маргариты его встречали мэр города, начальник полиции, раввины и многие деловые партнеры Амедео Грассини. Целый флот гондол провожал похоронную баржу на еврейское кладбище в Лидо где семью Грассини уже ожидала большая толпа.

Городские газеты опубликовали некрологи. В еврейской газете выражалось соболезнование Амедео Грассини, его детям и двум его зятьям. Третий – Чезаре Царфатти – вообще не был упомянут из-за своей социалистической деятельности.

* * *

Маргарита еще была в трауре по матери, когда в мае 1900 года у нее родился первый ребенок. Сына назвали Роберто. Он унаследовал от матери медный цвет волос и серо-зеленые глаза. «Бог дал – Бог взял» была первая мысль Маргариты. Бог взял у нее мать и дал ей сына.

На соборной колокольне зазвонили колокола.

Маргарита переоделась к ужину и по дороге в столовую зашла в детскую. Она отослала взятую из деревни кормилицу Марию и стала всматриваться в сморщенное личико утонувшего в кружевах малыша, которого она так долго вынашивала. Маргарита машинально погладила живот, он снова был плоским.

– Роберто! Сынок! Ты меня слышишь? Это – мама. Твоя мама.

Маргарита взяла его на руки и стала укачивать. Когда он подрастет, он будет красивым. Ребенок заплакал. Вдруг она почувствовала что-то мокрое. Ой, новое платье! Портниха только вчера его принесла.

– Мария! Мария!

Вбежавшая на крик кормилица забрала ребенка.

* * *

В Венеции супруги Царфатти, изгнанные из местного высшего света за связи с социалистами, встречались с товарищами по партии, с художниками, писателями, включая знаменитого Габриэля Д’Аннунцио, который был другом детства Чезаре и которого Маргарита просто боготворила.

Д’Аннунцио уже более двух десятилетий боролся против буржуазной морали и был одним из самых популярных итальянских писателей за границей. А в Италии у него была скандальная репутация из-за его бесконечных романов со знаменитыми актрисами, а главное – из-за подробных описаний любовных сцен в его книгах и пьесах, где ницшеанские сверхчеловеки соседствовали с великосветскими куртизанками. Сам же писатель – маленький, тщедушный, с лысым черепом и смешной эспаньолкой – никак не походил на сверхчеловека. Жил он в вилле, где была звуконепроницаемая «комната для размышлений», заваленная красными подушками. Д’Аннунцио носил шелковое белье, крылатку с меховым воротником или, в особо приподнятом состоянии духа, монашескую рясу. На улицу выходил с зеленым солнечным зонтиком или с фиолетовым на случай дождя. Он любил кичиться тем, что презирает материальные блага, даже чек не умеет выписать и банкам предпочитает тайники. Сад Д’Аннунцио был полон алых роз. Он часто дарил их Маргарите.

Маргарита продолжала писать статьи по искусству, пропагандировать социализм и бороться за права женщин. Ребенок ей не был помехой, за ним ухаживали кормилица и няньки. Однажды знакомые увидели, что она стоит на столе у входа в модное кафе на площади Св. Марка и произносит речь перед собравшейся толпой, а маленький Роберто весело кивает головкой, сидя в коляске у ее ног.

В 1900 году итальянский анархист застрелил короля Умберто. Он отомстил ему за бойню, устроенную полицией в Милане при разгоне рабочей демонстрации. Народ в страхе ждал тяжелых репрессий. Но правительство их не предприняло, опасаясь гражданской войны. Вся страна оплакивала убитого короля, несмотря на его крутой нрав и железный кулак. Новый король, тридцатилетний Витторио Эммануэль III[44]44
  Витторио Эммануэль III (1869–1947) – король Италии.


[Закрыть] поразил народ заявлением, что он гарантирует гражданские права всем итальянцам без исключения. В воздухе повеяло свободой. Казалось, начинается эпоха либерализма.

Маргарита и Чезаре радовались наступающим переменам, но при всей любви к доброй, старой Венеции им было ясно, что в этой глубокой провинции нечего делать ни Маргарите с ее журналистикой, ни Чезаре с его политическими амбициями. Венеция – это их прошлое. Будущее ждет их в Милане. Туда они и переехали в конце 1902 года вскоре после рождения второго сына, которого назвали Амедео Джозуе Джованни Перси в честь отца Маргариты и ее любимых поэтов Кардуччи, Пасколи[45]45
  Пасколи Джованни (1855–1912) – итальянский поэт.


[Закрыть] и Шелли.

* * *

В Милане супруги Царфатти поселились в богемном квартале, где можно было встретить кого угодно, особенно художников-авангардистов.

В то время в промышленный Милан с полумиллионным населением тянулись тысячи рабочих в поисках работы на текстильных фабриках и металлургических заводах. Поэтому Милан стал центром социалистической партии.

Дымящие заводы располагались на окраинах города, а в центре сохранялся аромат старины. Старые дома, старые улицы, старые отели, еще помнившие Стендаля[46]46
  Стендаль (Мари Анри Бейль, 1783–1842) – французский писатель.


[Закрыть], старые рестораны со сверкающими бронзовыми светильниками и с креслами, обитыми красным бархатом.

Многие дома и здание знаменитой оперы «Ла Скала» были построены в неоклассическом стиле восемнадцатого века. На тихих, тенистых улицах с ухоженными садами можно было увидеть дома и в стиле рококо. В них жила старинная аристократия. А церкви были построены еще в эпоху Возрождения.

Современность теснила старину велосипедами, желтыми трамваями и красными такси, а также высокими, черными автомобилями с латунными рожками. В таких авто сидели дамы в дорогих шубах с приколотым букетиком пармских фиалок и деловые синьоры в жестких воротничках, с бородами и баками.

А теснимая старина была представлена извозчиками и собственными каретами с важно восседавшими на козлах кучерами в цилиндрах с черной кожаной кокардой на боку. В полдень они стояли у модных магазинов, дожидаясь, когда закончат делать покупки их госпожи, мужья которых тем временем сидели в старинном городском клубе «Юнионе», где за прохладительными напитками можно в свое удовольствие порассуждать о политике. Главным образом о кучке бунтарей, которые настраивают бедных рабочих против хозяев, полиции и чуть ли не готовят, помилуй Бог, революцию. «К чему мы придем? Чем все это кончится?» – возмущались почтенные синьоры.

Родовая аристократия еще сохраняла привязанность к Австрийской империи, в которую кроме Венгрии, Богемии, Хорватии и Галиции когда-то входила Италия. Поэтому аристократы отдыхали на водах в Карлсбаде или Мариенбаде, а охотились в Венгрии и Хорватии. От их воротничков и манжет, от их галстуков и «виргинских» сигар, которые любил император Франц-Иосиф[47]47
  Франц-Иосиф I (1830–1916) – император Австро-Венгрии (1848–1916).


[Закрыть], от их манеры ухаживать за дамами, от всего их облика веяло чем-то венским. Но их вторым языком был французский, а не немецкий.

Богатые промышленники начинали затмевать родовую аристократию, и скрепя сердце аристократы выдавали своих дочерей («До чего мы дожили!») за нуворишей[48]48
  Нувориш (фр.) – новый богач.


[Закрыть].

А нувориши, которых приданое не интересовало, мечтали жениться на девушках благородного звания. Девушки привносили в свои новые семьи аристократические привычки и обучали детей хорошим манерам.

Самыми влиятельными были нувориши, которые разбогатели на хлопке.

Промышленники считали себя либералами, но на самом деле относились с большой опаской ко всяким новшествам наступающего двадцатого столетия. В отличие от аристократов они боготворили Англию, говорили по-английски, часто ездили в Лондон и одевались по английской моде у знаменитого в Милане портного Прандони. У Прандони одевался и редактор влиятельной газеты «Коррьере делла сера»[49]49
  «Коррьере делла сера» (итал.) – «Вечерний курьер».


[Закрыть]. Он просил своих журналистов одеваться тоже у этого портного, «чтобы редакция имела приличный вид».

Миланские англофилы перенимали привычки англичан: пили чай с молоком, заводили себе молчаливых дворецких, на стенах их гостиных висели гравюры с изображением сцен охоты или скачек, в мебели, в коврах, в гардинах – во всем убранстве дома не было и намека на вульгарность, которая входила в моду вместе с «арт нуво»[50]50
  Арт-нуво (фр.) – новое искусство.


[Закрыть].

Коммерция, банки и новые отрасли быстро развивающейся промышленности оказались в руках никому не известных, цепких и прижимистых деляг разных национальностей. Милан превратился в космополитический город. Главным банком в городе заправляли двое немецких евреев – Теплиц и Гольдшмидт. Немцам принадлежали многие магазины скобяных товаров и предметов домашнего обихода, а также музыкальных инструментов. Крупнейшим в городе торговцем свининой был чех. Газ доставляла в дома французская компания, ее контролеры ходили в фуражках с плоским козырьком, напоминая не то кондукторов спальных вагонов, не то пехотинцев Третьей Республики. Несколько дантистов были американцами.

Из такого Милана социалисты хотели начать победный марш к светлому будущему. Впрочем, полиция зачисляла в «социалисты» всех, кто называл себя радикалом, демократом, позитивистом, прогрессистом, масоном, материалистом, атеистом, а заодно и непризнанных писателей, голодных журналистов, не имеющих клиентуры адвокатов и доморощенных политиков. Кроме небритой физиономии, неряшливого вида и широкополой шляпы всех этих «социалистов» объединяли самые невообразимые идеи, которыми были набиты их головы.