Текст книги "Отблеск веков. Эмми (СИ)"
Автор книги: Анна Арс
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Анна Арс
Отблеск веков. Эмми
Глава 1. Плетение судеб
Жили мы так уже не помню сколько поколений. Варлейны. Скромная улица. Маленький дом с лавкой в ряду таких же магазинчиков, периодически превращавшийся из артефакторной в аптеку и обратно. Последнее зависело не от желания хозяина или хозяйки, а от их талантов и силы магии. Мой отец последние двадцать лет владел именно артефакторной мастерской. Силы мы были средней по шкале. Не то, что наш легендарный пращур Давид Знаменский, переименованный за характер современниками в Зазнайского. Но это и не важно, ведь мы с батюшкой были твердыми троечками, и не нам тягаться с десятками, которых единицы. И у которых потомков наберется на неполную деревню. Плодовит был маг, что и говорить.
Кстати, не представилась! Эмили. Можно просто Эмми, как звали меня все на нашей улице. О! Я такая забывака! Не сказать где находится эта самая улица. Располагается она в Фосбе. Втором городе по величине в нашей благодатной стране.
– Эмми, детка, подойди, – из мастерской послышался голос отца.
Обучение я проходила на дому, в отличие от родителя. На книги мы никогда денег не жалели. По его утверждению, я была на редкость понятливым и талантливым ребенком. Меня это утверждение знатно веселило каждый раз. Известно, что для родителей их дети – самые самые. А вот учителем папа был от бога.
– Иду, – отозвалась, откладывая труд Абикуса “Прикладное применение темпоральных сдвигов для комнатных растений”. Вот тема интересная, но какой же он зануда!
Между лавкой и мастерской дверь мы держали открытой. И если я проводила день за прилавком, обслуживая посетителей, то отец чинил приносимое во втором помещении и приглядывал за мной вторым глазом.
Не успела встать со стула, как звякнул входной колокольчик. Очередной посетитель с “занемогшим утюгом” или “магплитанефурычитчтота”. Как же я ошибалась, думая так!
Вошел… Нет, вплыл мужчина замечательной наружности. Высокий, худой, угрюмый, средних лет, с недовольным лицом. Эта маска брезгливости настолько прилипла к нему, что возжелай он улыбнуться, то не вышло бы. От таких бывают проблемы.
– Божественного рассвета, – поздоровалась я, как примерная девочка. Пункта “позлить клиента” не значилось в сегодняшнем расписании.
– День уже на дворе. Какой рассвет? – поморщился входящий.
– Благодатного дня, – покладисто исправилась.
– Вот, – он осторожно поставил черный деревянный ящик на прилавок.
Я вопросительно посмотрела на клиента, ожидая продолжения. Но не сегодня, видимо, так как он уставился на меня в ответ.
– Что это за артефакт и каков род поломки? – протягивать руки и цапать незнакомые предметы я отучилась еще в пять лет. А сейчас мне, слава богу, семнадцать.
– Где мастер или профессионал какой? Мне с сопливыми малолетками говорить? Понаберут… – не обошлось в этот раз без перехода на личности. Даже захотелось обидеться. Наружность моя уродилась и правда премиленькой. Каштановые волосы, карие глаза, хрупкое телосложение. Но это не повод подозревать меня не пойми в чем. Ведь половина предметов проходила через мои руки! Стоило на них посмотреть, и все понятно. Маленькие, немного огрубевшие от возни с механизмами, с несколькими памятными шрамиками и свежим ожогом.
– Поверьте, я понимаю в нашем деле. Можете озвучить проблему, – мягко попыталась вразумить пришедшего. Он открыл было рот, набирая побольше воздуха, чтобы снести меня своим возмущением, но тут к нам вышел отец.
– Я мастер. Можете говорить со мной.
Незнакомец шумно выдохнул, но заносчивого вида не утратил.
– Знайте, неосторожное обращение с этим древним сокровищем, и вам не сносить головы.
– В курсе. Артефакторы всегда ходят вдоль обрыва и осведомлены об этом как никто, – спокойно ответил батюшка. Мне бы его невозмутимость!
Тощая рука посетителя с узловатыми пальцами не переставала собственнически оглаживать коробку. Что-то хищное, от стервятника, виделось в том движении. Наблюдая за людьми в течение своей недолгой жизни, заметила, что случайные движения не так уж и случайны. А руки порою выдают характер быстрее, чем лицо. Внешность говорила, что перед нами зазнавшийся аристократ. Конечности кричали, что это человек, не гнушающийся обманом.
– Что это за предмет и чем можем вам быть полезны? – мягко, словно к душевнобольному, вновь обратился отец.
– Это из Древнего Тайрима…
Многозначительная пауза предлагала нам от радости лишиться чувств на месте и, упав, биться в конвульсиях восторга по этому поводу. Однако он узрел лишь вежливый интерес на наших лицах. Да! Это древность. Это могущество минувшей цивилизации. Это непостижимая мудрость. Но мы-то видели разные предметы того времени. А в книгах напрямую указывалось, что не всегда это славно и хорошо для вас, если перед вами что-то из Тайрима. Иначе, отчего неполную тысячу лет тому назад человечество едва не прекратило существование, прихватив туда же свою планету? Кроме того, если слушать каждого прохиндея, так и будешь думать, что у каждого второго что-то припрятано с того времени. Ага, “прямо от бабушки кузининого деда”. Знаем. Проходили. Нам не менее чем ювелирам надо разбираться в нюансах.
Наш визави посмурнел, не дождавшись реакции.
– Мне надо понять, как это работает, для чего оно. Зарядить и запустить.
– Поправьте меня, если я не прав. То есть вы ведать не ведаете, что это за предмет. Однако он настолько необходим, что готовы, не задумываясь, запустить его, – когда отец так говорил, то был очень похож на университетских профессоров. Я знала как они выглядят, так как те были частыми гостями у нас и не раз предлагали батюшке преподавать в нашем Университете, а мне обучаться.
– Именно! – вздернул подбородок неприятный тип.
Велик был соблазн просто выпереть клиента за дверь и посоветовать забыть сюда дорогу. Но это было не в правилах Варлейнов. Вот и сейчас, вместо того, чтобы гнать метлой этого субъекта, глава семейства, вздохнув, предложил пройти в мастерскую. Только ее стены были зачарованы и рассчитаны на непредвиденные выбросы энергии. Элементарная техника безопасности.
– Покажете мне как оно включается! Зарядите и отдадите немедленно. Все манипуляции только при мне, – выдавало распоряжения это чудо, пока они шли в соседнюю комнату.
– Боюсь, вы не представляете, о чем говорите...
Дальнейший разговор отсекла закрывающаяся дверь. Впервые за многие годы закрывающаяся! Иногда, когда Андреас Варлейн, артефактор третьей ступени, считал, что объект может сдетонировать, он затворял двери и накладывал печати. Как сейчас.
Это меня и спасло. Что там случилось спустя час, уже не скажет никто. Дом содрогнулся в конвульсиях, словно само пространство выгнулось и изменилось. Сдвинулось время, превращаясь в стекло, чтобы в следующий миг побежать вскачь. Отдел маг расследований предположил, что сдетонировала магия Тайрима. “Самоактивация”. Так было записано в рапорте. И еще что-то про нестабильность плетений. Спасибо знакомому из отдела, что не приписали неосторожность мастеру. Именно после этого случая узнала, насколько много у нас было друзей и хороших знакомых. Первые дни, когда ходила как сомнамбула, со мной все время кто нибудь оставался. Готовил. Прибирал. Пытался поговорить и утешить. Сознание сохранило отдельные кадры. Тетушка Элбита из булочной пытается угостить любимыми пирожками, приговаривая:“Кушай, деточка. Все наладится, вот увидишь”. Вот семья сапожника Филеймона, все четверо детей и их пара, хлопочут на кухне. Бабуля Женевьева с соседней улицы, вдова секретаря главы управы, чаще прочих оставалась на ночь, чтобы присмотреть за мной.
Наверно, я выглядела откровенно страшно, если люди опасались оставлять меня одну хоть на минуту. Но время лечит. Оно неизменно уносит потоком любую боль и несправедливость. И надо жить дальше, начиная чувствовать уже хоть что-то.
То место, где была комната мастерской, зияло провалом. Словно был вырезан куб со всем содержимым. Слегка оплавленные стены с вырванными знаками оберега – вот и все свидетели инцидента. Исчезла даже дверь. Такие следы воздействий встречались впервые. В недоумении были как полиция, так и университетские маги. Верно, у того человека действительно было нечто ценное. Кстати, следов того, кто он и откуда пришел к нам, мы не нашли. Просто имя в одной из гостиниц города. Штефан. И все. Вымышленное, конечно. Ну какой из него Штефан?
Глава 2. Новая семейка
Побежали насыщенные дни жизни с новыми родственничками. Больно было видеть, что они творили с лавкой. Конечно, ни о каких талантах артефакторов и магической одаренности в семействе и речи не шло. Даже на открытие аптеки мозгов не хватало. Поэтому впервые за несколько сотен лет стены строения удивленно наблюдали за превращением лавки в… та-да-а-а… булочную!
У нас уже была булочная через дом, но семья Харвишей была помешана на хлебопекарном деле. Они взялись за дело круто. Первым вложением в бизнес стало отдирание вывески с корнями в первый же день. Сумбурное движение неуемных пришлых распространяло волны хаоса вокруг, которые расходились кругами, сметая и трансформируя все. Уж грешным делом подумала, не темные ли непроявленные маги они. Слишком уж бесповоротно приобретали все предметы, которых касались их руки, непрезентабельный вид. О да! Потрепанность – это наш бренд отныне.
Следующим ходом для счастливого будущего они посчитали нужным убрать конкурентов. Две пекарни через дом это действительно перебор. Тем более что чистоплотностью они не страдали. А раз они на это так смотрят, то незазорно и поделиться с другими своим видением. Поэтому Тобиас с Томом несколько раз доставляли свежеотловленных таракашек, жучков и гусениц прямо к прилавку тетушки Элбиты. Она знала, чьих рук это дело. Все знали. Но как бороться с этой напастью – народ терялся. Завершилось тем, что вход Харвишам к тетушке был заказан. Часть клиентов она потеряла, но и Харвишам они не достались. С течением времени установилось шаткое равновесие. К нам ходили те, кто победнее и не брезгливый. К Элбите – ее стародавние почитатели выпечки. В их числе оказалась и я.
Была и хорошая сторона в происходящем: меня не трогали. Удалось отвоевать свою спальню и только. Теперь я там находилась на осадном положении. Выходить-то – выходила из нее. Но и в защитных артефактах прокачалась замечательно. Запоры, следилки, отпугиватели. В ход шло все. А потому, что Тобиас и Том не оставляли попыток занять мою комнату. По очкам выигрывала я. Мелочь ходила то со следами несмываемой краски на руках, то с закопченными рожицами. Но если взрослые включатся в игру, то я не была бы так уверена в своей победе. Как и в том, что этот момент не настанет, когда они запустят свой бизнес.
На лавке появилась новая вывеска. Здоровая и нелепая. Все как хотели. Надпись “Булошная Харвишей” сопровождалась рисунком розовенького предмета, который должен был изображать кренделек, но был неумолимо похож на мордаху поросенка. С целью экономии, рисовал старшенький. Каждый прыщ Алехандра излучал гордость за пик своей карьеры художника, когда водрузили это недоразумение над домом. Впервые увидев ее, я не удержалась и ржала самым дурным образом прямо на улице минут двадцать. Непрерывный хохот сделал настроение и позволил сбросить напряжение последних месяцев. Глава семейства и мой дядюшка в одном лице от этого посмурнел и ушел в дом. Алехандр же обиделся.
– Ведьма! Как есть ведьма! Мы тебя прижучим, вот увидишь, – прошипело мне это недоразумение. При этом он пропустил момент приближения крепкой матушкиной руки. Узловатые пальцы родительницы с любовью вцепились в топорщившиеся уши-лопушки и под вой их обладателя препроводили в дом. Надо было работать. Младших было не поймать. Они регулярно сбегали кошмарить новый для себя квартал добропорядочных граждан. Хромающие гуси, вздрагивающие собаки, попрятавшиеся коты стали отличительной чертой близлежащих улиц. Пострадавшие палисадники, сворованные яблоки, периодически раздающийся девчачий рев, оглашающий пространство, давали массу причин для посещения нашего дома негодующим соседям.
“А что я могу поделать? Это у вас они воруют, не у меня. Поймаете – накажете” – отвечал дядя на все претензии, равнодушно пожимая плечами.
“Аспиды! Ну чисто аспиды такое наговаривать на детей!” – шипела тетка вдогонку. Поэтому не удивительно, что все, кто когда-то заглядывал к нам с отцом, через пару месяцев забыли сюда дорогу. Появился другой контингент. Позлобнее, мельче и позавистливее. Под стать Харвишам.
– Подлюка, иди на кухню готовить. Рук не хватает. Ща вынеси помои, – привычно распоряжалась тетка. Даже именем ее не интересовалась. Если дядю знала, что зовут Андреас, как моего отца (от чего немного коробило), то ее и спрашивать не хотелось.
А обращаться Харвиши привыкли ко мне только так и никак иначе. Наверно, я была избалована, как единственный ребенок. При том очень и очень. Чем иначе объяснить, что вкалывать в булочной отказывалась. Поэтому на подобные выпады тетки неизменно отвечала:
– Ага. Как скажете, – и тут же сваливала в закат.
Денег мне родня не давала. Продуктов и еды то же. Пришлось извернуться и через старых знакомцев предлагать свои услуги артефактора. Прийти на дом и починить прибор дешевле и качественнее, чем сертифицированный мастер: вот то, чем занималась и за счет чего могла сводить концы с концами. Когда к зиме наш быт вошел в колею, мне удалось даже купить поношенное пальто на холода. Старое пало в борьбе с младшими Харвишами. Уже было подумала, что смогу сносно прожить оставшееся время до совершеннолетия. А потом выгнать без сожалений опекунов и законно вернуть лавку. Осунулась и похудела, руки загрубели еще больше. Стала подозрительнее и пугливее. Но это было поправимо. Лечилось выдворением Харвишей.
Первый звоночек прозвенел в конце мая, незадолго до моего дня рождения, когда дверь булочной с ноги открыли развеселые новые знакомые семейства. Я как раз начала спускаться с лестницы, предварительно привычно переступив через натянутую младшенькими веревку и вытерев платком краску с ручки моей двери.
– Встречайте гостей дорогих, сватья! – завопил дородный красномордый мужик с ходу. Он уже принял с утра горячительного, и его осоловелые глазки возбужденно блестели. Вместе с ним вломились не менее корпулентная дама и детина, обещавший со временем стать как папенька.
– Сдурели совсем? Кто вам тут сватья?! – вякнула было тетка, но огреблась от мужа. Вообще в семействе Харвишей это было милой традицией делиться тычками. Круговорот подзатыльников в природе. Я бы так это назвала. Муж поддавал жене. Она несла эстафету дальше и вымещала злобу на старшем и, когда могла, на младших. Алехандро пытался, следуя примеру взрослых, проделать то же с Тобиасом и Томом. Те научились уворачиваться, но не всегда это срабатывало. Поэтому несли обиду и зло из семьи на улицы. Меня на разных этапах так же хотели включить в эту милую семейную традицию. Но пару ударов разрядов от миниартефактов позволили благоразумно передумать и оставить эту идею. Прямо как не родная, честное слово!
– Проходите. Говорите, с чем пожаловали, – вычленил главное дядя, заметив опытным глазом бутыль за пазухой своего приятеля.
– То-то же! – повеселел гость, проходя и располагаясь.
Меня эти посиделки не касались. Надо было выскользнуть до того, как заметят. Так проще. Я начала накладывать защитное плетение, про которое чуть было не забыла, прямо на дверь. Обычно для этого используют металлы или камни, но за неимением другого приходилось работать с деревом. Рука дрогнула, и плетение рассыпалось, когда услышала следующую фразу.
– Где же ваша деточка? Эмма, кажется. У нас жених, у вас невеста, – заорал боров, как только понял, что его не собираются выгонять.
– Какая невеста? Рано ей, – неуверенно покрутил головой Андреас. Я заледенела. Соображала я побыстрее дяди и сразу прикинула перспективы.
Это совершеннолетие наступало в девятнадцать. Молодые люди не могли сами за себя отвечать и зрело думать до этого возраста. А замуж можно было с семнадцати. А мне через десять дней уже восемнадцать! То есть нижняя часть у людей в нашем королевстве созревала быстрее головы. Мозги безнадежно проигрывали в этой гонке. “Иногда навсегда”, – подумала, глядя на людей в зале.
– Ей восемнадцатый идет. Мы узнавали. Девка тощая и страшная. Всего и достоинств, что лавка есть и магичка. Но наш Бонечка уперся. Хочет ее и все. А мы кровиночке нашей не враги. Откормим и воспитаем! Где она?
Но не того хотел дядюшка. Вовсе не для этого они пришли сюда, чтобы бесславно расстаться с домом уже через несколько месяцев. Его черные глаза забегали.
– Мала она еще… Дюже злая. Не воспитанная. Дикая. Мы со стыда сгорим, ежели такую в чужую семью отдавать. Через год приходите, подготовим, – отвечал дядя.
– Батяяя… – загудел жених, впервые подавая голос.
– Спокойно, сына! Значит, не хотите по-хорошему? А ежели испортим вам ее? Вона, бегает по городу одна без устали, – переключился мужчина на свою темную сторону.
– Она сама вас испортит. Магичка чай, – потер предплечье дядя. Не зря значит зарядила в него тогда. Крепко запомнил.
– А и не надо портить… Слухи пойдут, сами прибежите, – подала голос женщина, беря свое дитятко за руку и направляясь к двери.
Я тихо открыла дверь в спальню и затворила изнутри, прижавшись к ней лбом. Вот так. Любые планы и представления о будущем можно перечеркнуть одним незначимым моментом. Я уже изучила логику этих людей и примерно понимала, что им подсказали направление, в котором думать. А именно: путь, как сбагрить меня и оставить себе дом. Вариантов было не много: они находят мне мужа, который отказывается от лавки в их пользу в обмен на меня с моим даром. Какого мужа они найдут – никто не знает. Что тому понадобится от меня? Молодость, магия для одаренного потомства или неразгибающееся вкалывание над артефактами? Последнее даже желательнее для меня, чем первые два. До этого дня не думала о замужестве. Надеялась, что этого со мной никогда не произойдет. Что может быть лучше, чем иметь свою артефакторную и работать в ней всю жизнь?!
Сколько же у меня времени в запасе, пока они продумают всю эту цепочку? Магазин я, считай, уже потеряла. Эти люди не остановятся ни перед чем, чтобы получить желаемое.
С тоской обвела взглядом полки, где стояли ровными рядами книги. Полное собрание трудов Мёбиуса, ученого, пожившего в нескольких мирах, поблескивало стертой вязью корешков. Поговаривали, что он где-то разжился порталом Древнего Тайрима и напутешествовался до сыта. Деордан и его базовые плетения. Прочитав его одного, маг мог стать полноценным артефактором. И остальные, такие родные издания. Еще отец учился по ним. Я их не трогала, даже когда голодала. С собой не взять. Надо уносить частями и продавать. Стоп. Я поняла, что уже приняла решение бежать. Даже вот, стою, прощаюсь с тем, что дорого. Но неизбежное следует принять и спасать себя. Прости, папа, что не смогла сохранить.
Только долго горевать мне не дали. Пролетел месяц, и жизнь, как норовистая кобыла, снова сделала скачок в сторону. Или вниз. Не думала, что может быть хуже.
Со всеми этими переживаниями совершенно забыла о своем несовершеннолетии, ведь отец общался со мной как с равной. В королевстве девушка считалась взрослой в девятнадцать. А пока можно было забыть о спокойствии.
Словно соревнуясь в скорости, многочисленные родственники ринулись в ратушу, оккупируя отдел по опеке. Я об этом не знала, погруженная в свои переживания. Где-то на другом конце города уже решалась моя судьба и шли локальные кабинетные войны. Почему там, а не здесь? А потому, что я ничего не решала. Уникус Великолепный особенно зорко следил за судьбами детей и молодых дев, не позволяя тем оказаться на улице. С одной стороны – здравая идея, да восхвалим короля! А с другой… высказала бы ему при встрече пару ласковых!
Счастливых победителей опекунского спринта я узрела в середине лета. Сразу не поняла, что за толпа цыган с баулами выгрузилась из брички перед нашим домом. Шумные дети в возрасте около двенадцати лет, в количестве, как оказалось, двух штук создавали суету. А воспринимались, в силу своего мельтешения, за пятерых, а по крикам и вовсе за шестерых.
Меня оправдывает только мое состояние и то, что я ни разу не видела родни со стороны матери. Да и со стороны отца не было желающих общаться. Я в детстве так и думала, что нас двое во всем мире.
– Чем могу помочь? – была первая фраза, которой встретила этих людей. Высокого жилистого человека, его более полную чернявую версию – жену и прыщавого подростка– сверстника. При этом прикидывая, что лучше им вынести – вчерашние пироги или дать денег.
Человек, не реагируя на меня, осматривал витрину и окна. Не хорошо так осматривал. Собственнически.
– Завтра собьем вывеску. Алехандр! Что застыли? Тащите вещи в дом!
Все семейство пришло в движение, штурмуя узкий вход. Я осталась на улице, таращиться на происходящее. Челюсть не хотела вставать назад, на ее законное место. Даже не могла представить, что такое бывает. В культурной столице Индара! Среди белого дня! Да у нас даже карманников не было!
Я поспешила за этим табором, уже успевшим отметить свои передвижения грязными следами буквально на всем. Полу, прилавке, лестнице, ведущей вверх…
– А ну пошли вон! Я за стражей! – моим тонким голоском можно было только воробьев пугать. Но мужчина услышал и впервые обратил внимание на меня.
– Так-то ты встречаешь родного братика своей матушки? Да еще и взвалившего на себя неблагодарное дело – твою опеку?
– Мы с вами не знакомы! Мне не нужна опека! – абсурдность происходящего зашкаливала.
– А вот в ратуше думают по-другому! – оскалился тип, буквально ткнув в лицо бумагой с городским вензелем.
Буквы прыгали перед глазами. Предательские слезы не давали четко видеть их. Смысл ускользал. Слух все время отвлекал меня, сообщая, что эта толпа варваров, как минимум, уже доламывает мебель, чтобы сложить костер посреди зала и станцевать вокруг него в шкурах убитых мамонтов.
В это время, как на зло, было затишье. Утренние часы в старом торговом районе, где мы жили были предназначены для семьи. Неспешный завтрак за закрытыми дверьми, чтобы позже открыться. Безлюдная улица оставалась безучастной к происходящему в одной отдельной лавке. Словно остров среди необитаемого океана.
“Постановление об опеке ратуши… Постановили… Эмилия Варлейн переходит… переходит…” – никак не могла понять, куда она переходит и что они хотят этим сказать.
– Дура. Мы твоя новая семья. Будем заботиться о тебе. Жрать где тут? – прервала женщина мое общение с документом, выдернув тот.
– Маменька. Теперь мы городские! Изволь выражаться правильно. Не жрать, а откушивать, – прыщавый влез в разговор, за что отхватил увесистый подзатыльник от матушки. Рука у нее была тренированная, а удар хорошо поставлен. Я не желала с ними ни откушивать, и ни тем более жрать.
– Мааа, ну все! Мы нашли себе комнату с Тобиасом! – высунулась всклокоченная голова ребенка с лестницы. Я не отследила, когда они успели прошмыгнуть вверх. Виднелась распахнутая дверь моей спальни.
– Не себе, а мне! Том пусть другую ищет. Ты обещала! А ее платья куда девать? – появилось второе исчадие ада рядом.
– Сейчас я вас всех буду проклинать. Постарайтесь не двигаться! – холодным и деловым тоном сообщила толпе. Какое-то веселое равнодушие опустилось на плечи. Голова стала легкой и пустой. Одного они добились. Я вынырнула из мрачных глубин скорби. У меня появилось занятие. Кроме того, проклинать я не умела. Вот не ведьма я ни разу. Даже на миг пожалела, что у меня такая узкая и мирная специальность.
Младшенькие, пискнув, прыснули в спальню, закрывая дверь и судя по звукам, подпирая ту стулом. Старшие остались стоять соляными столбами, приоткрыв рты.
– Отлично! Вот так и стойте. Должны понимать. Это впервые, и я волнуюсь, – продолжила я, разворачиваясь к ним и разминая кисти рук.
– Ты не проклятийница! – возопил главный, гневно тыкая пальцем в мою сторону, при этом аккуратно пятясь.
– Да и не надо. Это мое хобби. Факультатив, так сказать. Так и знала, что пригодится, – дремавшее сознание преступника во мне начало просыпаться, реально прикидывая, чем бы отоварить семейство по родственному. Но уже из знакомого арсенала артефактора. Занимались мы бытовыми предметами и для души – редкостями. Среди вторых и надо искать подарочек. Или по первому пути пойти? Мне ли не знать как может шарахнуть незаземленный контур магохладителя. Что-то такое отразилось в моем взгляде, что загореленькие родственнички полиняли на пару тонов в сторону бледности.
В тот момент я как никогда была близка к членовредительству. Хорошо, что не успела сообразить чем и как. Пока примерялась, в лавку зашла бабуля Женевьева. Она охнула от увиденного и быстрым шагом подошла, чтобы обнять. Вреднучая пришлая бабенция успела сунуть постановление под нос и ей. Несколько минут чтения, и выражение сочувствия проявляется на ее морщинистом лице.
– Что ж, деточка. Ничего, ничего. Это на пару годков.
Плечи мои опустились. Если уж жена секретаря, слывшая у нас последней инстанцией по таким вопросам, не увидела выхода, то его просто нет… Я упала в объятия Женевьевы ища защиты от всего этого мира, ставшего таким невыносимо враждебным.







