Текст книги "Восьмой день творения"

Автор книги: Анджей Древиньский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Древиньский Анджей
Восьмой день творения

Древиньский Анджей

Восьмой день творения

Перевод: Леонида Кудрявцева.

А проснувшись, Бог вновь принялся за работу, поскольку дел было много.

Незамеченной инвалидная коляска остаться не могла. Подгоняемая размеренными движениями рук в кожаных перчатках, она со скрипом катилась через холл. Конечно, входить в здание министерства разрешено всем, однако слишком уж выделялся сидевший в ней бедный калека в толпе лощеных, гладко выбритых, хорошо одетых чиновников.

Увидев инвалида, Рольняк пробормотал некое слово, а стоявший рядом с ним Рогочки плотнее сжал губы. Потом тихий звонок оповестил о прибытии лифта, и они поспешно вошли в кабину.

– Подождите, – послышался голос сзади. – Я с вами.

Поймав вопросительный взгляд телохранителя, Рольняк в ответ лишь пожал плечами. Ничего не поделаешь.

– Прошу, – Рогочки отодвинулся в сторону и, с силой толкнув коляску, закатил ее в лифт. – Вам на какой этаж?

Инвалид поправил темные очки и небрежно махнул рукой. Рогочки понял его по-своему и нажал самую верхнюю кнопку. Именно на этом этаже у его шефа через пять минут должна была начаться важная встреча. Лифт тронулся, и Рольняк облегченно вздохнул. Еще немного, и он получит один документ, а тогда... Он вдруг обратил внимание на руки инвалида в новых изящных печатках. Они никак не совпадали с убогой одеждой и старой коляской. Рольняк вдруг почувствовал, как у него к лицу прилила кровь. Он ненадолго потерял бдительность, а сейчас уже было поздно.

– Ты пытаешься нас погубить, Рафал, – вставая, мнимый калека уронил темные очки на пол. – Вот только я тебе этого не позволю.

Тусклый свет лампы мешал хорошо рассмотреть бледное лицо, но теперь, увидев его вблизи, Рольняк схватил своего телохранителя за полу расстегнутого пиджака и крикнул:

– Стреляй в него! Сейчас же!!!

Тот, стоявший с полуоткрытым от удивления ртом, хотел было вытащить оружие, но вдруг замер. На ладонь его упала крупная капля воды. Еще мгновение – и в лифт из плафона хлынула вода, настоящий ливень. Рольняк попытавшись отобрать пистолет у охранника, поскользнулся на мокром полу и рухнул на коляску, уже стоявшую в воде почти по оси колес. Вода хлестала сверху, словно из шляпы волшебника. Струи ее секли лица, вода заливала глаза, мешала дышать. Рогочки ударил кулаком по кнопкам. Облепленный мокрой одеждой, в воде по пояс, задыхаясь, он потерял ориентировку и впал в панику. До него доносилось хриплое дыхание Рольняка, пытающегося вытащить оружие, но разглядеть его телохранитель уже не мог. Потом вода стала заливать Рогочки рот, и он ощутил запах ила. Кто-то наступил ему на ногу, послышался крик, переходящий в вой:

– Нет, не хочу-у-у!

Сразу же вслед за этим погас свет, и кабина пошла вниз. Она уже весила так много, что охранные системы остановить ее не смогли. Словно гигантский поршень, сопровождаемая дьявольским визгом вырывающегося из шахты воздуха, кабина лифта летела вниз. Мимо проносились этажи, мигал свет, а Рогочки вдруг увидел темный силуэт Рольняка, выделывающего руками странные пассы. Неожиданно высветилось лицо незнакомца. Дальше опять была темнота. Потом вода закрутилась водоворотом, легкие Рогочки что-то страшно стиснуло, затем была вспышка, сильный удар в лицо и чей-то пронзительный крик. Рассыпавшийся на множество звуков, он прозвучал словно финальный аккорд отлично сыгранной партитуры. Телохранителю в спину ударили куски дерева и металла, а еще через мгновение хлынувшая из кабины вода потащила его по паркету. Рогочки ударился обо что-то головой, рядом с ним кто-то упал, со всех сторон послышались удивленные возгласы.

С трудом откашлявшись, телохранитель приподнялся на локте и окинул взглядом холл министерства. Он никак не мог понять, что произошло. Откуда взялись обломки дверной коробки, забрызганные стены, пол... В том месте, где они стояли всего пару минут назад, зияла дыра, оставленная дверью лифта.

Рогочки опустил голову и задумчиво взглянул на каким-то образом оказавшуюся у него в руке прямоугольную сумочку. Мгновением позже он рухнул на собравшийся гармошкой ковер и, прежде чем погрузиться в беспамятство, еще раз увидел лицо незнакомца, каким оно было, перед тем как лифт начал падать. Этот человек улыбался.

***

Кроны деревьев еще не обзавелись листвой, и яркое мартовское солнце заставило Збигнева Оршевского опустить голову. Теперь ему не оставалось ничего иного, как только разглядывать холмик земли возле своих ног и слушать панихиду. Он не плакал, это было позади. Впрочем, его встречи с отцом были всегда сугубо деловыми. Поцелуи и прочие церемонии заменяло обычное рукопожатие.

Збышек потер пальцами веки. Ощущение утраты, окончательной и безвозвратной, оказалось горше, чем он представлял. В конце концов, отец был его единственным живым родственником. Он машинально отметил, что оратор сменился. Слова текли монотонно и казались холодными, словно мокрая трава после ночного дождя. Серое небо, лица людей и ряды могил сливались в единую мозаику. Збышек наклонился, взял горсть земли и, бросив ее вниз, услышал тихий стук. Лица, ладони, губы, шепчущие молитву, все это сейчас не имело для него значения. Он хотел лишь, чтобы ритуал завершился как можно быстрее.

Потом, когда все закончилось, он еще раз взглянул на ближайшее дерево, словно пытаясь запомнить место, и пошел прочь. На стоянке Оршевский поблагодарил всех, явившихся на похороны и сел в такси лишь для того, чтобы, проехав несколько улиц, приказать шоферу остановиться и отправиться далее пешком.

Прогулка, Збышека несколько успокоила. Жизнь сделала один оборот и, завершив его, вернулась в привычное русло. Он неожиданно понял, что оказался неподалеку от квартиры отца. Старик Оршевский снимал ее в новостройке, каких множество в последние годы выросло вокруг вроцлавского рынка. В кармане плаща Збышек нащупал ключ, который ему вручили в полиции вместе с остальными личными вещами отца. Поднимаясь по крутой лестнице, он подумал, что тут его никто не найдет. Преисполненный печали, он вынул из холодильника очередную бутылку водки и пакет сока. Налив в стакан алкоголя на два пальца, он покрутил пакет в руке, а потом, поставив его на место, плеснул еще немного водки. Желая забыть о понесенной утрате, Збышек выпил.

Пару минут спустя он сидел в кресле и просматривал фотографии родичей. Их как попало запихнули в альбом, и теперь при каждом неосторожном движении они вываливались. Поездка в Варшаву, все вместе – отец в шляпе с эдельвейсом – поднимаются канатной дорогой в Каспров, какой-то прием, даже первомайский поход затесался. На нескольких старых фотографиях он заметил надписи пером – давняя привычка отца. Ему частенько случалось раскланиваться с теми, кого он видел первый раз в жизни, и не узнавать старых знакомых. Желая помочь памяти, он собирал вырезки из газет, частенько надписывал фотографии. И все равно слава рассеянного человека его не миновала. Правда, со временем его память несколько улучшилась, а скорее всего, он научился лучше себя контролировать.

Прозвенел дверной звонок и Збышек почувствовал, как его сердце забилось чаще. Волнения сегодняшнего дня сказались на состоянии нервов. Выйдя на цыпочках в прихожую, он заглянул в глазок. Мужчина лет тридцати держался так, словно наверняка знал о его присутствии за тонкой дверью. Збышек дрожащими пальцами накинул цепочку и открыл замок.

– Чем могу?.. – Ему пришлось проглотить стоявший в горле комок.

– Моя фамилия Рогочки. Ваш отец... – незнакомец замялся. – Это я спасся в лифте. Мы должны поговорить.

Оказавшись в квартире, незнакомец виновато улыбнулся и, взглянув на покрывавшую столик глянцевую россыпь фотографий, объяснил:

– Я следовал за вами от кладбища...

Збышек попытался прикинуть, куда удобнее посадить гостя.

– Удивительно, как вы меня не потеряли, – указывая на кресло, промолвил он. – Я ехал в такси.

– Меня этому учили, – мужчина сел только после хозяина дома. – Что вам сообщили в полиции о происшествии?

Збышек подвинул носком ботинка лежавшую на полу фотографию.

– Несчастный случай, лопнул трос, – он пожал плечами. – Какие-то путаные объяснения.

В следующем вопросе ему послышалась насмешка.

– И ваш отец не пользовался инвалидной коляской?

– Чепуха.

– Я тоже так подумал, – Рогочки потер подбородок, а потом рассказал, как именно Оршевский выглядел тем утром.

Раздражение, вызванное сообщением, заставило мысли Збышека помчаться галопом.

– Они обязаны были мне об этом рассказать.

– Мне тоже так показалось, – его гость усмехнулся уголками губ.

– Черт возьми, мой отец не был Джеймсом Бондом!

Рогочки, однако, отступать не собирался.

– Именно поэтому я сюда и пришел, – сухо сказал он. – Прошу выслушать меня внимательно.

Как только визитер начал свой рассказ, у Збышека появилось желание выпроводить его за дверь, однако постепенно до него стало доходить, что поведанная ему история имеет смысл. Слушая ее, он поднял с пола фотографию. Мать тогда еще была жива. В светом платье она стояла на пляже.

– И прошу запомнить, – Рогочки выделил эти слова. – Не знаю, не имею понятия как, однако могу дать голову на отсечение: ваш отец спас мне жизнь.

Предупреждая следующий вопрос, он развел руками.

– Знаю, мы падали в кабине лифта. Я не предполагаю, я знаю благодаря кому остался в живых. Однако мне хотелось бы знать, откуда взялся этот странный дождь.

Оторвавшись от фотографии, Збышек чисто интуитивно спросил:

– Вы не любили своего шефа?

– Рольняка? – Рогочки прищурился. – Не любил, однако платил он неплохо.

Наклонившись, он стал разглядывать лицо Збышека, словно пытаясь прочитать на нем разрешение продолжить разговор.

– Есть еще одна вещь, – наконец тихо сказал он. – Это происшествие меня изменило. Может быть, я скажу глупость, но до сих пор я чувствую биение сердца вашего отца. Не помню, а просто ощущаю. Благодаря этому что-то во мне проснулось.

Он замолчал. Не зная, как отреагировать на эти слова, Збышек слегка улыбнулся. Рогочки вздохнул, встал и показал глазами на ванную.

– Могу я ей воспользоваться?

Ответ был очевиден.

Слушая шум воды, Збышек пошел на кухню – приготовить себе тот самый однокомпонентный коктейль. "Только никогда не смешивай", – смеялся его отец, а потом любил рассказывать историю, случившуюся во время какого-то приема в Москве, где ему неожиданно пришлось пить коньяк с шампанским. В третий раз Збышек мешать тоже не стал, а после возвратился в гостиную.

Рогочки стоял посередине комнаты и, похоже, собирался уходить. Збышек не стал его задерживать. Ему надо было немного прийти в себя. Открыв дверь, он вдруг почувствовал в пальцах узкую карточку.

– Это мои координаты, – голос гостя звучал необычно тепло. – В случае нужды прошу звонить в любое время.

Збышеку даже не пришло в голову его поблагодарить. Вернувшись в гостиную, он приложил лицо к холодному стеклу и взглянул на двор. Ничего необычного. Грязная песочница, перекладина, бегают несколько ребятишек. "А он мне тут о чудесах рассказывает. Попросту лифт ударился о пол, и Рогачки выкинуло..." Оршевский уже почти убедил себя, что услышанное им – вранье, но его раздумья прервал звонок. Он кинулся искать телефон и нашел его только после второго звонка. Отец любил болтать, принимая ванну.

– Слушаю, – сказал Збышек, закрыв дверь ванны. – Оршевский.

– Добрый день, звонит Малички. Все в порядке, это меня устраивает. Могу быть утром.

Збышек сообразил, что его приняли за отца. Полностью осознать ситуацию мешало выпитое.

– Да, – машинально сказал он.

– Тогда буду ждать перед вашим домом в шесть утра, – Малички засмеялся: – Теплые носки можно не надевать. Отопление в машине я починил.

– Великолепно.

Збышек все еще не мог сообразить, как ему разрешить эту ситуацию.

– В таком случае, до свидания.

Збышек опустил трубку на аппарат и медленно присел на край ванны. Блокнота, который отец всегда держал возле телефона, на месте не оказалось. Зато на одной из полочек он заметил что-то постороннее. Маленький пакетик с желтым порошком. Покрутив его в пальцах, Оршевский посмотрел в окно на серое городское небо и прошептал:

– Боже, что происходит?

***

Надеясь узнать нечто новое, и не желая опоздать на утреннюю встречу, он остался ночевать в отцовской квартире. Приснился ему пляж, наполненный призраками. Они с матерью безуспешно искали на нем отца. Сон был таким скверным, что Збышек проснулся. Потом он стоял возле подоконника и долгое время смотрел на прямоугольники чужих окон.

Теперь, сунув руки в карманы плаща, он ждал на лестничной клетке. Как начать разговор, Збышек даже не представлял, рассчитывая, что все устроится само. Так, собственно, и получилось. Это оказалось такси – "мерседес" в неплохом состоянии. Машина остановилась возле бордюра, а Збышек подошел и постучал в окно.

– Ничего не получится, – толстый шофер указал на красный фонарь. – Жду клиента.

– Я сын Яна Оршевского! – объяснил Збышек, запахивая полы плаща. – Я должен вам кое-что сообщить.

Таксист наклонился к стеклу, внимательно посмотрел на него, а потом открыл дверцу.

– Что с отцом? – спросил он и усмехнулся. – Кстати, вы и в самом деле очень похожи...

– Были, – Збышек подал ему газету, свернутую так, чтобы был виден некролог. – Вот, смотрите.

Читая некролог, таксис на глазах мрачнел. Наконец оторвав глаза от текста, обведенного черной рамкой, он провел пальцами по остаткам волос на висках.

– Что за несчастье... такой солидный клиент, – покачал он головой. Попал под машину?

– Нет, упал с лифтом, – Збышек невольно отметил комизм разговора. Оборвался трос.

По улице шла какая-то парочка, и Оршевский выключил лампочку. Теперь салон освещал только тусклый свет начинающегося дня. Малички печально кивнул и вдруг поднял голову.

– Но ведь это был его голос.

У Збышека появилась какое-то новое, пока еще неясное ощущение. Оно словно бы дразнило его, напоминало о некоторых не очень приятных ночных видениях.

– Не понимаю.

– Ну, вчера, – Малички развернулся к нему всем телом. – Мне позвонил ваш отец и спросил, сможем ли мы поехать сегодня с утра. О Боже... – таксист охнул и снова взглянул на некролог.

А Збышек почувствовал, как новое ощущение выросло настолько, что у него перехватило дыхание.

– Вы уверены?

– Да, слышал. Лилась вода, а ваш отец частенько звонил из ванной. Он говорил, что у него в этот момент лучше память работает, – лицо таксиста от старания почти карикатурно исказилось. – Голову бы в заклад не поставил... хотя погодите. Во второй раз это мог быть кто-то иной.

Он окинул Збышека подозрительным взглядом, а тот не нашелся что ответить. Да и что он, собственно, мог сказать? Сообщить о незнакомце, делавшем из ванной звонки и выдававшим при этом себя за его отца?

– Прошу извинить, – Збышек опустил голову, словно ожидая удара. – Вчера я обнаружил ваш телефон с непонятной запиской, смысла которой не понял, но... – Он сделал вид, будто подбирает слова.– Не знал, как начать. Получилось, конечно, глупо, однако после похорон...

Подозрительность стала исчезать с лица шофера, уступая место сочувствию. Он положил руку Збышеку на плечо.

– Все в порядке. Я понимаю.

Оршевский скорбно усмехнулся. Сам он ничего не понимал. Как Рогочки со своим высоким голосом мог выдать себя за отца? Малички закурил сигарету и, опустив стекло, выпустил на улицу дым.

– Не могли бы вы мне сказать, – собрав всю свою смелость, спросил он, куда вы возили отца?

– Вы не знаете? – Малички взглянул на него с нескрываемым удивлением. В Варшаву, в последнее время он там даже снял комнату. Хо, хо, я уже несколько лет его вожу.

Обдумав услышанное, Збышек вынул бумажник.

– Я хотел бы туда съездить. Дам обычную цену.

– Серьезно? – шофер хлопнул ладонью по рулю и неожиданно посерьезнел. Нет разговора. Оплатите только бензин. Я обязан вашему отцу. Прошу сесть сзади и снять плащ. Так вам будет удобнее.

Дальнейшие расспросы Малички принесли следующие результаты. Таксист возил отца нерегулярно. Обычно доставлял его в центр и часть дня посвящал своим делам либо возвращался через пару дней. Не имел ни малейшего понятия, чем Оршевский занимался. Кажется научными исследованиями. Малички история или социология не интересовали, поэтому с пассажиром он об этом не заговаривал. Перебирая в памяти последние годы, Збышек вдруг вспомнил, что иногда не мог связаться с отцом по телефону, а о конференциях слышал подозрительно часто. Он даже когда-то подумал, что отец себе кого-то завел, но теперь получалось, все объясняется немного по-другому.

Обогреватель в машине работал великолепно, и, прибыв к полудню в Варшаву, они совершенно забыли об утреннем холоде.

Разговор с владельцем особняка не принес ничего нового. Отец вот уже месяц назад отказался от комнаты, а на прошлой неделе забрал последние вещи. Помогал ему толстый мужчина лет шестидесяти, похожий на какого известного актера. Пока Малички объяснял внизу, чем шестисотый "Мерседес" лучше "Ауди", Збышек поднялся наверх взглянуть на жилище отца, остававшееся до сих пор свободным. Небольшая, скромно обставленная комната выходила окнами на палисадник, с тремя высокими тополями. Оршевский повел носом, словно желая обнаружить знакомые запахи, потом заглянул под кровать, на верхние полки стеллажа и в ящики стола. В одном из них он нашел пустую бумажную папку. Такую же, как те, в которых отец хранил свой архив.

Наморщив лоб, Збышек медленно опустился в кресло. Теперь он знал, чего не хватало в квартире отца. Записок, вырезок, таблиц и прочего бумажного хлама. Пытаясь понять значения этого открытия, он еще раз сунул руку в ящик и кончиками пальцев нащупал нечто гладкое. Кусочек пластиковой пленки. Открыв бумажник, Збышек вынул из него найденный в ванной пакетик и убедился в их идентичности. Посмотрев пакетик на свет, он полюбовался, как в нем пересыпаются крохотные кристаллики. Снизу донесся приглушенный смех. Похоже, автолюбители нашли общий язык.

Збышек зубами надорвал угол пакетика. Потом, расширив отверстие, он осторожно потянул носом воздух. Ничего не случилось. Тогда Оршевский сделал более глубокий вдох. Некоторое время ничего не происходило, а потом комната перевернулась вверх ногами. Когда неведомая сила потянула его вверх, к люстре, он отчаянно вцепился в подлокотники кресла, а оно превратилось в автомобильное сиденье.

"Мерседес" Малички, дорога в ярком свете дня, мелькание кустов. Збышек знал, что это ему только грезится, однако галлюцинации были очень правдоподобными. Торможение. На дороге стоит светловолосая девочка. От ужаса малышка зажмурилась. Ей пять, может быть шесть лет. Сбоку – крутой откос, с другой стороны – кусты, машина "затанцевала". Девчушка отчаянно кричит. На такой скорости съехать с дороги будет верной смертью. Малички пробует объехать кроху, но тут несущийся навстречу грузовик... Хлюпающий удар, частый дождь капель по стеклу, и только тогда краем глаза Збышек видит с левой стороны пологий спуск в поле, перед этим полностью закрытый зарослями.

Застонав, он очнулся, а потом почувствовал на лице что-то мокрое и сразу же вслед за этим боль в затылке.

– Ну, однако, вы и чувствительный человек, – Малички подсунул ему стакан с водой. – Лучше?

Напившись, Збышек кивнул. В голове у него так шумело, словно под черепной крышкой завелось гнездо ос. Как боксер после нокаута, Оршевский тяжело поднялся на подгибающиеся ноги.

Проклятый наркотик, подумал он. И тут до него дошло. Его отец и наркотики? О Боже!

– Ну как? Возвращаемся во Вроцлав или едем пообедать?

Различая окружающий мир словно в тумане, Збышек решил отложить возвращение и принял предложение заморить червячка. Он настолько плохо видел, что никогда не согласился бы на езду по шоссе при свете дня. Кроме того, ему жутко хотелось промочить горло.

Знакомство с варшавской гастрономией и визиты в пару автомобильных магазинов, где Малички искал какие-то запчасти, заняли у них чуть ли не весь остаток дня. Так что ничего удивительного в том, что из столицы они выехали, когда солнце уже опустилось к самым крышам стоявших в предместьях домов, не было. Таксист болтал без перерыва и, к счастью, довольствовался ответами в виде периодического, невразумительного мычания. Наркотики – слово эту будило самые черные мысли. Он никак не мог поверить, что его отец имел к ним отношение. С его-то взглядами, его щепетильностью?

К тому же в голове Збышека не укладывалось, что его отец вел двойную жизнь. Воображение подсовывало возможный газетный заголовок – "Профессор университета торгует наркотиками!".

– Идиот, – промолвил Збышек, да так громко, что Малички глянул на него в зеркальце.

Зевнув, Оршевский сделал вид, будто засыпает.

А Рогочки? Пакетика перед его приходом в ванной не было. Збышек был в этом почти уверен. Прежде чем заняться фотографиями, он вымыл руки – старая привычка, с детства. А может, кто-то устроил провокацию?

Эта мысль его встревожила, и, встрепенувшись, он оглянулся. Но нет, шоссе сзади было пусто, никаких огней. Тогда Збышек вынул из кармана пакетик с остатками порошка и высыпал за окно. Ветер моментально подхватил крупинки и унес к обочине. Оршевский старательно вытер о штаны пальцы, а когда наконец взглянул вперед, увидел в свете фар нечто блестящее.

– Иезуз Мария! – крикнул Малички, и машина пошла зигзагом.

Это не солнце, мелькнуло у Збышека в голове. Его глаза четко фиксировали детали. Справа, под откосом, возле трактора тесно стояла группка людей. Одна из фигур, отделившись от остальных, бежала в их сторону. Этот человек кричал. Благим матом. Его голос напугал ребенка, и тот, впав в ступор, застыл посреди дороги. Все это Оршевский заметил буквально в одно мгновение и только после этого увидел фары грузовика.

– Держите ее, люди! – Малички, крутя руль, испуганно оглядывался по сторонам.

Шофер грузовика жал на клаксон раз за разом, а девочка все стояла, закрыв лицо руками. Ей оставалось жить не более трех секунд, и Збышек понимал: следующий ход – за ним. Перегнувшись через сиденье, он схватил руль и со всей силы отвернул его прочь от растущей прямо на глазах машины.

– Что ты делаешь?! – взвыл Малички, пытаясь его оттолкнуть, но Збышек держал руль крепко.

Они пересекли разделительную полосу и в свете фар грузовика вылетели на противоположный откос. Таксист застонал. Очевидно, он ждал полета, а потом падения, неминуемо сопровождающегося треском сминаемой жести. Вместо этого машина выскочила на обычную дорогу. Они проехали несколько десятков метров и остановились. Збышек вдруг почувствовал нестерпимую духоту. Он нашел защелку и скорее выполз, чем вышел в поле. При блеклом лунном свете на шоссе, словно на сцене, стоял грузовик и несколько других машин. Между ними суетились люди, кто-то показывал в сторону "мерседеса". Збышек приложил лоб к холодному металлу крыши.

Сейчас у него имелись доказательства, что порошок не был обыкновенным наркотиком.

– Откуда ты знал?

Збышек повернул голову.

Малички открыл дверцу и теперь сидел, опустив ноги на землю.

– Предчувствие, – Збышек откашлялся. – Что-то мелькнуло за кустами. Вроде бы съезд с дороги.

Он замолчал, поскольку понял, что таксист его уже не слушает. Некоторое время тот смотрел ничего не видящим взглядом перед собой, потом покачал головой и прошептал:

– Вы похожи. Вы и в самом деле очень похожи.

Со стороны дороги к ним подходила группка людей.

* * *

На работе он взял неделю отпуска, и никто не задал ему никаких вопросов. Человек, согласившийся его заменить, нашелся без проблем, а перед уходом он еще и получил фотографии с похорон. Дома он их просмотрел, но без всяких эмоций. Влив в стакан с соком немного водки, он уселся в кресло. Мать, увидев подобное, обычно здорово злилась. Она стала протестовать против его увлечения алкоголем, еще когда Збышек был студентом. А после того как на это стали обращать внимание их знакомые, она предложила сыну пойти на собрание АА или Анонимных Алкоголиков. Благодаря этому он узнал, что его мать сама несколько лет ходила на подобные собрания. Збышек туда не пошел, однако пообещал, что будет держаться определенной нормы. Слово это он держал до самой ее смерти, потом соблюдать обещанное стало труднее. А сейчас, после гибели отца, он и вовсе забыл о своей клятве.

Збышек закрыл глаза.

Да, к этой мысли он еще вернется, но не сейчас. Пока еще слишком свежа рана.

Он мысленно вернулся к событиям вчерашнего дня. Зря он упаковку от порошка выкинул в окно. Один знакомый химик мог бы установить откуда...

Наклонив стакан, он почувствовал, как на язык полилась жгучая жидкость, и быстро ее проглотил.

Наверняка, это был сушеный кактус или еще какая-нибудь экзотическая редкость. Впрочем, кто поверит, что с помощью такого порошка можно действительно предвидеть будущее, что он дарит ясновидение?

Следующий глоток пошел лучше.

Для чего Рогочки подложил ему этот порошок? Збышек утром звонил по номеру, указанному на визитке, но трубку никто не поднял.

Дверной звонок ожил так неожиданно, что несколько капель напитка упало на брюки. Оршевский одним глотком опустошил стакан и пошел открывать. Гость был настолько толст, что это не могли скрыть даже хорошо сшитый костюм и пальто. Из-под густых бровей на Збышека смотрели удивительно светлые глаза, и все это довершала бледная улыбка.

– Моя фамилия Трачук. Провожу расследование несчастного случая с Яном Оршевским, – визитер продемонстрировал удостоверение. – Можно войти?

Еще позавчера подобный визит мог бы удивить Збышека, но сейчас он, не моргнув глазом, пригласил гостя в квартиру. Налив себе водки с соком, а Трачуку одного сока, Оршевский приготовился слушать.

– До вас доходили какие-нибудь слухи? – начало было нестандартным.

– Не понимаю, – Збышек оторвал губы от стакана.

Трачук понимающе покивал.

– А слышали вы об "Отделе отсева"?

Вот это Збышека уже вывело из себя.

– Вы проводите следствие, или собираете данные для анкеты "Колеса Фортуны"?

Улыбка на лице собеседника дала понять, что ему не чуждо чувство юмора. Неожиданно встав, он подошел к открытому бару и, не спрашивая разрешения, долил в свой сок солидную порцию водки.

– Хорошо, попробуем еще раз, – промолвил он и расстегнул пиджак. "Отдел отсева" был создан в середине пятидесятых годов при Министерстве внутренних дел. Его компетенция, как и задачи, оставались тайной даже для многих высокопоставленных чиновников. На его круглой физиономии появилась многозначительное выражение, почти такое же, какое, временами Збышек видел на лице отца.

– Говоря проще, речь шла о сборе и анализе данных о жизни выдающихся людей, ключевых фигур из мира науки, культуры и искусства. Фактов, не требующих стандартного расследования, а всего лишь анализа с целью определить, не интересуются ли кем-нибудь из них чужие структуры.

– Ага, – Збышек принял очередную порцию "успокоительного". – Если известный профессор пообедал в заведении, где обычно ест персонал американского посольства, это вполне могло свидетельствовать о работе ЦРУ.

– По сути вы правы, – Трачук сложил руки на животе. – Несмотря на все перемены, случившиеся в стране, отдел существует до сих пор и его работа считается важной.

– Это замечательно, – Збышек почувствовал, как алкоголь ударил ему в голову. – Однако какое отношение к этому имеет мой отец?

Трачук молчал, словно решая, стоит ли продолжать разговор.

– Ваш отец погиб не от несчастного случая, – наконец тихо сказал он. Причиной аварии была страшная перегрузка лифта. В кабине оказалась, взявшаяся неизвестно откуда огромная масса воды. Рогочки наверняка вам это рассказал.

Збышек хотел было спросить, как Трачук узнал о визите Рогочки, но передумал.

– Мы проверили кабину. В ней нет никаких кранов или скрытых резервуаров, – продолжил гость. – Короче говоря, чудо. Более того, физико-химические исследования показали: вода эта взята из Вислы.

– Вы хотите сказать, что кто-то силой воли перенес пару ведер воды из реки в лифт и таким способом убил моего отца.

– Гораздо больше, чем пару ведер, однако, в принципе, все было именно так.

Страха или восхищения Збышек не ощущал. Его просто слегка злило, что смерть отца пытаются объяснить именно таким образом. – Следующим феноменом является сам Рогочки, – Трачук гнул свое. – Он не мог уцелеть. И почему ваш отец не хотел быть узнанным? Он для этого даже загримировался под калеку. Ну и последний факт, может быть ключевой: Рольняк и ваш отец неплохо друг друга знали.

Он замолчал, похоже, ожидая, как Збышек отреагирует на его слова. А тому ничего не приходило в голову. Облизнув пересохшие губы, он сказал:

– Отец при мне никогда о нем не упоминал.

Трачук опустил ладонь на принесенную с собой папку для бумаг.

– В 1955 году они оба были задержаны возле деревни Сьешев в Нижней Силезии за беспокойства, причиненные местным жителям. В конечном итоге Рогочки и вашего отца это просто спасло, поскольку крестьяне, кажется, собирались поднять их на вилы, – он щелкнул по замку папки. – Они вопили, что эти двое искали что-то в старом форте, а потом вызвали страшную бурю, уничтожившую их посевы. Милиция успела их спасти только потому, что крестьяне заспорили, пытаясь решить, имеют ли они дело со шпионами или же с колдунами, отправлявшими свои дьявольские ритуалы.

– Что вы несете? – Збышек невольно повысил голос, однако Трачук ответил на это лишь ироничным взглядом.

– Годом позднее форт стал частью российского полигона и аж до начала девяностых годов не считался территорией польского государства. Позднее, однако, Советы нас оставили, и благодаря весьма странному совпадению, в местную общину были поданы два заявления об аренде форта. Первое от Яна Оршевского, а месяц спустя и от Рафала Рольняка. Любопытно, не так ли?

Молча забрав у Трачука стакан, Збышек плеснул ему и себе чистой водки.

– Ваш отец, в принципе, умел обделывать дела, но Рольняк был редким пронырой и обладал туго набитым кошельком. В тот момент, когда случилось несчастье, он, собственно, ехал для последнего разговора в министерстве.

– Вы работаете в отделе? – Збышек поставил стакан на ковер. – Правда?

– Да, – Трачук выпил содержимое стакана, словно лимонад. – Благодаря этому мне удалось не допустить разглашения подробностей происшествия, но я не знаю, что обо всем этом думать. – Он открыл папку, показывая лежавший в ней сверху конверт, – Это письмо, написанное много лет назад вашим отцом своему приятелю.

Збышеку захотелось вырвать конверт из его рук.

– Откуда оно у вас?

– Его изъяли у вашего отца во время следствия в 1955 году и поместили в архив. Взявшись за это дело, я на него наткнулся. Возникает ощущение, что Ян Оршевский обладал слишком буйной фантазией. С возрастом она могла превратиться во что-то худшее, – Трачук закрыл папку. – В любом случае письмо останется у вас.