Автор книги: Анна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Одним из коротких декабрьских дней среди темного неуюта раннего утра мужчина в старомодном черном камзоле стоял на перекрестье дорог и размышлял, где именно в этом году ему встречать Рождество. Он не был романтиком или мечтателем, а в чудеса не верил уже так давно, что не взялся бы вспомнить, верил ли вообще, но под Рождество случалось, что у самого заскорузлого сердца, окруженного многослойной броней цинизма и скепсиса, что-то перещелкивало внутри.
Глухие обшарпанные стены домов тесно зажимали серую стрелу переулка. Привычное отсутствие красок, где белое давно утратило свою чистоту, впустив в себя черное, тоже немало потерявшее от этого мезальянса. С неба падал снег и немедленно выцветал на комковатой мешанине, чавкающей под ногами. Северус Снейп – бывший профессор Школы чародейства и волшебства Хогвартс, бывший двойной агент, бывшая первая полоса «Пророка» лучше многих знал о том, что черному побелеть не суждено ни при каких обстоятельствах, а белое покрывается пятнами от одного лишь грязного прикосновения.
По изнеможённому лицу невозможно было понять, что именно занимает мужчину в данный момент, исключительно хорошо оно умело выражать только презрение, но презирать Снейпу было не кого, если не считать самого себя, причем для этого грозил появиться дополнительный повод – письмо из плотной бумаги, измятое в крепко стиснутом кулаке. Приглашение на Рождество. В Хогвартс. Спустя пять лет после отгремевшей победы, и столько же после его вежливого выдворения из школы.
«Дорогой Северус!...»
Если бы пергамент был зачарован передавать эмоции, как громовещатель, он бы, наверное, смеялся.
Проигнорировать жест доброй воли, проявленный Миневрой и Попечительским советом, снявшим вето на его приближение к школе, было гордо и правильно. Снейп именно так бы и поступил, если бы на момент получения письма был трезв, что последнее время случалось редко.
Тем временем на другом конце Лондона похожую проблему решала Гермиона Грейнджер – бывшая лучшая ученица Хогвартса, бывшая самая талантливая ведьма своего возраста и бывшая жена Рона Уизли. Она не привыкла сдаваться просто так, поэтому думала не долго, а собиралась того быстрее. От вида дымящего трубой алого экспресса знакомый трепет накрыл с головой. Девушка ни разу не пожалела, что не аппарировала в Хогсмит, а воспользовалась заветным билетиком. Не испортила настроения даже необходимость бесконечно здороваться со старыми знакомыми и просто учениками, закончившими школу и тоже приглашенными на праздник. Многие начинали разговор со слов сожаления и поддержки, будто бы это было прилично. Гермиона отшучивалась и улыбалась всем, развод героической пары, широко освещенный в прессе, служил поводом для пересудов и сплетен всех светских мероприятий последних нескольких месяцев. Ей было плевать, потому что все закончилось задолго до развода. Достаточно давно, чтобы пережить и почти смириться. Приятели, когда-то славно погулявшие на их с Роном свадьбе, считали своим долгом узнать причину расставания, поохать и посмаковать полученную информацию после.
Снейп ненавидел предстоящую поездку заранее, поэтому приехал ровно к началу посадки и занял свободное купе поглубже в поезде. Он не стал трансгрессировать после бутылки крепленого, чтобы не дарить зевакам на Рождество свое живописное расщепление. Удивленное: "Профессор" произнесенное до скрежета зубовного знакомым голосом стало для него неприятным сюрпризом. К несвоевременному появлению представителей Золотого трио Северус привык, как к неизбежному злу, но Гермиону Грейнджер хотел видеть меньше всех на свете. Осуждение в карих глазах его бы доконало.
— Мисс Грейнджер, — столько яда в голосе, будто тягучая слюна Нагайны прошлась по разорванной глотке и капает с языка. — Чем обязан?
— Остальные купе заняты, я останусь здесь, если вы не против, — сказанное тоном "только попробуйте возразить".
Северус успел забыть, какой докучливой может быть эта молодая особа. Она ничуть не смутилась, будто даже приободрившись, захлопнула дверь купе, повесила на крючок бесформенную грязно-зеленую куртешку и беспардонно уселась напротив, пожирать его своими невозможными глазами.
"Что ж, Грейнджер, смотрите не подавитесь."
Ни на болтовню, ни на дуэль взглядов гриффиндорка была не настроена, почти сразу отвернулась, долго смотрела в окно, а потом и вовсе задремала.
«Ну и Мерлин с ней, пусть спит», — подумал Снейп, доставая початую круглую бутыль из мутного стекла. Он сам хотел окунуться в горькие воспоминания о школе, и лучший антураж было сложно придумать. В купе несколько раз заглядывали, но тяжелый взгляд бывшего профессора вернее любых слов гнал незваных гостей. Выпивка туманила разум, и мужчина, не долго думая, наложил на дверь запирающие чары. Бутылка быстро ополовинилась. От пойла, изготовленного по его собственному рецепту, на лету дохли мухи, а зельевар чувствовал только большую опустошенность, считал крупки снега, прилипшие к стеклу, и думал, чтобы еще такого туда добавить, потому как ну не действовало на него почти совсем.
Гермиона проснулась от холода. Брезгливо морщась, поднялась с сидения и вытащила прядь, во сне забравшуюся в рот. Поезд стоял, и шлейф пурги колыхался в темном окошке. Первая мысль, что они доехали, и Снейп бросил её в купе, отпала сразу же. Завалившись на спинку сидения, мужчина спал длинным носом кверху и даже не сопел, походя больше на окоченевший труп. Девушка потерла друг о друга замерзшие ладошки, покосилась на бутыль, зажатую в его бледных пальцах, и покачала головой. Эх, профессор, профессор, совсем вы съехали с катушек.
Дверь отпереть удалось лишь с третьего заклятья. Вместе с полосой света из коридора пролился шум, туда-сюда сновали волшебники, делясь последними новостями:
— Метель такая, что поезд в ближайшие несколько часов не пойдет.
— Ты как хочешь, а я трансгрессирую. Праздничный ужин ждать не будет.
Гермиона снова заперла дверь, от чужого воодушевленного мельтешения начинала болеть голова. Пару часов ничего не решали, в холодном купе с молчаливым, вдрабадан пьяным Снейпом было вполне уютно. Не найдя себе более достойного занятия, Гермиона устроила мужчину поудобнее и укрыла его, нашарив в бездонной сумочке плед. По старой ли памяти или от привычки заботиться о тех, кто рядом. Мужчина притянул уголок пледа к самому подбородку и на душе стало чуточку теплее. Остался последний штрих, но бледные пальцы держали бутылку на удивление цепко. Гермиона разогнула их по одному и извлекла сосуд из крепкой хватки. Снейп на её памяти бывал всяким, чаще, конечно, едким до невыносимости, но пьяным еще никогда. На этот счет ходили определенные слухи, но девушка не предавала им значения. Выходило, что напрасно.
Из откупоренной бутыли пахло лимоном, мятой, перцем и только чуть-чуть алкоголем. Поводив носом, Гермиона посмотрела бутыль на свет, так ничего и не увидев, передернула плечами и отпила крошечных глоточек. Время до того, как поезд вновь продолжит путь, можно коротать и так, а отсутствие сотни-другой миллилитров Снейп не должен был заметить. Жидкость приятно обволокла язык, согрела, но не обожгла. Кисловато-терпкая, не огневиски, а будто добротный магловский ликер. После третьего уже менее осторожного глотка, Гермионе пришла в голову ужасно смешная мысль, что пить из одной бутылки со Снейпом - это почти тоже самое, что со Снейпом целоваться. Хлебнув еще полглоточка, девушка с ногами забралась к зельевару на диван. Так было теплее, особенно если утянуть часть пледа и прижаться к мужчине боком. Быстро пригревшись, Гермиона закрыла глаза. От чудесного напитка в голове взрывались маленькие фейерверки, и стужа за окном уже не казалась мрачной и зловещей. Все дурное будто складировалось в заколдованную коробочку и убралось подальше. Гермиона не забыла ни про унизительный развод, ни про все те жизненные обременительные обстоятельства, которых со временем у любого человека, не важно, магл он или волшебник, копится все больше и больше. Просто вдруг стало тепло и спокойно, как дома около рождественской елки с чашкой горячего пунша в руках. Гермиона упала щекой на жесткое плечо и снова задремала.
Снейп презирал пьющих и ненавидел пьяных, наверное именно поэтому последние годы всегда просыпался в отвратительном настроении после бутылки-другой. Его зелья не давали такого омерзительного похмелья и симптомов отравления, как обычный алкоголь. Только горечь во рту – привет от утомленной экспериментами печени, язык сухо прилипший к небу и ощущение собственной ничтожности. Спасибо четко выверенному составу и беозару в желудке. Чему он обязан прикорнувшей у него на коленях Грейнджер, Снейп решительно не знал, и если вдуматься, знать не хотел. Галлюциногенов в составе не было, подобных соблазнительных ингредиентов зельевар избегал, как огня. Приятная теплая тяжесть давила на колени, и мысль растолкать девчонку лениво перетекла в желание пригладить её буйно встрепанные волосы. Гермиона выросла. Уже молодая женщина, не девочка, но вместе с тем осталось такой же: решительной, трогательно неопрятной и, видимо, сумасшедшей.
Короткая минута блаженства стремительно сменилась привычной настороженностью. Поезд стоял, купе заволок въедливый запах лимона и перца, а за окном в черничном молоке ночи лютовала пурга. Дурные предчувствия зазвенели набатом, Северус переложил девушку в менее компрометирующую позу и вышел в коридор, споткнувшись о пустую бутылку. Конфетти, рассыпанное по ковровой дорожке, открытые настежь двери купе, фантики от конфет, обертки от коробок, шуточные колпаки и дуделки. Застрявший в метели поезд был зловеще пуст. Нехитрое заклинание определения места показало, что до Хогвартса еще половина пути. Мысленно помянув Мерлина и Основателей, Снейп вернулся в купе и, склонившись над Гермионой, чутко принюхался, пытаясь услышать запах алкоголя. У Грейнджер были розовые щечки и возмутительно алые губы, пахнущие лимоном и перцем. Или это вся каюта пропиталась пролившейся выпивкой?
Она могла отравиться, могла умереть из-за его неосторожности! Северус Снейп способен был ясно мыслить и после изматывающего сеанса легилименции, валясь с ног от усталости, и даже под пытками. Мозг привычно обрабатывал поставленные перед ним задачи, но искал странные способы их решения. Губы Гермионы Грейнджер были влажными и горячими, коснувшись их мимолетно, зельевар не смог понять, пила ли гриффиндорская умница приготовленную им ядовитую настойку. Именно поэтому он углубил поцелуй. Только поэтому.
Гермионе хорошо спалось, и сны ей снились презабавные. Она ехала в купе с Северусом Снейпом и доказывала ему, что вытяжку осторогожника в алкоголь добавлять смертельно опасно, Снейп возмущался, настаивая, что он зельевар и лучше знает, что можно, а что нельзя, попытался снять с неё баллы за неуважение к преподавателю, а когда и это не вышло, поцеловал в губы. Очень, надо сказать, умело. Сладкое ощущение этого поцелуя не пропало, когда дрема развеялась и дрогнули слипшиеся ресницы. Лимон, мёд и перец – чудесная настойка, только осторогожник лишний, надо спросить у Снейпа, где он её покупает. Спросит, когда этот самый Снейп перестанет её целовать. Гермиона зажмурилась и на всякий случай обхватила профессора за шею, чтобы не вздумал останавливаться, ведь в Рождественскую ночь происходят самые удивительные вещи. Его волосы под пальцами скользкие, но на ощупь приятные, не грязные, просто очень тяжелые, прямые, густые. Напряженная спина каменно твердая, ладонь коснулась шеи, нырнула в декольте и волна тепла прокатилась под его рукой. Гермиона потянулась к ряду пуговиц на его груди и, прижатая, распластанная по диванчику, скрупулезно их расстегнула одну за одной. Пропала, расплавилась в его темном голодном взгляде.
— Вы пили, Грейнджер?
От хриплого голоса кожу стянули мурашки. Пила ли? Гермиона не могла дать ясный ответ. Вроде бы да, иначе чем объяснить происходящее, не сгорев со стыда?
Северус Снейп сходил с ума. Верхняя пуговица её кардигана, болтающаяся на слабой нитке, выскользнула из петельки, открыв тонкую майку, застиранную до прозрачности и алый отпечаток на нежной коже, оставленный складкой мантии. Гермиона была совершенна, запретна, несносна, доступна. Никогда не могла бы ему принадлежать. Лежала под ним. Принадлежала. Не представляя, как соблазнительна, откровенно похабна со своим мутным взглядом, язычком, лизнувшим пересохшие губы. Даже в самых маленьких жестах: бретелька простого бюстгальтера, сползшая с обнаженного плечика, пьяная поволока в глазах, сама поза, когда одна ножка согнута в колене, а вторая свешивается на пол, и джинсы плотно обтягивают бедра, очерчивают заветное место, куда хочется ворваться пальцами, языком, членом. И никакое: "Окстись, она младше на двадцать лет, не порть девочке жизнь", не могло протрезвить от бутылки почти Лимонного дракона по усовершенствованному рецепту. Как слепой, он рыскал поцелуями по впалому животу, по округлым холмикам груди, целовал выступающие ключицы, не в силах выместить всю нежность к её хрупкому телу и удержать кипятящую в крови похоть.
Она сама расстегнула бюстгальтер и откинула вещицу в сторону, в глубоких чайных глазах зажглись огоньки гриндилоу.
— Северус Снейп… — Грейнджер была пьяна, в этом он убедился эмпирическим путем. Трезвая Грейнджер не тянула бы так "Сеееверуссс", что в штанах становилось еще теснее, и уж точно не была способна на такой игривый взгляд по отношению к своему профессору.
Маленькие розовые бусины сосков, сжавшиеся от холода, намертво приковали взгляд мужчины. Ничего совершеннее он не видел. Первое движение медленное, завороженное, грудь, идеально легшая в ладонь, и остренький бугорок, зажатый между пальцами. Гермиона отозвалась стоном, протяжным выдохом, всем телом двинулась по диванчику, вытягиваясь вверх, выскальзывая из его рук.
— Никуда не сбежите, Грейнджер. Я не закончил.
Он не хотел её пугать, он просто её хотел. За бедра подтянул обратно, накрывая своим телом, легонько покусывая, все больше погружаясь в безумие, к которому она была так отзывчива. Он устал поступать правильно. За это давали медали, бесполезные медали, запихать бы их в глотки министерским крысам. Джинсы стянул сразу с бельем, с трудом сдержался, чтобы не сдернуть, поберег от ссадин стройные ножки. Когда он ввел пальцы в горячее лоно, Гермиона задышала часто и шире развела ноги. Узкая, жаркая, влажная. Острые углы локтей, на которые она опиралась, зацелованная шея и грудь в алых звездах – отметинах его рук, покусанные губы. Желать больше, чем он сейчас, было просто невозможно.
Гермиона не помнила чтобы когда-нибудь так хотела, так текла, не стыдясь, раскрывалась, демонстрируя свое тело. Каверзные мыслишки подхлестывали возбуждение.
Северус Снейп – профессор.
Северус Снейп – пожиратель смерти.
Северус Снейп – мужчина, которого она по-настоящему уважает.
Его пальцы глубоко внутри. Умелые. Растягивали, расширяли, и она, давно готовая на большее, стонала и выгибалась навстречу. Северус подхватил под колено, приподнял легко, будто не ощущая веса, и насадил на возбужденный член, слишком большой и горячий, чтобы сдержать полный наслаждения стон. Он в неудобной позе, одной ногой стоя в проходе, второй опираясь о сидение, слишком узкое для подобных игр, трахал так, что перед глазами вспыхивали искры. Руки деть некуда, только если закинуть ему на шею, и себя деть некуда от темного жесткого взгляда. Гермиона была не так пьяна, как ей хотелось бы, но достаточно, чтобы принимать твердый член и слушать, как Северус глухо, сквозь зубы, по слогам выдыхает её имя, ловить безумие в черных глазах. Он был так хорош, будто читал мысли. Он читал мысли. Легилимент, врывающийся в пьяную голову, в горячее податливое тело, давно, если вдуматься, проникший в душу.
Проклятая гриффиндорка не щадила его чувств. Гермиона хотела еще и думала об этом, неприкрыто обрушивая поток своего сознания чистым желанием, неожиданными откровениями, даря Северусу больше страсти и нежности за эту темную ночь, чем он испытал за всю свою жизнь. Прильнув всем телом, целовала в губы, отзывалась на каждое прикосновение, напряженными пальцами сминала клетчатый велюр сидения и смотрела, смотрела в глаза, ничего не боясь и не утаивая. Положив голову мужчине на колени, она, заполненная его семенем, уснула, не испытывая ни брезгливости, ни сожаления.
Метель превратилась в снегопад. В густой заоконной темени падали крупные и медленные снежинки, проскрипели колеса, набирающие обороты, Хогвартс-экспресс с большим опозданием тронулся по назначенному маршруту. Рождество наступило.
