Текст книги "Дети призрака. Наследник"

Автор книги: Андрей Анисимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Над Гришкой сперва смеялись, что он женился на проститутке, потом смеяться перестали, а теперь многие ему и завидовали. Машка оказалась прекрасной хозяйкой, заботливой и нежной супругой. Пятак ни в чем не знал от нее отказа, по выходным выходил гулять в накрахмаленных сорочках и благоухал несколько резковатым парфюмом.

Сегодня Маша приготовила щи и пирожки с грибами. Печь и готовить она обожала смолоду, чем много лет назад и прельстила отца Василия.

Григорий чинно сидел за столом. Маша положила ему пирожок с грибами, налила в тарелку половником щей и сама разлила водку в два лафитника. Гриша уже было поднял свой, как в дверь позвонили.

– Звала кого? – спросил он жену.

– Кажись, не звала. – Ответила Маша и, для напряжения памяти, наморщила лоб: – Точно не звала.

Пятак с сожалением опустил наполненный лафитник на стол, тяжело вздохнул и поднялся открывать. На пороге стоял малец лет пятнадцати-шестнадцати и смотрел на хозяина светлыми голубыми глазами.

– Тебе кого, пацан? – поинтересовался Гриша, не очень радушным тоном.

– Мужик, я из юного крыла РДР. Не хотите вступить в нашу партию?

Гриша хотел было спросить «Хули я там не видел», но голубые глаза ребенка смотрели столь чисто и искренне, что он от мата удержался:

– А зачем мне эта ваша партия? Я отродясь никуда не вступал. Только если в зону… Так, не по своей воле.

– Вы хотите, чтобы наша Родина стала свободной и светлой?

– Гришенька, с кем ты там беседуешь? – заволновалась хозяйка долгим отсутствием супруга.

– Да вот, малец пришел. Агитирует меня. Вроде послать на хер неловко.

Маша тут же появилась в прихожей:

– Да к нам и раньше мальчик приходил, – и, оглядев агитатора, добавила: – Не этот. Тот был повыше и волосы подлиньше.

– Это Стас Кольцов приходил. Теперь его участок мне отдали. – Пояснил молодой человек.

– У вас дело крепко поставлено. Кто же ваш пахан? – ухмыльнулся Гриша.

– Имя учителя я назвать не могу. Нашу партию подвергают гонениям. Но вы должны знать, нас в городе очень много. Даже в вашем доме семь квартир членов нашей организации. Победа будет за нами! – Говорил все это мальчик хорошо поставленным голосом, который уже прошел стадию юношеской ломки и звучал солидным баритоном.

– В нашем доме, говоришь? – засомневался Григорий.

– Можете проверить. Товарищи по партии всегда поддержат друг друга. А если все мы выйдем на улицу, врагу нас не одолеть. И скоро, очень скоро наше время придет. Мы прогоним кавказских и азиатских чурок, покажем свое место жидам и иноверцам. В органах власти им работать больше не придется. Хотят жить, пусть чистят нам ботинки. Наша партия так и называется «Россия для русских», а сокращенно – «РДР».

– Так вы кто? Фашисты? – удивился (повтор) Пятак: – И еще не в тюрьме? Теперь мне кое-что понятно.

– Что вам понятно?

– Знаешь, паря, я бывший урка. У нас даже в зоне на нацию никто не смотрел. Можешь обрезанным быть, можешь с крестом на шее. Если падла, неважно, какой ты веры. Тебя все равно зароют. А если не гнида – живи. Мне наплевать, кому ты молишься.

– Это ничего, что вы сидели, дяденька. Мы принимаем бывших уголовников, и никто их в нашей партии не оскорбляет прошлым. При демократах любая форма сопротивления хороша, и уголовно наказуемая в том числе. Вот вам наша брошюра, вы почитайте, а я через несколько дней опять вас навещу. – Мальчик быстро сунул Маше Саратовой брошюру и тут же убежал.

Вернувшись за стол, Гриша выпил лафитник водки, закусил пирожком и сказал жене:

– Зеленый еще, а уже на понт берет.

– Почему на понт? – не поняла Маша.

– Потому что западло в нашем доме кому в их партию вступить.

– Вот и ошибся, Гришенька. У них уже полгорода записались. При записи бутылку водки дают и сто рублей денег. И взносов никаких.

– Ничего себе, – крякнул Гриша и налил себе снова: – Неужели столько мудаков в городе?

– Почему мудаков, Гришенька? Люди видят, что деньги у торгашей, а они все черные или евреи. Вот и не любят их у нас. А эта партия обещает с ними разделаться. Почему не вступить? К тому же привыкли быть членами, а большевики теперь слабые. Вот люди и ищут, кто посильнее.

Григорий помрачнел и принялся за первое. Щи начали остывать, но Маша умела так вкусно готовить, что они и холодные оставались хоть куда. На второй звонок в дверь хозяин даже не пошевелился. Пошла открывать Маша. Через минуту вернулась с тощим вертлявым субъектом.

– Приятного аппетита, хозяин, – улыбнулся посетитель: – Говорят, ты к моей персоне интерес выказал.

– Сестричка напела? Да приходил я к ней. Просил, чтобы ты мне голос из ямы подал.

– Филин друзей не забывает. Зачем звал?

– Садись, покушай. А потом побазарим, – ухмыльнулся Гриша.

– А ментам не сдашь? Ты же теперь в завязке.

– Я в завязке, но не курвился. А интерес к тебе не у меня, а у Голенева. Капитан хочет знать, не твои ли дружки ментов замочили?

– А ему-то зачем?

Гриша дал знак жене, чтобы та их оставила. И дождавшись, когда за Машей закроется дверь, сообщил гостю:

– Сын капитана, Ленька, в мэрии уголовку курирует. Просил отца подсобить. У нас в Глухове ментов отродясь не мочили…

Филин нервно сплюнул на пол:

– А говоришь не скурвился? Песня все равно к ментам попадет.

Грише плевок гостя на чистый пол не понравился, но он сделал вид, что не заметил:

– Песня может и попадет, но песенника сдавать никто не будет. Песня вроде народная. Врубился?

– Поклянись.

– Сукой буду.

– Передай своему афганцу, я ни ухом ни рылом. И мои кореши близко к ментам не подходили. Подфартило за так… А больше ничего не скажу. У меня, Пятачок, репка одна, и терять ее неохота…

* * *

Утопленника прибило к берегу рано утром. Сергей Скворцов с друзьями еще спал в баньке. Накануне они довольно поздно приехали к нему на дачу, и засиделась за шашлыком до часу ночи. Говорили о разном. Голенева вспоминали, а вот об Андрее Никулине ни слова. А тут с утра утопленник. Труп нашли мальчишки и с ними сын Сергея. Прибежали гурьбой. Орут. О чем не поймешь. Сергей со сна чуть не обложил пацанов. А когда понял, разбудил Степана и Женю. Спустились к морю в плавках. Утопленник выглядел жутко – лицо разбито о камни, руки отрублены. Множественные следы ножевых ран. Похоже, что над ним еще при жизни хорошо поработали, но отчего-то сохранили на шее массивную золотую цепь и крест. Крест был особенный и Скворцов его тут же вспомнил. Этот золотой крест носил

Андрей Никулин, молодой директор фирмы «Парус», которого не так давно похитили бандиты. Рост и цвет волос тоже напоминали Андрея, но лицо было настолько изуродовано, что и родная мать могла засомневаться. Скворцов позвонил в городской отдел Милиции. Следственная группа прикатила минут через тридцать. Следователь Куликов с отвращением осмотрел утопленника и сел на большой камень, дожидаясь пока медэксперт доложит первые впечатления.

– Слушай, Куликов, на нем золотой крест Никулина, директора ООО «Парус». – Сообщил о своем открытии Скворцов. Следователь оживился:

– Похищенный что ли?

– Он самый.

– Выходит, все-таки убили. Родственники у него есть?

– Жена. Родители давно померли. Брат где-то в России. Не уверен, что они общались.

– Может, жена опознает. – Предположил следователь: – Бабы нас по своим приметам определяют.

– По члену? – Ухмыльнулся Волков: – Так у него, небось, пиписька в воде или раздулась, или рассосалась.

– Ну, тебя на хер, Степа… – Покривился Сергей: – Не можешь даже покойника не срамить…

– Ему уже все до Фени. – Бросил Волков, но видимо, все же застыдился, поскольку отвернулся и долго прикуривал от зажигалки. Следователь Куликов положил Скворцову руку на плечо и заговорил жалобно:

– Слушай, ни в службу, а в дружбу, смотай через часок к его супруге. Ты же ее знаешь. Привези в морг. Пусть посмотрит. Опознает – нам мороки меньше.

Скворцов не возражал:

– Нам тоже меньше. В кооперативе хоть ясность появится. ООО «Парус» афганцы по-прежнему называли кооперативом, хотя теперь это была солидная фирма, одна из наиболее прибыльных на побережье.

Через пятнадцать минут утопленника увезли. Медэксперт от предварительных выводов воздержался, но в том, что мужчину зверски убили, ни у кого из афганцев сомнений не осталось.

– Все же я ничего не понимаю. – Признался Сергей, когда они остались своей компанией: – Я всех наших уголовников прижал. Могу поручиться, они ни при чем. Тогда кто?

Волков затушил сигарету, запихнув ее в глубоко в песок:

– Может, из Грузии прикатили? Интересно, как там Жвания поживает?

– Жвания давно в Питере казино открыл. Я о нем сразу подумал. Нет, грузин тут ни при чем. А кто при чем, не знаю.

– Ладно, Сережа. Чего гадать? Пусть Вика на останки кормильца полюбуется, может и не признает… – Успокоил начальника бывший подрывник Женя.

– По моему разумения, не должна признать. – Сообщил Скворцов и увидел супругу. Наташа в халатике и с полотенцем в руках направлялась к морю.

– Сергей, что тут за крики? Мне спать не дали.

За Сергея ответил Волков:

– Сынок ваш утопленника на удочку вытащил. Вот и кутерьма поднялась.

– Что за дурацкие шутки!? – Возмутилась женщина.

– Да, Натка, труп к берегу прибило. Его только что увезли. – Подтвердил муж.

– Ужас какой! И прямо здесь? У нашего берега?

– Да, вот за теми камнями.

Женщина повернулась и, молча пошла обратно.

* * *

Нино млела под горячими струями душа. После загаженных удобств гостиницы при рынке ванная комната в доме Елены Ситенковой ей показалась дворцом. В огромном зеркале отражалось ее смуглое тело, которое от мыльной пены казалось еще смуглее. От природы девушка имела гладкую белую кожу, но даже нескольких часов на пляже ей хватало, чтобы оставаться загорелой весь год. Фигурой и лицом она вовсе не походила ни типичных дочерей Грузии, и только бездонные глаза и черные волосы напоминали о горах и жарком солнце ее родины. Последние полвека сильно изменили внешность грузинских дев. Длинноногие стройные прелестницы стали встречаться гораздо чаще. Раньше грузинок выдавала лебединая шея, роскошная грудь и узкая талия. Но ноги у них были коротковаты, а бедра хоть и отличались крутизной, располагались куда ниже, чем бы этого хотелось современным джигитам. Природа лишила Нино этих недостатков полностью. Ее точеные ножки имели длину, про которую профессиональные ловеласы говорят «растут от ушей», а бедра при этом оставались крутыми и соблазнительными. И лишь грудь хоть была упругой и задиристой, своими размерами уступала эталону прошлого ее соотечественниц.

Как не приятно млеть и нежиться в водяных струях, Нино помнила, что она не дома, и злоупотреблять гостеприимством нельзя. С сожалением покинув белоснежную чашу, она тщательно вытерлась, оделась и вышла из ванной.

– С легким паром, Нино. Садись к столу. – Улыбнулась ей Ира.

В столовой тещи Голенева, Елены Ивановны Ситенковой, пили чай. От того веселья, что царило в доме во время обеда, не осталось и следа. Поскольку невеста Юлика оказалась в первый день приезда без жениха, ей уделяли особенное внимание и говорили по-английски. Этот язык понимали все, кроме Елены, и теперь уже Резо работал переводчиком для хозяйки.

– Не огорчайся девочка, – успокаивала Ситенкова молодую рыбачку – не все у нас так плохо. Глухов городок спокойный и жить в нем можно, да и русские люди не звери. – Резо дословно переводил слова Елены, а Ира старалась разъяснять Кристине непонятные для нее моменты. Заметив, что гостья устала, увела ее наверх спать. Резо тоже поднялся и вышел в сад, слушать, что происходит на улице. Он ответственно отнесся к поручению Олега, охранять женщин, и своей миссии не забывал. Оставшись вдвоем с хозяйкой, Нино рассказала о неприятном эпизоде:

– Знаете, Лена, сегодня Леонид заступился за меня на рынке. Пьяный мужик начал хамить, а он его ударил. Мне кажется, что нас все здесь ненавидят, потому что мы грузины. Понятно, что и узбеков тут ненавидят и чеченцев. Но те хоть мусульмане. А нас за что?. Мы же христиане и приняли крещение на много веков раньше русских. Мы одной с вами, православной веры. Неужели политикам удалось нас поссорить?

Елена задумалась:

– Я сама не раз размышляла об этом. И думаю, политики лишь подлили масла в огонь. Откуда взялась эта ненависть, сама не понимаю. Наши люди умеют проявлять удивительные свойства характера. Они радушны, открыты, всегда готовы помочь в беде. Последнюю рубашку отдать могут. Одним словом, способны сострадать чужому горю. А вот радоваться чужому достатку не умеют. Зависть гадкая черта, но у нас, русских, она есть. Не у всех, конечно, но у многих.

Нино возразила:

– Какой у нас достаток? Неужели мы бы с отцом от хорошей жизни таскали в Россию мандарины?! У нас дома больная старуха – моя бабушка и две моих младших сестренки. Мама умерла от воспаления легких – для нее в больнице не нашлось лекарств. Если мы не привезем денег, бабушке и сестрам есть будет нечего. А вы говорите достаток? Нашли чему завидовать?

– Наверное, вашему климату, вашим фруктом, теплу, и солнцу. – Лена виновато улыбнулась – этому и я завидую, особенно зимой. Представлю в декабре, когда за окном темнеет в четыре, и на улице метет снег да воет ветер, что есть на земле счастливцы, которые даже зимой купаются в море и загорают на солнце, и завидую…

– Это другое. – Улыбнулась в ответ Нино: – Не о том вы говорите. Данный пример есть зависть культурного человека. Культурные люди приятны в любых проявлениях. А у вас полно дикарей. Простите меня, умение читать и писать, это еще не культура. Я видела искаженные злобой лица, и ненависть к иноверцам, или представителям другой нации только у одноклеточных дебилов. А их в России, увы, очень и очень много.

Лена покачала головой:

– Не стоит обобщать, девочка. Ты еще слишком молода. Простые люди тоже делятся на чутких добрых, и иных. И приезжие с юга и с востока, часто не ангелы. Среди ваших полно бандитов, и как ты сказала, дикарей. Вот твой отец замечательный человек. Он сегодня много выпил, а вел себя как истинный кавалер. Я встречала очень образованных кавказцев, а они после одной рюмки превращались в туземцев. Нельзя делить людей по расам. Но в чем я с тобой согласна, с воспитанным культурным человеком, вне зависимости от его национальности, дело иметь куда приятнее.

– Возможно, я сужу по тем русским, которых встречаю на рынке. А там толкается пьянь со всего города. Оттого и страшно нам у вас. Я уже не могла дождаться, когда уеду. А встретила Леонида, и уезжать не хочется.

– Понравился наш Леня?

Нино задумалась:

– Как вам сказать? Он мальчик приятный, хорошо образован, много знает. Но я вижу, женщин он уже имел достаточно и от того немного самоуверен. И это меня пугает. А если честно, то понравился. – И грузинка, наконец, покраснела от смущения.

– Ты ему тоже. У Леньки, когда он с тобой, глаза другие. Он правда, обычно нагловат, а тут чистый ангел. Даже на себя не похож.

– Вы, правда, так думаете?

Лена обняла девушку и прижала к себе:

– Не думаю, вижу. Я же учительница, все замечаю.

За окнами послышался шум машин. Елена выглянула в окно и поняла, что Олег и его сыновья вернулись. В столовую ввалились все вместе. Голенев поблагодарил Резо за бдительность и отвел в кабинет, где имелся диван. В кабинете осталось все так, как было при Трофиме. Покойный супруг Лены здесь проводил много времени часто наедине с бутылкой, а потом, не раздеваясь, заваливался на диван. Но Резо подробностей прежней жизни хозяев не знал, и диван самоубийцы его вполне устраивал. Особенно после промятой койки своей гостиницы.

Леонид, застав молодую грузинку свежей и обворожительной, тут же уселся рядом, и больше ни на кого не смотрел.

– А где Ира? – Спросил Олег, не обнаружив жены за столом.

– Повела Кристину наверх, и видно сама уснула. – Предположила Лена. Голенев хмыкнул, и отправился проверять ее предположение. Тема и Саша быстро отужинали и ретировались. Тактично оставив Леню и Нино наслаждаться обществом друг друга, отбыла ко сну и хозяйка дома.

– Ну, что вы так долго делали в городе? – Спросила девушка.

– Пытались понять, что за банда орудует в Глухове.

– Поняли?

Леня взял Нино за руку:

– Не до конца. Но сейчас все спокойно. Юлик в мэрии, на улицах бойцы ОМОНА – покой и порядок.

– А где же банда?

– Пока не знаю. Но мальчишку, что участвовал в убийстве замдиректора рынка я, кажется, вычислил. К сожалению, он из детского дома. Не хотел тетю Лену на ночь расстраивать. Поговорю с ней завтра. – и неожиданно предложил – пойдем, погуляем.

– А не поздно? – Спросила Нино с задором: – Что если злые силы опять объявится.

– Но я же рядом. Чего тебе бояться? – Успокоил Леня девушку и нежно поцеловал ей руку.

– Мне есть чего бояться. В первую очередь, тебя.

– Меня? Я такой страшный.

– Оттого, что ты совсем не страшный, я тебя и боюсь. – Рассмеялась грузинка, быстро встала и потянула Леню за собой: – Ладно, пошли, джигит.

Они вышли в заднюю калитку, в сторону реки и побрели по высокому берегу Глуши. Полная луна оставляла серебристую дорожку в зеркале спокойных вод, и кроме надрывного крика какой-то болотной птицы, их встретила полная тишина. Нино вздохнула всей грудью:

– Красиво у вас.

– Земля везде красивая. Мы учились в графстве Уэльс, там, когда едешь и смотришь в окно, как будто в картинную галерею попал. Дубы вековые, луга зеленые, овечки пасутся. Прямо средневековая пастораль.

– А ты в у нас в Грузии бывал?

– Откуда. Нас отец увез, можно сказать, личинками. И домой специально не привозил, не хотел, чтобы мы глуховского жлобизма набрались. Он же целью свой жизни поставил, из нас джентльменов сделать…

– И кажется, у него это получилось. – Улыбнулась Нино. Они не заметили, как поднялись на Вороний холм и оказались у обгорелых развалин дома Голенева.

– Какое печальное зрелище. – Вырвалось у девушки.

– А знаешь, какой был классный дом!? Я прекрасно его помню. Перед отъездом к нам гости пришли, бывшая директриса детского приюта Меджрицкая, дядя Тихон…

– А кто это?

– Отец Юлика. Он тогда еще был жив. Тихон Постников стал первым демократически избранным мэром во всем Советском Союзе. Вот его и убили.

– Кто это сделал?

– Чиновники вместе с Макой Соловьевой. Эта жуткая баба много лет была любовницей отца. Представлялась чуть ли ни падшим ангелом, а за его спиной творила такое, о чем и рассказать трудно. Всех друзей папы убрала. Хотела и отца тоже. Но его убить не так просто, он у нас мужик крутой.

– Это я знаю. Слышала про него. На рынке люди о многом говорят. Но о вашей семье особенно.

– Да, отца в городе знают. Так вот, я рассказывал, в тот вечер, перед нашим отлетом дом только закончили. Еще строители не уехали. Мы тогда по дому гостей водили, все показывали. – Леня обнял девушку за плечи и повел к развалинам. Они вошли в проем двери и оказались в холле. Луна мутным светом проникала через пустые глазницы окон, освещая некогда уютные жилые помещения.

– Жутковато тут. – Поежилась Нино и перешла на шепот: – Может, уйдем?

Леня тоже ответил шепотом:

– А я тебе хотел свою комнату показать. Она на втором этаже справа. Давай поднимемся?

– По этой лестнице? Она же едва держится. А что, если рухнет?

– Не рухнет. По ней отец несколько раз поднимался и его афганцы. Тут настоящий бой шел.

Леня поднялся первым и протянул руку девушке. На втором этаже дом обгорел меньше и сохранились двери, что вели в комнаты мальчиков. Леонид потянул за ручку, и дверь в его бывшую комнату со скрипом открылась:

– Это и была моя. – Сообщил Леня, притянул Нино к себе, нашел ее губы. Непреступная красавица не противилась. Нино было и жутко от обстановки в которую она попала, и в то же время ее пьянила нежность нового друга. Леня ни разу не переступил черту, пока она сама этого не захотела. Теперь она была готова ответить на его страсть. Они начали этот танец любви, постепенно разгораясь его ритмом. Одиночество Нино, страх перед чужими враждебными людьми, неудачный опыт с первым партнером у себя дома, все это исчезло, растворилось в близости с русским парнем. Нино ненавидела пошлость в отношениях. Леня умел пошлости избегать, и за это был вознагражден. Они оба закончили этот танец вместе. Это был пробный порыв близости, и он их не разочаровал. Они продолжали стоять обнявшись, и оба вздрогнули от постороннего звука, что донесся из оконного проема. Леонид приложил палец к ее губам, осторожно приблизился к подоконнику и заглянул в проем. Сначала не увидел ничего. Приглядевшись, отметил три тени на дорожке. Из глубины подвала, где раньше находился гараж, раздались приглушенные голоса. Тени зашевелились и метнулись туда. Потом все стихло. Прошло несколько минут, после чего тишину нарушил грохот моторов. Нино вздрогнула и подошла к Лене. Внезапно возникли лучи света, бьющие снизу, а затем в сад перед домом выкатили странные машины. Это были игрушки с огромными колесами. Разрезая темноту лучами фар, они выехали на улицу и умчали вниз, в сторону города. Не успел смолкнуть рокот их движков, как по улице, следом за ними пронеслись ни меньше десятка точно таких же.

– Что это было? – Спросила Нино, продолжая вглядываться в темноту широко раскрытыми глазами.

– Что-то вроде мотокаров. Как следует, я не рассмотрел. Но днем мы с отцом нечто подобное видели. В Англии их называют АТВ. Такие штуки делают для детей и для взрослых. Различаются они только размерами. На похожих игрушках носились по поселку компания шпанят. У одного из них я заметил в губе серьгу. Помнишь, Резо говорил, на рынке подросток с такой приметой участвовал в убийстве армянина?

– Так это они?

– Думаю, да. Надо предупредить Юлика. – Леня достал из кармана мобильный и позвонил в мэрию. Постников ответил сразу.

Выслушав сообщение, обещал связаться с отрядами ОМОНА, дежурившими на улицах города. Закончив разговор, Леня снова обнял девушку, Нино его отстранила:

– Сейчас больше не надо. Пошли домой. Если папа проснется, а меня нет, ему будет неприятно.

– Ты же взрослая девочка. – Улыбнулся Юлик.

– Не забывай, мы все-таки грузины. – Строго пояснила она и сама спустилась с полуразрушенной лестницы. Когда они вернулись, дома все спали.

****

Огромный универсам из бетона и стекла, построенный Макой Соловьевой, на месте некогда существовавшего кооператива бандита Геннадия Кащеева, открывался в девять утра. За покупками сюда приходили не только жители Глухова. На стоянке универсама парковались машины со всей области. Сюда приезжали из ближайших сел, деревень и городков. В радиусе пятидесяти километров подобной торговой точки не имелось, и универсам пользовался заслуженной популярностью.

При полном отсутствии у Маки нравственных начал, в способностях предпринимательства отказать ей не мог никто. Жадность, помноженная на амбиции и смекалку, позволила ей создать целую империю, приносившую огромный доход. Юридически империя называлась Акционерное общество закрытого типа «ПАРУС» и владела не только заводами и универсамом в Глухове, но и двумя отелями на берегу Черного моря, а так же сетью маленьких кафе с прохладительными напитками, заменившими питьевые автоматы Олега Голенева. После гибели Соловьевой, капиталами акционерного общества распоряжались трое. Главным пакетом владел сам Голенев, его супруга Ирина, получившая долю по наследству от отчима-самоубийцы и вдова из Бирюзовска Нина Петровна Нелидова. Она проживала в южном городке и еще продолжала работать в качестве директора двух отелей.

Универсамом и заводами в Глухове руководил Отто Вербер. Пожилой немец когда-то приехал сюда из Дюссельдорфа, в качестве инженера для наладки очистных сооружений, женился на русской женщине и остался тут навсегда. Вербер возглавлял совет директоров, но по существу все решения принимал сам. Способностью находить порядочных людей для руководства, Голенев тоже был обязан Маке. Но ее желание доверять ответственные посты порядочным людям, в конце карьеры и нанесло ей главный удар. Когда Мака задумала обворовать и убить своего бывшего любовника и компаньона Голенева, Отто Вербер заморозил капитал всех акционеров до разрешения их спора в суде. Соловьева больше доверяла не суду, а киллерам, за что и поплатилась. Маку застрелил доведенный до отчаяния мститель, а после смерти ее пай перешел к Голеневым и Нелидовой.

Сегодня, на месте бывшего бандитского кооператива Геннадия Кащеева, которого Мака тоже уничтожила, чтобы самой стать его хозяйкой, от первого владельца осталось два строения. Его личный коттедж и небольшая церковь. Кощеев верил в Бога, но его вера носила несколько извращенный характер. Выписав из Москвы священника, он требовал от него отпущения грехов за грабежи и убийства. А когда тот отказался, пристрелил. Церковь долго пустовала, но за год до своей гибели Мака Соловьева нашла молодого, красивого священнослужителя Отца Никодима и вручала ему ключи от церкви и от коттеджа. К тому времени она уже построила себе особняк на берегу Глуши и в коттедже Кащеева больше не нуждалась. Не нуждалась блудница и в отпущении грехов. Она совратила молодого батюшку, и тот стал ее послушным орудием не только в постели, но и в политике. Организовав избирательный штаб, она сделала Отца Никодима одним из своих главных агитаторов. Последствия этого оказались для молодого батюшки плачевными. Его отлучили от церкви.

Но молодого священника примечала не только Мака Соловьева. Немало прихожанок тайно и явно вздыхали по красивому молодому попу. И сегодня в Воскресенье, когда до открытия Универсама оставался час, возле церкви уже толпились женщины. Не дождавшись заутренней службы, несколько из них подошли к дверям коттеджа. Помявшись минут двадцать, самая смелая нажала на звонок. Через некоторое время дверь открылась, и на крыльцо вышел хозяин в роскошном бархатном халате.

– Чего вам, бабы? – Спросил он, внимательно оглядывая притихших мирянок.

– Исповедоваться, бы батюшка. – Тихим голосом откликнулась одна из грешниц.

– С какой стати? Я больше вам не батюшка. Я теперь обыкновенный мужик и зовут меня Саша, А если угодно Александр Артемьевич.

– Для нас ты все равно батюшка. – Продолжали настаивать его бывшие прихожанки. Александр Артемьевич еще раз оглядел каждую, отметил тех, что помоложе и глазу приятнее. После чего, ткнул перстом в приглянувшихся почитательниц.

– Ладно, рабы Божьи… Ты… Ты… и ты.

Три счастливицы быстро шмыгнули в приоткрытую парадную дверь, Александр Артемьевич, ухмыльнулся и вошел за ними. Остальные постояли еще некоторое время и понуро разошлись.

– Так, рабы Божьи, тряпки с себя снимаем, идем в душ, а после ко мне в спальню. Там и поговорим. – Приказал хозяин и, не дожидаясь реакции, удалился в глубины своего жилища. Женщины переглянулись, немного потоптались в прихожей и начали раздеваться. Видно расположения комнат им было знакомо, и, ванную они отыскали быстро. Приготовив себя к беседе с кумиром, гуськом проследовали в спальню. Александр Артемьевич возлежал на широкой постели в чем мать родила, а в кресле у окна сидел другой молодой мужчина, в длинных синих трусах.

– Чего смотришь брат? Бери, душа моя, какая приглянулась. – Улыбнулся ему наставник, приподнялся и каждую женщину похлопал по бедрам: – Нормальные телки. При твоем недельном воздержании, голубь, самое оно. – И заметив, что его гость продолжает раздумывать, подпихнув к нему самую полненькую из троицы: – Смотри, обрат, какая пышечка, засунь ей по самую душу, а я пока побалуюсь с этими двумя. Потом можем махнуться – И, взяв оставшихся дам за руки, потянул к постели.

****

За утренним кофе, кроме Юлика и Кристины, собрались все члены семейства Голенева и грузинские гости. Ира сразу поняла по взглядам Нино и Леонида, что со вчерашнего дня в их отношениях произошли серьезные перемены. Оставив это наблюдение при себе, она спросила Олега, когда вернулся Юлик?

– В восемь утра наш мэр уже был в постели.

– А кто его кормил завтраком?

– Не знаю. Когда я вышел в столовую, ни Кристины, ни Юлика здесь уже не было.

Лена проснулась раньше и приход молодого мэра застала:

– Кристина ждала у порога, как подобает рыбачке, ждать милого у моря. Они и накормила.

– И похоже, не только завтраком. – Добавил Леня и подмигнул Нино.

Резо, для которого немой разговор дочери с молодым человеком остался незамеченным, Леню пристыдил:

– Зачем, дорогой, акцентировать. Все и так все поняли. И пусть им будет хорошо.

Леонид решил не продолжать дискуссию, а обратился к Олегу:

– Отец, как ты думаешь, где у нас можно купить детские квадрациклы с настоящим бензиновым движком? Те, что в Англии называются ATV.

– Естественно, в магазине господина Голенева. – Раньше отца нашелся Саша.

– Наверное, сынок. Но чем там торгуют я, естественно, не знаю. Можешь спросить у Отто Максовича. Он-то знает все.

– Хорошо, я так и сделаю. Но ты ему позвони, чтобы он нашел для меня минутку. Он дедушка занятой.

– Ну, спасибо, дорогие хозяева. Нам пора на рынок, а то мандарины завянут. – Улыбнулся Резо и поднялся. Нино поднялась за ним:

– Нам было у вас очень хорошо. Просто, как дома.

– Подождите, друзья. – Остановила их хозяйка: – Сколько у вас осталось этих мандарин?

– Пять ящиков, Елена Ивановна. – Ответил Резо: – Надеюсь сегодня. завтра мы с ними покончим.

– Сколько стоит килограмм?

– Тридцать рублей. Дешевле нам нет смысла. Слишком много расходов на дорогу.

– А сколько килограммов в ящике? – Продолжала допытываться женщина.

– Десять, или немного больше. А почему вы спрашиваете. Вам нужны мандарины, ящик ваш. Мы выберем для вас лучшие, кушайте на здоровье. При чем тут цена? Мы с друзей денег не берем.

– Резо, вы меня не поняли. Я работаю директором детского дома и с удовольствием куплю все ваши мандарины для своих детей. У нас есть для этого графа расхода.

– Это было бы для нас очень хорошо. Не пришлось бы торчать еще два дня на рынке.

Леня снова подмигнул Нино и обратился к хозяйке:

– Тетя Лена, но вы забыли поставить им условие.

– Какое еще условие? – Удивилась она.

– Бизнес, есть бизнес. Мы им делаем одолжение, покупая оптом и по розничной цене их цитрусы, а они делают нам одолжение и остаются еще погостить?

– Как я могла забыть?! – Рассмеялась Елена: – Конечно, только на таких условиях.

– Генацвале, мы бы с удовольствием. Но дома у меня еще две дочки и старуха мать. Им может не хватить денег, что мы с Нино оставили. Надо ехать.

Леонид не собирался сдаваться:

– Хорошо, условия смягчаются. Вы летите к родственникам, а ваша красавица на недельку остается у нас.

Резо смотрел на дочь, ожидая ее реакции. А Нино смотрела в опустевшую чашку с остатками кофе и молчала.

Ира пришла Леониду на помощь:

– Не беспокойтесь, Резо, вашего ребенка никто здесь в обиду не даст и на самолет посадят.

– Отец, я бы осталась. – Наконец, подала голос сама девушка. Резо быстро и горячо заговорил с дочкой по-грузински. Она ему так же горячо ответила. После чего он перешел на русский: