Текст книги "Вёшенское восстание"

Автор книги: Андрей Венков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Окружной ревком «постановил конфисковать землю и земледельческие орудия у богатых слоев населения. Обработку земли передать земельным отделам». Жилищно-хозяйственный отдел стал брать на учет жилища бежавших. «Буржуям» оставляли одну комнату на семью, а кое-кому и одну смену белья на человека. Наложили на них трудовую повинность. «Буржуйки» мыли полы в тифозном лазарете и в общественной бане, а «буржуи» кололи дрова для лазаретов, бани и электростанции, чистили лазаретные дворы и клозеты.

1 марта из Москвы в РВС фронта вернулся Ходоровский, выезжавший за инструкциями. Замещавший его Сырцов 2 марта приступил к своим непосредственным обязанностям председателя Донбюро. 3-го было создано (как мы помним) Гражданское управление, а 5-го в ближайшей к железной дороге станице округа – Казанской – узнали, что назначен ряд расстрелов местных жителей, обвиняемых в контрреволюции. По хуторам, говорили, послана бумага со списками и предупреждением, чтоб никого не выгораживали и не защищали.

Казанцы издревле привыкли к «суду неправедному», еще до революции писали они жалобы, что их станичный «суд без могарычей судить не может ввиду своих судейских предков». Но то, что началось в станице в первых числах марта 1919 г., их перепугало. За казака хутора Бессонова Якова Андреевича Коршунова просило все «хуторское общество». Все 35 седобородых «просителей» получили по две недели принудработ, вырубали изо льда баржи и выволакивали на берег. В хуторе Гармиловском взяли под стражу 24 человека за то, что они собрались в потребиловку для учета.

Пребывавший в Вёшенской трибунал Инзенской дивизии, который к тому времени успел приговорить лишь одного «контрика» – известного своим двурушничеством полковника Калиника Дунаева, – немало встревожился. Явных контрреволюционеров в округе трибунал не видел, считал, что все они сбежали. Но общее настроение населения доверия не внушало. Вдобавок и крупных сил под рукой не было. Последовали тревожные запросы и предупреждения. Смысл их сводился к одному – сейчас трогать казаков нельзя. Но линия Донбюро и «Граждупра» на проведение террора была непоколебима.

6 марта приказом № 333 РВС Южного фронта упразднил «казачье-полицейское» деление области. Отныне она делилась на районы. Верхне-Донской округ после значительной урезки был переименован в Вёшенский район в составе Казанской, Мигулинской, Вёшенской, Еланской, Усть-Хоперской и Краснокутской станиц. Параграф 3-й приказа обязал районные ревкомы принять меры к созданию волостных и станичных ревкомов, при недостаче работников возможно было временное назначение в станицы и волости комиссаров. Параграф 4-й переименовывал Краснокутскую станицу в Подтелковскую волость, а хутор Ушаков Боковской станицы в хутор Кривошлыков. Вёшенскому ревтрибуналу приказано было провести расследование обстоятельств гибели подтелковской экспедиции и всех причастных к злодеянию предать беспощадному революционному суду.

Грозным окриком прозвучал вышедший на следующий день приказ РВС фронта № 343, подписанный Гиттисом и Сырцовым. Воинским учреждениям: военным советам армий, дивизий, политотделам – запрещалось вмешиваться в деятельность и распоряжения революционных комитетов на местах.

Вдобавок ко всему вездесущий Иван Георгиевич Мельников раскрыл в Вёшенской заговор, за что был впоследствии предан повстанцами вечному проклятию и в их донесениях проходил как единственный и самый главный враг казачества из всех жителей станицы.

Проведение террора началось. В Вёшенскую приехал новый «чрезвычком». Трибунал Инзенской дивизии оттеснили, часть членов его предали «товарищескому суду» – изругали за послабления – и начали чистку станицы. С. И. Сырцов докладывал: «В районе проводились массовые расстрелы. Точных цифр не имеется (свыше 300). Настроение у казачьего населения с самого начала было подавленное, но оппозиционное. Намечавшийся заговор был раскрыт, участники расстреляны. Проведению террора мешало противодействие 8-й армии». [104]104
  РЦХИДНИ. Ф.17. Оп. 6. Д. 81. Л. 19.


[Закрыть]

Количество расстрелянных (300) впоследствии подтвердили повстанцы в письме к белогвардейцам. Правда, они написали «около 300». Однако есть основания думать, что и Сырцов, и мятежники цифры слегка завысили. П. Григорьев, беженец из Мигулинской станицы, привел в белоэмигрантской печати такие данные: в Казанской – 87 человек, Мигулинской – 64, Вёшенской – 46, Еланской – 12. Бывший окружной атаман З. А. Алферов подтвердил, что в Вёшенской, «конечно, не обошлось и тогда без расстрелов, но расстреляны были на этот раз только единицы». Генерал считал, что из жителей самой станицы расстреляли всего 10 человек. Посылая белогвардейцам списки расстрелянных, мятежники вывели под графой «Вёшенская» 12 фамилий. Среди них был полковник Дунаев, сын прежнего каргинского атамана гимназист Картин, отличившийся во время расстрела подтелковской экспедиции. Остальными, видимо, были участники заговора, выданного И. Г. Мельниковым. Тринадцатым пострадавшим в список попал святой отец Федор Протопопов, которого по «наложению конституции» (как писали повстанцы слово «контрибуция») выслали в Тамбовскую губернию на принудительные работы.

В своих воззваниях повстанцы писали, что в Казанской было расстреляно 260 человек, в Слащевской арестовано – 400, в Вёшенской предполагалось арестовать 800 человек, и тов. Решетков затребовал у председателя Казанского ревкома Костенко 35 человек с пулеметом для этой цели. Как видим, количество расстрелянных опять-таки не превышает 300.

В станице Слащевской на самом деле было арестовано около 100 человек, [105]105
  РГВА. Ф. 192. On. 1. Д. 24. Л. 394.


[Закрыть]а сидевший в Слащевской «тигулевке» член Войскового круга Топольсков вообще говорил о 30 арестантах. Что касается станицы Вёшенской, то заявление мятежников о предполагаемом аресте 800 казаков похоже на правду.

Если в станице Казанской населения было в два раза меньше, чем в Вёшенской, если из Мигулинской ушли многие активные контрреволюционеры и Мигулинский полк сохранился у белых как войсковая единица, то из многолюдной Вёшенской казаки почти не отступали, рассеялись по хуторам, а между тем в одном лишь октябре 1918 г. более 200 казаков Вёшенского полка были награждены Красновым «Георгиями» и медалями. Теперь все они, несомненно, проходили в ревкомовских бумагах как «активные контрреволюционеры» и подлежали репрессиям. Пока же Вёшенскую своими силами ревком трогать боялся.

Возможно, и даже наверное, количество репрессированных достигло бы значительной цифры, но на самом деле к моменту восстания их было около 300, а если учесть, что округ населяло 170 000 жителей, из каждой тысячи расстреляли двоих.

Роль сыграла сама установка власти на террор, жертвой которого мог стать практически каждый, кто до этого служил у белых.

Тишина нависла над Доном. Нехорошая тишина. Лишь ночью в песчаных бурунах за Вёшенской да в Казанской за мельницей, где жгли кирпичи, сухо трещали выстрелы. Разболтавшиеся за 17-й и 18-й годы местные горлопаны испуганно примолкли, когда нескольких из них взяли «за агитацию».

Потащили было и учителя Чикинова, женатого на дочери местно богатея Сербича, но вскоре выпустили, и он впоследствии, в 1920-е годы, гордо записал в анкете, что сидел «по доносу за контрреволюцию (по личным мотивам)», но освобожден по распоряжению трибунала Инзенской дивизии, мол, уж если в такое время и такой орган признал меня чистым перед новой властью, то лучшей рекомендации и быть не может. Перепуганная станичная интеллигенция терялась в догадках, «рассказы о терроре заставляли думать прямо противоположное о задачах партии, вплоть до мысли, что толстосумая буржуазия подкупает людей с тем, чтобы через террор и беспорядки так или иначе сорвать революцию и посадить царя». [106]106
  ГАРО. Ф. 2584. On. 1. Д. 146. Л. 6.


[Закрыть]

Вдобавок ко всему, 8 марта командарм-8 Тухачевский предписал Вёшенскому ревкому поставить для армии повозки с лошадьми или волами, «с тем чтобы вся тяжесть этого предписания легла исключительно на кулацкую и богатую часть населения», а 10 марта приказ РВС фронта № 369 потребовал конфисковать «седла у казаков, бывших ранее «в белых»». Обстановка накалилась до предела. Попытки разрядить ситуацию были разрозненными и успеха не имели.

9 марта член РВС фронта и 9-й армии Г. Я. Сокольников уехал в Москву. Как член ЦК он должен был участвовать в работе съезда партии и предшествующего ему пленума. Сокольников вез материалы, доказывающие необходимость отменить или хотя бы приостановить проведение в жизнь директивы Оргбюро по казачьему вопросу. 11 марта приказ № 2 по ревкомам Донской области запретил взимать со станиц контрибуцию, а собранные деньги предписал отнести в счет чрезвычайного налога. Председатель Вёшенского ревкома И. В. Решетков был отозван и заменен Дисницким. Но было уже поздно.

Глава 3
«…Скоро, скоро горячие лучи весеннего солнца растопят лед старого Дона…»
^{(Из приказа Донского атамана A. П. Богаевского)}

Подробного отчета о подготовке и начальном этапе восстания пока не обнаружено. Командующий повстанческой армией П. Н. Кудинов позже в мемуарах писал, что восстание вспыхнуло стихийно. Однако уже в ходе восстания появились сведения о подпольной организации, готовившей выступление.

В апреле 1919 г. советская разведка доносила: «Жители говорят, что восстание было подготовлено заранее, для чего оставлялись целые части под видом сдавшихся в плен или не желавших воевать».

Хрисанф Митичкин, милиционер Усть-Хоперской станицы, побывавший у повстанцев, рассказал, что когда он был в «стане», расспрашивал вёшенских казаков, как началось восстание, имеется ли связь с кадетами. Одни отмалчивались, «другие сказали, что восстали против коммуны, расстрелов, грабежей и насильников-коммунистов, но за Советскую власть. Когда им сказали, что в некоторых хуторах жители коммунистами все вырезаны, то они все восстали. Руководителями-зачинщиками были Алферов – подъесаул, Кудинов, который у них сейчас командующий Вёшенским округом. Некоторые же говорили, что восстание было задумано раньше, центр его был в Мигулинской, где велась подготовка. Тогда, когда они восстали, к ним прилетал аэроплан и сбрасывал (они говорят) орудийные замки». [107]107
  РГВА. Ф. 1378. On. 1. Д. 16. Л. 2–2 об.


[Закрыть]

Возможно, ключом к загадке является сообщение Краснова, что 27 января (9 февраля) «командующим армией был составлен следующий план действий, одобренный атаманом. В районе станиц Каменской и Усть-Белокалитвенской генерал Денисов сосредоточивал ударную группу в 16 000 при 24 орудиях, в которую должны были войти лучшие части молодой армии и старые, испытанные в боях войска (в том числе и Гундоровский Георгиевский полк). По сосредоточении, примерно, к 5–6 февраля, группа эта должна была ударить на слободу Макеевку, совместно с частями генерала Фицхелаурова сбить 12-ю дивизию и, действуя во фланг и тыл 13-й и Уральской дивизий, идти в Хоперский округ оздоровлять и поднимать казаков. Такое движение сулило бы быстрый успех и возможное очищение Хоперского округа даже без помощи добровольцев, на которую атаман уже особенно не рассчитывал». [108]108
  Трагедия казачества. М., 1994. С. 174–175.


[Закрыть]

Если прочертить на карте прямую линию от Каменской на Макеевку и далее на хоперские станицы, она пройдет через территорию Верхне-Донского округа. Чтобы устремиться в такой рейд (как минимум 350 верст), надо было иметь гарантии, что по дороге рейдирующая группа получит поддержку и подпитку. Между донецкими станицами, от которых предстояло выступать, и хоперскими, куда предстояло прийти, лежали многочисленные, враждебно настроенные «хохлацкие» слободы и «разложившиеся», но все же казачьи Верхне-Донские станицы.

И здесь, на Верхнем Дону, и на Хопре часть сохранивших верность казаков, как мы уже знаем, была оставлена специально.

В разгар шатаний на фронте генерал Зембржицкий начал организовывать в штабах и этапных хуторах контрразведывательные пункты для борьбы с красными агитаторами и с подстрекателями из своих. 3 января 1919 г. полковники Одноглазков и Волков организовали контрразведывательные пункты в пограничных донских хуторах, занятых войсками Северо-Западного отряда, и при штабе генерала Рытикова, начальника этого района.

Волна бегущих с фронта казаков, а затем волна наступающих советских войск прокатились и ушли к югу. Часть пунктов была разгромлена, часть бежала со штабами. Некоторые контрразведчики были выявлены, избиты и выданы самими казаками. Но кое-кто затаился, выжидал, чтоб в назначенный момент выступить и нанести удар в спину. Мятеж вспыхнул именно в месте сосредоточения этих пунктов, вблизи пограничного хутора Шумилина.

Возможно, заговорщики имели запасной план действий на случай, если они восстанут, а рейдирующая группа не подойдет.

Центр заговора располагался в Мигулинской, наиболее надежной станице. Если другие станицы на Верхнем Дону встречали красных без сопротивления, то каждый хутор в Мигулинской красные брали с боя. [109]109
  РГВА. Ф. 1250. On. 1. Д. 71. Л. 429, 429 об.


[Закрыть]

Впоследствии донская газета «Жизнь» писала: «Трудно установить, кто являлся организатором восстания в Верхне-Донском округе, ибо в каждой станице, в хуторе было по одному, по два человека, которые заранее подготовляли восстание. Всех таковых насчитывается до 200 человек. Из них же более популярны у повстанцев – подхорунжий Беляев, М. С. Шумилин, два брата Булаткины, сотник Егоров, хорунжий Прохоров, подхорунжий Коренюгин и хорунжий Колычев». [110]110
  Стукалов Ник.Верхне-донцы // Жизнь. № 14. 1919. 10 (23 июля).


[Закрыть]Показательно, что здесь названы казаки не Мигулинской, а Казанской станицы. Егоров в восстание командовал 3-й повстанческой дивизией, Прохоров был у него начальником штаба, Колычев командовал отдельной бригадой.

Вероятно, была согласована и дата выступления, чтобы поддержать рейдирующую группу. Интересно, что именно в день восстания, 26 февраля (11 марта) 1919 года, газета «Военный листок», выходившая за 300 с лишним верст от места событий и отделенная от него линией фронта, писала: «На фронте ходят слухи о начавшихся восстаниях станиц в тылу красноармейцев. Очень упорно говорили о восстании в Мигулинской станице Верхне-Донского округа».

Непосредственно перед восстанием, 24 февраля (9 марта), «Донская волна» выходит с портретом З. А. Алферова на одной из последних страниц. «Организатор восстания на донском севере (последнее фото)» – гласила надпись. А после начала восстания, но задолго до того, как белые узнали о нем из трофейных документов, «Донская волна» № 12 (40) вышла уже с портретом на титульном листе: «Генерал З. А. Алферов, организатор казачьего восстания в Верхне-Донском округе». Правда, речь идет о восстании в апреле 1918 г., но совпадение вряд ли случайное.

К этому времени как раз относится новый «взлет» карьеры Захара Акимовича. Из опального, находящегося под следствием генерала он превращается в начальника войск Ростовского округа, возглавляет делегацию Войскового круга к генералу Деникину, а затем… возглавляет «Донское правительство», где служит своего рода громоотводом, постоянно скандалит с «казачьими социалистами» – Агеевым и Дудаковым.

Мы помним, как сменивший Краснова на посту Донского атамана А. П. Богаевский в первом же своем «обращении к народу» – приказ № 282 от 6 (19) февраля – обнадежил объятых паникой соратников: «Далеко зашел он (враг. – А. В.),незваный и непрошеный, и теперь уже сам чувствует тревогу за свой беспорядочный грабительский тыл: ведь там, позади его, скоро, скоро горячие лучи весеннего солнца растопят лед старого Дона, Хопра, Медведицы, и в их бурных волнах найдет свою могилу тот, кто не успеет вовремя уйти». Вряд ли атаман так уповал на половодье. О Донце, к которому приближался фронт и разлив которого действительно мог сорвать наступление красных, не сказано ни слова. Зато речь очень напоминает место из воззвания казаков Мигулинской станицы в 1918 г.: «Скоро, скоро наступит то время, когда мы, казаки, скажем свою волю открыто».

Уж не начальник ли войск Ростовского округа готовил для Богаевского приказ о том, что «скоро, скоро» вспыхнет мятеж в верховьях Дона?

По случайности приказ этот стал известен в штабе Южного фронта 12 марта, на следующий день после начала мятежа, но и тогда он не вызвал каких-либо раздумий и подозрений. Начоперуправления фронта Перемытов, начальник разведки Панкратьев и политком штаба Житомирский, прочитав его, сделали, как мы помним, самый общий вывод: «Упорство казаков еще не сломлено, и они… еще будут вести борьбу с целью возвращения Донобласти».

И наконец, в докладе Центральному Комитету член Донбюро С. И. Сырцов, опираясь на данные разведки, указал, что восстание подготовили полковник Алферов и два есаула.

Мы помним, что 16 января, когда 28-й полк митинговал в станице Вёшенской, генерал Рытиков, полковник Овчинников и есаул Степанов побывали в Еланской у находящегося «не у дел», но имеющего огромные связи в округе генерала Алферова, тогда же у него появляются первые представители контрреволюционно настроенных казаков из Вешек, недовольных действиями 28-го полка.

Именно здесь, в Еланской, и были связаны в узел контрразведчики генерала Рытикова и «местные кадры» генерала Алферова. Местом базирования «подпольного центра» была выбрана станица Мигулинская, где в то время все еще верховодил небезызвестный Дрынкин.

Непосредственно З. А. Алферов в восстании, как мы видим, не участвовал. Он организовал и уехал. А «двух есаулов» мы сами вычислим путем несложных расчетов.

Среди повстанцев офицеров в чине есаула изначально не было. Были два подъесаула – родственник Алферова, подъесаул 33-го Еланского полка Алексей Семенович Алферов и подъесаул Илья Гурьевич Сафонов, бывший начальник разведотдела войск Верхне-Донского округа, имевший выход на всю красновскую тайную агентуру в округе и близлежащей Воронежской губернии.

Начало репрессий почти совпало с намеченной датой восстания. Более того, именно репрессии сделали восстание массовым. Один из членов Реввоенсовета Республики И. Т. Смилга признавал: «Советское правительство совершило безусловно громадную политическую ошибку в начале 1919 года, когда после ликвидации Краснова бросило лозунг о «расказачивании» казачества и физического истребления «верхов» и тех казаков, которые активно участвовали в борьбе против нас. Эта политика, продиктованная, к сожалению, зноем борьбы, скоро дала свои губительные результаты. Положившее оружие казачество восстало почти поголовно…». [111]111
  ЦДНИРО. Ф. 910. Оп. 3. Д. 665. Л. 19.


[Закрыть]

Возможно, ничего не подозревающие об оставленном подполье казаки сами стали группироваться. В пользу этой версии говорит письмо, написанное уже в эмиграции офицером Емельяном Федоровичем Кочетовым П. Н. Кудинову о том, как казаки готовились восставать, но не знали, кого поставить во главе. «Этот вопрос был самым жгучим. Я предложил казакам, что у меня есть сослуживец по 12-му полку, боевой офицер, который находится в станице Вёшенской. Тут же казаки посылают меня к вам, но сами знаете, случай не дал мне поговорить с вами, ибо комиссары следили за всеми зорко. Я повернул от вас и поехал в станицу Еланскую к сослуживцу И. Ф. Голицыну. А потом на хутор Дударевский к подхорунжему Прокофию Благородову. Но и с последним поговорить мне не удалось. Во время восстания они оба играли не малую роль…» [112]112
  Казакия. № 2 (8). 1936. Январь. С. 35.


[Закрыть](Голицын и Благородов во время восстания командовали Еланским и Дударевским полками).

Как видим, казачье население и без Алферова с Сафроновым само по себе готовилось, организовывалось, присматривало надежных людей. Большое внимание уделялось молодым офицерам из казаков, казакам, которые от имени взбунтовавшихся против Краснова полков вели переговоры с советской властью и тем самым заработали себе репутацию просоветски настроенных.

Какая-то часть заговорщиков была схвачена. Советское руководство сообщало: «Настроение казачьего населения с самого начала было подавленное, но оппозиционное. Начавшийся заговор был раскрыт, участники расстреляны». [113]113
  РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 6. Д. 81. Л. 19.


[Закрыть]Донцы впоследствии опубликовали перехваченные документы и среди них письмо председателя Вёшенского ревкома Решеткова председателю Казанского ревкома Костенко от 23 февраля (8 марта) 1919 г., в котором Решетков просил прислать в Вёшенскую 35 человек с пулеметом «как можно скорей, чтоб завтра они были здесь». «У нас уже контрреволюционеры работают вовсю. Даже тайные заседания делают – одно из них арестовано, но некому смертные приговоры выполнять. А потому еще раз прошу не отказать». [114]114
  Жизнь. № 64. 1919. 10 (23) июня.


[Закрыть]

В трибунал потащили для дознания всех подозрительных, в том числе работника райвоенкомата П. Н. Кудинова, и тот, известный краснобай и острослов, желал потом всем своим недругам испытать такое же удовольствие. От заговорщиков же Кудинов решительно «отмежевался» и вообще сумел выйти сухим из воды.

Провал «подполья» в Вёшенской не обескуражил казаков. Более того, тела расстрелянных возились по хуторам, над ними устраивались митинги. Так было в хуторе Андроповском Еланской станицы, где хорунжий М. И. Зотьев над телом одного из заговорщиков объявил запись в отряд…

Слухи о предстоящем выступлении ширились, по всем станицам ждали чего-то страшного, жизнь замерла. Многим казалось, что достаточно одной искры, и округ, как стог сухого сена, полыхнет невиданным бунтом. Не выдержав напряжения, за два дня до начала событий бежали из Казанской член ревкома Сиротин и чекист Ковальский.

«Подпольный центр» в Мигулинской, видимо, был обескровлен. В числе 64 расстрелянных ревтрибуналом наверняка были и многие заговорщики, и первые активные действия мятежники начали в северных пограничных хуторах Казанской станицы, в месте бывшего сосредоточения контрразведывательных пунктов Донской армии.

Позже «Донские ведомости» писали, что первые повстанцы были в хуторе Шумилине Казанской станицы. Во время своей поездки на север Дона летом 1919 г. Донской атаман Богаевский «смотрел дом, где вспыхнуло восстание в хуторе, где был схвачен гарнизон большевиков с пулеметом». [115]115
  Донские ведомости. 1919. 4 (17) августа.


[Закрыть]Красные считали, что «первыми восстали хутора Горниловский (Гармиловский. – А. В.)и соседние». [116]116
  РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 6. Д. 81. Л. 19.


[Закрыть]

Таким образом, получается, что подготовленное выступление совпало со стихийной вспышкой протеста казаков против массовых расстрелов.

Следует помнить, что война приняла невиданно жестокие формы. На территории Воронежской и Саратовской губерний белые казаки особой гуманностью не отличались. Грабили, насиловали. Пленных, особенно с наступлением холодов, раздевали до исподнего, а потом рубили, «чтоб не мучились от холода». И долго по белогвардейским штабам ходили телеграммы об исчезновении тысячных колонн пленных, которые из одной станицы вышли, а в другую не пришли. Теперь же озлобленные воронежские и саратовские мужики пришли на донскую землю…

Председатель Московского Совета П. Смидович говорил в сентябре 1918 г. с трибуны ВЦИК: «…Эта война ведется не для того, чтобы привести к соглашению или подчинить, это война – на уничтожение. Гражданская война другой быть не может». Отразилось это и на методах, которыми проводилась политика «нейтрализации середняка» в этих районах (а по отношению к казаку-середняку она проводилась в целом дольше, чем к середняку-крестьянину). На VIII съезде партии В. И. Ленин сказал ясно: «Без дисциплины железа, без дисциплины, осуществляемой, между прочим, пролетариатом над средним крестьянством, ничего сделать нельзя». [117]117
  Ленинский сборник, XXXVII. С. 137 114


[Закрыть]

В августе 1919 г. комиссар Хоперского округа В. Ларин писал комиссару по казачьим делам М. Макарову: «Сейчас Сырцов, Дорошев заплевываются (на них льется вся грязь – все бессмысленные расстрелы и т. д.). Но одно ясно, что они являются тем элементом, который смотрит на Донщину не с точки зрения «казачьей колокольни», а с точки зрения российского пролетариата».

Как оценивали причины восстания сами повстанцы? Вот их листовка: «…Тяжелые повинности по наряду подвод, реквизиция хлеба и скота и проч. все более и более вызывали недовольство среди населения, но недовольство это пока проявлялось в виде глухого ропота; наконец, конфискация (отобрание) имущества и последних средств к жизни, а также незаконные, ни с чем не сообразные аресты и расстрелы невинных мирных жителей, и аннулирование казачьих денег, тяжело отразившееся главным образом на трудовом казачестве, переполнили чашу терпения, и население восстало и свергнуло коммунистическую власть». Если не считать натяжек насчет «невинных мирных жителей», то это протест против тягот «военного коммунизма».

Как предотвратить восстание? Вот рецепт популярнейшего среди казаков Филиппа Кузьмича Миронова, в то время начальника ударной группы 9-й армии: «…B данный момент не нужно бы брать на учет живого и мертвого инвентаря, а лучше объявить твердые цены, по которым и требовать поставки продуктов от населения, предъявляя это требование к целому обществу данного населения…», т. е. опять-таки не вводить продразверстку, не вводить «военного коммунизма», а если вводить, то постепенно, учитывая исторический, бытовой и религиозный уклад жизни казаков, дать им право строить власть самостоятельно, под руководством опытных политических работников… Эх, вашими бы устами, дорогой товарищ!.. Но голод не тетка. Голодающий Север требовал быстрых и решительных мер, а проводники политики советской власти высокой политической культурой отнюдь не отличались и казачество, мягко говоря, не любили.

Следует вспомнить, что тогда же, в марте 1919 г., началось восстание в Симбирской губернии под лозунгом: «Мы ничего не имеем против большевиков, мы идем против коммунистов», той же весной – мятеж в Ставропольском уезде Саратовской губернии, в Задонском уезде Воронежской губернии. По данным А. Буйского, за первые годы существования советской власти имели место свыше 400 восстаний и мятежей, из них, по данным Д. Кина, 238 приходятся на начало 1919 г. на три черноземные губернии: Курскую, Воронежскую и Орловскую.

Вот письмо Антонова-Овсеенко в Совнарком Украинской Республики (апрель 1919 г.): «Население провоцированно действиями продотрядов… Сначала организуйте местную власть, потом с ее помощью выкачивайте хлеб. Части Григорьева и он возбуждены до крайности… политика, проводимая на местах, создает обиду, возбуждение против центрвласти вовсе не кулацких, а именно всех слоев населения». И вскоре – григорьевщина.

При той продовольственной политике восстание на Верхнем Дону все равно началось бы, имели ль место репрессии или нет, как начался мятеж Григорьева, как начались сотни других мятежей в ответ на реквизиции, без которых население центральных и северных городов страны вымерло бы от голода. Такие уж порядки установила в стране новая власть.

А политика террора в Верхне-Донском округе лишь сплотила казачество и придала восстанию ожесточенный характер войны до конца.

Один из участников восстания, К. Е. Чайкин, казак станицы Казанской, позже вспоминал, что 20 февраля (5 марта) он получил известие от «верного человека», что назначен ряд расстрелов, что в списке он, Чайкин, и 15 его хуторян, а жить им осталось до 27–28 февраля (12–13 марта).

Чайкин объехал ближайшие хутора и узнал, что всюду идет волнение и ожидается восстание. 15 хуторян, попавших в списки, были им предупреждены и решили или убить коммунистов, или разбегаться. У них были винтовки и 9 ящиков патронов. Чайкин «сговорился» с заговорщиками в самой Казанской и «ждал дня, когда позовут». Кто должен был позвать, он не упоминает. Но позже в газете «Жизнь» было опубликовано, что 25 февраля «на последнем заседании» в хуторе Солонцовском казаки решили выступать. «На 27 февраля было назначено выступление». Но «26-го утром на хуторе Гармиловском «чекой» станицы Казанской было арестовано и приговорено к смерти 25 казаков. Казаки решили восставать днем раньше, чтобы спасти арестованных». [118]118
  Ник. Нинский. Верхне-донцы // Жизнь. № 65. 1919. 10 (23) июля.


[Закрыть]

В распоряжении ревкомов и исполкомов Мигулинской, Казанской и Вёшенской станиц были 2 заградительных отряда (120 человек), боевая дружина из александро-грушевских и сулинских рабочих (40 человек) и милиция из местных казаков и иногородних. Как сообщали партийные органы, «отсутствие реальной силы – вот причина наглого открытого выступления казачества». [119]119
  Переписка Секретариата ЦК РКП(б) с местными партийными организациями. Т. 7. М., 1973. С. 270.


[Закрыть]

В ночь с 25 на 26 февраля (10–11 марта) Чайкина и его товарищей «позвали». За ними приехал казак и сказал, что дружина повстанцев собрана и пора выступать. Вскоре подошли три подводы и забрали имевшиеся у Чайкина ящики с патронами.

Прибыв к Казанской, Чайкин и товарищи увидели, что там уже собраны 500 человек, «не все с винтовками, но большинство». [120]120
  Донские ведомости. 1919. 21 мая (3 июня).


[Закрыть]По другим данным, на питомнике у Казанской в сумерках собрались 300 человек – 200 пеших и 100 конных – под командованием подхорунжего Беляева. На разведку в Казанскую отправился подхорунжий Коренюгин. [121]121
  Жизнь. № 65. 1919. 10 (23) июля.


[Закрыть]

В это же время происходят выступления в хуторах Шумилинском и Гармиловском. В Шумилинском группа казаков из Казанской станицы предупредила местного подхорунжего И. К. Ширяева, что через час подойдет отряд для захвата власти. Ширяев, в свою очередь, предупредил подхорунжего К. Е. Медведева. Им удалось собрать 30 местных казаков и напасть на квартиры «штаба» красных и карательного отряда. Красные успели оказать сопротивление, но с помощью «разбуженного» хутора их уговорили сдаться. Перебив или пленив немногочисленные гарнизоны красноармейцев, казаки в конном строю поспешили туда же, к Казанской, охватывая ее со всех сторон.

В 2 часа ночи станица была окружена, телеграфные провода, связывающие ее с внешним миром, перерезаны. В 5 утра повстанцы ворвались в станицу, надеясь застать гарнизон и советских работников врасплох. Но как раз красные были в сборе, так как отправляли партию арестованных в 130 человек. Одновременно к станице подошел обоз в 200 подвод с оружием для фронта в сопровождении сильного конвоя. [122]122
  РГВА. Ф. 191. On. 1. Д. 33. Л. 8.


[Закрыть]Завязался бой.

Около 8 утра 1-й и 2-й заградительные отряды, видя, что окружены, прорвались в поле и, преследуемые повстанческой конницей, отступили к деревне Глубокая. Политком 1-го заградительного отряда Наупфассер погиб.

До 10 утра в станице шли аресты и убийства коммунистов и советских работников. Схваченных топили в речке Гущевке. Многие были застигнуты врасплох. Ночной бой был почему-то принят ими за маневры. То и дело вспыхивали перестрелки. Долго отстреливался в своем доме коммунист Алексей Лукин. Они с товарищем успели сжечь на чердаке дела местной ЧК и только после этого застрелились.

Около 1000 конных повстанцев преследовали красных в сторону Воронежской губернии. Примерно 250 казаков двинулись к станице Мигулинской. К обеду 4 сотни казаков Казанской станицы и хуторов Варваринского и Дубровского окружили Мигулинскую. Около 3 часов дня 26 февраля (11 марта) казанцы атаковали станицу с запада, с другой стороны, от хутора Чигонацкого, показались цепи местных казаков.

В Мигулинской в этот день было совещание председателей и секретарей хуторских и станичных советов, собралось около 400 человек. Все они, видимо, были захвачены. Повстанцы взяли 3 пулемета.