Текст книги "Аман Тулеев. С моих слов записано верно"

Автор книги: Андрей Ванденко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

А. Г. Тулеев, А. Е. Ванденко
Аман Тулеев. С моих слов записано верно

© Тулеев А. Г., 2020

© Ванденко А. Е., 2020

© Оформление. ООО “Издательство АСТ”, 2020

Обложка: © Александр Кряжев / ФГУП МИА «Россия сегодня»

* * *

Андрей Ванденко – один из лучших интервьюеров России. В 2014 году я пригласил его на работу в ТАСС – руководить нашим спецпроектом «Первые лица». К моей радости, он согласился. За это время его таланты раскрылись во всей полноте. Андрей обладает удивительным умением выстраивать очень доверительные беседы с самыми влиятельными политиками, чиновниками, бизнесменами, причем никогда не избегая острых, неудобных вопросов. Он задает их так, что собеседник всегда открывается ему навстречу. Думаю, потому, счто Андрей смотрит в глубину человека не только с искренним интересом, но и с любовью.

Сергей Михайлов, Генеральный директор ТАСС

* * *

Всю жизнь пуще смерти боялся подвести людей. Пугали не наказания, а то, что не справлюсь, не оправдаю доверия.

Аман Тулеев

Знаю, что моим именем называют ребятишек, родившихся в Кузбассе. Минимум тридцать пять Аманчиков бегают по области…

Аман Тулеев

ПРЕДИСЛОВИЕ

Аман Гумирович Тулеев более двадцати лет возглавлял Кемеровскую область. Принял Кузбасс далеким летом 1997 года, в разгар шахтерских забастовок, а оставил губернаторскую должность 1 апреля 2018-го, через неделю после трагедии в торговом центре «Зимняя вишня».

Трижды главой региона его назначали президенты России – Ельцин, Путин и Медведев. Столько же раз выбирали земляки. Всегда в первом туре и с большим отрывом от преследователей.

В политику Тулеев пришел в восьмидесятые, в боях пережил девяностые, был на коне в нулевые, но до конца десятых в седле не усидел. Впрочем, ушел он со щитом – полным кавалером ордена «За заслуги перед Отечеством». Указ о награждении I степенью был подписан в октябре 2018-го, через полгода после отставки. Для понимания: в списке обладателей комплекта из четырех орденов – чуть больше полусотни человек за четверть века.

Аману Гумировичу нравится, когда его называют последним из могикан.

Ему есть что рассказать и вспомнить.

Впрочем, Тулеев сразу предупредил, что категорически не готов к формату традиционных мемуаров, предложив построить книгу в виде беседы. Однако назвать ее циклом интервью нельзя. Да, я спрашивал, а визави отвечал, но почти все вопросы носили уточняющий характер. Я помогал Тулееву подробно, шаг за шагом рассказывать о прожитых годах. Так, как он их запомнил.

В итоге получился поделенный на хронологические и смысловые главы монолог.

Аман Гумирович прочел его, поправил все, что счел нужным, и вывел на первой странице фразу: «С моих слов записано верно». Она и стала названием.

Лишь интервью о жизни после отставки выглядит классическим спаррингом «вопрос – ответ», поскольку в нем затронуты темы, которые можно и нужно обсуждать в режиме диалога и обмена мнениями.

И поставлен этот разговор в начало книги, хотя записывался ближе к концу работы над ней.

Завершается все разделом воспоминаний о Тулееве. Я встретился с коллегами, друзьями и родными Амана Гумировича. С теми, кто согласился.

Признателен каждому из собеседников.

Благодарю Амана Тулеева за долготерпение – работа над текстом шла полтора года.

Александра Оловянишникова – за высокий профессионализм на этапе верстки и выпуска.

Гендиректора ТАСС Сергея Михайлова – за понимание, поскольку книгой я занимался, что называется, без отрыва от основного производства.

Еще одного Сергея – за идею проекта и всестороннюю поддержку.

Жену Анну – за расшифровку записей и литредактирование рукописи.

Андрей Ванденко

Октябрь 2018 г. – март 2020 г.

Кемерово – Белокуриха – Новосибирск – Ленинск-Кузнецкий – Мундыбаш – Таштагол – Москва

ВИШНЯ – ЯГОДА ГОРЬКАЯ…

© Александр Кряжев / ФГУП МИА «Россия сегодня»

– Когда Акела промахнулся?

– В 2011-м в Германии мне сделали операцию на позвоночнике. Потом еще несколько раз проходил курс лечения, как-то месяц или полтора пролежал в Москве в ЦКБ. Благодарен президенту Путину, который, зная о моих проблемах со здоровьем, с пониманием относился к долгому отсутствию в строю. Дословно цитирую Владимира Владимировича: «Аман, будет совсем тяжело, скажи. Мы все решим». Хотя, в принципе, глава государства запросто мог предложить написать заявление по собственному желанию, и я беспрекословно подчинился бы, даже не пикнул.

Весной 2017-го снова дал о себе знать позвоночник, началось очередное обострение. Решил: вот выпишусь из больницы, поклонюсь людям в пояс и подам рапорт об отставке. Понимал: исполнять обязанности губернатора с полной отдачей, как раньше, не смогу. Повседневные рабочие дела требовали постоянной включенности, приходилось решать массу самых разных вопросов, кроме того, я привык много мотаться по области. Делал это всегда. Ездил на стройки, шахты, предприятия, чтобы контролировать выполнение поручений, встречаться с коллективами.

А какие тут поездки, если спина отваливается? Что ни шаг, то испытание.

Но сделать, как задумывал, не получилось…

– Почему, Аман Гумирович?

– Еще раз позвонил Владимиру Владимировичу, чтобы сообщить о решении, и услышал в ответ: «Повремени с уходом. Пришлем преемника, пусть поработает под твоим присмотром. Потренируешь его, с областью познакомишь. Тебе ездить с ним не обязательно. Когда почувствуешь, что готов передать дела, сообщишь мне. После этого уйдешь». Я не смог возразить президенту.

Время шло, а сменщик все не объявлялся.

– Вы предлагали кандидатов?

– Разумеется. Назвал кемеровского мэра Илью Середюка и своего первого зама Владимира Чернова. Нормальные ребята, сам вырастил их, можно сказать, подготовил смену.

Фамилии обоих в администрации президента записали, но ответа не дали. Мог еще пару достойных человек предложить, если бы спросили.

К лету 2017-го морально я готов был сдать пост. Кремль тянул с ответом, и я продолжал работать, хотя и не в прежнем ритме. Врачи запрещали подолгу сидеть за столом, в течение дня приходилось время от времени делать передышки, чтобы боль чуть стихла. Для передвижения по зданию администрации пользовался английским аппаратом, сделанным по принципу самоката: два колеса сзади, еще одно и руль – спереди. Облокачиваешься и едешь. Штуковина со стороны выглядела вполне спортивно, а на инвалидную коляску я и тогда психологически не мог согласиться, и сейчас не готов к ней, поэтому очень стараюсь вернуть подвижность. Это главная моя задача сегодня. Много тренируюсь, хожу со скандинавскими палочками…

Так вот, возвращаюсь к преемнику. Наконец Москва назвала имя: Сергей Цивилев. Мы познакомились, обговорили вопросы, касавшиеся социальной обстановки и экономики Кузбасса. Условились, что Сергей Евгеньевич приступит к работе в ноябре 2017 года, постепенно войдет в курс дела.

Но фактически Цивилев появился в Кемерове лишь в феврале 2018-го, должность заместителя губернатора занял в первых числах марта, а через три с небольшим недели случилась трагедия в торговом центре «Зимняя вишня»…

Вот и получается, что промахнулся я еще пару лет назад. Акела, как ты говоришь…

Надо было настоять и уходить после второй операции в Мюнхене, когда стало понятно, что полная реабилитация исключена. Но я солдат, если начальство даже не приказывает, а просит, причем делает это по-человечески, расшибусь в лепешку, умру, но выполню. Не мог же я без команды выйти из строя…

– А может, не очень-то и стремились? Власть – штука коварная, добровольно отказаться от нее сложно.

– Не в этом дело! Не держался я за губернаторское кресло мертвой хваткой, не старался любой ценой усидеть на троне. Хотя, врать не буду, сильно прикипел… Область и я были неотделимы друг от друга. По крайней мере, в моем сознании.

Многим почему-то кажется, что быть начальником легко: сиди и командуй. Хотя в действительности войти в систему власти, научиться управлять большими коллективами, тем более регионом, очень сложно.

Это сегодня могут назначить руководителем человека без достаточного профессионального опыта, того, кто не имеет за спиной производственных и менеджерских навыков.

До того как стать губернатором, я прошел длинный и сложный путь: начинал рядовым стрелочником, дослужился до должности начальника крупной железной дороги, был народным депутатом России, федеральным министром. И в Кузбасс вернулся в момент, когда кресло главы региона больше напоминало электрический стул. Было гораздо легче шею себе свернуть, чем славу заработать.

Хочешь – верь, хочешь – нет, я всегда использовал власть, чтобы решать серьезные вопросы, делать жизнь людей лучше.

Я ведь, как никто другой, знал, сколько удалось за двадцать лет, понимал, как много предстоит впереди, поэтому подсознательно старался успеть побольше. Но в последние годы спина не давала развернуться – в буквальном и переносном смысле. Упорно отказывался верить, что это надолго.

– Наполеону принадлежит фраза «Искусство управления состоит в том, чтобы не позволять людям состариться в своей должности».

– С одной стороны, соглашусь. С другой – готов поспорить с Бонапартом. Что значит состариться? Утратить ясность ума? Стать физически слабым?

Черчилль и в восемьдесят оставался «огурцом», ни в чем себе не отказывал. Курил сигары и «вискарил» за милую душу.

А Рузвельт более двадцати лет провел в инвалидной коляске, прокатался в ней четыре президентских срока.

Вспомни Сталина: много ты читал про его поездки по стране, про то, чтобы забирался в глубинку? Или про выступления на каких-то промышленных предприятиях? У вождя постоянно болели суставы – руки, ноги. Ему было не до командировок. Регулярно посещал только Мацесту, где поправлял здоровье.

Главное для руководителя высокого уровня – работа ума. Конечности, конечно, тоже важны, но все-таки в приоритете – голова. Если плохо соображаешь и не можешь быстро принимать решения, как говорится, бери шинель, иди домой… Тебе на посту начальника не место.

– Ум может оставаться ясным, но взгляд замыливается. За двадцать-то лет.

– Не у всех притупляется восприятие. Многое зависит от конкретного человека и его мировоззрения. Подход к пожилым людям должен быть индивидуальным, как в Японии. Там смогли найти плюсы в постепенном старении населения. Даже термин специальный придумали – «серебряная революция». Сегодня каждый четвертый японец старше шестидесяти пяти. Известен случай, когда руководителю крупной корпорации, умершему в возрасте 80+, долго не могли найти равнозначную замену и разделили должность между несколькими заместителями. Никто не обладал столь же ясным умом в сочетании с опытом и знанием бизнеса, как ушедший аксакал.

Нет, нельзя всех грести под одну гребенку, к каждому надо подходить индивидуально. Я точно не заслужил, чтобы одним махом списали в утиль, забыв все хорошее и сделав едва ли не крайним в истории с «Зимней вишней».

Больная спина создавала ведь проблемы не только физические, но и психологические. Я привык быть сильным, и люди всегда видели меня таким. А тут вдруг предстал бы человеком, не способным сделать шаг без посторонней помощи. В том числе из-за этого не смог приехать 25 марта 2018 года к горящему торговому центру…

– Люди и раньше знали, что вам тяжело ходить, но, полагаю, для них было важно именно в тот момент увидеть рядом губернатора.

– Знать и видеть – отнюдь не одно и то же.

Нет, мое присутствие ничего не изменило бы. Могло получиться еще хуже.

– Куда уж дальше? Давайте подробно поговорим, как и что происходило.

– Согласен. Мне это очень нужно. Расскажу все.

– Начнем с момента, когда вы узнали о пожаре.

– Воскресный день, я спокойно сидел в Мазурове.

– Там же у вас дача?

– Была. Не моя. Служебная, государственная…

Словом, я находился дома. Кажется, читал. Да, вспомнил: «Тобол» Алексея Иванова. Люблю этого уральского автора.

Вдруг – звонок дежурного. Первый доклад прозвучал абсолютно спокойно, без намеков на серьезное ЧП: «Аман Гумирович, задымление в торговом центре на проспекте Ленина, 35». Я спросил: «Все аварийные службы задействованы?» Отвечают: «Да». Через несколько минут позвонил Илья Середюк, глава города: «Задымление сильное». Понял, что надо подключаться, вызвал сотрудников администрации, сказал первому заму Чернову: «Володя, езжай проверь, что там происходит». И мэру велел отправляться туда же.

И вот спустя час Середюк сообщает: «По нашим данным, есть четверо погибших».

Ничего себе «задымление»!

Я объявил всеобщую мобилизацию, связался с начальником управления МЧС по Кемеровской области Александром Мамонтовым: «Вызывать подкрепление из Новосибирска и Красноярска?» – «Что вы, Аман Гумирович?! Ни в коем случае! – говорит. – У нас мощная команда, достаточно сил и средств, сами справимся».

Потом позвонил президент Путин: «Аман, что происходит?» – «Владимир Владимирович, в торговом центре задымление, к сожалению, у входа нашли четырех погибших». Докладывал уверенно, как тебе сейчас рассказываю. Тогда еще никто не знал, что в залах кинотеатра оставались люди…

А вскоре понеслось: «Есть тела на лестничной клетке…», «Обнаружены еще трое…». Это сообщения нашего МЧС. Я уже понял, что случилось страшное. Сердце защемило: сколько же народу внутри горящего здания?! Мои замы, мэр, спасатели, сотрудники правоохранительных органов находились на месте пожара, но никто по-прежнему не мог сказать что-либо более-менее определенное. Видимо, слишком уж нештатной, экстраординарной оказалась ситуация. Я продолжал возглавлять штаб, координируя действия спасателей.

– Штаб – на Ленина, вы – на даче в Мазурове, откуда отдавали распоряжения по телефону. Дистанционный начальник.

– Да какая разница, где я?! Руководитель должен свести воедино информацию, управлять процессом. Можешь находиться хоть в Бангладеш, хоть на Луне, лишь бы те, кому положено, исправно исполняли обязанности и корректно докладывали о происходящем. За двадцать лет, которые руководил областью, не было случая, чтобы я лично не возглавил оперативный штаб и не выехал к месту ЧП. При любых нештатных обстоятельствах всегда шел к людям, никогда не прятался за чужие спины.

Но сначала решал организационные вопросы. Всегда! За долгие годы выработался определенный алгоритм действий. Находясь на расстоянии, легче сосредоточиться на главном. На месте, в суматохе, часто отвлекают второстепенным, приходится тратить драгоценное время на то, чтобы отбиться от журналистов и случайных людей, которые создают дополнительную нервозность, задавая под руку несущественные вопросы.

Если случалось что-то серьезное на шахтах, примерно через час-другой становилась понятна общая картина. Ждал информацию, как много горняков находилось под землей и скольким из них удалось подняться на поверхность. После чего отправлялся на место аварии.

А ЧП на железной дороге? Попробуй не приехать! Особенно если встали пассажирские поезда или сошли с рельсов грузовые вагоны. А представь, цистерны с горючим или опасными веществами рванут. Беды не оберешься…

По сути, не было ни одного совещания, где я не твердил бы: «Главное – безопасность людей». Особое внимание обращал на выходные дни, праздники, каникулы.

Вот и 25 марта руководил штабом из Мазурова. Поначалу все шло по отлаженной схеме, потом звонки и донесения с места пожара вдруг прекратились. Наступила тишина. Почему молчат?! Вызвал помощников: «Берите инвалидную коляску, обмотайте какими-нибудь пледами, одеялами, чтобы не очень бросалось в глаза, в чем именно сижу, и поедем к “Вишне”». Ребята нашли коляску, задрапировали, как смогли, подогнали служебную машину, прибыл наряд ДПС для сопровождения. Я собрался ехать, понимаешь?!

Но тут раздался звонок. Эльвира, жена, взяла трубку, несколько секунд молча слушала, что ей говорят, потом, не говоря ни слова, вдруг стала оседать. Едва не потеряла сознание!

Бросились к ней, принесли нашатырь: «Эля, что?!» Ну и…

Даже сейчас вспоминаю и спокойно не могу рассказывать, слезы наворачиваются.

– Продолжайте, Аман Гумирович.

– В общем, звонила наша родственница из Толкинского района… Ее дочка Таня, наша племянница, вместе с одноклассниками оказалась в «Зимней вишне». Пошла в кино, а когда начался пожар, перестала отвечать на звонки. Вот мама и забеспокоилась, начала искать дочь по всем знакомым телефонам.

Эльвира сразу почуяла неладное, сердце и забарахлило…

Меня же минут через пять словно ток прошиб. Голова и руки работают, а ноги парализовало. Позвонили в скорую, врачи объяснили: «Мозг так отреагировал на негативное известие. У нас много похожих случаев…» Хотели выслать бригаду. Я связался с главврачом третьей больницы Андреем Ивановым, который вел меня и все знал о моих болячках. Он сказал: на коляске ехать категорически нельзя, единственный вариант – лежа на носилках в карете скорой помощи. «Аман Гумирович, а что вы сможете сделать там, на месте? Выносить из салона вас не будут, так и останетесь в машине. Кроме того, все экипажи сейчас там, у торгового центра…»

А теперь давай рассуждать, где мне в тот момент лучше было находиться: на пожаре, отозвав с места трагедии бригаду врачей, или в штабе? Ну вынесли бы меня из скорой, положили на землю. И что?

Только мешал бы, отвлекал. Зато потом стали бы говорить и писать, что приехал для показухи. Дескать, больной Тулеев хотел продемонстрировать, что он с народом. Еще решили бы, что пытаюсь разжалобить, вызвать сочувствие…

– Говорю же: все и так все знали.

– Лишь ближний круг, родные и доверенные лица. А СМИ, наоборот, только ждали, чтобы задеть за живое, пнуть побольнее…

У меня в характере, в крови чувство долга перед людьми. Но в тот раз не мог я выехать к «Вишне». Физически не мог!

Кстати, смерть Тани, моей родственницы, пресса потом дружно обошла молчанием. Хотя это трагедия для нашей семьи. Может, надеялись услышать от потерявшей дочь мамы обвинения в адрес властей и лично Тулеева. А она принципиально отказалась общаться с журналистами, толпой караулившими возле ее дома в Трещевском.

Но это было после, через пару дней после пожара. А вечером 25 марта информация о числе жертв росла в геометрической прогрессии. Пошли сводки от пожарных и МЧС: продвинулись на триста метров, обнаружили еще несколько тел… Около десяти часов вечера, когда стало понятно, что люди не сумели выбраться из кинотеатра, сложилась относительно полная картина трагедии. Говорили о сорока погибших. Правда, чуть позже забрезжила слабая надежда. Один из тех, кого называли среди жертв, оказался жив: мужчина собирался в кино, но передумал. У меня в мозгу промелькнуло: может, погибших будет меньше?

Но цифра росла и росла…

– Путину еще звонили?

– Нет. Ни он, ни я. Владимир Владимирович распорядился, чтобы в Кемерово срочно вылетел министр МЧС Пучков, и принял решение тоже отправиться в Кузбасс…

– Двадцать шестого встречали президента в аэропорту?

– Нет, не смог бы туда доехать. Ждал в здании администрации.

– А в центр города как добрались из Мазурова?

– Сказал врачам, что обязан встать. Любой ценой.

Мне сделали какие-то обезболивающие уколы и честно предупредили, что такая интенсивная терапия может выйти боком, но в той ситуации выбирать не приходилось. Стало чуть полегче.

До администрации доехал на машине, а дальше помогла дойти охрана. На этаже передвигался на том самом трехколеснике. Врачи взяли слово, что через каждый час буду делать короткую паузу в работе, чтобы разгружать позвоночник. Иначе могло случиться новое обострение.

Я проводил совещания, принимал отчеты аварийных и спасательных служб, выступал по телевидению, держал в уме всю информацию.

– Вам не могут забыть, как бросились благодарить Путина за приезд.

– Обязан был это сделать. Понимаешь, обязан! Президент отложил дела и прилетел в Кузбасс.

– Разве могут быть дела важнее, если люди сгорели? Его сограждане.

– Нет, в моем понимании, я должен был сказать спасибо Владимиру Владимировичу. И извиниться за то, что подвел его. Пожар ведь произошел в моем регионе.

Президент был с нами всегда – не только в дни побед и радости, но и в моменты скорби…

– Наверное, вам стоило сначала у людей попросить прощения, а потом уже перед Путиным голову склонять.

– Сразу, как стал ясен масштаб трагедии, я выступил по областному телевидению! Об этом все дружно запамятовали или делают вид, будто ничего подобного не было. Но сохранилась запись: я рассказал горькую правду о постигшей Кузбасс беде, поклонился землякам, повинился перед ними, почтил память погибших и пожелал выздоровления пострадавшим.

Считаю, мы оперативно организовали помощь. Дня через три после пожара я начал принимать семьи погибших, каждой выдавали по миллиону рублей. Из Австралии позвонил владелец «Зимней вишни» Денис Штенгелов и перечислил деньги на дополнительные выплаты, прибавив к нашему миллиону еще по три. Из федерального бюджета поступили целевые средства. Мы открыли счет для добровольных пожертвований, на него присылали переводы со всей страны. В общей сложности собрали более двухсот пятидесяти миллионов рублей, потом поровну поделили их между семьями погибших и пострадавших.

Я принял всех лично, каждого выслушал, постарался утешить, как мог, хотя и понимал, что любые слова бессильны. Лишь с шестью семьями не встретился, в тот момент они не были готовы общаться.

– Игорь Востриков, у которого при пожаре погибли трое детей и жена, в их числе?

– Нет, с ним разговаривал. Царствие небесное его родным и всем погибшим. Не приведи господь такое горе…

Но что касается этого Вострикова, в процессе нашего общения у меня сложилось стойкое ощущение, что он отпетый циник. Страшно при мысли, что рядом живут такие люди!

Востриков пришел вместе с матерью и другой родней. Все вели себя спокойно, достойно, только он сильно нервничал, был возбужден.

Встречу с каждой семьей я начинал с минуты молчания. Всегда люди вставали, а этот остался сидеть! Как же такое возможно?! У него ведь семья в «Вишне» осталась. А человеку словно по барабану. Сразу завел разговор о деньгах. Мы с комиссией объясняем, из чего складывается общая сумма, а Востриков в ответ: «Что еще можете добавить?» Не скрою, удивился такой постановке вопроса, спрашиваю: «Сколько же тебе нужно?» Говорит: «Хочу уехать в Сочи, купить квартиру и завести там дело». – «Ну так езжай, деньги выплатят приличные». – «Мне этого не хватит».

Мать пыталась урезонить: «Как не стыдно, сынок? Что же ты сразу про деньги? Даже не вспомнил о погибших детях!» Он обругал ее. При мне! Я с трудом сдержался: «Что творишь?! Это ведь твоя мама!» Пожалуй, впервые в жизни столкнулся с таким кощунством и цинизмом. Востриков никого не стеснялся, ему на все было наплевать. Зато на публике красиво вещал, журналистам интервью раздавал, скупую мужскую слезу ронял.

Слышал, потом в Америку отправился. Когда уезжал из Кемерова, получив свое, сказал мне на прощание: «К вам и областному правительству у меня претензий нет. Но остались вопросы к МЧС, пожарным и Путину». Я вспылил: «Ты президента-то не трожь!»

– А откуда взялась информация, что вы, Аман Гумирович, пожертвовали пострадавшим однодневный заработок в размере пяти тысяч рублей?

– Неужели ты поверил в этот бред? Кто-то из моих недругов запустил слух, я специально выяснял, откуда растут ноги у «сенсации».

Было решение централизованно перечислить средний заработок всех сотрудников администрации за рабочий день на нужды пострадавших. Но из длинного списка выдернули именно мою фамилию. Ясное дело, с целью унизить, дискредитировать и окончательно добить. Это же глубоко продуманное оскорбление!

Пиарщики знают, как втоптать человека в грязь. Но люди в регионе помнят: я никогда не мелочился, все, что полагалось в качестве денежной надбавки к моим персональным званиям и наградам, целиком отдавал малообеспеченным, студентам, старикам. Больным детям, на лечение которых собирали по крохе всем миром, из каждой зарплаты перечислял по десять тысяч рублей. Эти суммы наша бухгалтерия списывала с меня и автоматически переводила куда надо.

– Вы в эту «Зимнюю вишню» раньше заходили?

– Что мне там делать? Рядовой торговый центр, перекроенный из старых цехов кондитерской фабрики. Ничего выдающегося. Обычно я ездил на открытие крупных промышленных и социальных объектов, когда появлялось что-то новое, интересное. Других целей у меня не было. К тому же любым представителям региональных властей официально не велели в течение трех лет соваться на предприятия малого и среднего бизнеса. Приняли соответствующий федеральный закон. Буквально били по рукам, предупреждая, мол, полезете с ревизией и проверками, привлечем к ответственности. Даже фраза крылатая родилась: «Перестаньте кошмарить бизнес!»

– Если рассуждать цинично, на вашем веку случались более масштабные трагедии?

– На шахте «Распадская» в Междуреченске 8 и 9 мая 2010 года произошло два мощных взрыва метана, в итоге погиб девяносто один шахтер. Но там производство, где трудились взрослые мужики, они знали о связанных с профессией рисках. А в случае с «Зимней вишней» самое страшное, что сгорели сорок детей.

В пермском ночном клубе «Хромая лошадь» в декабре 2009-го огонь унес жизни полутора сотен человек. Да сколько таких историй было! Я специально интересовался. К примеру, в 1978 году в Иране в кинотеатре заживо сгорели полтысячи человек.

Пожары в публичных местах не такая уж и редкость. Но по поводу «Зимней вишни» меня до сих пор терзают сомнения.

– Какие?

– Почему пламя моментально охватило здание? Отчего температура возгорания оказалась настолько высокой? Может, был поджог? Впрочем, у меня нет доказательств. Здание этого торгового центра словно специально выстроенная ловушка. Пожарная сигнализация не сработала, вентиляция действовала в обратном направлении, почти все двери оказались заперты наглухо… Создается впечатление, будто кто-то заранее продумал, как максимально затруднить выход из «Зимней вишни», чтобы жертв пожара оказалось много, а трагедия прогремела на всю Россию.

Кстати, арбитражный апелляционный суд в феврале 2020 года подтвердил предыдущие решения, что мэрия Кемерова не должна была давать согласие на открытие второй очереди этого торгового центра из-за несоответствия техническим требованиям. И это зона ответственности городской администрации, но никак не областной!

Боль после «Вишни» такая, что до сих пор страшно саднит. В голове постоянно мысль: почему все случилось у меня? Почему?! Видит бог, я всегда жестко требовал соблюдения мер пожарной безопасности, массу недобросовестных собственников отправил в суды, немедленно закрывал предприятия, если получал сигнал о нарушениях. Но беда приключилась именно в Кемерове…

Пауло Коэльо, знаменитый бразильский писатель, в книге «Алхимик» проводит мысль о предназначении: все происходящее с нами предначертано и предопределено свыше. Дергайся или нет, а что должно, то и будет. Полностью согласен с Коэльо. Как говорят арабы, мактуб – «так написано».

Собственное предназначение я всегда видел в помощи людям. Не привык никого оставлять в беде. Но и быть крайним, принимать на себя чужую вину не готов. Со студенческой практики не работал стрелочником…

Знаешь, меня в жизни часто выручал инстинкт, и тут он должен был подсказать: уходи немедленно, Аман, оставляй губернаторство. Но в тот раз почему-то не случилось.

– Никакого предчувствия?

– Ноль! Хотя я мог бы насторожиться: время идет, а Цивилев не едет. Пауза явно затянулась. Впрочем, даже в случае моего ухода зимой 2017–2018 годов, как планировалось, трагедия все равно случилась бы.

– Морально вам было бы полегче? Дескать, слава богу, не при мне?

– Считаю, я чист перед Господом и людьми. Не скрою, думал об этом: ну, ушел бы в январе, за три месяца до пожара, и что принципиально изменилось бы?

Вот если бы сложил полномочия осенью 2017-го, после разговора с президентом, получился бы другой расклад. В первую очередь психологически. Хотя, конечно, переживал бы из-за погибших не меньше. Люди сгорели – от этого факта ничем не заслонишься.

– После «Вишни» вас заставили написать заявление об уходе?

– Нет, никто не принуждал. Сам принял решение. Коль приключилась такая беда, посчитал невозможным продолжать работу губернатором. С моральной точки зрения. Правда, хотел дождаться, пока минует сорок дней после трагедии. Есть на Руси такой обычай… Но из администрации президента попросили не тянуть, раз уж собрался уходить. Мол, зачем откладывать?

И еще настоятельно рекомендовали воздержаться в прощальном заявлении от любых резких фраз. Я пообещал, но на запись обращения к землякам все равно приехали полпред президента Сергей Меняйло и два эфэсбэшника из Новосибирска. Стояли над душой, пока не закончил писать телеобращение. Лишь тогда вздохнули с облегчением. Меняйло сразу отправился докладывать по ВЧ-связи: задание выполнено, лишнего Тулеев не ляпнул.

В итоге ушел 1 апреля, в День смеха, хотя мне и тогда было не до шуток, и сейчас. С болью вспоминаю беду, из-за которой оставил пост, а главное – незавершенные дела. Не привык бросать недоделки, всегда довожу все до ума. Кстати, не припоминаю случая в постсоветской России, чтобы кто-то из крупных руководителей подал в отставку по моральным соображениям. Своего рода прецедент.

Тем не менее на меня и почти два года спустя продолжают лить тонны грязи, словно счеты сводят, мстят за что-то.

Вот вся история «Зимней вишни» и моего ухода от начала до конца. Как на духу.

– Вы оговаривали персональные условия отставки?

– Не до того было. Потом, когда со всех сторон хлынула целенаправленная циничная грязь и в эпицентре «полива» оказались не собственники торгового центра, правоохранительные органы, управление МЧС и городские власти, а один лишь Тулеев, понял, что вынужден сам защитить свое имя, никто за меня этого не сделает. Чтобы получить возможность высказаться с публичной трибуны, решил идти в Кемеровский областной совет народных депутатов до осени 2018-го, до следующих выборов. Это была и отдушина, поскольку не привык сидеть сложа руки, и, повторяю, шанс постоять за себя. Сообщил о решении в Москву. В администрации президента, кажется, не очень хотели, чтобы я шел в депутаты, но потом согласились. Видимо, подумали, что опасаться нечего, меня все равно не выберут.

А на сессии за мою кандидатуру на пост председателя облсовета проголосовали тридцать восемь человек из тридцати девяти присутствовавших на заседании. Практически единогласно. Против высказался лишь депутат от ЛДПР.

– Вы уже упоминали пермскую «Хромую лошадь», где 5 декабря 2009 года погибли сто пятьдесят шесть человек. В 2010-м губернатора Олега Чиркунова переназначили на должность, и полномочия он сложил лишь в апреле 2012-го, после чего сделал всем ручкой. Сказал чао-какао и уехал во Францию.