Текст книги "Лавиния и ее тульпа (СИ)"

Автор книги: Ангер Юрген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

Имейте в виду, что при создании визуального образа существующего знакомого вам человека, тульпа скорее всего получит часть его характера, даже если сами вы этого не хотели

Юрген Ангер

Юрген Ангер

Лавиния и ее тульпа

И гангрена, чернея, взбирается по бедру,

Как чулок певички из варьете...

– Смотрите!

Машина вывернула из-за скалы, и показался залитый солнцем город. Девочки на заднем сиденье подняли головы от своих книг – город спускался к морю золотистым каскадом, и башенки далекого замка бесстрашно пронзали небесную твердь. У Вишни перехватило горло от красоты и от предчувствия – наконец-то случится с ними что-то хорошее.

– Пап, кто такой кадавр? – спросила Лека.

– Что это ты читаешь? – Марк повернулся к ней с переднего сиденья.

– "Новый мир", – неохотно призналась Лека, – "Рукописи не горят".

– Марк, ты помнишь, чем там у них там дело кончилось? – Павел нервически забарабанил по рулю пальцами, – Забери у нее, пока не поздно. А то будут ночью рыдания из палатки, и вопли "Папа, я не могу уснуть!"

Марк требовательно протянул руку на заднее сиденье, и сердитая Лека вложила в нее растрепанную книжицу.

– А что мне теперь читать? – вопросила она капризно.

– Отдам тебе свое, – пообещал Марк, – а сам перечитаю это смертоубийство.

– Ты знаешь, про что там было в конце? – шепотом, на ухо, спросила Лека Вишню. Машина уже ползла по набережной – чуть медленнее, чем прежде, и ветер, гудевший в вещах, притороченных к багажнику, затих.

– Двух героев повесили за ноги на городских часах, – тоже шепотом поведала Вишня, – и в чем мать родила. Собственно, все.

– Напугали, – разочаровалась Лека, – ежа голой жопой.

– Я все слышу, – зловеще проговорил Марк со своего сиденья.

Машина проехала город – со всеми его башенками и пряничными домиками – и свернула к кемпингу.

– Сейчас будем ставить палатки, – предупредил Марк.

– Вы. Будете, – хором и мрачно отозвались девочки, – Мы – не умеем. И не будем.

Лека и Вишня учились в разных школах, но ходили в один театральный кружок. А папаши их – Марк и Павел – дружили с незапамятных лет, именно им и принадлежала идея каникул в кемпинге, на берегу холодного моря. Под дождем, среди старинных замков и рыцарских могил. Вдали от радостей цивилизации, в сказочном месте, где общий душ, а туалет – это дыра в полу. Девочки, в общем-то, смирились – с мамами на дачах еще хуже – и условились морально поддерживать друг дружку в трудную минуту. В общем душе, например, среди толстых голых старух.

Леке и Вишне было по пятнадцать. В дорогу мамы выдали им одинаковые комбинезоны фирмы "Мустанг", вроде тех, что носят американские фермеры. Леке ее комбинезон был длинен – пришлось подвернуть, а Вишне – короток. Лека была круглая и глазастая, силуэтом напоминала волчок, и волосы у нее были – песочного цвета и как макароны "спиральки", и причесывалась Лека, как герцогиня Альба на знаменитом рисунке Гойи – просто взбивала свои кудри руками. Долговязая же Вишня вдобавок к комбинезону носила панамку, в которой походила на фрица, и нелепые круглые очки без стекол. Из-под панамки змеился жалобный рыжий хвост. Лека любила танцы и нравилась мальчикам, а Вишня витала в мечтах и в день могла прочитать целую книгу, но когда знакомый психолог измерил девочкам коэффициент интеллекта, открылось, что интеллект легкомысленной Леки составляет двести пунктов, а интеллект глубокомысленной Вишни – всего сто сорок. То есть Лека почти гений, а Вишня – обычный человек, каких миллионы.

Твердость проявить не удалось. Принялся накрапывать дождь, и девочки устремились на помощь отцам – ставить палатки. Мокнуть на улице было противно, а сидеть в машине – унизительно. Правда, они больше ворчали и путались под ногами. Багажник старенькой «Волги» опустел, нехитрый скарб переместился под два неровно натянутых купола – синий и серый. Под синим куполом девочки забрались в свои спальные мешки, Вишня тут же раскрыла книгу.

– А я? – расстроилась Лека.

– Я почти дочитала, сейчас отдам. А сама заберу неизвестно что у Марка, он же обещал.

– А что ты читаешь?

– "Одиссея капитана Блада", – Вишня пролистнула книгу на начало, – вот про этого петиметра.

Лека вытянулась и посмотрела – на картинке нарисован был красивейший щеголь с синими глазами, в старинной одежде.

– Хочу-хочу-хочу! – Лека оживилась, – У нас в классе одна читала, говорит – интересно. А с такой визуализацией...

– Дочь, не ругайся, – Марк на четвереньках вполз в палатку и уселся в ногах. Он был кудрявый, как Лека, и к тому же еще с бородой, – я принес тебе книгу. На замену той.

Марк бросил Леке тонкую, как тетрадь, брошюрку, та поймала и прочитала брезгливо:

– Костоеда, как самому вырастить пульпу? Это что, методичка для зубных врачей? Ты что, шутишь? Пап, ты издеваешься.

– Отдал то, что было, – развел руками Марк, – Другой у меня нет. Дождь кончился, пойдем, прогуляемся до города? – в голосе Марка заиграли завлекательные нотки, – Там костелы. Магазины. Еще не закрылись.

– Пойдем, – обреченно вздохнула Лека, – Куплю тетради.

Марк вылез из палатки на волю, и Вишня произнесла примирительно:

– Все равно это зубоврачебное мне достанется. Я уже читала на даче книгу "Домоводство", мне не привыкать. А ты забирай капитана.

По городу прогуливались аборигены, отважно игнорируя непогоду – все в шортах по колено, и мужчины, и женщины.

– Моржи! – то ли восхитилась, то ли осудила Вишня.

– У них так принято, – пояснил Павел, – люди веруют в календарь. Им написали "лето" – и они надевают шорты.

– Мама пыталась положить мне зонтик, – с тоской вспомнила Лека, – а я не дала. Еще насмехалась – зачем в кемпинге зонтик?

– И я не взял, – пригорюнился Марк.

Универмаг не просто работал, в нем обнаружилось то, чего не было в столице – школьные тетради по двенадцать листов, которые Лека простодушно именовала "лощеными". Тетради эти блестели, как лакированные, и были нежных пастельных цветов. Лека набрала целую охапку.

– Как ты понесешь их под дождем, дитя дефицита? – ехидно спросил ее Марк.

– Под курткой, у самого сердца, – зло пояснила Лека, – и бегом.

За окном универмага лило – уныло и упорно.

– Будем двигаться короткими перебежками, от козырька до козырька, – предложил Марк.

– Я останусь здесь, пока дождь не закончится, – Лека пристраивала стопку тетрадей понадежнее под курткой, но краешки все равно торчали, – или пока меня не выгонят.

– Он не закончится, – Вишня выглянула из вертящейся стеклянной двери, прошла в двери, как в карусели, несколько кругов, и вернулась, – небо черное. Спорим, в палатках сейчас лужи. Внутри.

– Не каркай, – вздохнул Павел. Он снял с себя прорезиненную ветровку, в руках прикинул габариты и прочность, и обратился к Леке, – Давай тетради. Я заверну их, и мы побежим. А вы – потихонечку пойдете следом, от козырька да козырька. Дорогу помните?

– Помним, – Лека отдала тетради, – дядя Паша, вы мой благодетель. Век не забуду.

– Уж постарайся, – отозвался Марк. Павел запеленал тетради в ветровку, зябко передернулся – на нем осталась лишь застиранная до прозрачности футболка с надписью "Олимпиада-80" – толкнул стеклянную карусель и трусцой припустил под дождь. Марк натянул на голову джинсовую куртку – он носил "канадский смокинг", джинсы, и из того же материала рубашку и куртку – и понесся следом. В пелене дождя видно было, как они скачут по лужам, вниз по узкой булыжной мостовой, и толкаются, и обгоняют друг друга. Они были как тощие молодые псы, играющие от избытка дурного энтузиазма, и девочки переглянулись, и рассмеялись.

– Побежали до костела, – предложила Вишня, – для ориентиру. А потом – до чего-нибудь следующего.

Костел просматривался за струями дождя, внизу по улице, и манил расплывчатым желтым светом, брезжившим из открытых дверей.

– Может, дождь закончится? – понадеялась Лека.

– Может, и закончится – завтра, – отвечала Вишня, – нечего думать, прыгать надо!

Она натянула на уши поглубже свою панамку, толкнула дверь и зашагала размашисто – бежать было унизительно – вниз, по скользким булыжникам, к костелу. Лека вздохнула, подняла воротник и покатилась следом, как колобок.

Свет внутри костела переливался всеми цветами – из-за витражей, позади скамеек висели два внушительных ангела, с ног до головы в золотом.

– Ужас, – осудила ангелов Лека, – еще бы в леопардовое их нарядили.

– Для барокко это как раз нормально, – отвечала начитанная Вишня, – тогда все носили золотое, и вещи были золотые, и мебель, все.

Вишня подняла голову, огляделась. Дождь все-таки кончился – солнце ударило в витражную розу, радужный водопад упал в проходе между скамьями, и на полу отпечатался разноцветный круг, как в калейдоскопе.

– Вондер, – задумчиво проговорила Вишня.

– Ну, здорово, да, – согласилась Лека, знакомая с английским языком.

– Воображаемый мир, созданный при помощи самогипноза, – процитировала Вишня, – это из Марковой зубодерной книги, открыла наугад – а там инструкция, как созидать иные миры. Перед сном прильну, просвещусь. Попробую создать себе один.

Лека обошла по кругу нависшего барочного ангела, с семитским профилем и черными кудрями:

– И почему блондинкам золотое не идет? Только брюнеткам? Кстати, о барокко – ты взяла с собой текст?

– Мне не нужен, я и так помню, у меня мало слов, – отмахнулась Вишня. Они репетировали цветаевскую "Фортуну", и Вишня была герцог Лозэн, а Лека – все его возлюбленные дамы. В реквизитном камзоле и в ботфортах хрупкая Вишня смотрелась, как ни странно, очень органично – словно герцогский наряд проявлял в ней какие-то новые, скрытые сущности. И сейчас Вишня сорвала с головы свой нелепый убор, отвесила плавный, текучий, отрепетированный поклон и насмешливо продекламировала:

Au Dieu – mоn amе

Моn corps – au Roi,

Mon coeur – aux Dames,

L"honneur – pour moi...

И рассмеялась звонко, запрокинув изящную голову на тонкой шейке – так звонко, что выглянул из своей каморки недовольный монах.

– Оказывается, все-таки не пульпа, а тульпа, – прочитала Вишня. Девочки лежали в своей палатке, в спальных мешках, и читали каждая свою книжку, освещая страницы карманными фонариками. Дождь тихонечко цокал копытцами по горбу палатки. Лужа от дождя не натекла – к счастью, Вишня не оказалась Кассандрой.

– Тульпа, в переводе с тибетского, "создавать" или "строить" – самовнушенная галлюцинация, взаимодействующая со всеми пятью чувствами, – прочитала Вишня, – Проще говоря, воображаемый друг, как у пятилетних. Только он будет всегда с тобой, и сможет давать советы, и утешать, и подсказывать верные решения...

– По математике? – оживилась Лека, – По первообразной?

– В идеале – и по математике, – отвечала Вишня, – если как следует все продумать. Вот ты кого бы хотела – какого друга? Ну, в плане экстерьера.

– Огненного единорога, – вздохнула Лека, – Чтобы он перебодал всех дур в нашем классе. И парочку дураков...

– Тульпа не может бодаться, – ответила Вишня, – как я поняла, это такое альтер эго, часть твоей же личности. Она может разве что вдохновить бодаться тебя. А сама с окружающим миром – ни-ни.

– А ты бы кого завела? – зевая, спросила Лека, больше из вежливости.

– Мужика, вроде капитана в твоей книжке. Красивого и воспитанного. И не говори, что во мне самой этого нет – я же играю Лозэна.

– Да есть, есть, – Лека погасила фонарик и свернулась в клубок, – Спокойной ночи. Надеюсь, за ночь нас не затопит.

Вишня прочитала еще пару страниц, погасила фонарь – иначе выходило не по-товарищески – и лежала на спине с открытыми глазами. Сон не шел. Вишня попыталась представить вондер – ступени, ведущие вниз, и дверку, и за ней – костел с нависающими золотыми ангелами. Выходила ерунда. Ангелы глумливо ухмылялись и грозили даже не пальцами, а какими-то священными своими атрибутами, какими-то циркулями, которых оригинальные ангелы вроде и вовсе не держали в руках. И свет от витражной розы на полу костела то зажигался, то гас, как огни на школьной дискотеке. "Дурацкий вондер, – подумала Вишня, засыпая, – надо придумать другой, нормальный – в такой никакая тульпа не пойдет".

Море и небо были одного цвета – стального. Утреннее солнце брезжило сквозь тучи. Лека и Вишня сидели на полотенцах, обе в свитерах и в неизменных комбинезонах, и все никак не решались пойти искупаться.

– Море, солнце, пляж, – уговаривала себя Лека, – говорят, здесь температура воды выше температуры воздуха. На всякий случай я взяла с собой шапку.

– На всякий случай я уже в шапке, – констатировала Вишня, – как ты думаешь, наши евангелисты еще спят?

– Павел не евангелист, – возразила Лека, – их четыре, и ни один не Павел. Нет такого евангелиста.

– Много ты знаешь, – отвечала образованная Вишня, – Павел – протоевангелист. Он сам мне хвастался.

– В любом случае, лучше нам искупаться, пока никого нет, – Лека стянула через голову свитер, и яркие завязки купальника восстали за ее спиной, как крыла мотылька или заячьи уши, – лучше море, чем общий душ.

Девочки запрыгали на гальке возле полотенец, выбираясь из своих комбинезонов, и через минуту уже заходили в воду – синхронно и мужественно. Вода и в самом деле оказалась теплее воздуха. Лека тут же поплыла, а Вишня просто встала в воде по плечи – плавать она не умела.

– Ты делала тульпу? – Лека плавала вокруг Вишни кругами, – Я перед сном пыталась, и единорог мне отвечал.

– Я в вондер ходила, – Вишня поправила на носу свои декоративные очки, – Но пока безрезультатно. На свидание никто не явился.

– А я говорила с единорогом, и получила в ответ – волну одобрения, – похвасталась Лека.

– Врешь ты все. Спала и храпела. Я слышала – волну храпа и сопения, – не поверила скептическая Вишня.

– Завидовать дурно, – обиделась Лека и уплыла прочь. Вишня еще раз поправила мокрой рукой очки и, стуча зубами, пошла на сушу. Стряхнула гальку с полотенца, быстро вытерлась и нырнула в свитер. Из-под свитера вылетел мокрый купальник, и Вишня торопливо, пока никто не видит, вшагнула в комбинезон. Отжала пахнущий морем рыжий хвост и натянула на уши панаму.

Лека снарядом вылетела из моря, схватила полотенце и принялась яростно растираться.

– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? – глумливо спросила Вишня, уже шнуровавшая кеды.

– Кто бы говорил – это ты у нас красная, – Лека одевалась, прикрывая себя полотенцем – то тут, то там, – я бледна, как морская раковина.

– Как бедро испуганной нимфы, – продолжила мысль Вишня, – что у нас сегодня в программе?

– Отцы грозились экскурсией в замок Левенхоф, – вспомнила Лека, – тот, что на горке.

– Как я поняла, он не в городе, – Вишня потерла переносицу под очками, – и там есть мумия.

– Кого? – Лека отжала полотенцем свои буйные кудри.

– Ну, не Тутанхамончика же, – вздохнула Вишня, – вестимо, самого Левенхофа. Будет, что вспомнить на сон грядущий.

– Холодно, – Лека надела на голову тонкую шапку и обхватила себя за плечи, – может, попрыгать?

– Предлагаю согреть себя куртуазным танцем, – Вишня церемонно протянула ей руку, – Я могу насвистеть мотив.

Это была идея на грани безумия – насвистеть менуэт. Вишня даже порозовела от усердия. Лека танцевала легко и грациозно, и каждое ее отточенное движение отвечало соответствующему повороту мелодии. Вишня же двигалась, как механическая фигурка – может, свист ее отвлекал – и жесты ее были чуть более порывисты и резки, чем это принято в барочном танце. Они протанцевали несколько па – под крики чаек, над мокрыми полотенцами, – и Вишне наскучило свистеть, она приподняла над головой панаму и прочитала реплику из пьесы:

– Еще бы я просил...

– О чем? – вспомнила свои слова Лека.

– Чтоб вы не ездили верхом,

Как мальчик... Чтобы слишком крупной

Тайком от короля игры

Не затевали б... – продекламировала Вишня.

Лека не помнила ответа, и поэтому просто спросила:

– Как ты думаешь, в замке Левенхоф катают на лошади?

Замок Левенхоф возвышался над городом, словно гнездо шизофренической птицы. Автобус подбирался к замку скалистыми извилистыми тропами, Вишня и Лека смотрели в окошко – на море внизу – и боялись, что один неверный поворот руля – и экскурсанты рухнут если не в пропасть, то в овраг. У водителя играло мерзопакостное радио, и по салону разносилось что-то вроде: «Нажми на кнопку – получишь результат...»

– Я как-то познакомилась с курсантом, – вспомнила Лека, – он говорил, что они под эту песню маршировали в сортир.

– А обратно? – уточнила Вишня.

– Кто знает... может – "Казанова, Казанова?" – предположила Лека.

Автобус вкатился в небольшой парк – а замок нависал уже близко-близко, серый и мрачный, как готическая страшилка.

– Пламенеющая готика, – предположил Павел, но Марк тут же отрезал:

– Мимо. Раннее барокко, с претензией на романский стиль.

Автобус остановился посреди парка, перед замковыми воротами, двери-гармошки разъехались, и туристы выкатились на улицу. Лека и Вишня вышли последними, когда экскурсовод уже повел за собой начало хвостообразной процессии – к воротам.

– Не отставайте! – Марк обернулся на мгновение и тут же побежал догонять остальных.

Лека и Вишня плелись в самом хвосте, и экскурсовода не слушали – Лека высматривала в парке лошадь, а Вишня просто скучала. Экскурсия вползла в замок и растеклась по холлу. Экскурсовод вещал об особенностях архитектурных стилей, а Лека спросила:

– Нам покажут мумию? – спросила она Марка, но услышали все. Марк прижал палец к губам:

– Т-с-с, всему свое время.

"Не покажут" – подумала Вишня. Туристы брели по залам – чем дальше, тем больше вокруг было золотого.

– Барокко вытесняет готику, – прокомментировал Марк.

В главном зале – он, кажется, так и назывался, как в простых семьях большую комнату называют попросту "зал" – золотым было уже просто все. Над позолоченным камином стояли золотые часы, и на часах дежурили два золотых, зеркально блестящих то ли кавалера, то ли херувима. На одной стене висели два портрета, мужской и женский, на другой – овальные золотистые зеркала.

– Перед вами так называемые "прелестные" зеркала, – продекламировал экскурсовод, – амальгама на них нанесена особым образом, и отражение усиливает привлекательность смотрящего.

Туристы тут же ринулись любоваться на себя, а Лека – та давно уже причесывалась перед одним из "прелестных" зеркал, взбивая свои спиральные кудряшки.

– Особой разницы не вижу, – произнесла она скептически, – но я буду приезжать сюда причесываться.

– Тебе ближе будет дойти до универмага, – отвечала вредная Вишня, – там тоже есть зеркала. Хоть и не очень-то прелестные.

– А теперь познакомьтесь с господами Левенхоф, – продолжил экскурсовод, указывая на портреты, – перед вами Пауль Казимир фон Левенхоф и Мария Готлиба фон Левенхоф, его супруга...

– Как барашки, – умилилась Лека.

Господа Левенхофы и в самом деле напоминали барашков, или куртуазных пастушков – наверное, позировали в маскарадных нарядах. Личики у обоих были белые и гладкие, щечки румяные, глазки темные и внимательные.

– Как брат и сестра, – сказала Вишня.

– Это оттого, что они оба накрашены, – шепотом предположил Павел.

Экскурсовод уже рассказывал, какие господа были на самом деле сволочи и угнетатели, и как пили кровь из трудового народа. Часы на камине набрались храбрости и заиграли. Пастушки на часах закружились в синхронном танце. Девочки переглянулись.

– Менуэт! – произнесли они одновременно, и Вишня поклонилась, сложно взмахнув панамой, а Лека присела и протянула ей руку. Они сделали несколько плавных, согласованных па в кругу изумленно расступившихся туристов. Часы пробили три и замолкли. Вишня церемонно поцеловала партнерше руку и вернула панаму на голову. Кое-кто даже зааплодировал.

– Очаровательно, юные дамы, – похвалил экскурсовод, и Лека тут же сморщилась, – А теперь прошу всех спуститься на нижний этаж, можно сказать, в подвал – нам предстоит увидеть склеп.

– Мумия, – Вишня многообещающе подняла брови, но Лека уже смотрела в окно:

– Там лошадь. Отцы, я хочу кататься на лошади, и гори эта мумия синим пламенем.

По парку на белой лошади катали пятилетнего флегматического ребенка. Отцы и Лека убежали кататься тоже, а Вишня побрела вслед за экскурсией – верховая езда вызывала в ней священный трепет. За свою жизнь Вишня падала с коня столько же, сколько на него садилась, а однажды умудрилась даже свалиться с пони – это было особенно унизительно.

В склепе господ Левенхоф было темно и прохладно. Гробы, огромные, как крылатые ракеты, стояли вдоль прохода рядами. Стояли они на когтистых львиных лапах, и Вишня тут же представила, как ночью, когда никто не видит, гробы совершают на этих лапах спортивные забеги. Над одной из гробниц все склонялись и что-то такое внутри разглядывали, Вишня подошла и тоже посмотрела. Лучше бы не смотрела. Верхняя часть гробовой крышки была из стекла, и под стеклом покоилась та самая мумия.

Нет, нельзя сказать, что мумия была страшная. Ленин в мавзолее гораздо противнее. При жизни господин Пауль Казимир Левенхоф был, наверное, весьма симпатичным типом, хоть и не походил ни капли на свой парадный портрет. Он выглядел, как... наверное, как человек после очень долгой болезни. Кожа, желтоватая и почти прозрачная, обтягивала хищное лицо с резкими чертами и выдающимся носом, и видно было, что под веками нет глаз, только пустые впадины. И лицо это хранило выражение то ли удивления, то ли печали, наверное, из-за высоких, как готические арки, бровей – и мумия пронесла это выражение через все сотни лет своего смертного покоя. Руки, тонкие и черные, как птичьи лапы, держали крест. Белые волосы – или то был парик? – волнами закрывали уши, и слава богу – только ушей его Вишне и не хватало. Вишня смотрела, наверное, минут пять – такой он был красивый и страшный.

"Имейте в виду, что при создании визуального образа существующего знакомого вам человека, тульпа скорее всего получит часть его характера, даже если сами вы этого не хотели" – вспомнила Вишня цитату из книги. Она шла по проходу между гробами, попиравшими своими лапами свет, и было ей весело и страшно, как в той песне. И, как только она шагнула на улицу, под неяркое солнце, и зажмурилась, и, как в пелене, увидела парк, и деревья, и лошадь – тульпа ответила. Вишня услышала ответ как тепло, как в книге "Убить пересмешника" дети описывали "жар-пар", внезапное жаркое влажное облако, вдруг окутывающее одинокого пешехода. Кажется, в книге так приходили неупокоенные души.

Вечером отцы и Лека отправились гулять в город. Вишню то ли продуло утром на пляже, то ли тошнило после созерцания мумии – она осталась в палатке, завернулась в спальный мешок и с упоением принялась за книгу. Книга бесстыдно сулила – «тульпа изменит вашу жизнь». Вишне очень хотелось бы изменить свою жизнь и хотя бы раз в этой жизни сходить, например, на свидание. Все-таки виной нездорового состояния оказалась не мумия, а утренняя вода в ухе, после экстремального купания. Ухо заныло, голова заболела, Вишня отложила книгу, закрыла глаза и начала представлять себе вондер.

Три ступеньки, как и договаривались. Три ступеньки вверх – мы же не хотим оказаться в подвале. В склепе господ Левенхоф. И – каков сюрприз! – мы попадаем в гостиную, тех же самых господ Левенхоф. Хорошо, принято. Здесь красиво. Шторы задернуты, горят свечи. В тех самых, как оленьи рога, подсвечниках, что сиротливо пустовали во время экскурсии. Камин, господа на портретах. Херувимы на часах – в отблесках дрожащего пламени. Стены в комнате отчего-то цвета бутылочного стекла – они не были такие, но ладно. Вишня подходит к одному из "прелестных" зеркал и видит в нем себя – такую же, как в жизни и, увы, ничуть не лучше. В панаме, в очках и в дурацком коротком комбезе. Шаги по коридору – пока вдалеке. У этой его обуви определенно есть каблук. Будет ли звон шпор? Не надо, пусть он не носит шпоры, пусть он жалеет своих лошадей – как князь Олег. Или как Калигула. Шаги все ближе – гулкие, безо всякого звона. Тульпа изменит вашу жизнь. И у Вишни в кои-то веки случится свидание. Пусть даже с частью себя.

Вишня закрывает глаза – она еще не придумала до конца, кого же хочет видеть за своей спиной. А кого попало видеть не хочется. Страшно разочароваться. Шаги смолкают – совсем рядом. И Вишня чувствует спиной – тепло. Без одобрения – просто тепло. И любопытство. Ты забавная. Это пока не его голос, это собственный голос внутри головы. Спасибо, что пригласила. Ты совсем еще ребенок. Посмотри же на меня...

Вишня открыла глаза – не Вишня из сна, а настоящая Вишня, в палатке. Еще светло, и никто пока не вернулся. Нужно будет дать ему голос, и внешность – как у того капитана, или у Лозэна из исторической энциклопедии, или даже немного – господина Левенхофа, только лучше представить все-таки, какие у него могли бы быть глаза. Вишня задумалась и сама не заметила, как уснула – на этот раз обычным, не тульповодским, сном, и снилась ей обычная подростковая ерунда.

– Красный мяч летит по песку, догоняет мою тоску, – экспромтом прочитала Лека. Она умела разговаривать иногда хоть и плохими, но стихами – так, наверное, проступали на поверхность пресловутые двести пунктов интеллекта.

Умывание в кемпинге напоминало фильмы про концлагерь – дощатый барак с четырьмя рукомойниками, и к каждому длинная очередь. Девочки почистили зубы и отправились на пляж – пока отцы готовили завтрак. После вчерашнего купания у Вишни стреляло в ухе и ломило все тело, она сидела на своем полотенце, сложив по-турецки длинные ноги, и с ненавистью смотрела в набегающие волны. Лека уже искупалась в свинцовом море и теперь отчаянно мерзла – вода с мокрых кончиков волос стекала ей за шиворот. Неподалеку мамаша бросала младенцу красный мяч – это и послужило катализатором для экспромта. Ветер, галька, будто чешуя океанской рыбы, мяч – красное на сером, как на картине Хоппера.

Вишня не стала рассказывать Леке про тульпу, и вообще решила, что не стоит делиться своими сомнительными успехами – Лека может решить, что Вишня шизофреник.

– Ты пишешь стихи? – спросила Вишня, нащупав наугад – тему, которая окажется для Леки – как тульпа для самой Вишни.

– Пишу, – легко призналась Лека, – особенно на географии и на истории. Раньше разрисовывала учебник, но это непродуктивно.

– Не оставит культурного следа? – подсказала Вишня.

– Ага, – согласилась Лека.

– А здесь тебе сочиняется? – спросила Вишня.

– Почти нет. Только когда мы были в костеле – что-то такое сложилось, – Лека заметно смутилась.

– Прочитай!

– Стесняюсь...

– Ну У! – Вишня сделала обеими руками жест – как служат маленькие собачки, Лека рассмеялась и прочитала:

Она танцует с черным домино

В пустом проходе зрительного зала

Под музыку старинного хорала

В соборах запрещенного давно.

Жить скушно в мире гулком и пустом.

Жрецы мертвы, осиротели храмы.

На ней перчатки, прячущие шрамы,

И платье со змеящимся хвостом.

– Про меня, да? – восхитилась Вишня, – Домино – это же мой Лозэн? А какой это размер – анапест?

– Понятия не имею, – пробурчала красная Лека, – я не знаю размеры...

По пляжу медленно шли два парня – местные, судя по шортам и высокомерным физиономиям. Им было лет по шестнадцать, не больше. Они дефилировали по краю моря, почти в набегавшей волне, и бросали презрительные взгляды на расположившихся вдоль берега туристов – на мамаш с детьми, и на разминающихся пожилых физкультурников в спортивненьком. Красный мяч жизнерадостно ударил их по ногам и тут же милостиво был послан обратно.

– Круче только дуче, – прокомментировала парней Лека.

Парни приблизились, и Лека заулыбалась им своей коронной улыбкой. Вишня, наоборот, надулась – она не верила в свою удачу даже в паре с Лекой. Парни переглянулись, оценили Лекино дружелюбие, и подошли, явно преодолевая внутреннее сопротивление. Они двигались, как очень молодые кони, грациозно, порывисто и немного нелепо. Лека внимательно смотрела на них – снизу вверх, а Вишня, наоборот, смотрела куда-то в сторону.

– Прикурить не найдется? – спросил наиболее смелый.

– Мы некурящие, – гордо отозвалась Лека.

– Правильно, – одобрил собеседник, – А можно с вами познакомиться?

– Да легко, – разрешила Лека.

– Марек, – представился один.

– Казик, – представился второй.

– Ольга, – назвала свое полное имя Лека – в назидание Мареку и Казику.

– Лавиния, – пробормотала сквозь зубы Вишня. Так уж ее звали – Лавиния – Лавровишня – Вишня.

– Завтра на площадке за кемпингом – дискотэка, – поведал тот, который Марек, – дамы, вы идете?

– А что еще тут делать? – отвечала Лека, – Скукотища же. Так что да, идем.

– Тогда до встречи, – неуклюже поклонился Марек, – на дискотэке. Оревуар.

– Цзай дзян, – отозвалась Лека.

– Ты их обругала? – с надеждой спросила Вишня, провожая взглядом удаляющиеся спины.

– Нет, попрощалась по-китайски. Зуб за зуб, глаз за глаз.

– У нас свидание, – вздохнула мечтательно Вишня, – поистине, тульпа меняет вашу жизнь.

– А ты что – вызывала? – спросила Лека, – Я-то забросила это дело. Скука.

– Вызывала, – мрачно призналась Вишня, – На свою голову. Пойдем завтракать, нас уже, наверное, заждались.

– Тебе который больше нравится – Марек или Казик?

– Никоторый, я на них не смотрела. Так что можешь выбрать первая – любого.

Ночью, в палатке, когда Лека уже уснула и тихонечко сопела под боком, в своем спальном мешке – Вишня все не могла сомкнуть глаз. Она уже знала все – и внешность, и голос. Синие глаза книжного капитана, его же черные кудри и цвет кожи – смесь персикового, янтарного и чуть-чуть орехового. Вишня видела такой цвет лица у одного болгарского студента и поэтому очень хорошо его себе представляла – у таких мужчин еще к вечеру на лицо ложится сиреневатая тень от быстро отрастающей щетины. Вишня считала, что это обалдеть как красиво. Голос – мягкий, с французским акцентом, это уже от герцога Лозэна, он же собирался в Россию к Екатерине – значит, учил язык. И точеный профиль господина Левенхоф, его чуть приподнятые удивленные брови, эту его постмортем-гримасу Вишня все никак не могла забыть. А имя – пусть придумает себе сам. Хорошая задачка для подсознательного.

Три ступени – вверх – и открывается дверь. И спектакль продолжается с того самого места, где был прерван – Вишня стоит перед зеркалом, глаза ее закрыты, и тепло за ее спиной. Обжигающая волна – интереса, любопытства. Симпатии? Вишня слышит за спиной один осторожный шаг, навстречу, и две горячие ладони ложатся на ее плечи. Здравствуй. Лавиния. "Есть контакт" – думает Вишня. Она приоткрывает глаза – это так забавно, открывать и закрывать глаза, но в собственном сне – и горячие руки скользят с ее плеч, огненным кольцом обхватывают ее и чуть-чуть толкают назад, и затылок ее упирается, кажется, в его ключицу. Он очень высокий. И теплый. У тебя смешная шляпа.