Текст книги "По ту сторону друг друга"

Автор книги: Анна Бахматова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Я сходил с ума от счастья, когда ночью, обняв её, чувствовал шевеление нашей малышки. Они обе отзывались на мои прикосновения: Женька моментально, даже не просыпаясь, разворачивалась ко мне и зарывалась носом в шею, а малышка начинала ворочаться и шевелиться. Но не пиналась, наверно, чтобы не разбудить маму....

Прости, кажется, я углубился в воспоминания о нашем счастье. Сейчас не об этом.

В общем, беременность  у нее протекала без всяких осложнений, гормоны тоже не особо беспокоили. Женька почти не капризничала, не доставала запросами "арбуз в три часа ночи, в декабре". Поэтому мы жили мирно и без душевного трепета просто готовились стать родителями. Восьмого декабря она позвонила мне на мобильный и сбросила. Всё.. Я перезвонил, она не ответила, у меня тогда был очень загруженный день на работе. Видимо, мой начальник считал, что раз уж беременная жена не выедает мне мозг чайной ложечкой, это непременно должен сделать он. Я мотался между расследованием хищения государственных средств и банальной статьей о новом директоре музея, и подумал, что перезванивать сто раз не стоит. Наверно, Женя нечаянно нажала вызов, и уже спокойно занимается своими делами.

После обеда я снова набрал ее номер, но она не ответила. Я тогда тоже не придал значения, был уверен, что она сейчас занимается какой нибудь статьей. Да и ближе к вечеру, когда она в очередной раз пропустила мой звонок, я даже не забеспокоился, потому что у нас действительно бывают такие загруженные дни, что даже в туалет некогда отойти, не то, что созвониться.

Вот когда у меня действительно пробежал холодок по спине, так это у подъезда. Ее машина стояла на месте. На том же самом месте, где она оставила ее вечером, даже колесо было вывернуто так же, как вчера. Женя с самого первого дня беременности отказалась от метро и даже в самые пиковые дни пробок не спускалась туда, потому что переживала за ребенка. Поднимаясь бегом по лестнице, я отгонял мысли о том, что раз уж моя жена осталась дома, она должна была как минимум услышать мои звонки. И как минимум перезвонить. Параллельно с этими мыслями я себя успокаивал, что в период беременности женщины жутко сонливы, моя Женька могла просто вырубиться, да так и лежать мишкой в спячке. Но чем ближе я был к дверям нашей квартиры, тем беспокойнее мне становилось.

Не увидев ее дома, я отчаянно запаниковал. Признаюсь, на минуту меня даже охватил ужас, я был в ступоре и не мог пошевелиться, решить, что делать. Или хотя бы просто поразмыслить, куда могла деться моя жена на таком сроке беременности.

Я позвонил ей на работу, где только подтвердили мои сомнения: она там сегодня не появлялась и на звонки не отвечает. После этого я сразу же набрал ее номер… Телефон лежал дома, на тумбочке у кровати. Сорок пропущенных… Я, Лара Игнатьева – ее начальница, Ира Савельева – ее коллега, и какой-то незнакомый номер. Двадцать восемь пропущенных. Когда я дозвонился, меня словно током ударили. Мужчина представился психологом. Психологом! Ватафак? Моя жена ходила к психологу? Этот хмырь не пожелал отвечать на мои вопросы, о чем они разговаривали, сославшись на врачебную этику и положил трубку. Марина, уже тогда я был в прострации, для меня открывался новый мир, в котором, как оказывается, жила моя супруга, и в который меня даже не приглашала. В этом мире было место тайнам от меня, ее мужа. Словно в бреду я прошелся по квартире и отметил, что все ее вещи на месте: одежда, пальто, сапоги, телефон, даже очки. У нее, на секундочку, минус шесть, она не видит без очков абсолютно ничего. Не видела…

Я снова позвонил этому психологу, чтобы все таки добиться от него ответа: почему он так настойчиво и много сегодня звонил? Был повод? У нее был настолько тяжелый случай, что психолог, не увидев ее на сеансе, двадцать восемь раз пытался ей дозвониться? Но он не отвечал. Черт знает что тогда происходило в моей голове. Я попытался успокоить себя, наверняка он сейчас с пациентом и ему не до телефона. Нужно было сосредоточиться на поисках жены…

В полиции тогда не особо охотно разговаривали с людьми, желавшими написать заявление о пропаже человека, если прошло менее трех суток. Их даже не подстегнул тот факт, что "пропажа" была на восьмом месяце и это крайне беспокоило её мужа. Я обзвонил все больницы, роддома и пренатальные центры. Мало ли… Приспичило раньше срока. Это было бы, кстати, единственным разумным объяснением, куда она так неожиданно и буквально в одной пижаме, исчезла. И до сих пор ей некогда мне позвонить, чтобы я не сходил с ума. Но моей жены нигде не было. Абсолютно. Я обзвонил даже морги.

Через три дня тогдашняя МИЛИЦИЯ все таки зашевелилась, развернули поиски. Начали с психолога, так как их тоже заинтересовал тот факт, что женщина, у которой в доме "по словам супруга" (да-да, они тогда особенно выделили то, что пока все только по моим словам) была полная идиллия, посещала психолога. И вот тут началось самое интересное, веселое и новое для меня. Тот урод оказался совершенно не психологом, а просто знакомым Женьки. Знакомство это длилось около полугода и, по его словам, было близким. Я рвал и метал, готов был убить этого ублюдка. Только не за тот факт, что он спал с моей женой, а за тот, что врал! Мои доводы и мысли могут показаться банальным самоубеждением мужа, который отказывается верить в то, что ему наставили рога, но… Я знал Женю, как свои пять пальцев. Она была преданным человеком. Она потому и друзьями не обзаводилась, что жила под девизом "или всё, или ничего!". Ей не нужна была дружба, которая не до гроба.  И не нужна была любовь, которая не моногамна. Если бы она заинтересовалась кем-то другим, она бы разлюбила меня. Вернее, нет, не так! Она бы заинтересовалась кем-то другим, если  бы разлюбила меня! Но предварительно она собрала бы чемоданы, и всё мне честно сказав, ушла. Она не умела быть "наполовину". Она жила своей любовью и презирала предательство. И тем более не совершила бы это, будучи беременной, нося под сердцем ребенка.

Я пришел в себя, когда лежал на полу в наручниках. Меня бросили в камеру, и только ближе к вечеру выяснилось, что узнав подробности, я бросился на эту тварь с кулаками, начал крушить мебель в кабинете следователя и орал, что убью его. Само собой разумеется, я автоматически записал себя в первые подозреваемые. Неуравновешенный рогоносец. Скорее всего пришил женушку, закопал в лесочке, и теперь строит из себя убитого горем мужа.  Или еще, как вариант, сам не помнит, как убил в приступе ярости, и куда дел труп. Вот теперь на стены и лезет. Честно говоря, я и сам тогда об этом подумал – ведь я совершенно не помнил момента нападения на этого ублюдка.

Для меня начался ад. Мой разум всячески рвался из этой клетки, мне нужно было куда-то бежать, что-то делать. Пусть мои действия ни на йоту не приблизили бы следствие к разгадке, но я не мог просто сидеть и изводить себя мыслями: где же моя жена, что с ней могло случиться? Вдруг какой нибудь маньяк сейчас издевается над ней? Или ее убили. Или она в роддоме уже кормит нашу малышку и просто не может до меня дозвониться… А я просто сижу здесь! Сижу! И ни хера не делаю!

Через неделю не изменилось ничего. Её не нашли, я продолжал сидеть в СИЗО потому что мне все таки выдвинули обвинения. Я видел ее последним, мотив у меня был (в виде любовника), возможность тоже. Адвокат не особо чесался и я ещё месяц провел в этом аду, пока мои коллеги не скинулись и не прислали мне нормального защитника. Он быстро меня вытащил, и я сменил ад в клетке на ад в мире без неё.

Абсолютно никакие поиски не давали абсолютно ничего. Я бился как рыба головой об лёд. Ноль. Безрезультатно. Она просто исчезла. Ни следов, ни контактов. Мудила, который представился ее любовником, куда-то пропал, номер недоступен, дома его нет. Где ещё его искать я не представлял, а ведь он по сути был единственной ниточкой.

Тошнило от одной мысли, что Женька могла сбежать с ним. Ведь выходило, что весь наш мир, вся наша жизнь, в которой я был абсолютно уверен, оказалась не более, чем замком из песка. А мой разум отказывался с этим мириться.

Через месяц тоже ничего не изменилось…  Я доставал следователя ежедневными звонками, но всегда получал один и тот же ответ:

– Мы занимаемся Вашим делом, Владислав Игоревич, наберитесь терпения. Я понимаю, как Вам тяжело…

И бла… бла… бла…

Прошёл год. Всё оставалось без изменений. Следствие застопорилось, следователь сменился. Потом сменился ещё один. Потом ещё один год сменил другой.

Бурая листва за окном сменялась снегом, а я медленно, день за днём, умирал. Я опустил руки. Я больше не хотел её искать. Я её похоронил. Через год её "похоронил"  и суд. Её признали умершей по истечении пяти лет, и я умер окончательно. Уволился с работы, просто лежал и пялился в потолок целыми сутками. В запой уходить не было моральных сил, физических тоже. Моё тело совершенно меня не слушалось и отказывалось порой подняться даже в туалет. Я ненавидел себя. Я себя презирал.

Я потерял любовь всей своей жизни, я дал еще не рожденному ребенку умереть. Я действительно уже не сомневался в том, что Женьки и малышки нет в живых. Я это чувствовал. И еще чувствовал, что всё это моя вина. Что я за мужчина? Муж? Отец? Который не уберег своих девочек…

***

Дамы и господа, наш самолет заходит на посадку. Просим вас занять свои места и пристегнуть ремни безопасности. В Санкт-Петербурге сегодня солнечно и удивительно тепло для конца марта! Семь градусов выше нуля. Спасибо, что воспользовались услугами наших авиалиний.

 Красивые, длинные смуглые пальцы с ярким маникюром неподвижно лежали поверх мужской ладони. На их кончики капали слёзы. Вернее было бы сказать "лились", и лились они с моего лица. На мои пальцы. Я пришла в себя и поняла, что держу за руку Влада, мы в самолете, только что приземлились в Петербурге и только что мужчина, сидящий рядом, вывернул мою душу наизнанку и хорошенько её выбил. Вытрусил всю лишнюю пыль, оседающую годами: безразличие к чужой боли, пафос, показуху. Всё это, присущее  бОльшей части нашего общества и мне в частности, было сейчас мне настолько противно.. Хотелось отмыться, забыться и больше никогда не возвращаться к своим старым мировоззрениям.

Чего стоят квадратные метры на Невском или Вилла в Испании, когда пропадает бесследно часть твоей жизни? Какое место можно подтереть выпиской из банковского счета, когда год за годом ни за какие деньги никто не может тебе сказать, где твой ребенок? За каким хером тебе Iphone последней модели , если на его экране больше никогда не высветится входящий вызов от единственного важного контакта? Ответ верный. Всё – пыль.

Для Влада пылью уже стали и воспоминания о Жене.

– Я не помню её голос, – он смотрел мне в глаза и забивал последний гвоздь на крышке моего гроба. Это становилось невыносимым.

– Слушай сейчас мой,  – я поднялась и потянула его за руку, заставляя встать тоже. – Сейчас ты поможешь мне вытащить ручную кладь, затем мы заберем багаж и едем ко мне домой. Там мы вместе напьемся и поедем гулять, неважно куда, мы просто проведем самую веселую ночь за последние несколько лет что в твоей, что в моей жизни. Как тебе такое предложение?

– Я обеими руками "за"! – он лучисто улыбнулся и вмиг преобразился. Превратился снова в того самого мальчонку, которого я встретила несколько часов назад в зоне вылета.

Бим встретил радостными воплями и страстными поцелуями. Меня. Моего гостя он наградил подозрительным взглядом, как мне показалось, в котором читался даже намёк на ревность. Правда, его настороженности хватило на сотую долю секунды. Стоило Владу взять его на руки, как Бим принялся яростно и не без удовольствия лизать его щёки.

– Тише, парень, я – гетеросексуал, – новый друг отпустил Бима и эта продажная пушистая тушка помчалась в кухню,  то и дело оборачиваясь, явно зазывая за собой. Естественно, чтобы покормили.

– Что же, моей собаке ты понравился, будем считать, что пить с тобой можно.

Я бросила рюкзак на банкетку, чемодан определила рядом, переобулась в тапочки, дала мужскую пару Владу, и пригласила в кухню. По тому, с какой подозрительностью он рассматривал свои ноги в чужих тапках, я поняла, какой вопрос вертится у него на языке.

– Нет, мужчины у меня гостят не часто. Но тапочки для гостей в доме должны быть обязательно, и мужские, и женские. Это с самого детства мне прививала еще мама. У меня в шкафу еще пара-тройка пар, так что не изумляйся так.

– Вы с родителями часто принимали гостей?

– Мои мама и папа были очень компанейскими людьми,  – я жестом пригласила Влада в кухню и по пути продолжила рассказ, –  в нашем доме постоянно собиралась тусовка профессоров. Мама преподавала экономику в вузе, папа – английский язык. Можешь себе представить, какие баталии частенько звучали на нашей кухне. Мне всегда было жутко скучно, но, английский язык я выучила уже в детстве благодаря тому, что папины коллеги любили поболтать между собой, переходя именно на иностранный язык, намеренно ставя маминых друзей в неловкое положение. А еще говорят, педагоги – интеллигенты. Вино, коньяк, текила?

– Текила.

– Я, пожалуй, выпью вина.

– Твои родители живы? – он поднялся и помог открыть мне бутылку.

– Нет, –  я покачала головой и достала бокалы. – Они летели на том злосчастном рейсе из Шарм-Эль-Шейха  в  Санкт-Петербург в 2015-м.

– Прости…

– Никогда не была в Египте. И никогда в жизни туда не полечу. Прошло два года, а у меня до сих пор перед глазами последнее смс от мамы "Через час вылетаем. Очень тебя любим. Мы так счастливы! Спасибо тебе, родная, за этот подарок". Подарок, мать твою, – я разлила напитки и нервно поставила бутылки на стол, – Я подарила им путевки на сорок вторую годовщину свадьбы. Они каждый день звонили мне и хихикали, как молодожены от радости, им было там так весело. Они, как и вся советская интеллигенция, никогда не были за границей. И,  ты удивишься, эта страна на них так положительно повлияла. Они на две недели отпуска забыли про всю свою серьезность, деловитость. Веселились, как дети, знакомились с молодежью, ходили на дискотеки, летали на параплане. Мне казалось, что они проводят не сорок второй совместный отпуск, а медовый месяц – так звенели их голоса.

Влад махом выпил текилу, закусив лаймом.

Спасибо соседке, забила холодильник до отказа перед моим приездом, можно пить сколько влезет и не задумываться о закусках.

Я нарезала сыр и салат, а Влад задумчиво рассуждал:

– Твои родители сейчас в лучшем мире, Марина. Тем более, ты говоришь, они так любили друг друга. Они теперь навсегда вместе… Они венчались?

– Нет. – Я поставила перед ним тарелку с нарезками, – Они не венчались и, как и я, были атеистами. Нет никакого "лучшего мира", Бога и жизни после смерти. После смерти есть только надгробная плита и воспоминания о человеке. Это точка зрения моей семьи.

– Ты никогда не верила в Бога? – спросил он, наливая себе еще.

– Верила. Давно, в детстве. А потом умер мой семимесячный брат, и  вся вера улетучилась. Он тяжело болел, врожденное заболевание, дети с таким не доживают до года, как правило. Соседские бабульки много говорили о кресте, что достался нашей семье, что Сережка – ангел, который сейчас в другом мире, где ему лучше. Что этот ребенок был послан нам Богом, чтобы ценой своей жизни открыть многим глаза и сердце. Я ради приличия кивала головой, но даже в свои пять лет я прекрасно понимала, что всё это – ересь. Нет никакого Бога.  А если и есть… Если и есть тот Бог, который заставляет взрослых бухариков что-то там понять ценой жизни и адских страданий маленького, ни в чём не повинного создания, тот этот ваш Бог просто чёртов извращенец. Не должна мать выть волком, держа на руках бездыханное тело своего младенца. Не должен отец умирать морально, каждый раз смотря в несчастные глаза своей женщины, осознавая собственное бессилие перед болезнью их малыша, ведь от неё он не может уберечь. Это просто жизнь. Сраная жизнь, в которой умирают младенцы, а преступники разгуливают на свободе, насилуя и убивая. Сраная жизнь, в которой ребенок семь месяцев своей маленькой жизни провел привязанным к кроватке, чтобы не сбить катетер с капельницами. А после этого все равно умер, хоть так мужественно и сражался за свою жизнь. Он просто умер. Его больше нет. Ни в этом мире, ни в каком-то другом, "лучшем". Он не стал ангелом. Он стал просто воспоминанием своей семьи. И от этого просто тошно. А чтобы было не так тошно, люди придумали и Бога, и Рай, и глупые оправдания в виде миссии страдающих детей и то, что после смерти мы все будем вместе.

– Сильно… – Влад смотрел в мои глаза не отрываясь и вроде над чем-то размышлял, – Только с чего ты вообще взяла, что это это от Бога? Ты забыла о противоположной силе? Войны, голод, болезни.. Это всё явные козни другого парня, того ещё извращенца. Знаешь, меня спасла только вера. Если бы тогда, десять лет назад, я был бы настолько пропитан цинизмом и думал так, как ты сейчас, … Я бы просто сошел с ума. Может быть, я не достаточно силён, как твои родители, и не смог пережить потерю своего ребенка, смотря на мир… Рационально…

– Ты не слабее, Влад. Просто у моих родителей была я, и они были друг у друга. А ты потерял в один день абсолютно всё… И мои родители имели возможность похоронить своё дитя. А ты до сих пор не знаешь, живы ли твоя жена и дочь? Масштабы трагедии в каждой семье свои. Даже любовь. Любовь людей друг к другу всегда имеет разную силу, разную гамму красок. Никто не знает, что помогло бы моей семье пережить горе утраты твоих масштабов. И ещё, я искренне уважаю чужую веру. Если людям легче с ней жить –  почему нет? Почему не верить? Просто я не верю. Это моя точка зрения, я никому её не навязываю, да и не имею на это права.

– Религия, как и политика. Говорить, рассуждать и спорить можно долго… Только зачем? Давай лучше напьёмся, как и планировали.

– Аминь.

***

Ближе к десяти часам вечера мы были уже так пьяны и веселы, что оставаться дома было просто недопустимо. Наши души требовали простора, наши задницы – приключений, и мы отправились гулять по Петербургу.

Мы шатались от бара к бару, забредая внутрь, чтобы выпить ещё и ни в коем случае не отрезветь. Почему-то сегодня мы оба категорически не хотели сохранять светлость ума, и потому накидывались, как те же школьники на выпускном – не зная меры, или просто её игнорируя. Как результат, мы сами не помня, как, оказались у какого-то ночного клуба.

– Пойдем, встряхнём свой песочек! – подталкивая меня к дверям, кричал мне на ухо Влад. Кричал, потому что даже на улице стоял дикий грохот.

– А наш песочек после двух литров текилы и четырёх литров вина не взбунтуется?

– Трусиха! – он обошёл меня, открыл дверь и настойчивым жестом потребовал, чтобы я вошла… Да и к чёрту всё. У меня ещё есть пара дней перед работой, чтобы прийти в себя после этой ночки.

Мы так отчаянно танцевали до четырех утра, что я подвернула ногу. Из клуба я выползала, прихрамывая и опираясь на Влада. Как умудрялся ползти он после лошадиной дозы алкоголя и такой хромой ношей, даже не догадываюсь. Мой пьяный кавалер вызвал такси, причём так искусно, что оператор даже поняла, какой адрес он ей диктовал. Я не разобрала ни слова. То ли он лыка не вязал, то ли я уже ничего не соображала. Так или иначе, но через пятнадцать минут нас забрала машина и доставила к моему подъезду. Влад помахал мне ручкой.

– А я к себе. Если ты не против, чемодан заберу завтра.

– Не против, я завтра еще дома.

– Я тоже. Добрых снов, и веди себя хорошо!

Я махнула ручкой в ответ и медленно поплелась к себе. Мог бы конечно проводить и до двери, но видимо он уже и сам сомневался в своей кондиции, так что пусть лучше едет домой и поскорее добирается до постели.

С замком я возилась долго, сосредоточенно сопя, и не менее сосредоточенно матерясь. Минут через семь моих мучений, открылась дверь, правда не моя. На лестничную клетку вышла заспанная Катька, та самая соседка, которая берет к себе Бима на время моих поездок.

– Совести у тебя нет, – буркнула беззлобно, – Мало того, что псину до сих пор не выгуляла, ещё и шуршишь здесь среди ночи. А он, между прочим, скулил тут на весь подъезд.

Я должна была бы предаться мукам совести, но она тихонечко спала, сдобренная приличной порцией вина. К тому же, я была уверена, Катька, отправляясь на прогулку со своей немецкой овчаркой по кличке Ляля, прихватила и Бима. Я виновато захлопала ресницами и протянула ей ключи. Катя закатила глаза, но дверь мне открыть помогла.

– Не благодари, – она подхватила меня под руку и помогла зайти в квартиру, – и с Бимом я погуляла.

– Я не сомневалась в тебе.

– Зато я в тебе уже как-то не уверена. С каких пор ты пьешь? Ещё и в таких количествах.

– Я еще и танцую, оказывается, как Майкл Джексон.

– Думаю, он получше владел телом. По крайней мере, ноги себе не выкручивал.

– Ну что ты за выдра.. – вздохнула я тяжело, опускаясь на банкетку.

– Нет, нет, нет, – запротестовала Катя, – идём-ка сразу баиньки в кроватку, а то рухнешь здесь и еще что нибудь сломаешь.

– Я подвернула…

– Угу, – она вновь подхватила меня и пошла в сторону спальни, – Так по какому поводу пьянка была? Без меня? Бывший друг Марина.

– Я с парнем познакомилась…

– Алкоголиком?

– Нет, Катя, он очень приличный и такой приятный…

– Это в тебе вино говорит. Спи, – она уложила меня на кровать и направилась к двери, – Завтра расскажешь все подробности. С парнем она познакомилась… Напилась… Куда эта девушка дела мою Марину?

Ее голос удалялся вместе с шагами, а мое сознание проваливалось в сон.

По ту сторону. Первый шаг.

И на той самой фазе, когда ты уже засыпаешь, но еще не теряешь связи с реальностью, случился толчок. Я резко, за долю секунды ощутила нехватку кислорода, словно в вакууме. Естественная реакция – проснуться, спастись. В глаза бил яркий свет. Но я же точно помню, что засыпала в полной темноте! И боль.. Боль во всем теле – дикая, нестерпимая.

– Бим! – жалобно позвала я, но ответом мне была тишина.

Кто-то легонько дотронулся до моей ноги и это прикосновение отозвалось очередным эхом боли.

– Что происходит? Где я?

– Ты у меня в гостях, – тоненький детский голосок, скорее всего, девчачий, прозвенел над моим ухом, а в голове забили тысячи молотов.

– Это сон. Нет, это точно сон!

– Это не сон, ты пришла ко мне в гости, я звала тебя.

– Что за черт? Куда я пришла?

– Успокойся, – маленькая теплая ладошка коснулась моей щеки, – Как тебя зовут?

– Марина, а тебя? – я не видела лица ребёнка из-за этого чёртового света и с трудом понимала, что она говорит из-за дикой головной боли, которая отдавала звоном в ушах. Только её прикосновения.. Только эта тактильность помогала.

– Я Алиса. Ты у меня в гостях.

– А где это у тебя в гостях?

– Я не знаю.

– Весело, – я попыталась подняться, но сильно ударилась головой и взвыла.

– Осторожно! – с опозданием предупредила меня малышка, – здесь очень низкие потолки!

– Я уже это поняла. Ты здесь живёшь?

– Да.

– В комнате без света и с низкими потолками?

– Да.

– Но почему?

– Потому что я – отвратительная. Так сказала моя мама.

– А где твоя мама?

– Здесь…

***

… Я резко открыла глаза и села в кровати. В комнате было темно, и я всё не могла вернуться в реальность, мне казалось, я всё ещё в той коробке с низкими потолками, с ярким светом и с несчастным ребенком.

Это были не низкие потолки, это больше напоминало… Я передёрнула плечами и вслух произнесла свою догадку:

– Гроб.

В гробу, понятное дело, места значительно меньше, там и лежать то тесно, не то что сидеть. Но по ощущениям, я словно побывала в гробу.

Потерев лицо руками, я включила настольную лампу. Я дома, в своей кровати, рядом спит Бим. Всё хорошо…

– Но видимо, в башке у меня не очень-то хорошо. – пробубнила я и, приложив немало усилий, всё таки встала с кровати.

Боль в теле не исчезла, про головную и говорить не стоит. Похмелье после тридцати никого не щадит.

По пути на кухню я включила свет во всей квартире, открыла в гостиной окно и в кухне сделала тоже самое. Кислород сейчас мне был просто необходим. Пошарив в шкафчике, я нашла пачку зелёного чая, поставила греться чайник и, предварительно выпив не меньше полулитра воды прямо изпод крана, села за стол. Пришёл Бим, устроился у моих ног и вроде снова задремал, а я всё сидела и смотрела в одну точку, переваривая свой сон. Я поняла, о чём и о ком он уже когда готовилась проснуться. А точнее, я проснулась, чтобы поскорее закончился этот кошмар.

Десять лет назад я была двадцатилетней девчонкой, красивой и амбициозной, заканчивающей университет, только начинающей строить свою карьеру. Летом, на отдыхе я познакомилась с очень красивым парнем из Австрии, Маркусом. Мой английский тогда оставлял желать лучшего, и общий язык мы находили лучше всего в постели. Отпуск закончился, а наш роман – нет. Маркус прилетал ко мне каждые две недели, но отношения на расстоянии чаще всего обречены на провал. Так было и в нашем случае. Ближе к Новому году меня так закрутила работа, а я вдруг поймала себя на мысли, что мы уже неделю не созваниваемся. И меня это не напрягало. Его тоже.

А новогоднюю ночь я провела в обнимку с унитазом, хотя выпить успела только бокал шампанского. На утро я ощущала дурноту, слабость и просто не могла оторвать голову от подушки. Поискав в интернете симптомы и их причину, я бегом отправилась в аптеку за тестом на беременность. Две полоски повергли меня тогда в такой шок, что я полтора часа сидела и пялилась на них, отказываясь осознать, что это происходит со мной.

Почему я? Почему сейчас? Когда жизнь только пошла в гору! Я устроилась работать в отличную компанию с перспективой быстрого карьерного роста! Когда мне ещё год нужно учиться в университете! Почему от человека, которого я уже не люблю, да и вообще вопрос – любила ли? Да, это были яркие отношения, но они и пестрили только редкими встречами, а наши разлуки только подогревали наш интерес друг к другу.

В общем, это банальная история с самыми банальными причинами, по которым я на тот момент не хотела этого ребёнка, но в то же время не хотела делать аборт. Как следствие, я совершенно не знала, что делать дальше. Не представляла свою будущую жизнь, да и не хотела представлять, откровенно говоря. Отказывалась верить в то, что вместо шикарных перспектив карьерного роста передо мной теперь будет стоять выбор только между маркой подгузников и кашек.

В день, когда я собиралась в клинику вставать на учёт, на моём пороге возник Маркус. Без звонка, без предупреждения и без улыбки.

– Я так соскучился, – прохрипел он на своём ломаном английском и попытался меня поцеловать.

– Подожди, Маркус, – я отстранилась и пропустила его в квартиру. Не хватало ещё устраивать соседям бесплатное представление.

– В чем дело, малыш?

– Маркус… Мы с тобой уже практически месяц не созванивались, и вот ты появляешься в моей жизни, даже не предупредив заранее.

– Ты не одна? – он с подозрением уставился в сторону гостиной, а я рассмеялась.

– Точно! Не одна. Я беременна.

– Малыш.. Ты.. Что?

– Знаешь что… Проходи в кухню. Видимо разговор предстоит долгий.

Разговор действительно вышел долгим и непростым. Маркус злился и не понимал, почему я не хочу обсуждать вариант совместного воспитания ребёнка? И я его прекрасно понимала, ему было на тот момент тридцать два года, он работал руководителем аналитического отдела в банке, жил в своём доме и был готов к семье. И по его словам, я подходила на роль жены просто идеально.

Беда была в другом, он не мог понять меня. А мне было страшно. Мне было двадцать, я только что начала работать, еще не закончила университет, месяц назад взяла ипотеку на квартиру, в которую только-только переехала. Он категорически не готов был перебираться в Россию, а я – в Австрию. Мы спорили уже почти час, перейдя при этом на повышенные тона, я разозлилась окончательно и выпалила:

– Ты не понимаешь главного. Мне не нужен сейчас ребёнок, я не готова становиться матерью. Я до сих пор не осознаю, что во мне теплится новая жизнь, и не имею представления, как нести за неё ответственность! И тем более я не готова создавать семью с тобой. Для меня это сейчас перегруз информацией, дай мне смириться хотя бы с тем, что я уже не одна! А ты… Господи, да мы даже не любим друг друга!

Глаза Маркуса блеснули злобным огоньком. Он, быть может, и понимал, что я права. Глупо создавать семью по залету, когда даже любви нет, но он, как зрелый мужчина был убеждён в другом :

– Любовь, о которой ты говоришь – подростковая глупость. Что тебе нужно, Марина? Бабочки в животе, звонки каждый час, поцелуи каждые пять минут? Да, я не даю тебе этого. Да и как я мог тебе это дать, живя в другой стране?! Но я готов дать тебе стабильность, уверенность в завтрашнем дне. Ты можешь вообще не работать, и ни в чем не нуждаться. Любовь придёт к нам: другая, зрелая. Может, не та, о которой ты сейчас фантазируешь… но придёт, обещаю. Ты полюбишь меня. Дай нам шанс.

Маркус остался со мной в ту ночь, заботливо укрывал одеялом, гладил живот и целовал мои волосы. А я из последних сил держалась, чтобы не завыть от отчаяния. Я не любила этого мужчину, каким бы красивым, умным и заботливый он ни был. И никогда бы уже не полюбила. Я понимала это.

И видимо Вселенная это тоже поняла. Мои посылы «не хочу этого мужчину», «не хочу этого ребенка» дошли до нужных точек космоса. Под утро я проснулась от сильной тянущей боли внизу живота и сразу поняла, что произошло. Разбудила Маркуса, попросила отвезти в клинику, где мне сообщили о выкидыше.

Маркус был белее мела, а я, признаться, выдохнула с облегчением. И откровенно не могла понять, почему он так убивается? Мы ведь были на грани разрыва: звонки всё реже, ссоры всё чаще. Я озвучила ему свои мысли, а он посмотрел на меня с такой болью во взгляде, что я невольно разревелась

– Ты ещё молодая, Марина, и многое понимаешь неправильно. Ты не понимаешь даже, что я люблю тебя. И ссоры наши были связаны с моей ревностью, ведь я понимал, что ты красива, и мимо тебя пройдёт только дурак, а я слишком далеко, чтобы защитить. И ещё понимал, что не хочу давить на тебя. Ведь ты тяготилась последнее время нашим общением, это было заметно. Я хотел дать тебе время соскучиться по мне, но теперь понимаю, что просто тебе не нужен. И здесь я бессилен.

С этими словами он просто встал и ушёл. Ушёл из моей жизни навсегда.

***

И вот сейчас, десять лет спустя,  я сижу на своей кухне в обнимку с кружкой горячего чая, вспоминаю Маркуса, нашего нерожденного ребенка, и не могу понять – почему девчонка стала сниться мне только сейчас? И почему именно девчонка? Хотя, с этим-то более или менее понятно, я всегда мечтала о дочери. Но почему по прошествии такого времени? Тем более, когда в моей жизни появился новый парень и у нас всё только начинается.