Текст книги "Груз под пломбой"

Автор книги: Андрей Каменский

Соавторы: Наталья Головко,Дмитрий Шестаков,Павел Грахов,В. Родичкин,Евгений Шарыгин,Анатолий Шестаков,Александр Матюшкин-Герке,Марк Гордеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Метрдотель и женщины, сидевшие на стульях, расставленных вдоль стены, с уважением покосились на Волкова, которого так дружески приветствовал директор.

А Виктор Робертович, которому собственная речь доставляла заметное удовольствие, продолжал:

– Ты объясни своей официантке: еще хоть раз услышу, что она обсчитала клиента, сразу уволю. Усвойте вы наконец: все мы здесь как одна семья. Прежде всего надо думать о престиже заведения, а потом уже о себе. Если человек этого не усвоил, то лучше ему вовремя уйти, пока он не испортил жизни себе и другим… Можешь быть свободен, – сказал директор метрдотелю. – И распорядись, чтобы сюда подали два завтрака, – он кивнул в сторону севших к столу Бориса и Любы. – А еще лучше – принеси сам.

Когда посторонние вышли, Виктор Робертович, глядя на Волкова, проговорил с укором:

– Я ждал тебя ровно до половины второго ночи.

– Обстоятельства задержали, – ответил Волков. Ему не хотелось оправдываться. Он думал только об одном: поскорей бы развязаться с коньяком, а заодно с Робертовичем и Вагифом.

В дверь постучали. Вошел метрдотель с подносом. В кабинете запахло только что снятыми с вертела жареными цыплятами. Метрдотель поставил перед Волковым и Любой фужеры, тарелки, разложил цыплят, зелень, маслины, бутерброды с черной икрой, бесшумно открыл бутылку полусладкого шампанского.

– Стеклотара у нас готова? – спросил директор.

– Со вчерашнего вечера, – немедленно откликнулся метрдотель.

– У входа стоят «Жигули». Перегони, пожалуй, машину к черному входу, перетаскай в подвал «кислородные» подушки и срочно займись разливом…

Метрдотель кивнул и вышел. Теперь директор без лишних свидетелей мог рассчитаться с Волковым за коньяк. Он похлопал себя по карману пиджака и вспомнил, что денег в бумажнике было недостаточно. Робертович потер лоб, глянул на циферблат ручных часов и сообразил, что в кассе кафе уже должна скопиться необходимая ему сумма.

– Закусывайте. Я скоро буду, – сказал он и удалился вслед за метрдотелем.

Люба поняла, куда направился директор, и ее снова охватил страх. Чтобы отвлечься, она принялась рассматривать просторный стеллаж с книгами. За стеклом, как на витрине, были выставлены дефицитные, не поступающие в широкую продажу издания: Булгаков, Белый, Фицджеральд. А сбоку, словно напоминание о недюжинных способностях директора, лежала голубая стопка журналов – все двенадцать номеров «Вопросов философии» за 1983 год.

– Как тебе завтрак? – спросил Волков, взявшись за телефонную трубку. Он набрал номер квартиры, в которой жила подруга Вагифа.

Люба ничего не ответила.

– Здравствуйте, – сказал Борис в трубку. – Я обещал Вагифу приехать вчера, но в пути задержался… Что вы сказали? – Волков побледнел. Глядя на него, стала белой, как бумага, и Люба. – Забрали в милицию? Подушки искали?

На пороге появился Виктор Робертович. Он не слышал, о чем говорил по телефону Волков. В руках директор держал большой арбуз.

Заперев дверь на ключ, Робертович поставил арбуз на стол, поинтересовался:

– Наши друзья-южане на море не приглашают? – Колючие глаза внимательно смотрели на Бориса и Любу.

– Разговора не было, – пробормотал Волков.

– Когда же теперь ждать следующий «бронепоезд»? – Робертович достал из кармана бумажник и отрывистыми движениями стал выдергивать из него и бросать на стол сотенные купюры. Отсчитал две тысячи четыреста. Волков забрал деньги и сунул их в карман. Люба смотрела на происходящее широко раскрытыми, полными ужаса глазами.

– Теперь, наверное, уже в сентябре. – Директор присел к столу рядом с Любой и, еще раз всмотревшись в лица своих гостей, заметил: – Что-то вы, ребята, нерадостные сегодня?

Волков отозвался:

– Сон я видел очень неприятный. Нервы разгулялись, прямо-таки мания преследования. Скажи, пожалуйста, Витя: ты-то сам уверен в нашем коньячном бизнесе?

Директор поморщился.

– За своих людей я отвечаю. У нас в общепите характеры куются железные. И команду себе я умею подбирать.

– Вот ты не сомневаешься в своих ребятах, а в моих? Да и на кого в таких вещах можно до конца положиться?

При этих словах Робертович недоуменно вскинул плечи и поднял высоко брови.

– Я твоих кавказцев не знаю и знать не желаю. Я имею дело с тобой.

Люба, следуя избранной с самого начала линии, не вмешивалась в мужской разговор, но Борис видел, как хотелось ей поскорее вырваться отсюда.

– Ты частенько говоришь, Виктор, о том, что игру следует вести по правилам. – Голос у Волкова звучал невнятно, словно у него болели зубы. – Но не забывай об одном из них: важно вовремя уйти со сцены…

На пульте загорелась сигнальная лампочка. Директор протянул через стол руку и, снимая телефонную трубку, ответил Волкову:

– Вовремя уйти – это лозунг самоубийц. А я хочу, чтобы жизнь, – телефонной трубкой Робертович обвел вокруг себя, – продолжалась… Слушаю, – рыкнул он в трубку. – Та-ак… Этого только не хватало. Спасибо, я ваш вечный должник. Как вы смотрите на балык осетрины? У нас найдется на складе. Ну, как знаете.

Директор окончил разговор и нажал кнопку селектора, соединявшего его с подвалом.

– Сколько успел сделать? – спросил он метрдотеля.

– Десять бутылок, Виктор Робертович.

– Прервись. Мне тут позвонили. Говорят, к обеду надо ждать внеплановую ревизию. Не знаю, с чего бы это. – Он сердито посмотрел на автоматически утратившего его доверие Волкова. – Так что ты, пожалуй, быстренько перелей все обратно и на своей «Волге» отвези подушки к себе на дачу. Пусть полежат неделю-другую. Ничего, – добавил он со злой веселостью, обращаясь уже к Волкову и Любе, – выдержанный коньяк больше ценится.

Обратный путь всегда быстрее. Погнав машину с такой скоростью, с какой только позволяла неширокая и довольно извилистая дорога, Волков в первые минуты почувствовал некоторое облегчение.

Люба не осуждала Бориса. Напротив, она говорила, что Вагиф не выдаст. Ему, дескать, нет для этого никакого резона. Но в ее голосе не слышалось уверенности, скорее – безнадежность. Она умоляла Бориса раз и навсегда бросить рискованный промысел.

Волков молчал. Мысли его путались…

Пошел дождь. Дорога, сделалась скользкой. Но Борис не замечал этого. Глядя на стремительно набегавшую ленту асфальта, он все сильнее давил ногой на акселератор. Его не радовала достигнутая цель: ни то, что теперь не нужно думать, как сэкономить шестнадцать рублей на бак бензина, ни то, что в ближайшее время сможет каждый вечер ужинать в ресторане. Деньги (толстая пачка в левом кармане), казалось, давили на сердце. Тяжесть событий последних дней навалилась Волкову на плечи, крепко прижимала его к сиденью машины. Думать не хотелось. Чудилось, будто от проклятых мыслей можно уехать, стоит лишь прибавить скорости. И Борис давил на акселератор…

Хватит ли у него воли отказаться от новых сделок, предлагаемых Робертовичем? Как быть с Любой, которая за одну поездку осунулась и постарела, словно заболела? Как быть с деньгами Вагифа? Девятьсот рублей – его доля… «Ах, да, – вспомнил Волков, – ведь Вагифа арестовали. Куда же я теперь спешу? В засаду? К разоблачению?»

В отчаянии он даже застонал и выжал педаль до отказа. Двигатель взревел. Люба в страхе прижалась к Борису, навалившись на его руку, державшую руль. Машину повело вправо, туда, где на обочине лежали балки из железобетона. Волков попытался ее выправить, но «Жигули» развернуло задом наперед. На секунду ему показалось, будто он, как в замедленной киносъемке, возвращается в прошлое: мелькнули полосатый жезл на руке гаишника, колючий взгляд и неестественно черная бородка Робертовича, неровная поверхность Чертова озера, освещенная закатным солнцем…

Ударившись колесами о железобетонную балку, машина опрокинулась в кювет. «Конец», – успел подумать Волков.

Андрей Каменский
«АВТОДОНОРЫ»

Эта полудетективная история начиналась в полумраке.

К воротам коллективной стоянки личных легковых автомобилей, что на Торфяной дороге, со строгой надписью «Въезд только по пропускам» подошла машина, которую никак нельзя было отнести к разряду легковых. Шлагбаум поднялся, и грузовик уверенно въехал на территорию автостоянки. Водитель открыл бензобак, запустил в него шланг и объявил: «Желающие на подпитку – подходи».

Желающие не заставили себя ждать, и государственная бензиновая струя потекла в их канистры.

Но обоюдное удовольствие покупателя и продавца длилось недолго. Пришли облеченные властью и полномочиями люди и прервали торговую идиллию. В память об их посещении осталось у водителя грузовика В. С. Овсянника и владельца канистр Ю. В. Иванова по документу об уплате штрафа по 100 рублей – за противозаконную сделку. Литр бензина обошелся каждому в среднем по 5 рублей.

С помощью водителя П. И. Федотова решил обеспечить себя дешевым бензином и фотограф В. П. Кипелев. Результат тот же: 20 литров бензина А-76 обошлись каждому по 100 рублей.

За эту же сумму заправил бак своей личной машины (из закрепленной за ним государственной) и шофер С. И. Кратинов.

Загодя готовились к продаже водители-«накопители» Н. П. Юренков и Н. Д. Белвин. Во время командировки они «скопили» ни много ни мало 300 литров бензина, залили его в бочку и преподнесли, как утверждают, в виде подарка своему знакомому А. В. Осюку. К их сожалению, компетентные органы в альтруизм «накопителей» не поверили и признали подарок незаконным со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Но «автодоноры» посещали стоянки не только на Торфяной дороге. Нередкими гостями они были и в гаражах автолюбителей, расположенных в другом конце города – на Дальневосточном проспекте. Правда, здесь им тоже не повезло – их «засек» острый глаз ленинградского «Телевизионного ежа». Отрицать запечатленное на пленке было бессмысленно, и водители В. Ф. Николаев, А. В. Ульянов и В. А. Семенченко пытались объяснить имеющиеся у них излишки бензина мастерством экономного вождения, а продажу – трудностями для автолюбителей с приобретением горючего на бензоколонках.

Право разобраться в том, почему строго нормированный бензин становится лишним, было решено предоставить руководителям автопредприятий, а вот с «трудностями» при заправке автомашин автор решил познакомиться лично. В результате выяснилось, что никакого дефицита на бензин нет, зато обнаружилось другое.

Со школьной скамьи известно, что, например, мясо в горячей среде уменьшается в весе, а отдельные жидкости при нагревании увеличиваются в объеме.

А как быть, когда жидкость не греют, не охлаждают, давление не меняют, а ее объем самопроизвольно возрастает?

Не верите? Но такое случилось, например, на АЗС-30, что на Приморском проспекте, куда однажды приехали сотрудники ОБХСС Ждановского районного управления внутренних дел. Там дежурные операторы «умело» управляли аппаратами под названием «ТРК» – топливо-раздаточная колонка. Аппараты «умные», работают без помощи человека, но… полностью ему подчиняются.

Начали прибывшие контрольные замеры производить. И что вы думаете? Оказалось, что автоматика – не проста, она себе на уме! О своей пользе думает Одна ТРК – скромная, молодая еще видимо: 150 миллилитров из каждых 10 литров горючего себе оставляет; другая – поопытней: по 600 миллилитров «отцеживает».

Вроде мелочь? А посчитайте-ка: с каждой тонны 75 килограммов (а не литров) эти колонки в свою пользу экономят. Час экономят, два, три… и так за смену с отпущенных водителям 20 тонн «скромно» 1500 килограммов накапливают. Простенько, но аппетитно, если в денежные знаки перевести…

Автоматы, роботы должны приносить пользу человеку, но в данном случае они (топливораздаточные колонки) «подвели» своих людей.

Но пусть этот обман на их железной совести останется. Что с них, бессердечных, спросить!

А вот другая «заправочная» история.

Зарядка емкостей бензином – дело небыстрое, но точное. Бежит из шланга автоцистерны горючее. Не просто бежит, а под двойным контролем. И кто льет, и кто принимает в точности до литра знают, где сколько налилось и где сколько осталось.

Стоп. Норма. Но не затих бензозаправщик. Урчит, подрагивает. Вроде пора бы водителю дальше трогаться, а он почему-то не спешит. Может быть, уснул, или зазевался, или датчики подвели?

Тут бы и вмешаться операторам АЗС, тем более что еще один специалист, слесарь-электрик, рядом стоял и все видел. Подсказать бы: куда же вы сверх всяких накладных 643 литра перелили? Но все смотрят и молчат. Задумались. Видно, сверхприбыль подсчитывают.

Долго ли еще вот так падал бы левобензиновый водопад – неизвестно, потому что нашлось кому его остановить. Прикрыли. И барыши неполученные установили, и вывод сделали – возбудили уголовное дело по статье 92 части 2 УК РСФСР.

Большинство участников этих историй пока отделались лишь материальным наказанием и легким испугом. Но думается, что полученный урок им запомнится.

А тем, кто еще пользуется услугами «автодоноров», хочется сказать: когда под покровом темноты вы услышите голос «продавца», зазывающего на «подпитку», вспомните об этих маленьких историях.

Марк Гордеев
ПОМЕТКА НА ПОЛЯХ

Для большого города кража в автобусе – история неудивительная: часы пик, давка, теснота, люди нервничают, отвлекаются, не замечают, как вор проникает к ним в сумку или портфель.

Кража в полупустом пригородном автобусе – событие редкое. Именно в таком автобусе, следовавшем в небольшой городок Ямск, у доцента Бородина украли портфель.

Утром, сидя в кабинете оперуполномоченного уголовного розыска Глеба Горина, доцент рассказывал:

– Вчера возвращался последним автобусом из Ленинграда. Устал после занятий с вечерниками, задремал… Какой-то мерзавец этим воспользовался и стащил портфель. Я к шоферу. Тот говорит, что не видел, кто брал портфель…

– Уточните, что в нем было? – попросил Горин.

– Конспекты, рукопись статьи, две специальные книги.

– Это все?

– Нет, – вздохнул Бородин. – Там еще была шкатулка.

– Что за шкатулка?

– Видите ли, я давно собираю русскую лаковую миниатюру. Шкатулки больше всего. Вот и возил студентам показать одну такую… федоскинскую… Словом, небольшая круглая коробочка, на которой нарисована тройка лошадей с седоками… И вот – украли. Очень обидно, ведь лучшая вещь в коллекции!

Глеб задал Бородину еще несколько вопросов: на каком месте тот сидел, куда ставил портфель – на пол или на сиденье…

– Я понимаю, что сам во всем виноват, – бормотал доцент, прощаясь с Глебом, – и если б не шкатулка… – Он махнул рукой.

На следующий день он снова пришел в милицию. Не застав Глеба на месте, постучал в дверь с табличкой: «Начальник отделения уголовного розыска Н. Н. Мудров». Извинившись, Бородин сказал, что вчера сделал заявление о краже портфеля в автобусе и хотел бы кое-что добавить, но товарища Горина нет на месте.

– Я знаю о вашем заявлении, – сказал Мудров. – Горин будет к концу дня. У вас есть телефон?

– Да, да, есть…

– Я передам Горину, чтобы он вам позвонил.

Глеб же тем временем искал портфель. Еще вечером он поехал в Ленинград и вернулся в Ямск последним автобусом. Тем самым, каким накануне прибыл Бородин. Водитель автобуса рассказал, что на кольцо приехал с одним спавшим пассажиром и, когда разбудил его, тот начал искать свой портфель, но не нашел. Больше ничего шофер не знал.

В пригородном автобусе многие постоянные пассажиры знают друг друга в лицо, особенно те, кто ездит последними или первыми рейсами. Впрочем, из Ленинграда до Ямска выгоднее, дешевле, да и быстрее ехать электричкой. Автобусом пользуются чаще всего те, кому надо попасть туда, где электричка не ходит или не делает остановки. Бородин тоже пользовался пригородным автобусом редко – лишь тогда, когда задерживался на занятиях с вечерниками в филиале института, расположенном неподалеку от остановки этого автобуса в Ленинграде.

И все же Глеб отыскал одну пассажирку, которая постоянно ездила в сторону Ямска автобусом. Это была официантка кафе, находившегося на выезде из Ленинграда. Вчера она, как обычно, ехала последним автобусом. Выходила за две остановки до кольца в Ямске. Хорошо помнила, что в автобусе оставалось всего три пассажира. Один спал. В нем Глеб без труда узнал по описанию доцента Бородина. Какая-то женщина сидела на переднем месте. Ее официантка совсем не рассмотрела. И был еще мужчина – на заднем сиденье, у самой двери. Под хмельком.

– На какой остановке сел в автобус этот мужчина? – спросил Глеб.

– Точно не помню. Кажется, в Покровке.

– Попробуйте описать его. Сколько ему лет?

– Лет сорок. Или поменьше. Одет в пиджак… Да вот, заметила, что на шее у этого гражданина повязан какой-то пестрый платок вместо галстука…

– Был ли у спящего мужчины портфель? – поинтересовался Горин.

– Был, – оживилась женщина. – Портфель находился на сиденье возле него.

Итак, подводил итоги Глеб, портфель исчез в самом конце пути. Мужчина, сидевший сзади, наиболее вероятный его похититель. Кто же он? Скорее всего – житель Ямска. Но в автобусе этом ездит редко, иначе бы официантка приметила его раньше…

Розыск в Ямске на первых порах ничего не дал. Нередко в поле зрения Горина попадали люди, которые, по мнению тех, кого он расспрашивал, могли бы совершить такую кражу. Но стоило только с ними поговорить, как сомнения исчезали: люди эти вечером были дома. Их алиби не вызывало сомнений.

Усталый, продрогший и злой вернулся Глеб вечером в свой кабинет. Настроение было плохим: целый день поисков ничего не дал. На столе он нашел записку Мудрова с просьбой позвонить Бородину. Но было уже поздно, и Глеб звонить не стал, решил пойти домой. Уходя, зашел, как обычно, в дежурную комнату. Там шла своя обычная беспокойная вечерняя жизнь. Дежурил пожилой капитан милиции, которого все уважительно звали «старик». Сейчас он выговаривал молодому милиционеру:

– Зачем ты его сюда принес? Видишь ведь, человек на ногах не стоит, имя свое назвать не может. Куда его доставить надо? В медвытрезвитель. Вот забирай и вместе со своими помощниками доставь его туда…

«Вытрезвитель? Это идея. Я про него и не вспомнил, – подумал Горин. – А ведь мой подозреваемый ехал в нетрезвом виде…»

В медвытрезвителе он обратился к дежурному лейтенанту:

– Нужна помощь. Ищу мужчину примерно тридцати – сорока лет. Приехал автобусом из Ленинграда. Вышел у больницы, последним. Примет практически нет, но был выпивши. Может, к вам такой поступал? Ты, Николай Иванович, местный житель, всех знаешь…

– Но ведь у тебя примет нет. Как он хоть одет был?

– В пиджаке. А на шее вместо галстука – пестрый платок…

– Постой, постой. Платок на шее?.. А не Ефимов ли это, который в городе на стройке работает? Видел я, как сходил он с ленинградского автобуса. И шейный платок видел…

– Спасибо тебе, – обрадовался Глеб и заспешил.

Ефимов был известным выпивохой, но в кражах не замечался. Жил он в своем доме с матерью. Мать часто болела и лежала в больницах.

Дом стоял на крутом берегу речки Муги. Он потемнел от времени, осел и нес на себе следы запустения и нерадивого хозяина. Поднявшись на покосившееся крыльцо, Глеб постучал. Ему никто не ответил, но дверь оказалась незапертой, и он вошел. В прихожей не было никого, но в кухне, на лавке, кто-то спал. Из-под старой шубы высовывались крупные ступни и взлохмаченная мужская голова. Глеб разбудил спящего.

– Здравствуйте, Ефимов. Я – оперуполномоченный Горин. Узнаете?

– Узнал, – буркнул Ефимов. Он разыскал под скамейкой брюки и рубаху и начал медленно одеваться.

– Где мамаша?

– В больнице. Третью неделю уж…

В комнате, куда Горин прошел за Ефимовым, стояли сервант с посудой, полированный стол и телевизор на тумбочке. Глеб сел за стол, на котором лежала газета «Правда».

– Ефимов, где вы находились позавчера вечером?

Хозяин, стоя босиком в дверях, пил большими глотками воду из кружки. Глеб в ожидании ответа автоматически придвинул к себе газету. Она была трехдневной давности – от 13 сентября 1984 года.

– Ну, у Таськи в Покровке…

– Там и ночевали?

– Нет, я всегда ночую дома.

– Как же оттуда добирались?

– Известно как. Автобусом. А чего случилось-то?

Глеб внимательно посмотрел на Ефимова.

– Значит, автобусом. А каким? По времени каким? Последним?

– Вроде последним. Точно не помню. Домой пришел – на часы не смотрел, спать завалился.

– Значит, позавчера, тринадцатого сентября, вы возвращались в Ямск из Покровки последним автобусом и притом в нетрезвом виде.

– Это почему же так? Выпивши был, верно, но никого не обидел, никому слова не сказал…

– В этом автобусе ехал мужчина, у которого, когда он уснул, украли портфель…

– Я, что ли, украл?

– Выходит так. Больше некому было его взять.

– А кто это видел?

Помолчали.

– Никто не видел, – заключил Ефимов, – и не мог видеть, потому что ничего я не брал. Да и зачем мне портфель?

– Зачем он вам – не только я не знаю, но не знаете и вы… Просто он, как говорится, «подвернулся вам под руку», «плохо лежал…»

– Говорю же, что не брал я никакого портфеля!

– Вы вышли у больницы, за остановку до кольца. На предыдущей остановке, возле школы, вышла женщина, которая рассказала, что в автобусе оставались только вы и пассажир, который спал. Портфель, когда она выходила, был еще на месте, а на кольце его уже не оказалось. Кто же взял портфель?

– Я-то почем знаю, кто взял. Может, та баба, что на меня валит, сама и взяла.

– Не могло этого быть. Она бы вас испугалась.

– Тогда шофер взял. Сперва спрятал, а потом разбудил того мужика…

Глеб удивленно посмотрел на Ефимова: «Ишь ты, какую версию подкинул!»

– Это исключено. Шофер автобуса – солидный и проверенный человек. Портфель он взять не мог.

– Мне он тоже ни к чему, – стоял на своем Ефимов.

Глеб вздохнул. Прочел в газете заголовок: «Мы присутствуем на празднике шахмат». Статья была о матче на первенство мира по шахматам между А. Карповым и Г. Каспаровым. На полях газеты кто-то мелкими буквами написал шариковой ручкой: «Бить или отступать?»

Глеб встал и, прежде чем распрощаться, сказал:

– Придется вам завтра утром прийти ко мне. Жду к девяти. Вот повестка. И подумайте хорошенько: в портфеле находятся бумаги, которые вам совершенно не нужны, а для другого человека они большую ценность представляют…

Дома, поужинав, Глеб, как всегда, стал просматривать газеты. Увидев статью о матче между Карповым и Каспаровым, он достал шахматы, расставил фигуры и начал проигрывать отложенную партию. Добравшись до конца, подумал: «Выбор-то у Каспарова невелик. Надо или бить черную ладью, или отходить к своему королю». Глеб сказал это вслух и тут же вскочил со стула. Потом подошел к телефону, позвонил домой Бородину и спросил:

– Вы хотели меня видеть и что-то еще сказать?

– Да ничего особенного. Просто в портфеле был еще кулек слив. Конечно, это мелочь, но сливы большие, южные… Товарищ привез из отпуска.

– Спасибо. Кто знает, может быть, и это понадобится. Но у меня к вам вопрос: вы следите за шахматным матчем на первенство мира?

– Слежу. Я раньше прилично играл в шахматы. Но…

– Очень приятно, я тоже играю в шахматы.

– Вы позвонили, чтобы предложить сыграть партию? – хмыкнув, спросил Бородин.

– Сыграть тоже можно. – Глеб сделал вид, что не понял насмешки. – Но сейчас меня интересует, не читали ли вы в автобусе или вообще в тот день газету со второй партией матча и не разбирали ли отложенную позицию?

– Читал и разбирал. Видел оба хода ладьей и думал, что…

– Вы не только видели эти оба хода, но и написали о них на полях «Правды» со статьей об отложенной партии! Не так ли?

– Вы нашли мой портфель? – тихо, почти шепотом, спросил голос в трубке.

– Пока нет. Но… у нас появился шанс. Завтра жду вас.

– Неужели…

Утром первым в кабинете Горина появился Ефимов. Он был в свежей рубашке и отутюженных брюках, чисто побрит и благоухал цветочным одеколоном. Глеб ошеломил его вопросом:

– В шахматы играете?

– «Козла» с ребятами забивал, в «подкидного» иногда с маманей играл, а вот в шахматы – нет, не умею.

– Жаль, а то бы мы партию матча на первенство мира вместе разобрали… Да, а портфель-то принесли?

– Какой портфель? Говорил же я вчера, – снова начал возмущаться Ефимов.

– На столе у вас дома лежит газета из этого портфеля, – сказал Горин.

– А что газета? Она в каждом киоске есть! – возразил Ефимов.

– Что верно, то верно: газета продается в каждом киоске. Но на той, о которой речь, рукой хозяина на полях сделана запись о шахматной партии. Вы же в шахматы не играете… Вот ведь какое дело.

Крыть Ефимову было нечем. Он как-то сразу сник и забормотал покаянно:

– Отдам я портфель. По пьянке взял. Валялся он на полу, в проходе, вот я и взял. Я и отдал бы, да выходить уж надо было…

– Хорошо. Тогда поедем возьмем его и привезем сюда.

Портфель лежал на чердаке дома, забросанный тряпками. Ефимов уверил Горина, что ничего из него не вынимал, кроме слив, которые съел, а книги и тетради не трогал и не смотрел.

Глеб прихватил и газету, лежавшую в комнате на столе, составил протокол и дал его подписать Ефимову и двум соседям, которых пригласил понятыми.

В милицию вернулись снова вдвоем, но уже с портфелем. В коридоре их ждал Бородин, нервно шагавший взад-вперед. Увидев свой портфель, он застонал даже. В кабинете Горина доцент трясущимися от волнения руками открыл портфель и вынул из него завернутый в бумагу пакет, в котором оказалась блестящая круглая коробочка. Когда он положил ее на стол, Глеб даже зажмурился – яркие краски волшебно засияли на черной лаковой крышке: чудо-тройка, с храпящими конями, веселыми бубенцами под красными дугами, с нарядными санями и ликующими от восторга седоками, взлетела в гору, а за санями мчалась, заливаясь звонким лаем, собака. Кругом дома, люди, дети. И ослепительно сверкающий на солнце белый снег…

Узкая скучная комната с неистребимым запахом учреждения, в котором ежедневно бывает много разного люда, довольно-таки мрачная в этот пасмурный осенний день, вдруг словно посветлела и повеселела…

И кто знает, не испытал ли выпивоха Ефимов, тоскливо живущий при больной матери и давно брошенный женой, тот Андрюха Ефимов, который когда-то, лет сорок назад, в голодные послевоенные годы маленьким мальчишкой пас с ребятами колхозных лошадей, не испытал ли он сейчас такого полного и острого раскаяния, такой жалости к себе и такого восторга перед талантом человека, каких давно, а скорее всего никогда, не испытывал!..

Когда все пришли понемногу в себя, доцент Бородин сказал:

– Мне бы не хотелось заводить судебное дело. Я и сам немного виноват. А главное – человек все вернул и, возможно, получил хороший урок на всю жизнь. Мне бы не хотелось доводить дело до суда…

– Этого я не решаю, – сказал Глеб Горин. – Доложу начальству. Я тоже не против передать дело Ефимова в товарищеский суд…