Текст книги "Перекресток воронов"
Автор книги: Анджей Сапковский
Жанр:
Героическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава девятая
Пусть ваше поле цикутой порастёт, осот заглушит; пусть ваши паровые земли тернии покроют, белена отравит! Радостей не знайте никаких, да поразит вас это проклятие до самой сути, до глубины душонок! В прах смелет вас, в ржавчину, в гниль, в прель червивую!
Первым, что Геральт увидел, въехав в городок через ворота с подъемным механизмом, был повешенный. Точнее, повешенная – молодая светловолосая девушка в изодранной одежке. Она висела на высокой жерди колодезного журавля, качаясь и поворачиваясь на ветру. Проезжая мимо, он рассмотрел подробности – опухшее лицо, неестественно вытянутую шею, синяки на бедрах, черные от засохшей крови ступни.
Городок был пустым, точно вымерший, на улочке ни души, даже ни один пес не выскочил из-за ограды, не облаял коня вслед. Закрытые ставни и ворота пугали враждебностью. Словно упреждали о том недобром, что уже здесь произошло. И об еще худшем, что лишь должно было случиться.
Ближе к рынку он заметил нескольких человек, и его заметили тоже.
– Ведьмак, да? – подбежал и выдохнул юноша в берете с перышком фазана. – Ах, вижу, что да. Значит, сообщение дошло? Наша просьба о помощи? Вы же по нашему зову прибыли, верно ведь?
– Я гонца встретил. Он всю округу на рысях объезжал. С вызовом. С известием, что ведьмак срочно требуется в местности Стеклянная Гора. Ну вот я и здесь. По вызову. Это же Стеклянная Гора, все правильно?
– Правильно. Ой, как хорошо, как хорошо, что вы приехали… Ибо на нас тут несчастье обрушилось… Страшное несчастье… Но давайте туда, на рынок, там своими глазами увидите. Пойдемте, пожалуйста…
– Ведьмак, значит? – из группы людей у ворот рынка вышел солидный седобородый мужчина. Пуговицы на его куртке были размером с дукаты. И тоже золотыми. Или, скорей, позолоченными. – Значит, ведьмачьи чары практикует? Порчу снимает? Ну посмотрим, посмотрим. Спускайтесь с коня, подходите. Ближе, ближе.
В подворотне стояло человек десять, от идущего ведьмака отшатывались в страхе, отворачивались.
– Сюда. – Седобородый показал дорогу. – За мной.
Они вошли во двор, потом по хлипкой лесенке на галерею. Здесь седобородый остановился, закрыл нос рукавом.
– Туда, за дверь, – произнес он неразборчиво из-за рукава, указывая направление.
И сбежал, чуть не упав с лесенки.
Ведьмак уже издалека почувствовал отвратительный, душащий запах гнили, так что вид медика в прихожей его не удивил. Профессию безошибочно выдавала кожаная маска с длинным птичьим клювом и стеклянными вставками для защиты глаз.
При виде ведьмака доктор что-то сказал, но из-за птичьей маски понять его было невозможно. Осознав это, он вышел на галерею, поманив Геральта за собой. На галерее стянул маску, вытер вспотевшее лицо. Оказался очень молодым.
– Медицина там бессильна, – выдохнул он и махнул рукой. – Бесполезно протирание уксусом, серой окуривать тоже бессмысленно. Там работает черная магия. Сглаз, проклятие, без вариантов.
– Можно чуть понятнее?
– Можно. – Медик сощурился. – Конечно можно. Доложу вам понятным языком, что происходит. Там, в комнате, наш бургомистр, его супруга и трое детей, в том числе один малыш в люльке. Три дня назад заражены черной магией. Воистину ужасным способом. Мазь какая-то, что-то вроде живой смолы, постепенно покрывает их тела. Заражение прогрессирует и медленно убивает. Может и уже убило… Вы ведьмак, я вижу. Но как вы там хотите помочь? Что можете сделать своими мечами?
– Скажу, когда увижу.
– В самом деле? Войти туда хотите? В комнату?
– В комнату.
Лекарь ужаснулся, замахал руками, казалось, что он хочет протестовать. Потом передумал.
– Пойдемте, – пробубнил он из-под маски, которую снова надел. – Сюда.
В комнате было темно, гнилостный смрад душил, щипал глаза. Слышен был тихий плач детей, однотонное завывание женщины.
Медальон Геральта сильно задрожал.
О люльку он чуть не споткнулся, та стояла прямо у него на дороге. Внутри лежал трупик ребенка. Весь покрытый черным неровным налетом, какой-то уже засохшей мазью. Словно черная кукла.
Бургомистр – а это явно был он – сидел в кресле со спинкой. До середины тела, от ступней до пояса, был покрыт этой же черной мазью. Мазь, казалось, двигалась. Геральт подошел ближе. Действительно, она пульсировала и дрожала, выбрасывая подвижные отростки.
Женщина лежала поодаль, в углу, обнимая двоих плачущих детей. Тоже заходилась в рыданиях. И на ней, и на детях был виден тот же черный налёт.
Невзирая на предостерегающее бурчание медика, Геральт подошел еще ближе. Присел вблизи бургомистра.
– Спасите, – выдавил из себя бургомистр, протягивая руки. Геральт предусмотрительно отодвинулся. – Спасите… Детей…
Словно бы слыша его или реагируя на движение, черный налёт ожил, запульсировал и пополз, покрыв бургомистра еще на несколько дюймов. Бургомистр громко застонал. Женщина в углу заголосила, дети закричали.
Геральт достал кинжал, собрал капельку налета самым кончиком лезвия. Встал, отступил. Вышел вместе с лекарем.
– Ну вы видели, – констатировал факт медик, стянул маску, вытер лицо. – Видели собственными глазами. Это сверхъестественная сила, черная магия, а то и похуже, демоны или еще чего… А видели на полу мою трость и перчатки? Пришлось снять, бросить, ибо субстанция эта на них попала и росла, росла, я едва успел… Да что я, собственно, говорю… Гляньте на свой нож.
Капелька мази, что была набрана на самый кончик кинжала, теперь покрывала уже без малого дюйм лезвия. Мазь жила, вздымалась, выпускала вьющиеся отростки.
– Когда это полностью покроет и задушит тех людей, – угрюмо сказал медик, – может двинуться дальше. В поисках новых жертв.
– Нет. – Ведьмак покачал головой. – Ибо это и впрямь выглядит как чары – проклятья, сглаза или порчи. Наложенные только на этих людей. Чары убьют их здесь и угаснут.
– Но их все равно убьют, говорите. Это значит, для бургомистра и его близких спасения нет. Ну тогда я бы все же советовал сжечь дом.
Они вышли во двор.
Собравшихся у ворот застали в возбуждении. Сразу заметили, что сюда на вожжах приволокли связанную девочку с разбитым носом. Лет, на глаз, неполных пятнадцати.
– Проклятие, – ораторствовал один из жителей, тот, что держал девочку на веревке, – как известно, снимает лишь смерть того, кто проклятье навел. С той девкой, что мы повесили, ошибка вышла, ибо она висит, а проклятье все еще действует. Но девка та все одно знахарка была и травница, так что много мы и не потеряли, и нечего слезы по ней лить. А теперь есть у нас вот, другая, той знахарки родня, она и есть виновница точно, ибо кто, как не она. Так что в петлю ее! Вот увидите, ее смерть проклятие и снимет.
– А если не снимет? Если снова невинную вздернем?
– Дом сжечь надо, – вмешался медик. – Сжечь. Это единственное спасение.
– Рехнулся? Застройка плотная, полгорода спалим!
– Так что ж делать?
– Так ведьмак же тут есть! – закричал седобородый. – За этим же мы гонца и послали, разве не так? За ведьмаком же? Ну так вот и есть у нас теперь ведьмак! Он в чарах разбирается! Его послушаем…
– Ведьмак, – бросил худой мужчина в черной рясе, – молодой чего-то. Опытом, я так понимаю, не отягощенный?
Геральт не счел нужным отвечать.
Мужчина в черной рясе подошел к Геральту, очень близко. На шее у него болтался на цепи какой-то священный знак.
– Здесь не ведьмак безусый нужен! – От мужчины страшно несло спиртным, как перегаром, так и свежевыпитым. – Здесь молитва нужна!
– С утра вы молитесь уже, милсдарь проповедник, – гневно заявил седобородый, – и ничё не добились. Что скажете, господин ведьмак? Возьметесь помочь, спасти?
– Спасать? – снова дыхнул водкой жрец. – Он? Хотелось бы знать как. Да по правде сказать, и не хотелось бы, что мне с того любопытства. Молитва. Только молитва, говорю вам. Но сперва девку повесить!
Седобородый, очевидно, старший из советников, пошептался с остальными.
– Нанимаем вас, юный ведьмак, – сказал он наконец. – Мы, значится, власть здешняя. За триста марок. Но оплата только тогда, когда у вас получится. Когда результат будет, значится.
– Это само собой. Заказ ваш принимаю.
– Если как-то помочь надо, поможем, дадим вам сразу, ни в чем не откажем. Только скажите, что вам нужно?
Ведьмак указал на девочку.
– Она.
* * *
Искать не пришлось ни долго, ни далеко, выручил помогающий в таких случаях эликсир под названием Трясогузка. И наблюдение за образцом мази на клинке кинжала.
– Там, над ручьем, – спросил Геральт у все еще спешащей за ним девочки. – Чей это дом? Да говори же громче, я тебя еле слышу.
– Красильщицы… Бывшей…
– Спасибо. А теперь беги домой. И не дай им снова себя поймать!
Хата стояла на самом краю – на самом бедном краю – городка, среди зарослей ольхи над ручьем. Если это был и вправду дом красильщицы, то слово «бывшей» очень бросалось в глаза. Не было видно сохнущих пучков шерсти и пряжи, на рядах давно нетронутых кувшинов на крыльце потеки пигмента высохли и поблекли.
Он вошел. Дверь скрипнула. В сенях паутина опустилась на его лицо, видать, немного тут бывало гостей в последнее время. Полно было горшков, котелков и прочих красильных принадлежностей. Тянуло уксусом.
В комнате было светло и неожиданно чисто.
В кресле-качалке с плетеной спинкой сидела женщина. На вид лет сорока. Но он мог и ошибаться.
Какое-то время они смотрели друг на друга молча.
– У тебя смерть на лице, – сказала женщина. – Я и не обманывала себя, – продолжала она, не переставая медленно качаться на кресле. – Знала, что кто-то вроде тебя здесь появится. Горожане тоже в конце концов могли меня выследить… Может даже и лучше, что это такой, как ты.
Он не ответил.
– Бургомистр, – заговорила она вновь, после длительной паузы, – убил у меня сыночка. Сбил конем, пьяный. А потом запугал, сунул деньги. Я взяла, он и подумал, что конец на том, вопрос решен. А я долго ждала. И наконец раздобыла – и не дешево – знание и способ. Недешево было, а так легко пошло… Взмах рукой и слово… Я была в отчаянии, и средство было отчаянное. Но я не знала, что результат будет таким ужасным… И что жена с детьми пострадают… Дети! И та невинно повешенная девушка. Сейчас я бы хотела все вернуть, отозвать… Спасти их. Я догадываюсь, как.
– Есть только один способ.
– Я знала, – кивнула она. – Я знала, что только моя смерть… Но не хотела попасть им в лапы, дать себя замучить и повесить… Хотела сама покончить с собой. Яд купила, вот посмотри. Но боялась им воспользоваться… Может, сейчас, при тебе, буду смелее…
– Это так не работает.
– Ах. Значит, меч. Тот, что у тебя за спиной.
Он молчал, подтверждать не было смысла. Она тоже молчала.
– Зарубишь, – сказала она наконец, – быстро, одним ударом? Чтобы я не почувствовала…
– Это так не работает.
– Ах, – она нервно сглотнула. – Что ж… Если так надо… Если это спасет детей…
– Спасет двоих. Старших. Для младшего ребенка уже поздно.
Она громко вздохнула. Он увидел слезу на ее щеке.
Достал меч. Она вздрогнула.
– Разденься. Достаточно будет спустить рубашку с плеч.
– Встать?
– Нет.
Он упер ногу в полозья кресла, остановил раскачивание. Крепко схватил женщину за руку, сжал пальцы. Приставил острие меча к середине груди. На высоте пятого ребра.
– Я бы хотела…
Он не дал ей закончить.
Сильно толкнул меч вперед, почувствовал, как острие чисто пробивает кость грудины. Красильщица крикнула, дернулась, но было уже поздно. Сжимая пальцы на ее руке, он наклонился и с силой нажал; лезвие с хрустом прошло навылет, ажурная плетеная спинка кресла тоже не оказала сопротивления. Он надавил на меч еще сильнее, изо всех сил, пока весь клинок не вышел из спины, до самой своей пятки. Женщина уже не кричала, лишь открывала и закрывала рот. В котором уже появилась кровь.
Но это был еще не конец ритуала.
Геральт сгорбился, сильно дернул клинок вверх, разрывая грудину и хрящи верхних ребер. Из уст женщины брызнула кровь, он знал, что клинок рассек предсердие и аорту.
Он нажал на рукоять и сильно дернул лезвие вниз, разрезая последние, нижние хрящи ребер. Артерии. Вены. И желудочки сердца.
Красильщица вздохнула. Ее глаза все еще были открыты.
Но и это был еще не конец ритуала.
Он развернул клинок. Рванул горизонтально, круша ребра. Сперва вправо, потом влево. От камер сердца и артерий сейчас уже оставалось лишь крошево.
И на сей раз это был конец.
Понемногу и осторожно он вытянул клинок, тот вышел легко. Женщина осталась в кресле. Неподвижно.
Если бы не кровь, казалась бы спящей.
* * *
На рынке, запыхавшись, к нему подбежал тот же юноша в берете с фазаньим пером.
– Порча, – сказал Геральт, пока тот переводил дух, – должна уже перестать действовать. Радикально. Это наверняка уже заметно…
– Все хорошо! – прервал его юноша. – Оно уходит, отступает! У господина бургомистра и его жены уже лишь ступни черные, а с детишек эта смола слезла совсем…
– Рад слышать. Видимо, пришло время выполнить условия договора, верно? Что с моим гонораром?
Юноша смолк, закашлялся и покраснел. Все было абсолютно ясно. Геральт вздохнул.
– Вы понимаете, господин ведьмак, – дрожащим голосом подтвердил его догадку юноша. – Вы вроде как куда-то ушли, исчезли, а жрец все время на месте был, экзорцизмы и молитвы отправлял… Ну и советники постановили, что договор недействителен. Что это заслуга не ваша, а жреца, что проклятье ушло… Одним словом…
– Одним словом вы не заплатите мне ничего.
– Ну… – замялся юноша. – Как-то так, понимаете, постановили… Решение принято. Но чтобы совсем ничего, так нет, никак нет. Постановили господа советники, что можем вам заплатить… пять марок. Ну вроде как за сам вызов…
Геральт уже хотел было сказать, что эти пять марок господа советники могут себе в жопу засунуть. Но раздумал. Пяти марок хватило бы на обед в корчме на перекрестке. А он был голоден.
Он припомнил глаза женщины в тот момент, когда его клинок рассекал ей аорту. Внезапно есть ему расхотелось.
Но есть надо, подумал он, вскакивая на седло Плотвы и направляясь к выездному шлагбауму.
Глава десятая
Еще и то о ведьмаках sciendum, что мерзавцы эти имели чертом данную способность разбираться прекрасно в зельях и иных субстанциях. И вот, выкрав у мудрецов знания о неких декоктах, сами на той основе смешивая яды и эссенции смертельные, создали они алкагесты и зелья страшной силы, способные не только помутить рассудок, но и полностью человеческую природу изменить. Имея же таковые алкагесты под рукой готовые, стали ведьмаки детей похищать, а особливо ж таких малышей, которых сразу после рождения глупые да легкомысленные родители в храм не носили, через что злые чары доступ к оным имели. Установлено же, что сим украденным детям насильно ведьмаки вливали свой мерзкий декокт, отчего в детишках тех, немногих, что ужасы такого обращения пережили, все человеческое гинуло, а преступное и дурное беленой расцветало. Таким вот способом, сами in naturalibus размножаться неспособные, стали ведьмаки плодиться способом диавольским.
Аноним, «Монструм, или ведьмака описание»
О произошедшем в городке Стеклянная Гора, некогда и впрямь месте выплавки стекла из добываемых там кварцевых песков, Геральт хотел бы забыть как можно быстрее. Не удалось. Весть разнеслась широко, неожиданно быстро и неожиданно далеко. Правда, за снятие порчи в основном славили местного жреца, однако же, о чудо, кто-то распустил и слух, в котором героем представал некий молодой ведьмак. Придорожные дубы и столбы внезапно украсили доски с надписями. Весьма разнообразные с точки зрения орфографии надписи на досках отчаянно взывали о помощи. Помощь ведьмака, гласили надписи, требуется срочно – нужно снять проклятие, сглаз или порчу.
Все еще полный юношеского задора, Геральт сперва не пренебрег ни одним из призывов, с энтузиазмом спешил на каждый из них. Однако энтузиазм его понемногу иссякал, когда пришлось, к примеру, объяснять семье, что дедуля, которому стукнуло – всем пасть на колени! – девяносто, страдает старческим увяданием и связанной с ним деменцией, и что это вовсе не сглаз, который, по мнению семьи, навела злокозненная соседка. В следующем поселении ему пришлось осмотреть гениталии старосты и разъяснить, что это не проклятие, а запущенный триппер, и что здесь нужен не ведьмак, а медик. В трех следующих поселениях объяснял мужчинам, пораженным временной или постоянной половой слабостью, что он, ведьмак, такое исправить не сумеет. Обычно, когда он отказывал в помощи, его упрекали в желании выманить побольше денег и ругали последними словами. Несколько раз его пытались подловить на банальное жульничество – люди разного пола и возраста симулировали одержимость, а в наведении порчи обвиняли кого-то из соседей, родственника или супруга, в надежде, что ведьмак обвиненного немедленно убьет. Когда же ведьмак отказывал, его обвиняли в мошенничестве или сговоре, ругали и прогоняли.
Ближе к концу сентября, проехав тридцать с чем-то миль, Геральт начал достаточно избирательно относиться к размещаемым на столбах вызовам. Реагировал лишь на те, в орфографии которых не было ошибок, а таких было очень, очень мало. С настоящим же – и поддающимся снятию – сглазом он, однако, так ни разу и не повстречался.
Не взялся также убить медведя, для чего хотели его нанять встреченные лесные бортники. Медведь разбивал им борти и выжирал мед. Геральт заслонился наспех выдуманным ведьмачьим кодексом, но на самом деле вовсе не горел желанием связываться с мишкой, ибо тот был здоровый что гора и, как оказалось, уже имел на счету несколько охотников.
Где-то через неделю после равноденствия его взгляд привлекла дощечка из светлой березовой древесины, прибитая к кривому столбу на перекрестке. Надпись на доске была выжжена, а такое встречалось редко, обычно буквы наносились углем. И была эта надпись поразительно загадочной.
ТРЕБУЕТСЯ ВЕДЬМАК ПРОКЛЯТИЕ
Выжженная стрелка указывала направление. В бор, в лесную просеку. Приблизительно на юг.
* * *
Что-то было не так. Деревня, как он понял сразу, была покинута. И уже очень давно. Крыши на хатах провалились, выбитые окна зияли черными дырами, оборванные крылья дверей печально свисали с косяков. Усадьбы и огородики заросли буйными сорняками. Из зелени щерили зубы поломанные изгороди.
Ничто не указывало на то, что именно здесь нужен ведьмак. Не было даже следа того, кому он мог бы требоваться.
Однако же, что интересно, песчаная дорога хранила многочисленные – и свежие – следы копыт.
Более опытный ведьмак немедленно бы развернулся и спешно удалился. Геральт же недостаток опыта компенсировал смелостью. Происходящей от нехватки не только опыта, но и воображения. Он толкнул Плотву пяткой и направился в сторону колодца. Тот тоже сильно оброс мхом и крапивой, но журавль выглядел целым, было там и корыто.
Он не успел даже приблизиться к колодцу, когда словно из-под земли – фактически, конечно, из-за хат – внезапно выросли четверо громил. Одетых одинаково, буквально в униформу – желто-черные жаки[30]30
В XIII–XV вв. укороченная мужская одежда с короткими или длинными рукавами.
[Закрыть]. Радовало то, что это, следовательно, были не какие-то обычные разбойники. Не радовало, что у каждого был арбалет. Взведенный. И нацеленный на Геральта.
– С коня. На землю. И мечи на землю.
Непохоже было, чтобы с этим можно было спорить.
– Вперед. Туда. В амбар.
В амбаре было светло – потому что крыша представляла собой одну большую дыру. Остатки крыши свешивались с конька и стропил, каждую минуту угрожая сорваться и рухнуть. Много того, что уже рухнуло, лежало вокруг на глинобитном полу.
Мужчина, находящийся в амбаре, полностью игнорировал эту угрозу. Сидел на переборке разрушенного сусека и ковырялся в зубах соломинкой.
– Ведьмак, известный как Геральт?
– Да, это я.
Мужчина сделал короткий жест. Громилы с арбалетами вышли из амбара. Геральт не сомневался, однако, что далеко они не ушли.
– Я Эстеван Трилло да Кунья. Префект стражи из Ард Каррайга. Ответственный за безопасность королевства Каэдвен. Предъяви ведьмачий знак.
Геральт расстегнул куртку, вытащил цепочку и медальон с оскаленным волком.
– Благодарю. А вот мой знак и удостоверение личности.
Мужчина достал из-за пазухи и показал Геральту округлую эмалированную пластинку. На пластинке, на желтом фоне, виднелся черный вставший на дыбы единорог.
Эстеван Трилло да Кунья был худощавым, буквально тощим. У него были черные волосы, зачесанные назад и сплетенные в косичку, черные усы и черная же заостренная бородка. И одет он был тоже во все черное. Достаточно богато, впрочем.
– А теперь к делу, – сказал он, вонзая в ведьмака взгляд черных глаз. – Выходит так, что ты, ведьмак Геральт, представляешь угрозу для королевства Каэдвен. На тебе висят обвинения в двух убийствах. В марте, в местности Нойхолд, ты убил солдата. В сентябре же, в Стеклянной Горе, женщину.
– Мародера я убил, защищая людей, подвергшихся нападению, а также в самообороне. Есть свидетели…
Эстеван Трилло да Кунья прервал его взмахом ладони в перстнях.
– Я бы на это слишком не надеялся. Свидетели такое дело, то они есть, а то их нет. И показания меняют очень часто. Смотря какие нужны в данный момент.
– Женщина же навела порчу, убила чарами ребенка, смерть угрожала еще нескольким людям. Порчу снять могла лишь ее смерть. Это ведьмачья работа…
– У меня другая информация. И доказательства, подтверждающие ее истинность.
– А так вообще, в силу именного указа короля Дагреада, ведьмаки исключены из-под юрисдикции…
– Указ касается ведьмаков, убивающих чудовищ. Чудовищ. Не людей. Мне придется арестовать тебя, ведьмак Геральт.
Геральт какое-то время молчал. Ему показалось, что Эстеван Трилло да Кунья слегка усмехается под черными усами.
– Дощечка на перекрестке, – сказал он медленно. – С фальшивым известием, что, мол, проклятие. Безлюдная местность. Засада. Арест, но такой как бы неофициальный. Никаких свидетелей. Так работает служба безопасности королевства Каэдвен? А медальон этот с единорогом, господин префект стражи, не фальшивый ли тоже?
Эстеван Трилло да Кунья тоже молчал, и тоже довольно долго. Но усмехаться перестал.
– Ты носишь ведьмачий знак и действуешь как ведьмак, – сказал он наконец. – Словно бы от своего имени, но ведь так на самом деле лишь прислуживаешь кому-то другому.
– Я никому не прислуживаю. Я per procura, что значит…
– Ты сообщник преступника, – резко прервал префект. – Престон Хольт, которому ты служишь, преступник. Тайно и по злому умыслу он убил троих человек. Я это знаю, но одного знания недостаточно. Хочу поставить его перед судом, а для суда мне нужны неопровержимые доказательства. И именно ты мне эти доказательства представишь.
– Что, простите?
– Ты найдешь доказательства вины Хольта и доставишь их мне. Тогда тебя самого минует суд, приговор и наказание. А за двойное убийство, чтоб ты знал, положена гаррота в тюрьме Стурефорс.
Геральт пожал плечами и отвернулся.
– Три человека, – повторил префект. – Убиты необычайно жестоко, и при этом так, чтобы ничто не указывало на ведьмака. То есть уж точно не мечом.
– Да что вы говорите.
– Карл Нурред, калека на костылях, повешен на собственных кальсонах. Отто Маргулис, заслуженный общественник и филантроп, зарублен тесаком для мяса. Ремко Хвальба, отец троих детей и дед шестерых внуков, забит насмерть сапожным молотком.
– И каждый раз, – издевательски поинтересовался Геральт, – свидетели указывали на Хольта?
– Каждый раз они указывали на разных персон, выглядящих совершенно по-разному. Кстати, знаешь ли ты, откуда происходит название усадьбы Хольта, Рокамора?
– Нет.
– Roac a moreah. На Старшей Речи – кровная месть, вендетта.
– Ну да, это довод неопровержимый. – Геральт по-прежнему издевательски усмехался. – Но чем же будто бы провинились перед Хольтом эти трое? А может быть, Хольт просто так, для развлечения, убивает случайных людей? Ну как у ведьмаков водится? Ведь на ведьмака можно свалить всё. На всё найдутся улики и свидетели, и все поверят, ибо воистину за ведьмаком всякое зло тянется и миазмы мерзкие, и спалить нужно всё, к чему он прикоснулся. Всему он обязан виною быть, в том числе и убийствам. Особенно, если настоящих преступников никак найти не выходит, а отличиться надо…
– Эти трое убитых, – спокойно разъяснил Эстеван Трилло да Кунья, – возглавляли народное ополчение, которое в сто девяносто четвертом году штурмовало Каэр Морхен, это ваше Ведьмачье Поселение. Именно поэтому, юноша, я никогда не поверю, что вину за эти преступления несут какие-то разные случайные убийцы. Потому что знаю, кто на самом деле виновен и какой у него был мотив.
– Ну вот все и объяснилось, – медленно сказал Геральт. – Вот все и встало радикально на свои места. Сто девяносто четвертый год. Знаешь что, префект? Если все это правда, то этим троим так было и надо, они заслужили свою судьбу. Я бы и сам их с удовольствием грохнул, мотив у меня был дай боги каждому, жаль, что кто-то меня опередил. Если б случилось повстречать этого кого-то, я б его поздравил и поблагодарил. И поставил ему пиво.
– У тебя не будет такой возможности. – Префект поднялся с переборки. – Ибо будешь сидеть в камере в Стурефорсе и ждать казни. Разве что согласишься…
– Не соглашусь.
– А ты знаешь, почему мы разговариваем в безлюдной местности и без свидетелей? Потому что если ты согласишься доставить улики, что мне нужны, если хотя бы пообещаешь, что поищешь их, то покинешь это место свободным как птица, а о нашем разговоре не узнает никто. Но уж если я официально тебя арестую, то машина двинется и втянет тебя в жернова, а из них ты уже не выйдешь никак иначе, кроме как на эшафот.
– Не соглашусь.
Эстеван Трилло да Кунья резко встал и подошел к Геральту, очень близко. Геральт, который уже некоторое время поигрывал в кармане своим ключом, призадумался, что будет лучшей целью – брегма, она же макушка? Или же переносица и эта, с таким приятным названием, глабелла?
В амбар ворвался один из арбалетчиков, задыхающийся и потный, он активно жестикулировал. Префект еще раз стегнул взглядом Геральта, затем вышел.
Геральт остался один. Задние ворота амбара были приоткрыты, никто их не охранял, ничего не стоило удрать через них и скрыться в ближней чаще. Однако ведьмак и не думал оставлять префекту ни Плотву, ни своих мечей. Что будет, то и будет, решил он, усаживаясь на переборку сусека. Подожду.
Он ждал. Снаружи доносились возбужденные голоса, стук копыт, храп и ржание коней. Через какое-то время настала полная тишина. Однако ему казалось, что он все еще слышит похрапывание коней. И скрип колодезного журавля.
Когда же он, наконец, устал ждать и вышел, щуря глаза от солнца, то крепко удивился. На деревенском майдане ждали пятеро конников в седлах. На всех были красно-черные жаки. От желто-черных и префекта из Ард Каррайга не было и следа.
У колодца стояла высокая светловолосая женщина в мужском лосином колете и высоких сапогах. Ведро воды, вытащенное из колодца, она как раз переливала в корыто. Из корыта, склонив голову, пила Плотва.
Он подошел ближе. У женщины были ядовито-зеленые глаза миндалевидной формы. Из-под расстегнутого колета в глаза била белизна мужской отделанной кружевами рубашки. С перевязи, вышитой серебряной нитью, свисал длинный кинжал-корд.
Жестом ладони в перчатке женщина указала на прислоненные к колодцу мечи.
– Твоя собственность, как я понимаю?
Он кивнул.
– Я Елена Фиахра де Мерсо, комендант службы охраны Верхней Мархии.
Геральту стоило бы тут тонко пошутить. Вроде того, что, мол, урожайный сегодня день на службы охраны. Или что мешок со службами, видать, прохудился. Но он ничего не сказал. Язык будто присох к гортани.
Женщина поняла, что с ним, и не стала продолжать.
– Твоя лошадь напилась, – коротко сказала она. – Мы можем выезжать.
– Я не буду… – Речь вернулась к Геральту. – Я не буду предоставлять улик.
– Вот и хорошо. Мне они не нужны. На коня, пожалуйста.
– Так я не арестован?
– А очень хочешь быть?
– Нет.
– Тогда давай в седло. Хватит пустых разговоров.
– Но я бы сперва хотел…
– Господин маркграф Луитпольд Линденброг, – отрезала Елена Фиахра де Мерсо, – желает, чтобы ты, ведьмак, явился на аудиенцию в его замок Брунанбург. Здесь, в Верхней Мархии, маркграф Линденброг обладает всей полнотой власти. На каковую власть, кстати говоря, я только что и сослалась. Приказав Эстевану Трилло да Кунья оставить тебя в покое и возвращаться к себе, в Ард Каррайг. Безотносительно того, что у него на тебя есть и чего он от тебя хочет. А Эстеван, хоть и находится на королевской службе, вежливо меня послушался. Как видишь, его здесь больше нет. Достаточно оказалось одного слова, чтобы он исчез. Предлагаю и тебе исполнить желание господина маркграфа. Столь же вежливо. И больше слов тратить я не хочу.
– Понятно. Что ж, тогда поедем.
* * *
Елена Фиахра де Мерсо, комендант службы охраны Верхней Мархии, по возрасту казалась сверстницей жрицы Нэннеке из Эльсборга, что давало ей, как подсчитал Геральт, чуть меньше тридцати лет. Ни в коей мере ее нельзя было назвать некрасивой, однако это была красота совершенно иного рода, чем красота Пампинеи Монтефорте или девочек из «Лорелеи». Красота девочек из «Лорелеи» была – Геральт долго подыскивал подходящее слово – пушистой? Плюшевой? Такой мягкой, милой и притягивающей. Зато к коменданту де Мерсо ничего, ну совершенно ничего не притягивало.
Около часа они ехали в абсолютном молчании. И было совсем непохоже на то, что де Мерсо заговорит первой. У Геральта безусловно было несколько вопросов, но он не спешил их задавать. Помнил, что комендант не любила попусту тратить слова, так что ему не улыбалось снова услышать это от нее.
Но в конце концов он не выдержал.
– Для чего я нужен маркграфу?
Комендант подъехала ближе, так близко, что задела стременем ногу Геральта.
– Ты ведьмак. – О чудо, она не замедлила с ответом. – Ты нужен по ведьмачьим делам.
– А конкретнее?
– Куда уж конкретнее.
Он замолчал, постепенно теряя терпение.
Издалека, оттуда, где кончался лес и где горел закат, донесся лай собак. И мычание волов.
– В деревне, – сказала Елена Фиахра де Мерсо, – мы переночуем. Я воспользуюсь там правом маркграфа на постой. Тогда и поговорим.
* * *
Постой, или обязанность содержать свиту путешествующих чиновников, аристократов или даже служащих низкого ранга, был повинностью, сравнимой для деревни или села с истинной карой божьей. Хуже этого мог быть разве что пожар или вторжение вражеских войск. Геральт видел в эльсборгском храме крестьян, что молили жриц о помощи или о посредничестве по поводу жалоб властям на чиновников, злоупотребляющих правом постоя, притом иногда злоупотребляющих сильно.
Поэтому не стоило удивляться тому, что деревушка на краю леса, явно небогатая, встретила коменданта Мерсо и ее требование о постое без энтузиазма. Некоторые бабы заревели в голос, а дети захныкали. Но напрасно. Комендант использовала право маркграфа довольно сдержанно. Сама она, впрочем, не отказалась, когда староста деревни отдал в ее распоряжение всю свою хату. Однако солдатам она велела заночевать в сарае. И кормиться собственным провиантом, не трогая и без того уже скудных запасов общины, в особенности пищи и фуража, при нехватке которых деревня могла и не дотянуть до весны.
