Текст книги "Мои путевые записи"

Автор книги: Анджелина Джоли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Воскресенье, 22 июля

Я только что проснулась от крика петухов. Кажется, дождь наконец прекратился.

Надеюсь, что так, потому что сегодня утром нам предстоит трехчасовое путешествие на лодке в Баттамбанг.

Удивительно быть среди этих людей из HALO и УВКБ ООН. Они справляются с большим количеством вещей, но они постоянно восхищаются мужеством местных жителей, тем, что они преодолевают, чтобы выжить. Сотрудники этих организаций работают здесь для того, чтобы помочь беженцам справиться с трудностями.

Скотт, с которым мы познакомились вчера, живет здесь уже двадцать лет. Он работает в CARERE. Сейчас он женат на камбоджийской женщине, которая работает в правительстве, в комитете по проблемам женщин. У них трое детей.

Скотт работает здесь, чтобы обеспечивать образование. Он поможет мне найти несколько способов финансирования строительства двух необходимых зданий для школы. Он сказал, что у него самая замечательная работа на свете.

Гуманитарные работники не только не жалуются на трудности своей работы, но говорят, что чувствуют себя счастливыми, поскольку могут помогать ближним.

Должно быть, у меня на ступнях дюжина укусов пауков. По крайней мере, я так думаю, потому что мои ноги распухли. Это не комариные укусы, они постоянно болят. На ноге у меня появилась сыпь, и я не могу определить, что это такое.

Еда была какой-то странной. Я никогда не испытывала чувства насыщения.

Иногда день тянется долго; когда мы наконец достаем еду, ее оказывается не так уж много.

Я не очень хорошо спала. Наверное, это потому, что промокла под дождем.

Но несмотря на все эти неудобства, я никогда в жизни не чувствовала себя лучше. Находиться рядом с этими людьми – огромная честь для меня. С каждым днем я осознаю, как мне повезло в жизни.

Надеюсь, что я никогда этого не забуду и никогда ни на что не буду жаловаться. Но, черт, у меня болят ступни.

Путешествие на лодке в Баттамбанг

Мы едем по грязной дороге через рыбацкие деревушки.

Эти люди живут в таких бедных условиях, но несмотря на это, у них такая замечательная сила духа. Все работают, и их дети выглядят счастливыми.

Некоторые семьи живут в маленьких домах на лодках, другие живут в маленьких хижинах или домах на сваях.

На лодке мы проплываем мимо маленьких деревень и видим много рыбаков.

Внезапно лодка увеличила скорость. Я сидела на самой кромке борта. Мужчина, который сидел позади меня, подал знак держаться покрепче.

Я все больше и больше продолжаю влюбляться в каждого человека здесь. Они знают что-то, что мы забыли. Это чувство общности. Это чувство, когда все глубоко ценят мир и свободу.

Три часа спустя, в солнцепек и сильный ветер, мы наконец сошли на берег. Мао встретил нас на лэндровере.

Он ехал накануне, чтобы прибыть вовремя. Мы остановились на ланч.

Повар сказал нам, что ему нужно сбегать на рынок, так как у него закончились овощи. Он оставил нас и поехал на велосипеде на ближайший рынок. Не знаю, почему-то я подумала, что это здорово.

Во время ланча я спросила у Кати, сколько ей понадобилось времени, чтобы выучить кхмерский язык. Она сказала, что просто жила здесь несколько лет и слушала их речь, а также какое-то время у нее был учитель. Она очень сильно старалась. Кати говорила о том, насколько важно иметь возможность общаться с людьми на их языке. Когда ты разговариваешь с ними на их языке, тем самым ты лучше понимаешь, что именно им нужно, – в противном случае ты всегда вынужден домысливать.

Как мы можем притворяться, что знаем, что действительно хорошо для людей, пока у нас с ними не установлен прямой, ясный контакт?

Баттамбанг

Мы посетили отделение организации «Скорая помощь» (The Emergency), итальянскую неправительственную организацию.

Фактически это больница, которая используется для лечения пострадавших от гражданской войны, а также для лечения и реабилитации жертв противопехотных мин.

При больнице также есть школа для детей.

Еще две школы находились до недавнего времени в Афганистане, но одна уже закрыта движением Талибан.

В школьных кабинетах на стенах висят картины, которые нарисованы учениками. На них изображены цветы, бабочки и два автопортрета детей в инвалидных колясках.

Врач больницы, Марко, показал мне территорию. У них есть и постоянно требуют пополнения запасы крови. В комнате холодно. Кровь хранится в холодильниках. «Вы подвержены тошноте?» – спросил он меня.

«Нет».

Он повел меня в отделение реанимации.

Я хочу поблагодарить Бога за то, что здесь существует эта больница и эти доктора. Я встретилась с несколькими жертвами противопехотных мин.

Один мужчина работал в саду мотыгой, и взрыв противопехотной мины задел его лицо. Он потерял глаз и получил травму мозга. Последние два месяца врачи оперировали его челюсть. Он так счастлив, что снова может нормально есть и разговаривать.

Другой человек как будто спал, но мне объяснили, что он был в коме. У него в голове пуля.

Одну местную сотрудницу, беременную женщину, недавно застрелили. Ее муж тоже работал в больнице и первый увидел ее, когда ее привезли в больницу. Она умерла от потери крови.

Здесь так много ампутированных. Мужчина из совещательной группы по противопехотным минам осматривает ампутированных. Многие нуждаются в постоянном наблюдении, особенно дети. В силу того, что дети растут, это вызывает особенные сложности с протезированием.

Меня отвели в палату для женщин и детей.

Один маленький мальчик ехал на телеге со своим отцом, когда они наехали на противотанковую мину. Его отец погиб. Он поступил в больницу с тяжелыми увечьями и большой потерей крови. Больница нашла его мать и наняла ее няней.

Я встретилась с человеком по имени Буу Чорм. Мы показали друг другу свои татуировки и рассказали, что они значат. Его татуировки для удачи и защиты.

Поскольку он потерял ногу, он шутит: «Возможно, мне следовало иметь больше татуировок».

Я спросила некоторых докторов, в чем они больше всего нуждаются. Я продолжала слышать все тот же ответ. Им необходимо построить новые дороги к больнице. Существует много организаций, которые пытаются помочь, но проложить один километр двухголосной асфальтовой дороги стоит более миллиона долларов.

Ранее сегодняшним утром я ныла и жаловалась на боль в ступнях, а днем я встретила человека, который потерял ногу. Он встретил меня с улыбкой и шутил с доктором.

Самлот

Мы едем в офис УВКБ ООН, где проведем несколько недель. УВКБ ООН очень помогло здесь во время репатриации, но сейчас репатриированные люди больше не являются беженцами, поэтому основной офис УВКБ закрыт. Мы разместились в комнате организации «Акция Север-Юг».

Мы остановились в комнате с тремя раскладушками. Сетки от комаров были прибиты к стенам.

В маленькой ванне стояла большая кастрюля и маленькая жестяная миска, чтобы поливать себя.

Понедельник, 23 июля

Сейчас около семи утра. Мы проснулись от криков петухов и от жарких лучей солнца. Пока я пишу, Мими и Равут собирают фрукты с дерева. Чтобы достать их, им приходится прыгать.

Первым делом мы должны посетить центр здоровья организации «Скорая помощь» в Самлоте.

Этот центр был построен в 1999 году. Война здесь к тому моменту только закончилась. В 1999 году в этой области были сотни противопехотных мин. Многие люди погибли. Еще несколько центров здоровья были построены в 2001 году.

У них до сих пор недостаточно оборудования, чтобы оказывать адекватную помощь в чрезвычайных ситуациях. Они пытаются доставить пострадавших в Баттамбанг, но дороги практически непроходимые.

Каждый месяц около 1500 человек обращаются в этот центр в Самлоте с малярией.

Глава центра здоровья сказал мне: «Иногда все, что мы можем им дать, – это наши сердца».

Я посетила отделение малярии и туберкулеза. Во время войны люди не получали вакцину от полиомиелита. Наконец вакцины стали доступны, и детей стали приводить для вакцинации. Мы едем на нашу следующую встречу. Я только что заметила знаки на дороге. На них написано «ОПАСНО – МИНЫ», и череп с двумя перекрещенными костями. Так много земли еще не очищено от мин.

Нас предупредили: «Всегда оставайтесь в грузовиках или идите след в след. Не склоняйтесь вокруг, даже если нет предупреждающих знаков».

Каждые двадцать две минуты в мире погибает или получает увечья от противопехотных мин один человек.

Мы посетили анимационный центр.

Здесь все внимание детям, которые прошли через войны. Врачи придают большое значение играм.

Внимание уделяется не только начальному образованию и прикладным навыкам, но также спорту и танцам.

Мы поиграли с детьми. Мао и Равут играли в футбол.

Мы с Кати строили домики из деревянных кубиков, соревнуясь с маленьким мальчиком, который строил свой собственный домик. Мы проиграли.

У некоторых детей светлые волосы – признак недоедания.

Один мальчик с покалеченной ступней играл со старым футбольным мячом.

Единственные игрушки, которые я там видела, – это деревянные кубики и два старых футбольных мяча, однако дети рады даже им.

Некоторые дети носят рюкзаки УВКБ ООН, которые раздавались около года назад. Я думаю, что они не расстаются с ними. Наверное, они боятся снова потерять все, что у них есть.

Пока я пишу это, меня окружили пятнадцать детей. Им любопытно наблюдать за тем как я пишу. Они хихикают. Они смотрят на мой светлый цвет кожи, на мои татуировки, на мою чистую белую майку, мои светлые глаза. Возможно, они смотрят на меня и улыбаются, потому что я левша? В конце концов я подумала, что они просто играли со мной, поскольку для них я новый гость, а они нормальные, любопытные дети.

Мы въехали в другую деревню, и я встретилась с местными людьми из управления здравоохранения Самлота. Центр «Скорой помощи» учил их делать вакцинацию.

На ланч у нас были рис, мясо и какого-то странного вида фрукты с красно-зелеными стебельками.

Мими тошнит. Я уснула всего на несколько минут и тоже не очень хорошо себя чувствую. Всякий раз, когда люди тут заболевают, им задают целый список вопросов о симптомах; я думаю, проверяют, не малярия ли это или что-нибудь еще более серьезное.

Что касается меня, то думаю, что я просто устала. Я не привыкла к таким бесконечным рабочим дням, что заставляет меня еще больше уважать всех этих людей.

Мы встретились с Сарой, директором организации «Путь развития Камбоджи» (ПРК). Они оказывают поддержку самым нуждающимся возвращенным беженцам и перемещенным лицам. Они также учат людей помогать самим себе.

Пока мы были с ПРК, я видела слепого человека с одной рукой. Он работал в саду. Потом он пытался войти в дом. Другой человек подошел к нему и направил его. У второго человека не было обеих рук, но он был зрячим. Двое людей работали вместе. Покалеченные и нуждающиеся компенсируют свои нужды, объединяясь.

У человека без рук шестеро детей, которых он должен обеспечивать. Он говорит о том, как мало риса он может выращивать. Его лицо очень милое. После того как он был беженцем, – более восьми лет в Таиланде – он снова поселился на этой земле и попытался начать все заново. Противопехотная мина взорвалась, когда он расчищал участок земли.

Его сын, маленький мальчик с большими карими глазами, сидит у отца на плечах. Он немного наклонился и улыбается. Только трое из его детей могут ходить в школу. Он не может себе позволить обучать всех. Это стоит 1500 риель в месяц с человека, что равняется примерно тридцати американским центам.

Он продолжает говорить, а я продолжаю записывать.

Я все пристальнее смотрю в свою записную книжку, пытаясь не заплакать. Я не хочу, чтобы он был оскорблен моей жалостью к нему.

Он улыбнулся мне и попрощался. Он что-то сказал на кхмерском. Мне перевели. Он сказал: «Я не очень хорошо могу сейчас говорить. Волнение делает мой разум слабым».

Во время нашей следующей остановки мы увидели безногого человека, который работал в поле. Он снял свою шляпу и поприветствовал нас улыбкой. Он использует повозку, запряженную волами, чтобы добраться до работы. Я спросила, есть ли у него дети. Он указал на отсутствующую нижнюю часть своего тела. Он был буквально разрезан пополам. Он улыбается, будто говоря: «Все в порядке. Ничего, спрашивайте».

Мы пошли дальше в поле. Мы встретили слепого человека, чьи руки были отрезаны по локти. Поэтому он расчищает землю ногами. У его жены психические проблемы, и, когда она ушла от него, то забрала одного ребенка, оставив его с пятью. Люди помогают ему готовить на всю его семью. Он ловит рыбу, держа удочку ртом. Воля этих людей к жизни поистине удивительна…

С этим мужчиной маленький ребенок. На вид ему около пяти лет, но нам сказали, что ему девять. Он не может ходить в школу. В этой области более 800 схожих случаев подрывов на минах. Я испытываю чувство ненависти к каждому человеку или правительству, которые пытаются остановить запрет на противопехотные мины.

Мы снова сели в машину, чтобы отправиться в другой район. Равут спросил, расчищена ли там территория. Нам ответили, что нет, но они считают ее безопасной, так как там пока еще никто не взорвался.

Многие из тех, кто будет читать эти строки, скажут: «Почему они не могут разминировать свою землю? А если не могут, то почему живут там?» У них нет выбора.

Война была везде, и каждый район не может быть разминирован вовремя. Нет достаточных средств и времени.

Наиболее важно то, чтобы это не повторилось снова. Производство и использование противопехотных мин должно быть запрещено. Я надеюсь, что, когда люди прочтут это, они захотят помочь.

Мне рассказали еще об одном случае. Мужчина без ног с двумя дочерьми. Мы не могли приехать к ним, дороги были размыты дождем. А сезон дождей только начался, эти люди должны молиться, чтобы не случилось ничего чрезвычайного. У них не будет возможности получить помощь извне.

Кто– то спросил одного из мужчин в нашей машине: «Вы были беженцем?» Он улыбнулся: «Да». Он знает, что здесь он может этим гордиться, и его за это будут уважать. Он сказал нам, что был в лагере с 1989 по 1992 год. Это было в Таиланде – лагерь «Пункт 2».

Равут сказал, что он тоже находился в «Пункте 2». Мао тоже.

«Пункт 2» – название, присвоенное лагерю беженцев организацией ООН по освобождению границ. Место, в котором собралось самое большое количество камбоджийцев после Пномпеня. Люди сбегали туда во время правления Пола Пота и Красных кхмеров. Лагерь был расположен на территории меньшей, чем четыре квадратных мили, и предположительно 220 000 камбоджийцев нашли там временное пристанище. «Пункт 2» был самым перенаселенным лагерем во всем Таиланде.

6 вечера

Мы посетили занятие вечерней школы.

«Акция Север-Юг» проводит вечерние занятия для взрослых по обучению грамоте. Мы посетили одно из таких занятий. Нас сопровождает Энн, француженка. Она управляет местным отделением этой неправительственной организации. «Акция Север-Юг» финансирует деятельность 26 учителей более чем в десяти школах.

Организация ООН по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) провела исследование и разработала учебный план.

Фонд ООН помощи детям (ЮНИСЕФ) помог с разработкой и изданием учебных пособий.

Энн сказала, что учителя в основном женщины. Занятия проходят по вечерам. Матери берут своих детей с собой. Дети всегда с ними.

Сегодня их учат читать, а то, что они читают, также является информацией, которая им поможет. Они повторяют за учителем на своем родном языке. Даже пройдя через столько испытаний, люди сохранили свою культуру.

Мне объяснили, что их обучают природной медицине и объясняют, чем она лучше химических препаратов.

Ужин

На ужин у нас был рис, мясо и бананы.

За столом говорили о временах правления Пол Пота с 1975 по 1979 год.

Пока они жили в лагерях, они учили английский и занимались грамматикой. Они даже могли объяснить мне разницу между «How much?» и «How many?» [8]8
  Вопросы «How much?» и «How many?» переводятся с английского на русский одинаково – «Сколько?», «Как много?». Но фраза «How much?» используется, как правило, для неисчисляемых существительных, а фраза «How many?» для исчисляемых, прим.


[Закрыть]. Я никогда не была очень сильна в грамматике. Они могли бы стать хорошими учителями.

Равут поделился историей о том, как он встретился со своей женой. Они поженились в лагере. Сейчас она работает в американском посольстве. У них двое детей, десяти и пяти лет.

Внезапно я взглянула на небо. Звезды здесь такие четкие и яркие. Месяц расположен неровно, практически лежит на спине.

Вторник, 24 июля

Сейчас 7 утра. Мы уже давно не спим. Есть в этом что-то удивительное – просыпаться рано утром и наблюдать, как начинается новый день. Мы только что позавтракали. Я была очень голодна.

Мы пили Нескафе, ели рис, сушеное мясо и рыбу. На вкус это было как жирная говядина и вяленая рыба.

Я пишу это потому, что это многое говорит об этих удивительных полевых сотрудниках. Они живут в этих районах месяцами. Они живут, лишенные домашних удобств, у них даже нет душа.

Сегодня утром я снова мылась в тазике, поливая себя водой. Купание слона! Я до сих пор не могу научиться лить на себя воду так, чтобы не разбрызгивать ее вокруг. Вчера я собиралась выкинуть лед из своего стакана, но Равут остановил меня. «Лед здесь очень дорогой. Лучше вернуть его на кухню».

Первым делом сегодня мы посетили школу.

Когда беженцы были репатриированы, в школах не было учителей. В течение многих лет люди здесь получали минимальное образование или не получали его вообще.

Учителей начали готовить сразу, чтобы те могли приступить к обучению детей как можно скорее.

«Акция Север-Юг» и УВКБ ООН вынуждены оказывать давление на правительство для аттестации местных учителей. Эти мужчины и женщины получили меньшую подготовку, чем учителя в других районах, но их признали официально и им будут платить государственное жалование. Заработная плата низкая, но это все же лучше, чем ничего.

В этой школе детям от шести до семи лет. Дети одинаковы по всему миру, такие красивые.

Удивительно наблюдать за ними, как они здесь учатся: особенно когда изучают свой язык и культуру.

В классе, переполненном учениками, мы увидели одного из учителей, который преподавал вчера на вечерних занятиях для взрослых.

Учитель крикнул что-то на кхмерском, и все дети из трех классов выбежали, улыбаясь и смеясь.

Они выстроились в ряд и приготовились к утренней зарядке. Равут, Мими, Мао, Энн, Сара и я встали в линию рядом с ними.

Во время зарядки дети вели себя очень организованно и слаженно выполняли упражнения.

Мы же постоянно путали движения, поворачивались не в ту сторону и задевали друг друга руками.

Большинство детей смеялись над нами, некоторые застенчиво смотрели на нас любопытными глазами. Они опустили головы, возможно, пряча улыбку. Не могу сказать. Их лица выглядят счастливыми.

Так замечательно наблюдать за их счастливыми лицами. На большинстве фотографий последних лет дети Камбоджи выглядят грустными и испуганными. Плачущие, голодные, с отчаянием в глазах.

Когда сегодня утром я играла с этими детьми в окружении пышной зеленой листвы и красивого голубого неба, я чувствовала себя в раю.

Волосы маленького мальчика развеваются на ветру. Прищурившись, он смотрит на небо. Кажется, что само солнце отражается в его глазах. Он поймал мой взгляд и сразу же спрятался за деревом. Потом он выглянул. Я не могу перестать смеяться.

Сейчас мы должны встать в круг. Дети начинают петь. Я не понимаю слов, но это звучит очень мило.

Позже мне объяснили, что они пели: «Земля красивая. Берегите ее. Она для нас. Но она не безопасна. Берегитесь противопехотных мин. Если ты увидишь мину, не трогай ее».

Мы пошли туда, где играла музыка. Это были занятия танцами на открытом воздухе.

Мы немного поиграли с ними, и дети стали менее стеснительными. Казалось, они почувствовали себя в безопасности.

Во второй школе дети сидят в классных комнатах. Подъезжая, мы слышали, как они повторяют что-то за учителем. Мы заметили учителя с ампутированной ногой. Чтобы подойти к доске и нарисовать что-то на ней, он опирается на костыль.

Мне сказали, что двадцать девять из шестидесяти девяти учителей покалечены.

Все так счастливы, что есть школа, после того как они прошли через столько мук и страданий.

Кто– то сказал мне, что в Самлоте продолжают оставаться около ста мин.

К нам медленно подошла другая учительница. Она улыбается. Она вручила Энн бумагу. Я заметила, что одна нога у нее обута в сандалию, вместо другой – деревянный протез. Здесь это обычное дело. Слава Богу, пусть хоть так жертвы мин начинают возвращаться к нормальной жизни.

Листок бумаги – это приглашение в маленькую комнату с книгами. Библиотекой это не назовешь – пока еще так мало учебников.

В одной комнате детей учат считать с помощью букетов растений.

Я наблюдаю за тем, как один из учителей возвращается в свой класс. Кажется, что его протез причиняет ему боль. Вы можете себе представить, как тяжело стоять целый день и учить детей, а вечером преподавать взрослым?

Мне жарко и некомфортно, а я-то на улице всего несколько часов.

Эти учителя проходят целые мили по плохим дорогам, чтобы добраться до школы.

Уровень медицинского обслуживания здесь оставляет желать лучшего. Особенно тяжело обстоят дела с протезами. Протезы нужно менять каждые несколько лет. Даже если это примитивные протезы, грубо вырезанные из дерева, они считаются роскошью.

В других областях, таких как Пномпень, ситуация несколько лучше, но все равно жизнь здесь тяжела и несправедлива. Эти люди так долго страдали и продолжают страдать.

В течение восьми часов мы возвращаемся в Баттамбанг.