Текст книги "Последний рейдер"

Автор книги: Андрей Шевченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Наконец он почувствовал себя настолько хорошо, что смог мыслить логически. Его могли арестовать за эти микрокопии либо за дурацкий минерал. Впрочем, есть слабая надежда, что Васька упер часы у какого-нибудь влиятельного лица, а их проследили. В таком случае, он, конечно, отвертится, но шансы, что дело обстоит именно так, слишком мизерны. Александр принялся продумывать линию защиты, когда дверь с лязгом отворилась и вошли двое охранников. Один вошел внутрь без оружия, чтобы заключенный не мог отнять его у конвойного, а второй остался в дверях, держа бластер на изготовку.

«Поставлен на полное рассеивание, шансов никаких», – автоматически отметил Александр.

Это было правдой: луч, поставленный на полное рассеивание и максимальную мощность, расходился под углом в девяносто градусов от конца ствола и зажаривал жертву с головы до пят, если она не была огнедышащей саламандрой. Александр саламандрой не был, а потому спокойно вышел из камеры вслед за конвойным. Его долго вели длинными коридорами, и наконец тюремщики остановились возле комнаты, где переднюю стену заменяла частая и мощная решетка с дверью. Внутри находился сиссианин, куривший довольно вонючую сигару, зато одетый так, словно только что прибыл с великосветского приема. Александр отметил, что одно не вяжется с другим и, будто подтверждая это умозаключение, сиссианин закашлялся и со сдавленным проклятием швырнул сигару в мини-конвертер. Затем, стряхнув невидимую пылинку с рукава, обернулся и велел ввести заключенного. Он молча смотрел, как Александр вошел и сел на привинченную скамью, достал из кармана информационный кристалл и, вставив его в прорезь приемника, заговорил:

– Я вижу, что вы уже оправились от действия наркотика. Ну это и неудивительно при ваших-то талантах. Я – полковник Мадрат. Кстати, назначен дознавателем по вашему делу.

– Это совсем некстати, – пробурчал Александр. – А что, на меня уже завели дело?

– Завели, и объем его растет с каждой минутой.

– Приятно, когда к тебе проявляют такое внимание. Так это по вашему приказу мне устроили «промывание»?

– Вообще-то вопросы здесь должен задавать я! – Мадрат улыбнулся неискренней улыбкой. – Но я вам отвечу: «промывание» – это обязательная процедура. А я вступаю в дело только сейчас.

– Ага, значит, за все последующие пакости, которые на мне будут испытывать, я должен благодарить вас?

– Нет, скорее себя, если откажетесь с нами сотрудничать. Но я уверен, что вы не настолько неблагоразумны.

– Смотря что вы понимаете под сотрудничеством.

– Ваш друг Зеевиц (при этих словах Александр скривился) состряпал на вас такое дело, что вы можете загреметь пожизненно на Сен-Луис или на Корфу. Впрочем, «пожизненно» можно опустить, поскольку ни один заключенный еще не вернулся оттуда. Ну хорошо, будем считать, с предисловием покончено. Сейчас я вам расскажу, ЧТО нам известно, а вы дополните, хорошо?

Александр не стал давать опрометчивых обещаний. Мадрат начал:

– Итак, вы получили посылку от некоего Василия Кобрина, в которой находилась коробка с неизвестным минералом и письмом с просьбой выслать характеристики оного. Между прочим, вы знали, что экспедиция, где работал Кобрин, привезла секретный материал?

«Он что, за дурака меня держит?» – подумал Александр и ответил:

– Не понимаю, о чем идет речь.

– А вы не догадывались, что присланный минерал может быть украден?

– Нет.

– Ладно, пока оставим это. Скажите-ка, Морозов, откуда у вас такие часы? Ведь это же древняя работа, а не какая-нибудь штамповка.

– Я их привез с фронта. Трофей.

Задумчиво покачав головой, полковник Мадрат нашел в деле место, где говорилось, что часы за номером тысяча триста шестьдесят пять и серии С-13А принадлежали триста лет назад богатой семье Пранков и исчезли из виду в то же время.

«Жаль, – подумал Мадрат, – никаких следов. КОПовцы неплохо поработали: с одной стороны, известна история этих часов, с другой – ничем не докажешь, что Морозов не привез их с фронта».

– Та-ак, – протянул он, – а для чего вам понадобилось разбирать столь дорогие часы, и не один раз, а по меньшей мере дважды?

– Мне показалось, что они барахлят, и я решил посмотреть, что с ними случилось. А во второй раз, – Александр издевательски улыбнулся, – я вставил новые батарейки.

Мадрат нахмурился.

– Зачем вам понадобилось выводить из строя свою мыслекамеру? На записи видно, как вы это делаете.

– Так вы везде понатыкали багов? Честное слово, очень нехорошо с вашей стороны. Видите ли, у меня была микрокопия, принадлежащая профессору Аллигану с записью нашего совместного труда над одной небольшой проблемкой. Мне был нужен момент из этой записи. Я хотел использовать свою мыслекамеру для чтения микрокопий профа, но только испортил ее и пришлось идти за профессорской.

– Что вы дурака корчите! – вскипел Мадрат. – Я прекрасно знаю, что на чужой мыслекамере практически невозможно воспроизвести свои микрокопии. И наоборот.

– Да будет вам известно, что резонаторы частот наших мыслекамер отличались всего на несколько ангстрем, и небольшое дополнение к резонатору давало желаемый эффект. Поэтому я и решил попробовать, а у меня не получилось. Но за подобное деяние максимальное наказание – это вычет из зарплаты стоимости оборудования. А меня вдруг упекли в тюрьму, да еще и проволокли в наручниках по всему зданию. Знаете, несмотря на всю бесполезность этого мероприятия, я все же подам на вас в суд. Моральный ущерб и все такое…

Мадрат устало потер подбородок.

– Вы, Морозов, скользкий, как кошмарская амеба. Почему вы стерли запись?

– Я ее просмотрел и решил, что она мне больше не понадобится.

– Угу, – задумчиво протянул полковник. – Угу.

– Знаете, у вас очень богатый словарный запас.

– Спасибо. Я вижу вашу проблему в двух видах. Первое: вы – шпион КОП, работавший здесь на Сантане. Борден, чтобы не навлекать на вас подозрение, должен был выкрасть микрокопии, затем передать их вам. Вы, просмотрев запись, поняли бы суть проблемы и спокойно уехали с пересадками куда-нибудь в конфедеративный научно-исследовательский центр. Однако в этой версии существует несколько натяжек. Например: зачем был нужен лишний связной? Лично мне нравится больше второй вариант, да и вам тоже понравится, я уверен. Вот послушайте: наши агенты ворвались на почту во время передачи часов из рук в руки. Связник не успел переправить их до места назначения и просто сунул в первую попавшуюся посылку, которая, по несчастью, пришла на ваше имя. Ну как?

Александр недоуменно поднял брови.

– Простите, о каких часах вы говорите? – Он был готов валять дурака еще долго.

Полковник усмехнулся.

– Да, я знаю, что вас на такое не поймаешь (Александр при этом сделал невинное лицо). В часах были спрятаны микрокопии, которые вы каким-то образом нашли, а прочитав их, поняли, что из-за этих сведений и убили профессора Аллигана. И стерли все. По-моему, во втором варианте вы выглядите гораздо симпатичней?

– По-моему, тоже.

– Тогда вы должны нам сказать, что было записано профессором.

– А что, не может быть так, чтобы я был совсем ни при чем?

– Ну-у, вы меня огорчаете. Только так: или-или. Не хотите принять второй вариант как рабочий? Может, первый является верным, а, Морозов?

– Не говорите глупостей, полковник. Я такой же шпион, как и вы. Зачем бы я стал красть микрокопии, если мне было достаточно спросить у профа?

– Потому что Аллиган вам не ответил бы! Кому как не вам знать, насколько он был скрытным и недоверчивым человеком.

– Но не со мной! Мы же с ним работали целый год над ЧСГП, да я сам ему недавно подал несколько идей…

Александр прикусил язык, но было уже поздно. Он расслабился и совершил непростительную ошибку. Проболтался! Ведь если даже этот сиссианин и не сочтет, что он в курсе задумок покойного профессора, то поймет, что ход его мыслей у Александра будет ближе, чем у кого-либо. Проклятие! В самом лучшем случае Морозова ожидает жизнь под полным надзором СБ! В худшем – конвертер! Полковник поймал его, как несмышленыша. «Ты персейский осел!» – мысленно обругал он сам себя.

– …э-э, несколько идей насчет решения ускорить разгон гравипривода на первой трети старта. Но кроме этого, мне больше ничего не известно.

Мадрат небрежным жестом прервал Александра и удовлетворенно сказал:

– Ну что ж, хоть в чем-то вы сознаетесь. Однако я делаю вывод, что вы не хотите сотрудничать с нами. Подумайте об этом на досуге.

Мадрат кивнул конвоирам и вышел из решетчатой комнаты.

Обратно Александра вели гораздо дольше. Он понял, что его перевели в другую камеру, должно быть более неприятную, чем прошлую. Сейчас его уговаривали, теперь покажут кнут, а завтра, возможно, пряник. Если, конечно, он доживет до завтра. Размышляя об этом, Александр запоминал путь, просто на всякий случай. Его провели мимо лазарета – он понял это по запаху, а затем мимо кухни. Судя по чаду, исходившему из нее, сегодня на ужин подадут жареные подметки. Наконец конвоиры привели его к общему блоку. Из камер, мимо которых они проходили, раздавались приветственные или злобные крики.

– Эй, псы, давайте его к нам!

– С прибытием, новичок, держи хвост выше!

– Вы только посмотрите на эту смазливую мордашку! Иди сюда, развлечемся!

Но конвоиры привычно не обращали внимания на поднятый шум. Приходилось часто останавливаться, потому что путь постоянно преграждали мощные решетки, перемежающиеся силовыми экранами. Наконец конвойные, свернув направо раза три подряд, подошли к камере на шесть человек и втолкнули внутрь Александра. Со смехом один сказал высокому, атлетически сложенному мужчине, одетому в звездную майку вместо обычной тюремной робы, который играл в трехмерные шахматы с сокамерником:

– Эй, формас, держи малыша на воспитание, только не переусердствуй.

Конвоиры с ржанием удалились. Александр сразу припомнил Васькины рассказы, что формас – это человек или существо другой расы, имеющий влияние в преступном мире. Он понял, что надо делать. Александр остановился перед парнем в звездной майке.

– Приветствую тебя, формас. Разреши присоединиться?

Человек молча и оценивающе смотрел на него. Противник формаса по шахматам выпятил небритую нижнюю челюсть и процедил сквозь зубы:

– Вон твое место, сопляк, на параше.

Александр посмотрел туда, куда показал небритый. Свободная нара и впрямь находилась возле параши. Это его ни в коей мере не устраивало.

– А где спишь ты?

Небритый ухмыльнулся:

– Здесь. Уже хочешь ко мне в кроватку?

Александр подумал: «С волками жить…» и, также неприятно усмехнувшись, сказал:

– Больше ты там не спишь.

– Эге, да у нашего щеночка зубы прорезались! – Человек поднялся со стула и скинул робу. Вдруг он неожиданно прыгнул вперед и влево. В правой руке его сверкнул нож. Не выпрямляясь, на полусогнутых ногах, он жонглировал ножом так, что было видно лишь сверкание стали. Александр сразу узнал мабогинскую школу, которая, как и другие, имела свои плюсы и минусы, и сказал:

– Для дилетанта ты неплохо владеешь мабогинским ножом.

Тем самым он дал понять противнику, что и сам знает эту школу, но тот лишь сверкнул глазами и двинулся вперед, ускоряя движение руки. Александр, не мудрствуя лукаво, схватил с нар небольшую подушку и швырнул ее в лицо небритому, одновременно ударив ему правой ногой под коленную чашечку. Из распоротой подушки полетели синтетические внутренности, а противник Александра отступил назад, припадая на левую ногу и держа нож перед собой. «Вот она, твоя ошибка!» – подумал Морозов.

Придав своему телу вращение налево, в прыжке правой ногой он выбил нож из руки противника и, извернувшись, словно кошка, левой ногой нанес второй удар в челюсть небритому. Нож ударился о стену и звякнул где-то в углу, а зэк стоял, покачиваясь, словно размышляя, куда ему падать. Наконец он рухнул навзничь. Александр переступил через него, подобрал в углу нож и протянул его формасу рукоятью вперед.

– Я думаю, здесь правом ношения оружия распоряжаешься ты.

Формас понял игру Александра. Тот показал, что достаточно силен, но не собирается претендовать ни на его власть, ни на принятые устои. Это его устраивало, формас взял нож и протянул руку для приветствия.

– Зови меня Оспан.

– Александр.

– Хорошо дерешься. Давненько я не видел таких точных ударов – Зуб так просто не вырубился бы.

– С детства занимаюсь, а потом попал на фронт в десант…

– Ну, я и гляжу – удар у тебя поставлен как следует…

Они болтали еще часа два. За это время Зуб пришел в себя и злобно таращился на новичка с угловой нары, периодически трогая то распухшую челюсть, то ушибленное колено. Потом был ужин из зажаренных подметок, после чего Александр с Оспаном сели играть в трехмерные шахматы. Формас быстро обеспечил противнику три разгромных мата, чем вызвал искреннее недоумение Морозова, считавшего себя неплохим игроком. Прозвенел громкий звонок, и выключили свет. В коридоре еще долго разносились крики, сопение, шаги надзирателей, но постепенно все стихло. Тюрьма погрузилась в тяжкий сон.

Александр не мог уснуть и размышлял над сложившейся ситуацией, ругая себя последними словами. Как же он попался на такую элементарную уловку?! Ну кто его тянул за язык?! Если бы не проболтался, то существовал пусть крохотный, но шанс, что его отпустят. Теперь не было даже такого. Хотя, по здравом размышлении, в любом случае Александр был претендентом номер один на продолжение работ профессора.

Даже если рассказать эсбэшникам обо всех, известных ему нюансах исследований Аллигана, все равно не отпустят – он знает слишком много. Теперь ему либо впаяют государственную измену и отправят гнить на Сен-Луис, либо сошлют на Корфу, дорабатывать идеи профессора до внедрения их в жизнь. В общем, куда ни кинь, всюду клин, поэтому Александр решил молчать. Служба безопасности не посмеет выпустить его из своих цепких лап, точнее то, что он держит в своей голове. Им позарез нужны эти знания. Да еще Василий удружил со своим минералом! Александр ничуть не обольщался насчет того, что его будут судить и дадут возможность оправдаться – когда дело доходило до государственной безопасности, то обходились любые законы. Значит, придется бороться за выживание любой ценой. С этими мыслями Александр уснул.

Под утро его разбудило ощущение какой-то опасности, рядом раздавался тихий шорох шагов, и тренированное тело среагировало мгновенно. Александр прижался к стене, его скулу пронзила режущая боль. Послышался глухой звук – что-то с силой вонзилось в жидкий тюремный матрас. Морозов молниеносно схватил руку, нанесшую удар, и, соскакивая с нар, рванул ее на себя, одновременно надавливая туда, где должен был находиться локоть. Раздался хруст, потом стон. Но противник вырвал покалеченную руку, а здоровой нанес такой удар в челюсть Александру, что у него полетели из глаз искры, размером с бурчуйских лягушек. На мгновение он потерял ориентацию, но потом, сообразив, откуда был нанесен удар, резким движением подошел к неугомонному противнику. Дальше он действовал автоматически: правая рука схватила гортань человека, а левая – волосы. Через секунду все было кончено.

Разбуженные обитатели камеры пытались разобрать, что происходит в темноте, впрочем, не слезая со своих нар. Наконец они увидели стоящего в центре Александра и лежащее на полу тело, казавшееся кучей тряпок. Формас Оспан присел над ним и, определив, что противник Александра мертв, велел двум сокамерникам положить его на нары, пробормотав при этом: «Зуб всегда был недоумком». Затем Оспан сказал:

– Этой ночью все спали. А ты выкручивайся как можешь. Тебе придется туго.

Наутро полковник Мадрат поглядел на глубокий порез на скуле Александра и спросил:

– Это как вас угораздило?

– А, пустяки! Ночью захотелось в туалет, да саданулся обо что-то в темноте. Вы бы порекомендовали, чтобы нам дежурное освещение не выключали.

– Я слышал, что с вашим сокамерником произошло какое-то несчастье?

– Да, вы знаете, бедолага упал ночью со своих нар и сломал себе шею.

– Вы забыли добавить, что у него, кроме перелома шеи, сломаны рука и гортань, а также трещина на ноге.

– Вот видите, что бывает, когда люди спят так беспокойно. Лежал бы тихо и ничего бы не случилось.

Уловив скрытый намек в словах Александра, сиссианин хмуро кивнул, посмотрел куда-то в угол и вызвал конвой.

Глава 6

– Полковник, надо снимать «красную тревогу». – Генерал-полковник Кант мрачно смотрел на сувенир – «вечный» двигатель. – Мы закончили проверку всех посылок, пришедших в тот день. Никаких следов не обнаружено. Значит, паукосубъект сунул часы в посылку Морозова. Единственным нерешенным вопросом остается – предназначались ли часы ему изначально или паук затолкал их в первый попавшийся контейнер, чтобы они не достались нам?

– Генерал, я уже выражал свое мнение, что Морозов не шпион Конфедерации. – Мадрат подавил раздражение – вид у шефа планетарной СБ, пялящегося на детскую игрушку, был, мягко говоря, инфантильный. – Он выдал себя, проговорившись, что подал профессору какую-то идею… И, скорее всего, Аллиган воспользовался ею, что дало ему возможность придумать новое оружие. То есть Морозов знает примерный ход мыслей профессора. Сделать то, что не закончил Аллиган, может только он. Кроме него в настоящий момент других реальных кандидатур у нас нет. Так что теперь уже неважно: читал ли он микрокопии или нет…

– То есть как это «неважно»?!

– Простите, я оговорился! Конечно важно, но я уверен, что Морозов считал информацию. Он проболтался об идее, поданной Аллигану, следовательно, знает, о чем шла речь в микрокопиях. Случайно или намеренно, но он владеет этим секретом. Мы должны отправить его на Корфу. Надо поговорить с ним и пообещать, что если он сделает супероружие, то после разгрома Конфедерации его отпустят. Разумеется, за вознаграждением мы не постоим.

Кант поморщился.

– Корфу? Опять журналюги поднимут вой по поводу ущемления свободы и прав разумных существ…

– А здесь мы не сможем его контролировать на сто процентов, вы же сами понимаете. Кроме того, Морозова всегда можно официально отправить в командировку, не на Корфу, конечно. По крайней мере, внешние приличия будут соблюдены.

– Вы что, всерьез намереваетесь его потом отпустить?

– Конечно нет, но пообещать нам ничего не будет стоить, не так ли?

Кант кивнул и набрал номер на телестерео.

– Дорк, как проходит воспитание Морозова?

– Пока никак, господин генерал. В данный момент он находится в карцере. Мы его посадили в камеру к ребятам, которых скоро отправляют на Сен-Луис, чтоб побыстрее согласился на наши условия. Наутро один из них был найден мертвым со сломанной шеей. Морозов отделался порезом на скуле.

– Я это знаю. Дальше.

– Дальше? Но остальные говорят, что ничего не слышали. В общем, пока наша попытка ни к чему не привела. Посмотрим, каким он выйдет из карцера.

Кант хмыкнул и сказал:

– Смотрите, не перестарайтесь. Если после этого с его мозгами будет что-нибудь не в порядке – голову твою лично сниму! И отправлю на корм в питомник к блохам-берсеркерам! Ладно, пока держите его в карцере, позже я сообщу, что делать дальше.

Александр потрогал щетину и подумал, что наверное стал похож на Зуба, из-за которого попал в карцер. Карцер был построен по всем правилам оказания психологического давления. Начать с того, что размеры его были: полтора на полтора на полтора метра. Уже шестнадцатый день Александр не мог как следует выпрямиться в полный рост и вынужден был делать это по частям. Четыре раза в день включали «пищалку» – ее монотонное гудение не одного узника карцера свело с ума или сломило морально. В промежутках между «пищалками» включали «шепоток». Чьи-то голоса нашептывали, мол, не стоит сопротивляться, что он погибнет из-за своего упрямства и все в таком же духе. Александра учили подобным методам и приемам оказания давления на психику, поэтому он знал, как с ними бороться.

Но знать и испытывать на себе – разные вещи. Вот уже больше двух недель он боролся за целостность своего «я». В первый же день пребывания здесь Александр разработал режим дня, позволяющий сопротивляться воздействию извне. Чтобы не слушать «шепоток», он с одиннадцати часов вечера до трех ночи занимался тренировкой своего тела и отработкой рефлексов и ударов, насколько позволяли тесные размеры клетушки и скудный рацион. Затем, заткнув уши двумя кусочками хлеба, отдыхал полчаса, напевая вполголоса, и садился в позу для медитации. Поза имела свое глубокое теоретическое обоснование, правда Александр его изрядно подзабыл. Он только помнил, что руки, положенные на колени ладонями вверх, должны черпать энергию из космоса. Черпалась энергия или нет, но это здорово помогало не слушать нашептываемые мерзости, чтобы они не отложились в голове и не вышли наружу в какой-нибудь неподходящий момент. В шесть часов выключали «шепоток» и заводили «пищалку». Еще через час приносили еду на сутки, а затем он ложился спать до очередной пищалки. Иногда даже она не могла разбудить его. Вот так и прошли эти две недели. В первую неделю Александр, чтобы поставить блок воздействия, повторял гиперуравнения первого, второго и третьего порядков, но потом он решил проводить время более продуктивно и занялся изучением проблемы, из-за которой убили профа, а сам Александр оказался в таком дерьме.

Он припомнил все подробности записей. Итак, Аллиган решил поляризовать каждый гравитон, создаваемый гравиприводом корабля, с различием в девяносто два градуса. Стоп, тогда произойдет увеличение скорости примерно в два раза согласно второму постулату Миллера об эманации электронов. Это было изображено на графике Аллигана. Александр углубился в дебри гиперматематики и физики, но спустя час лишь получил ответ, что в самом деле скорость увеличится в 1,8976 раза от прежней среднестатистической.

«По крайней мере я на верном пути», – подумал он. Сегодня шел уже десятый день, точнее ночь, как он ищет зацепку, но ее не было. Александр начал сомневаться в правильности профессорских выводов. Вдруг «шепоток» выключился и скоро должны были включить «пищалку». «Да, у СБ эта система отработана до мелочей. Боже, как она мне надоела! Ведь они понемногу добиваются своего – еще неделя-другая и я сойду с ума».

Слово «система» почему-то вызвало в памяти книжные полки в старинной библиотеке. Тут Александру в голову пришла интересная мысль. Профессор добился увеличения скорости корабля благодаря системной поляризации, а что если попробовать хаотическую? Александр пожалел, что под рукой нет даже самого завалящего вычислителя, пришлось просчитывать все в уме. Он принялся лихорадочно вычерчивать кривые на шершавой стене карцера.

Надзиратель, одетый в наушники против «пищалки», заглянувший в глазок, решил, что заключенный Морозов явно спятил, и пошел докладывать о происшествии начальству. Начальство в лице майора Дорка, услышав о морозовской наскальной живописи и вспомнив угрозу генерала Канта, пригрозило убить надзирателя, если это в самом деле случилось, и велело немедленно выпустить Морозова. Тюремщик трусцой добежал до карцера, открыл двери и велел заключенному выходить.

Александр, поглощенный новой стороной идеи, даже не обратил внимания на открытую дверь и продолжал выводить пальцем кривую эманации, которая должна была получиться при хаотической поляризации гравитонов. Без лаборатории и компьютеров получалось что-то непонятное, но Александр был уверен, что он на верной дороге. Пищалка сводила с ума и постоянно путала мысли. Морозов несколько раз стукнул ладонью себе по голове, словно это могло помочь ему собраться с мыслями. Несчастный прапорщик, увидев эдакое самоизбиение, решил, что заключенный «сбрендил», и пискнул от жалости к себе. Почему-то этот звук, в общем-то негромкий, привлек внимание Александра и прервал его размышления. Он увидел в открытых дверях надзирателя; нервы, расшатанные почти трехнедельным пребыванием в карцере, не выдержали, и Александр рявкнул на него:

– Ты, имбецил, с ключами и безмозглый! Ужель другого времени не мог найти ты для проверки?! О боже, каких придурков только не плодит Земля!

Тюремщик, услышав, что заключенный ругается непонятными словами и говорит почти стихами (о которых прапорщик имел весьма смутное представление), окончательно утвердился в первоначальном диагнозе и заодно увидел себя отданным по приказу майора Дорка на растерзание блохам-берсеркерам (тот переадресовал угрозу генерала подчиненному). Вдруг заключенный заговорил нормальным голосом:

– Эй, меня выпускают, что ли?

Впервые в жизни тюремщик обрадовался, что зэк не спятил в карцере. По дороге Александр узнал у осчастливленного им надзирателя подробности разговора с комендантом тюрьмы и подумал, что тот, наверное, струхнул изрядно. Прапорщик сдал заключенного на руки конвоирам, а сам побежал докладывать начальству о благополучном исходе перевоспитания Морозова.

Александр шатаясь добрел до своей нары и в полном изнеможении упал. Он страшно похудел за время пребывания в карцере, одежда болталась на нем, как на вешалке. Оспан поговорил с конвоирами, и через двадцать минут Морозов пил настоящий мясной бульон. Затем его уложили и, собрав все одеяла, укрыли ими. Александра прошиб пот, и он начал погружаться в тяжкий, без сновидений, сон. Последнее, что он разобрал, был басок Оспана.

– Я и сам не пацан, но после десяти суток подобного карцера в Чиланском централе плакал, хотя и не сломался. А он высидел семнадцать суток, и конвойные говорили…

Остальное затянуло туманом. Александр вспоминал, что его будили, кормили и он тут же снова засыпал. Наконец он проснулся окончательно и почувствовал, что стал похожим на пластиковую нару: несгибаемым, жестким и таким же тупым. Щетина его давно уже превратилась в небольшую бородку, а чтобы принять сидячее положение, ему потребовалось не меньше пяти минут. Все мышцы тянуло, суставы хрустели, в голове скопились залежи ваты, но все же здесь Александр чувствовал себя гораздо лучше, чем в карцере. Он поднял взгляд и увидел добродушную усмешку Оспана.

– Здоров ты ухо подавить. Валялся три дня, словно спящая красавица. Мы уже хотели приобрести специальную воронку, чтобы кормить тебя через нее. Кстати, познакомься: Антонио, Джек и Флок. Последнего можешь также звать Бармалеем, он не обидится.

– Почему Бармалей? – Александр слабо улыбнулся.

– Потому что ему дали эту кличку, когда он просидел в подполье два месяца и ходил с такой же бородой, как у тебя. Вот держи вибронож, иди и побрейся. Если к вечеру очухаешься, то научишь меня играть в эту… как ее? Рамбу, что ли?

– Что? Рэндзю? Конечно научу. Эта игра очень схожа с шахматами. По духу.

– Ну тогда ты опять проиграешь.

Однако на этот раз Оспан ошибся. В рэндзю маловероятна ничья, а формасу не хватало опыта. Он все время проигрывал. Крутился на своем стуле, шипел, ругался, но снова проигрывал одну партию за другой. Через два часа они заключили договор, что Оспан будет обучать Александра тактике и стратегии трехмерных шахмат, а Морозов формаса – игре в рэндзю. Антонио и Флок решили присоединиться к ним. Джек, помявшись, спросил:

– Саша, ты не мог бы показать в деталях мне тот удар с переворотом?

На следующее утро к камере прибежал взлохмаченный и разъяренный надзиратель и заорал:

– Какого черта вы тарабаните в стену? Все в карцер захотели, да?

Он пораженно замолк, увидев, что все обитатели камеры С-пятнадцать на счет «раз», который давал Александр, одновременно наносят удар ногой по стене, а на счет «два» – становятся в прежнее положение.

– Не так, Джек. Ты должен полностью выпрямлять бедро! – поучал Александр. – Ну что ты зад отставляешь, как девка на смотринах? Нога и тело – одна линия!

– Прекратить немедленно! Перестаньте, или я доложу начальству о вашем поведении! Карцер по вам плачет! – завопил прапорщик, но видя, что они не реагируют на его слова, он рассвирепел. – Ну ладно, сами напросились! А вы ждите меня и пресекайте подобные действия.

Последнее относилось к караульным солдатам, которые, впрочем, отнеслись к этому приказу весьма прохладно. Прапорщик побежал докладывать коменданту о том, что заключенные камеры С-пятнадцать при подстрекательстве Морозова пытаются бежать из тюрьмы путем пролома стены.

– Куда бежать, придурок?! – Майор Дорк вынужден был закончить разговор со своей любовницей, когда прапорщик объявил о важном сообщении. – Куда они собираются бежать?

– Не знаю, мой майор, я думал…

– Ты ДУМАЛ? ТЫ думал? У тебя что, мозги есть, чтобы думать? Куда они побегут, к тебе в караулку, что ли? У микроцефала мозгов больше, чем у тебя. Уйди с глаз долой!

Прапорщик, опять услышав незнакомое слово и вспомнив, что Морозов тоже как-то странно ругался в карцере, решил, что майор Дорк, похоже, вернулся из какого-то карцера для офицерского состава, а потому на него не стоит обижаться. Когда надзиратель подошел к камере С-пятнадцать, то увидел, что один солдат прислонился к стене и курит здоровенную сигару, которая устрашила бы даже тиранца, а второй выделывает то же самое, что и заключенные, но по эту сторону решетки. Прапор поскорее забрал солдат и увел их подальше, пока он и сам не начал дрыгать ногами.

«Вполне возможно, что это заразно, – решил он. – Заключенные хотят сбежать, заставив весь тюремный персонал так дергаться».

Надзиратель хотел было пойти к майору Дорку и доложить о вновь появившейся идее, но внутренний голос отсоветовал это делать, мол, начальство не одобрит такое количество мыслей, появившихся за столь короткий срок. И прапорщик пошел к своему другу, надзирателю из соседнего блока, пожаловаться на злодейку-судьбу и утопить свое горе в сорокаградусном белом чае, потому как спиртное в тюрьме было официально запрещено.

Прошла еще неделя. Обитатели камеры С-пятнадцать отдыхали после усиленной тренировки. Оспан спросил:

– Ты знаешь, что нас через месяц отправят на Сен-Луис?

Александр ответил, что не знал, но догадывался.

– До меня дошел слушок, что ты едешь на Корфу. За что тебя так?

– За мою глупость! – Александр помолчал и добавил: – Эсбэшники думают, что я что-то знаю, а по их логике сомнение говорит против обвиняемого. Вот и решили упрятать меня от греха подальше.

– Да уж, что подальше – это верно. У меня друг на Корфу, уже восемь лет, как там. Может и встретитесь, если он еще жив. Зовут его Эркином, он – верный человек. Работал по банковским компьютерам, да так успешно, что за ним половина полиции Пертайла охотилась. Ну и, конечно, поймали. Я тогда отстрелялся и ушел, но и мне досталось! – Оспан задрал майку и показал страшный ожог на боку. – Друзья укрыли. Полгода валялся, пока не зажило.

– А на этот раз тебя как взяли?

– Дурацкая история. Мы, – тут Оспан показал на себя, Джека, Антонио и Флока, – должны были лететь на семинар, организованный Химео – это первый формас Рантора, а попутно взяли груз контрабанды – не лететь же пустыми, если оказия подвернулась. Тут подходит Зуб и говорит, что, мол, надо переправить кое-кого и как раз по пути. Зуб – личность мутная, но его человек обещал хорошо заплатить, мы и согласились. Кроме того, сам он тоже летел, поэтому никакого подвоха не ожидалось. А когда подошли к границам Конфедерации, нас патруль Объединенных Республик и накрыл. Посудина у нас была быстроходная, но на помощь патрулю пришел сиссианский крейсер. Сам понимаешь, что контрабандисту не тягаться с такими силами, нас взяли в оборот. А во время обыска в удобрениях нашли не то руду, не то минералы какие-то. Я думаю, что из-за них нас на Сен-Луис и отправляют, ведь не за удобрения же.