Текст книги "Синдром Кандинского"

Автор книги: Андрей Саломатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Я объяснил ей, что со мной произошло, что очень хочу есть, и она дала мне три рубля. Затем спросила, знает ли кто из моих знакомых, куда я поехал. Я ответил, что не знает и не может знать. Женщина дала мне ещё пять рублей, сказала, где я могу купить поесть, а потом предложила переночевать у нее. Она продиктовала адрес, но просила никому не говорить о том, где я буду ночевать, потому что у неё плохие отношения с милицией. ЄПостучишь три раза, – сказала она, – а когда спросят: ЄКто?є, ответишь: ЄОт Кларыє. Тебя проведут ко мнеє.

До самого вечера я болтался по городу, пообедал и даже поспал час в скверике на траве. Когда начало смеркаться, поехал в гости к Кларе.

Дом оказался на самой окраине, к тому же на отшибе, в стороне от дороги. Мне пришлось порыскать, так как был он полностью скрыт густыми зарослями и вела к нему даже не дорожка, а едва заметная в темноте тропинка. Ни в одном окошке не было света, и пришлось в темноте искать дверь. Без всякой надежды я постучал и уже собрался было уходить, как за дверью спросили: ЄКто?є Я ответил, и меня впустили в совершенно темную прихожую. Затем кто-то взял меня за локоть и повел по коридору. Страшно не было. Не раз бывал я в подобных домах, где образ жизни хозяев требовал определенной конспирации. Наконец рядом распахнулась дверь, и я попал в большую комнату, по углам которой в бронзовых трехголовых подсвечниках горели свечи. Посреди комнаты стоял накрытый стол с вином и закусками, а за столом сидело не менее десяти человек. Клары среди них не было, зато у плотно занавешенного окна я увидел уже знакомого кавказца и его белокурую подругу. Я обрадовался этой встрече, кивнул им, но они сделали вид, что не знают меня. Провожатый усадил меня за стол как раз между моими спасителями. Слева сидел кавказец, справа – его знакомая. Мне налили вина, положили на тарелку жареного мяса и сказали, чтобы я не стеснялся, брал все, что захочется. За ужином я все время думал, как могло произойти, что я снова встретил эту необычную пару – и так далеко от первого места встречи. Но ни к какому выводу не пришел, а потому приписал все случаю.

Все, сидящие за столом, по очереди подходили ко мне и просили пить за хозяина дома, которого звали Самаэль. Чокаясь, они говорили одно и то же: ЄСамаэль здесь хозяин, и нет хозяина, кроме негоє. Затем выпивали и отходили. При этом соседка справа все время говорила мне: ЄНе пей. Только делай вид, что пьешьє. Но я её не послушал.

Когда очередь дошла до кавказца, я тихо спросил, помнит ли он меня. Он ответил, что не помнит и видит в первый раз, но это неважно, потому что сегодня вечером я их гость. Тогда я так же тихо спросил, где сам хозяин Самаэль, за которого мы все пьем? И он ответил: ЄПей спокойно и ни о чем не думай. Хозяин здесь, он все видит, все слышит, но за столом его нетє.

После того, как с каждым выпил по фужеру, я совершенно захмелел и сейчас некоторые подробности помню плохо. Например, я не заметил, в какой момент со стола исчезли закуски и вино, но помню, что с него сдернули скатерть, а потом все присутствующие по очереди принялись нараспев читать какие-то слова. Меня же попросили негромко повторять их за читающим, а смысл обещали объяснить потом. Моя соседка справа, однако, снова прошептала, чтобы я не повторял эти слова, а только делал вид, шевеля губами. Но я опять её не послушал. Позже я обо всем догадался. Ты же знаешь, у меня есть дурацкая привычка читать вывески, заголовки газет и разные названия наоборот. И вот, когда мне наскучило долдонить эту абракадабру, я решил развлечься. В этот момент один закончил читать, а следующий начал все сначала. ЄСан йулимоп, йынтремссеб йытявс, йикперк йытявс, ежоб йытявс. Нима. Вокев икевов...є – читал он нараспев, а я переводил все наоборот, пока не понял, что читаю. Догадавшись обо всем, я испугался и перестал повторять, сделал вид, что совсем опьянел и засыпаю. Тогда мой сосед слева сказал присутствующим: ЄНаш сосед совсем пьяный. Я отведу его наверх к Кларе, пусть поспит, а вы пока приготовьте все, что нужноє. Он помог мне подняться и повел на второй этаж. Его белокурая подруга пошла с нами. На лестнице, в темноте, она шепнула мне: ЄНе спиє. Я наконец решил её послушаться.

Наверху, в большой комнате с широкой тахтой посредине, нас встретила Клара. Она была вся в черном и держала в руке подсвечник с горящими свечами. Мои спутники передали меня Кларе, а сами сразу ушли. Клара спросила меня, хорошо ли я поел, попил, и я, притворяясь сильно пьяным, ответил, что хорошо. Затем она предложила мне лечь, поставила подсвечник на пол, сняла с меня куртку, помогла разуться и, когда я лег, накрыла мне ноги покрывалом. Сев у изголовья, она гладила меня по голове и изредка спрашивала: Єты спишь?є Каждый раз я заплетающимся языком отвечал: Єда, уже засыпаює. Помня тем не менее о совете своей белокурой соседки, не спал, да и не мог бы уснуть, даже если б захотел. Мне было по-настоящему страшно, и все это время я лихорадочно соображал, как же выбраться из этого дома, если не помню даже, в какой стороне входная дверь, а в доме совсем темно. Я уже догадался, что мне уготована какая-то нехорошая роль, но мог только вообразить, что сделает со мной эта женщина, если я усну.

Клара ещё раз спросила, сплю ли, но я решил промолчать, застонал, будто во сне, и перевернулся на бок, лицом к занавешенным окнам. После этого Клара встала и бесшумно выскользнула из комнаты. Одной секунды мне хватило, чтобы вскочить с тахты, сунуть ноги в туфли и надеть куртку. Я подбежал к окну, рывком раздвинул шторы и дернул раму так, что у меня под ногами дрогнул пол. Окно оказалось забитым. В комнате, кроме тахты и подсвечника, ничего не было; я схватил тяжелый бронзовый подсвечник и со всей силы швырнул его в окно. Когда отзвенели осколки стекла, я услышал, как, громко топая, вверх по ступенькам поднимаются несколько человек. Не дожидаясь, я пролез в окно, порезал себе лицо и руки и, не раздумывая, спрыгнул вниз. Не помню, как бежал от дома. В памяти остались лишь скрип и хлопанье дверей, звон стекла и придушенные крики: ЄЛови его!є

Потом всю ночь, дрожа от страха, я прятался по подъездам, прислушивался к каждому шороху. Стоило этажом ниже пробежать кошке, как я срывался с места и, обливаясь холодным потом, через чердак перебирался в соседний подъезд, а оттуда в соседний дом. И ты знаешь, именно в ту ночь я понял, как много значит моя жизнь и как дешево её оценивают те, кто, казалось бы, помогает или берется спасать, потому что никогда не известно, ради чего тебя спасают и кто этот спаситель.

И вот сейчас я мучительно разгадываю, кем ты была в моей жизни, сидела ли ты справа от меня или слева, и что было бы, если бы я послушался тебя, сидящую у моего изголовья, и сделал так, как ты говорила. Не знаю.

Прости меня, я не хочу тебя обидеть, просто делюсь своими размышлениями. Жизнь не так уж и сложна, и выбор у нас невелик. Мы никогда не знаем, что следует выбирать, а потому, однажды сделав неправильный шаг, пускаем жизнь под откос, падение принимаем за полет, а движение вперед за бессмысленный путь в никудає.

На письмо ушло довольно много времени, и последние строчки Антон почти скомкал. Руки у него сильно дрожали, шарик от чрезмерного усердия рвал бумагу. Антон боролся с тошнотой, обливался горячим потом и думал уже не о словах, а как бы поскорее закончить и ввести морфий.

Дописав, Антон швырнул листки на кровать, достал жгут, стерилизатор и, уже не торопясь, аккуратно сделал вожделенный укол. Постепенно ослабляя жгут, он откинулся к стене и некоторое время просидел в неподвижности, смакуя вхождение в непостижимый мир грез, существующий как бы по ту сторону игольного ушка.

Наконец Антон встал, не спеша оделся, сложил письмо вчетверо и вышел во двор. По огороду деловито бродили куры, с осторожным любопытством поглядывая на нового жильца. Антона слегка пошатывало, хотя в ногах он чувствовал какую-то неестественную легкость, словно земля перестала удерживать его на своей поверхности, ослабила притяжение. Мол, отталкивайся и лети на все четыре стороны.

Антон вышел за калитку и остановился рядом с лавровым кустом, который отнюдь не выглядел сейчас благородным лавром, а был, как все придорожные кусты, пыльным и чахлым. Изрытая ухабами улица была совершенно пуста. Убогий вид её резко диссонировал с роскошными живыми оградами садов, за которыми виднелись богатые особняки, обсаженные кипарисами и мандариновыми деревьями. Кое-где над оградами нависали фигурные листья инжира или полотнища банановых пальм. Изредка во дворах перегавкивались собаки, сообщая друг другу о приближении чужого, и лишь неподвижное полуденное солнце работало в полную силу, отчего воздух, как бы закипая, устремлялся вверх, в разомлевшие белесые небеса.

Неожиданно Антон видел знакомую фигуру в белом платье. Наташа шла по дороге в сторону вокзала и небрежно помахивала плетеной хозяйственной корзиной. Она тоже заметила Антона, перешла на его сторону и, улыбаясь, приблизилась к нему.

– Здравствуйте, папочка, – поздоровалась она и протянула руку. – Жаль, что вы сбежали ночью. Хотя, может, это и к лучшему.

– Я не сбежал, – ответил Антон. – Вы же сами сказали, что после ужина я могу уйти. Вот я и ушел.

– Вы так хорошо сыграли свою роль, – кокетничая, сказала Наташа. Маме очень понравилось. Бедная мамочка.

– По-моему, никакая она не бедная, – сказал Антон.

– Бедная, бедная, – перебила Наташа.

– Кто знает, может, я действительно когда-то был вашим отцом. Елена Александровна почти убедила меня в этом. Вот только сын мой мне не понравился. Я не люблю людей, которые точно знают, как надо жить. Они признают только то, что можно пощупать, и стараются урвать на этом свете как можно больше. Кажется, он испугался, что я лишу его наследства.

– Да, – равнодушно ответила Наташа. – Саша такой, крепко стоит на земле. А насчет того, чтобы вы были моим папочкой, я согласна. Поэтому идемте со мной. Как дочь, я имею на вас некоторые права. Я в железнодорожный магазин, за хлебом. Там, знаете, продают такие огромные буханки. Очень вкусный хлеб и всегда свежий.

– Ну что ж, пойдемте. Я только опущу письмо. Это здесь, рядом, за углом. – Они пошли по дороге, и Наташа взяла своего спутника под руку.

– Вы что, не выспались? – спросила она. – Глаза у вас какие-то пьяные.

– Да, я всю ночь пил водку с какими-то двумя мерзавцами. Кстати, один из них на прощание мне сказал, что Бог любит юродивых и героев. Вы не знаете, что это значит?

Наташа пожала плечами и, подумав, ответила:

– Наверное, так оно и есть. Юродивые довольствуются тем, что имеют, а герои все берут сами. Вы-то кто, юродивый или герой?

– Не знаю, наверное, ни тот ни другой, – ответил Антон.

– Значит, вы иждивенец, как и я. Они правы. Бог не любит иждивенцев, но нас много, и ему приходится с этим мириться.

Они подошли к сгоревшему бараку. Антон открыл и с силой захлопнул покосившуюся калитку, затем достал письмо и опустил его в почтовый ящик.

– Здесь же никто не живет? – удивленно сказала Наташа.

– За почтой они, наверное, приходят, – ответил Антон. – Они живут где-то рядом.

– Родственники? – спросила Наташа.

– В некотором смысле, – ответил Антон. Он заглянул в щель почтового ящика и добавил: – В этом доме у меня когда-то была большая, светлая любовь, но так давно, что я уж и не помню её вкуса. Остались одни декорации.

Они не торопясь прошли мимо грязной, обшарпанной шашлычной и вышли к пакгаузу. Земля здесь была пропитана гудроном, и запах его ощущался столь остро, что Наташа зажала нос двумя пальцами и гундосо сказала:

– Лет через сто здесь откроют большое месторождение нефти.

Они миновали вокзал, и вскоре Наташа остановилась, показав пальцем на дверь с висячим замком.

– Закрыт, – сказала она. – Может, прогуляемся? Глядишь, попозже и откроют.

– Жарко, – ответил Антон. – Да уж ладно, давайте погуляем. Делать все равно нечего.

На вокзале завели Челентано. Несколько таксистов, ожидающих поезда, лениво переговаривались в тени дерева, выдавая не более одного слова в минуту. Они томно разглядывали редких прохожих, поплевывая сквозь зубы и оживляясь лишь при появлении женского пола.

– А вы сейчас один живете? – спросила Наташа.

– В смысле, успели ли мы разъехаться? – спросил Антон. – Она здесь, в Гагре. Кажется, нашла мне замену.

– Это вы ей пишете письма? – догадалась Наташа.

– Да, – сказал Антон. – Недообъяснился. Хотя... все это никому не нужно.

– Ну, это вы зря, – сказала Наташа и засмеялась. – Вы ещё молодой, красивый. Пройдет немного времени, и помиритесь. Я вот тоже сама ушла от мужа, а теперь жалею. Встретила симпатичного мальчика, влюбилась и угла. Э-эх, любви захотелось. Он моложе на двенадцать лет, а мне все равно было. Я совсем голову потеряла. Знаете, все с самого начала: любовь, ухаживания, разговоры. А потом поняла, что не он, так другой был бы. Просто мне надоел мой муж. А этот – молодой, с горящими глазами... Правда, они у него быстро погасли. Наелся, они и погасли. Вам же немного нужно: получили свое и вперед, к новым вершинам. Ну и черт с ним. Я ему благодарна за то, что он ещё раз дал мне пережить девичью любовь. Ему нужна была опытная педагогиня, он, так сказать, входил в жизнь, и я его всему научила. Теперь у него есть опыт. – Наташа вздохнула. – Он, дурачок такой, закомплексованный был. Я с него все комплексы сняла. Теперь снится по ночам. Приходит и гладит по голове. Ласковый был, паразит.

– А муж? – спросил Антон.

– А что муж? Муж в Москве. Говорит, переживает. Нашел себе утешительницу. У них тоже любовь страстная... Жизнь продолжается. Да даже если б он и захотел начать все сначала, не получилось бы. Я его не люблю. Он мне теперь вроде дальнего родственника: отношусь хорошо, но не люблю. Если б я не ушла, может, все и обошлось бы. Да и баба у него теперь такая, что от себя не отпустит. Цепкая. Даже дома красится, как попугай. Я дома черт-те в чем ходила. Это сюда приехала, надела мамино платье – это вот. Теперь вылезать из него неохота. Не хочется прощаться с праздником.

– Не прощайтесь, – сказал Антон.

– А куда денешься? – вздохнула Наташа. – За летом, как известно, идет осень, потом – зима. А у меня пальто черное.

– Купите себе белое, – сказал Антон.

Наташа посмотрела на него с сожалением и ответила:

– На какие шиши? Ну ладно, хватит о любви и тряпках. Я хотела сказать, что рада нашему знакомству. Как-то вы мне сразу понравились. Вы странный. И взгляд у вас странный. Будто вы все о нас, бедненьких, знаете... знаете, что с нами будет, и жалеете нас, но ничем помочь не можете. Вы ведь знаете?

– У вас вся семья такая... как ваша мать? – поморщившись, спросил Антон.

– Ну так знаете или нет? – с улыбкой спросила Наташа.

– По-моему, вам просто неинтересно жить, и вы лепите из меня героя для романтической истории. Хотите, я научу вас интересно жить?

Они уже прошли пару автобусных остановок и, разглядев в проходе к морю открытое кафе под могучим платаном, свернули налево, расположились на ажурных проволочных стульях и почти одновременно сказали: ЄХорошо-то как!є Наташа рассмеялась, положила сумку под столик и добавила:

– Здесь есть все, что нужно для незапланированного праздника.

Несмотря на зной, на пляже под стеной, над которой располагалось кафе, загорали всего десятка два отдыхающих. Море было спокойным и каким-то странно расслабленным. Оно лежало в своей гигантской яме, словно живое, слепило бликами и потрясало чудной прозрачностью воды. Лежавшие на небольшой глубине камни казались куда более реальными, чем серая береговая галька.

– Здесь официантов нет, – сказала Наташа. – Надо войти вон в ту дверь. Может, там есть мороженое. Кстати, там и вино есть. – ЄАпсны абукетє. Дерябнем по стаканчику?

– Да, вашему брату до вас далеко, – сказал Антон и, медленно поднявшись, отправился за вином.

К столу он вернулся, держа в руках большой графин с кроваво-красным вином и две вазочки мороженого. Сел, разлил вино по стаканам и произнес:

– Если можно, я сразу выпью. Очень хочется пить. Еще пятнадцать минут, и я бы прыгнул в море.

– Хорошее вино, – выпив, сказала Наташа. – Я сниму босоножку? Ногу натерла.

– Ради Бога, – ответил Антон, – мне не жалко.

– Да? – рассмеялась Наташа. – А чего вам жалко?

– М-м. Вас жалко, – подумав, ответил Антон. – Очень печальную историю вы мне рассказали. Я чуть не расплакался.

– Меня жалеть не надо. Я женщина опытная, все уже знаю, все понимаю, могу сама собой распорядиться без всякого для себя вреда.

– Вообще-то мне весь ваш пол жалко, – сказал Антон. – Познакомишься вот с какой-нибудь девушкой, глаза ясные, поначалу думаешь: перед тобой чистый лист бумаги, а узнаешь поближе, там столько всего понаписано. О-го-го! Правда, написано все одно и то же, только разными людьми. Всякая тайна в конце концов оборачивается вереницей житейских драм и подробностей. Похожих друг на друга так, что даже противно становится. Вот, хотите, я всю вашу жизнь расскажу? Если и ошибусь, то только в хронологии или в профессии. Но это и не важно: в редакции вы сидите, чай пьете или в бухгалтерии на обувной фабрике.

– О своей жизни я сама все знаю. Вы обещали научить меня интересно жить. Я слушаю, начинайте.

– Хорошо, только не обижайтесь, – сказал Антон и налил в стаканы вина. Когда они выпили, он продолжил: – Вы очень правильно живете, поэтому с вами ничего не происходит. А ваш уход от мужа всего лишь попытка как-то изменить эту скучную жизнь.

– Уже интересно. Продолжайте, – сказала Наташа.

– Вам нужно почаще совершать глупые поступки.

– Я их уже столько совершила, что до конца жизни хватит расхлебывать, – рассмеялась Наташа.

– Это не совсем то. Вы живете по законам, установленным не вами, в рамках системы, которая, может, и не соответствует вашему характеру, а глупый поступок ломает эту систему. Знаете, как случай ломает привычный уклад. Большинство людей не совершают глупых поступков, проживают жизнь правильно от корки до корки, и ничего необыкновенного с ними не случается. А случай может все, он всемогущ. Вы случайно появились на свет, случайно встретили своего будущего мужа, а потом и того молодца. Но случай тоже, как это ни странно звучит, подчиняется своим законам. Если вы любите туризм, то скорее всего встретите такого же любителя таскать тюки с барахлом и ночевать в палатке на голой земле. Если вы любите сидеть дома и вязать, случаю будет очень трудно подобрать вам подходящую пару. Если же вы мечтаете о настоящем принце королевских кровей, вам придется, ох, как много поработать. Это только в сказках принц берет в жены замарашку. Такие сказки обычно заканчиваются свадьбой, и ни один сказочник не рискнул описать жизнь кухарки или прачки с королевским отпрыском. Сами знаете, что из этого вышло бы. Так что случай может все, но в пределах потребностей и возможностей каждого отдельного человека. А вот глупый поступок действительно может все. Глупым поступком вы сбиваете с толку собственную судьбу, случай в панике начинает подсовывать вам чужие варианты. И вот здесь главное не ошибиться. И здесь опять же все целиком зависит от ваших способностей и потребностей. Кухарка, конечно же, позарится на большую медную сковородку. Когда у тебя большой выбор и нет времени на раздумья, ты вцепляешься в то, что по крайней мере тебе знакомо. Да и зачем кухарке принц? С ним хлопот не оберешься. А вот умный человек может извлечь из глупого поступка большу-ую пользу. Надо только победить в себе жадность и не хватать все, что попадет под руку. Бескорыстие ещё одно условие игры. Иначе случай раскусит тебя и откупится каким-нибудь кошельком с тремя рублями на заплеванном тротуаре. В общем, чтобы что-то происходило, надо совершать глупые поступки, не бояться неприятностей и даже самому нарываться на них.

– Нет уж, неприятностей у меня и так хватает, – сказала Наташа.

– Неприятностями их только называют. На самом деле это повороты, которые мешают нам скучно жить. Мы же не любим, когда нас тормошат, а потому любой незапланированный поворот судьбы считаем неприятностью. Это как со справедливостью. Человек считает справедливым только то, что ему выгодно, что помогает ему сохранять оптимизм. Дали сто рублей справедливо. Отругал начальник – несправедливо. Человек просто не видит за этой Єнесправедливостьює отчаянных подпрыгиваний случая, который кричит ему: ЄВоспользуйся! Дай в ухо начальнику, уволься, продай последний шкаф и поезжай в Сочи. Там, на пляже, в пятой кабинке, ты найдешь золотой перстень с бриллиантом размером со сливу. Затем не поленись, купи газету ЄСочинская правдає. В ней ты прочтешь заметку о том, что пуп Земли, шахиншах Берега Бычачьей Кости, обещает десять миллионов долларов тому, кто найдет и вернет фамильный перстень. К десяти миллионам долларов прилагается крохотный островок в Атлантическом океане, на скалах которого стоит маленький замок, кишащий привидениями. Торопись, вопит случай, или ты сейчас врежешь начальнику в ухо, или я отдам перстень другомує. – Антон перевел дух и запил свой монолог вином.

– Все это, конечно, интересно, – сказала Наташа. – Допустим, я вам поверила и сегодня, например, пойду на танцы. Вы считаете, что со мной произойдет что-нибудь интересное?

– Ф-фу, танцы, – разочарованно сказал Антон. – Хотя можно и танцы. Какая разница? Только я не вижу в этом ничего глупого. Вы заранее соберетесь и пойдете веселиться, как все. Что же здесь глупого? Все так делают. Скорее всего вы простоите весь вечер у стенки. Насколько я понял, вы не знаете, как там себя вести. Вернее, забыли. Там ведь тоже свои законы. Вот если вы, ни о чем не помышляя, проходя мимо и увидев танцплощадку, на глазах у всего честного народа, не задумываясь, с воплями перемахнете через забор, с вами обязательно что-нибудь произойдет. И главное – не сопротивляться этому. А то ведь, совершив глупый поступок, вы испугаетесь, и снова будете вести себя нормально: начнете извиняться перед билетершей, сбежите обратно. И тогда все встанет на свои места. – Антон разлил остатки вина и неожиданно предложил: – Давайте выпьем на брудершафт.

– Обожаю пить с красивыми мужчинами на брудершафт, – рассмеявшись, ответила Наташа. – Только здесь как-то неудобно.

– Ерунда, – сказал Антон. – Никто же не знает, кем мы приходимся друг другу. – Антон внимательно посмотрел на Наташу и добавил: – Какая же вы трусиха!.. А может, даже и ханжа.

– Нет, я не ханжа, – ответила Наташа. – А, кстати, это будет считаться глупым поступком или умным?

– Пока не знаю, – ответил Антон.

Они скрестили руки, не торопясь выпили вино и три раза поцеловались, причем Наташа, целуясь, пощекотала ему губы кончиком языка.

Время летело быстро. Посетители приходили и уходили. Как-то незаметно опустел пляж, а солнце, изрядно потускневшее, опустилось ближе к морю и увязло у горизонта в жирных окровавленных облаках. С моря задул легкий бриз, и листья платана над столиком затрепетали, зашелестели мишурным шелестом. Нагретый камень медленно остывал, воздух стал более прозрачным, а море из бирюзового сделалось грязновато-белесым, словно в него влили молока и хорошенько размешали.

Антон, облив себя вином, безрезультатно пытался носовым платком стереть с белых брюк яркое розовое пятно, а Наташа наблюдала за ним и заплетающимся языком говорила:

– Бедный Антошка, тебе совершенно не во что переодеться?

– Ерунда, – ответил Антон, – одним пятном меньше, одним больше.

– Мы сейчас пойдем ко мне, и я выстираю брюки, – сказала Наташа. Только вначале к тебе.

– Ты не передумала? – спросил Антон. – Смотри, втянешься, проклинать потом будешь.

– Нет, – упрямо ответила Наташа. – Я только один раз. Ты обещал, Антон. Я, как и ты, хочу всего попробовать. Я многое видела в этой жизни, многое перепробовала, но это... – Наташа понизила голос, оглянулась и заговорщицки прошептала: – Давно хочу попробовать морфий. А втянусь, черт с ним. Будем вместе кочевать по стране, а когда устанем, выроем в лесу берлогу и заляжем туда на веки вечные. Я буду твою лапу сосать, а ты – мою. Ты согласен помереть со мной в одной берлоге?

– Согласен, – ответил Антон. – Берлогу в лесу мы можем вырыть прямо сегодня. Пойдем в лес?

– Только вначале к тебе, – сказала Наташа. – А потом хочешь – в лес, хочешь – по дрова.

– Ну. тогда вперед, – сказал Антон и поднялся со стула. Он помог встать Наташе, удержал её, когда она опасно качнулась к низким перильцам, и, взяв её за руку, сказал: – Держись, у нас очень богатая вечерняя программа. Черт, я совершенно отвык от этого кайфа, но почему-то силен как бык.

– Береги силы, Антошка, тебе ещё берлогу копать, – сказала Наташа и громко икнула. – Пардон, – извинилась она и запоздало прикрыла рот ладонью.

До Чанба они добрались, когда уже совсем стемнело. Антон пру раз ошибся калитками, затем нашел-таки нужный дом и, оставив Наташу под деревом, сходил на разведку. Во дворе было тихо, в хозяйском доме работал телевизор, а в каморке напротив играли в карты. Двери были открыты, и оттуда то и дело раздавались смех и громкие возгласы: ЄБез двух... кто играет семь бубен...є

Антон вернулся к калитке, позвал Наташу, и они быстро прошмыгнули к нему в комнату.

– Я не буду включать свет, – сказал он.

– Не надо, – игриво ответила Наташа. – Я знаю, как выглядит этот клоповник. Лучше не видеть. А где тут можно сесть? Посади меня, Антон, а то я упаду. – Она обхватила его шею руками и зашептала: – Вот видишь, я уже падаю.

– Вот сюда, – прошептал Антон, – здесь кровать.

– О кровать, мечта моя, кровать, – пропела Наташа. – Ты знаешь, я хочу тебя, но борюсь с собой и буду бороться до последнего. Ты понял, до последнего.

– Борись, борись, – усаживая её, ответил Антон.

Наташа отцепила руки и затихла, а Антон повалился спиной на кровать и через некоторое время пробормотал:

– Я полежу немного, отдохну...

– Что? – удивилась Наташа. – Ты бросил меня на самом краю это поганой больничной койки?

– Больничной? – рассеянно проговорил Антон. – Почему больничной? – Он закрыл глаза и почувствовал, как уносится куда-то в чернильную темень, из глубины которой, словно из трубы, до него едва-едва доносился голос Наташи:

– Предатель! Наркоман! Затащил меня в свою халупу и бросил одну в темноте.

Он почувствовал, как кто-то толкает его в бок, пристраивается рядом. Затем на грудь ему легла чья-то голова, и он машинально принялся гладить эту голову. Неожиданно в неопределенном далеке, в беспросветной темени, он увидел белую точку, которая быстро увеличивалась в размерах. Вскоре Антон сумел разглядеть в этой точке женскую фигуру. Затем она приобрела знакомые очертания, а ещё через некоторое время он увидел, что это Лена. Она летела к нему навстречу сквозь черный бездонный космос, широко раскинув в разные стороны руки и ноги, и медленно кружилась, словно крылья мельницы. Антон едва успел схватить её за руку, и, остановив друг друга, они ещё долго кружились, пока Антон не привлек Лену к себе. Он обнял её, и Лена, как когда-то, прильнула щекой к его груди.

– Ты спишь? – спросила она.

– Нет, что ты! – встрепенулся он. – Я приехал сюда, чтобы найти тебя.

– Правда? – услышал он. – Повтори это ещё раз.

– Я приехал сюда, чтобы найти тебя, – повторил Антон. – Посмотри, я снова в белом смокинге. Посмотри на меня. Я снова такой, каким был, когда мы с тобой познакомились.

– Ты сильно поседел, – сказала она, – и смокинг твой совсем не белый.

– Да, он немножко грязный, – ответил Антон. – Это я упал. Это ерунда. Главное, я нашел тебя, Леночка.

– Кого ты нашел, Сережа? Я не Леночка. – Наташа приподняла голову и провела ладонью по лицу Антона. – Сережа, ты спишь?

Очнувшись от забытья, Антон открыл глаза и хрипло спросил:

– Кто здесь?

– Господи, – проговорила Наташа и села на кровати. – Я уже почти уснула. Это я, Антон.

– Наташа? – вспомнил он. – Я тоже уснул. А кто такой Сережа? Я слышал, ты звала меня Сережей.

– Это я так, – ответила Наташа, но затем объяснила: – Сережа – это мой бывший муж. Я тебе о нем рассказывала. Ладно, хватит спать. Ты обещал мне обширную вечернюю программу, а сам, как бегемот, завалился и дрыхнешь.

Антон сел на кровати и потряс головой. Затем он встал и включил свет.

– Ну зачем? – вскрикнула Наташа и прикрыла глаза рукой. – В темноте было так хорошо. По крайней мере не видно этих подлых стен.

– Мы едем в лес, как ты и просила, – сказал Антон. Он вытащил из-под кровати картонную коробку, перевязанную галстуком, достал оттуда бутылку шампанского и показал её Наташе. – Это вместо морфия. Выпьем её в лесу. Пить шампанское в такой конуре все равно что есть икру алюминиевой ложкой к празднику не имеет никакого отношения. Вставай, мы уходим.

– Вот так всегда, – простонала Наташа. – Только почувствуешь себя женщиной, как тебе либо суют в руки бутылку, либо тащат в лес. А здесь и то, и другое.

Машину они остановили по дороге к вокзалу. Усевшись на заднее сиденье, Антон обнял Наташу за плечи и сказал водителю:

– В лес, шеф. В смысле – в горы.

– Альпинисты, что ли? – не оборачиваясь, спросил водитель. Он лихо вырулил на темную улицу и, не обращая внимания на колдобины, на большой скорости поехал в сторону Старой Гагры.

– Вроде того, – устало ответил Антон и закрыл глаза. – Утром будем брать Большой Кавказский хребет. До утра надо ещё успеть выбрать горы поудобнее, чтоб наверху поменьше снегу было. У вас здесь, говорят, снежных людей в горах видимо-невидимо.

– Не видел, – ответил водитель. – Бараны снежные есть, а людей не видел.

– Это они только прикидываются баранами, – зевая сказал Антон.

Езда в машине укачала обоих пассажиров, и они уснули, а когда проснулись, машина стояла, в салоне горел свет, а снаружи была такая плотная темень, будто автомобиль накрыли брезентовым чехлом.

– Приехали. лес, – сказал водитель. – К хребту – наверх, к морю вниз. Не заблудитесь.

Машина уехала, и они остались на проселочной дороге, едва видной при свете фар и совершенно неразличимой в темноте. Тишина стояла такая, что они слышали дыхание друг друга. Пахло прелой листвой и хвоей.

– И зачем мы приехали сюда? – тихо сказала Наташа. – Так хорошо было в твоей конуре.

– Зачем? – рассеянно спросил Антон. – Сейчас расскажу зачем. Нам надо с тобой где-нибудь устроиться сесть.

Некоторое время они на ощупь продирались через кусты. Зачем, когда Наташа сказала, что дальше не пойдет. Антон нагнулся, пошарил вокруг себя рукой и, нащупав сухой холмик предложил Наташе сесть. Пока Наташа, охая и проклиная поездку, устраивалась, Антон открыл шампанское. Оно выстрелило, как охотничье ружье, напугав Наташу до полусмерти. Выстрел несколько раз отозвался эхом, и Антон пошутил: