Текст книги "Схватка с Оборотнем"

Автор книги: Андрей Свердлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Из Рахова сообщили, что Ирена Биллинг зашла в кафе на окраине города.

Прошло полчаса. Миронов снова вызвал Рахов.

Оттуда ему сообщили, что девушка нервничает. Она заказала вторую чашку кофе, глядит на каждого входящего.

«Что это за шутки отмачивает Спиридонов?» – думал Миронов, постукивая пальцем по столу.

Время шло. Было около четырех. Ирена Биллинг по-прежнему сидела в кафе.

Миронов чувствовал, что устает от напряжения. Неожиданно позвонил городской телефон.

Сначала слышно было только дыхание человека, потом послышался взволнованный голос:

– Это гражданин майор?

– Да. А кто это?

– Это Ковач. Гражданин майор, скажите, если я помогу вам, суд это учтет?

– Безусловно, товарищ Ковач. Что случилось?

– Так я опять «товарищ»?

– Собственно, не знаю, – с досадой сказал Миронов. – Когда слушание вашего дела?

– Через три дня.

– Вот тогда и разберемся, гражданин вы или товарищ.

– Но… Вы поможете мне, если я вам помогу?

– Не торгуйтесь, говорите, в чем дело. Суд учтет ваше желание помочь нам.

– Я видел Спиридонова.

У Миронова запершило в горле.

– Где? Когда?

– Сегодня. Полчаса назад. Он шел по Комсомольской в гору. К окраине города.

– Полчаса назад?

– Да. Прошел турбазу и шел выше. Вы же знаете, что там…

– Спасибо.

Миронов повесил трубку, быстро набрал номер полковника и попросил, чтобы к окраине города, выходящей к чехословацкой границе, направили сотрудников, потом связался с пограничниками. И только после этого торопливо сбежал по ступеням лестницы.

* * *

С сотрудниками Миронов должен был встретиться у турбазы. Пройдя через центр, он стал подниматься по идущим в гору улицам. Они были застроены двух– и одноэтажными каменными домами, кое-где замощены плитой, кое-где асфальтом. Навстречу попадались туристы – молодые парни и девушки. А вот и трехэтажное здание турбазы. Рядом с ней автобус, и худенькая девушка громко объявляла что-то вновь прибывшим туристам.

Миронов подошел к турбазе и замедлил шаги; его догнал невысокий парень в тенниске:

– Ждем указаний, товарищ майор.

– Надо внимательно и осторожно, чтоб не спугнуть его, осмотреть все, где он может притаиться.

– Думаете, будет переходить границу?

– Обязательно.

– Мы свяжемся с капитаном Косач. Он оповещен.

– Хорошо. Где мы с вами встретимся?

– В двадцать один двадцать у крайнего дома в стогу, товарищ майор, – сказал парень в тенниске. – Там много стогов. Но вы будьте около того, что рядом с ясенем. А пока мы тут все осмотрим.

– Договорились, – кивнул Миронов и не спеша направился по дороге в сторону границы.

Дорогу обрамляли кусты. А чуть-чуть в стороне от нее белели среди садов домики. Миронов дошел до конца улицы. За последним домом начинался перевал. Отсюда неплохо были видны дома недалекого селения. Это была уже Словакия. Миронов огляделся. Одинокие деревья стояли далеко друг от друга. На значительном расстоянии расположились стога. Миронов увидел тот стог, о котором говорил сотрудник. Он был дальше других, у ясеня. В тридцати метрах от него находился последний дом. Отметив место, майор повернул обратно. Он старался идти у самых кустов, чтобы не быть замеченным из окон. Навстречу ему не спеша шли двое туристов: мужчины средних лет в пестрых рубашках и джинсах.

– Браток, – остановил Миронова один из них, с рыжей шевелюрой. – Ты не слыхал, где здесь тетушка Моника живет?

– Не слыхал, а что? – ответил Миронов.

– Она, говорят, вино продает, – пояснил турист.

Миронов секунду подумал и сказал:

– Я с вами!

– Ну, айда! – пригласил рыжий и энергично тряхнул шевелюрой. – Вроде на этой улице. В последней хате. Где тут последняя?

– Это я знаю, – сказал Миронов и повел их к домику у ясеня.

На их стук вышла пожилая женщина. Она проговорила что-то по-мадьярски и оглядела гостей.

– Выпить нам! – пояснил турист и показал, как они это будут делать.

Женщина заулыбалась.

– Рубель литр, – с трудом проговорила она.

– Порядок, – согласился гость. – И поесть. – В качестве пояснения он с ожесточением заклацал зубами.

Хозяйка засмеялась и повела их в сад. Там, в окружении абрикосовых деревьев, стоял дощатый стол и лавочки с крутыми спинками, которые обычно стоят в скверах и парках.

Через несколько минут хозяйка поставила перед ними три высоких литровых бутылки, видимо, старинных, четырехугольных, с узкими длинными горлышками, и три стакана. Затем принесла вишни, редиску и что-то еще.

Оба спутника Миронова немедленно приступили к делу. Бутылки были раскрыты, вино разлили по стаканам.

– Со знакомством.

Миронов подчинился. Выпили. Вино было терпкое, кислое и хорошо утоляло жажду. Рыжеволосый завязал разговор:

– Откуда, братец?

– Из Киева, – ответил Миронов…

– А мы из Курска. Слыхал?

– Слыхал.

– Город знаешь какой, – ораторствовал собеседник, – еще в летописи поминался!

Миронов размышлял о том, что так даже лучше, что он здесь с компанией. Туристы не могли вызвать никаких подозрений, да и расположение дома ему нравилось. Отсюда было удобно наблюдать за окрестностями. И он старался принимать участие в беседе. Приходили новые посетители. Несколько парней присоединились и к ним. Они оказались тоже туристами. Немедленно стали выяснять, кто из какого города.

Многие из посетителей быстро уходили, унося бутылки с собой.

«Да это частный кабачок, – думал майор. – Интересно, знают ли местные товарищи о нем».

За их столом заменили пустые бутылки. Разговор стал оживленным, кто-то запел: «Забота у нас простая, забота наша такая…» Все подхватили.

Наконец начало смеркаться. Миронов посмотрел на часы: было без пятнадцати девять. Из дома вышел мужчина и направился к калитке. Миронов насторожился. В его профиле было что-то знакомое: чуть выдавшаяся челюсть, прямой нос, белокурая прядь. Он?…

Хозяйка, угодливо забегая сбоку и отгоняя лаявшего пса, провожала гостя. У калитки человек остановился, что-то сказал женщине и оглянулся на сидящих в саду. Миронов отвел глаза. Он узнал Спиридонова. Через секунду у калитки уже никого не было, а хозяйка возвращалась к дому.

Миронов положил на стол два рубля и, не слушая уговоров курян, направился к калитке. За калиткой никого не было. Безлюдной была и дорога к перевалу. Да и не пойдет туда Спиридонов, пока еще светло. Миронов посмотрел в сторону стога, где он должен был встретиться с местными сотрудниками. У стога сидели трое и, как видно, выпивали. Рядом с ними возвышалась бутылка.

– Дьявол! – проворчал Миронов. – Сотрудникам придется разгонять пьяных. А они, конечно, заартачатся. – Он еще раз взглянул в сторону компании и различил среди них того парня, что подходил к нему около турбазы. У него сразу отлегло от сердца. «Молодцы ребята! Хорошо придумали. Но где все-таки Спиридонов?»

Миронов обошел сад тетушки Моники. Из сада неслись крики, песни. И вдруг из кустов вышел человек, прошел мимо него и повернул за угол ограды. Только тогда Миронов понял, что это Спиридонов. Он повернулся, но человек уже скрылся за поворотом. Миронов кинулся следом. Спиридонов стучал в калитку тетушки Моники. Но, увидев Миронова, повернулся к нему спиной и быстро зашагал вниз к городу. Миронов взглянул на сотрудников, но те, сблизив головы, о чем-то разговаривали. Тогда он поспешил за Спиридоновым, но тот уже скрылся за кустами. Миронов знал, что он где-то здесь, на небольшом пространстве между садом тетушки Моники и другими домами, в редком кустарнике среди тополей. Миронов вынул пистолет. Он шел осторожно в сгущающихся сумерках. Невдалеке показалась компания туристов. А из-за дерева навстречу ему вышел Спиридонов. Миронов поднял пистолет. Спиридонов остановился, вскинул руки:

– Сдаюсь, гражданин чекист.

Миронов опустил пистолет.

– Выверните карманы.

Спиридонов полез в карманы. Вывернул сначала один, потом второй. И вдруг… сильный удар. Миронов упал. Но тут же вскочил. Его пистолет был вышиблен новым ударом, и они, сцепившись, покатились по траве.

Кто-то закричал, и скоро их оторвали друг от друга. Вокруг толпились посетители тетушки Моники.

– Ты как смел? – кричал новый знакомый Миронова, напирая на Спиридонова. – Это кореш мой! Понял? Нет?

– Гляди – пушка! – крикнул кто-то.

Миронов рванулся было к Спиридонову, но в него уже вцепились:

– Стой! Ты кто такой будешь?

Стараясь освободиться, Миронов вытащил из кармана брюк удостоверение. Двое немедленно склонились над ним, читая. Миронов отстранил их и увидел, что Спиридонов исчез.

– Где он?! – крикнул Миронов, чувствуя страшную ярость. Что они наделали, эти гуляки!

– Да он туда вроде побежал, – растерянно сказал один.

Миронов бросился к полю. Было темно. Сзади бежала вся компания. Миронов повернул к стогу. Сотрудники были там. Еще издали Миронов крикнул:

– Он здесь! – Отдышавшись, сказал спокойнее: – Я только что имел с ним дело, вот эти помешали, – кивнул он на подбежавших туристов. – Вы, – обратился он к парню в тенниске, – немедленно пойдите к тетушке Монике. Вам, – он обернулся ко второму, – взять этих людей и обыскать все вокруг.

Два часа оперативная группа вместе с подоспевшими пограничниками обыскивала местность, обходили каждое дерево и каждый куст.

Подошел чехословацкий офицер, представился Миронову, сказал, что на их стороне приняты меры к задержанию перебежчика.

«Куда он мог пойти?» – терялся в догадках Миронов. И вдруг вспомнил.

– Вызови управление, – приказал он сотруднику с рацией. Через секунду управление откликнулось.

– Что с Раховом? – спросил он. – Вернулась оперативная группа?

– Вернулась, товарищ майор. Сейчас с вами поговорит «сто восьмой».

Послышалась напевная речь Яковенко.

– Я – «сто восьмой», я – «сто восьмой». Рапортую. Девушка безрезультатно просидела в кафе три часа, потом встала и пошла к автобусу. Мы провожали ее до города. Сейчас она доставлена к нам. Заявляет, что разговора, о котором сообщил вам мальчик, не было. К ней звонил один знакомый и сказал, что их общий друг просит предупредить, что завтра с утра до пяти дня будет ждать ее в кафе в Рахове. Она и поехала.

– Ясно, – сказал Миронов. – «Сто восьмой», слушайте внимательно. Необходимо проверить наблюдение за квартирой Биллинг и квартирой друга Спиридонова, который ей с утра звонил.

– «Сто третий», «сто третий», вас понял.

Поиски продолжались. Все население окрестных домов было взбудоражено. Приходили какие-то люди. Пограничники их опрашивали. Оказалось, что не менее десяти человек только что видели подозрительную личность.

По сумеречному полю ходили пограничники и добровольные помощники. Осматривали кусты, трещали хворостом…

Миронов ждал.

Наконец радист тронул его за плечо. Вызывало управление.

– «Сто третий», «сто третий», кончайте операцию. Задача выполнена.

В управление Миронова уже ждал Яковенко. В ответ на вопрошающий взгляд майора он улыбнулся:

– Взяли, Андрей Иванович.

– Где? У Биллингов? – спросил Миронов. – Или у их друга?

Яковенко засмеялся:

– Ни там, ни там. Сейчас расскажу.

Они прошли в его кабинет и сели.

– Детектив по всем правилам, Андрей Иванович, – начал Яковенко, – с неожиданностями. Ход вашей мысли был логичен. Конечно, после того как его спугнули у границы, он должен был броситься к кому-то и переждать. Но к кому? После вашей команды мы уже собрались к Биллингам и зубному врачу – этот человек, по словам Ирены, звонил к ней, – как вдруг звонок. Я беру трубку и слышу захлебывающийся голос: «Он идет меня убивать!» Это наш знакомец Ковач. Я говорю: «С чего вы взяли?» А Ковач кричит: «Он идет по нашей улице, я вижу его из окна!» Посылаю туда ребят, а сам прошу, чтобы Ковач продолжал репортаж. Тот полумертвым от страха голосом сообщает, что звонят к нему в дверь. И на этом разговор кончается. Через минуту наши ребята сообщили, что Спиридонова взяли. Действительно, Спиридонов явился к Ковачу. Видно, в панике ему изменили умственные способности.

– Как он выглядел?

– Возбужден, но внешне спокоен.

– Хорошо. Ведите его сюда.

Яковенко позвонил. Через несколько минут раздались шаги, и в комнату вошел Спиридонов. Одежда его была в беспорядке, видно, от схватки с Мироновым. Часть воротника он потерял.

– Садитесь, – сказал Яковенко. – Начнем, Андрей Иванович?

Миронов кивнул.

– Давайте с самого начала, – он обратился к Спиридонову. – Рассказывайте как на духу.

Спиридонов глянул на Миронова:

– С чего начинать?

– У вас в армейских анкетах написано, что происхождения вы пролетарского, отец хлебопек. А на самом деле?

– И на самом деле почти так, – сказал Спиридонов. – Отец мой был священник, но когда в селе закрыли церковь, мы переселились в город. Я поступил учиться. А отец в ту пору уже выпекал хлеб, я и стал писать в анкетах, что являюсь сыном хлебопека. Ни отец, ни я не были антисоветчиками. Отец по натуре был русским националистом. Он не выносил представителей других народов, так как считал, что в тяжкий момент они предадут Россию, и потому он приветствовал любую сильную власть. Я все это усвоил. Я вступил в пионеры. Вступил искренне. Отец считал, что я всегда должен быть на службе России. Я так и делал. К началу войны – я уже второй год был в армии – окончил школу младших командиров, получал награды по службе. Собирался поступать в офицерское училище. И тут война. Мы дрались в Молдавии, и дрались хорошо. Я не был трусом и уже командовал эскадроном. Но немцам удалось отрезать нашу часть. Мой эскадрон оказался в окружении. Пока были патроны, мы дрались, а потом я оказался в плену. Дальше три года страшной жизни, освобождение…

– Минутку. Умалчивать не стоит. Что было в Львовском спецлагере?

Спиридонов съежился:

– Так вот что вас интересует?

– И попрошу подробнее.

Спиридонов закурил.

– В спецлагерь я попал за попытку к бегству, – начал он, – хотя этому вы едва ли поверите. Я не хотел служить немцам рабочей скотиной. Они не кормили нас, а на работы гоняли. Я сбежал, меня поймали, избили и перегнали в Львовский спецлагерь. Для пленных это был ад – мучили, убивали… На третий год моего пребывания в лагере появился один человек. Он вел себя независимо, и поэтому нравился мне. Скоро он это заметил.

– Это был полковник Соколов?

Спиридонов помрачнел.

– Да, – сказал он. – Полковник РОА Соколов. Он вызвал меня на беседу, узнал, что я сын священника, и вскоре завербовал меня. Однако Красная армия была уже на подходе. Готовилась эвакуация. Мне был организован побег. На прощанье Соколов сказал: «На этот раз, может быть, наша карта бита. Но через несколько лет все повторится: и война и все прочее. Мы тогда понадобимся. Ждите и готовьтесь!» Мы расстались. Я совершил побег. Он был, конечно, подстроен. Я укрылся у лесника, но тот хотел меня выдать оуновцам, и пришлось его убить. Наконец пришли наши.

Яковенко и Миронов переглянулись.

– Верьте не верьте, – нахмурился Спиридонов, – я их считал нашими, своими.

– И собирались работать на абвер, против них! – сказал Миронов.

– Я вышел к танкистам. Меня приняли в часть. Потом прошел контрольную проверку. Данных не доверять мне не было. И я оказался рядовым в танковых частях. Войну кончил под Прагой. Кстати, сам принимал участие в ликвидации власовских частей и все ждал: не попадется ли Соколов. Не попался!

– А если бы попался?

– Поучил бы его жить, как он меня учил… В то время казалось, что он был не прав.

– Только в то время?

Спиридонов раздраженно дернул головой и замолчал.

– Продолжайте, – сказал Миронов.

– Я устал, – ответил Спиридонов, – не лучше ли завтра?

– Что ж, так и сделаем. Но последний вопрос: где сейчас Дорохов?

Спиридонов недоумевающе вытаращил глаза.

– Кто?

– Вы не слышали этой фамилии?

– Нет, вы тут что-то путаете.

– Идите, – сказал Миронов.

Спиридонова увели.

– Какое у вас впечатление? – спросил Яковенко.

– Хитер и неглуп. Будет говорить правду, если ему сказать, что нам все известно.

– Андрей Иванович, передохните до утра, – посоветовал Яковенко, вглядываясь в усталое лицо майора. – А завтра приступим со свежими силами.

Миронов не спеша направился к гостинице. Сквозь усталость медленно пробивались мысли. Несмотря на ряд ошибок, операция выполнена. Спиридонов взят. Похоже, Соколов под другой фамилией не известен Спиридонову. Это неважно. Завтра он все скажет. А майор Яковенко хороший парень. Умный, исполнительный, тактичный.

…Утром, едва переступив порог кабинета Яковенко, Миронов сказал:

– Я вот о чем думаю, Прокопий Семенович: зачем меня мальчик обманул?

– Биллинг? – Яковенко задумался. – Кто его знает. Может быть, Спиридонов настроил его против нас, может быть, это семейное… Эти Биллинги могут нас не любить, они же бывшие домовладельцы. Советская власть их многого лишила.

– Но зачем он врал, что Спиридонов приходил и говорил с сестрой?

– Да, похоже, по чьей-то указке. Кто-то через него добивался большей достоверности того, что Спиридонов будет ждать в Рахове.

– Или наоборот. Я остался в городе именно потому, что решил: раз Спиридонов заходил, значит, из города он не уедет. Тут переходить границу легче, чем где-либо.

Через полчаса привели Спиридонова.

– Как вы жили после войны? – спросил его Миронов.

– После войны я объездил чуть не всю страну. Работал в культпросвете, в кинофикации. Потом перешел в торговлю.

– Почему вы так часто меняли места? Была какая-нибудь опасность?

– Какая опасность? Я ничего дурного не делал. Но никак не мог найти своего места в жизни. Не получалось. Кроме того, я обладаю натурой беспокойной и не особенно склонен задумываться об источниках дохода. Поэтому время от времени возникали неприятности финансового характера. Однако к суду ни разу привлечен не был и финансовых недоимок за мной не числится. В конце пятидесятых годов случайно оказался здесь. Мне эти места очень понравились. Понравилась светскость местного общества – такой архаизм, и я решил сюда перебраться. Вот, собственно, и вся моя одиссея.

– Будто бы? – усмехнулся Яковенко.

– А вы о чем? – невинно спросил Спиридонов. – О чулках? Так это все придумал Ковач. Здесь люди очень способны ко всяким комбинациям.

– Ковач утверждает, что принцип чулочного синдиката развили перед ним вы.

– Может быть, и я, – согласился Спиридонов, – нужны были деньги. Здесь, знаете, жизнь настолько интенсивна, что всегда нужны деньги.

– Каким же образом вы их добывали?

– С помощью внеплановых чулок. У меня были комиссионеры – нужно будет, я назову их фамилии, – они распродавали чулки. От тех, кто их продавал, до тех, кто это организовывал, все получали свою долю, свой процент… Это был мой основной источник доходов. Кроме того, был знаком с теми, кто привозил разные товары от родственников из-за границы. Это тоже шло через меня. Зарабатывал комиссионные.

– При обыске у вас обнаружили восемь тысяч долларов, – сказал Яковенко. – Это вы тоже получили в результате таких вот махинаций?

– Конечно, – кивнул Спиридонов.

– Когда вы снова встретились с Соколовым? – спросил Миронов.

Спиридонов резко вскинул голову.

– С кем?

– Говорите правду, – предупредил Миронов.

– Что? Вы считаете меня шпионом? Я никого не видел! Никаких Соколовых!

– Давайте по существу! – приказал Миронов. – Как вы связались с Соколовым?

Спиридонов секунду молчал.

– Я на чужую разведку не работал.

– Скажите, какой был смысл вмешивать в ваши дела Ирену Биллинг? – спросил Яковенко.

– Я позвонил из Берегова знакомому дантисту и попросил, чтобы он, не называя моего имени, предупредил Ирену, что я ее буду до пяти дня ждать в кафе в Рахове. Он передал. И все. Это я сделал нарочно, знал, что вы будете за ней следить…

– Откуда вы знали? С кем поддерживали связь?

– Да ни с кем особенно. Я позвонил дантисту, он сообщил мне, что вызывали на допрос Ковачей и Ирену. Значит, решил я, вы поставлены в известность о моих личных делах. Поэтому я и захотел отвлечь вас. Сам я решил перейти в Словакию в городе – мне казалось, что именно здесь меня не ждут, – добраться до Остравы. Там всегда полно австрийцев, их машины даже не осматривают на контрольно-пропускном пункте, дать кому-нибудь из них пятьсот – тысячу долларов, и я уже на Западе. Они бы провезли меня в багажнике или как-нибудь еще до Вены или Зальцбурга. Вот мой план. Вы его разгадали.

– Почему же вы действовали так неосторожно, – спросил Яковенко, – оказались в городе еще засветло?

– Я по натуре нетерпелив. Опасность понимал, но не выдержал. К тому же не у кого было укрыться надолго. Как только приютивший меня человек в Берегове почувствовал что то неладное, он сразу попросил меня уйти. Я тут прожил пять лет, но друзей, кроме Ирены и ее братишки, не приобрел. На плаху сейчас ради дружбы не ложатся…

– Вы были в Крайске последние годы? – спросил Миронов.

– Нет, – сразу поднял голову Спиридонов, – что мне там делать?

Миронов недаром спросил об этом. Среди книг Спиридонова одна заинтересовала его. Это была «Партизаны Крайщины», изданная Крайским облиздатом два года назад. Она особенно выделялась среди старых фолиантов библиотеки Спиридонова.

– Неправда! Вы были в Крайске два года назад.

Спиридонов молчал. И молчал довольно долго.

– Ну, ладно, – наконец произнес он, – был, и что?

– Виделись с Дороховым?

– Я уже сказал, что не слышал этой фамилии!

– Он сам вас вызвал туда? Или вы встретились с ним случайно?

– С кем?

– С полковником Соколовым.

Спиридонов побледнел и опять долго молчал, потом вздохнул и сказал:

– Хорошо. Соколов нашел меня и вызвал в Крайск действительно два года назад. Вызвал письмом. С его стороны это было самонадеянностью, я мог и не откликнуться; кроме того, мог сменить место жительства, сменить паспорт. Но он, видно, хорошо знал меня. Я приехал. Зачем? Сам не знаю. Но к тому времени бессмысленная жизнь мне надоела…

– И вы решили придать ей смысл, участвуя в шпионаже против своей страны? – спросил Миронов.

Спиридонов нахмурился.

– Ладно. Моя песенка спета. Я вам все скажу. Я даже был рад связаться с Соколовым. Я хотел что-то делать. Делать что-то опасное. Понимаете?

– Где и как вас встретил Соколов?

– Он встретился со мной в парке, у фонтана. Мы говорили с ним полчаса. Он вручил мне десять тысяч долларов и приказал выяснить точные цифры грузооборота на пограничных станциях, узнать размещение крупных заводов, установить связь с военпредами и сказал, куда и каким образом посылать сведения.

– Куда же?

– В Москву, на Главпочтамт, некоему Викентьеву Виктору Владимировичу. Дал шифр.

– Какой?

Спиридонов долго набрасывал на бумаге цифры и буквы.

Миронов взял у него лист, сложил его и опустил в карман.

– Виделись ли вы еще с Соколовым?

– Нет, ни разу. И даже после этого ни разу не писал ему. К тому же и сведения, которые я доставал, были не очень достоверными. Два раза я получал указания, написанные тем же шифром. Из Москвы. В одном рекомендовалось выяснить наличие аэродромов на территории Закарпатья, их технические данные, пропускную способность. Этого я сделать не сумел. Второй запрос касался железных дорог, и опять требовались их пропускные возможности. На этот вопрос я ответил. У меня было много знакомых железнодорожников. Я старался черпать сведения из их разговоров с военпредами. С последними познакомиться не удалось. Я, правда, не терял надежды.

– Сколько времени прошло с момента вашего последнего донесения в Москву?

– Месяцев пять.

– Больше запросов не было?

– Нет.

– И от Соколова вы с тех пор ничего не получали?

– Ничего.

– Знаете ли вы, под какой фамилией скрывался Соколов?

– Понятия не имею. Он не назывался. Передал указания, похвалил за то, что приехал, вручил шифр и деньги – и все.

– Почему вы оказались в квартире Ковачей после встречи с товарищем майором? – кивнув на Миронова, спросил Яковенко.

– У меня не было другого выхода. Я должен был дождаться темноты и после этого сменить маршрут. Не за границу, а на восток. Потому что Закарпатье стало для меня ловушкой. Это я сознавал. Меня ждут теперь именно на границах. Я не успел все обдумать. Инстинктивно я остерегся идти к Биллингам. Там вы должны были меня ждать. К дантисту тоже не мог. Это друг до первой неприятности. Я еще поражаюсь, как он выполнил поручение насчет Рахова. Я думал только об одном: надо найти машину. Поэтому я и кинулся к Ковачам. Ведь даже машину им когда-то достал я. И когда я позвонил им, на лестнице меня взяли ваши люди.

– Пожалуй, на сегодня кончим… – сказал Миронов. – Мне кажется, его надо пока передать ОБХСС, чтобы они выяснили подробности об их подпольном синдикате.

Яковенко согласился.

И Миронов засел за депешу для Крайска и Москвы.

Вскоре была получена телеграмма. Требовали, чтобы Миронов немедленно вылетел в Крайск. Он попрощался с закарпатскими товарищами, обнял майора Яковенко, с которым успел подружиться, и выехал на аэродром. Через несколько часов Миронов был в Крайске.

* * *

Валера Бутенко каждую среду и пятницу ездил во Дворец пионеров в шахматный кружок. Успехи его были средними. Он не очень-то быстро оценивал позицию, и его часы всегда показывали большее время, чем у противника. Но Валерке нравился шахматный кружок. Нравилось, как и другим ребятам, наблюдать, когда Миша разгадывает какую-нибудь очередную шахматную задачу. Была, правда, еще одна причина, по которой он любил посещать кружок. Туда ходила замечательная девчонка Таня Семичева. Она и в шахматах разбиралась, и столько всего знала, что Валерка даже стеснялся показывать ей свое невежество. Вот и в этот раз, когда они вышли из Дворца пионеров, Валерка помалкивал, ожидая, что Таня, как обычно, начнет что-нибудь рассказывать. Но Таня молчала и, прикусив губу, смотрела под ноги.

Молча они дошли до угла. Валерка думал, что Таня проводит его до автовокзала – она всегда это делала, – но Таня остановилась:

– Ты не сердись, Валер, я домой пойду.

– Иди, конечно, – обиженно сказал Валерка, – разве ты обязана провожать меня… Пожалуйста…

Таня кивнула ему и побрела по улице. Валерка зло посмотрел ей вслед, и вдруг ему стало так жалко себя… Димка погиб, майор Миронов куда-то уехал, матери с отцом не до него… Они целый день на работе, приходят такие усталые, что с ними по-человечески и не поговоришь. Валерка вздохнул и побрел к автовокзалу. Но ему было так грустно и обидно, что Таня не проводила его, что он не выдержал и обернулся. Таня стояла под фонарем. Свет падал на ее ссутуленную спину в желтом плаще. Что такое с ней?…

Валерке захотелось подойти и спросить ее, что случилось, но потом обида остановила его. Сама не захотела проводить, ну и пусть себе гуляет одна! Но Таня все стояла, и ее тоненькая фигурка в плаще казалась такой бесприютной, что жалость подтолкнула Валерку, и он подошел.

– Ты чего? – спросил он. – Тебе же домой надо!

– А ты чего? – ответила она сердито. – У тебя ж автобус отойдет, а до другого час целый.

– И пусть идет.

Она не ответила и медленно пошла по тротуару. Он немного подумал, обиделся еще больше, но догнал ее и, сопя, пошел рядом.

Вокруг них желтоватым светом осени отливали кроны лип, торопились куда-то нечастые прохожие, а Валерка злился, не зная, что делать. Ему казалось, что он навязался Тане в провожатые.

Неожиданно она спросила:

– Скажи, взрослые всегда правы?

– Сказала! – обрадовался он случаю излить злость. – Если б они всегда правы были, разве бы такое было! Вот дядя Костя…

И он рассказал Тане о том, о чем никому не рассказывал: о дяде Косте, его смерти, о своем дружке Димке и его гибели.

Сначала Таня слушала невнимательно, но потом не спускала глаз с Валерки.

– Какой он смелый, Дима твой! – сказала она, останавливаясь. – А я вот трусливая… Трусливая!

– Да что ты! Ты тоже смелая.

– Не смелая, – заплакала Таня, – я не по-пионерски поступаю…

Растерянный Валерка пытался ее утешить. Но Таня плакала навзрыд, и Валерка испугался. Он чувствовал, что у Тани неладно дома. Но что же он мог сделать? И Валерка только дергал ее за руку и повторял:

– Ну чего ты, Тань! Тань! Ну, все хорошо будет, вот увидишь!

Наконец Таня успокоилась и стала рассказывать ему о том, что мучает ее. Между мамой и отцом конфликт. Есть у мамы сестра Софья Васильевна. Она кажется сердитой, а на самом деле добрая. У нее несколько месяцев назад утонул муж. Мама очень любит сестру, а отец не любит тетю Соню. И еще больше он не любил ее мужа. Из-за этого мама с папой и раньше часто ругалась. Недавно к маме приходил человек и все выспрашивал про тетю Соню и ее мужа, но мама ему ничего не сказала. Да и сказать-то нечего. Мама о своей старшей сестре очень высокого мнения. Тетя Соня ее выходила и спасла во время оккупации. А недавно пришло на имя мамы письмо. Когда она его вскрыла, там было второе письмо, и на нем написано: «Прошу передать лично Софье Васильевне Дороховой». Мама хотела отнести письмо тете Соне, но папа начал ругаться и сказал, что он «из-за этой шизофренички может испортить репутацию». Мама спорила с ним, даже плакала, но папа взял письмо и не разрешил его отнести. И вот уже третий день в доме житья нет. Мама плачет, отец кричит. А сегодня утром он отдал письмо Тане и сказал так, чтобы мама не слышала: «Если не хочешь, чтоб всем было плохо, отнеси это письмо в милицию». Таня согласилась, но потом вспомнила мамины слезы и теперь не знает, что делать. Конечно, папа прав, наверно, это письмо надо сдать в милицию. Но маме это доставит такое горе… Короче, Таня совсем не знает, что ей делать.

Валерка стоял ошеломленный. Какой-то гад пишет письма, от кого-то что-то скрывает, а из-за него Танины папа с мамой ругаются, Таня плачет!.. Что делать? Но тут Валерка вспомнил: ведь записал его в шахматный клуб майор Миронов, он же сказал, чтобы Валерка подружился с Таней, потому что она очень хорошая девочка… Надо пойти к нему.

Они сели на троллейбус и поехали к зданию КГБ. Таня молчала, Валерка был полон решимости. Он знал, что поступает правильно, но понимал, что Тане сейчас не слишком-то легко. Он тронул Таню за рукав.

– Ты только сразу скажи ему. Он поможет.

* * *

Утром Миронов прибыл в Крайск и сразу же поехал в управление. После бурных приветствий Луганов повел его к полковнику.

– Сначала ты нам свои новости выложи, а мы тебе тоже кое-что расскажем.

Скворецкий поднялся им навстречу.

– Загорел, – сказал он, – видно, поменьше нас время в кабинетах проводил.

– Где уж нам! – смеясь, ответил Миронов, пожимая руку полковнику. – Меня вот Василий напугал: успехи у вас тут большие.

– А вот послушаем тебя и расскажем. Излагай, что там у вас.

– Спиридонов, товарищи, навел меня на некоторые мысли, – рассказывал Миронов. – Во-первых, люди, которых использует Оборотень, – это случайные личности. В основном он опирается на тех, кого завербовал еще в лагере. Ярцев или тот же Спиридонов. И оба они – Ярцев в последнее время меньше – занимались темными делишками, что, конечно, исключено для профессионалов-разведчиков. Спиридонов создал целый подпольный синдикат. И это рано или поздно стало бы известно ОБХСС. По-видимому, положение Оборотня было очень затруднительным, раз он воспользовался помощью таких людей. Теперь, что за личность Спиридонов. Это человек морально опустошенный, давно ни во что и ни в кого не верящий, поддавшийся в годы войны обещаниям полковника Соколова обеспечить ему после свершения ряда диверсионных актов в тылу райскую жизнь на Западе. Наступление войск Первого Украинского фронта сорвало его переброску в наш тыл, он был оставлен в лагере, а потом инсценировали его побег. Пленных перебили, и он был уверен, что о его прошлом не знает ни одна душа.