Текст книги "Ставки сделаны"

Автор книги: Андрей Кивинов

Соавторы: Олег Дудинцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Андрей Кивинов, Олег Дудинцев
Ставки сделаны

1 674 937.

Рублей, в смысле.

Не километров, не световых лет, не градусов по Цельсию (столько и не бывает, разве что на Центавре!).

Не людей в крупном областном центре.

Не звезд в небе, не грибов в лесу, не рыб в море. Рублей.

Автоматы покрутились, пожужжали. Десятки или даже сотни игровых автоматов: не только в центральном электронном казино, но и в разбросанных по району салонах – джек-пот-то общий!

1 676 006.

Заветная цифра растет.

Вот повезет кому-то…

Кто придумал закон сохранения энергии?

Эйнштейн? Ньютон? Ломоносов? Кто-то, короче, из великих ученых. Кто именно, Вася Рогов не помнил.

Но суть закона знал: если в одном месте энергии стало меньше, то в другом ее стало больше, и наоборот.

Это касается не только энергии, но и всего на свете.

Ничто не исчезает бесследно и не появляется из пустоты.

А Рогов – на своем опыте – открыл другой похожий закон. И стал ему сам живой иллюстрацией.

Закон сохранения порока.

Вот уже почти три месяца Василий Рогов не пил. В смысле, воду пил без газа и с газом, и чай, и колу, и морс «Бодрая ягода», и кисломолочный напиток «Айран». Не пил алкоголя.

Но не так, как не пьет зашитый или припертый к стене обстоятельствами пьяница. Спокойно не пил, культурно, без надрыва. Мог позволить себе. Как свободный человек, не связанный дурными привычками. Попробовал с мужиками в отделе собственноручно привезенный из деревни презент – виски «Марсианское». Ну ничего. Пятьдесят грамм – приятно даже. Но больше не хотелось.

На бутылку пива после работы коллеги как-то уговорили: ноль-три «Невского», не допил даже. «Айран» вкуснее.

На тещин день рождения за вечер рюмашку самогонки выцедил.

И, кажется, все. За три месяца!

А, нет, был еще бокал шампанского в опере! Жена затащила в оперу – три года уламывала. На «Снегурочку». Подруги нахваливали: очень, дескать, красиво, режиссер модный, и поют наподобие ангелов. Уломала наконец…

Оперу Вася перенес без потерь. Сначала было даже интересно: первым делом на сцену вышел дворник, толкая перед собой мусорный бак. Рогов и не думал, что такое бывает в опере. Оказалось – авангардная постановка.

Потом он заснул, поскольку ночью дежурил, а днем пришлось вместо отдыха ехать в засаду, так как Плахов отравился мидиями в японском ресторане, а больше заменить было некем. Плюс шампанское – совсем сморило. И Вася успешно проспал до конца представления, включая перерывы, которые в театре называются звучным словом «антракт». Иногда открывал глаза, с удивлением видел на сцене людей в огромных стеклянных яйцах, думал, что это ему снится, и снова проваливался в дрему.

Очнулся он уже в финале, когда веселые люди пели, молясь большому медному солнцу, похожему на масляничный блин, буквально следующее:

– Снегурочки печальная кончина и страшная погибель Мизгиря печалить нас не могут!..

Радостно так пели! Не могут нас печалить погибель и кончина! Удивило это Рогова, и он сделал вывод, что опера – искусство громких звуков, лежащее вне морали. Как говаривал майор Худько в милицейской школе: «Нравственный релятивизм».

Так вот, о законе сохранения порока. Избавившись от алкоголя, ангелом Василий пребывал недолго. Подсел на игровые автоматы, которые все чаще – в целях поднятия самооценки клиента, то есть жертвы – назывались «электронными казино».

Первый раз зашел случайно.

Распрощался после службы с Жорой и Игорем, которые двинули в Таврический сад на шашлыки и пиво, а сам решил прогуляться пешком. Не до самого дома – но хоть часик. Через Неву перейти, на мосту постоять.

Погода в это лето ленинградцев-петербуржцев радовала. Зимой задала трепака жуткими морозами и лопнувшими трубами, а теперь возвращала долги. Начался уже сентябрь, но днем по-прежнему было тепло и безоблачно, а ночью не пробирал обычный для этого сезона въедливый осенний холод, тоже было тепло, зато шли освежающие дожди.

На днях предстоял какой-то речной фестиваль, и красавица Нева была заполнена яликами и небольшими яхтами с флагами самых разных цветов и их сочетаний. Вот уж воистину – как Пушкин предсказывал. «Все флаги будут в гости к нам!»

В общем, погода прелесть, и настроение превосходное. И опера в голове крутится: «Печалить нас не может, печалить нас не может». Только вот идти и только любоваться – этого как-то, как мужик в мультфильме говорил, «маловато будет». Раньше понятно было: пива поллитра взял, идешь-потягиваешь, хорошее настроение усугубляешь. А так – будто не хватает чего-то. Ну, съел мороженое. А дальше? Хочется еще как-то развлечься.

И тут-то, в недобрую секунду, попалось на глаза Рогову электронное казино «Супершанс». Решил – ну как бы в шутку – зайти. Попробовать просто. Зарплата была накануне: ну что, сто рублей не жалко и проиграть. Печалить не будет. Наменял жетонов: на сто рублей дали десять штук. Приветливая девушка в юбке заметно выше колен объяснила правила. Сел. Восемь первых жетонов – в ноль, а на девятом выиграл. Ну, чепуха, двести рублей.

С другой стороны, как посмотреть. Вложил сто – получил двести. Сто процентов прибыли.

Так, короче, понемногу и затянуло.

Проигрыши чередовались с редкими выигрышами. Выигрыши большими не получались: максимум пятьсот рублей дважды Василий выигрывал. Правда, тут же все и спускал, ну так что же… Кто не рискует, тот не пьет… свежевыжатого апельсинового сока.

Есть ведь джек-пот.

1 679 222 на данный момент.

Неплохие деньги!

– Есть! Есть! – вдруг заколотил радостно ладонями по аппарату сидевший рядом волосатый парень в майке с портретом рок-музыканта Виктора Цоя на груди и размашистой надписью на спине: «Цой жив. Живет в Крыму».

Так закричал, будто «банк сорвал» (так на местном языке обозначался выигрыш джек-пота).

Но нет, автомат всеми цветами радуги не переливается и сирена под потолком не поет (именно так – Вася в рекламе видел – «Единая призовая система» приветствует крупный выигрыш).

– Много? – завистливо покосился Вася.

– Тыща рублей, – просиял поклонник автора песни про алюминиевые огурцы и брезентовое поле.

– Ну чё. Ну ничё, – кивнул Рогов.

– Сейчас в чебуречную, значит, на Литейном, там у меня приятель живет, его угощу, потом в разливуху на Рубинштейна, потом можно до бара «Дача» дойти, потом в «Луну» на Желябова…

Счастливчик, умело сочетавший разные пороки, бодро перечислял названия дешевых питейных заведений. Вечер у него явно удался.

– А мне не прет сегодня, – вздохнул Василий.

– Значит, не твой день, друг, – счастливчик улыбнулся во всю диафрагму.

– В расчетах просто ошибся, – почесал в затылке Василий.

Как многие начинающие игроки, он верил в такие фикции, как «система» и «теория вероятности».

Он как рассуждал: если выпал «банан», то в следующий раз вероятность выпадения «банана» ниже.

Не нашлось рядом математика, который объяснил бы, что всякий новый раз вероятность выпадения банана ровно такая же, что и в прошлый. И что теория вероятности неотделима от теории больших чисел. Эти теории работают только вместе. «Мы с Тамарой ходим парой, санитары мы с Тамарой». За миллион попыток банан и вишенка и впрямь выпадают примерно одинаковое количество процентов, да и то – с поправкой на изрядный плюс-минус. А на протяжении даже пятидесяти-ста попыток вероятность бана на всякий раз одинакова. Он, не нарушая никаких теорий, легко может выпасть хоть пятнадцать раз кряду…

– Да какие расчеты! Чистое везение! – воскликнул парень в майке, хлопая Рогова по плечу. И был совершенно прав. – Сегодня я, завтра ты!

Напевая «и если есть в кармане пачка сигарет», волосатый поспешил в кассу.

Рогов поднял глаза.

1 679 908.

Рублей.

Василий открывал дверь тихо, стараясь пробраться в квартиру незаметно. Сегодня ему особенно не повезло, и потому видеть никого не хотелось.

Не тут-то было: пока снимал в темноте ботинки, в прихожей появился Федор Ильич. Щелкнул выключателем. Вопросительно глянул на зятя. Василий молчал, пристраивал куртку на вешалке.

– Опять играл? – укоризненно спросил тесть.

Василий глянул на него исподлобья.

– Это, Васек, плохо кончится, – увещевал Федор Ильич. – Поверь. Страсть к игре – жуткая болезнь. Все мозги выворачивает. Я это у самого Достоевского читал! После три пути – или в петлю, или писателем, или в психушку. А ты уже того… На подходе к третьему… Пути… Семью пожалей.

– Папа, я выиграю, – раздраженно, но твердо пообещал Василий, проходя в гостиную. – Систему доработаю и выиграю.

Сел на тахту, взял пульт от телевизора. Включил. Мультфильм – обезьяна с бананом по пальме скачет. Тьфу, банан этот… Перещелкнул на другой канал. Сидят важные расфуфыренные эксперты. Рассуждают про деньги…

– Да какую систему? – не унимался тесть. – Пустой номер. А если кому и повезет, все равно продуются. Потому как болезнь не отпустит.

В комнате в переднике и с половником в руке появилась разгневанная теща.

– Что ты ему лекции читаешь! Сколько можно! Он же не слушает ничего! – Теща потрясла половником. – Вот чем лечить надо.

– Не вздумай, старая, – Федор Ильич испугался, что супруга и впрямь начнет лечить Васю.

– Всех уже с ума свел! – шумела теща. – Какой месяц зарплаты не видим! Ленка разводиться хочет, а он все ручку дергает!

– Я на квартиру зарабатываю, – буркнул Василий.

– На квартиру! – саркастически рассмеялась теща. – Эту бы не продергал!

– Да, на квартиру, – упрямо повторил Рогов, прибавляя звук.

Расфуфыренные эксперты обсуждали свежий список миллиардеров из журнала «Форбс».

– Есть версия, что через год Москва обгонит Нью-Йорк по числу миллиардеров, – вещал эксперт-брюнет.

– И тут, конечно, важен вопрос, на пользу это рядовому москвичу или во вред? – рассуждал лысый эксперт.

– А какой может быть вред? – удивился эксперт-блондин.

– Ну как же! Все миллиардеры – потенциальные жертвы терактов. Будут взрывать, прости господи, какого-нибудь Фьючерсмана – может осколком и к вам прилететь…

– Ко мне-то не долетит, – уверенно сообщил блондин. – Но это вопрос метафизический. А вот как вы прокомментируете, что глава «Главстали» Кудряшов потерял в сравнении с мартовским списком почти треть миллиарда? Предприятие преуспевает, недавно получили госинвестиции…

– Да просто колебания рынка акций, и вся недолга, – небрежно пояснил брюнет. – Это все в пределах статистической погрешности – триста миллионов туда, триста сюда… Что такое триста миллионов? Копейки…

Рогов выругался про себя. Выключил эксперта, утверждавшего, что триста миллионов долларов – копейки. Решительно пошел к ванной, дернул дверь. Оттуда тут же вылетели с кудахтанием несколько куриц.

– Ешкин хрен! – Рогов попытался пнуть курицу, но птица ловко увернулась. – Опять? Обещали же, что больше не будет! Сколько можно в курятнике жить?

– Давно б их в деревню свезли, да уехать страшно, – крикнула теща. – Ты ж весь дом проиграешь. Телевизор продашь, пылесос… Я же вижу!

Рогов повернулся и двинул на кухню. Попытался открыть холодильник. Теща тут как тут: напрыгнула на дверцу бедром, как хоккеист на хоккеиста у бортика.

– Есть не получишь! – заявила теща. – Совсем!

– Что ты… – воскликнул Федор Ильич.

Теща была настроена решительно:

– Голодом тоже лечат!

* * *

Алексей Дмитриевич Чертков, старший инспектор управления природопользования, стоял у окна своего рабочего кабинета и внимательно изучал обстановку на улице. Вот машина, в которой они приехали. Одна, точно. У шофера, похоже, нет задания следить за окрестностями: все разгадывал сканворд, а теперь задремал. Да и стоит машина так, что ничего он заметить не успеет.

Стас на месте. Присел на низенькую ограду с банкой джин-тоника…

Чертков открыл форточку, повернулся к столу.

Толстяк Пригожин, высунув от усердия язык, продолжал изучать документы, в которых, похоже, мало что понимал. Вытер со лба пот, повернулся к Черткову:

– Так вы гарантируете, что дом не тронут?

– Гарантирую, – кивнул Чертков, усаживаясь на свое место.

– И участок не отберут? – продолжал потеть Пригожий.

– Не отберут.

– А если на вашу должность другой придет? – Пригожин вдруг резко подался вперед и заглянул Черткову в глаза. – Тогда как?..

Чиновник вздохнул:

– А зачем вы оформляете собственность? Зачем? Чтобы это стало вашим – раз и навсегда. При чем здесь моя должность?

Пригожин помолчал немного. Потом выдохнул:

– Хорошо.

Пригожин резко и неловко поднял с пола на стол черный кейс. Брякнул о столешницу. Чертков поморщился. Так лак содрать можно…

Посетитель открыл кейс. Утроба его была набита пачками тысячерублевых купюр. Лежали плотными ровными рядами. Красивая все же вещь – деньги.

– Здесь два миллиона.

Чертков прижал палец к губам: тихо, дескать. Вытащил одну пачку, перелистал купюры. Не прикасаясь к кейсу руками, переложил деньги из кейса в полиэтиленовый пакет. Два миллиона – двадцать пачек. Не слишком много, но все-таки какой-то объем. В карман не спрячешь.

Давно пора вводить десятитысячные («и нарисовать на них город Грозный», – вспомнил Чертков чью-то шутку).

В долларах та же самая сумма уместилась бы в семи пачках. У американцев, кстати, есть купюры в сто тысяч долларов, выпущенные маленьким тиражом в тридцатые годы. Они до сих пор в ходу: действительны при межбанковских расчетах. Такой купюры бы и одной хватило, но толку в ней мало: в обменник не сдашь. Хождение среди частных лиц запрещено.

А вот евро, если брать пятисотки… Одна пачка – пятьдесят тысяч евро. Удобно. Хотя тоже – при обыске не утаишь…

– Документы хорошо проверили? – спросил Чертков, отвлекаясь от приятных подсчетов.

Была у Черткова такая болезненная слабость к деньгам. То есть их все любят, но Чертков относился к той категории людей, которые еще и любят смотреть на купюры, шелестеть ими и пересчитывать, пересчитывать…

– Вроде все правильно, – неуверенно отозвался Пригожин.

– Тогда желаю удачи, – встал Чертков. – Чемоданчик не забудьте.

– Вам того же, – отозвался Пригожин, подхватил кейс и пошел к двери. Лишь только она закрылась, Чертков двумя шагами оказался у окна, выбросил пакет в форточку, заметил, что Стас пакет подхватил, и вернулся за стол.

Стас свернул за дом, быстро перешел улицу. Оглянулся: хвоста нет. Отец велел ехать на такси, но Стасу хотелось пройтись, выпить еще джин-тоника.

Приятно брести по городу, беззаботно помахивая пакетом, где лежит сумма, которая многим показалась бы целым состоянием…

И никто не догадывается, что у него в пакете. Написано – «Румяные булочки». Появилась недавно в городе такая сеть кондитерских.

Стас Чертков был молодым человеком, не чуждым философических рассуждений. Он думал, что ведь это судьба каждого: мы никогда не знаем, что в кармане или на уме у ближнего, и какая судьба ждет нас за ближайшим углом.

А за ближайшим углом приставал к прохожим пьяный бомж. Громко и нагло. Случай редкий: бомжи обычно народ зашуганный и уж во всяком случае не лезут на рожон средь бела дня на шумной улице.

А этому словно бы продали с утра в аптеке бракованную – тройной крепости – настойку боярышника.

Или – Стас испуганно замедлил шаг – по его душу провокация?

– Эй, закурить дай, – безапелляционно обратился бомж к Стасу.

– Не курю, – буркнул Чертков-младший и ускорил шаг.

– А булочкой, земляк, булочкой поделись, – заорал бомж, хватаясь за пакет.

Стас еле успел оттолкнуть вонючего земляка. Хорошее было бы дело, если бы пакет порвался и посыпались на мостовую пачки денег…

Стас нырнул в подземный переход, а на другой стороне проспекта запрыгнул в такси.

Не успел Чертков включить компьютер, как дверь распахнулась, и в кабинет нахально вошли четверо мужчин.

Алексей Дмитриевич внутренне похвалил себя за предусмотрительность и четкость действий. Приготовился к актерскому номеру. Встал недовольно:

– В чем дело, господа?

– Управление по борьбе с экономическими преступлениями. Оперуполномоченный Кожемякин. – Один из мужчин показал удостоверение. – Александров – мой коллега. А это понятые.

Чертков поправил узел на галстуке. Сел, не предлагая того же непрошеным гостям. Кивнул Александрову:

– А ваши документы?

Борец с экономическими преступлениями усмехнулся, но книжечку достал. Чертков в нее глянул, снова кивнул:

– Слушаю.

– Вами только что получена взятка от гражданина Пригожина, – сообщил Кожемякин. – Два миллиона рублей.

Чертков удивленно поднял брови. Глянул на Кожемякина. Вновь поправил узел на галстуке. Выдержал паузу. Первым сдался Кожемякин:

– Есть заявление Пригожина о вымогательстве денег.

– А вы кабинетом не ошиблись? – отреагировал, наконец, Чертков. – Тут много похожих…

Гости удивленно переглянулись. Наглый попался клиент.

– Вы угрожали снести якобы незаконно построенный им загородный дом. – Александров открыл свой кейс, достал пачку листов и потряс ими. – Здесь ксерокопии переданных вам купюр. Сделаны в присутствии понятых.

Лица обоих сотрудников УБЭПа прямо-таки лучились злобной радостью. Приятно поймать крупную рыбу. Тем более – из «природопользования». Представители этой организации в последние пару лет совсем потеряли стыд. Тем более что имели в руках все карты: в девяностые годы загородное, да и городское строительство редко велось в соответствии с законодательством, и зацепить сейчас можно было практически любого. А эпоха благоприятствовала беспределу со стороны чиновников и силовиков.

Вот и спешили «природники», пока ветер не поменялся, скопить и себе на нормальный загородный дом. Ну, кто на что. Московские коллеги подавали пример, наезжая на целые дачные поселки или заводы, а товарищи на местах сигнал поняли верно…

Хорошо – удалось ухватить за задницу хотя бы этого самовлюбленного «товарища». Который вдруг откровенно зевнул и заявил:

– Это какая-то очевидная ошибка. Надеюсь, что не преднамеренная.

Кожемякин ошалел. Захотелось немедленно врезать по морде товарища Черткова. Сдержался, однако:

– Придется кабинет обыскать. Имеем право.

– Пожалуйста, – пожал плечами Чертков. Поправил галстук. – Если право имеете…

Кожемякин и Александров оглянулись – где тут можно спрятать двадцать пачек денег…

* * *

– Вот такие невеселые наши дела, – закончил рассказ Федор Ильич.

Любимов присвистнул, обменялся взглядом с Виригиным. Даже и непонятно, как реагировать. «Лучше б пил», – подумал Жора.

– Надо, ребята, что-то делать, иначе семья распадется, – вновь заговорил Федор Ильич. – Да и Ваську жаль: гибнет человек.

– То-то он обедать перестал, – догадался Виригин. – Раньше все вместе ходили.

– Режется где-нибудь, – кивнул Федор Ильич.

– Есть тут казино поблизости. – Любимов почесал переносицу – А с чего он играть-то начал?

– Да попробовал случайно и выиграл двести рублей. Его и понесло. Теперь все схемы какие-то чертит, методы сочиняет. Я ему говорю – зятек, Достоевского лучше почитай!

– Так и кандидатскую напишет, – хмыкнул Любимов. – Нет, надо же… Игрок хренов!

– Максим, ты б его работой завалил, – обратился Федор Ильич к Виригину – Чтоб с ног валился.

– Что же, его через день дежурить ставить? – развел руками Максим.

– Можно и каждый, – подсказал Васькин тесть.

– Идея-то хорошая, но по уставу не положено, – пояснил Любимов. – Давай в командировку его зашлем… На подольше. И подальше.

– А толку? Сейчас казино везде есть.

– Тогда ряху ему начистим, сразу очухается. Можно, Федор Ильич?

Федор Ильич заулыбался:

– Ну, можно, Жора. Так, чуть-чуть.

– Чуть-чуть не поможет, – рассудил Виригин. – А сильно нельзя.

– Начальству виднее, – снова хмыкнул Любимов.

– Думайте, ребята, иначе беда, – вздохнул тесть.

– Хорошо, Федор Ильич, подумаем.

– Ну, тогда я побежал, пока Васька не объявился.

Обнадеженный Федор Ильич распрощался и вышел из кабинета.

– Ну что, один раз разрешаешь? – спросил Жора.

– Ты о чем? – не понял Виригин.

– Ну, в ряху…

«Похожих» кабинетов в коридоре управления природопользования и впрямь хватало. Тут Чертков был прав. И за каждой из этих дверей…

Кожемякин в сердцах сплюнул на чистый пол. Нарушил, так сказать, экологию. Набрал номер, зажмурился и сказал без подготовки:

– Вадим Борисыч, деньги пропали. Весь кабинет перерыли, нигде нет. Ну вот так. Испарились. А… Сейчас…

Кожемякин подошел к Пригожину, который с удивлением слушал разговор. Жестом велел открыть кейс. Пригожин открыл.

– Нет, Вадим Борисыч… И на улице смотрели. Ну, я тоже так думаю. Других версий нет. Какие там следы – газон… Но мы ж не думали… Понял, Вадим Борисыч.

Кожемякин хотел еще раз плюнуть на пол, но передумал. Глянул подозрительно на Пригожина. Что мешало ему, пока все были в кабинете, передать деньги сообщнику? Наверняка сидел рядышком, в коридоре.

Тьфу, дурь какая… Кожемякин все-таки плюнул. Харкнул даже, можно сказать. Пригожин аж рот изумленно распахнул. Кожемякин вошел в кабинет, сквозь зубы распрощался с понятыми…

– Ну, что шеф? – тревожно обратился к коллеге Александров.

– В восторге, – процедил Кожемякин. – Благодарность нам…

Александров едва не кинулся на Черткова:

– Последний раз спрашиваю, где деньги?

Чертков как раз закончил мастерить из бумажного листа треугольник с острыми углами – такими удобно в зубах ковыряться. Непосредственно перед визитом Пригожина Алексей Дмитриевич обедал со Стасом в итальянском ресторанчике неподалеку (карпаччо из лосося, помидоры с моцареллой, пицца с морепродуктами, белое вино), а зубочистки на рабочем столе кончились. Надо секретарше сказать…

– Ну! – рявкнул Александров.

Чертков поднял на сыщика глаза:

– Я не брал. Сказал же!

– Куда ж они делись?! – горячился Александров. – В окно улетели?! А?! Шеф их под расписку взял!

– Погоди, Миш. – Кожемякин остановил коллегу. – Давайте по-хорошему. Верните деньги, а мы вам это… Ксерокопии и все документы. И разойдемся. Без всяких уголовных дел. Раз вы такой шустрый.

Чертков наклонил голову. Он, казалось, раздумывал.

– Начальник отдела их в банке взял. На два дня, – миролюбиво объяснял Кожемякин.

– Сочувствую… – Чертков, похоже, принял решение.

– Он еще, гад, издевается! – взорвался Александров.

– Кто гад? – негромко спросил Чертков. – Вы меня подставить хотели, и я же гад?

Александров что-то прохрипел невнятно.

– Слушайте, – продолжал уговаривать Кожемякин. – Если боитесь, оставьте в камере хранения, а нам позвоните и сообщите шифр. Согласны?

– Я не брал, – твердо заявил Чертков.

– Все, – выдохнул Александров. – Надо его к нам везти. Там договорим.

– Мы ж вас так не оставим, – покачал головой Кожемякин.

Александров схватил Черткова за руку:

– Вставай.

– Никуда я не поеду, – дернулся чиновник. – У вас оснований нет. Хулиганье…

Это малоуместное и презрительное слово и спокойного Кожемякина вывело из себя:

– Мы тебя на руках вынесем.

– А я такой крик подниму, вся прокуратура сбежится, – вскочил Чертков и сильно дернул за узел галстука. – Тогда уже вас посадят.

Некоторое время опера и чиновник молча и тяжело смотрели друг на друга.

– Все равно достанем, дурак, – зло сказал Кожемякин. – Пошли!

И борцы с экономической преступностью покинули злосчастный кабинет.

* * *

– Я ж в твою личную жизнь не лезу, – качал права Рогов. Сам ненавидел, когда этим злоупотребляли «клиенты», но тут других аргументов не было. – Хочу играть и играю. В свободное от работы время.

Последнюю фразу он произнес с нажимом и с эдакой отстраненно-официальной интонацией.

Общаться таким тоном с душевным Виригиным было, конечно, не слишком красиво. Что делать: порок – он и есть порок. Лишает человека разума, а часто и совести.

– Вась, ты не прав, – только и сказал Максим.

– Макс, я взрослый человек, – набычился Рогов.

– А я твой друг. И вдобавок начальник.

– Ну простите, Максим Палыч, – надулся Василий.

– Вась, да ладно тебе. Брось дурью маяться. Неужели ты выиграть думаешь?

– Почему нет? – вскинулся Рогов. – Люди выигрывают, сам видел. Даже банк иногда срывают. А там, знаешь, какие деньги…

– А у тебя какой плюс-минус? – вкрадчиво поинтересовался Виригин.

Было известно, что «плюс-минус» у Василия никудышный.

– Пока по мелочи, – Рогов уклонился от прямого ответа. – Я систему обкатываю.

– И где ж твои деньги?

– Выиграю, – нахмурился Рогов. – Вот увидишь. И сразу квартиру куплю.

– Да ничего ты не выиграешь, зачем себя обманывать… О семье лучше подумай.

– Это я уже слышал, – капризным голосом произнес Рогов. – У меня дел много. Я пойду, Максим Палыч?

– Ну, иди…

Рогов молча вышел из кабинета.

Николаю Заботину, школьному другу прыткого чиновника Черткова, не требовались партнеры для игры в бильярд. То есть он мог, конечно, сразиться с приятелем и даже при случае выиграть у кого-нибудь тыщу-другую рублей. Но вообще Заботин азартным игроком не был. Иначе он не смог бы управлять империей игровых автоматов.

В бильярде его интересовал сам процесс. Ему нравился звук, с которым шар врезался в шар, ему нравились изысканные – простые, но вместе с тем замысловатые – траектории ударов. Нравилось рассчитывать направление и силу, нравилось видеть, как смачно сваливался шар в лузу…

Он любил играть за двоих – против себя, так сказать. Партнер-противник только мешал, Заботин и сам прекрасно справлялся со всеми ударами. За себя и за того парня…

Вот сейчас очень хороший прошел от борта…

Заботин протянул руку за бокалом, отхлебнул коньяка.

Спросил у Черткова, который задумчиво бродил вокруг зеленого стола:

– Значит, ты деньги у ментов увел? И отдавать не хочешь? Артист. Не зря в драмкружке играл.

– Хорошо подстраховался, как чувствовал, – улыбнулся Чертков. – Дачник – гнида… Ну, чтобы всегда так хорошо чувствовать.

Чертков залпом осушил бокал.

– Нервная у вас, чиновников, служба, – иронически заметил Заботин. – Поворовать спокойно не дают…

– Тоже мне честный выискался… – буркнул Чертков.

– А что? У меня престижный бизнес. Сеть салонов. Единая призовая система «Супершанс». Звучит? Звучит!

– Для дураков звучит. В нее хоть выиграть можно, в твою единую призовую?

– Сотни людей ежедневно выигрывают, – пожал плечами Заботин. – Кто по сто рублей, кто по тыще, а кто и по пять. А джек-пот… Я вот в пул гоняю – не для бабок же. Так и люди, ведь, прежде всего за удовольствие платят. Страсть им кровь разгоняет, закиснуть не дает…

– Опустошает карманы и сводит с ума, – закончил Чертков.

– «Конечный результат – ничто, движение – все». Это не я придумал, – улыбнулся Заботин.

Допил коньяк, заел лимоном. Сделал жест – казалось бы, почти незаметный, но бармен за далекой стойкой понял, что надо принести еще.

– Мой тебе совет, Леха, не дразни ментов, верни деньги. – Заботин вновь взялся за кий. – Иначе они с тебя не слезут. Наркотик в карман сунут или ствол подбросят. Себе дороже.

– А то я не знаю. Поэтому прокурору написал, что боюсь провокаций, – Чертков и впрямь сегодня отнес заявление в прокуратуру.

– Зря ты. Там тупари, по-твоему, в прокуратуре? Они, конечно, все грызутся, как пауки в банке, но не до такой же степени. Менты прокурорским все объяснят, и те, уж будь уверен, им поверят, а не тебе… Точно говорю: нарываешься. Отдал бы бабосы и воровал себе дальше.

Заботин помолчал и добавил:

– А мог и вообще на месте с них слово взять, чтобы тебя не цепляли в дальнейшем…

Подобные мысли и самому Черткову в голову приходили. Но что уж теперь: поздняк метаться – дело сделано.

Он решил сыграть ва-банк. Настоящие мужчины должны рисковать…

– Мне сейчас деньги нужны позарез, – пояснил Чертков. – Дед один срочно квартиру продает, почти даром, а сам к сыну в Штаты на ПМЖ. Трехкомнатная в центре. Для Стаса, он жениться вздумал.

– И как ты все разрулишь? – Заботин загнал одним ударом три шара.

– Квартиру деда придется толкнуть. Чуть позже и по реальной цене. Верну операм, чтоб отстали, а на разницу Стасу куплю, – изложил Чертков свой бизнес-план.

– Если раньше не сядешь, – заметил Заботин. – Рисковые игры.

– Но интересные, – улыбнулся защитник природы. – Ты же все равно в долг не дашь?..

– Ты мой принцип знаешь, – поморщился Заботин. – Хочешь потерять друга – дай ему в долг. Неоднократно проверено.

– Знаю, – кивнул Чертков. – Тогда хоть деньги помоги «отмыть». Через свой «Супершанс».

– Зачем? – покосился Заботин.

– Чтоб вопросов не возникало, откуда дровишки. Прежде всего, у начальства. Опера ведь настучать могут, я у них на крючке. А так – повезло, выиграл. И еще боюсь, они номера купюр по банкам разошлют. Дед пойдет рубли на баксы менять, а его сцапают.

– А тебе будет приятнее, если меня сцапают?

– Здесь их прокрутить легко.

В этом Чертков был прав. Прокрутить деньги через казино – не раз плюнуть, конечно, но и не десять.

Так – два-три раза плюнуть.

Появился бармен с подносом. На сей раз, кроме конька и лимона, на подносе обнаружилось два маленьких бутерброда с икрой. Как Заботин уведомил бармена об этом желании – бог весть. Прям телепатия какая-то.

– Так я тебе друг или портянка? – подал голос Чертков.

– Прокрутить – не раз плюнуть, – туманно произнес Заботин. – Тоже запара. И опасность – ненулевая… друг.

– А за процент? – предложил Чертков.

– За какой? – немедленно отозвался Заботин.

– Десять.

– Это сколько же? Двести тысяч?.. – Заботин задумался. – Не слишком густо, Леха.

– Больше я не могу, – нахмурился Чертков.

– Ладно, так и быть… – махнул рукой Заботин. Надел очки, перегнулся через перила. – Чего у нас там?

Электронное табло показывало 1 785 693.

Рублей.

– Придется пару дней поиграть для видимости, – резюмировал хозяин заведения. – Как раз два лимона набежит.

– Что ж, спасибо, – обрадовался гость.

– А после банк сорвешь, – продолжал Заботин. – Мой электронщик спрограммирует.

– Я же говорил: для дураков…

– Но сначала деньги свои вези. Я их позже в оборот пущу, а ты другими получишь.

Чертков кивнул довольно и вытащил из-под стола портфель. Поставил его на стол.

– Вот, все с собой… Бери, пока не передумал.

– Кто? – лукаво посмотрел Заботин на друга. – Ты или я?

– Оба…

Бутерброд к коньяку в самый раз пришелся.

А у Васи Рогова в этот самый момент выпало в одной линии два яблока, а в другой – два банана. Два шанса пролетело. Будь три яблока или три банана – выиграл бы тыщу.

Не джек-пот, но тоже деньги.

И все-таки система начинает срабатывать! Удача все ближе и ближе!

Рогов полез в карман. Последние пятьдесят рублей.

Ну, двадцать надо оставить на «колу», а на тридцать можно и рискнуть…

Виригин и Любимов доехали на метро до «Канала Грибоедова», а дальше не сели на троллейбус, а пошли пешком. Покосились друг на друга. Ладно, пиво можно оставить до вечера. Взяли по мороженому: Жора – «Бодрую корову», а Макс – сахарный рожок.

– Слыхал, поймали пьяного бомжа? – поделился Максим новостью.

– Нет еще. И кто же это был? Чемпион по бегу?

Последние несколько дней питерцев терроризировал пьяный бомж: приставал к прохожим, натурально отбирал у них вещи, а при появлении угрозы – будь то милицейский патруль или самооборонец из граждан – убегал с нереальной для пьяного человека скоростью.