Текст книги "Женщина и Таракан. История любви (Аниэль Тиферет)"

Автор книги: Аниэль Тиферет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

.

Женщина и Таракан. История любви

Когда он впервые увидел ее, то картофельная очистка выпала из его рта.

Он замер, стоя на кафельном полу ванной и, пораженный, с отвиснувшими коричневыми мандибулами, наблюдал за потрясающим зрелищем.

Огромная и прекрасная, она возвышалась над ним словно гора, а ее длинные русые волосы, смешавшись с водяным потоком, струились по нежным плечам, прикрывая околососковые круги цвета какао.

Массивные и величественные бедра, будто колонны древнего храма, поражали его мощью и, одновременно, чистотой линий.

Когда она повернулась, и он увидел генуэзский мрамор ее ягодиц, то испытал и восхищение, и страх: с одной стороны, он до сих пор ничего красивее в своей жизни не встречал, а с другой стороны, представил, что было бы, если бы этот великолепный, совершенный зад опустился на него.

На него, на самца-таракана.

Страх, ужас, восхищение и удивление так смешались в его маленьком организме, что он долго не мог сдвинуться с  места.

Женщина была поистине божественна в своей красоте и вселяла в него почти религиозное, тесно переплетавшееся со страхом смерти, благоговение.

– Богиня! Богиня! – ошеломленно шептал он, позабыв обо всем на свете, даже о картофельной очистке, самый лакомый и смрадный кусочек которой он тащил из далекой кухни, за пятнадцать минут изнурительного бега отсюда.

Не обращая никакого внимания на капли горячей воды, летевшей в него, подобно драконьим плевкам и скатывающейся с его кругленького брюшка, жадно впитывал в себя столь пленившую его картину.

– Жора! Ты рехнулся! Сейчас эта махина начнет выходить из ванны, и тебе придет конец! –  приятель, таракан Семён, стучал своей лапкой по хитину его спины. – Я понимаю тебя отчасти, но ведь люди – это наши убийцы, безжалостные отравители и топители, растаптыватели и давители. Конечно, мы, самцы-тараканы, любим всё крупное и большое. Даже самки наши, так предусмотрительно созданные Богом, гораздо превосходят нас в габаритах. Но, Жора, замахнуться на самку человека....это абсурд. Это опасно, в конце концов, – так увещевал своего друга Семён, дожёвывая вафельные крошки, сидя в щели между плинтусом и кафелем.

– А мне плевать. Пусть даже она меня  и убьёт – это будет сладкая смерть. Только бы хотя бы усиком коснуться ее ослепительной кожи! Только бы укусить краешком мандибулы ее благоухающую плоть! Боже, Сеня, как она пахнет! Я стою на кафеле, в трех минутах бега от нее, и чувствую, как всё во мне вибрирует от ее ароматов – одуряющих, неповторимых! Я только не пойму: зачем она этой гадкой, смердящей цветами химией, смывает неповторимое амбрэ своего пота? Зачем?! Какое кощунство вымывать природные благовония врат, которые прикрывают собой вход в ее интимную пещеру! Что за дикие и извращенные обычаи?!

– Люди вообще варвары, Жора! А их дурацкий эротизм? Они же ничего не понимают в сексе! Самцы и самки испражняются порознь! Я слышал, что на улицах их городов даже имеются отдельные туалеты. Представляешь? Самки заходят в одни кабины, самцы – в другие. Неужели до этих болванов не доходит, что нет ничего сексуальнее зрелища писающей самки?

Но Георгий его даже не дослушал.

Подпрыгнув, словно Жан Марэ в его лучших фильмах, он ловко ухватился лапками за выщербленную между двумя кафельными плитками крупицу цемента и, ловко подтянувшись, устремился вверх.

Игнорируя истошные предостерегающие вопли Семёна, он с дегенеративной настойчивостью Сизифа продолжил движение.

Стремительно и энергично перебирая ножками, отважный влюбленный с целеустремленностью торпеды упрямо карабкался по отвесной стене, постепенно приближаясь к заветной цели.

Оказавшись на краю ванны, чья ядовито-белая эмаль едва не ослепила его своей противоестественной антарктической белизной, Георгий, уворачиваясь от обжигающих брызг душа, максимально близко подбежал к огромной и невыносимо прекрасной коленной чашечке женщины.

Однако, в ту же секунду, рядом с Георгием приземлился какой-то ужасный и огромный предмет, чуть было его не убивший – это прекрасная, но не менее от этого жестокая, самка человека, заметив безрассудно отважного таракана, не пожелала нахождения героя в столь опасной для своей чести близости, и, схватив мочалку, попыталась прекратить жизненный цикл Жоры.

Мгновенно оценив ситуацию, бесстрашное насекомое спрыгнуло вниз, приземлившись чуть ли не на голову своему приятелю, продолжавшему, в силу некой инерции, размахивать лапами и кричать, будто прораб на стройке.

– Ты видел! Ты видел, Сеня! Я чуть не коснулся ее! – возбужденно восклицал покоритель высот, сжимая плечи своего друга.

– Жора, у тебя совершенно снесло башню! Опомнись! Зачем тебе эта гора мяса?

– Ничего ты не понимаешь, Семён! Эротический альпинизм – это прекрасно. Ну, да ладно! Она всё равно будет моей! Я возьму ее. Хитростью.

– Как это? Какой еще хитростью? Ты думаешь, что сможешь ее как-то перехитрить?

– Разумеется. Я проберусь в ее спальню и....наслажусь ею.

– Так ведь чтобы добежать туда к вечеру, нужно начинать бег с утра. А еда, Жора?

– Сеня, друг, не переживай. Я смогу. У меня получится.

На следующее утро Георгий посетил столовую мусорного ведра, нежно благоухающего просроченными креветками, и, плотно позавтракав остатками творога, смешанного с грязными хлебными крошками, отправился в своё эротическое путешествие.

Семён, расчувствовавшись, плакал, предчувствуя недоброе и искренне переживая за судьбу своего друга.

Когда спинка Жоры скрылась из виду, Сеня отправился в тараканью церковь, расположенную в кухонном столе.

Только тогда, когда батюшка окропил его лицо святой водой с недавно мытых вилок, на него вдруг снизошло умиротворение, и он, успокоившись, возвратился к своей семье, живущей в оброненном хозяйкой спичечном коробке, уже второй месяц лежавшем под кухонной мойкой.

Георгий мчался вперед подобно марафонскому бегуну, без устали преодолевая шероховатости старого линолеума и грациозно перепрыгивая через клочки смешанных с хлопьями пыли человеческих волос.

Трудности появились лишь днем, когда, уже на подходе к спальне, ему пришлось преодолевать поросшее густой ворсой синее поле бельгийского ковролина.

Однако, как нельзя кстати застрявшие в бурьяне паласа, –  еще с позавчерашнего вечера, – аппетитно растоптанные людскими ногами крошки заварного пирожного утолили голод бегуна.

Достигнув конечной цели своего забега несколько ранее запланированного, утомленный стайер таким образом получил возможность передохнуть перед решающим штурмом.

Георгий не преминул воспользоваться отвоеванными у времени несколькими часами отдыха, сладко вздремнув в засохшем кофейном пятне у кроватной ножки.

2

Дарья уже собиралась ложиться спать.

Застыв на секунду у зеркала, она траурным взором оглядела свою фигуру, благо ночная рубашка совершенно не скрывала ее линий.

Скорбная прямота напрочь лишенного талии стана, мальчишеская узость таза и худоба плоских неразвитых бедер, а в центре тела, как насмешка, как нелепый диссонанс, грудь пятого размера, которая, при ее росте чуть менее одного метра шестидесяти сантиметров, нависала над животом двумя огромными дынями.

Этот странный довесок, который зачем-то отмерила ей природа, порою привлекал к ней внимание противоположного пола, однако, у нее всегда возникало ощущение, переходившее в уверенность, что всех этих мужчин, словно мух, привлекала не она, а эти два куска мяса, а сама она была им всем абсолютно безразлична.

Критически осмотрев себя со всех сторон, она собралась было уже лечь в постель, как вдруг вспомнила о принесенных ею из кондитерской пирожных и, наплевав на диету, отправилась на кухню налить себе чашечку чаю.

Запивая заварные пирожные китайским чаем, она вернулась мыслью к своему последнему воздыхателю, молодому человеку достаточно высокого роста, но какой-то нездоровой худобы, абсурдно сочетавшейся в нем с отменным аппетитом.

Анатолий, даже когда говорил с ней, избегал смотреть в глаза.

Он был буквально загипнотизирован ее молочными железами и обращался, по-видимому, к ним, с нетерпением ожидая ответа и лихорадочно поблескивая маленькими глазками на узком желтоватом лице с мелким вздернутым носом.

Даша настолько устала от одиночества, что общество Толика воспринимала как нелепое и экзотическое времяпрепровождение – вроде попыток научиться играть на волынке по самоучителю, так и не переведенному на русский с гельветского языка.

Их странные, мучительно-торопливые соития, под непременный аккомпанемент его сопения, вспоминались ею как средство не слишком уж роптать на временный дефицит  мужской любви в ее жизни.

Ей казалось, что даже половой акт для Анатолия был не важен и не являлся целью как таковой.

Она была почти уверена в том, что он шёл на это неудобство лишь только ради соблазнительной возможности мять своими потными и узкими ладонями сочную мякоть ее груди.

Конец этой странной связи положила очередная попытка Толика свести всё не к обычному коитусу, а к сношению inter mammas, к каковому в последнее время и сводились все их сближения.

И всё бы ничего, только Даша, ничего кроме раздражения и фрустрации не испытывавшая, неожиданно для своего любовника, одним резким, но точным движением ввела безымянный палец в его задний проход.

Вытянувшись в струну и замерев, словно пойнтер при охоте на дичь, Анатолий растерянно заморгал.

Фраза, произнесенная Дарьей, удивила впоследствии и ее саму:

– Следующая остановка: станция Свиблово. Это ваша остановка, гражданин: вы выходите!

Суетливо одеваясь и бормоча себе под нос ругательства, молодой человек поспешил покинуть негостеприимную хозяйку квартиры, провожаемый ее искренним и звонким смехом.

В хаосе повседневности, в общении с людьми, одаривающими ее иллюзией тепла, ее тихое и прозрачное одиночество таяло и исчезало, но в безмолвии четырех стен вновь оживало и, даже не взирая на монотонную трескотню телевизора, заполняло собой всё окружающее ее пространство.

Эта заброшенность в себя, эта пресловутая ненужность и непонятость отдавалась горьким эхом в пещерной изолированности ее тусклых, бесцветных вечеров.

Особенно беспросветными и серыми были выходные дни, проживая которые, Даша ожидала понедельника, словно избавления.

И ее не покидало ощущение, что жизнь, такая в сущности пустая, полая и никчемная, медленно, словно мелкая и мутная река, стекает в никуда, увлекая за собой и утлый плот ее съёжившегося, несчастного "Я" к огромной и темной пропасти всепоглощающей Пустоты, или Вечности, как ее еще называют.

Узнай Даша о том, что некто находит ее красивой, или же для кого-то она может служить источником вдохновения, сей факт поразил бы ее не меньше, чем обнаружение у вибратора способности понимать человеческую речь.

 3

Как следует отдохнув, Георгий начал восхождение по стене.

Маршрут был рассчитан и выверен почти с математической точностью.

Не прошло и получаса, как он оказался на плоском плато подушки, в пугающей близости от головы возлюбленной.

Разметавшиеся волосы, подобно канатам, преграждали ему путь, но, ловко перенося через них свое тренированное и упругое тельце, он с сожалением морщился: цитрусовый смрад шампуня был до того невыносим, что у него отпало всякое желание получше рассмотреть лицо своей пассии, как он изначально планировал.

Осторожно проскользнув в декольте ночной сорочки, он замедлил шаг: по обе стороны узкой дороги расположились величественные холмы грудей.

Практически не дыша, Жора шел, опьяняясь как ароматом этой интригующей области, так и мягкостью кожных покровов.

В самих прикосновениях его лапок к телу женщины было нечто непередаваемо интимное, волнующее.

Казалось, пульсация крови под покровами этой роскошной плоти не только питала его существо животным теплом и согревало его хрупкие лапки.

Улавливая могучий, скрытый внутри этого гигантского тела ритм, его маленькое, инсектоидное "Я" подпитывалось величием грандиозного существа, а может быть, в какой-то степени и главенствовало сейчас над ним.

Несомненно, это был триумф.

Транзитом пронеслась мысль:

– Я обладаю самкой человека! Я, простой таракан!

Вне себя от охватившей его эйфории, Жора затеял эротическую беготню по телу Дарьи: он терся брюшком о ее пуп, он кувыркался в небольшом ивняке ее лобковых волос, он ползал на коленях по розовой поляне ее живота....

Когда же он достиг стоп Даши, то самообладание и вовсе изменило ему: распростершись ниц, Жора упивался неземным ароматом ее пальцев, которые она счастливым образом забыла помыть перед сном, и каковые на протяжении долгого рабочего дня были заперты в тесной обуви и запрели, а потому и приобрели это одуряющее, сногсшибательное амбрэ.

Наркотизированный этим, ни с чем не сравнимым, поистине божественным благовонием, Георгий замер, полностью отдавшись непередаваемому наслаждению.

Не помня себя, он прильнул к бархату ее мизинца и сладострастно сомкнул челюсти....

Ощутив сквозь сон сильный зуд в мизинце правой ноги, женщина почесала его левой ступней.

Может быть, если бы Жора не находился в измененном состоянии сознания, он бы и успел среагировать на эту внезапную угрозу для его жизни.

Однако! и увы! этого не произошло: в одно мгновенье его грудная клетка была раздавлена, а кишечник, наполовину вылезший из под треснувшего брюшка, прилип белым жиром, будто клеем, к ногтю большого пальца Дарьи.

Какое-то время дерзкое насекомое еще жило и, судорожно перебирая лапками, – словно пытаясь сосчитать все съеденные им за свое краткое существование крошки удовольствий, – боролось со смертью.

Жестоко страдая от физических мучений, ощущая, как по капле вытекает из него жизнь, Георгий, тем не менее, умирал со спокойной душой – его заветная мечта осуществилась.

Жаль только, Даша никогда не узнает ни о его всепоглощающей к ней страсти, ни о жертвенной любви, на которую оказался способен этот глупый маленький таракан.

Когда же под утро агония несчастного окончилась, две прекрасные тараканихи-альбиносы, две восхитительные крылатые Валькирии подхватили его душу и унесли прямиком в тараканью Вальхаллу.

Собираясь на работу и торопливо прибирая постель, Дарья обнаружила сморщенный трупик небольшого таракана.

Брезгливо взяв его подушечками пальцев за крошечные, тоненькие усики, она выбросила его в унитаз, со словами:

– Фу! Какая мерзость!

И при этом подумала, что надо непременно купить яд, так как наползающие из поликлиники, расположенной этажом ниже, тараканы стали совершенно невыносимы.

Таким образом, Жора был погребен не без некоторой помпезности, подобно морскому офицеру, да еще и  руками своей возлюбленной.

                7.03.2010г.

© Copyright: , 2010

Свидетельство о публикации №210030300031