Текст книги "Когда-то в России"

Автор книги: Андрей Колесников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Андрей Колесников
Когда-то в России

Предкам нашим, создавшим Великую Россию,

с благодарностью и восхищением посвящается.

Глава 1

В середине 17 века Русь была уже в Забайкалье. Основав в1648 году на реке Лене Якутск казаки и землепроходцы сделали его базой для освоения Восточной Сибири а затем и Дальнего Востока. Извечная мечта о «краях богоизбранных», где нет «ереси и злобы», ненависти и воровства», а есть «одна доброта, справедливость да любовь в сердце» влекли сюда все новых и новых людей, разных по своему положению, происхождению, вере, но единых только в своей авантюристической мечте о лучшей доле. К берегам Охотского моря, на Амур, Чукотку, Камчатку выходят первые отряды землепроходцев, начинается хозяйственное освоение края.

В 1822 году по указу Александра 1 «О преобразовании Сибирских губерний по новому учреждению» образуется Восточно-Сибирское генерал-губернаторство, в состав которого вошли все эти территории, а также дальневосточные владения России на североамериканском континенте – Аляска и Алеутские острова. Вскоре вопрос укрепления и охраны дальневосточных рубежей стал насущным. Флот же, столь необходимый для этого, нуждался в незамерзающих гаванях, и русское правительство обратило внимание на бухту, расположенную в Уссурийском крае и удивительно напоминающую своей конфигурацией знаменитую бухту Константинополя, и поэтому и получившую такое же название – Золотой Рог. Здесь и был заложен в 1860 году новый форт Владивосток.

Выбор оказался удачным. Он отвечал всем требованиям: достаточной акваторией, возможностью круглогодичного базирования и защищенностью от господствующих ветров. Кроме этого бухта была закрыта со стороны моря, что делало ее защищенной от артобстрела с кораблей возможного противника. С момента появления русских на берегах Тихого океана и образования Семеном Шелковниковым Охотска к этому времени прошло уже более двухсот лет. Россия состоялась как колоссальная империя, раскинувшаяся от Тихого океана до западных границ, пролегших где-то далеко за Варшавой.

1862 год. Из столицы империи через всю огромность страны во Владивосток прибыла депеша, которую и вручил комендант форта полковнику Колесову.

– Уважаемый Василий Андреевич, – торжественно начал он, – позвольте поздравить Вас…

Но Колесов досадливо отмахнулся, пробежал взглядом текст и молча отошел к окну, выходящему на залив. Известие касалось отставки, которая вышла не только вследствие его настоятельной просьбы, но положена была ему и по возрасту. Двенадцатилетним мальчишкой он был зачислен в кадетский Михайловский корпус, затем служба в армейских частях на различных артиллерийских должностях, и вот уже 12 лет он в Восточной Сибири и Дальнем Востоке исправляет должность инспектора артиллерии. По мере того как губернатор Восточной Сибири Муравьев граф Амурский фиксировал документально прохождение границ в переговорах с китайцами, Колесов крепил посты, разбросанные по этой границе и побережью, пушками там, где это диктовалось необходимостью. И такая предусмотрительность принесла в лихую годину свои плоды.

Глядя на бесполезные потуги океанского шторма как-то уж значительно раскачать водную серость залива Василий Андреевич испытывал двоякие чувства: с одной стороны он добился того, чего хотел, с другой – жалко было хотя и неустроенной, но устоявшейся жизни, жалко было расставаться с сослуживцами, а в общем-той доли, которая высокопарно могла определяться как служение Отчизне, но без которой он себя уже не мыслил. Столь редкие за время службы отпуска он по большей части проводил в поместьях товарищей и то в молодых годах, когда служил в Европейской части; семьи не имел да никогда и не стремился к ее созданию. Все ему замещала служба, служба усердная и многолетняя.

Когда-то батюшка его , да будет земля ему пухом, отставной майор, получил после взятия турецкой крепости Анапа довольно значительный земельный надел под этой крепостью, примыкавший с юго-востока к крепостным стенам, вышел в отставку и остаток жизни провел в хозяйственных заботах, пытаясь выжать как можно больше из определенно каменистой земли. Насколько ему в этом сопутствовала удача Василий Андреевич даже толком и не знал, так как в поместье родителей бывал дважды: сразу после выпуска в офицеры и второй – как-то по дороге на Кавказ. Тогда еще живы были родители, но сейчас их давно уже нет на белом свете, а поместье сдано двоюродным братом в аренду, частью которой Колесов и пользовался, благодаря регулярным переводам брата. Вот и получалось, что возвращаться ему предстояло в края, о которых он имел уже довольно смутные воспоминания.

Как бы понимая переживания полковника комендант, будучи моложе годами и находясь в меньших чинах, тактично помолчал, а затем осторожно проинформировал

–Василий Андреевич, послезавтра случится оказия – отправляем в Хабаровку пустой обоз. Не соблаговолите ли возглавить, хотя уже и не являетесь состоящим на воинской службе.

Колесов какое-то время еще смотрел в окно, находясь во власти своих дум, потом повернулся:

– Ну что ж, раз такое дело, и оказия подвернулась, я согласен и прошу господ офицеров посетить мой дом завтра часа в три пополудни для прощания.

– Непременно будем все, господин полковник! – отрапортовал комендант.

Берегом залива Колесов направился домой – небольшую избу, срубленную солдатами – плотниками недалеко от берега, на возвышенности, дабы избежать подтоплений, которые здесь случались довольно часто и являлись следствием почти моментального вспучивания во время дождей реки Раздольной и других мелких ручьев и речушек, впадающих в залив Петра Великого.

Залив, где находилась бухта Золотой Рог, когда-то открытый англичанином Лаперузом (хотя туземцы, населяющие берега залива, утверждали, что задолго до прихода английского корабля здесь появлялись бородатые казаки-землепроходцы) и названный им залив королевы Виктории вскоре был переименован и получил имя первого русского императора.

Владивосток только начинался: там, сям были разбросаны деревянные почерневшие от дождей и ветра строения, служившие жильем, пакгаузами, мастерскими; кое-где топорщились над водой деревянные причалы; на рейде стояли несколько кораблей, еще с парусным вооружением. Все это на фоне небольших сопок, покрытых редколесьем, в ненастные дни выглядело хмуро и неуютно, и Колесову иногда казалось, что он уже никогда отсюда не уедет и только здесь придется скоротать свои последние года. Но такие ощущения приходили редко: за службой некогда было ни думать, не ощущать ничего другого кроме службы.

Войдя в сени Василий Андреевич крикнул:

– Степка!

Из комнаты выглянул слуга Колесова, мужчина лет сорока, находившийся у него в услужении более двадцати лет и приставленный к нему еще родителями.

– Степан Акимыч, – продолжил Колесов на вопросительный взгляд Степана (обращения – Степка, Степан, Степан Акимыч – соответствовали различным настроениям Колесова: веселому, раздражительному и желанию максимально привлечь внимание ),-Ну вот ,брат, выслужили мы с тобой полный срок и вышла нам чистая отставка. Так что укладывай пожитки и собирайся в дорогу дальнюю.

–И куды ж на сей раз ,Василь Андреич?

–Ты что глух стал или не понял ?Отставка, подчистую, едем домой, в Анапу.

–Господи! Батюшка Василь Андреевич! Да неужто правда, неужто родную сторонушку сподобит господь через столько лет увидать ,-Степан неистово закрестился и на глаза ему навернулись слезы.

Глава 2

В день отъезда, поутру, Колесов, собранный по дорожному, вышел из избы в сопровождении офицеров, кои пришли проститься с уважаемым всеми полковником, а заодно и выпить шампанского или чарку водки, что после вчерашней пирушки, посвященной проводам, было вовсе не лишним.

Стояла уже осень. Разыгравшееся накануне ненастье улеглось, ночью приморозило, воздух был свеж и чист так, что сопки, одетые в желтое, смотрелись отчетливо и ярко. Чемоданы и баулы были уже уложены в возок, на котором с вожжами на коленях сидел солдат-возчик. Выслушав напутствия провожающих и выпив по -русскому обычаю «на посошок», Колесов хотел было уже садиться в возок, но тут обнаружил отсутствие Степана. Принялись искать и звать его, но прошло несколько минут, прежде чем он появился из-за угла пакгауза и, запыхавшись, подбежал к телеге.

–Батюшка Василий Андреич, не извольте гневаться, кота нашего , Барсика, пристроил у хороших людей. Жалко животину, пропадет ведь бестия.

Сорвавшийся отъезд начали опять напутствовать здравицами, и вино опять полилось в бокалы. Неизвестно, сколько продолжалось бы это еще ,но от коменданта прискакал посыльный с просьбой « господина полковника поторопиться», так как обоз уже вышел. Возчик, повинуясь команде, ожил на облучке, занукал – зачмокал, задергал поводьями, застоявшиеся лошади рванули и возок, ломая кованым ободом колеса лед, прихвативший лужи, покатился вслед выступившему обозу. Обогнули длинную несуразную казарму , выбрались на тракт, лошади побежали веселее; за поворотом сопки показался хвост обоза, а за спиной в последний раз блеснула на солнце голубая гладь залива.

От головы обоза подскакал с докладом начальствующий над казаками хорунжий на красивом резвом коне вороной масти. Колесов сделал необходимые распоряжения на случай неожиданного нападения хунгузов, хотя казаки и солдаты, сопровождавшие обоз, и без этого знали все меры предосторожности: боевое охранение позади и впереди обоза было достаточно сильным, чтобы не допустить внезапного нападения хунгузов– бандитов, переходивших из Китая границу по Уссури и промышлявших в тайге грабежами и разбоями. Власти вели с ними беспощадную борьбу, в которой принимали участие и китайцы, и туземное население этих мест, но окончательно уничтожить этот разбойный промысел не удавалось. Также не удавалось, ввиду слабой заселенности этих мест, плотно перекрыть границу с Китаем. Стоявшие там казачьи поселения и военные посты были редки и в основном работали только на перехват уже возвращающихся назад разбойничьих шаек, да и то только в том случае, если имели своевременное об этом уведомление.

Колесову были известны причины, по которым эти края до настоящего времени были ненадлежащим образом заселены и освоены .В конце 17 века столь успешное до этого поступательное движение России в Сибирь было приостановлено Нерчинским договором с Китаем, опасавшимся деятельной активности северного соседа. Договор запрещал русским селиться по левому берегу Амура и отодвигал Россию от его берегов на север, в тайгу. В то время проблемы внешнеполитического характера (борьба с Крымским ханством, сидевшим занозой в подбрюшье Московии, постоянная напряженность с Турцией, мешавшей выходу к Азово-Черноморскому побережью, непостоянство вечно хитрящих европейских стран), переплетавшиеся с внутренними распрями в высших кругах, а также слабые людские ресурсы и отсутствие дорог заставило власти пойти на этот, казалось бы, позорный для России шаг. Но противостоять довольно мощной по своему многолюдству Цинской империи на тот момент было довольно безрассудно. На целых полтора столетия развитие и освоение Амурского бассейна и связанных с ним Восточной Сибири и Дальнего Востока было заторможено.Четкой границы договор не устанавливал. Китайцы жили по правую сторону реки, а по левую образовалась своеобразная ничейная полоса отчуждения, где не было ни сельского хозяйства, ни промышленности, ни дорог, ни населения. На побережье Тихого океана один только Охотск первым в стране встречал рассвет, и являлся базой для дальнейшего движения на Восток. Именно отсюда открыта была и заселена русскими Аляска, отсюда отправлялись экспедиции по изучению Тихоокеанского побережья, а всюду были места пустынные и малоосвоенные.

Все эти годы Россия не жила спокойно: боролась за выходы к Балтийскому и Черному морям, упорно доказывая всему миру свое право на достойное существование. А на обустройство Дальневосточных окраин не хватало сил.

Однако в 40-х годах 19 столетия ситуация в этом регионе стала меняться: развивалась торговля, оживилось судоходство в Тихоокеанских водах. Англичане упорно стали исследовать берега, выискивая удобные бухты для стоянок судов. Китай стал постепенно превращаться в Английскую полуколонию. Эти обстоятельства обратили на себя внимание Николая 1, который, несмотря на опасения, высказанные канцлером Нессельроде и рядом высокопоставленных чиновников, о возможности разрыва с Китаем и неудовольствии Европы, особенно англичан, решил активизировать Дальневосточную политику и повелел: «Принять все меры, чтобы удостовериться, могут ли входить суда в Амур, ибо в этом заключается весь вопрос, столь важный для России». Причина этого указания кроется в том, что судоходный и имеющий выход в океан Амур являлся главным вопросом в деле освоения Сибири и Дальнего Востока, а знаменитые мореплаватели Крузенштерн и англичанин Лаперуз доказывали недоступность устья Амура со стороны моря. Был снаряжен бриг «Константин» под командой поручика корпуса флотских штурманов Гаврилова, который прибыл к устью Амура в августе 1846года. На байдарах поднялись на несколько миль вверх по реке, но из-за недостатка средств и времени возвратились без положительного результата. Основываясь на данных этой экспедиции, Нессельроде представил царю доклад, где значилось «…устье реки Амур оказалось недоступным для мореходных судов, ибо глубина на оном от одного с половиной до трех с половиной футов. а Сахалин полуостров, почему Амур не имеет для России значения» Резолюция, наложенная царем, гласила: «Весьма сожалею. Вопрос об Амуре, как реке бесполезной, оставить».

И все же настоятельная необходимость освоения и изучения этих необъятных просторов требовала пристального внимания. В 1848 году генерал-губернатором Восточной Сибири назначается Н.Н.Муравьев, человек умный, решительный и энергичный. В команду к нему был назначен и Колесов

В 1849 году Невельский, капитан транспорта «Байкал»,исследует устье Амура и обнаруживает два глубоких фарватера в Амурском лимане, о чем докладывает Муравьеву. встретившись с ним в Аяне. «Сделанные Невельским открытия, -пишет Муравьев, -неоценимы для России. Это заставляет нас незамедлительно приступить к занятию устья Амура, или оно с юга может быть занято другими. Государь назвал поступок Невельского молодецким.» и добавил: «Где раз поднят Русский флаг, там он уже спускаться не должен».

Отвлекшись от своих дум, Василий Андреевич какое-то время рассматривал шедшее вдоль тракта редколесье из дубов, берез, редкой сосны и зарослей папоротника. Все это уже приняло осенний наряд и окрасилось в различные цвета: желтые, коричневые, бурые, местами красные, а затем завернулся в шинель и под монотонный разговор Степана с солдатом уснул. Несмотря на свои 50 лет был он еще крепок и духом и телом и тяжести, набежавших невесть откуда лет, не ощущал. В военных кругах Колесов слыл толковым артиллеристом, хорошо знающим свое дело, профессионально разбирающимся в существующих артсистемах и новейших методиках стрельбы, не зря и был назначен на должность инспектора. Одним из критериев проверки его профессионализма явилась Восточная война, которая по географии боевых действий была беспримерной. Хотя в историю она и вошла как Крымская, но коснулась не только Крыма, но и Дуная, Кавказа, Мурманска, Петропавловска и других мест. Основная задача войны, которую ставила перед собой коалиция, состоящая из Франции, Англии, Турции и Сардинского королевства, заключалась в том, чтобы загнать Россию вглубь континента и сделать ее зависимой от владельцев береговых зон. Если учесть, сколько усилий затратило Российское государство на борьбу за выход к морям, то надо признать исключительное значение этой войны для судьбы страны.

Еще за несколько лет до начала войны Колесов, обследовав то небольшое количество артиллерии, которое находилось в Тихоокеанских фортах, пришел к неутешительному выводу. И дело было не только в малом количестве пушек в береговых укреплениях, но и в том, что это были в основном устаревшие типы орудий столетней давности, чуть ли не времен первых землепроходцев. В случае появления неприятеля они не смогли бы оказать сколько то серьезного сопротивления. А между тем в иностранных флотах ( и уже на кораблях нашего флота тоже, хотя и не на всех) устанавливались давно орудия системы Пексана, отличающиеся большой разрушительной мощью, прозванные «бомбардами» Отдавая себе отчет, что противостоять с существующими пушками береговой артиллерии установленным на кораблях противника бомбическим орудиям будет просто невозможно, Василий Андреевич стал постоянно теребить военную бюрократическую машину империи своими рапортами о поставке на Дальний Восток хотя бы нескольких современных орудий. И буквально накануне войны сановный Петербург снизошел до его упорных просьб и прислал несколько бомбард, места установки коих были полностью отнесены на усмотрение Колесова. Также , по его настоянию ,кое-где старые орудия были заменены на новые,12-фунтовые образца 1845 года. Все это стоило неукротимой энергии и где-то даже определенного бесстрашия, что своим постоянным беспокойством раздражит и вызовет гнев чиновников военного ведомства.

Война застала его в Аяне– селе, расположенном на берегу живописной бухты Охотского моря, закрытой высокими скалистыми сопками и представлявшем из себя полтора-два десятка скромных домиков, за которыми виднелся купол церкви с золотым крестом. На берегу была поставлена батарея, неподалеку располагалась верфь и целый лагерь палаток. Здесь же находилась и фактория Российско-Американской Компании, под управлением которой находилась Аляска. Дорога от Аяна до Якутска через Нелькан по рекам Мае и Алдану занимала 14 дней.

Ранним августовским утром 1854 года жители этого небольшого прибрежного села были разбужены артиллерийской стрельбой. На укрепления и жилые постройки сыпались ядра и гранаты с видневшихся в тумане двух кораблей неизвестной принадлежности. Выскочив полураздетым из палатки, где ночевал, Колесов бросился среди разрывов на артиллерийские позиции. Всюду испуганные бестолково метались животные и люди, где-то уже были раненые, стонущие и просящие о помощи, билась в агонии лошадь с кровавым месивом вместо головы. Хотя от бастионов, сложенных из толстых бревен и засыпанных песком и щебнем во все стороны при попадании в них ядер брызжила щепа, пушки были не повреждены .Орудийная прислуга несколько суетливо из-за нервозности, вызванной внезапным обстрелом, но вместе с тем точно, быстро и безбоязненно, хотя и была необстрелянной, выполняла свою работу. Определив дистанцию до противника и произведя пристрелочный, Колесов немного подождал, когда медленно двигавшийся флагман наплывет на орудийный срез, и отдал приказ открыть огонь всей батареей. Первым же залпом корабль был накрыт. Полетели куски досок, обрывки такелажа, в районе мостика появился огонь. Второй залп был таким же удачным. Капитан корабля, поняв, что попал под плотное накрытие, поспешил вывести его из-под обстрела. Оба корабля выполнили поворот «все вдруг» и скрылись через некоторое время в тумане курсом в открытое море.

На батарее прекратили огонь, прислуга осматривала пушки, перевязывали раненых, подносили из погребов новый боезапас. Прибежавший Степан принес Колесову мундир и, так как санитары были заняты переноской раненых солдат в лазарет, сам стал обрабатывать Колесову небольшую рану на лбу, причиненную, видимо, осколком камня или щепой.

Смотрящие напряженно вглядывались в серую мглу, иногда принимая за корабли неприятеля седые космы сырого тумана, наползавшие с моря в самых причудливых, похожих на парусники, формах. И тогда по крику смотрящего все бросались к орудиям, занимали свои места в готовности начать стрельбу. Комендант форта выслал вверх и вниз по берегу отряды казаков на случай высадки десанта и сейчас с тревогой ожидал от них известий. В поселке в спешном порядке вооружались все кто мог носить оружие; в море был выслан комендантский весельный бот с целью разведки. Проблуждав в тумане около часа, разведчики вернулись ни с чем.

Около полудня туман рассеялся. Море, принимая в себя лучи запоздалого солнца, заискрилось бликами и слабо зашлепало в берег волной. Горизонт был чист, ни единой посудины нигде видно не было. Однако всю оставшуюся часть дня провели в тревожном ожидании. Ночью никто не сомкнул глаз. И только к концу следующего дня, когда от всех дозоров, высланных по берегу, пришли утешительные вести о том, что присутствие неприятеля нигде не обнаружено, напряжение стало спадать, и Колесов сел писать рапорт генерал-губернатору.

Закончил уже при свече словами: «…и с божьей помощью тот приступ был отбит, что в очередной раз показало мощь русского оружия и нерушимость рубежей Российской империи. А посему, Ваше высокопревосходительство, позвольте похлопотать о награждении особо отличившихся по их заслугам согласно прилагаемому списку…» Уже много позже из письма Муравьева Василий Андреевич узнал, что английский адмирал, командовавший в то время объединенной англо-французской эскадрой, после ряда провальных попыток по разгрому русских Дальневосточных форпостов и особенно позорной двойной неудаче при штурме Петропавловска-Камчатского, покончил жизнь самоубийством, о чем Муравьеву , в свою очередь, сообщил в переписке наш посол в Лондоне.