Текст книги "Хакер"

Автор книги: Андрей Житков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

«Продажный» хакер, он всего лишь среднее звено в цепочке, крохотное, как горчичное зерно, чаще всего его даже не интересует содержание файла, который он украл. Вот ещё – голову себе морочить! Настоящему хакеру куда важнее процесс, чем то, что находится за «волшебной дверцей». Он слишком азартен, как карточный игрок, не знающий, сколько тузов в рукаве у шулера. Он идёт в атаку, как настоящий солдат, который видит только лицо врага и готов победить или умереть в бою. Лобстер всегда побеждал. Почти всегда… Софт, сколько бы он там ни стоил, недостаточная причина, чтобы сажать на крышу киллера с винтовкой. Пока что ни на кого из хакеров не покушались. Потребовать возместить ущерб, «поставить на счётчик», подать в суд, посадить, в конце концов, но чтоб без разговоров, без разборок? Просто Чикаго какой-то! А может, причина именно в том, что частенько Лобстер не вникал в содержание украденного? Скачал, передал – и айда на теплоход с девочками гулять! А там секреты мировой важности? Нет-нет, ни в какие фээсбэшные или военные терминалы он не лазил. Понимал, что найдёт себе на задницу приключений. В натовские – было, но так то – особый случай…

Ночью Лобстер вспоминал все свои взломы за два года – столько времени он воровал информацию на заказ. Конфиденциальная информация фирм, «сидящих» на политических технологиях, файлы налоговой полиции, бухгалтерии конкурентов, банковские терминалы – вот за что его могут наказать. Если по «гамбургерскому счёту», как любил говаривать Никотиныч, два года он занимался промышленным шпионажем, особо не вникая в суть информации. Дитя неразумное…

– Ты всё ещё спишь? – вернул его к действительности Никотиныч.

– Никого я не обидел, – сказал Лобстер. – А вот меня обидеть всякий может, потому что сволочи они!

– Не хочешь говорить? Ну ладно, смотри. – Никотиныч помолчал и добавил ободряюще: – Ничего, отобьёмся.

На площади рядом с памятником уже стояла автолавка. На картонных ящиках был выставлен товар: какие-то консервы с промасленными этикетками, пластиковые бутылки с подсолнечным маслом и стеклянные – с вином. Тут же стояли ботинки, сапоги, по бокам фургона были развешаны платья и костюмы.

Народу было немного – две старухи, баба с младенцем да хмельной мужик лет сорока в кирзовых сапогах. Никотиныч с Лобстером приветливо поздоровались с аборигенами. С минуту их пристально изучали, не задавая, однако, вопросов «чьи вы будете», потом потеряли всякий интерес.

– Я не знаю кто, – неожиданно вернулся к разговору Лобстер. – И вообще – собственная жизнь в последнее время стала для меня загадкой. Мне иногда кажется, что виртуальный мир какого-то компьютерного триллера вышел из системы и вторгся в нашу жизнь.

– Триллер – это кот. Хотя большая энигма, конечно, – кивнул Никотиныч. – Может, нервы подлечить? После военных действий солдаты всегда проходят курс реабилитации.

– Издеваешься? – вздохнул Лобстер. – Меня не закопали только благодаря счастливому стечению обстоятельств. Тот парень, под аркой, приходил по мою душу – теперь это очевидно. Но пока он меня ждал, прилетел ангел смерти.

– Да вы, сударь, поэт, и поэт недюжинный, – усмехнулся Никотиныч.

– Ты только не думай, я не трус и не «ботаник», который «умоется», когда ему дадут в морду. Я не собираюсь подставлять вторую щёку, но мне кажется, что ситуация вышла из-под нашего контроля.

– Я знаю, – кивнул Никотиныч.

Мужик подозрительно покосился на Лобстера и на всякий случай отодвинулся от странной парочки «дачников».

– Но пока мы в безопасности, – заметил Никотиныч.

– Вот именно – пока. Пока не засветились со связью. Как только выйдем на связь, нас запеленгуют. Поэтому делать всё надо очень быстро.

Мужик взял бутылку водки и, оглядываясь на Лобстера с Никотинычем, зашагал в сторону реки.

– Видишь, деревенский рекрут мафии пошёл, – кивнул на мужика Лобстер. – Сейчас придёт на бережок и расскажет собутыльникам, что, мол, понаехало тут всяких, шибко умных, про смерть насильственную говорят.

– Вино сухое есть? – поинтересовался у продавщицы Никотиныч.

– Всякое, – кивнула она, – «Анапа», «Три семёрки», «Хванчкара».

– Ну, если «Анапа» и «Три семёрки» – такие сухие… – Никотиныч рассмеялся. – «Хванчкару» сами делаете?

– Почему сами? На «оптяке» в городе берём! – возмутилась продавщица.

– А дискеты у вас есть? – спросил Лобстер, заглядывая в тёмную утробу фургона.

– У нас, парень, всё есть, – уверенно сказала продавщица. – Ты только закажи, я тебе любую бутылку привезу. Хочешь – «Наполеон», хочешь – «Дискеты».

Лобстер рассмеялся:

– Да нет, спасибо, мы уж как-нибудь сами съездим.

Продавщица, обидевшись, что ей не доверяют, поджала губы.

– Ладно, дайте нам пять бутылок «Хванчкары».

– Хватит? – спросил Никотиныч у Лобстера.

Лобстер пожал плечами.

Лобстер, Никотиныч и Света сидели на почте в небольшой комнатушке за столом. Стол был заставлен бутылками и едой. Пахло сургучом и мышами. «Хванчкара», конечно, оказалась палёной. Впрочем, Свете вино понравилось – она пила его стаканами и нахваливала. И без того румяное лицо её стало пунцовым, как помидор. Никотиныч травил сальные анекдоты. Почтальонша заливалась звонким смехом. Лобстер откровенно скучал. Ему не терпелось добраться до телефона и проверить связь. Никотиныч прекрасно понимал его, но глупой бесконечной болтовнёй и всем своим видом давал понять, что ещё рано – «плод не созрел».

Наконец, когда была выпита третья бутылка, Никотиныч, прикуривая, как бы невзначай спросил:

– Светочка, ничего, если Олег сделает маленький звоночек?

– Конечно-конечно, – улыбнулась Светлана. – Там под стеклом все телефоны.

Лобстер вышел в соседнюю комнату, где стоял телефонный аппарат. Аппарат был допотопный, дисковый. Впрочем, потом он ему будет не нужен. А сейчас – только связь проверить.

Фрикингом Лобстер занимался лет с четырнадцати и считал это занятие делом плёвым – куда только не звонил по приколу: и в Америку, и в Австралию, и на Фиджи, при этом до сих пор не получил ни одного телефонного счёта. Его метод был довольно прост. Лобстер вычислял фирму, у которой кредит на междугородние и международные телефонные переговоры в несколько тысяч, «пробивал» чужой аппарат во время набора и с помощью звукового анализатора «подслушивал» номер кредитной карты. Поздно вечером, когда в офисе уже никого не было, Лобстер набирал простой семизначный московский номер, дожидался гудка, после чего переходил на тональный набор. Код, состоявший из восьми цифр, давал ему доступ к кредитке, потом набиралась «10», код страны, код города и номер. По окончании набора автоматическая телефонная барышня сообщала, что кредит составляет, допустим, более пятидесяти часов. Всё было просто: какой-то неизвестный Лобстеру богатый дядя, владелец фирмы, ежемесячно платящий кругленькую сумму за возможность позвонить в любую точку мира, оплачивал и его разговоры. Естественно, рано или поздно этот дядя догадывался, что его кредитом нагло пользуются, и бил тревогу, пытаясь вычислить негодяя, но к тому времени Лобстер уже находил себе другого «богатенького Буратино»…

Сейчас проблема дозвона до сети состояла в том, что ему сначала нужно было выйти на областной узел, только после этого он получал возможность дозвониться до Москвы. Связь получалась многоступенчатая, а значит, некачественная, плохая. Впрочем, Лобстер был уверен, что в течение нескольких дней решит эту проблему, и они с Никотинычем получат надёжный канал связи. Что касается телефонного фрикинга – в этой области для Лобстера не существовало нерешаемых проблем.

Когда во втором часу ночи они возвращались домой, пьяный Никотиныч бормотал себе под нос:

– Какая женщина, какая женщина! Подумать только: с шести лет знаю – и не замечал!

– А по-моему, дура, – зло сказал Лобстер.

– Э, что ты понимаешь! – махнул на него рукой Никотиныч. – Красота и ум – две вещи несовместные, а женщине ум ни к чему, он только жить мешает. Вот ты, когда с бабой знакомишься, на что прежде всего смотришь?

– На ноги, – признался Лобстер. – Ноги – это сексуально.

– А если ноги в штанах?

– Ну, тогда на рожу!

– Ты хотел сказать – лицо. Грубость и цинизм – не самые лучшие качества вашего поколения.

– Чья бы корова!.. – усмехнулся Лобстер. – Кто мне девочек через Интернет предлагал снимать?

– Так то девочки, а это…

– Простая русская баба. – Лобстер расхохотался. – Ладно, знакомство весьма кстати. Ты бы выпросил у неё ключ.

– Завтра выпрошу, – твёрдо сказал Никотиныч и подумал, что впервые испытал неприязнь к этому циничному и беспринципному любителю интернетовских барышень. Влюбился, он, что ли?

– Через неделю будем ломать, – пообещал Лобстер.

Комната была крохотная. В ней едва помещалась полутораспальная софа и компьютерный стол с крутящимся стулом, предназначенным скорее для подростка, чем для взрослого. Рядом с софой висело небольшое овальное зеркало. К стене с яркими цветастыми обоями над компьютерным столом были скотчем прилеплены фотографии – Лобстер с Мирандой, с Никотинычем, с Гошей. Фигура Гоши на снимке была жирно перечёркнута ярко-зелёным фломастером, рядом с фигурой Миранды стоял знак вопроса. На экране большого семнадцатидюймового монитора неторопливо плавали объёмные разноцветные рыбки, точь-в-точь как на заставке у Лобстера. На столе рядом с клавиатурой лежала телефонная трубка.

Дверь отворилась, и в комнату вошёл Седой – тот самый седой мужчина из электрички. На нём был тёплый стёганый халат. Влажные волосы стояли торчком на голове. Седой подошёл к зеркалу, вынул из кармана халата расчёску и тщательно причесался. Затем сел за компьютер. Щёлкнул мышкой, вошёл в электронный почтовый ящик, стал изучать послания. Терминалы Лобстера и Никотиныча были давным-давно им взломаны, и вся корреспонденция с помощью специальной программы автоматически копировалась и «падала» в ящик Седого.

– Ну вот и девочка объявилась, – усмехнулся Седой, глядя на экран монитора.

Зазвонил телефон. Седой поднял трубку, нажал на кнопку «Talk».

– Слушаю. Салям, – и тут же перешёл с русского на один из гортанных кавказских языков. Изредка в его торопливой речи мелькали понятные всякому юзеру слова: «файл», «коннектиться», «глюкнуться», «имэйл».

Закончив телефонный разговор, он посмотрел на фотографию Лобстера с Гошей и подмигнул ей. Поднялся, снова подошёл к зеркалу. Пальцами аккуратно приподнял клок волос на макушке, показал самому себе язык и сказал хорошо поставленным театральным баритоном: «Не верю!»

Лобстер неторопливо щёлкал по клавишам ноутбука, жёсткий диск тихонько шуршал, на панели озорно подмигивала зелёная лампочка. Никотиныч сидел на табурете рядом и поглядывал то на экран, то на приятеля. Вид у Лобстера был сосредоточенный. Свет на почте они намеренно не включали, чтобы не привлекать внимание аборигенов – а то ещё стукнут местному начальству, и начнутся расспросы: зачем да почему, ещё Светке попадёт.

Почтальонше, как говорится, было по барабану, чем они тут занимаются. Она в их дела не лезла, подкармливала творожком, пирогами и другой деревенской снедью, смотрела на Никотиныча влюблёнными глазами и млела от каждого его слова. Ключи дала удивительно легко и даже не спросила, чем они собираются заниматься на почте по ночам. Попросила только «в заграницу» не звонить, потому что ей потом до конца жизни не рассчитаться…

– Ну что? – нетерпеливо спросил Никотиныч.

– Грузит потихоньку, – кивнул Лобстер и вздохнул: – Линия маломощная. Нам бы оптико-волоконную сюда.

Никотиныч потрогал горящие щёки – он был взволнован. Подумать только – скоро случится то, к чему они стремились целый год: Лобстер подберётся к банковскому терминалу. Он всё-таки гений, этот юный циник!

– Ну, как у тебя со Светкой? – неожиданно поинтересовался Лобстер, оторвавшись от экрана. Вопрос смутил Никотиныча.

– А тебе-то что?

– Да нет, ничего, – пожал плечами Лобстер. – Просто интересуюсь. Нельзя?

– Нельзя!

– Влюбился? – хохотнул Лобстер.

– Ты лучше на экран смотри! Видишь, запрос на шифр, – сказал Никотиныч.

– Это хорошо. Будешь в деревне на всём свеженьком жить, коров доить, детишек розовощёких нарожаете. – Лобстер принялся перебирать коробки с компакт-дисками на столе. Нашёл нужный, сунул в сидиром. – Сейчас прогоним болванки и найдём шифр, – подмигнул он Никотинычу.

Но вместо окна с бегущими колонками цифр на экране вдруг появился мультипликационный динозавр, который открыл зубастую пасть и что-то неслышно прорычал.

– Не понял! – нахмурился Лобстер. Он вынул «компашку», стал снова перебирать коробки, открывал каждую, всматривался в диски. – Где шифры, чёрт возьми!

– Ты у меня спрашиваешь?

– Ну а у кого ещё? После того как ключ нашёл, я их не трогал!

– Я тоже не трогал, – пожал плечами Никотиныч. – Может, ты его вместе с дискетами в спешке дома забыл? Сунул не в ту коробку?

– Ты меня только не лечи! Я все «сидюки» сложил, ни одного не осталось! – Лобстер сорвался на крик.

– А в избе не могли оставить?

– Блин, я тебе говорил, на ключ надо дом закрывать!

– Ты только не ори на меня, мал ещё! Здесь никогда никто ничего чужого не возьмёт, понял? Это посёлок, в котором каждый друг друга знает. Не воруют, где живут!

– А если заскочил кто на минутку из тех, кто интересуется? – предположил Лобстер.

– Ну, если только так. – Никотиныч удручённо вздохнул.

– Фак! – Лобстер вскочил со стула, заходил по комнатушке. Половицы под его ногами громко заскрипели. – Какого хрена было тогда сюда тащиться, а? Месяц работы насмарку! Всё заново делать надо!

– Погоди ты, может, найдётся ещё. В рюкзаке пошарь.

Лобстер включил свет, поднял с пола рюкзак, стал выкладывать из него всё. Диска не было.

Лобстер опустился на стул, уставился в одну точку невидящим взглядом. Никотиныч боялся с ним заговорить. Может, и правда, его вина – ведь они не заперли тогда дом. Да ну, маразм какой-то: всё оставить, а «компашку» с шифрами украсть – так не бывает!

– Я понял, это те, которые в меня стреляли, – сказал Лобстер упавшим голосом. – Ты кому-нибудь говорил о взломе?

– Я что, похож на идиота?

– Но кто-то знает это наверняка. Вот суки, а! – Лобстер пододвинулся к ноутбуку, щёлкнул мышкой по «Отмене». – Всё насмарку!

– Ну ты сам подумай, зачем им тебя убирать, когда взлома ещё не было? Вот если б ты бабки с терминала скачал, тогда…

– Всё, надо сваливать отсюда! Немедленно! – твёрдо сказал Лобстер.

– Да погоди ты так сразу! Найдётся диск.

Но Лобстер уже не слушал Никотиныча. Он выключил компьютер, стал торопливо скидывать вещи в рюкзак.

Никотиныч подумал о Светке, и сердце тревожно заныло. Понял, что спорить с Лобстером сейчас бесполезно.

– Автобус только вечером, – напомнил он.

– Дойдём до шоссе, тачку до города поймаем.

– Я не поеду! – решительно сказал Никотиныч.

– Ну да, конечно, в тебя-то не стреляли! А мне моя башка дорога! – Лобстер закинул рюкзак за плечо, направился к двери. – В общем, как знаешь.

– Погоди! Если всё, как ты говоришь, куда ты собрался в третьем часу ночи? Это же опасно!

– На кудыкину гору! – Лобстер открыл ключом дверь и вышел.

С минуту Никотиныч раздумывал, как быть, потом закрыл почту, бросился догонять Лобстера.

Светало. Две фигуры торопливо шли по обочине просёлочной дороги по направлению к шоссе. Никотиныч то и дело вздыхал и оглядывался на утонувший в тумане посёлок. Ключ от почты и записку для Светки он оставил на крыльце избы. Написал, что их с напарником срочно вызвали в Москву на работу и что он обязательно позвонит, когда доедет, хотел оставить свой московский адрес, но испугался, что записка попадёт в чужие руки… Лобстер шёл, глядя прямо перед собой. «Облом, облом, облом! Полный облом! Со всех сторон полный облом!» Даже Триллер притих в своём пластмассовом коробе. Перевалили через холм, прибавили шаг. Дальше было полого, по обеим сторонам от дороги тянулись бесконечные поля.

Впереди засверкали яркие фары. Послышался рёв мощного двигателя. Лобстер замер.

– На «мерс» похоже.

– Откуда здесь «мерс»?

Они переглянулись и, не сговариваясь, побежали в поле, в туман.

В «мерседесе» сидели трое. Двое молодых парней с бычьими шеями – спереди, третий – мужчина лет сорока с припухшими веками – устало развалился на заднем сиденье.

– Смотри, бегут, – усмехнулся он, глядя на удирающих Лобстера и Никотиныча. – Давайте-ка мне этих козлов сюда!

«Мерседес» резко затормозил. Парни выскочили из машины и бросились вдогонку.

Лобстер оглянулся:

– Блин, я же говорил! – и припустил пуще прежнего.

Послышался грозный оклик:

– Стоять!

Никотиныч споткнулся о ком земли и растянулся на меже. В то же мгновение ему в затылок упёрся холодный ствол пистолета.

– Ты чё, сука, бегаешь?

Лобстер снова оглянулся и увидел, что один парень присел над Никотинычем и лупит его кулаком под рёбра, а второй целится в него. Нет, перед ним не промелькнула в одно мгновение вся его жизнь, как пишут в романах, но увидел он вдруг, как дёргается в руке парня пистолет, изрыгая пороховые газы и отстреливая в сторону гильзу, и рассмотрел тупоносую пулю, крутящуюся в воздухе, а потом узнал себя в парне, лежащем на поле с большой дырой во лбу. Смотрел он на себя с неба, будто был большой хищной птицей, кружащейся над трупом. Всё, что видел он сейчас, было похоже на «стрелялку», в которой носишься и мочишь всех подряд, а потом напарываешься на какого-нибудь монстра с бензопилой, и вот уже летят от тебя в разные стороны кровавые ошмётки, и видишь себя со стороны, будто душа отлетает в рай. И Лобстер понял – да, всё, «кирдык», как иногда говаривал дядя Паша, но не хакерская, человеческая часть его сознания отказывалась верить в происходящее, она сопротивлялась и кричала: «Не может быть! Так просто не умирают! Это не виртуальный мир! Помучайся!» Лобстер передёрнулся брезгливо, высоко поднял руки и испуганно закричал:

– Пожалуйста, не стреляйте, я иду, уже иду!

– Бегом! – приказал ему парень. Лобстер подбежал к парню и тут же получил сильный удар в грудь, осел на землю.

– Оба встали и бегом к машине!

Кажется, к дороге они бежали ещё быстрее, чем от неё. Тяжело дыша, остановились около машины. Дверца приоткрылась. Человек, сидящий на заднем сиденье, устало приказал:

– А ну-ка, вытряхивайте всё из своих котомок! В это мгновение котёнок жалобно мяукнул.

– Вы что, котов воруете? – засмеялся человек в машине.

Лобстер поставил короб на землю, присел на корточки, развязал рюкзак, Никотиныч расстегнул молнию на сумке. Лобстер выложил на обочину компакты, ноутбук, аккуратно поставил череп. Никотиныч стал трясущимися руками доставать одежду, бельё.

– Значит, вы не просто котокрады, вы охотники за черепами. – Мужчина выбрался из машины, встал над ними. – Да, весьма забавные ребята, и поживились неплохо. Знаете, как раньше на Руси воров казнили? Руки отрубали да на кол сажали! Что вам больше нравится? А ну-ка выворачивайте карманы!

Пряча пистолеты под куртки, подошли парни.

Лобстер с Никотинычем стали послушно доставать из карманов документы, деньги. Первым мужчина взял паспорт Лобстера, пролистал его, бросил на землю.

– Москвичи? А здесь чего понадобилось?

– У меня родня отсюда, – произнёс Никотиныч срывающимся голосом.

– Кто такие? – спросил мужчина строго.

– Ермолаевы.

– Ермолаевы? Знаю таких, – произнёс мужчина нараспев и стал листать второй паспорт, вдруг замер, присел на корточки, вгляделся в лицо Никотиныча. – Серёга, ты, чё ли?

Никотиныч испуганно смотрел на мужчину и не узнавал, хотя и было в его лице что-то неуловимо знакомое.

– Ну ты чё, парень? От страха память отшибло?

– Егор? – неуверенно произнёс Никотиныч.

– Ну, а ты думал кто? Эх ты, мля, друга узнать не можешь!

Ошарашенный Никотиныч тут же попал в крепкие объятия.

– Ну, блин, постарел, потолстел! Вон щёки-то, как у хомяка! А это кто? – кивнул Егор на Лобстера.

– Это друг мой, работаем вместе.

– По части воровства? – Егор расхохотался. – Вот уж не ожидал так не ожидал, Серёга, двадцать лет, считай! И какого хрена вы бежали?

– Испугались, – честно признался Никотиныч.

– Понятно, рыло-то в пушку! А ну скидай свои черепа назад! Бухать щас будем!

Лобстер, всё ещё не веря в счастливый исход, стал торопливо запихивать свои вещи в рюкзак. Его трясло, будто к нему подключили ток.

В просторной горнице было накурено. Огромный стол, перекрывающий собой почти всё пространство комнаты, был уставлен бутылками и закусками. Раскрасневшийся, распаренный Егор сидел во главе стола. На нём был дорогой махровый халат, Лобстер и Никотиныч расположились по обе стороны от Егора. Влажные волосы прилипли ко лбам, лица блестели и были по-младенчески розовыми. Оба были завёрнуты в белые простыни и чем-то походили на римских патрициев из фильма «Калигула». Баня у Егора была, конечно, хороша. Горячая парилка, каменка, вся пропитавшаяся хлебным квасным духом, просторная комната для мытья и массажа, большой предбанник, отделанный смоляно пахнущим деревом, но Лобстера всё это, как говорится, не прикалывало – он не мог долго переносить жару и парился из вежливости, всё время выскакивая в предбанник охладиться. Зато Никотиныч с Егором провели в бане часа полтора. То один, то другой вспоминали что-нибудь забавное из молодости, рассказывали наперебой, хохотали, хлопали друг друга по спинам берёзовыми вениками. Лобстер, однако, видел, что Никотиныч робеет: поддакивает, смотрит Егору в рот, ловя каждое его слово, каждый жест, и боится сказать лишнее – не дай бог прогневать! Ещё бы! Два часа назад на него по приказу друга детства ствол наставляли и под рёбра кулаками лупили! «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь!» Егоровских «быков» ни в баню, ни к столу не допустили. Вот, наверное, обидно-то им – то с пистолетами игрались, людей по полям гоняя, а теперь эти люди с хозяином за одним столом сидят, а им приходится на кухне, в закутке… Светка внесла в горницу блюдо с поросёнком, поставила на край стола.

– Ну, под горяченькое! – сказал Егор и стал разливать водку по рюмкам.

Чокнулись, выпили. Лобстер водку не пил, а только делал вид. Помочит губы – поставит на стол.

– Да, парень, насчёт папаши – это ты хорошо придумал! – весело сказал Егор. – Башку с собой таскать! Ну вот, скажите мне, строчите вы на своих машинках, в «игрушки» играете, по Интернетам лазаете, ну так это ж всё там не на самом деле, а вот чтобы дело реальное, мужское – «построить» кого-нибудь, бабки выбить, по рогам дать?

Лобстер неопределённо пожал плечами.

– А, вот она, хилость городская, – махнул рукой Егор. – А мы, знаешь, всех здесь держим, – он крепко сжал кулак, – и город, и область, и в Москве у нас тоже уже свои смотрящие сидят. Люди сами бегут: защитите от беспредельщиков, кричат, житья от них нет. Вот мы и наводим порядок. А ты думал – как? Санитары леса! – Егор рассмеялся. – Хочешь, иди ко мне бухгалтером, а то мой недавно «боты двинул», будешь на своей машинке цифры щёлкать, бабки небольшие на первое время положу, а потом развернёшься. Девку тебе найдём из наших, чистенькую, как вот этот поросёнок, не то что ваши, городские, траханые. – Он пододвинул к себе блюдо, взял большой нож, вилку, стал резать поросёнка на куски. – Давай-давай, иди, в обиде не будешь.

– Так ведь подумать надо, – сказал Лобстер тихо.

– Э-э, чего там думать. Ты когда-нибудь столько бабок видел? – Егор потянулся к стулу, на котором висела его одежда, полез в карман пиджака, достал большой кожаный «лапоть» – бумажник, вытащил из него пачку долларов, потряс ими в воздухе, небрежно бросил на стол. Купюры рассыпались веером. – Вот, я столько каждый день в руках держу, а то и больше. Понял?

Лобстер послушно кивнул. Никотиныч поднялся из-за стола, пошатываясь, направился к двери.

– Я щас!

Лобстер проследил за ним взглядом. Следом за Никотинычем из горницы вышла Светка.

– Вот ты скажи – как тебя там? – тебе чё, двенадцать лет – на машинке стучать? У меня пацан в эти бирюльки играет.

– Так это у меня работа такая. Есть же люди – программисты, без которых ни один компьютер работать бы не стал, – начал терпеливо объяснять Лобстер, в другое время он бы уже сорвался, наорал: что за тупость – таких простых вещей не понимать!

Никотиныч стоял на крыльце и курил. За его спиной скрипнула дверь, он обернулся. Светка смотрела на него исподлобья, не моргая, щёки пунцово горели.

– Что, Сергей Дмитрич, убежали, значит?

– Почему убежал? Вот же я – здесь, – сказал Никотиныч, смущаясь.

– Вы здесь, потому что Егор завернул, а если б не он… – Светка замолчала. – За ключ – спасибо. А записку я порвала. Вы чего же, испугались, что женить на себе буду?

– Я уже своё отбоялся. Дочь взрослая, скоро внуки пойдут. То, что в записке написано было, – правда. Работа у нас с Олегом срочная.

– Так и не нравлюсь я вам совсем? – неожиданно спросила Светка.

– Да как же – не нравишься? – смутился Никотиныч. – Как раз – наоборот! Мучился я, хотел тебе в окошко стукнуть, предупредить, а этот всё торопит – давай-давай. Фанат. За работу Родину продаст.

– Вы всё шутите! – Светка рассмеялась.

– Да нет, не шучу я, – вздохнул Никотиныч. Он взял Светку за руку, потянул за собой с крыльца во двор, будто боясь, что здесь их подслушают. Завёл её за угол – стена дома была глухая, без окон, – заговорил торопливо, нервно: – Я всю жизнь в городе прожил, а здесь только дачником был. Приехал, повалял пару месяцев дурака и уехал. В шахматы играл, учился, в научном институте работал. После того как с женой развелись, всё, подумал, ну её к чертям собачьим, эту личную жизнь, – страдания одни, решил карьеру делать, работал как волк, на баб старался не смотреть. Так только иногда, случайно. А здесь тебя встретил. Ну и… В записке правда всё. Я таких, как ты, не встречал. Ты – другая, и я сразу понял… – Никотиныч замолчал, шумно сглотнул набежавшую слюну.

Светлана приблизилась к нему, обняла за шею, прошептала:

– Я тоже поняла, Серёжа. Ты это… пойдём.

– Куда? – несколько растеряйся Никотиныч.

– К тебе.

– А как же?..

– Ничего, обойдутся – не маленькие, – сказала Светка, увлекая его за собой.

Егор уже был изрядно пьян. Он мотал головой, размахивал руками, хвастаясь перед Лобстером, какой он крутой, необыкновенный, что вся область у них в руках, они – самые сильные здесь – её держат и никому никогда не отдадут. Халат распахнулся, на волосатой груди болтался большой золотой крест.

Лобстеру было скучно. Он давно уже ушёл в свои мысли и только поддакивал Егору, натянуто улыбаясь его «скобарским» шуткам. Господи, где ему понять, что сила заключается не в кулаках и пистолетах, а вот в этой самой, как он говорит, машинке, которую создал человеческий ум! Машинка эта может поднять ракеты, запустить корабль на Венеру, остановить движение поездов и самолётов, погрузить мир в хаос или, наоборот, сделать его гармоничным, послушным людям. Она, конечно, всего лишь инструмент в чьих-то руках, наподобие их пистолетов, но в ней нет тупости, как в той пуле, которую увидел он сегодня утром, когда в него целились; лет через двадцать компьютер будет умён, как человек, а значит, сможет принимать алогичные решения и сможет стать кем захочет: слугой, царём, дьяволом, богом…

– Слушай, бухгалтер, а чего мы здесь сидим? – неожиданно спросил Егор.

Лобстер неопределённо пожал плечами.

– Будем по бутылкам стрелять! – Егор поднялся и, пошатываясь, направился к кухне. – Эй, парни, быстро нам две пушки и выставите все пузыри во дворе! – приказал он.

Никотиныч устало откинулся на подушку, вздохнул, счастливо глядя в обклеенный посеревшей от времени бумагой потолок. Светка положила голову ему на грудь, обняла.

– Я так долго искал тебя. Так долго искал, – сказал Никотиныч с надрывом. Он был готов расплакаться от счастья. – Подумать только – шесть лет тебе было! Хоть убей – не помню!

– Такая же и была, только маленькая.

– Ничего себе, маленькая. Заложила нас тогда с Егором, да?

– Заложила, – кивнула Светка.

– И сейчас тоже заложишь?

– Сейчас нет – поумнела. – Светка провела рукой по его щеке. – Колючий.

– А что же ты про братца своего ничего не говорила?

– Ты ведь и не спрашивал.

– Значит, бандит он у тебя?

– Бандит, – просто согласилась Светка. – Если б не он, давно бы уж ноги протянула. Четвёртый месяц зарплату получить не могу, да и какая она – зарплата? Он мне и продукты возит, и тряпки всякие.

– Почему в город не заберёт?

– А кто ж здесь за бабой Варей ухаживать будет? Ты, что ли, дачник? – насмешливо спросила Светка.

За окном раздались звонкие выстрелы. Никотиныч вздрогнул, встрепенулся.

– Лежи, не бойся. Это Егор по бутылям из пистолета шмаляет. Забава у него такая, как напьётся.

– Ничего себе забава, – вздохнул Никотиныч.

– Ты вот лучше мне скажи, чем вы со своим дружком ночью на почте занимались?

– Ты же видела – на компьютере он работал.

– Видела-видела, не за красивые же глазки он по клавишам щёлкает? Воруете чего?

– Воруем, – честно признался Никотиныч, удивляясь женской проницательности. – А с чего ты решила так?

– Да как же? По ночам, украдкой. Вот, все вы воруете: и Егорка, и ты. Потом детей научите, внуков. Получается, одно ворьё только и будет жить.

– Света, перестань! – резко оборвал её Никотиныч.

– Ладно, ты собирайся давай, а то на вечерний автобус не поспеете, – неожиданно сказала женщина.

За окном опять звонко грохнули выстрелы.

Лобстер вытянул вперёд руку с тяжёлым пистолетом, зажмурил левый глаз, затаил дыхание. Грохнул выстрел, рука дёрнулась вверх, в ушах зазвенело. От доски в заборе отлетела большая щепа.

Егор рассмеялся.

– Слабоват ты, бухгалтер, у тебя пушка гуляет, будто не ты пил, а она. Смотри. – Егор запахнул полы халата, поднял пистолет, почти не целясь, выстрелил. Пивная бутылка звякнула и рассыпалась. – Это тебе не на машинке стучать!

Лобстер прицелился снова. Он вдруг ощутил силу, исходящую от пистолета, который лежал в его руке, эта сила предавала ему необыкновенное чувство восторга, власти. Сейчас возьмёт да и направит на кого-нибудь из бандитов пушку! Он вспомнил об одной забавной «стрелялке», в которой герои делились на плохих и хороших. И грохнуть можно было любого – и ублюдочного монстра, и очкастого профессора, который пытается тебе помочь. Иногда Лобстер развлекался, воюя на стороне монстров, убивал «своих» – подойдёшь вплотную к ничего не подозревающему помощнику и бац его из «винчестера» в лоб!

– Егор, прекрати немедленно! – раздался грозный окрик Светланы.

Лобстер опустил руку, оглянулся. Протрезвевший Никотиныч стоял у калитки, раскрасневшаяся Светка зло смотрела на брата.

– Ты в прошлый раз настрелял, а у бабы Вари приступ случился. Участковый приезжал, орал, что пристрелишь кого-нибудь нечаянно.

– Срать я хотел на твоего участкового! – сказал Егор. – Ладно, раз сестра говорит, не будем. Ох и строгая ты у меня! – Он рассмеялся, взял у Лобстера пистолет, поставил на предохранитель. – Ну что, пойдём дальше бухать?