Текст книги "Аниэль Тиферет"

Автор книги: Аниэль Тиферет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Аниэль Тиферет

– Безусловно, те деньги, которые мы вложили в него, не пропадут. Он сделает нас богатыми, – молодой человек в белом халате многозначительно кивнул в сторону странной безголовой фигуры, сидевшей за столом и водившей пальцами по страницам лежавшей перед ним книги.

– Признаться, я и сам не пойму, как он может жить, будучи совершенно лишённым мозга. И не просто жить, а активно и эффективно взаимодействовать с окружающим миром. Ты только посмотри на него, Алик! Читает Шопенгауэра! Пальцами! – отозвался одутловатый мужчина, возящийся с перегонным кубом и какими-то химическими реактивами.

– Он уже месяц живёт в нашей лаборатории и с каждым днём удивляет меня всё больше и больше. Благодаря ему мы прославимся, Толик! Это подлинная сенсация.

– Как назовём его? Мне кажется, надо дать ему какое-нибудь имя.

– Не знаю. Можно звать его просто Безголовым. Во всяком случае, голову похоронили под именем и фамилией, значившимися в паспорте, а это автоматически лишает права называть его так, как он именовался ранее. Ведь, номинально, он считается мёртвым. Его нет.

– А что сказали родне по поводу отсутствия тела?

– Я об этом позаботился. Пустил дезу о том, что ему не только отрезало голову, но и полностью расплющило корпус. Пришлось потратиться на взятки.

– На каком заводе произошёл этот несчастный случай?

– На металлургическом. Ты тогда был в отпуске. Мне позвонил мой знакомый и сообщил, что мастеру одного из цехов обрезком трубы отрезало голову, а тело продолжает подавать признаки жизни. Я сорвался с места и помчался туда как ужаленный. Конечно, шансов было немного. Но мне удалось не только поддержать в нём жизнь, но и удержать её, чёрт возьми!

– Да, Алик, фактически ты – его крёстный отец. И лавры пожинать – именно тебе.

– Старик, мы вместе работает уже 12 лет. И успех, как и невзгоды, тоже поделим пополам.

– Ты помнишь, как поначалу наш Безбашенный натыкался на каждый угол?

– Конечно, помню. Но потом, вдруг стал вести себя так, словно у него есть зрение и даже слух. Только разве что не разговаривает. И это, по-настоящему, поражает.

– И сколько мы не проводили бы анализов – бесполезно. Этот феномен вне области разума и логики.

– Больше всего, Толя, меня поражает его маниакальная тяга к чтению и его почти ежедневные занятия со штангой и прочим металлическим барахлом. Знаешь, что он мне заявил в ответ на моё замечание по поводу его, сделавшимся в последнее время зверским, аппетита? «Вы заработаете на мне тем больше, чем презентабельнее я буду выглядеть. Так что не стоит экономить на продуктах питания, шеф.» Каково!

– Да он ещё тот фрукт! – рассмеялся учёный.

Жутковатая фигура, после этих слов, внезапно оставила чтение и прихватив с собой тетрадный лист, подсела к двум исследователям.

Быстро начертав что-то на листке, Безголовый положил раскрытую тетрадь перед своими кураторами:

«Хватит перемывать мне кости. У вас, что, жён нет?»

Учёные в ответ лишь переглянулись.

– Что вы на это скажете, Альберт Яковлевич? – с улыбкой проговорил один из них.

– Мне нечего на это сказать, Анатолий Самуилович, кроме того, что он прав. Нам пора.

Альберт Самуилович, взяв в руки шариковую ручку, аккуратно вывел:

« Ты стал слышать нашу речь настолько чётко, что нам нет нужды писать тебе?»

Оппонент молниеносно ответил, перехватив хромово-позолоченный «Шеффер»:

«Да, можешь не тратить время на записи.»

– Как тебе это удается? – спросил Альберт Яковлевич.

«Сам не знаю. Раньше я ощущал лишь ваши мысли и мог чувствовать только их общую направленность: то есть, относятся ли они ко мне и каковы они по эмоциональной окраске. Теперь, я могу разбирать звуки. Я вспомнил, что очень любил музыку. Шеф, я был бы очень признателен, если бы ты раздобыл в инете альбомы таких команд как „Lifelover“, „Katatonia“, „Todtgelichter“, „ Agrypnie“, „Jonsi“, „The Angelic Process“, „ Tiamat“, „ Amesoeurs“, „ Wolves in the Throne Room“, „Cult of Luna“, „Thy Catafalque“, „Rosetta“, „Celtic Frost“, „My Dying Bride“, „Morgoth“, „Meshuggah“, „The Mayan Factor“, „P.G.Lost“, „General Lee“, „Fall of Efrafa“, „Apati“, „An Autumn for Crippled Children“, „Silencer“, „Enter Shikari“, „The Birthday Massacre“, „Evpatoria Report“, „Shining“, „Cold World“, „Make a Change...Kill Yourself“, „Amia Venera Landscape“, „Alcest“,»Isis", «Dark Fortress»,"Paradise Lost", «Draconian», «Holy Moses», «Dead Can Dance»,"Sun of the Sleepless".

– Ого! Краткий список!

«Патрон, я понимаю, что замучил своими просьбами. Но музыка этих групп необходима мне. Прежде, чем вы с Самуиловичем представите меня широкой публике, я хотел бы начать писать. Пожалуй, это будут рассказы. Уверяю, что смогу это делать не хуже многих признанных авторитетов. Но для этого мне понадобится топливо – музыка. Причём, вполне определённая.»

– Боже мой! Да у тебя ещё и мания величия!

«А как же, шеф! Редкий Безголовый обходится без неё!»

– Хорошо. Я посмотрю, что можно будет сделать.

«Расплывчато. Но, спасибо и на этом, босс.»

– Ну, как там наш Безголовый? – Анатолий Самуилович мучался надевая белый халат, в спешке едва его не разрывая.

– Да отлично. Написал за последнюю неделю два рассказа, – отвечал, сочувствующе поглядывая на приятеля, его коллега.

– И каково твоё впечатление?

– Весьма нетривиально. Я не знаток изящной словесности, но что-то в этом есть...Впрочем, сам сможешь ознакомиться.

– Чуть позднее, если ты не против. Аппетит у него хороший?

– Не то слово. Настоящее кладбище протеиновых коктейлей.

– Кормишь всё так же? Через фистулу?

– Предлагаешь нарастить ему зубы в пищеводе? – улыбнулся Альберт Яковлевич.

– До этого мы еще не дошли.

– Он сам себя обслуживает. Проблем особых нет. Я пойду сейчас к нему. Пообщаюсь. А ты, если хочешь, полистай пока его рукописи.

– Хорошо, Алик. Договорились.

Учёный застал Безголового за чтением.

Однако, едва он вошёл в помещение, как подопечный прервал чтение и приветственно поднял вверх правую руку.

– Привет, привет! Не скучаешь в одиночестве?

Тело потянулось к тетради и ручке, лежавшими чуть в стороне, на краю стола.

« Скучно бывает лишь в обществе. Наедине с собой скучают только скоты или не развитые существа.»

– Категорично! – удивился прочитанному экспериментатор.

« Спасибо за музыку и за книги, которые я просил. Я очень благодарен вам с Самуиловичем.»

– Пожалуйста. Кстати, всё подготовлено, так что будь готов к тому, что через неделю явятся журналисты, а телевизионщики снимут о тебе небольшой сюжет. Пора запускать маховик.

«Забавно. В цирке меня демонстрировать не будете?»

– Нет. Не те времена. Сейчас можно делать деньги несколько иным способом. Впрочем, финансовый успех нашего предприятия отразится и на твоём быте. Можешь быть в этом уверен.

«Шеф, я обречён всю оставшуюся жизнь провести в этих стенах?»

– А как ты себя представляешь разгуливающим по городу без паспорта и без головы?

« Голова только мешает быть настоящим человеком. Оглянитесь по сторонам и посмотрите на мир в котором живёте! Для подавляющего большинства голова служит сугубо декоративным элементом.»

– Мда...Ты придумал себе писательский псевдоним и, на мой взгляд, он несколько нескромен. Аниэль! Ты в курсе, что это переводится с иврита, как «Я Бог»?

«В курсе. Но это имя ангела, одного из трёх ангелов, которые мне покровительствуют, к тому же, если читать и имя сефирота – Тиферет, то получится: „Я посланец Единого, несущий в мир Божественную Красоту“. Примерно так. К тому же, Аниэль соответстует семёрке, а Тиферет – цифре шесть. То есть, таким образом я зашифровал ещё и дату своего рождения.»

– Рождения?!

«Конечно. Я записал дату своего второго рождения.»

– Откуда у тебя такие познания? Я имею в виду всю эту эзотерическую пиццу.

« Я более или менее внимательно ознакомился с Каббалой.»

– А при чём здесь сефирот Тиферет? Ты добавил его ради того, чтобы получить недостающую шестёрку в псевдониме, или...?

«Тиферет считается не только проявлением Космической Красоты в Мире, но и символом Мужского Начала. Кроме того, Каббала утверждает, что Тиферет – „место встречи человека со своим истинным проявлением, с архетипом человека и архетипом Бога.“ И что „сфера Тиферет – это уровень, с которого человек реально начинает воспринимать мир высоких энергий.“ Понимаешь о чём я? Ты можешь, например, объяснить, Альберт, благодаря чему я улавливаю твои вибрации и понимаю смысл сказанного тобой, при условии, что у меня нет слуха? Так вот, Тиферет напрямую связан с преобразованием и с трансмутацией. Он является фокусом этих сил. А что такое моё существо, как не преобразование и трансмутация?! Чем является творчество, как не этим?! Тиферет – это таинство Посвящения, а древний источник утверждает, что „в нём возможно познание Бога и всех вещей составляющих этот Мир.“ То есть, мир Тиферет – это уровень абсолютно иного восприятия вещей. Тиферет транслирует в пространство Красоту, Гармонию и Любовь, но куцие души, сталкиваясь с этой сефирой претерпевают ломку. Цитирую: „На подходе к Тиферет они либо останавливаются, как вкопанные, либо их отбрасывает назад даже относительно предыдущих позиций.“ В связи с этим, я могу предсказать, что мои произведения найдут отклик лишь в немногих сердцах. Ибо я буду творить находясь именно в лучах „белого свечения Тиферет“, каковое, несмотря на то, что являет собой квинтэссенцию любви, вполне способно весьма болезненно обжигать богатые мусором души.»

– Любовь? Любовь ведь проявляет в людях всё лучшее..., – задумчиво изрёк Альберт Яковлевич.

– Любовь – ничто, до тех пор, пока не была познана Красота. Наивно полагать, что взаимодействие в любви пробуждает всё лучшее в душах. Раскройте глаза, профессор! Люди используют «любовь» ради манипуляции и цепляются за бесстрастность, как за единственный путь, позволяющий сохранять контроль и силу. Посмотрите сколько болезни в людской любви!

– Что ж, Аниэль Тиферет..., – начал было учёный, но в комнату вошёл его коллега и, видимо, сбил его с мысли.

– Я прочитал два его рассказа. И надо сказать, озадачен их сложностью для воприятия рядового читателя. Что за странный язык? Зачем такое обилие метафор? Неужто нельзя писать проще? – поделился своими впечатлениями Анатолий Самуилович.

«Я не детский писатель, прорывающийся сквозь рыночною толкучку к социальной кормушке и даже не „мастер детектива“, чтобы писать для поседевших имбецилов. Это не моя прерогатива. Я хотел бы, как сказал некогда Бодлер, „творить лишь для мёртвых“, ибо сам я, в значительной степени, мёртв. А вы, поддерживающие во мне жизнь и плохо ориентирующиеся вне всего материального, даже не догадываетесь, какие во мне скрыты силы и чем я, по сути своей, являюсь.»

Прочитав последнее послание, два приятеля в некоторой растерянности переглянулись и смолкли.

Минуло полгода.

Учёные и их безглавый подопечный прогремели на весь мир.

Слава и известность, обрушившись на хрупкие профессорские плечи, внесли существенные коррективы в их modus vivendi.

Исследовательская лаборатория сменила свою прописку, пеерехав из Санкт-Петербурга в столицу страны, где заняла целый этаж в одном из зданий на Новом Арбате.

И, если приобретение недвижимости в разных точках глобуса было вполне прогнозируемо, так как соответствовало давним чаяниям старых друзей, – тусклыми и промозглыми петербургскими вечерами мечтавшими о домах в Марбелье и Майами, – то Анатолий Самуилович весьма неожиданно даже для самого себя, скоропостижно развёлся со своей женой, чтобы ураганно обвенчаться с двадцатидвухлетней стриптизёршей, не так давно прибывшей в Москву из славного шахтёрского городка Енакиево, расположенного на медленно, но верно нищавших землях восточной Украины.

Альберт Яковлевич всю последнюю неделю не покидал стен лаборатории и, время от времени, захаживая к Аниэлю, многозначительно потирал руки, лихорадочно поблёскивая глазами.

«Патрон, твой загадочный, с маниакальным оттенком, вид, меня несколько озадачивает. Ты готовишь мне какой-то сюрприз?», – начертал почти каллиграфическим почерком Безголовый.

– Не только тебе! Не только тебе! Всему миру! Ещё пару дней и я покажу тебе кое-что...Вернее, кое-кого! – зловеще улыбнулся профессор и, нервно поведя плечами, выскользнул из помещения.

Аниэль Тиферет, помимо склонности к самоистязанию путём поднятия различных тяжестей, обзавёлся болезненной страстью к коллекционированию насекомых.

Он часами мог терпеливо расправлять крылья умервщлённой бабочке или разглаживать усики заспиртованной цикаде, которых он приклеивал на холст и помещал под стекло, в багетные рамки, производя своеобразные картины из златок, фонарниц, сколопендр и прочих мелких гадов, доставляемых по его просьбе, периодически захаживающим к ним и несколько отдалившимся в связи с самостоятельными проектами, Анатолием Самуиловичем.

Он уже позабыл про страстное обещание Альберта Яковлевича, когда тот, сияя, вошёл в его комнату и, со значением посмотрев на него, изрёк:

– Пойдём! Я тебя познакомлю с... Покажу тебе её.

Не став тратить время на писанину и вопросы, Тиферет молча поднялся со своего места и, любовно оглянувшись на трепетно распятого им жука Арлекина( Acrocinus longimanus), последовал за профессором.

Войдя в секционную, учёный торжествующе взглянул на своего подопечного, который ошеломлённо застыл посреди помещения.

Прямо напротив него, поверх небольшого стеклянного контейнера наполненного мутной питательной средой, покоилась женская голова.

Её тёмно-карие глаза беспокойно изучали Аниэля, но затем, испуганно взглянули на профессора:

– Что это за чудовище, доктор? – чуть хрипло произнесла голова.

– Знакомьтесь! Аниэль Тиферет и...  – Анна! – не без торжества провозгласил Альберт Яковлевич.

Безголовый подошел к небольшому столу у окна и бегло отыскав канцелярские принадлежности, принес листок профессору.

« Анны как-то совсем немного. Где запропастились остальные килограмм пятьдесят пять-шестьдесят?»

– Анна попала в жуткое дорожно-транспортное происшествие. Её тело было изуродовано. Уцелела лишь голова, – бесстрастно ответил учёный.

«Да уж... Масса неудовлетворённого люда мужского пола мечтает именно о такой партнёрше. Надеюсь, ты не поддашься соблазну продать её какому-нибудь богатому извращенцу? Пришей мне эту голову по имени Анна, патрон! Ничего, что мозга в ней, как мне показалось, не слишком много. Я наращу.»

Экспериментатор хохотнул.

– Да что он вам там пишет, доктор?! Анекдоты, что ли? – возмутилась Анна.

– Нет, не анекдоты. Просит, чтобы я пришил вас к его телу.

– И это, по-вашему, страшно весело, да? Господи! Лучше бы я умерла!

– Вы и так мертвы, Анна, – примирительно заметил человек в белом халате.

«Подумай над этой идеей, шеф! Я устал общаться с помощью письма! Идея иметь глаза и уши, рот и нос, представлялась фантастичной, но теперь... Я стал бы полноценным человеком! Вдобавок, подобный шаг наделал бы еще большего шума, чем моё появление в свете!»

– Разумеется, демонстрировать голову Анны широкой публике нельзя по этическим причинам. Родственники будут не в восторге. Поэтому, как вариант, возможно провести сложную операцию по...объединению вас в одно существо, мои дети. Конечно, под воздействием тестостерона, которым наводнён организм Тиферета, ваше лицо, Анна, изменится настолько, что его будет и не узнать. Но авантюра того стоит!

– Вы пришьёте меня к этому....телу?! – воскликнула голова.

– Пожалуй. Вам это кажется кощунственным? Лучше подумайте об открывающихся преимуществах.

– Каких?!

« Скажите ей, патрон, что она наконец сможет мочиться стоя и навсегда позабыть о риске забеременеть. Плюс, можно будет вполне безнаказанно бродить по тёмным переулкам, вселяя неуверенность во всевозможных придурков одним своим видом. Она ведёт себя так, как будто располагает своим телом. Утешь её. Скажи, что я буду брить её щёки, научу лихо сморкаться, прикрыв одну из ноздрей большим пальцем руки, ну... и так далее. В общем, она узнает, какая это досадная пакость – быть мужчиной.»

– Да что он вам пишет такое?! Издевается надо мной, вероятно? А вы смеётесь! Так?! Я права?!

Ничего не ответив, Альберт Яковлевич, посмеиваясь, вышел из комнаты.

Аниэль взял лист бумаги и принялся что-то на нем писать.

Закончив, он приблизился к женской голове и, развернув тетрадь, замер, удерживая её перед глазами Анны.

«Успокойся и не нервничай. Ты же не хочешь всю жизнь провести этаким вот обрубком? Мы составим с тобой одну личность. Да, пусть моя доля в ней и будет превышать в процентном соотношении твоё, так сказать, присутствие, но это гораздо лучше, чем продолжать существование в том виде, в каком мы сейчас находимся. Даже если операция будет не удачной и мы погибнем, то смерть видится мне не самым плохим вариантом.»

– Ты прав, – грустно промолвила голова.

За несколько часов до операции, Альберт Яковлевич зашёл к Безголовому.

Тот, по обыкновению, читал.

– Ну, что, ты готов?

«Всегда готов», – кратко резюмировал Тиферет.

– Самуилович совсем отошёл от нас. Я едва уговорил его мне ассистировать. Предал науку из-за каких-то чёртовых баб! Ренегат! – с улыбкой побранил старого друга учёный.

«Так называемые „бабы“ – это лишь обратная сторона науки, патрон. Возможно, они научат его большему.»

– А ты не боишься обабиться, Тиферет? Ведь мозг у тебя будет отныне женский...

«Нисколько. С точки зрения Каббалы это будет весьма удачный ход. Шехина – воплощение сверхженщины, соединится с олицетворением мужского начала – Тиферетом. Слияние Адама и Евы.»

– Шехина?

"Ну, да. Десятая и самая нижняя сефира. Женская составляющая Господа, зовущаяся ещё и Малкут. Считается, что она, имеющая так же такие значения как Царевна, Невеста, Мудрость и Слово Божье, ближе всех находится к смертным. Она соответствует Луне, а Тиферет – Солнцу. Всё гармонично, док! Тем более, мозг Анны и, конечно же, её голова, неминуемо претерпят изменения под воздействием моих гормонов. Да и моё "Я", в целом, как мне видится, намного сильнее её личности. Если поразмыслить, то можно предсказать почти полное её растворение во мне."

– Хм...Посмотрим! – хитро улыбнулся профессор и добавил: – Пойдём в операционную. Пора. Самуилович уже наверняка весь извёлся от ожидания.

Минул год.

Альберт Яковлевич и Аниэль сидели в освещённом прожектором солнца холле исследовательского института.

Дневное июньское светило расплавленной латунью заливало столовые приборы и безупречно-снежную скатерть.

– Я рад, Ани, что в твоём лице я приобрёл замечательного собеседника и отличного ассистента, – проговорил учёный, пригубив прохладную янтарность токайского, маслянисто переливающегося в изящном бокале. – Ты возместил мне потерю, которую я считал невозместимой.

– Ты о Самуиловиче, док?

– О нём, – кивнул тот, отправляя в рот оранжевый кусочек форели.

– Признаться, я вынашивал планы бегства из лаборатории. Я даже на операцию пошёл для того, чтобы сбежать отсюда и, став таким как все, раствориться среди остальных...горожан.

– Гм! А я полагал, что ты жаждал в первую очередь увидеть все краски этого света, услышать его звуки, попробовать, в конце концов, на вкус удивительный салат жизни. И что же тебя остановило, друг мой?

– Банальность. Я понял, что заблуждался относительно своих представлений о существовании. Будучи лишённым зрения и слуха, но ощущая вибрации живых существ, я полагал, что люди более свободны, чем они есть на самом деле и что «чёрные» создания – уродливы, а те, кого я восприимал, так сказать, «на бело» – прекрасны.

– И что же?

– Всё абсолютно наоборот. Что до людей, то они – закрыты. Прячутся в створках своих раковин, как устрицы. Скрываются даже от себя. Их следует воспринимать и слушать только с закрытыми глазами. Некоторых, так вообще – зажав нос. Но не это важно. Другое.

– Что именно? – профессор слушал с неподдельным интересом, удваивая получаемое от трапезы наслаждение благодаря его смешиванию с удовольствием, каковое он получал от разговора.

– Тюрьма, док. Этот мир – огромная каталажка. На всех уровнях и во всех возможных смыслах. Социальных, экзистенциальных и даже метафизических. Зачем бежать из одного застенка, если всё равно окажешься в ином, пусть даже чуть большем и просторном? Люди лгут и они несчастны. Но, если бы они были честны с собой и соплеменниками – это ничего бы неизменило. Тут – все проигрывают. Единственное средство стать хоть ненадолго счастливым – воровство.

– Воровство?! – густые брови учёного приподняли сеть жёлтых морщин, безжалостно посекших его лоб.

– Да. Воровство.

– Это слишком всеобъемлющее понятие, Аниэль. Поясни.

– Я и веду речь о тотальном умыкании, – улыбнулся Тиферет. – Всё устроено таким образом, что только выцарапав что-то у жизни, у общества, наплевав на мораль, а ещё лучше и на законы, можно толком распробовать то, что обзывают «счастьем». Да что там говорить?! Ещё и вилки незаметно таскать приходится! Даже когда я вижу какой-нибудь замечательный пейзаж или слышу восхитительную музыку, то я оглядываюсь по сторонам – а вдруг это чьё-то и я не имею на это никаких прав?

– Я понял, что ты хотел сказать. Но слушая и глядя на тебя, я никак не могу отделаться от удивления, насколько быстро гормоны съели всё женское в твоём лице. Только мягкий голос и сохранил ещё что-то от развеявшейся в тебе Анны. Но это так не явно, что если не знать всей предыстории, то не обратишь и внимания.

– В отзывах на мои произведения можно найти некоторое недоумение у читателей по поводу моей половой принадлежности. Это относится к некоторым написанным мною новеллам, где, как кажется, главным образом читательницам, я пишу в точности так, как если бы обладал женской душою или мировоззрением. Однако, я лишь примериваю на себя чужие души, не более. Мне нравятся эти игры с переодеванием. Не в женское, а просто – в чужое. Писатель должен ясно видеть то, чего он никогда, возможно, не увидит. Наиболее рельефно я пишу о зиме – лишь летом. А снежные хлопья вполне осязаемо обжигают мне щёки – только на пляже, когда я изнурён мучительной духотой. Отчасти, дар хорошего прозаика коренится в способности проживать чужую жизнь, хотя бы для этого и пришлось загубить несколько своих наиболее дорогих реинкарнаций. Анна? Я предвидел, что она утонет во мне, как тонули до сих пор все мои возлюбленные, недошедшие даже до середины во время самого большого и бесстыдного моего отлива. Я планировал покинуть тебя, Альберт Яковлевич, но обдумав своё положение, отказался от своей затеи. Кто я такой и кем я являюсь? Зачем я здесь? Я имею и умею самую малость – чувствовать и передавать то, что тщатся передать и ощущить другие. Всё! И даже этот мой крохотный и робкий талант – для немногих. Весьма для немногих. Большинство живущих – спойлеры. Писать для них – унизительно для таких чувствительных мерзавцев, как я. Знаете чего бы я хотел больше всего?

– Чего? – каким-то грустным тоном спросил профессор.

– Чтобы тогда, когда у меня в один прекрасный и счастливый момент совсем не станет тела, – и пусть его сожгут или закопают; мне это безгранично безразлично, – но, чтобы во мраке и тишине, чтобы в полной пустоте и безвестности, со мной всегда, непременно оставалась музыка. Да-да, музыка! Вот с ней – мне расставаться более всего жаль.

                18.04.2012г.

© Copyright: , 2012

Свидетельство о публикации №212040100010