Текст книги "Восточное наследство"

Автор книги: Андрей Анисимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

9

Сегодня Фатима убьет Вахида. Дальше…

Что будет дальше, она не думала. Пускай идет все само собой. В четыре часа Фатима вывела свой велосипед и покатила в сторону Ферганского шоссе. Ловко маневрируя между транспортом, через сорок минут выбралась из города. Лента шоссе слепила солнечным отражением. Тепловатый ветерок приятно ласкал щеки и шею. Начались поля. Раньше тут растили хлопок, теперь на заброшенных плантациях бурели прошлогодние травы. Местами радовала глаз свежая поросль. Февраль выдался необычайно жаркий, и раннее тепло будило природу. Запах паленой солнцем травы, смешанный с весной и пылью, щекотал ноздри. До места около одиннадцати километров.

«За полчаса доберусь. Автобус в семь». Фатима давила на педали и старалась чего-нибудь не упустить. Пока все идет по плану. В милиции кончается рабочий день и готовятся проводы. Эти ублюдки уже накупили подарков и заучили подхалимные речи. Как же, Вахид идет на повышение, уезжает в Ташкент. Надо на всякий случай вылизать задницу. Фатима улыбнулась. Знали бы, где эта задница будет сегодня ночью, старались бы поменьше и денежки на проводы поэкономили.

Белый «Опель», поравнявшись, сбросил скорость и потянулся рядом. Два толстых бухарских еврея разглядывали девушку, приспустив оконное стекло. Один из них зацокал языком:

– Такой красивый, зачем ногами колеса крутишь? Садись к нам. У нас колеса сами крутятся…

Фатима резко свернула на тропинку, ведущую вдоль шоссе. Заглядевшийся водитель чуть не завалил «Опель» в кювет. Фатима показала язык и поехала по тропинке. В машине выругались и дали газу. Через минуту «Опель» превратился в блестящую белую муху.

Фатима до смерти боялась Вахида, пока он открыто не признался ей в любви. Страх сразу ушел, появились презрение и ненависть.

«Грязный скот! – решила Фатима. – Пускай он мне не родной отец. Но я росла рядом. Он помнит меня ребенком. Как можно после всего этого лезть под юбку и хватать своими грязными лапами».

Правда, он ее пару раз вытащил из КПЗ, когда она попалась на рынке за торговлю «дрянью». Но куда ему деваться? Дочка-наркоманка! Нехорошо… Начальник милиции не сумел воспитать собственного ребенка. Фатима снова вырулила на асфальт. По шоссе ехать легче. А к автобусу надо успеть… Фатима обогнала старого дехканина. Тот вел маленькую худую лошадку. Животное понуро ступало по мягкому от солнца темному покрытию. Велосипедистка отметила измученный мухами глаз лошади.

Вот и маленький проселок, ведущий к арыку. Фатима слезла с велосипеда, отвела его к чахлому колючему кустарнику, аккуратно уложила. Затем нарвала бурой сухой травы и закидала сверху. Несколько раз огляделась и, никого не заметив, отправилась к воде. Арык метров семь в ширину крутил водовороты. Течение в этом месте сильное. Фатима внимательно обследовала место, где дорога упирается в берег.

Она скинула платье и, оставшись в одном купальнике, потрогала носком воду. Ступню сводило. Ночи стояли по-февральски холодные, и арык не успевал за день прогреться. Девушка сжала зубы и медленно пошла вглубь.

В метре от берега на поверхности осталась только ее голова. Течение сносило. Больше на ногах Фатима удержаться не смогла, тремя бросками добралась до середины. До дна нога не достала. Вынырнув, отдуваясь, вернулась к берегу. Течение снесло метров на десять ниже.

Потревоженные лягушки, занятые весенней любовью, попрыгали в арык. Кожа Фатимы покраснела и покрылась цыпками. Она, постукивая зубами, сняла и выжала купальник, затем, шлепая босыми ступнями по мягкой глине, побегала по берегу и улеглась на теплый ковер прошлогодней осоки. Погрелась на солнце, разглядывая первые мелкие синие цветочки. Обсохнув, натянула на голое тело платье. Одевшись, вернулась к шоссе, по пути изучая следы машин на проселке. Четкие отпечатки протектора сохранились с выходных, когда рыбаки-любители приезжали ловить сазанят.

Закончив исследования, Фатима убрала купальник в пакет, выбралась на шоссе и, надев темные очки, пошла направо. Там через километр должен быть маленький аул и остановка автобуса. В запасе оставался целый час, можно не торопиться. Покусывая соломинку и поглядывая по сторонам, она пыталась угадать, что сейчас происходит в милиции. Наверное, уже привезли плов. Все городское начальство притащилось… На халяву пожрать они мастера. А папанька небось слезу пустил, послушав, как его нахваливают. «Твари», – зеленые глаза девушки сузились.

Вдали показалась остановка. Несколько тутовых деревьев прятали в своей тени рыжую коровенку с телком. Корова стояла и, хвостом отмахивая мух, пилила мягкими губами жвачку. Фатима пошла к дереву, присела под корову и, взяв в рот коровий сосок, потянула. Молоко было теплое и пахло жженой травой.

Злость, вызванная воспоминаниями, растворилась в этом природном напитке. Фатима протерла очки и улыбнулась. Потрепав корову по шее, она устроилась рядом в тени.

Автобус опоздал минут на десять. Пришел почти пустой. Старый, темный от солнца, морщинистый мужчина дымил сигаретой на заднем сиденье. Две узбечки с мешком риса и живыми курами дремали спереди. В кабине водителя над приборами крутила животом на цветной журнальной вырезке индийская танцовщица. По радио заунывно тянули народную мелодию. В конце дня в город мало кто едет, наоборот, из города будет давка. Фатима это обстоятельство учла в своем плане…

На площади вышли все. Фатима одна доехала до микрорайона. Поднялась по лестнице, достала ключи и по очереди отомкнула два замка стальной двери. Дверь она поставила после того, как Вахид, уже переехавший в новый дом, ввалился в квартиру и стал тискать ее, спящую. Тогда она ударила его маленькой женской гантелькой и, пришибленного, вытащила на площадку.

Достав из холодильника бутылку виски, девушка плеснула себе четверть стакана, залпом выпила, скинула платье и голая уселась в кресло. Часы показывали начало десятого. До двенадцати будут пускать слюни, потом полчаса прощаться. Позвонит около часа: Фатима была уверена, что Вахид позвонит. Он всегда звонит ночью после гулянки и нудит про свою любовь.

А сегодня, перед отъездом на столичное повышение, позвонит обязательно. Станет уговаривать ехать с ним. Как он хлюпал носом, упрашивая переехать, когда достроил новый дом.

Фатима встала, вынула из шкафа джинсы, черную рубашку. Порывшись в ящике комода, извлекла белье. Разложила все это на кровати. В ванной развесила мокрый купальник.

В нише туалета нащупала плоскую коробку.

Раскрыла и, развернув драные колготки, осмотрела маленький черный пистолетик-зажигалку. Коробку спрятала обратно, а пистолетик принесла в спальню и сунула под подушку.

Завалилась на кровать и закрыла глаза.

Заснуть не могла. Как разговаривать? Надо, чтобы он прихватил денег. В новом доме Фатима ни разу не была. Где он там прячет деньги? Хитрый мент… Может так затырить, что и, сломав дом, не найдешь. В дом сразу не наведаешься. Фатима специально не хотела думать, что станет делать потом. Она была суеверна. Боялась сглазить.

Время тянулось медленно, напряжение росло. Как ни храбрилась Фатима, убивать ей раньше никого не приходилось… Как убивали, видела. Но одно дело смотреть, другое – самой. Одно она знала точно: в этом городе ей не жить. В одиннадцать часов оделась, выпила еще четверть стакана виски, села возле телефона и неожиданно заснула.

Звонок раздался в полпервого ночи. Фатима вздрогнула, помотала головой и сняла трубку.

– Мне надо с тобой поговорить, – дрожащим голосом сообщил Вахид.

– Говори, – ответила Фатима по-русски, выдержав предварительно долгую паузу.

– Не могу по телефону. – Вахид тоже перешел на русский.

– Мне нужны деньги. Найдешь пять тысяч, можешь приехать.

– Пять тысяч? – переспросили в трубке.

– Пять тысяч долларов, – уточнила Фатима, дала отбой и побежала в ванную, Быстро ополоснула лицо. Вода текла ржавая и теплая. Но ждать, когда ржавчина закончится, не стала. В маленькую женскую сумочку Фатима запихнула пистолетик-баллончик. Сумочку повесила на плечо, поглядела на себя в зеркало, три раза плюнула и вышла из квартиры, заперев стальную дверь на два замка. Спустившись вниз, огляделась. Фонари, как всегда, не горели. Где-то трещал мопед. Фатима скрылась в кустах акаций, напугав черного тощего кота.

В виске тоненько бился пульс, голова работала четко. От недавнего сна мути не осталось Она надеялась, что Вахид приедет на старом «жигуленке». Его цвета белой ночи «БМВ» в микрорайоне знали Свои прошлые безрезультатные наезды к дочери Вахид совершал именно на «жигуленке». Фатима прислонилась к стволу и вздрогнула. Из кроны с криком вылетела спавшая птица. Снова потянулись минуты. Наконец со стороны улицы послышался шум мотора. Машина свернула в микрорайон и быстро приближалась. "Слава богу, на «жигуленке», – подумала Фатима. Свет фар осветил двор.

Вахид к подъезду не подкатил, остановился в начале дома. Вышел и быстрыми, не очень трезвыми шагами направился к парадному.

Поднявшись на второй этаж, коротко позвонил в стальную дверь своей бывшей квартиры. Тишина. Позвонил еще раз подольше. Опять никакого движения. Тогда он надавил на кнопку и так стоял. Отчаявшись звонить, ударил в дверь кулаком. Потом еще. На глазах выступили слезы обиды. Он стучал в дверь руками и ногами. Напротив в квартире послышались голоса и шаркающие шаги. Вахид стукнул в последний раз и побежал вниз. По пути к машине заглянул в окна. Света у Фатимы не было. Вахид плюхнулся на сиденье и сидел не двигаясь, опустив голову на руль. Вдруг почувствовал у виска тяжелый, металлический холод.

– Заводи, – услышал он сдавленный шепот, но голос узнал.

– Зачем ты, девочка?.. – начал было Вахид, но, услышав щелчок предохранителя, замолчал и включил зажигание.

– Куда ехать?

– Прямо, – ответила Фатима, не убирая пистолет от виска. Проехали микрорайон. – Теперь направо, – услышал он шепот дочери.

Проехали хлопкозавод. – Налево, – миновали складские дворы с ржавой, брошенной техникой. – Еще раз налево, – приказал голос.

Выехали на Ферганское шоссе. Глубоко в подсознательной памяти Вахид знал, что когда-то Он ехал тем же маршрутом. Он хотел спросить, куда дальше, но, получив толчок дулом пистолета, придавил педаль. Минут пятнадцать двигались молча. – Теперь не гони. – Вахид притормозил. – Поворачивай направо. – Он свернул и вдруг понял, куда они едут. Руки стали мокрыми. Холодные струйки пота потекли по спине. Здесь пятнадцать лет назад он закопал тело Райхон.

– Стоп. Перелезай на пассажирское сиденье. – Фатима ни на секунду не опускала свой пистолетик. Вахид подчинился, – Где лежит мать? – прошипела Фатима прямо в ухо.

– Не помню, столько лет прошло, – глухо ответил Вахид. – Твоя мать была шлюха. Я ни о чем не жалею.

– Кто мой отец? – крикнула Фатима.

– Я думал, что Петька Ерожин… Но ты на него не похожа и сроки не совпадают.

– Почему?

– Он белобрысый, как хлопок, а ты рыжая.

– Где он живет?

– Мы с ним учились на курсах в Калинине. Откуда он приехал – не помню. На курсы собирали из разных городов…

– Первую жену ты тоже убил?

– Ты спятила? – ответил Вахид, сжав зубы.

– Почему спятила? Убил вторую, почему не мог первую?

– Она сама удрала. Я тут ни при чем, – ответил Вахид безразличным голосом. – Работала акушеркой в роддоме. Вдруг удрала. Мы тогда с Кадыровым всех опросили.

– Она принимала мои роды? – заинтересовалась Фатима.

– Отказалась…

– Почему?

– Боялась, если что не так, подумают на нее…

– Что подумают?

– Подумают, что она нарочно бывшему мужу вредит, – ответил Вахид и, заметив, что разговор начинает девушку увлекать, приготовился к атаке.

– Как звали твою бывшую жену и откуда она родом?

– Привез из Калинина. До замужества звали Шурой Ильиной. – Вахид сказал это как можно безразличнее. Сообразив, что момент настал, рванул пистолет из руки дочери. Фатима вскрикнула и отпрянула назад.

– Теперь я у тебя кое-что попрошу, – сказал Вахид, играя пистолетом.

– Что ты попросишь? – прошептала Фатима испуганно.

– Раздевайся, девочка. Я так давно ждал этой минуты. Сейчас мы займемся любовью, а потом поглядим.. – Вахид довольно улыбнулся. Тут ему никто не помешает добиться своего.

– А потом ты меня пристрелишь или задушишь, как мать? – бросила Фатима.

– Поглядим по твоему поведению… Теперь скажи, как ты догадалась про это место?

– Семь лет назад я тут нашла мамину брошку. Помнишь, как ты взбесился, увидев ее?

Я не такая дура. И трахать я себя не дам. Раскатал губу, старый кобель. Ты мразь и подонок.

– Я тебя вырастил, выкормил, а ты?! – Глаза Вахида стали наливаться кровью.

– Ты меня вырастил?! Если бы не тетушка Фарида, я бы давно сдохла с голоду. Ты не приходил домой неделями. Я болталась, как бродячая собака, по всему городу! Воровала лепешки, чтобы не околеть. – Голос Фатимы звенел, как натянутая струна.

– Да если бы не я, ты бы давно гнила в колонии! Воровка. Сколько раз я вытаскивал тебя? – Вахид закипал все больше.

– Ты меня вытаскивал? А куда тебе деваться? Разве можно признать, что твоя дочь беспризорница! Ты сидел на базаре и менял доллары, строил себе новый дом! Ты сам вор и убийца. Ненавижу! – бросала Фатима, распаляясь.

– Ты в мать, шлюху! Отправляйся к ней! – Вахид вскинул пистолетик и направил дуло в сердце дочери. Послышался слабый щелчок, и пламя газовой зажигалки осветило перекошенное лицо Вахида. Его глаза округлились. Вахид грязно выругался.

– Выкуси! Пистолетик игрушечный! – Фатима брызнула из баллончика в раскрытый от удивления рот Вахида. Он глотнул воздух, захрипел и отключился.

Девушка попробовала вынуть зажигалку из руки Вахида. Не получилось. Тогда Фатима обшарила карманы пиджака и брюк. Табельный ПМ убрала к себе в сумочку. Туда же последовала пачка долларов. Внимательно изучила оставшееся содержимое бумажника. Кроме водительских прав Вахид хранил там небольшую карточку. На карточке он с дочерью у огромной чинары. Фатима еще девочка лет пятнадцати.

Фотография последовала в сумку за долларами и пистолетом. Узбекские манаты и документы девушка вложила обратно в карман пиджака. Вышла из машины, прошла к арыку, разделась. Отнесла вещи на десять шагов вниз по течению, вернулась. Голая уселась за руль. Вахид тихо застонал. Фатима запустила двигатель и, не закрывая дверцу, рванула с места. Пролетев берег, машина очутилась почти на середине арыка. Течение закрутило «жигуленок». Фатима, с трудом преодолевая водяную воронку, поплыла к берегу. Автомобиль несло вниз.

Выйдя из воды и совсем не замерзнув в ледяном арыке, она отдышалась, спокойно проводила взглядом тонущую кабину, дождалась, пока та скроется под водой, и взяла свои вещи.

Одеваясь, почувствовала легкую дрожь, но не от холода, а от напряжения. С камня сполоснула испачканные глиной ступни и легкой походкой направилась к шоссе. Внимательно оглядев дорогу и окрестности и убедившись, что никого нет, извлекла из кустов свой велосипед.

Вскочила на него и погнала к городу. Встречная машина попалась всего один раз. Фатима, заметив вдали дрожащие точки автомобильных фар, спряталась за обочину и, только дождавшись, когда красные габаритные лампочки растворились вдали, понеслась дальше. В четыре часа утра она уже сидела в своей квартире и, слушая группу с томным названием «Нирвана», считала доллары. Оказалось четыре с половиной тысячи. «Вот скот! Пожмотничал», – ухмыльнулась Фатима и слила в стакан остатки виски.

Две недели почти не выходила из дома. Только в соседний магазин, чтобы пополнить запас виски и купить немного еды. Через неделю после той страшной ночи к ней наведался Калиджон, племянник прежнего начальника милиции.

После перевода Вахида в Ташкент начальником назначили его. Калиджон расспрашивал про отца, но толком ничего не говорил. Фатима предложила милиционеру чай, тот отказался и заспешил на службу. Через два дня Фатима сама наведалась в милицию. Просила телефон отца, жаловалась, что он не звонит. Ей опять ничего путного не сказали, но глядели с сочувствием.

Сегодня утром Калиджон снова позвонил и попросил зайти. Фатима напялила джинсы, волосы уложила в скромный пучок на затылке и, состроив печальную мину, отправилась в милицию.

– Вот какое дело, Фатима, – начал Калиджон. – Ты когда отца в последний раз видела?

– Перед отъездом. Перед тем как с вами попрощаться, он ко мне заехал. Оставил денег и сказал, как на новом, месте обоснуется, – тут же позвонит…

– В котором часу это было? – Калиджон что-то записал в блокнот.

– Не помню.., днем. Потом он к вам поехал.

Сказал, что не может мне больше времени уделить. Весь город с ним прощаться идет.

– Должен тебе сказать очень неприятную вещь: Вахид пропал. – В темных, почти женских глазах Калиджона Фатима углядела искреннюю печаль. Возможно, молодому начальнику действительно жаль отца, а возможно, тяготят служебные хлопоты, связанные с его исчезновением.

– Как пропал? Отец не иголка! Вы, дядя Калиджон, от меня что-то скрываете! Его застрелили бандиты?

По лицу Калиджона пробежала еле заметная усмешка. Вахид всех местных бандитов держал в приятелях.

Фатима устроила истерику. Кричала, что сама поедет искать отца. Потом расплакалась и убежала. В квартиру больше не вернулась, а направилась в родильный дом. Главврачом в родильном доме теперь работала Зульфия Садыковна. Та самая Зульфия, что когда-то принимала роды у ее матери.

Не вытирая слез, Фатима потребовала, чтобы Зульфия сообщила ей адрес Шуры, первой жены отца:

– Он наверняка сбежал к этой женщине.

Я должна найти отца. Я теперь сирота. У меня никого нет.

– Успокойся, девочка. Шура уехала более пятнадцати лет назад. Адреса не оставила, ни с кем не попрощалась. Если бы не запрос о трудовой книжке, мы могли подумать, что ее и в живых давно нет.

– Какой запрос? – заинтересовалась Фатима.

– Шура просила выслать трудовую книжку. Запрос пришел в районный отдел.

– А куда отправили книжку? – Глаза Фатимы стали сухими и настороженными.

Зульфия позвонила в здравотдел, долго препиралась с секретарем. Там не хотели копаться в архивах. Но Фатима своего добилась: книжку отправили по месту жительства Шуры в деревню Селищи Калининской области.

Больше в городе Фатиме делать было нечего. Встречая знакомых, она громко заявляла, что едет в Ташкент искать отца. Милиция его найти не может, а она найдет.

В аэропорту перед посадкой на ташкентский рейс Фатима позвонила Тангизу. Это был единственный знакомый из узбекской столицы.

С Тангизом Фатима провернула одно удачное дельце, тот попытался залезть к ней под юбку, но, получив отпор, согласился на деловое партнерство. Тангиз в Ташкенте вел разнообразную деятельность – от фальшивых долларов до наркотиков и порнухи. Парень пообещал встретить Фатиму возле ташкентского аэропорта.

В самолете Фатима слюнявила жвачку и слушала плейер. Стюардесса попросила убрать наушники. Фатима дождалась, когда та уйдет, и надела снова.

Тангиз к самолету немного опоздал. Фатима слонялась по площади, пялилась на Ташкентцев, изучала ларьки. Тангиз подъехал на малюсеньком южнокорейском автобусе. Эти микроавтобусы теперь собирали в Ташкенте.

– Извини, надо срочно в офис. У меня назначены переговоры. Потом я в твоем распоряжении, – важно сообщил Тангиз, и они покатили в город.

Ташкентский аэропорт расположен недалеко от центра. Автобусик быстро проскочил фонтаны перед Домом правительства, гранитную махину старого «Интуриста», ажурное здание музея Ленина, сотканное из светлого мрамора в начале семидесятых. Промелькнули массивы министерств на проспекте Навои.

Остановились напротив театра «Еш гвардии» на границе старого города. Офис Тангиза являл собой две грязные комнатушки в полуподвале одноэтажной развалюхи. Тангиза и вправду ждали. Два цыганистых парня после долгой и нудной торговли купили десять кассет порнухи. По лицу бизнесмена Фатима заметила, что Тангиз сделкой доволен.

– Теперь я тебя слушаю, красотка, – заявил Тангиз, рассовывая по карманам пачку манатов.

– Хочу стать Екатериной Ивановной Федотовой, – спокойно сообщила Фатима. – Нужен паспорт.

– А принцессой Дианой не хочешь стать? – вытаращил глаза Тангиз.

– Паспорт нужен быстро, – продолжала Фатима, не обращая внимания на реакцию парня.

– Хороший документ дорого стоит. Липу сам могу за час накатать.

– Мне нужен настоящий. Чтобы ни один ментовский компьютер не засветил.

Тенгиз задумался:

– Сто баксов и два дня.

– Долго, – Фатима надула губки.

– Быстро только кошки… – изрек Тангиз и ухмыльнулся:

– Если тебе негде преклонить головку, можешь остаться здесь. Тут спокойно.

– Два дня в этой помойке?! – Фатима подошла вплотную к Тангизу. – Приличное жилье. Простыня, ванная, музыка. Сто баксов за паспорт и сто за жилье. Все понял?

Тангиз перестал улыбаться:

– Что еще прикажет госпожа?

– Надежный человек в Москве.

– Что он должен делать?

– Я в Москве никогда не была. Мне нужна тачка и крепкий парень за рулем. Остальное по ходу дела.

Тангиз отвез Фатиму на Пушкинскую улицу. Рядом с ташкентской консерваторией в старом сталинском доме дверь открыл полный низенький мужчина с заметной плешью и начинающимся брюшком. Сильные линзы очков говорили о трудностях хозяина с визуальным восприятием мира.

– Вот, располагайтесь. Меня зовут Миша.

Если что-нибудь нужно, к вашим услугам.

Мише было сильно за пятьдесят. Фатима написала список необходимых покупок и, вручив его вместе с пачкой манатов, уселась в кресло.

Тангиз ухмыльнулся и, махнув на прощанье рукой, удалился вместе с хозяином. Фатима оглядела квартиру. Типичное жилье интеллигента. По огромному количеству всевозможных фотографий Фатима предположила, что Миша работал фотографом или фотожурналистом.

Фатима профессию хозяина угадала. Фото для нового паспорта ей сделал именно Миша.

Большая старомодная ванная с газовой колонкой Фатиме понравилась. Сантехника хоть и выглядела допотопной, но исправно работала и содержалась в чистоте. В комнате, что хозяин отвел Фатиме, стоял музыкальный центр.

Кровать манила белоснежным бельем.

– Молодец, Тангиз, все условия выполнил.

Миша вернулся через полчаса с грудой пакетов. Фатиме понравилось, что мыло, шампунь и полотенца были в одном пакете, а виски, колбаса, сыр и шоколад – в другом. Фатима вместе с хозяином вошла на кухню. Древний холодильник ЗИЛ сиял чистотой.

– Мой холодильник к вашим услугам, – сказал Миша, раскрывая массивную дверь аппарата. – Можете брать любые продукты без спросу, вне зависимости, куплены они на ваши деньги или мои…

– Хочешь выпить? – спросила Фатима, откупоривая виски.

– Позвольте, я открою, – засуетился Миша. – Даме неудобно.

– Я тебе не дама. Катей меня зовут. Понял?

– Очень рад познакомиться, Катенька.

Чувствуйте себя как дома.

– За такие бабки я везде себя буду чувствовать как дома, – изрекла Фатима и плеснула себе виски в низкий квадратный стакан, галантно подставленный хозяином.

– Вы говорите о плате за квартиру? Помилуйте, неужели я себе позволю брать деньги за ночлег с девушки?

Фатима вытаращила на хозяина глаза:

– Я отдала Тангизу за хату сто баксов. Надеюсь, за две ночи этого достаточно.

Миша покраснел. Его плешь покрылась легкой испариной.

– Ваши расчеты с Тангизом меня не касаются. Я за ночлег денег не беру.

Теперь покраснела Фатима:

– Вот гнус! Хоть бы предупредил, что все себе захапал. Ладно, Миша, давай выпьем за знакомство. Я и не знала, что в Ташкенте еще живут такие лохи, как ты.

– Я слышал, вы любите музыку. В нашем доме прекрасная изоляция, можно включать громко, не беспокоя соседей. – Миша поспешил к музыкальному центру. – Вы какую музыку предпочитаете? У меня хорошая коллекция классики.

– Ты покажи, я тама покопаюсь. Можно в моей комнате закуску соорудить?

– Какие разговоры?! Я мигом… – Миша выскочил за дверь, точно мячик.

Фатима улыбнулась на прыть хозяина и принялась разглядывать кассеты. Когда по радио или по телеку давали серьезную музыку, она всегда переключала программу. Представить себе, что кто-то дома может держать подобные записи, Фатиме и в голову не приходило. Концерт Дебюсси с оркестром, дирижер фон Караян, Рахманинов, Глинка, Чайковский.

Она слышала эти имена, но они ничего ей не говорили. А тут, в этом странном доме у пузатого плешивого Миши, таких кассет навалом.

«Чего только не бывает на свете», – подумала Фатима.

Миша подкатил столик на колесах с закусками и бутылками. Кроме заказанного виски он выставил из своих запасов две бутылки сухого, бутылку коньяка и графинчик с вишневкой.

– Вот, нашел настойку. Еще мама делала.

Ее два года уже нет, один я на свете остался.

– Так всю жизнь с маменькой и прожил? – спросила Фатима, потягивая виски.

– Так получилось, – ответил хозяин.

– Всю жизнь без бабы? – не унималась Фатима.

– Была у меня девушка, но это длинная история, – сказал Миша и поставил кассету.

Комнату заполнили мощные звуки рояля. Затем вступил оркестр. – Чайковский. Рихтер играет. Удивительный музыкант, умный и чувственный. Редкое сочетание.

– Сделай потише и расскажи свою длинную историю. У нас времени хоть отбавляй.

– Что тут рассказывать. Она училась в консерватории. Тут, через дом. Я ее снимал. Мои лучшие снимки! Ах, какая это была модель!

– Ну, и куда она делась?

– Ушла искать лучшей жизни. Она материалистка, хотела иметь в руках весь мир. А я пытался увлечь ее другим, высоким, что за деньги не купишь.

– А что не купишь за деньги? – спросила Фатима и с интересом стала ждать ответа.

Миша ее забавлял. Таких чудаков она раньше не встречала.

Хозяин удивленно посмотрел на девушку, снял свои линзы-очки, протер их, подумал и сказал:

– Человечество за много веков накопило огромные богатства. Нет, не золото. Золото – это всего лишь металл. Просто символ и все.

– Какой символ? – Фатима не поняла, о чем ей говорят.

– Символ материальной ценности мира.

Я говорю о другом богатстве. Человечество в каждом веке рождало гениев. Иногда одного, иногда десятками. Гении наполнили кладовую человечества музыкой, живописью, литературой. Но, чтобы войти в эту кладовую, надо готовить себя с детства. Азбука чувств так же сложна, как высшая математика. Ее не постичь, не познав сложения и вычитания. Так же и в искусстве. Не научился человек понимать чувственный мир – остается нищим. Все кладовые гениев для него закрыты.

– Господи, какой ты зануда! Твоя девушка не зря от тебя сбежала. – Фатима заметила, как Миша смутился, достала из сумочки пачку «Мальборо» и закурила.

– Да, она вышла замуж за директора мехового ателье. В Ташкенте меховое ателье.

Смешно подумать…

– Вот я и угадала. Смени пластинку. Поставь что-нибудь попроще. У меня от твоего Чайковского скоро судороги начнутся.

Миша вынул кассету, покопался в ящике и поставил другую. Из динамика поплыл мягкий тенор: «Голубые глаза, в них горит бирюза и простор голубой, словно небо весной…»

Фатиме песня понравилась.

– Это кто поет?

– Лещенко. Тоже удивительный артист.

И судьба ужасная.

– Лещенко я слыхала. У отца была пластинка. «И с полей уносится печаль…»

– Это теперешний Лещенко. А того после войны чекисты расстреляли в Одессе.

Фатима молча слушала песню, потягивала виски и искоса поглядывала на Мишу. Какой чудной мужик, старый, а как ребенок. Беззащитный, некрасивый ребенок. Неужто не найдется на свете девчонки, которая его пожалеет?

– Иди ко мне, – сказала Фатима и скинула блузку.

– Что? – Миша покраснел как рак. Даже руки у него покраснели.

– Не понял? Иди ко мне. – Фатима, как ящерица, выскользнула из джинсов и осталась только в узеньком браслете трусов. Миша не двигался. Он стоял и смотрел на Фатиму расширенными близорукими зрачками.

Фатима подошла к Мише, взяла его за плечи и повела к кровати. Спокойно откинула покрывало, затем так же спокойно принялась раздевать хозяина. Миша стоял, не шевелясь.

Он не сопротивлялся, но и не сделал ни одного движения. Фатима расстегнула ему брюки, спустила их, усадила Мишу на кровать, сняла носки и смешные старомодные трусы, прозванные в народе семейными. Миша не шевелился.

Он ощущал себя птенцом, перед которым раскачивается змея, и завороженно смотрел на прекрасное тело девушки, на ее высокую налитую грудь, впалый живот, на ее немигающие зеленые глаза, шальные и бесстыдные. Покончив с нехитрым мужским гардеробом, Фатима повалила Мишу. И он так же, не шевелясь, лежал на белых крахмальных простынях, что вчера привез из прачечной. Фатима прильнула к нему и провела сосками по лицу, по волосатой Мишиной груди, опустилась ниже. Миша вздрогнул, и вдруг оцепенение прошло. Он обнял Фатиму, поднял ее голову, нашел губы, стал целовать ей грудь, шею, бритую щетинку внизу живота. Фатима глядела, как он близоруко тычется ей в бедра, и улыбалась.

Девушка давно научилась любовным играм.

В четырнадцать лет став женщиной, она повидала немало мужчин, но никогда раньше не испытывала к любовнику такую почти материнскую нежность. Она видела его покатые плечи, покрытые смешными веснушками, спину, поросшую бурой шерстью, прозрачную розовую плешь на его голове и вместо отвращения испытывала только умиление и нежность.

Двое суток до появления Тангиза они так и провели в постели. Миша иногда вставал, покачиваясь, одевался и шел за покупками. Вернувшись с новой порцией виски, всевозможных соков, фруктов и закусок, он, словно лунатик, раздевался, и все повторялось снова…

Через два дня Тангиз привез паспорт. Застав Фатиму в Мишиной постели, он удивленно выпучил глаза. Голая Фатима, не обращая внимания на парня, встала с кровати, достала из сумки сто долларов и, расплатившись за документ, направилась в ванную, прихватив сумку на всякий случай с собой. Миша смущенно напяливал одежду, от волнения не попадая ногой в штанину.

Через десять минут Фатима явилась одетая в дорогу, с сумкой через плечо, бросила Тангизу: «Поехали» – и, не попрощавшись с Мишей, вышла из квартиры. Тангиз, сбитый с толку поведением девушки, молча сопел за баранкой.

– С человеком в Москве договорился? – спросила Фатима, подкрашивая губы.

– Гарик. Машина «Хонда», номер АУ 18377, тут телефон. Позвонишь из Домодедова, тебя ждут.

– Спасибо, Тангиз. Ты все сделал точно.

Паспорт не липовый?

– Обижаешь.

– Прекрасно.

– А кроме благодарности мне ничего не светит? – Тангиз в первый раз отвлекся от дороги и посмотрел на пассажирку.

– Ты стольник за квартиру в карман положил? – Фатима ждала ответа.

– Какая тебе разница? Миша мой приятель. У нас свои счеты. – Тангиз снова уставился на дорогу. – По-моему, ты с ним рассчиталась выше крыши.

– А это не твое дело. У нас с Мишей любовь. Есть, Тангиз, на свете вещи, которые за деньги не купишь.

В самолете Фатима вспоминала счастливое близорукое лицо Миши и улыбалась. Такого подарка в своей жизни этот чудак никогда не получал и вряд ли когда получит.