Текст книги "Вдова в январе. Романы"

Автор книги: Андрис Колбергс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Коридоры в управлении уголовного розыска длинные, замкнутые в кольцо, соединяющее лестничные клетки по периметру здания. Но почему-то большинство лестничных площадок и дверей в коридор закрыто – то ли в целях экономии топлива, то ли чтобы сквозняки по всем этажам не гуляли. Надо хорошо разобраться в местной топографии, чтобы без излишнего петляния и многократных расспросов попасть именно туда, куда нужно, так что один представитель прокуратуры, побывавший здесь впервые, сказал потом: «Не жизнь у вас, а малина! Если кто-то заработал пять лет, надо только выставить его из кабинета, а спустя пять лет указать, где выход, чтобы бедняга не блуждал лишний срок!»

Поэтому Ульф был весьма удивлен, когда Цилда Димда уже ждала у кабинета, удобно сидя в кресле, закинув один красный сапожок на другой.

– Вы ранняя пташка, – сказал Ульф, взглянув на свои электронные часы. – Девяти еще нет.

– Я только что явилась… Доброе утро. – Цилда встала, ожидая, когда Конрад откроет дверь.

– Доброе утро…

– Когда я пришла домой, дочка передала мне оставленное вами приглашение. – Цилда порылась в сумочке и протянула Ульфу повестку. Лицо у нее уже не было напряженным, скорее на нем виднелось скучающее спокойствие. Следуя приглашению Конрада, Цилда уселась, продолжая рассказывать: – У меня есть дальний родственник, который работает адвокатом. Я поехала к нему поговорить насчет наследства. Он думает, что часть его я могу получить по судебному постановлению раньше определенного времени…

– Когда вы вчера встретились с Рудольфом Димдой?

Ульф задал этот вопрос как нечто само собой разумеющееся, как будто у него и сомнений не было, что Цилда с Рудольфом встречались вчера, хотя это было всего лишь его предположением. Завмаг сказал, во всяком случае, так Ульфу показалось, что во время телефонного разговора Цилды с Рудольфом деньги не упоминались. Кроме того, звонила-то Цилда, а не Рудольф, как вытекало из ее прежних показаний. И вполне логично, что разговор о деньгах произошел, когда они встретились. Но для надежности Ульф подготовил себе отступление, и если Цилда скажет, что с Рудольфом вчера не встречалась, он скажет, что оговорился, что хотел сказать: «Когда вы созвонились с Рудольфом Димдой?»

– Около девяти. По дороге на работу он зашел в магазин, и тогда мы пошли поговорить в кафе.

– Вчера вы о встрече не говорили…

– Вчера я вообще ходила как дурная. Такое происшествие. Я только на таблетках держалась! Да, теперь я припоминаю… О деньгах могли слышать в кафе… За соседним столиком сидели два совершенных дегенерата с трясущимися руками. Я припоминаю, что один из них все время прислушивался, о чем мы говорим. Рудольф сказал, что идет прямо в сберкассу, снимет триста рублей и после обеда отдаст мне. Эти синюшники были в таком состоянии, что для них триста могли показаться миллионом! Наверняка официантка помнит их, может быть, даже, знает…

Да-да, подумал Конрад, выглядит вполне правдоподобно, я бы охотно в это поверил, если бы несколько человек не утверждали, что в середине дня Димда был в приподнятом настроении. Это был бы первый случай в моей практике, когда у кого-то после ограбления поднимается настроение. И один из немногих случаев, когда ограбленный тут же не спешит за помощью к милиции. Цилда заинтересована в наследстве, по темному коридору она и сама ходила много раз, и она знала, что Димда пойдет домой обедать…

– Какое кафе? – И Конрад приготовился записывать.

– «Капелька».

– Спасибо. О чем вы беседовали?

– Ну, обо всем. Я предложила Рудольфу больше заниматься воспитанием дочери… Главным образом говорили о дочери и о деньгах… Вы простите, я вчера немного солгала… Я попросила Рудольфа заплатить алименты за полгода вперед… Я подумала, что деньги у него в кармане, что вы мне их не отдадите, если я не скажу, что это алименты за шесть прошедших месяцев… Деньги нужны, весна идет, у них в школе выпуск, их класс собирается в дальнюю экскурсию… Платьице надо какое-нибудь сшить…

– Вы правильно сделали, сказав о том, что солгали… В противном случае на суде оказались бы в неловком положении…

– На каком суде?

– Когда убийцу поймают, будет суд, и вам обязательно придется выступать свидетельницей!

Никакой реакции. На лице все та же сонная скука.

– Прошу назвать фамилии и адреса ваших близких знакомых. Начнем с адвоката, у которого вы вчера были…

Ага, встревожилась!

– Я жду. – Ульф покрутил в пальцах ручку.

– Рихард Левен… Не понимаю, к чему это! Может быть, поясните? Или вы считаете, что это я стреляла? Ха-ха! Да я ни к одному ружью в жизни не прикоснулась!

– Да, у вас есть алиби. В момент происшествия вы находились за прилавком.

– Нет, никаких фамилий и адресов я вам не назову! У вас нет права вмешиваться в мою личную жизнь! – В глазах Цилды горел гнев, кровь отлила от лица.

Выпятив толстые губы, Конрад Ульф долго и спокойно смотрел в ее лицо.

– Я познакомлю вас со сто семьдесят четвертой статьей уголовного кодекса… Отказ давать свидетельские показания карается лишением свободы на срок до пяти лет… – Конрад достал из ящика кодекс и подал его Цилде. Она нервно принялась листать его, переспросила, какая статья, прочитала, захлопнула кодекс и с вызывающей улыбкой произнесла: «Достаньте бумагу побольше!»

Записывая, Конрад вспомнил слова парня из «Фоторекламы» насчет «сексуальных ножниц»…

В кабинет полковника Ульфа продолжала стекаться информация. Медицинская экспертиза дала заключение о времени, когда наступила смерть Рудольфа Димды, о том, куда попала пуля, криминалистическая лаборатория сообщила о составе пороха, о материале, из которого сделаны пыжи; по гильзам было видно, что использованы магазинные патроны, заряженные пулями Мейера.

Разделавшись со свидетелями из Курземе, вошел Арнис, а за ним сразу же и Бертулис. Он рассказал о недостающей фотографии в архиве Димды и при этом был страшно расстроен тем, что вся работа по разбору архива ни черта теперь не стоит: ведь может статься, что не хватает не одной, а многих фотографий. И, как учит опыт, недостает всегда именно той, которая нужна. Это новое известие не понравилось и Конраду, но он поспешил успокоить Бертулиса.

– Нет худа без добра! – заверил он, расхаживая по кабинету по диагонали. – Это даже неплохо, что никому не удалось эту Мудите увидеть! Если негатив такой хорошей фотографии Димда не держал в архиве, стало быть, на это у него были причины. И это еще раз говорит об их конспиративных встречах. Эта женщина замужем, и у нее ревнивый муж!

– Или у Димды ужасно ревнивая любовница, – так же серьезно продолжил Арнис, чтобы поддеть Конрада, – и это тоже не так уж плохо…

Конрад ядовито взглянул на него, высморкался в большой платок и приказал Бертулису съездить к Карлису Валдеру. Он единственный может знать, кто из девиц приходил к Рудольфу Димде.

– Я тоже хочу съездить туда, – сказал Арнис. – Собираюсь выйти из подъезда именно в ту минуту, когда вышел стрелявший.

– Тебя что, осенило, а? – нахмурился Конрад. – А у меня для тебя есть кое-какое заданьице. Было бы весьма полезно узнать, не забыла ли Цилда Димда назвать мне кое-кого из своих знакомых. А если забыла, то почему бы это? И что этот знакомый делал вчера? Шаг за шагом, не упуская ни минутки. Только если она никого не забыла, мы возьмемся за список. Я записал адреса и нескольких хороших подруг, уж они-то насчет ее кавалеров все выложат.

– Все ясно, только я хочу сначала заглянуть на улицу Метру. Нельзя оставлять поиски стоянки машины, завтра узнать что-то будет уже куда труднее.

– Ага, у тебя есть идея! – проворчал Конрад. – Бери свою идею и дуй на улицу Метру!

– Я там долго не задержусь, с полчаса, не больше.

– Ну, так поезжайте, на часах уже скоро два. Погодите! Этот парень из фотомастерской, а он явно парень не дурак, утверждает, что фотография «Женщина с кабаном» была великолепная. Не делал же ее Димда ради своего удовольствия, и, если бы она была напечатана в каком-нибудь журнале, коллеги его знали бы об этом. Может быть, посылал на выставку за границу?

Арнис пожал плечами.

– Хорошо, ступайте! Все равно ничего толкового не сможете сказать. Я позвоню какому-нибудь деятелю от фотографии. Должен же кто-то знать, куда такую фотографию можно послать. Может быть, мы ее еще раздобудем! Ну, пошли, пошли!..

И Бертулис с Арнисом вышли в коридор.

РАССКАЗ ВНЕ РАМОК СЛЕДСТВИЯ

Вскоре после полудня Жираку позвонил знакомый администратор Дома культуры, который немного занимался выращиванием гладиолусов в своем огородике за ипподромом и любил заглядывать к Жираку за консультацией. На редкость навязчивый тип. Ему, видите ли, нужны цветы, чтобы поздравить каких-то там артистов, обзвонил уже полмира, но никто не хочет продавать: начало марта, и все придерживают цветы для женского дня, когда будут самые высокие цены. Жирак бы тоже послал его подальше, но администратор сопровождал танцевальный коллектив в поездках по Чехословакии и Венгрии и всегда оттуда привозил новейшую литературу по цветоводству, делясь и с Жираком.

Помочь, конечно, можно, но в теплице еще куча всяких мелких дел, которые никак нельзя отложить. Администратор готов был хоть сейчас приехать, однако Жирак пообещал привезти цветы вечером сам. Когда-то еще придет с работы Мудите – стоят холода, и оставлять без надзора котел пока нельзя.

Три раза в неделю Мудите посещала курсы кройки и шитья, хотя Жирак и пытался ее от этого отговорить – все равно же платья себе не шьет, а маленьких детей в доме нет. Но потом, видя, как Мудите расстроилась, уступил. Чем бы дитя ни тешилось…

Курсы были через день, но иной раз занятия переносили, поэтому Жирак позвонил на базу и попросил позвать Мудите к телефону.

– Только что где-то крутилась, – ответил совсем юный женский голос, потом он же послышался в отдалении от трубки: – Эй, Мудите! К телефону! – Спустя минуту ему сказали, что на складе ее нет, так как на железнодорожной ветке разгружают вагон с товаром и начальник послал Мудите туда приходовать груз. – Что сказать, если появится?

– Скажите, чтобы непременно позвонила домой.

– Хорошо! До свидания!

Конспирация соблюдалась безукоризненно, и главная заслуга тут принадлежала молодым подружкам. Уже расставаясь с Димдой, Мудите позвонила на базу, узнала о звонке Жирака и позвонила домой. Рассказала, что еще на работе, но сейчас выезжает.

Из-за Карлиса встречаться у Димды было неудобно, но у одного из друзей Рудольфа была дача недалеко от Риги, и он предоставил ключи от нее. Рудольф приезжал туда за час, колол дрова и топил камин, чтобы хоть морозные цветы с окон согнать.

– Оцени, женщина, мое самопожертвование! Из-за тебя у меня скоро будет ломота во всех костях!

– Скоро уже весна… – мечтательно отозвалась Мудите.

– Мне кажется, что Карлис все равно догадывается… Только он слишком благороден, чтобы намекнуть.

– Почему ты мне это говоришь?

– Потому что ты мне нравишься. Только поэтому. – Рудольф обнял ее голые плечи и привлек к себе.

– Ты хочешь, чтобы мы перестали встречаться? Во-первых, это зависит от тебя!

– Надо будет подумать.

– О, ты уже прибегаешь к удобным для тебя ответам! – В голосе ее прозвучала горечь.

– Несмотря на Карлиса, через мою комнату могла бы пройти сотня других, а вот ты – нет.

– У него нет на меня никаких прав. Мне было тогда семнадцать годочков! Великая любовь и великие клятвы! Не знаю я такой девушки, которая в семнадцать лет не клялась бы, и такой, которая эти клятвы позднее сдерживала бы! Детские игры, больше ничего, а ты теперь делаешь из этого бог знает какую проблему.

Рудольф понял, что зашел слишком далеко, поэтому принялся целовать Мудите. «Лучше было бы с этим романом кончать, но, пожалуй, не сумею, – робко подумал он, – она сильнее меня. Ни с одной женщиной мне не было так хорошо и наверняка не будет». И вдруг он возненавидел Жирака, которого ни разу не видел.

– Ты спишь с ним в одной постели? – спросил он, но Мудите вовремя уловила в его голосе презрение и тут же соврала:

– Я перебралась на второй этаж. Сказала, что не могу больше выдержать, когда он по нескольку раз за ночь встает и идет обогревать свою теплицу.

– И он согласился?

– Я сомневаюсь, чтобы его интересовало еще что-нибудь, кроме гладиолусов и тюльпанов.

– Тогда ты могла бы спокойно развестись.

– Женщине сначала нужна семья, а уж потом муж.

– Ну что это за семья – без детей?

– Я в этом не виновата. И давай кончим этот пустой разговор. Я буду с тобой, пока ты хочешь, и достаточно!

После этого разговора Мудите начала часто навещать Карлиса. Заходила после работы, приносила что-нибудь сладкое, пила чай и болтала о давних школьных временах или о жизни вообще. Если дома был Димда, то и его приглашали, играли в лото и смотрели телевизор. Потом Рудольф галантно провожал ее до автобуса, за что и получал поцелуй в щечку. В журнале посещаемости на курсах кройки и шитья все чаще появлялись «н/б», а вскоре она и вовсе забросила их, потому что ведь и на дачу к Рудольфу надо ездить. Димда сказал, что за два месяца он наколол тысячу кубометров дров…

Цветов клубному администратору понадобилось много. Жирак увязал целый тюк нарциссов, открыл гараж и стал прогревать мотор старых «Жигулей», который долго не заводился, так как машиной с осени не пользовались. Положил тюк на заднее сиденье – в багажнике цветы могли замерзнуть – и выехал на улицу.

Администратор нервно ждал в фойе. Цветы он тут же передал контролерше, велел разделить на букеты, чтобы на всех артистов хватило, а Жирака пригласил с собой в бухгалтерию за деньгами. Пришлось подняться на второй этаж.

– Не хотите заглянуть в зал? – предложил администратор, когда финансовый вопрос был разрешен.

– Времени мало, – попытался отговориться Жирак, так как театр его не интересовал, а такие вот литературные вечера и подавно.

– Сейчас Акмене будет петь свои песни. Это стоит посмотреть, она изумительна! Ради нее одной народ сбегается, за два часа билеты были распроданы.

– Я видел по телевизору…

– Что телевизор! Здесь ее живую можно увидеть!

Из коридора на втором этаже вело несколько дверей на балкон. Администратор тихо приоткрыл одну из них.

– Сюда, – шепнул он, – здесь директорская ложа.

Стулья были заняты, и они остались стоять в дверях. Отсюда была видна половина переполненного зала, часть зрителей даже стояла возле стен. На сцене какой-то поэт читал по обтрепанным листкам свои стихи. Читал монотонно. Время от времени отрывался от рукописи и бросал сердитый взгляд на яркие прожекторы, которые целились в него. Поэта проводили вежливыми аплодисментами.

«Пора и уходить», – подумал Жирак, но в этот момент на освещенное пространство вышла стройная светловолосая женщина с гитарой. Декольтированное пурпурное платье ее касалось затоптанных досок сцены.

Зал принялся бурно аплодировать, женщина, робко улыбаясь, несколько раз натянуто поклонилась. Администратор толкнул Жирака в бок.

От противоположной стены отделился человек с фотоаппаратом и, подойдя к сцене, сделал несколько снимков – вспышка его работала как пулемет, даже когда женщина уже запела.

Человек отошел на свое место к стене и принялся укладывать орудия производства в четырехугольную кожаную сумку, которую держала в руках…

Жирак почувствовал, как краснеет даже его гладко выбритый затылок. Сумку держала Мудите. Хотя в зале был полумрак, Жирак видел ее довольно хорошо – обтягивающий джемпер и темно-зеленую юбку с отгибом, эту знакомую улыбку, которая делала ее совсем девчонкой и которую она подарила сейчас фотографу, когда тот обхватил ее за талию, чтобы удобнее было стоять.

– Долго еще до конца? – Голос у Жирака дрожал, но администратор этого не заметил.

– Минут десять.

– К сожалению, мне пора… До свидания!

Администратор пожал плечами и оскорбленно подумал: «Стоит ли метать бисер перед свиньей? Не только лыс, но еще и глух!» Вслух он ничего не сказал. Только кивнул.

Жирак перегнал машину на противоположную сторону улицы и стал ждать. Время от времени он выключал мотор, и тогда слышался голос певицы, только слова не проходили сквозь окна, И различить их было невозможно. Одновременно с аплодисментами из клуба посыпались владельцы машин, торопясь завести моторы.

Только спустя какое-то время на улицу хлынул поток людей в зимних пальто и разделился на отдельные ручейки.

Мудите шла, держась за локоть фотографа, который нес на правом плече уже знакомую Жираку сумку. Они перешли улицу и, о чем-то оживленно беседуя, пошли куда-то.

Жирак почти догнал их и поехал вдоль самой кромки тротуара. Улица была людная, пешеходов много, и он боялся потерять их в толпе. Но и двигаться медленно тоже нельзя – мешаешь другим машинам.

У телефонной будки мужчина подождал, пока Мудите позвонит, и потом они медленно пошли дальше. К автобусной остановке.

Жирак сообразил, что если на этом автобусе переехать за Двину и там пересесть, то можно добраться до их дома.

Когда вдали появился автобус, мужчина попытался привлечь к себе Мудите, но она со смехом вырвалась, поцеловала кончики своих пальцев, потом приложила их к губам мужчины и в последний момент прыгнула в заднюю дверь автобуса, которая тут же закрылась. Мужчина поднял руку и помахал, потом повернулся и прошел мимо самой машины Жирака. «Привычно глупо улыбаясь», – подумал Жирак.

Выждав, когда он дойдет до угла, специалист по гладиолусам развернул машину, продолжая исполнять взятую на себя роль детектива.

Не пройдя и квартала, фотограф свернул в парадное большого дома рядом с кафе. И хотя Жирак затормозил всего на несколько секунд позже, ему не удалось узнать, в какой квартире мужчина исчез, так как замешкался внизу, опасаясь очутиться с преследуемым фотографом с глазу на глаз. Где-то наверху слышались его шаги, потом стукнула дверь, и все стихло. Жирак стремглав помчался наверх, но нигде не запирали дверь изнутри и ни за одной дверью не было движения. Потом он долго изучал доску со списком жильцов, но знакомых имен среди них не нашел.

Из ближайшего автомата Жирак позвонил на работу Мудите. Отозвался все тот же молоденький голос:

– Мудите? Ну что вам стоило позвонить несколько минут назад! Только что была здесь и уехала домой!

Жирак повесил трубку.

До этого он еще надеялся, что это не серьезный роман, а только случайный флирт с походами на концерты, но сейчас эта надежда угасла: слишком уж основательно были прикрыты тылы. Необходимо принять решение, как действовать, и выслушать, что скажет сама Мудите.

С несокрушимым мужицким терпением Жирак слушал болтовню Мудите, сколько сегодня было работы и как она устала. А ведь ему хотелось крикнуть: «Стерва ты, я же все знаю!» – но он подавлял это желание, так как знал пока слишком мало.

Вечером, когда Мудите раздевалась перед сном и он увидел ее упругую фигуру, на которую давно уже не обращал внимания, да и теперь заметил только потому, что на эту его собственность покусился вор, он вновь задрожал от ярости, но опять сумел ее подавить, так как рассудок взял верх над эмоциями, которые за последние годы, проведенные в теплице, совсем заглохли. И чтобы они не вспыхнули вдруг, как забытый в золе уголек, он собрал постельное белье и перебрался на диван в гостиной.

– Передавали, что ночь будет холодная, – пояснил он. – Надо много топить, и я тебя буду все время будить…

– Хорошо, хорошо, – согласилась Мудите. – Только не забудь взять вторую подушку!

«Вот и не надо больше лгать Рудольфу. Знал бы он, что я по-прежнему сплю с Жираком в одной постели, он бы меня прогнал, а может быть, и оплеуху влепил», – подумала она со странной гордостью за Димду, хотя и не чувствовала себя виноватой перед ним, как не чувствует себя виноватой ни одна любовница, которая вынуждена довольствоваться редкими любовными минутами и которой будущее больше ничего не сулит.

Жирак ночью не спал: он вырабатывал стратегический и тактический план. Измученный размышлениями, он действительно несколько раз вставал и ходил в котельную подбросить угля и брикетов. Как опытный полководец, Жирак решил прежде всего произвести подробную разведку и потом ударить по самому слабому месту противника.

Он вытряхнул на стол содержимое сумочки Мудите, но ничего компрометирующего там не обнаружил. Потом просмотрел алфавитную тетрадь, прозванную в их доме «шнуровой книгой», которая лежала на телефонном столике. Ни один из телефонов и адресов не вызывал у него подозрений – всех этих людей он знал, хотя большинство не видел уже годами. Были и старые записи на отдельных листочках, но сделаны они его твердым, каллиграфическим почерком. Карлис Валдер… Номер телефона и адрес… Но и эти сведения Жирак сам записал, только не мог вспомнить, когда это было. Ну да, поддал тогда как следует, тыкал пером куда попало, вон буквы разбрелись, будто лошади, кто куда… Нет, и Карлис Валдер не может Жирака интересовать.

Оставшись ни с чем, он обшарил карманы ее пальто, потом принялся рыться в ее белье и наткнулся на большой тяжелый сверток. Осторожно развязал бечевки, развернул оберточную бумагу и увидел забытое Карлисом Валдером ружье. На другой день, когда у него было похмелье, Мудите попросила его разобрать это ружье, но то ли забыла потом отвезти, то ли Валдера не было дома. Видимо, ружье этого калеку совсем не интересует, если он так и не дал о нем знать! Жирак вновь завернул его в бумагу и засунул под вышитое, кружевное и цветастое хозяйство Мудите.

А вообще-то с ружьем получилось не совсем так, как предполагал Жирак. Сначала Мудите не отвозила его Димде нарочно, понимая, что он сам рано или поздно о нем вспомнит и ему придется отыскивать Мудите, хотя бы позвонить. А когда он вскоре это сделал, они тут же о ружье забыли, а потом последовало нечто непредвиденное, и Рудольф попросил Мудите подержать еще какое-то время ружье у себя.

Рудольф Димда получил вызов явиться в милицию для перерегистрации охотничьего оружия. Уложив в чехлы и сунув под мышку обе свои «ижевки», он поехал в охотничье общество. В небольшом зале для собраний, который использовали для осмотра и перерегистрации, толпилась довольно большая кучка охотников, а за письменным столом сидел темноволосый милиционер в офицерской форме, которого Рудольф не знал. Работал он на совесть старательно – осматривал на свет стволы, проверял предохранитель и, держа ружье в вытянутой руке, делал резкие движения, чтобы проверить, нет ли «люфта». Двоим он отказался продлить разрешение – пусть идут сначала в мастерскую и отремонтируют, а у одного даже конфисковал изношенную «Тикку».

Когда подошла очередь Димды, милиционер отыскал его регистрационную карточку, сравнил с выданным разрешением и, отодвинув оба документа, принялся за проверку. Оружие у Димды было в полном порядке, но милиционер, осмотрев его, поставил в угол к конфискованным.

– Где третье? – У него были маленькие, острые глазки.

«Вот так камуфлет! Из охотничьего общества выпрут сразу же!» – подумал Рудольф и прикинулся дурачком.

– У меня только два, – изумленно пожал он плечами, понося, однако, себя последними словами. И чего надо было тянуть с этими дырками в патроннике? Ведь есть же у Карлиса дрель, за две минуты все мог сделать! Может, соврать, что дырки уже просверлены и ружье висит на стенке? До утра можно заполучить ружье у Мудите и все сделать, а если милиционер заставит принести сейчас же? А если вздумает поехать с ним на квартиру, что ничуть не исключено? Незарегистрированное оружие да еще переданное на хранение постороннему лицу!.. Из охотничьего общества тут же на веки вечные, и хорошо еще, если обойдется без суда!

– Честное слово, у меня только два, – поклялся Димда.

Ему показали регистрационную карточку. В нижней строчке простым карандашом легко вписано:

«Без фирмы, без номера, 12 кал. для коллекции».

– Валентин меня не так понял! – тут же громко стал рассказывать Димда, назвав сослуживца этого милиционера по имени. – Ко мне в магазине пристала старуха с берданкой допотопных времен. Ну, я притащил ее сюда, чтобы выяснить, дадут ли мне разрешение на коллекционирование. Я уже собирался купить, но тут старуха сразу заломила столько, что и для миллионера было бы дорого! Пусть Рокфеллера ищет, мне такую берданку не надо!

– Адрес продававшей?

– Не знаю, села в трамвай…

– А вы сами где живете?

– Здесь, в центре… Недалеко…

– Подождите немного… Сейчас я закончу и, если не возражаете, съездим взглянуть, как вы храните оружие.

– У меня в этом отношении все в порядке. Ружья и снаряжение хранятся в запираемом шкафу… Хорошо, я подожду!

Разрешение офицер подписал только в квартире Димды, убедившись, что третьего ружья в шкафу нет и что патроны действительно хранятся под замком, но Рудольф не был убежден, что он еще раз не явится для проверки, поэтому попросил Мудите пока что ружье не привозить. И все думал, как бы провернуть легализацию этой покупки, потому что совсем расставаться с ним не хотел – для фотографирования ружье было уникальным.

Промтоварная база, где работала Мудите, возникла лет двадцать назад на самой черте города. Тогда там были только луга, заросшие осокой, годившейся скоту лишь на подстилку, а старые усадебки с ухоженными садиками и огородиками разбросаны так редко, что еле видели одна другую, зато перед всеми тянулась полоска сосняка. Строительство вели с размахом, построили шестиэтажные просторные склады, где даже дирижабли можно держать, провели железнодорожную ветку с эстакадой, заасфальтировали конечную автобусную остановку – пассажирами на этой линии, за редким исключением, были только работники базы, все посторонние сразу бросались в глаза. У многих в автобусе были свои излюбленные места, которые другие не решались занимать. Если бы Жирак решил выслеживать Мудите в прежние времена, ему пришлось бы зарыться в землю по шею, да и тогда его бы наверняка заметили. Теперь же он мог спокойно ставить машину на стоянку, и его «Жигули» среди своих лимонно-желтых, красных и васильковых собратьев становились чем-то таким малозначительным, что даже вездесущие пронырливые мальчишки не обращали на него внимания. За невероятно короткий срок база оказалась в окружении белых девятиэтажных домов, современных продмагов, желтых цистерн, из которых летом продавали квас и пиво, цветочных киосков, кафе, почтовых, отделений и бытовых мастерских – былые луга пошли под самый обширный жилой массив, в перспективе на сто тысяч жителей. Высотные дома росли как грибы: вчера еще крыш нет, а сегодня уже на балконе развешано голубое и розовое белье.

Со стоянки Жираку был виден вход в административное здание и ворота, куда въезжали и выезжали грузовые машины. Иногда оттуда выходили и люди, но редко.

На следующий вечер Мудите честно поехала домой, но спустя день уселась возле проходной в старую «Волгу» и умчалась так быстро, что Жирак не успел записать номер: пока он старался выбраться со стоянки, «Волга» была уже далеко. Жирак надеялся нагнать ее на главной улице, но «Волга» куда-то свернула, и след ее исчез. Вернувшись довольно поздно, Мудите рассказала, что училась шить рукава.

Еще день спустя Мудите села в автобус, но не тот, который возит ее домой. Жирак следовал в отдалении, соблюдая осторожность. Сошла она на остановке, до которой проводил ее после концерта в клубе фотограф. Жирак просунул голову на лестницу; оказалось, что он опять опоздал – так и не услышал ее шагов и запираемой двери.

Ничего не поделаешь, оставалось сесть в машину и ждать. Раздражали запотевающие окна машины, а кроме того, не оставляла мысль о прорастающих луковицах. Сегодня он перевел их из холодного режима в более теплый, но перепад температур может повлиять на прорастание. Понервничав, он поехал домой, подбросил в котел брикетов и слегка приоткрыл вентиляционный люк. И хотя старался действовать быстро, все это вместе с дорогой обратно заняло полтора часа, и он подумал было, что Мудите уже ушла. Но все же решил подождать, раз уж вернулся.

Спустя несколько минут из парадной двери вышла Мудите с фотографом. Она все так же держала его под руку, и так же они пошли к автобусу. Глядя, как они целуются на прощание, Жирак вдруг осознал: а ведь ему решительно все равно, что этот мужчина делает с Мудите. Его даже это ошеломило, и он попытался убедить себя, что это не так, что он просто был подготовлен к этому поцелую и поэтому он его не затронул.

Когда автобус уехал и фотограф повернул к дому, Жирак проехал мимо него, чтобы первым попасть на лестницу. Он прошел к чердаку и прислушался, но сердце от напряжения колотилось и мешало услышать шаги. Медленно и тихо Жирак направился вниз, и на сей раз ему удалось увидеть дверь, в которую вошел фотограф. Жирак приложил к ней ухо, но ничего не услышал. Припал покрепче и нечаянно задел ручку. Скрипнули петли, и он увидел темный коридор.

Несмотря на свою мешковатую внешность, Жирак был не трусливого десятка, но без света в темный коридор идти не хотелось. Он подъехал к ближайшему хозяйственному магазину, купил карманный фонарик. Проходя мимо полок, он остановился и долго задумчиво смотрел на тяжелый разводной ключ, потом попросил продавца хорошенько завернуть его.

С фонариком и разводным ключом он вернулся в коридор и по нему вышел на другую лестницу. На двери рядом с выходом висела табличка: «Карлис Валдер и Рудольф Димда».

«Если бы Мудите входила в подъезд, а выходила через двор, меня бы еще долго водили за нос, – подумал Жирак. – И этот проклятый калека с ними заодно! Одна шайка-лейка!»

В тот же вечер Жирак поехал к родителям Мудите. Купил плитку шоколада и бутылку вина, так как вопрос, который он собирался обсуждать, был весьма деликатного свойства и старики никак не должны почувствовать, что он собирается с Мудите разводиться.

Старый деревянный дом слегка подремонтирован, кое-где в обшивке виднеется новая доска, но пол в коридоре все такой же скрипучий. На натянутых вдоль и поперек веревках в кухне болтались пеленки, и теща торопливо принялась освобождать часть стола, чтобы было куда усадить дорогого зятька. Отца нет дома; как вышел на пенсию, стал подрабатывать сторожем. Всего и дела-то сходить да выспаться, а глядишь, семьдесят в месяц и к празднику премия.

В комнате был включен телевизор – верно, фильм показывают, так как между разговорами слышалась музыка. Потом заплакал ребенок, его принялись успокаивать, и вскоре он заснул.

– Вилнис вывел собаку погулять, сейчас будет… Он в охотку рюмочку выпьет, я уже не могу, у меня давление…

«Глупые же люди, в такой тесноте еще собаку заводят! Но старуха на все согласна, наверное, никакого веса в доме не имеет», – подумал Жирак и попытался вспомнить, как выглядит жена Вилниса, младшего брата Мудите. Нет, никак не мог представить, давно здесь не бывал.