Текст книги "Голос бездны"

Автор книги: Андрей Ветер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Не мешало бы дёрнуть чуток, чтобы оклематься после дождя. Угостишь, не зажмёшься? – ухмыльнулся Коршунов.

– Чего там зажиматься, – Иван залез на верхнюю полку, громыхнул жестянками и извлёк из глубины хорошенькую бутыль из чёрного стекла. Бутыль увесисто булькнула, показывая, что во чреве её плескалась отнюдь не малость спирта, а добрый литр, а то и более того. – Подставляй кружку, Матвей. Брат твой присоединится?

– В стороне от угощения не останусь, – подал голос старший Коршунов, – наливай.

– Воды зачерпните для запивки, – посоветовал Олегыч.

– Не-е, мы чистого махнём, дело привычное, – улыбнулся Матвей и запрокинул голову, одним махом влив в себя содержимое алюминиевой кружки. – Ах, славно дерёт!

***

Шум поднялся внезапно. Сергей сидел возле задумчиво курящего Ивана на лавке, представляющей собой широкую доску, приколоченную к двум вертикальным чурбанам, и вслушивался в звук падающих с деревьев капель, когда послышался внезапный грохот жестяных мисок и кружек, полетевших на пол.

– Да сколько же можно, уберите вы свои руки в конце концов! – женский голос воскликнул не столько возмущённо, сколько испуганно.

– Что там у них? – вздрогнул Иван и резко встал. Нервы у всех были достаточно напряжены.

– Пойдём-ка туда, – откликнулся Лисицын и быстро вошёл в избу.

Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить всю обстановку. Коршуновы успели изрядно набраться, их разморило, и Матвея потянуло на развлечения. Судя по всему, он пытался приударить за одной из туристок, пышногрудой и голубоглазой. Сергей Лисицын обратил на неё внимание в первый же день приезда в Нижний Лагерь. Она не отличалась красотой, можно даже сказать, что была совсем простенькой, а то и невзрачной. Но её голубые глаза заменяли все остальные прелести, которыми обладают смазливые барышни. Её звали Тамара. Она всегда вела себя тихо, неприметно, как мышонок, будто старалась всячески избегать постороннего внимания. И вдруг на неё положил глаз пьяный, насквозь пропотевший мужик с грязными волосами и рожей, усеянной чёрной щетиной.

– Прекратите же лапать меня! – Она передвинулась уже на самый край лавки и прижалась спиной к стене.

– Да ладно тебе, – развязно отвечал Матвей, тяжело оглаживая широкой тёмной ладонью женское плечо. – Не маленькая небось, ничто, как говорится, человеческое…

– Прекратите! – Она попыталась встать, но Матвей больно впился крепкими пальцами в её плечо и усадил на прежнее место.

– Сидеть, соска! – внезапно повысил голос Матвей, и его рука властно скользнула с плеча Тамары на белую шею. – Эка от тебя славный дух идёт, чисто молочный…

Павел Коршунов тем временем пересел из-за стола на пол в угол избы на чей-то свёрнутый в рулон мягкий спальник и в блаженстве откинул голову назад, уперевшись растрёпанным затылком в стену. В ногах у него стояла очередная кружка со спиртом, рядом лежало ружьё. Вслушиваясь в голос младшего брата, пристававшего к Тамаре, он расслаблялся, словно внемля убаюкивающей песне.

От внезапно пробудившегося в Матвее буйства туристы оторопели, сгрудились, боясь проронить лишний звук. Весь мир превратился для них теперь в неукротимый кошмар, оскалившийся бешеными клыками и выставивший перед собой сизый срез ружейного ствола, от которого разило только что сгоревшим порохом. Несколько часов назад рехнувшийся Пётр застрелил на их глазах инструктора Василия. Теперь пришли эти двое, тоже вооружённые, напились, превратились в свиней и могли в любую секунду начать палить из всех ружей куда ни попадя.

– Отпустите же меня! – взмолилась Тамара, снова попыталась освободиться и полными отчаянья глазами взглянула на остальных людей.

Кто-то из мужчин неуверенно подал голос, деликатно попросив Матвея прекратить хулиганство, но тот лишь рыкнул в ответ. Его взор затуманился. Потеряв над собой контроль, он сгрёб Тамару в охапку одной рукой и выволок из-за стола, не выпуская из другой ружья. Девушка вскрикнула.

В это время и вошли в избу Сергей и Иван.

В два прыжка Лисицын покрыл пространство, отделявшее его от Матвея, и впился в его взъерошенную шевелюру. Пальцы ощутили жирность давно не мытых волос. Матвей удивлённо гыкнул, поддался сильному движению Лисицына, выгнулся, оскалился и в следующую секунду громко охнул: Сергей наградил его двумя короткими, неуловимо быстрыми ударами в поясницу. Матвей грузно опустился на пол, громко стукнувшись коленями.

– Ну, язва, щас я тя урою, – прошептал он.

Однако ему потребовалось не менее минуты, чтобы очухаться, Сергей же тем временем забрал у него двустволку и положил на стол.

– Нужно уметь себя вести… – начал было Лисицын, повернувшись к Матвею спиной, но в то же мгновение браконьер вскочил на ноги и бросился на него, выпучив красные блестящие глаза.

– Серёга! – только и успел выкрикнуть Иван.

Лисицын услышал шум позади и стремительно повернулся. Выпитый спирт заметно притупил чувства браконьера, только поэтому он смог столь легко прийти в себя. Однако движения его были неточными. Огромный кулак размашисто скользнул в воздухе, но не попал, как Матвею того хотелось, в голову Лисицына. Кулак стукнул в плечо. Сергей качнулся, продолжая разворачиваться, ловко упёрся руками в стол за спиной и оттолкнулся от пола обеими ногами. Его тело взмыло вверх, сжалось в комок на уровне груди Матвея и тут же распрямилось, как тугая пружина. Две сильные ступни одновременно ткнулись в грудь Матвея и отшвырнули его к стене.

Браконьер не упал, стена удержала его. Он рванулся влево, затем сразу метнулся вправо и выбежал в дверь, свалив могучим ударом возникшего на его пути Ивана. Сергей бросился за ним. Разбежавшись, он кубарем бросился Матвею под ноги и сбил его в лужу, подняв столб холодных грязных брызг. Браконьер быстро трезвел от сыпавшихся на него ударов и сам не плошал, отбиваясь тяжёлыми кулаками. Однако против Сергея у него было мало шансов.

Когда из дома выбежали люди и Иван подлетел к дерущимся, руки Матвея были уже заломлены за спину. Его чумазое лицо скривилось в бессильной ярости, волосы налипли на глаза.

– Всё нормально, – посмотрел на подбежавшего инструктора Лисицын. – Больше он не будет кусаться. Надо бы скрутить его до приезда милиции.

– Это уж хрен вам! Немедля отвалите от него! – послышался хриплый окрик.

Все оглянулись и увидели Павла с поднятым ружьём. Пока продолжалась драка, на старшего Коршунова никто не обращал внимания, про него просто забыли, сочтя за уснувшего. Однако он знал, что делать. Он затаился, как это умеют делать настоящие таёжные жители, притих, сделавшись как бы невидимым, но теперь встал и взял ситуацию под контроль.

– Оставьте брательника, – взмахнул он двустволкой. – Слышь, Матвей? Поднимайся и скоренько вали в ту хату.

– Зачем? – сплёвывая кровь с губ, избитый браконьер медленно поднялся.

– У них там рация. Лупани в неё разок картечью, чтобы не трепались больше ни с кем. Нам с тобой и без того ищеек на хвосте хватает. Давай живее! И кончай кулаки сжимать, драки боле не будет. Успокойся или я тебя самого продырявлю, слышишь? Шибко много с тобой хлопот…

Павел бросил брату второй дробовик, и младший Коршунов недовольно побрёл в избу, где находилась крохотная радиостанция. В дверях он остановился и злобно ухмыльнулся:

– А ну выходь! Нечего меня подкарауливать, хрен пеньковый!

Из дома шагнул расстроенный Олегыч с топором в руке.

– Глазастый чёрт, – проворчал инструктор, проходя мимо Матвея.

– Глазами кормлюсь, – бросил в ответ браконьер и сильно ткнул Олегыча стволом в спину. – Топай, топай.

Через несколько секунд раздался выстрел, слившийся с металлическим визгом покорёженной рации, затем второй, и вскоре Матвей появился на пороге, вгоняя в ружьё новые патроны.

– Так что теперь прощайте, – сказал Павел, садясь верхом на кобылку и не сводя с толпившихся людей оружия. – Отдыхайте на здоровье, места здесь пригожие.

– А с тобой, язва, – крикнул Матвей, впрыгивая на второго коня и обращаясь к Лисицыну, – я когда-нибудь свижусь!

Всадники быстро скрылись, оставив туристическую базу в гробовом молчании.

– Ну что, братцы? – Иван медленно обвёл глазами собравшихся. – Сколько нас тут? И не сумели совладать с двумя бандитами? Аль стволов у нас своих нет? Как сопляков каких-то уделали нас! Тьфу!.. Кстати, теперь уж нечего темнить, настроение у всех изгажено, так что скажу вам всё до конца.

– Что ещё? – ахнул женский голос.

– Этот сумасшедший Пётр убил и Женьку нашего. Ножом в спину.

– Ой…

– Вы должны всё знать. Отдых у вас не получился, к сожалению. Пока не прибудет милиция, мы никуда отсюда не двинемся. А там уж вы решайте сами, поедете вы дальше или двинетесь обратно, – сказал Олегыч.

– Словом, сейчас у нас здесь военное положение, – подвёл итог Лисицын. – Держитесь все вместе. Из дома не выходите.

– А если по нужде, то как? – спросил неуверенный мужской голос.

– По нужде придётся с охраной, – после некоторого раздумья решил Иван. – Я, Олегыч или Сергей, в общем, кто-нибудь из нас будет с вами ходить, держа ружьё наготове. У нас есть два дробовика.

– И женщины тоже под вашим присмотром будут… в туалет… ну?.. – задала вопрос голубоглазая Тамара, успевшая прийти в себя.

– Иначе нельзя, – решительно ответил Сергей.

– Ужас какой-то…

Тем временем Коршуновы скакали вниз по тропе. Матвей матерился, Павел мрачно молчал.

– Съехать нам надо где-то с тропы, – сказал вдруг Павел.

– Чего это?

– Они поутру милицию из Куюса вызвали из-за того убитого. Так что мы завтра наткнёмся на патруль, это уж как пить дать, а то и раньше.

– Вот бляди городские…

И тут они умолкли.

Впереди, поставив коня поперёк тропы, молча смотрел на Коршуновых незнакомый мужчина. Он сидел верхом, нагнувшись вперёд и опершись локтем на холку своего несёдланого скакуна. На руке его лежало охотничье ружьё, направленное на Коршуновых. Но не это поразило братьев, а то, что незнакомый всадник был совершенно голый. Единственный предмет туалета, если так можно выразиться, составлял висевший на талии патронташ. Нагое тело совсем не спортивного сложения было густо обмазано глиной от бёдер до шеи. Грязь покрывала и его лицо.

Клыки безумства

Пётр пришёл в себя так же внезапно, как и впал в забытье. Оглядевшись, он увидел скорчившуюся Марину со скрученными за спиной руками.

– Сидишь? – равнодушно спросил он.

– Петенька, развяжи меня, милый…

Пётр поднялся, не обращая внимания на её просьбу, и неторопливо обвёл глазами лес. Дождь прекратился, но повсюду слышался звук капающей с косматых ветвей воды. Кустарник мелко подрагивал нежной зеленью под осыпающейся тут и там водой.

– Петенька, я больше не могу так, – взмолилась Марина, – я насквозь продрогла. Слышишь ты меня или нет?!

Её хныканье внезапно переросло в истеричный крик. Пётр молча сделал несколько шагов взад-вперёд, подобрал с земли ружьё и присел на корточки перед женой. Она увидела его глаза.

Взгляд мужа показался совершенно отсутствующим, и её голос снова сошёл на шёпот.

– Петя, что с тобой? Где ты сейчас? О чём ты думаешь?

– Я здесь, – спокойно ответил он и вдруг без всякого предупреждения схватил Марину за горло.

– Я здесь, поэтому не надо кричать во всю глотку. Ты можешь привлечь внимание, женщина. Я забрал тебя с собой для того, чтобы ты была со мной, так как ты принадлежишь мне по праву. Но если ты станешь обузой, я тебя убью. Знай это и помни.

Он произнёс эти слова ровным, почти монотонным голосом, будто плохой актёр читал заученную роль. В его интонации не слышалось угрозы, но от этого Марине сделалось куда страшнее, а беспощадно впившиеся в горло пальцы сказали значительно больше, чем голос мужа.

Пётр снова встал и, казалось, сразу забыл о жене. Его взор устремился в небо. Губы его произносили что-то беззвучно.

Ни с того ни с сего он начал раздеваться. Марина невольно вздохнула, подумав, что Пётр решил заняться с ней любовью. В этом случае она могла легко вернуть к себе его расположение, расслабить его, усыпить бдительность. Но он, раздевшись догола, даже не взглянул на женщину. Марина увидела, как его белое тело, гладкое, непропорциональное, похожее на громадную сосиску, мягко двинулось сквозь кусты, раздвигая мокрую листву, и как-то сразу скрылось из вида. Наступило томительное ожидание. Минут десять спустя, Пётр снова появился перед женой, только теперь он был тщательно вымазан чёрной глиной от шеи до самого паха. Лишь волосатые ноги его остались по-прежнему белыми. Не проронив ни слова, Пётр остановился перед Мариной и провёл грязной ладонью по своему лицу, оставив тёмные следы на лбу и щеках.

– Петенька, – захныкала испуганная женщина и затрясла короткими каштановыми волосами, – что ты надумал? Я боюсь…

Продолжая молчать, он обвязал вокруг пояса патронташ, заткнул за него нож, перебросил через плечо ружьё и шагнул к жеребцу. Не обращая ни малейшего внимания на причитания жены, он спокойно скрылся в чаще.

Он не мог понять, что заставляло его делать тот или иной шаг, он будто повторял чьи-то поступки, отдавшись во власть чужой воли.

Добравшись до тропы, он остановил коня и прислушался. Ветер шумел в гигантских кронах деревьев. Пели птицы, иногда они перелетали с ветви на ветвь, громко хлопая крыльями. Пётр молчал и ждал. Он не знал, чего именно дожидался, остановившись посередине тропы, но продолжал ждать.

Вскоре до его слуха донёсся негромкий говор. Пётр сбросил ружьё с плеча и положил его на руку, опершись локтем о холку своего коня. Тот тряхнул головой, повёл ушами и зычно фыркнул. Вслед за человеческими голосами послышался неторопливый перестук копыт по сырой земле. Вот хрустнула ветка под тяжестью лошади, вот перекатился камешек, сдвинутый с места, вот звякнула уздечка…

Всадники появились из-за густо заросшего поворота и остановились, завидев Петра. Их было двое. Оба тревожные, настороженные, заросшие густой щетиной. За спинами болтались двустволки. Они замолчали, явно удивлённые, но Пётр не понял причину их удивления. Он успел забыть о том, что был наг и вымазан глиной, да и не думал, что это могло произвести на кого-то странное впечатление. Для него самого собственный облик был в порядке вещей.

– Мужик, ты кто? – сипло спросил один из всадников. – Ты чего торчишь тут?

– Я тут живу.

– А чё разнаготался, какого рожна трясёшь мудями голыми?

– Не знаю, так надо.

– Слышь, мужик, нам вниз надобно. Мы на Куюс путь держим. Ты бы свалил с дороги-то, а то выставил пушку… – Павел Коршунов осёкся. Внезапная мысль пронзила его мозг. Он повернулся к Матвею и негромко сказал: – А не тот ли это сумасшедший, что порешил инструктора на базе?

– Вот язва, – процедил в ответ Матвей, – нам только его не хватало для пущей радости.

– Ты, что ли, так и будешь столбом торчать? – вновь крикнул Павел голому всаднику. – Слышь, нам до тебя дела нет. Посторонился б ты подобру-поздорову. – Сказав это, Павел вдруг осознал, что положение их было совсем незавидным. Сумасшедший дикарь держал их фактически под прицелом. Он мог запросто потянуть спусковой крючок, не целясь, и в любом случае попал бы в одного или даже в двух братьев сразу, в зависимости от того, какой у него был заряд. – Слышь, мужик, нам ехать надо…

Голый мужик молчал. Его взгляд не выражал ровным счётом ничего, глаза смотрели безучастно. И тут Павел не выдержал и тронул коня.

– Уйди с пути, чудак-человек, – проговорил он дрогнувшим голосом.

Его лошадь сделала несколько шагов по направлению к Петру, и в следующую секунду громыхнул выстрел. Картечь со свистом распорола воздух и выбила Павла из седла. Основная масса её продырявила ему живот, но часть дроби попала в ногу и в бок лошади. Животное заржало от боли, испуганно рвануло назад и стукнуло упавшего человека копытами по лбу.

Матвей ошарашенно проследил взглядом за падением брата, потянулся было вперёд, но увидел внезапно обезумевшие глаза стрелявшего и немедленно повернул свою лошадь назад, пустив её крупной рысью. У него не было времени на то, чтобы сорвать свою двустволку с плеча, ибо сумасшедший всадник широко разинул рот и издал такой жуткий вопль, что сердце Матвея мгновенно сжалось в ледяной комок. От раздавшегося крика у него помутилось в глазах. Ни о каком оружии Матвей уже не мог думать. Лошадь послушно понеслась прочь от страшного места вслед за своей раненой подругой, из бока которой лилась кровь.

Оставшись один, Пётр резко осадил своего взыгравшего коня, прикрикнул на него и спрыгнул на землю. Продолжая держать коня на поводу, он повесил ружьё себе на шею, как игрушку, и склонился над ещё живым, но уже ничего не видящим Павлом. Свободной рукой он извлёк из-за пояса нож и тыльной стороной ладони провёл по разбитому лбу умирающего, словно успокаивая его. Некоторое время он смотрел перед собой, ничего не делая, затем нахмурился, как если бы на него внезапно накатило отвратительное настроение, и опустился на колени возле распростёртого тела. Конь испуганно попятился, учуяв запах крови, и Пётр властно дёрнул за повод, однако жеребец не послушался и подался в сторону сильнее, вырвав поводья из руки человека.

– Кхы! – то ли выругался, то ли кашлянул Пётр и злобно посмотрел на побежавшего вниз по тропе коня.

Оставшись наедине с окровавленным телом, Пётр вцепился левой рукой в затылок браконьера, сильно потянул собранные в охапку его грязные волосы, а второй рукой поднёс нож к голове Павла. Лезвие легко вспороло кожу там, где Пётр оттягивал волосы, и с треском разрезало кровеносные сосуды, легко подснимая кожу с волосами на затылке.

– Ага-га! – засмеялся Пётр, вертя перед собой жуткий кровавый трофей. – Чёрное Дерево вернулся в горы!

Он неторопливо выпрямился и заткнул срезанный скальп за патронташ, привязав его для верности окровавленными волосами, как нитками. Возле скальпа он разместил и нож. Красные струйки потекли по голому бедру вниз.

Совершив всё это, Пётр издал протяжный крик, похожий не то на волчий вой, не то на вопль человека, которого режут на части. Отбежавший, но остановившийся было ниже на тропе жеребец снова испуганно сорвался с места и поскакал прочь.

Пётр глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух, весьма довольный собой.

***

Не желая возвращаться на базу к туристам, Матвей резко свернул с тропы в чащу. Лошадь пошла медленно, переступая через бурелом, то ныряя в густые тени, то выныривая из них в появившиеся уже ослепительные солнечные пятна. Матвей решил сделать крюк и выбраться на тропу гораздо ниже того места, где произошла роковая встреча с сумасшедшим человеком. То, что Павел погиб, у Матвея не вызывало ни малейшего сомнения. Но даже если бы он знал, что брат не умер и нуждался в помощи, он ни за что не вернулся бы назад. Слишком ужасно было всё случившееся, слишком невероятно, слишком сильно оно потрясло воображение младшего Коршунова. Матвей не принадлежал к числу больших храбрецов, хотя ему многое пришлось повидать, через многое пройти. И всё же он никогда не шёл туда, где его жизни угрожала опасность, предпочитая обходить её стороной.

Он не смог бы сказать, долго ли ехал по лесу. Он будто провалился в забытье, видел только проплывающие возле лица густые ветви, похожие на медвежьи лапы, и усыпанную сырой хвоей землю. Лошадь, почувствовав, что наездник перестал управлять ею, мало-помалу сбавила ход и в конце концов остановилась совсем. Коршунов был настолько поглощён своими мыслями, что не заметил, когда животное остановилось. Обнаружив, что стоит на месте, Матвей смачно сплюнул и огляделся.

– Эх, тварь безмозглая, чтоб тебе… – пробормотал он и тут же замолчал.

В нескольких шагах впереди он увидел женщину. Она полулежала, держа руки за спиной, и напряжённо глядела на Матвея. У неё были красивые, коротко остриженные волосы тёмно-каштанового цвета, длинная шея, большие испуганные глаза, мокрая рубашка и такие же мокрые джинсы.

– Полная тайга идиотов, – сплюнул он. – Ты кто? Чего таращишься? Чего там за спиной прячешь? А ну покажь руки!

– Я не прячу, – едва слышно ответила женщина. – Они у меня связаны. Помогите мне. Я умоляю вас. У меня совсем нет сил…

– Чего? Связана? Кто ж тебя так скрутил, девка? – Матвей слез с коня, настороженно оглядываясь, готовый к любой внезапности.

– Муж связал.

– Давно ты тут? – спросил Матвей, обходя Марину сбоку, но не приближаясь. Увидев, что она на самом деле связана и что запястья её уже посинели, он быстро подошёл к ней. – Кто у тебя муж-то? Что у него за шутки такие?

Она заплакала внезапно и ткнулась лицом в плечо Матвея. Ощутив мимолётное прикосновение женской щеки к своей, Матвей напрягся телом и услышал, как в нём стало просыпаться желание. Отодвинув её голову от себя, он заглянул ей в заплаканное лицо.

– Красивая ты…

Он жадно припал ртом к её губам. Марина задохнулась в волне перегара и отшатнулась, насколько ей позволяла поза.

– Что вы? Что вы?..

Матвей рывком развернул её, из-за чего она охнула, и стал распускать узлы туго скрученного ремня. Узлы не поддавались. Матвей выругался, достал нож, и шрамы на его физиономии сложились в глубокие борозды, похожие на канавы, прорытые через мохнатую лужайку.

– Чего там мелочиться…

Лезвие в одно мгновение разрезало путы, и Марина прижала руки к груди, растирая запястья.

– Больно…

– Щас полегчает, – заверил Матвей.

Он заметил, что тело его начало мелко дрожать, пока он разглядывал профиль Марины, линию её гибкой шеи с полупрозрачным пушком волос.

– Красивая ты…

Он протянул к ней загорелые руки, и не успела женщина вскрикнуть, как он подмял её под себя. Торопливо расстегнув её джинсы, он приспустил их до колен и сунул ладонь между её ног. Марина зажмурилась. Какая злая ирония – сменить одного безумца на другого! Казалось, жизнь решила проучить её за какую-то провинность и столкнуть её лицом к лицу с особой, скрытой от неё дотоле стороной человека, с особой получеловеческой породой, особым видом живых существ.

Внезапно Матвей остановился, затаился, сжался в комок. Медленно, очень медленно он высвободил руку из женской промежности.

– Баба, – с непередаваемой, какой-то вселенской грустью в голосе произнёс он, обнюхивая пальцы, – душистая баба… Но не могу я тебя щас, никак не могу… Не время…

Марина облегчённо вздохнула.

– Так что у тебя с мужем-то? – подвинулся к ней Матвей, продолжая обнюхивать свои пальцы.

– Умом тронулся.

– Спятил?! – воскликнул браконьер.

– Связал меня и уехал куда-то.

– Вот ведь бля! Тоже спятил… Постой, постой… А каков он собой? Он, часом, не голышом теперь разгуливает?

– Голышом, – кивнула она и громко сглотнула. – Вон его одежда валяется. Он весь глиной обмазался зачем-то…

– Знаю, – испуганно произнёс Матвей, – видал я твоего мужика… Сволочь подколодная, он брательника моего положил, кишки ему картечью выпустил… Так, значит, вот какой номер складывается. Полный цирк, моталкина кукушка!.. Надо мне рвать когти отсюдова, немедля, ей-ей… Вот что, девка, ты пойдёшь со мной. Щитом мне будешь, этим, как его бишь… заложницей…

– Заложницей? – Марина лежала на спине, боясь сделать резкое движение.

Всматриваясь в Матвея, она с удивлением заметила, что в его лице не было ничего злобного, может быть, не было даже порочного. Он, конечно, вёл дикую, примитивную жизнь, вероятно, браконьерствовал, напивался до потери пульса по возвращении из тайги в город, устраивал драки, грубо овладевал женщинами. Но это всё происходило из его примитивности, но никак не из порочности.

Вот и сейчас он почему-то не стал насиловать Марину, хотя в ней совсем не осталось сил, чтобы сопротивляться ему. А после того как Матвей узнал, кто именно связал её, у него в глазах затухли последние искры желания. Им овладел страх, животный ужас.

– Заложницей, – повторила Марина и, поднявшись на ноги, попятилась от Коршунова.

– Стой, дура! Куда намылилась? Некуда тебе одной пешкодралить, – ухмыльнулся без всякой злобы Матвей. – Где твоя кляча? Ускакала? Ладно, полезай на моего коня, позади меня будешь сидеть. А там, глядишь…

Он не договорил и замолчал. Марина так и не поняла, что именно «глядишь». Она уныло устроилась позади Коршунова, сев почти на круп коня.

– Ближе ко мне прилаживайся. Руками обхвати меня, не бойсь, не обижу…

Матвей тронул коня, и через минуту не осталось ничего, что напоминало бы о недавнем присутствии на этом месте людей. Ничего, кроме брошенных в траву разрезанных ремней и мужской одежды, сваленной в кучу.

Двумя часами позже там появился Пётр. Своего умчавшегося вниз по тропе жеребца он поймать не сумел, пришлось двигаться пешком.

Он неторопливо и удивлённо осмотрелся, проверяя, не ошибся ли он, туда ли вывела его память. Туда. Это подтверждал ворох его мятой одежды. Это подтверждали разрезанные ремни, которыми он связал жену. Но теперь жены не было. Разрезанные ремни свидетельствовали, что кто-то освободил Марину. Но кто? Пётр тщательно оглядел всё вокруг. Неподалёку он увидел свежие отпечатки конских копыт. Одна лошадь. Можно было легко пойти по её следам. Однако Пётр остался на месте. Человек, забравший Марину, мог уехать далеко. Преследовать его было лучше верхом. Для этого нужно было вернуться на базу и забрать там лошадь, заодно можно было бы прикончить седовласого старика, чтобы не откладывать на другой раз.

***

Сергей заглянул за угол избы и всматривался в сгущавшийся сумрак не меньше минуты, держа ружьё наперевес. Затем махнул Тамаре рукой:

– Идите сюда, присаживайтесь.

– Мне так неловко, – она смущённо опустила глаза. – Может, я всё-таки отойду подальше?

– Бросьте. Небось не чудо какое показывать будете. По нужде вышли. Что может быть естественнее и понятнее? – Сергей показал рукой в метре от себя. – Устраивайтесь тут. Никаких «подальше». Уйдёте подальше, я вас потеряю из вида. Так что садитесь возле меня и делайте своё дело. Я отвернусь.

Тамара повиновалась ему и опустилась на корточки, спустив брюки. Раздавшееся громкое журчание заставило её покраснеть. Она знала, что в тусклом вечернем свете густой румянец не был виден, но щёки её пылали, и это ощущение держало её в напряжении.

Поднявшись, она торопливо натянула брюки и шагнула к Сергею. Он повернулся сразу, едва услышал шорох натягиваемой одежды.

– Всё в порядке? – засмеялся он. – А вы так переживали из-за этой мелочной процедуры. Пойдёмте-ка внутрь.

Тамара нервно взяла его за локоть.

– Скажите, Сергей, что вы чувствовали?

– Когда? О чём вы?

– О драке с этим Матвеем. Что вы чувствовали? Что чувствует мужчина, когда наносит удары, когда избивает кого-то, когда одерживает верх? – Она остановилась, пряча глаза под опущенными ресницами, хотя в этом не было никакой необходимости, так как ежесекундно становилось темнее.

– Не знаю, – Лисицын пожал плечами. – Странный вопрос.

– Но вы же испытываете при этом какие-то чувства.

– Поверьте мне, я крайне редко пользуюсь моими кулаками, несмотря на то что прошёл богатую школу рукопашного боя, много лет занимался кунг-фу, так что движения обычно происходят машинально, это рефлекс. Впрочем, сейчас у меня всё получается гораздо менее ловко.

– А я должна признаться, – негромко проговорила Тамара, – что испытала удовлетворение, глядя на то, как вы били Матвея.

– Неужели?

– Я понимаю, что это ужасно, но ничего не могла поделать с собой. Вот тут стало как-то томно, – девушка показала рукой между своих грудей, – мне было приятно, как-то по-особому приятно, по-злому приятно. А вам? Неужели вы, Сергей, не чувствуете, как просыпается зверь, который сидит внутри вас?

– Зверь? – не понял Лисицын.

– Ну, ведь в каждом из нас таится животное, не правда ли? Все мы от случая к случаю даём ему волю… – Тамара смутилась ещё больше и уже стала сожалеть о начатом разговоре. – Нужно ведь иногда стряхнуть с себя всё искусственное, дать выход, скажем, накопившейся ярости.

– Пожалуй, вы правы. Есть такое.

– Значит, вам становится хорошо после такой вот драки? Вы испытываете облегчение?

– Не знаю, – опять пожал плечами Сергей, его стала забавлять эта девушка.

– И у вас нет чувства гордости за одержанную победу? Или, быть может, вам стыдно?

– Никаких угрызений совести. Не я же затеял ссору, не я вынудил пробудиться того, как вы выразились, зверя. Я просто защищал вас. Что же до гордости, то было, конечно, время, когда я гордился моими победами. Давно, но всё-таки было. Случалось, я ходил с друзьями после тренировки бить хулиганов на улице. Честно говоря, дело-то весьма бесстыдное, ведь мы умели здорово работать ногами и руками и специально провоцировали драки, в которых без особого труда одерживали победы. Я тогда не просто гордился собой, я в буквальном смысле слова задирал нос. Затем что-то случилось, перевернулось во мне, пришло понимание, что вовсе это не я побеждаю, а жизнь, клокочущая в моём сердце, жизнь, которой одарил меня Бог. Неоднократно я был в таких переплётах, из которых человеку ни при каких обстоятельствах не позволено выйти невредимым. Но вот я стою перед вами, живой, здоровый, полный сил. Тогда я понял, что меня охраняют свыше. Это просто Божий промысел. Значит, я зачем-то нужен, и это также означает, что вовсе не я совершаю поступки, а меня заставляют совершать их. Если же это так, то чем же мне гордиться? У меня нет никаких личных достоинств.

– Любопытно, – улыбнулась Тамара и подняла на Сергея глаза.

– Так же не может гордиться женщина длинными от рождения ногами, не имеет такого права. Это дано ей природой, это не её заслуга. Или взять вас, например, ваши удивительные голубые глаза, на которые, я уверен, западают все мужчины. Вы не вправе гордиться своими глазами, они вовсе не являются вашей заслугой.

– Любопытно, – снова сказала Тамара и нерешительно спросила: – Значит, вам нравятся мои глаза?

– Глупый вопрос. Ваши глаза… ваш взгляд поражает в самую глубину сердца.

– Я поразила вас в самую глубину? Неужели? – она улыбнулась смелее. – Я вам нравлюсь?

– Мне нравятся все женщины… То есть я не так выразился. Я люблю всех женщин. Я люблю женскую природу. Я преклоняюсь перед женщинами. Но именно перед женщинами, а не перед инженерами, актрисами, поварихами. Меня совершенно не привлекает женщина в социальном смысле. Женщина – это природа, живородящая природа. Её-то я и люблю, её и боготворю. А пиджаки, блузки, парфюмерия, причёски, автомобили – этим пользуются те, кому не хватает природы, кто забывает о природе. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Вы спасли меня сегодня, – проговорила после некоторой паузы Тамара. – Можно я поцелую вас за это?

– Почему бы нет? – Сергей улыбнулся просьбе девушки. – Только пусть это не будет благодарностью. Пусть это будет просто поцелуй. Соприкосновение женщины и мужчины. Я никогда не принимаю ничего в качестве благодарности.

– Ладно.

Она потянулась к нему и осторожно прижалась губами к его рту. Губы у неё оказались пухлые, мягкие и влажные. Сергей почувствовал, как внизу живота у него пробежала искра.