Текст книги "Как дела, пятый «А?»"
Автор книги: Ангелина Романова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Математика
– Женя, ты сделал домашнее задание? Решил задачу? Женя, ты в курсе, что у тебя одни двойки? – голос математички то трубил, то звенел комариным писком.
Я тщетно пытался скрыться от назойливой учительницы, сворачивая в незнакомые дворы, прячась в кронах деревьев и ныряя в воду с причудливых мостов, но неизменно нос к носу сталкивался с Зинаидой Егоровной. А как она могла оказаться на крыше двенадцатиэтажки?!
Торопливо спрыгнув оттуда и боязливо озираясь, скрылся в густых зарослях огромной травы и на мгновение успокоился. «Здесь она меня не найдёт!» – облегчённо подумал я и присел на корточки. Но зелёная растительность тут же раздвинулась, как занавес, и прямо передо мной возникло круглое слегка полноватое лицо математички. Я вздрогнул. Лицо затряслось, стало нечётким, как в бабушкиных «плюсовых» очках и приказало почему-то маминым голосом:
– Вставай! Да вставай сейчас же! – следом кто-то довольно сильно потряс за плечо, и я буквально вылетел из шикарной зелени как пробка. Надо мной нависала мама, держащая в руках раскрытый дневник.
– Ма? Так это ты? – изумился я и сразу обрадовался, ощутив, как изматывающий сон уходит, улепётывает без оглядки. – А я тебя не узнал!
– Я тоже тебя не узнаю! Опять за контрольную по математике двойка! В последнее время пошли улучшения – четвёрки и даже пятёрка, я было успокоилась…
Пришлось честно признаться:
– Списал – и получил пятёрку! Хотел тебя порадовать. Отгадай, по какому предмету списывать вообще невозможно? По физкультуре! Там я – первый!
Но мама категорически не хотела быстро успокаиваться:
– Нет, эта ситуация мне совершенно не нравится! А сидеть-объяснять некогда – на работе отчёты. Выход один – придётся заниматься с репетитором!
Мама ревностно относится не только к своей профессии бухгалтера, но и к цифрам вообще: эти маленькие противные шмакодявки для неё – как родные; обожает и знает все их причуды.
– Но сегодня, вроде бы, выходной? – робко предположил я, надеясь, что мама изменит решение.
– Это не имеет никакого значения! – ответила она стеклянным голосом. – Слыханное ли дело?! Пятый класс, а два на три перемножаешь – получаешь пять! – и отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы глобального расстройства.
Да, отчёт на работе – дело жестокое. Мама устаёт и от этого часто нервничает; то и дело приходится её спасать от наплывов плохого настроения.
– Ой, ма! Это случайно вышло: просто забыл знак по часовой стрелке повернуть, написал умножение вместо плюса, а так ответ правильный! И, к тому же, Зинаида Егоровна слишком строгая и вообще меня не любит…
Но мама была упряма:
– Уже созвонилась с тётей Каринэ, та согласилась подтянуть тебя по математике.
Я сделал круглые глаза:
– А кто такая тётя Каринэ?!
– Наша дальняя родственница; как говорится, «седьмая вода на киселе». Их «веточка» – несколько семей, переехали из Армении в Россию в девяностые годы, когда на родине было совсем плохо.
– А что такое «седьмая вода на киселе»?
– То же самое, что «по тётке Прасковье двоюродный Максим»! – пропечатала мама таким тоном, и я понял, что поваляться в постели сегодня точно не удастся.
За скоротечным завтраком и в трясущемся от старости автобусе, мама пыталась расплести запутанное кружево многочисленных родственных связей, из чего я вынес, что все люди – братья, и что если сильно постараться, то можно обнаружить свою родню в любой точке земного шара.
– Вот были бы живы твои бабушки – они бы показали наше генеалогическое дерево, сколько там веточек! – сокрушалась мама, пока мы ехали на другой конец города, и пассажиры, сидевшие рядом, незаметно вдохновлялись, кивали головами и дружно подхватывали разговоры о родне, корнях и памяти предков.
– А армяне по-русски говорят? – прервал я мамин нескончаемый поток мыслей и всунул свой животрепещущий вопрос.
– А как же! – воскликнула она. – Сестра Каринэ – тётя Ануш даже преподаёт русский язык, не помню, в какой школе нашего района! Только фамилии учеников всё ещё путает: Симонова по привычке Симоняном называет, Петрова – Петросяном.
«Классно! – восхитился я. – Вот приду завтра в школу и скажу Женьке Губкину: «Привет, Губкян!» А он мне в ответ: – «Шишкян, здорово!»
– А как фамилия тёти Каринэ? – дёрнул я маму за рукав.
– Мкртчан!
– ???
За разговорами дорога показалась не такой длинной, и скоро мы уже стояли у квартиры родственников. Дверь открыла черноглазая тётенька с большим носом и крашенными «под блондинку» волосами. К её пышному телу, одетому в светленький домашний сарафан с двух сторон прицепились две любопытные мордашки, принадлежащие черноволосым, тоже необычно носатым мальчишкам детсадовского возраста. Ребята сначала, как по команде вылупились на нас огромными тёмно-смородиновыми глазами, в которых совершенно невозможно было различить зрачков, а потом принялись негромко хихикать.
– Вартан! Арушан! Вас тут не хватало?! – зычно прикрикнула на мальчишек моя новоявленная тётя и расплылась в улыбке. – Пажалуйте, гости дарагие! Прахадите! Чайку, кофейку?
– Нет, нет, спасибо! – засмущалась мама и подтолкнула меня вперёд. – Это Женьчик. Оставлю его позаниматься, а сама часок пройдусь по магазинам, в будни совершенно ничего не успеваю.
– Канечно, канечно! – понимающе закивала хозяйка. – Погуляйте, а у меня за это время абед поспеет! А ты, Женя-джян, прахади, не стесняйся, знакомься с ребятишками!
В большой комнате, куда определила меня тётя Каринэ, кроме громко орущих и бегающих друг за другом мальчишек с диковинными именами, оказался ещё один ребёнок: в уголке, на фиолетовом горшке, имеющем форму бегемота восседал кучерявый малыш, весь перемазанный красной помадой, и с воодушевлением сковыривал со стены золотистые «породистые» обои.
– Вуй ме! Араратик, што ты делаишь? – вскричала репетиторша и принялась отдирать ребёнка от увлекательного занятия. Малыш оглушительно заревел и смог перекричать начинающих потасовку братьев.
– Вах, мама-джан! Кто дал Араратику эту штуку?! – грозно вращая глазами и потрясая вывернутой косметичкой, тётя обрушила гнев на притихших мальчишек – и тут же, не дожидаясь ответа, схватила под мышки и потащила громко вопящее младшее чадо в ванную.
– Это не я! Это он! – завопили вдогонку Вартан и Арушан, показывая друг на друга. – У нас не получилось братику попу вытереть – он от нас спрятаться хотел! Мы его из-под стола выманить хотели, а потом бы помаду на место положили! – но обнаружив, что их не слушают, ребята замолчали и дружно уставились на тетрадку с ярким рисунком, которую я машинально сжимал в руках.
Такой гам в нашем доме бывал, пожалуй, только в дни рождения! Да ещё, пожалуй, когда брат колотил по музыкальным тарелкам, готовясь стать знаменитым ударником.
– Много детей – базар! – принялась оправдываться вернувшая с отмытым голопопиком тётя Каринэ. – Внуков из детсада высадили, а так у нас тихо, спокойно. Сережа – младший сынок, вырос, а так, бывало, хи-хи-хи, деньги фломастером рисовал и мне в кошелёк вместо настоящих подсовывал, белую кошку хной в рыжий цвет красил! Дети есть дети!
– Сергей! – позвала тётя. – Забери этих исчадий ада погулять!
В комнату шагнул ещё один «деть»: высокий широкоплечий чернобровый парень, над верхней губой которого шикарной полоской росли небольшие усики. Я машинально потрогал у себя под носом и вздохнул. Появление «мужской» растительности на моём лице означало бы категорическое уравнивание в правах с братом и навсегдашнее выключение его всюплешпереевших восклицаний: «когда же «мелкий» вырастет?!»
Из коридора выглянул младший из лихих братьев и, хитро улыбаясь, протянул:
– Ба-а-а, а можна-а-а нам на улицу веласапет взять?
– Так и быть, – разрешила тётя Каринэ и пояснила. – В пятницу у Арушанчика юбилей был – пять лет, дед велосипед подарил, так малыш всё норовил его в постель затащить, еле уговорили рядом с кроваткой поставить!
Неожиданно тётя прищурила глаза и подозрительно внимательно посмотрела на меня:
– Ну, что, Женька-джян? Готов заниматься математикой?
Я вздрогнул. Честно говоря, совсем позабыл, зачем сюда пришёл – и вопрос прозвучал, как залп или неожиданное приглашение к зубному. На этот случай в моём арсенале имелся один фирменный опробованный приёмчик: оттянуть неприятное событие, попытаться «заговорить зубы», но тут дверь вдруг распахнулась, и в комнату ввалился большой усатый сильно пыхтящий дядька, который с порога завопил тугим басом:
– Это надо же! А ещё прадавэц называется! Представляешь, жена, пошёл в магазын, там адна дэвушка апельсын торгует! Товар хорош, а лицо?! Кэмэнная стэна! Я ей говорю: улыбнись, дарагая! Я хотэл, на прадавэц посмотрэл – уже нэ хочу! Это тавар – его чувствовать, любить надо! Такой удовольствие, когда люди из твоих рук што-ныбудь покупают! Покупатэль хорошо – тэбэ хорошо! Гаварил-гаварил, а дэвушка нэ понимает! Повэрнулся, к другой жэнщинэ пошёл! Яблок, канфет, банан купил, внуки в доме – радость в доме: угощать надо!
С этими словами дядька снял с головы кепку, вытер клетчатым платком вспотевшее лицо, затем лысину на голове, потом потряс комнату таким оглушительным чихом, что зазвенела посуда в шкафу, и только тогда заметил меня:
– Вуй ме! Учэник?! Сколько будет дважды два? Ха-ха-ха! – взорвался он вдруг таким добрым заразительным смехом, что я автоматически начал улыбаться, а потом засмеялся вместе с ним. И все мои опасения исчезли, улетели куда-то за поля, за моря. Тогда-то я и понял, что смех сжигает страх.
– Это дядя Вазген! – улыбнулась тётя Каринэ. – Пойдем, плэмяшычек, на кухню, я вам с Араратиком яблачки дам! И подхватив малыша на руки, она вышла из комнаты.
– Знаешь, что лежит в этом халадыльнике? – спросила родственница, после того, как я уселся на старую табуретку. – Не знаешь, и я ещё нэ знаю, что там Вазген принёс. Значит, там… икс! – радостно заключила она. – И мы его сейчас найдём: ты будешь примеры рэшать, а я – готовить абэт!
– Вот тебе неизвестные! – тётя Каринэ достала откуда-то из-за шторы и протянула мне листок с напечатанными заданиями. – Подумай, как решить.
У-у-у! Когда учителя произносят своё фирменное «подумай», в мою голову нагло врывается пустота: не лезет ни одна нужная мысль, хотя в другое время их хоть отчерпывай. Зато вспоминается, как африканские слоны вальяжно помахивают ушами, как упруго свистит ветер, когда несёшься на велике или ещё что-то в этом роде.
Вот и сейчас случилась та же история. Я хмуро уставился на противные цифры.
– Икс здесь какой? – спросила тётя, пристально глядя тёмными глазами. Может быть, имела в виду что-то другое, но я ответил на тот вопрос, что услышал:
– Скучный! – сглотнул слюну. – И синий.
– Синий?! – неожиданно обрадовалась тётя. – А эта тройка – зелёная, да?
– Нет, жёлтая, зелёная – четвёрка! – ошарашено произнёс я и добавил. – А пятёрка – ярко-голубая. Так мне кажется.
– И я пятёрку в детстве голубой представляла! – воскликнула математичка. – А двойка почему-то всегда серой казалась…
– Это от усталости! – уверенно заявил я. – У меня такое после тренировок бывает и зимой, когда холодно. Тогда все цифры серыми или чёрными кажутся.
– Правда-правда! – закивала головой тётя Каринэ. – У тебя замечательное воображение! В математике всё, как в жизни! Вот, например, надо упростить выражение. А на что оно похоже? – Тётя взяла в руку карандаш. – Вот смотри: два дробных игрека – похоже на то, что вы с товарищем рассорились и разбежались. А вот группа иксов-акробатов. Бывает такое? А? – тётя Каринэ принялась отчётливо выписывать цифры, не уставая комментировать каждое своё движение.
Я недоумённо слушал, иногда рассеянно кивал. Странная какая-то учительница. Не кричит, когда я туплю, не встряхивает нотациями, если отчаялся найти ответ и забрался в панцирь молчания, говорит и говорит, будто девчонка…
– Что же предпринять? – карандаш репетиторши на секунду остановился. – Это уже другое правило. Перед товарищем извиниться нужно, тогда что есть у каждого – общим будет, а вот в акробатике правильная группировка необходима. Смотри-ка, получился замечательный результат – число четыре!
Я поднял глаза – неужели действительно так просто?! Но мою тихую радость заглушил трубный бас:
– Жена! Ты не видела гвоздодёр?
– Нэт! – категорично ответила тётя Каринэ.
Дверь в кухню распахнулась, и на пороге возник дядя Вазген:
– Ну, куда мог подеваться этот гвоздодёр! – воздевая волосатые руки к потолку, в сердцах пробасил он.
– Говорю же тебе – нэ ви-де-ла! – отозвалась тётя, сунула мне в руки листок и шустро принялась чистить картошку.
– Да вот же он! – вскричал дядя и вытащил откуда-то из-под стола изогнутую железяку, выкрашенную зелёной краской.
– Разве это – гвоздодёр? – всплеснула руками его жена. – Я думала: ребята хлам какой-то с улицы притащили, выкинуть хотела. Потом вымыла на всякий случай: Араратик играть стал, на солнце в эту дырку смотреть понравилось.
– Вах, женщина! – дядя мощно затрепетал руками. – Хлам! Сколько нам нужно вагонов соли съесть, чтобы ты догадаться смогла, что этой штукой можно делать?! Видишь? – мужчина потыкал пальцем в железяку. – Это рыча-а-аг! Рычаг для вытягивания гвоздей!
– Лыся-як! – нараспев повторил маленький Араратик и вцепился зубами в яблоко.
– Захрмар! – обдал жену жгучим взглядом дядя Вазген, провёл волосатой рукой по своей лысой голове и, неожиданно захохотав, схватил Араратика на руки и подкинул вверх.
– Какой умный ребёнок, всё понимает! – приговаривал дядя Вазген, тиская повизгивающего от радости внучонка.
– Что такое «захрмар»? – спросил я, когда дядя покинул кухню.
– Армянское национальное ругательство, означает «змеиный яд»! – ответила тётя, а мне в голову закралась шальная мысль:
«Вот захочет Зинаида Егоровна поставить завтра двойку по математике, а я ей в ответ раз! – и ругнусь по-армянски! Мне – злости выход, а она не поймёт!»
Будто учуяв, что у меня в голове, тётя Каринэ сказала:
– По-армянски «здравствуйте» – «Барев дзес!» Твоей учительнице будет приятно услышать.
Так мы и сидели на кухне по-домашнему: учительница резала картошку, жарила мясо, попутно наставляя меня и маленького Араратика, а я всё увереннее гонял по листку цифры, упрощая выражения. Представить загоны с баранами, как рекомендовала родственница, у меня не получалось, зато получалось коллекционировать разноцветные палочки. Иногда, правда, приходилось прерываться, чтобы успеть записать смешно звучащие армянские слова, типа: «майрик»*, «пайрик»**. Решалось на удивление быстро и весело и, хотя в четырёх уравнениях обнаружились потом три ошибки, на душе почему-то было спокойно и радостно.
Скоро вернулись моя мама и серьёзный Сергей со своими шумными племянниками. Они долго раздевались в коридоре и смеялись над тем, что, не сговариваясь, пришли одновременно.
Потом все уселись за стол и принялись есть картошку и мясо, жареное с ароматной приправной травой. Я и ребята то и дело умирали со смеху над шутками дяди Вазгена, а мама, восхищенная тётиной вкуснотищей, совсем по-армянски цокала, восторгаясь, и старательно выспрашивала рецепты.
Уходить из гостей совсем не хотелось. Пообещав в следующий раз приготовить настоящую «толму» – национальное блюдо армян, тётя Каринэ на прощание крепко обняла нас с мамой. Так крепко, как я видел только в кино – и сразу почувствовал, как в меня вошёл особый, родственный дух, дух большого дружного дома. И загадал заиметь много-много родственников, когда вырасту.
На следующий день математика была последним уроком. Столкнувшись в коридоре с Зинаидой Егоровной, как говорится, «лоб в лоб», я мигом позабыл не только выученные накануне армянское приветствие, но и даже отштудированное ругательство. Учительница выглядела грустной, усталой и… несчастной.
– Здравствуйте! Давайте, я помогу Вам отнести тетради! – выпалил я, кивая на ношу, которую она сжимала в руках.
Вместо надоевшего вопроса: «Ну, что Женя, когда будешь исправлять двойку по контрольной?», Зинаида Егоровна пробормотала торопливое: «спасибо!», протянула тетради, а затем (невиданное дело!) у-лыб-ну-лась!
Первый раз с начала учебного года. Вот!
*Мама, ** папа
Минутка славы
Есть у меня друг – Саня Смирнов. Давний-предавний, с самого первого ясельного дня. Он тогда мне свой горшок отдал. «Ня!» – сказал, так и познакомились. Потом в детсадовской группе не-разлей-вода были, теперь в одну школу ходим. Жаль, не одноклассники: я – «ашка», а он – «гэшка». Саня иногда спрашивает:
– Жень, с кем ты сейчас дружишь?
Я начинаю перечислять одноклассников, ребят из спортивной секции, а он терпеливо ждёт, когда его назову. А я специально тяну и на Саню поглядываю, жду, когда он заволнуется, а потом как выпалю:
– А самый-самый – ты! – И он рад-радёшенек.
Мы с Саней во многом похожи: ростом вровень, цвет волос один в один. Только у меня волосы прямые и когда отрастают – торчат в разные стороны, а у Саши – лежат завитками; он их называет «моя доблесть». Вот чудак человек! Слабаком Саню не назовешь, но из драк и разных переделок приходится его выручать.
Учимся мы одинаково – средне. Нам по одному качеству не хватает, чтобы заниматься лучше: Сашке – старательности; он всё быстро делает, но тяп-ляп, а мне – скорости, зато получается аккуратнее.
И увлекаемся одним и тем же – коллекционировать обожаем. Начали ещё в первом классе с собирания пробок от пивных бутылок. Ох, и поругалась же моя мама! А потом успокоилась и сказала по секрету, что мой старший брат, когда меньше был, тоже тащил домой «всякую гадость». Тогда я быстренько переключился на сбор наклеек, тематических журналов, роботов и конструкторов Лего, а пробки выкинул, оставил только эксклюзивные экземпляры. И Саня последовал моему примеру.
Мы с Саней – «идейные»; то есть, идеи из нас так и прут. Только у меня придуманное подольше остается, а у друга – моментом проскакивает, задержаться не успевает.
Вот встретились мы недавно на большой перемене, Саня и говорит:
– Вчера по телевизору передачу смотрел, зарубежную. Получается, почти все знаменитости из многодетных или бедных семей вышли. Статистика – это не то, что какой-то там рейтинг. Наука! Я и подумал, что мы с тобой – как раз подходящие кандидатуры. У вас в семье трое детей, у нас – четверо, и богатеями нас точно не назовёшь. Вот нам и надо в люди выходить, известность завоёвывать!
– Когда займёмся? – спросил я, хрумкая яблоком.
– А чего откладывать?! Главное – идея мощнейшая! – Саня многозначительно поскрёб затылок. – Думаю, лучше в спорт податься, там быстрее всего знаменитостями становятся. Медали получать будем, на пьедестале почета стоять. Приятно!
– Это языком трепать здорово! – хмыкнул я. – Медали только лучшим из лучших дают. Уж я-то знаю, пять лет спортом занимаюсь.
– Ну, тогда есть другое предложение: паркур! Станем трейсерами, как в фильме «13-й квартал». С крыши на крышу красиво перебираться будем, кувыркаться. Здорово! Мы же с тобой по гаражам прыгаем? Ну, вот, чуть поднажмём, потренируемся!
– Понял. Только у меня тоже мысль имеется. Записывайся к нам на акробатику! Там как раз сальто делать учат, типа, как у трейсеров, только не на крыше тренируемся, а в зале. Идеальная подготовка для паркура!
– А что, это подходит! А ты, правда, каждый день сальто крутишь?
– Ага! Почти. Только сейчас к соревнованиям готовимся, учим комплексы. Я, например, «крокодила» целый месяц отрабатываю.
– Крокодила, ха-ха!
– Никакое не «ха-ха»! Меня с этого года в четвёрку взяли – верхним. Знаешь, как трудно! На Тёминой голове на одной руке стоять надо, а его, бывает, Кирилл с Егором удержать не могут!
– Обалдеть! А если свалишься?
– В порядке вещей! Не бойся. Лонжей привязывают; веревка такая специальная, страховочная.
– Здорово! Как в цирке, да? Жека, я с тобой точно ходить буду!
– Смотри, тренировки пять раз в неделю. Кроме вторника и среды. Только тебя сначала в другую группу примут, для начинающих.
– Не, так не согласен, без тебя не хочу. Давай, лучше ты меня сам учить будешь. Быстренько подготовишь, а я приду, скажу тренеру, что всё знаю. Меня в твою группу и возьмут. Идёт?
– Ладно, приходи ко мне после школы.
Тут прозвенел звонок, и мы разбежались по своим классам.
Пришёл домой и стал с нетерпением ждать. Саня заявился только в пятом часу.
– Ты чего так долго? – набросился я. – Два часа жду! Говорил, сразу после уроков, после уроков, – передразнил и состроил рожу, но Саня не обиделся, а простодушно махнул рукой и принялся стаскивать ботинки:
– А! Телик смотрел. Поел ещё! – и с довольной улыбкой погладил живот.
– А ты чего без носков? – удивился я.
– Не нашёл, куда-то завалились! Или обиделись и ушли гулять по квартире, с ними такое бывает! Ха-ха! Ладно, давай не будем терять время. Что там у вас самое простое из е-е-елементов?
Вот такой Саня! За него переживаешь, а ему – хоть бы что!
– Шпагат будем проходить. Ты толстовку сними, а то жарко будет.
– Пока шёл – замёрз, – Сашка зевнул и потянулся. – Не хочу шпагат, давай чего-нибудь другое.
–Тогда – стойка на голове. Элементарно! Смотри и повторяй!
Я встал у стенки на руки и вытянул ноги в струнку. Потом, не спеша, как учили, красиво сложился уголком и вернулся в исходное положение.
– Вот это да! Это по мне! – восхищенно воскликнул Саня. – Надо только постелить на пол что-нибудь помягче, вдруг случайно упаду.
– Наоборот, лучше делать на твёрдом, так легче. Но первый раз, так и быть, лезь на диван.
Сашка забрался на мягкое ложе, встал на четвереньки и, повернув ко мне вмиг покрасневшее лицо, прошипел:
– Давай, поднимай туловище, только осторожно, не урони.
Я схватил друга за штанину и потащил непомерно тяжёлую ногу кверху.
– А-а-а! – заорал Саня.
– Чего орешь, поднимай вторую! – пропыхтел я, отдуваясь. – Вот не думал, что ты такой слонище!
– А-а-а! Держи крепче, уронишь! – вопил Саня, болтая свободной ногой в воздухе.
– С ума сошёл, в глаз попадёшь! – кричал я, уворачиваясь от резво болтающейся Саниной конечности. – Фингал поставишь – пощады не жди!
– Ты меня к стене прижми, а то сейчас грохнусь!
– Сам прислоняйся! И так еле держу!
Наконец обе ноги оказались вверху, но Сашино туловище предательски поползло вперед, изгибаясь дугой.
– Стой, не выгибайся, выпрямляй спину! – надрываясь, командовал я, пытаясь хоть как-то подпереть мяукающий живот новоявленного спортсмена. – Мешок! Здоровый, как слон, а мышцы, как тряпка!
– Чего обзываешься? Вот встану на ноги, покажу, какие у меня мышцы! Да отойди ты в сторону, ничего не вижу!
Сашкина толстовка неожиданно решила отправиться в путешествие: свалилась с живота и моментально накрыла хозяину лицо. Из-под колокола одежды послышалось сдавленное хрипение:
– Падаю, вшпотел и руки уштали!
– Это у меня руки устали! – пыхтел я от натуги, изо всех сил пытаясь удержать тяжеленного друга, – Пузо-то убери! – и стал подталкивать выступающий голый Санин живот коленом, одновременно подцепив толстовку большим пальцем ноги, чтобы Сашка мог немного подышать воздухом. Открылось лицо, красное, как помидор, и вздутое, как баскетбольный мяч.
– Куда же его уберу, если только что три тарелки супа съел! Ой, не пинай меня, а то сейчас умру!
– Не умрёшь! Втяни в себя воздух! Нам тоже на тренировках тяжело приходится!
– Ой, сейчас из себя весь воздух выпущу! Я горохового супа наелся!
– Только попробуй! Тебе вообще жрать меньше надо, вон жирный какой! Паркурщик из тебя, что балерина!
Тут Саня взвизгнул:
– Больше не могу, падаю! – и плашмя рухнул на диван.
Я чудом успел отскочить и завопил на него:
– Чуть не задавил! Шкаф!
Саня сузил глаза и мстительно прошипел:
– Сам – мебель! Чуть не задушил!
Мы сцепились и принялись мутузить друг друга, пытаясь нанести удары посолидней, но на этот раз что-то не получалось – мазали оба отменно. Вскоре бросили это занятие и обессилевшие, тяжело сопящие, уселись рядышком на полу.
Немного отдышавшись, Саня грустно выдохнул:
– Не пойду, Жень, в твою акробатику. Если хочешь, сам там прославляйся, а я в футбол запишусь!
– Думаешь, лучше? Ходили же в «Локомотив» в прошлом году, не понравилось.
– Так то – «Локомотив»! Он на последней строчке таблицы. В шестую ДЮШКу пойду, там тренер хороший, мне ребята со двора говорили. Нападающим хочу быть. У них рейтинги самые высокие. Чего так подозрительно смотришь? Думаешь, не возьмут? Хе, знаешь, как я хорошо играю – летом в деревне научился!
Вообще-то, Саня в дворовых матчах постоянно мазал, но я вдруг поверил. Может, и вправду за лето продвинулся.
Следующие две недели Санёк при встрече только и делал, что хвастался своей футбольной секцией и изматывающе упрашивал записаться, чтобы ходить туда вместе. Последний раз столкнулись у столовки. Сашка со всей силы хлопнул по плечу и, возбуждённо моргая глазами, затарахтел:
– Сказал тренеру, что ты только раз в неделю можешь. Главное, не беспокойся, всё по плану! В среду, как ты и хотел, – поездки, матчи, а в остальные дни – подготовка к играм. А чего делать на тренировках-то, мы с тобой и так опытные! Главное: матчи, голы, результат! Тренер обещал – скоро в Слободской поедем.
Я нахмурился:
– Не получится в среду, у меня соревнования по акробатике. Попробуй угадать, где? В Новосибирске! Или нет, кажется, в Новороссийске. А, вспомнил, точно – в Нововятске!
Сашка уважительно посмотрел на меня и вздохнул. Наверное, обзавидовался. Я представил его на верхней ступеньке пьедестала с огромной, почему-то красной медалью на толстеньком животике – и отвёл глаза, чтобы не рассмеяться.
Мы договорились, что я зайду за ним полвторого, сразу же после школы.
В назначенное время я стоял у Сашкиной квартиры. На звонки и стук никто не открывал. «Неужели без меня ушел?! Друг называется!» – я сердито запрыгал перед дверью. Потом позвонил по сотовому.
– Я тут у одного знакомого, – отозвался Сашкин приглушенный голос. – Он мне диск с игрой дать должен. Тренировка? А её, думаю, не будет. Не, меня не жди; давай, лучше на следующую пойдем. Ну, да, точно! Когда я врал?! Да ты не волнуйся, всё железно! Предупрежу тренера и скажу, что ты в воротах суперски стоишь. Пока! Цени мою дружбу!
Прошло ещё три недели. Ни в одну из сред пойти на футбол у нас не получилось. Сашка убедительно размахивал руками, объясняя, что именно сегодня все должны уйти на тренерский совет, или – что команда выехала на матч и новичкам не велели приходить. Под конец мне всё это надоело, и на ближайшей перемене я в сердцах выпалил:
– Не пойду на футбол!
– Ну и не надо! – Саня невозмутимо принялся ковырять в ухе. – Сам только два раза сходил. Не понравилось. Нападающим не ставят; говорят, можно только защитником или вратарем – и то запасным. Я вчера с парнями из класса в бокс записался, в той же ДЮСШ. Вот это класс! Всем бесплатно перчатки выдали; правда, мне пока одну – и то порванную. Отец с получки новые купит, я попрошу. Давай вместе ходить, всего три раза в неделю. Не хочешь? Тогда ещё лучше – в баскетбол запишемся. Месяц тренировок – и будем играть, как Томас Кинг. Давай, а? – Саня состроил просящую физиономию и смотрел на меня с такой надеждой во взгляде, что на язык так и просились слова согласия. Но я отказался.
Тут Сашкин добродушный настрой куда-то подевался. Он стал кричать, что я упускаю решающий в жизни момент, и что миг получения славы отдаляется на неопределённое будущее, а может быть навсегда. В общем, мы поссорились.
Последний урок в тот день я отсиживал со взлохмаченными чувствами. Обида, терзавшая грудь, порой перемещалась к горлу, ладони непроизвольно сжимались в кулаки. В голове молниями сверкали обзывательства, одно другого обиднее.
«Друг называется! Ни за что больше с ним водиться не буду!» В гневе я начертил на обложке тетради по математике огромными буквами «САШКА-ЛОХ», разукрасил надпись стрелами и копьями – и только тогда успокоился.
Мы целую вечность не дружили: наверное, недели две. За это время я успел поучаствовать в соревнованиях и получить медаль, грамоту и подарок – набор фломастеров. Сашка старался не попадаться мне на глаза, а если мы и встречались, то проходил мимо с равнодушным лицом, будто никогда не были знакомы.
Но однажды по дороге из школы я ещё издали увидел знакомую фигурку в серой куртке.
«Ни за что первым не подойду! – подумал. –Вот чудак, пакетом вертит – сча-а-ас сменка-то как вылетит!» Но ноги почему-то сами понесли прямиком к бывшему другу.
Сашка стоял посреди тротуара одинокий и потерянный и, когда я подошёл поближе, поднял грустные голубые глаза.
– Ты чего?! – вырвалось у меня.
– Жень, не обижайся на меня, ладно?! – выдохнул Саня в холодеющий воздух и принялся сосредоточенно выковыривать носком ботинка камешки из выбоины на асфальте. Помялся-помялся и попросил жалобно: –Можно сейчас к тебе пойти?
Я молчал.
– Понимаешь, Жека, – Сашка заговорил быстро и отрывисто, словно боялся, что я уйду, не дослушав. – У меня отец сейчас дома, а мне математичка замечание в дневник вкатила за то, что по столу стучал на уроке. Это я ритм учился отбивать, всего-то какую-то минутку, не больше! И ещё две двойки получил – по английскому и по «природе». Если папаня узнает – мне конец!
Подбородок мой от удивления резко съехал вниз:
– Отец вернулся? То есть, снова с вами живёт?
– Ага! – кивнул Саня. – Целую неделю! Мелкие визжат, радуются, а я не понял ещё, хорошо это или плохо. Но хоть холодильник не пустой.
И мы пошли ко мне домой. По дороге Саня показал новые карточки черепашек-ниндзя, которые купил на папины деньги, и сказал, что хочет организовать рок-группу, чтобы ездить по разным городам и выступать с концертами.
– С чего это ты вдруг?! – хмыкнул я.
– Вот чудак-человек! – в ответ удивился Саня. – Передача по телику покоя не даёт – «Минута славы» называется. Каждый день мечтаю: вот бы туда попасть! Все ребята бы обзавидовались, да что они! Родители и учителя увидели бы – потом полгода хвалили бы и гордились! И любить бы стали: жадно и безоговорочно!
Я скептически посмотрел на Саню:
– И на каких же ты инструментах играть хочешь?
Друг не размышляя выпалил:
– Ещё спрашиваешь! Конечно, на ударных! На них легче всего, но если хочешь – можно и на гитаре!
– Ну-у-у, так это же учиться надо, в музыкалку ходить, – разочарованно протянул я, но Сашка был неумолим.
– А чё, запишемся! Без проблем! Школа искусств рядом, на улице Попова.
– Будто не знаю! Машка, сестра, в эту школу семь лет на танцы ходила. В том году окончила.
Сашка даже подпрыгнул:
– Се-емь лет?! Так долго? А может, ускоренные курсы есть – барабанные?
– Вот и узнай! – фыркнул я. – Тебе что, барабаны купили?
– Ещё не просил. Пока на столе ритм отбивать учусь, а на гитаре играть – Жеку из вашего класса уговариваю. Он, я слышал, умеет. Сейчас надо название группе придумать, чтоб звучало. Какое предложишь?
