Текст книги "Счастливый покойник"

Автор книги: Анна Шехова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Состояние госпожи Астафьевой оказалось весьма и весьма существенным. Хотя Гривов и сам не был бедным человеком, но за счет полученного наследства он превращался в одного из самых богатых людей Коломны.

Феликс Янович и Петр Осипович сидели дома уполицейского урядника. Они только что отужинали, и теперь пили чай с яблочным вареньем. Впрочем, если говорить начистоту, то Феликс Янович налегал больше на варенье, а Петр Осипович на чай, тайком от супруги сдабривая его самогоном.

Супруга Кутилина Марфа Андреевна всегда была рада обществу начальника почты, потому что при нем урядник пил только чай или компот из сушеных яблок. Она хлопотала вокруг них, расспрашивая Феликса Яновича о делах и сокрушаясь его очевидной для женщин неприкаянности. Госпожа Кутилина уже не первый год лелеяла мечту подобрать Феликсу Яновичу подходящую невесту, и, несмотря на все неудачи, не оставляла попыток.

– И все же это была не просто радость, – задумчиво сказал Феликс Янович. – Это было еще и облегчение – словно он избавился от какой-то ноши или гнета.

– Скажете тоже! От гнета! Любите вы поэзию, Феликс Янович, – благодушно пробасил Кутилин.

– Люблю, – как обычно в этих случаях, согласился Колбовский. – Но дела это не меняет.

– Главное, что теперь у нас есть очевидный мотив, – размышлял вслух старший инспектор. – Отхватить такой кусок – это не шутка! Это прямо мечта!

– Полная финансовая независимость, – поддакнул Колбовский.

Наследники Гривова теперь оказывались не просто хорошо обеспечены, а обеспечены до конца своей жизни – если, конечно, им хватит благоразумия не пускаться в авантюрные предприятия и прочее мотовство.

Наследников по завещанию было трое. В первую очередь, конечно, сама Варвара Власовна, которой отходила половина капиталов мужа. Состояние, которое она получала в результате этих двух смертей – тетушки и мужа – сразу делало из безутешной вдовы завидную невесту. Учитывая, что Варвара Власовна выглядела куда моложе своих лет, была крепка здоровьем и обладала весьма решительным характером, не было сомнений, что она не будет долго страдать в одиночестве. Хорошую долю получал и сын Гривова, Федор, который сейчас был в отъезде. Меньше всех досталось дочери Гривова Ульяне, но и ее статус невесты с полученным наследством сразу взлетал на высоту колокольни.

– Может, хоть теперь мужа найдет, бедняжка, – вздохнул Кутилин, прихлебывая чай.

– Если захочет, – деликатно добавил Феликс Янович.

– Чего бы ей не захотеть-то?! – удивился урядник.

– А вы разве не помните той истории? С приказчиком Гривова? – удивился начальник почты.

История, про которую поминал Феликс Янович, случилась пару лет назад и нашумела не меньше, чем новость об ограблении аптеки, случившаяся за год до того. Приказчик купца Павел Щеглов сделал предложение Ульяне, и она благосклонно приняла его. Однако Гривов пришел в ярость, заявил, что не отдаст дочь за своего же служащего. И не просто уволил Щеглова, а, пользуясь своим влиянием в купеческой среде, добился, чтобы того нигде в Коломне больше не брали на службу. Помыкавшись, Щеглов уехал в Москву, где и осел. А Ульяна окончательно превратилась в затворницу.

– Ну, то дело давнее, – Кутилин, не отличавшийся душевной тонкостью, махнул рукой. – Даже если она питала какую-то душевную склонность к этому Щеглову, то вряд ли из-за этого захочет в девках весь век сидеть.

Колбовский не ответил. Ему хотелось объяснить Кутилину, что есть люди, чья душевная тонкость такова, что единожды нанесенная рана болит всю жизнь, и что он знает об этом не понаслышке. Но Феликс Янович так и не сказал этого вслух. Знал, что добродушный, но совершенно чуждый романтических порывов Петр Осипович не поймет его. Кроме того, Колбовский неожиданно вспомнил еще одну вещь. Примерно с месяц назад Ульяна Гривова получила письмо из Москвы от неизвестного адресата.

⁂

Слухи о том, что Петра Васильевича Гривова убили и у полиции есть к тому верные доказательства, ожидаемо разлетелись по городу со скоростью и шумом нахальных голубей. Возвращаясь вечером того же дня домой, Феликс Янович надеялся, что Авдотья уже ушла и не станет донимать его ни расспросами, ни рассказами. Однако эта надежда не была столь уж решительной и, конечно же, не оправдалась. Авдотья штопала чулки при свете керосинки, сидя на кухне и весело напевая себе под нос. Встретив Феликса Яновича, она тут же высыпала на него весь ворох дневных новостей, где правдивая информация мешалась со сплетнями, как горох с чечевицей – разобрать без лупы не всегда было возможно. Авдотья почему-то была свято убеждена, что ему, как начальнику почты, необходимо знать как можно больше о том, что происходит в городе. Со временем Феликс Янович смирился с ее привычкой и научился слушать вполуха.

Весь город жужжал, дважды за день взбудораженный шокирующими новостями. Сначала пришла весть о самоубийстве Гривова, во что никому не верилось – купец всю жизнь был человеком, который сам может любого свести в могилу. Последовавший вслед за тем слух об убийстве вызывал уже больше доверия. И, конечно, на рынке помимо картошки с капустой нынче в ходу были и версии того, кто убийца.

Авдотья была убеждена, что убил Гривова собственный сын, но все ее доказательства сводились к тому, что она это «чует сердцем».

Ночью Феликс Янович спал беспокойно – его все время мучило ощущение того, что он что-то не заметил или забыл. Во сне это чувство принимало форму кошмара – ему снилось, что порыв ветра вырывает из его рук письмо, которое он должен срочно доставить важному адресату. Почтмейстер бежал за письмом, которое весело крутилось волчком у самой земли, и проклинал себя за неосторожность. Зачем он только вообще достал его из сумки посреди городской площади? Здесь же всегда гуляет ветер – беспардонный нахал, срывающий шляпы даже с благородных дам, решивших пройтись пешком. Письмо летело совсем рядом, но никак не давалось в руки, а меж тем Феликс Янович начинал задыхаться от усталости. Совсем перед рассветом ему мерещился голос Машеньки, которая в чем-то ласково его укоряла, и он понимал, что потерянное письмо связано с ее судьбой, ее жизнью…

Проснулся Колбовский почти на час раньше обычного времени. Возблагодарив Бога за то, что Авдотья еще не пришла, он вышел на кухню и умылся холодной водой, обжигающей и отрезвляющей. Быстро одевшись в мундир и избегнув завтрака, Феликс Янович отправился на службу.

Утро выдалось почти студеным – октябрь впервые напомнил о грядущей зиме. Лужи после ночного дождя теперь подернулись хрупкой ледовой корочкой. Земля сладко похрустывала под ногами, а дыхание слабого ветра слегка обжигало щеки. Стыдливый рассвет еще только занимался, и город тонул в сиреневом полумраке, скрывающем детали и подчеркивающем формы. Феликс Янович шел быстрым решительным шагом. Кивнув на ходу дворнику и фонарщику, он пришел в контору ровно без четверти семь утра, на полчаса опередив свою вечную соперницу Аполлинарию Григорьевну. Когда телеграфистка пришла, он уже сортировал почту, пришедшую накануне.

День тянулся бесконечно долго: Феликсу Яновичу казалось, что еще никогда добровольные обязанности почтальона не были столь утомительны. Зная об его близком знакомстве с урядником, в каждом доме, куда он приходил с корреспонденцией, его пытались расспросить, кто же нынче ходит под подозрением и как далеко продвинулось следствие? Колбовскому всегда было сложно отказывать людям в разговоре. Как мог, он пытался отшутиться, однако же дамы местного общества отличались особой настойчивостью, когда речь шла о двух вещах – замужестве их дочерей и удовлетворении их любопытства.

Едва дождавшись окончания служебного времени, Феликс Янович тут же направился в здание окружного суда, где располагался кабинет урядника.

Кутилин пребывал в еще худшем расположении духа, чем накануне. Раздражение сменилось тоской, что было плохим признаком. Безнадежно взглянув на приятеля, возникшего на пороге кабинета, Кутилин сделал короткий приглашающий жест рукой и отошел к окну. Колбовский вошел и аккуратно прикрыл за собой дверь.

– Алиби! У всех есть чертово алиби! – буркнул Кутилин. – Не подкопаешься!

Как выяснилось, вечер убийства Варвара Власовна провела на собрании благотворительного общества, откуда вернулась уже за полночь. Слова вдовы подтвердила хозяйка вечера, госпожа Крыжановская. Сын Гривова Федор уже две недели как находился в отъезде и прибыл в город только сегодня, к похоронам. А дочь Ульяна была на вечерне в церкви Успения Богородицы. Горничная Глаша ушла в восемь, а потому к Гривову, который сидел один дома, мог пожаловать кто угодно. В том числе и сообщник любого из наследников, поскольку ни хрупкая Ульяна, ни крепкая Варвара Власована в одиночку при всем рвении не могли бы вдеть Петра Васильевича в петлю. Купец был крупным, тяжеловесным мужчиной с сильными медвежьими руками.

– Вы не переживайте, Петр Осипович, – сочувственно сказал Колбовский, выслушав все жалобы приятеля. – Оно образуется. У меня есть тут небольшая идея…

Кутилин с надеждой посмотрел на него. Урядник знал о тайной слабости Феликса Ивановича, об его незаметной для окружающих тоске и мучительной жажде справедливости, которая и толкала его с головой в подобные дела.

Десять лет назад он был тем самым урядником, который в какой-то момент поверил безумным россказням тщедушного почтового служащего о трагедии, случившейся с купцом Ружниковым и его дочерью Марией. Именно Кутилин, не отличавшийся особой наблюдательностью сам, но дотошный и чующий ложь, настоял тогда на расследовании. Об окончании того дела в московской полиции вспоминать не любили, как не любят вспоминать о пожарах и эпидемиях, регулярно случающихся в бедных скученных кварталах. Есть вещи, которые благополучный обыватель хоть и замечает, но столь же быстро вытесняет за околицу памяти, ибо тогда вкус утки с черносливом, поданной на обед, будет уже не такой сладкий, а вечер в уютном семейном кругу перестанет создавать чувство безопасности. И Кутилин тоже не любил думать о деле Ружникова, потому что столь неприятных историй в его жизни, несмотря на многолетнюю службу, было немного. Но с тех пор он проникся уважением и доверием к способностям почтальона. Говорить об этом меж ними было не принято, но по молчаливому уговору Феликс Янович регулярно захаживал в гости к Петру Осиповичу и слушал его рассказы о служебных делах. На одной из таких первых встреч Колбовский с его врожденной деликатностью осведомился, не нарушает ли господин Кутилин служебную тайну, посвящая его в подробности расследований? На что Кутилин с грубоватой прямотой ответил, что нарушение служебной тайны ради пользы дела грехом не считается. «Начальство не узнает, а Господь поймет!» – сказал Кутилин, перекрестившись в сторону церковных куполов, видневшихся в окно его гостиной.

⁂

На отпевании Петра Васильевича Гривова в храме Успения Пресвятой Богородицы народу собралось немного. Феликс Янович, войдя, осенил себя крестным знамением и встал в стороне от гроба, чтобы рассмотреть всех собравшихся.

Храм был небольшой, но с богатым оправленным в золото иконостасом – даром местных купцов. Строгий ясноглазый лик Спасителя смотрел с купола с некоторой укоризной – словно видел, как мало истинной веры осталось в том, кто сейчас поднял очи к небу. Феликс Янович вздохнул – источник веры с годами в нем действительно иссяк. Точнее будет сказать – веры в божественную помощь. А вот в могущество науки и твердого разума с годами Колбовский верил все больше.

Службу вел отец Вадим – молодой, с каштановой бородой без единого седого волоса и с такими же ясными, как у Спасителя, глазами. Слушая его гулкий приятный бас, Феликс Янович рассматривал присутствующих. Варвара Власовна стояла у гроба с прямой спиной и гордо поднятой головой. Только бескровные, вытянутые в ниточку губы говорили об ее переживаниях. Колбовский отметил, что одета она была очень элегантно – траурное платье и черный кружевной чепец придавали ей скорбное очарование, которым наверняка прельстился бы какой-нибудь немолодой романтик.

Бок о бок с мачехой стоял сын Федор – рослый двадцатипятилетний детина, опора и надежда отца. Федора Колбовский знал меньше, чем кого-либо в этой семье, поскольку почти не пересекался с ним по делу. Всей деловой корреспонденцией ведал сам Петр Васильевич. В переписке Федор ни с кем не состоял и газет не читал. Может, именно поэтому он вызывал у Колбовского наибольшее подозрение. Начальник почты тут же одернул себя – не пристало составлять мнение о человеке лишь по его привычкам. Но тут же сам себе возразил – а почему же и нет? Особенно, если привычки касаются сношений с внешним миром. Вот, к примеру, Варвара Власовна – крайне пунктуальная и собранная особа, которая очень щепетильно относится к родственным связям. Хотя ни с кем из родни ее не связывали особо теплые чувства, она скрупулезно отправляла поздравительные открытки ко всем праздникам многочисленным братьям, сестрам и племянникам. Про отсутствие душевной привязанности Феликс Янович сделал вывод давно – многие из родственников Варвары Власовны жили в соседних городах, однако же никто ни разу не приезжал к ней в гости.

Федор никому не писал, ничем во внешнем мире, казалось, не интересовался и потому был для начальника почты подобно запертому ящику – той посылке, что не просто запечатана крышкой, а сверху еще и обита войлоком для сохранности. На круглом пышущем здоровьем лице молодого Гривова не читались сейчас ни мысли, ни чувства. Было похоже, что он отупел от горя, однако такое могло прийти в голову лишь тому, кто не знал Федора ранее. Несмотря на отсутствующее выражение лица, Федор отнюдь не был дурачком. Он прекрасно вел торговые дела и давно уже был правой рукой Гривова во всех его предприятиях.

Колбовский перевел взгляд на третью наследницу – Ульяну Гривову. Старая дева двадцати семи лет от роду, не слишком красивая и не слишком умная. Ульяна была истово верующей и сейчас у нее единственной глаза были устремлены не на гроб, а на иконостас. Впрочем, подумалось Колбовскому, все барышни такого возраста становятся уже либо относительно счастливыми женами, либо – богомолками. К сожалению, у женщины выбор судьбы был куда меньше, чем у мужчины. Это всегда казалось Феликсу Яновичу несправедливым. Возможно, если бы дела обстояли иначе, и Машенька имела бы больше свободы…

Гулкий бас отца Вадима умолк, и на несколько мгновений в храме воцарилась торжественная тишина. Слышно было лишь, как потрескивают свечи и как шмыгает носом Глаша. «Неужто так жалеет хозяина?» – удивился Феликс Янович, оценивающе посмотрев на горничную. Однако же у той, похоже, просто не вовремя разыгрался насморк.

Когда отпевание закончилось, небольшая процессия отправилась на кладбище. Варвара Власовна, заметив Колбовского, торопливо подошла к нему и, прикоснувшись теплой рукой в черной сетчатой перчатке, сказала:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Назад к карточке книги "Счастливый покойник"